Текст книги "Что такое Барселона"

«Последний из великих католических соборов», Саграда Фамилия – это самый посещаемый монумент в Испании и, наверное, одно из наиболее впечатляющих зданий в Европе в принципе. Это большая католическая церковь, которая строится уже больше 135 лет, и полностью завершена она будет только в середине XXI века. Вокруг здания всегда стоят невероятной высоты строительные краны, и каждую неделю появляются новые детали; вот еще в начале июня возле похожих на ребра колонн не было ничего, а в конце месяца с одной стороны появился лев, а с другой – баран. Посетителям города такой «долгострой» кажется удивительным, многие спрашивают: «А почему так долго строят-то?» – и затем шутят про Юрия Лужкова.

На самом деле именно такое, терпеливое поэтапное строительство и было нормальным для выдающихся католических соборов прошлого. Кафедральному собору Барселоны потребовалось больше ста лет, чтобы подняться от земли вверх. Целые поколения строителей и прихожан терпеливо работали над этой церковью каждый день, кладя камень за камнем и не зная, доведется ли им увидеть ли это здание законченным в своей жизни. В такой философии есть некое христианское смирение: ты просто помогаешь создать что-то грандиозное, сильно больше, чем ты, и не думаешь о своей личной выгоде и о том, доведется ли тебе увидеть это здание законченным. Его закончит твой внук. Сегодня этой философией проникнуться сложнее – результат в современной культуре часто важнее процесса, а успех измеряется количеством лайков в инстаграме. Тем интереснее, впрочем, феномен Саграда Фамилии – собора, который строится в новом времени по законам старого.

Антони Гауди был человеком глубоко религиозным. Церковь архитектор посещал и в юные годы, а стариком ходил на службы каждый день и соблюдал жесткий пост. В юности и зрелости, впрочем, Гауди не был особенно странным для своего города и времени. Барселона конца XIX века была городом религиозным, особенно если речь шла о средних и высших классах: добропорядочные граждане не пропускали воскресную службу, школы находились в церковном ведомстве, а у «хороших семей» помимо собственного фамильного врача был и собственный фамильный священник, который приходил совершать таинства в специально оборудованной семейной церкви.

Название «Саграда Фамилия» означает «Святое Семейство»: Мария, Иосиф, Иисус. Работать над церковью Гауди начал в 1883 году, в возрасте 31 года. Сегодня мы воспринимаем и собор и его создателя с отдаления лет – нам известен и подлинный талант Гауди, и масштаб его прижизненного и посмертного успеха, и тот факт, что посмотреть на Саграда Фамилию ежегодно приезжают десятки миллионов человек. И с этой позиции человека из будущего логичным кажется предположить, что собор был проектом самого Гауди, что землю и финансы ему наверняка выделили мэрия или государство и что весь город с нетерпением ждал, когда же великий архитектор закончит свое творение.

Все было совершенно не так.

Работа Антони Гауди над собором Святого Семейства – это чистая случайность. Во второй половине XIX века в Барселоне были крайне популярны так называемые искупительные церкви: религиозные объекты, строившиеся исключительно на добровольные пожертвования верующих и подразумевавшие прощение всех грехов для посодействовавших[55]55
  Один из наиболее успешных таких проектов – церковь Святого Сердца на вершине горы Тибидабо.


[Закрыть]. И в начале 1880-х набожный продавец книг Жозеп Мария со смешной фамилией Бокабелья, что в переводе означает «красивый рот», решил самостоятельно запустить свой собственный проект по строительству искупительной церкви.

Он не был человеком бедным, но и к финансовым элитам своего времени, /os indianos, также не принадлежал, а потому купил участок земли, достаточно дешевый, в деревне под названием Эль Поблет (El Poblet) в пригороде Барселоны (частью города эта территория стала только в 1897 году). На величие и посмертную славу господин Бокабелья совершенно не претендовал, и одним из важнейших и почти единственным его требованием к архитектору была набожность. Антони Гауди, что любопытно, был не первым архитектором, работавшим над Саграда Фамилией: сначала господин Бокабелья нанял архитектора из Мурсии Франсиско дель Вильяра, получившего образование в Мадриде и переехавшего в Барселону. Сеньор Вильяр был старше Гауди на 26 лет, был состоявшимся, пусть и не первого эшелона, архитектором и специализировался на благотворительных проектах: строительстве госпиталей, церквей, реставрации исторических памятников. Его профессиональный профиль, казалось бы, идеально подходил для проекта искупительной церкви, и в 1877 году сеньор Франсиско де Паула дель Вильяр-и-Лосана получил заказ на строительство собора Святого Семейства в деревне Эль Поблет в пригороде Барселоны. Антони Гауди на тот момент было 25 лет, он переживал недавние смерти матери и брата, последовавшие одна за другой, готовился к последнему году в архитектурном колледже и подрабатывал подмастерьем у того самого Франсиско дель Вильяра.

Архитектор из Мурсии запланировал Саграда Фамилию в достаточно распространенным для того времени стиле неоготики. Если бы ему было суждено претворить свой проект в жизнь, то финальная церковь получилась бы, скорее всего, весьма приятной для взгляда и в какой-то степени выделяющейся из окружающей городской среды, но безмерно далекой от того массива, объема, таланта и значимости, которые собор Святого Семейства имеет сегодня. Если вам очень интересно представить себе эту альтернативную историю, то имеет смысл прогуляться до пасеч-Сан-Жоан, 90, где стоит симпатичная неоготическая церковь Сан Франсеск-де-лас-Салезас. Чистое здание кремовых бежевокрасных оттенков, с германского вида шпилем и лжегоргульями, эта церковь похожа на неоготические «улучшения» в Готическом квартале и, скорее всего, весьма недалека от того, что хотел построить сеньор дель Вильяр. Совпадают даже даты строительства: строительство церкови де-лас-Салезас началось в 1877 году, а в 1885 здание было закончено. Под руководством дель Вильяра церковь Святого Семейства ждала бы похожая судьба, но все сложилось иначе.

Итак, в 1877 году сеньор Франсиско де Паула дель Вильяр-и-Лосана получил заказ на строительство искупительной церкви за чертой города. Он нарисовал план, план утвердили, и 18 марта 1882 года, в день Святого Иосифа, работа над проектом наконец началась. Тем не менее сеньор дель Вильяр и господин Бокабельяне не сработались. После полутора лет постоянных пререканий, несогласий, столкновений и обид Франсиско дель Вильяр покинул проект, успев лишь разбить фундамент и построить часть крипты[56]56
  Подземное помещение под алтарем, характерное для католических церквей.


[Закрыть].

Перед Жозепом Марией Бокабелья вновь стояла задача поиска архитектора для своего проекта. И тут важно понимать, что, пусть торговец книгами занимался в основном организацией, продвижением проекта и поиском заинтересованных жертвователей, эта церковь была для него безусловно значима. Когда он запустил проект искупительной церкви Святого Семейства, ему было уже 62 года, и во многом для сеньора Бокабелья это был финальный жизненный проект, изъявление его веры и материализация достижений. Поэтому, разумеется, у него были свои мечты о том, как должна была выглядеть церковь и кто должен ее строить.

При этом абсолютно во всех логических раскладах ситуации на тот момент строить ее должен был кто угодно, но никак не Гауди – юный подмастерье больших мастеров, со средними оценками в аттестате и колонией для анархистов в портфолио. Его кандидатура была странной, неочевидной и в целом практически невозможной. Очень часто в связи с тем, почему сеньор Бокабелья в итоге выбрал молодого архитектора из Реуса, рассказывают байку, которую расскажу вам и я буквально через пару строк. Звучит эта байка весьма глупо, но я лично процентов на восемьдесят уверена, что так оно и было – в этом мире часто самые великие и важные вещи происходят по нелепым стечениям обстоятельств, ввиду не самых оригинальных идей и с подачи не самых блистательных людей.

Итак, рассорившись с изначальным архитектором, сеньор Бокабелья искал нового. Для начала он предложил проект Жоану Марторелю – к слову, архитектору той самой церкви на пасеч-Сан-Жоан 90, которую я упоминала в этой главе выше. Но у Жоана было слишком много текущих проектов, и он отказался. Поиск продолжался. И тут наступает время для обещанной байки: согласно барселонским слухам, торговец книгами Жозеп Мария Бокабелья был набожным шовинистом, горячо интересовался расовыми теориями и верил в превосходство арийской расы над всеми прочими. И ему искренне хотелось, чтобы его церковь, финальный акт всей его жизни, строил подлинный ариец, поэтому когда он увидел светловолосого и голубоглазого Гауди, то решился дать ему проект, невзирая на скромный статус молодого архитектора. В ноябре 1883 года Антони Гауди официально стал главным архитектором искупительной церкви Саграда Фамилия.

Над этим проектом Антони Гауди трудился в буквальном смысле до последнего дня своей жизни – сначала в статусе более-менее никого, малоизвестного архитектора из провинции, без особых средств к существованию. Работа велась параллельно с другими его проектами – так как речь шла о церкви, строящейся исключительно на частные пожертвования, средства на строительство имелись не всегда, что позволяло Гауди совмещать храм Святого Семейства с другими заказами. Постепенно, впрочем, слава странного мужчины из Реуса росла: он познакомился с Гуэлем, Гуэль сделал ему несколько заказов и представил городским элитам, дома Гауди появились на Рамбле, в Эшампле, за городом и, наконец, на помпезном проспекте Грасия. Сеньор Бокабелья умер в 1892 году, и к началу XX века, когда слава Гауди гремела по всей Испании, храм Святого Семейства можно было уже по праву считать лично его проектом: никто особенно не помнил торговца книгами, но все знали, что искупительная церковь для Антони Гауди имеет значение большее, чем все остальные его работы, собранные воедино.

В храме Святого Семейства Гауди ставил перед собой амбициозную задачу – создать архитектурное творение на пределе своих в частности и человеческих в целом возможностей, сделать удивительный подарок Богу. Именно поэтому архитектор настаивал на сохранении изначальной концепции искупительной церкви, строящейся исключительно на частные пожертвования: импульс людей, объединенных верой и готовых отдать плоды своей работы на строительство церкви, вписывался в его концепцию дара Богу куда лучше, чем частные спонсоры, вмешательство властей и коммерциализация храма.

С точки зрения инженерии задумка Антони Гауди остается амбициозной и сегодня, в конце 2010-х годов. Замысел создать для Бога самый впечатляющий храм в истории выразился в первую очередь в масштабе: самая высокая точка Саграда Фамилии, пока еще не достроенная башня Иисуса, должна достигать в высоту 172,5 метра, что сделает барселонский храм самым высоким христианским сооружением в мире. Даже сегодня это впечатляет, а во времена

Гауди эта задумка бросала вызов чуть ли не законам физики; если бы ее достроили до войны, Саграда Фамилия была бы самым высоким зданием во всей Испании. Тем не менее, замахиваясь на грандиозность, Антони Гауди желал именно отдать дань Богу, а не конкурировать с ним, поэтому он намеренно спроектировал храм так, чтобы тот был наиболее высоким зданием во всем городе и во всей стране, но при этом не превышал в высоту барселонскую гору Монжуик. Смысл был простой: человек велик в таланте, посланном ему Богом, но не превышает величие самого Бога.

При жизни самого Гауди был построен только один фасад храма, фасад Рождества, смотрящий на восток. Над ним высились четыре спиральные колонны, похожие на оплывшие свечи; при жизни Гауди были окончены две из них, еще две успели построить до войны. Больше долгое время не менялось ничего, и два с лишним десятилетия великая работа Гауди представляла собой четыре колонны и постепенно темнеющий от выхлопных газов фасад; не было даже внутренних помещений. При этом в завершенном виде запланированный Антони Гауди храм должен был выглядеть поистине монументально, более величественно (или, по крайней мере, необычно), чем любая другая церковь в мире. Архитектор запланировал для Саграды Фамилии 18 башен, одна выше другой и все похожие на оплывающие свечи.

Вообще, как кажется лично мне, храм Святого Семейства по проекту Антони Гауди похож на оплывшие свечи не случайно – он и задуман быть гигантской, высотой с окружающие горы, церковной свечой Богу, поставленной в сердце Каталонии. Такой трактовки я не видела ни у одного историка искусства, но популярные историки искусства XX века, например неоднократно упомянутый в этой книге Роберт Хьюз, никогда и не видели Саграда Фамилию в версии более объемной, чем четыре башни и один фасад. Сегодня между улицами Марина и Сардиния высятся уже восемь законченных башен, стоят два полноценных фасада и каждый день растут ввысь еще четыре башни. И они действительно похожи на церковную свечу, но не ту единственную тоненькую желтую свечку, которую привыкли ставить в храмах мы, жители века электричества. Нет, Гауди вдохновлялся гигантскими церковными свечами века XIX – не свечами даже, а монструозными амальгамациями воска, когда новые свечки ставили в базу из старых, сгоревших, и они вновь отекали, создавая новые наросты, бугры, конические формы и гроты. Именно на такую массивную свечу похожа Саграда Фамилия; это понимание пришло ко мне, когда одним теплым барселонским вечером я гуляла по еврейскому кварталу Старого города и в одном из атмосферных баров на улице Sant Dom6nech del Call[57]57
  В ноябре 2018 года эту улицу переименовали. Теперь она называется carrer de Salomo Ben Adret, улица Шломо Бен Адерета, в честь жившего здесь в XIII–XIV веках раввина, одного из идеологических лидеров испанских иудеев.


[Закрыть] в витрине увидела гигантскую амальгамацию оплывших кремово-желтых свечей, невероятно похожую на миниатюрную версию Саграда Фамилии. Набожный Антони Гауди посещал церковь регулярно, и неудивительно, если бы он решил создать храм-свечу, элегантный христианский символизм.

В XXI веке, как ни удивительно, эта свеча в чем-то выглядит даже уместнее, чем в веке XIX, – когда летом над городом лежит дымка смога, с окружающих Барселону гор башни-свечки выглядят особенно поэтично.

Итак, башен, похожих на свечи, в законченном виде у храма Святого Семейства должно быть восемнадцать. Двенадцать из них по периметру церкви символизируют собой апостолов, следом за ними идут четыре пика евангелистов, авторов Нового Завета, затем башня Богоматери и, наконец, самая высокая точка – центральная башня Иисуса Христа. Все эти пики должны быть разного размера, постепенно взбираясь все выше: четыре башни фасада Рождества высятся в диапазоне от 98 до 107 метров, фасада Страстей – от 107 до 112, еще не существующие апостольские башни фасада Славы – от 112 до 120, пики четырех апостолов будут стоять на высоте 135 метров, увенчанная Вифлеемской звездой из камня башня Богоматери достигнет 138 метров и, наконец, Иисус будет конкурировать с горами на высоте 172,5 метра. Помимо восемнадцати башен Гауди запланировал для храма три фасада: Рождества, рассказывающий о появлении Иисуса Христа в нашем мире, Страстей, посвященный самопожертвованию и смерти Иисуса, и третий, Славы, повествующий о вознесении сына Бога.

Из восемнадцати башен и трех фасадов при жизни Антони Гауди закончил две башни и один фасад; если говорить в пропорциональном соотношении, было выполнено около 15 % запланированного. Согласно популярной барселонской легенде, когда знакомые Гауди с нетерпением спрашивали его, когда же закончится строительство знаменитой церкви, тот спокойно отвечал: «Мой клиент никуда не спешит. У Бога есть все время мира». Говорил он эту фразу в действительности или нет, одно известно точно – Антони Гауди не ожидал увидеть свой великий собор законченным на своем веку. Ему было важно качество, методичность и, главное, добровольность пожертвований. Примерной датой окончания строительства великий каталонский архитектор видел XXIII – да, да, двадцать третий! – век. Он действительно планировал великую католическую церковь, строительство которой заняло бы несколько веков.

Отразилось это и на его планах: Антони Гауди спроектировал все восемнадцать башен, закончил фасад Рождества и разработал второй фасад, Страстей. А вот третий и главный фасад, Славы, архитектор даже не проектировал, ограничившись презентацией общих идей о том, как тот должен выглядеть. Гауди рассчитывал, что в далеком XXIII веке найдется кто-нибудь достаточно талантливый – или талантливая! – чтобы дать его работе достойный центральный фасад.

Антони Гауди умер в 1926 году. Историю его смерти знают почти все: сбитый трамваем, откинутый на обочину, как бездомный бродяга, и неузнанный в течение трех дней, он скончался в запруженном госпитале для бедняков, а похоронен был как король.

7 июня 1926 года глухой старик в холщовой робе пересекал улицу Гран Вия неподалеку от площади Тетуан. На часах было пять минут седьмого.

Дефекты слуха – нашему герою было 73 года – не позволили ему услышать клаксон трамвая номер 30. Столкновение было суровым; старик повалился на землю с тяжелыми травмами ребер и головы. Вышедший на улицу кондуктор решил, что перед ним пьяный (еще бы, не слышит трамвай!) бездомный, и просто оттащил изувеченного старика на обочину, а потом как ни в чем не бывало продолжил маршрут. Помогли лежавшему без сознания старику двое – оба, удивительным образом, тезки архитектора: Антони Роч, управляющий в порту, и Антони Нория. Первые четыре остановленных ими такси отказались везти в больницу грязного нищего, каким он казался мужчинам за рулем. Доставить пострадавшего в больницу удалось только после вмешательства агента Гражданской гвардии Рамона Переса, который решил поехать вместе с тремя Антони в госпиталь – убедиться, что старику окажут положенную помощь. При помощи Переса старика все-таки довезли и приняли в больницу на улице ронда Сан Пере, 37.

«Вначале, так как сеньор Гауди ввиду своего крайне тяжелого состояния не мог говорить, люди, оказавшие ему непосредственную помощь после случившегося несчастья, оставили без внимания личность пострадавшего. Он оставался инкогнито вплоть до перемещения его в больницу Святого Томаса, где именитый архитектор был узнан и личность его была установлена дежурным врачом», – писала 9 июня 1926 года барселонская газета La Vanguardia грустные подробности случившегося. Как только личность Гауди была установлена, архитектора незамедлительно перевезли в престижную частную клинику. Но было уже поздно: 10 июня 1926 года от полученных травм уроженец Реуса Антони Гауди-и-Корвет скончался. Через два дня его с почестями похоронили на территории Саграда Фамилии, и попрощаться с великим архитектором пришли тысячи человек.

На момент смерти архитектора были почти закончены фасад Рождества и две из обрамляющих его четырех апостольских башен. Фасад закончили в 1930-м, и до начала Гражданской войны успели построить еще две башни.

Война началась в 1936-м. Барселона была столицей республиканского сопротивления восстанию Франсиско Франко. Разумеется, работа над церковью остановилась; более того, само существование храма Святого Семейства находилось под угрозой. В городе боролись за власть множество политических партий левого толка, не соглашавшихся между собой по множеству пунктов, кроме одного – презрения к религии. Церкви грабились, монастыри взрывались, имели место самовольные расстрелы церковных служителей.

Фасад работы Гауди уцелел чудом, но это не значит, что Саграда Фамилия избежала атак анархистов. Члены ФАИ[58]58
  Федерация анархистов Иберии.


[Закрыть] в годы войны атаковали здание, подожгли бывшую студию Гауди на территории церкви и убили двенадцать человек, включая главную наставницу школы для детей. В пожаре погибли почти все чертежи и разработки архитектора, касавшиеся здания, уцелела буквально пара бумаг. Позднее что-то удалось восстановить при помощи новых компьютерных технологий, какие-то копии обнаружились у учеников и подмастерьев Гауди. Но тем не менее с точки зрения архитектурного ущерба это была катастрофа: с этого момента строить Саграда Фамилию барселонцам было суждено в фигуральном смысле в темноте.

Война закончилась в 1939 году победой Франсиско Франко. Для Барселоны и Каталонии в целом это означало трагедию: социалистические идеалы горожан были преданы и порицались как практически преступление перед человечеством, каталанский язык был атакован и почти изгнан из школ, в город пришла правая диктатура. Для католической церкви, впрочем, это была отличная новость: каудильо желал видеть Испанию набожной страной, ввел в школах обязательные уроки религии и патриотизма и сделал посещение церкви по воскресеньям фактически обязательным для любого человека, желавшего сделать себе карьеру в Испании. Что это означало для Саграда Фамилии? Строительство продолжилось.

Тут важно отметить, что Франсиско Франко сам по себе и его администрация в целом в строительство не вмешивались, его приход к власти означал лишь то, что храм Святого Семейства, как и другие религиозные сооружения в городе, больше не был под угрозой разрушения анархистами. Все решения касательно Саграда Фамилии взял на себя частный комитет – как это ни удивительно, но вплоть до сегодняшнего дня эта гигантская церковь остается частным проектом, вмешиваться в который не имеют права ни власти Барселоны, ни правительство Испании.

Основной вопрос, который стоял перед рабочим комитетом в сороковые – это стоит ли достраивать храм вообще. Вопрос этот разделил Барселону и всемирное интеллектуальное сообщество на две половины: часть считала, что достраивать ничего не надо, оригинальную работу Гауди стоит взять под стеклянный колпак и сделать музеем; другая часть – что достраивать обязательно надо, любыми способами и что этот путь куда больше соответствует желаниям самого архитектора. Железные аргументы имеются у обоих сторон, и этот тот случай, когда, читая интервью представителя той или иной стороны, мысленно соглашаешься с доводами того человека, мнение которого читаешь в данный момент.

Главный аргумент художников, историков и архитекторов, выступавших против продолжения строительства, был прост: мы не знаем, что мы строим! Оригинальные разработки Гауди были утеряны при пожаре, и мы не можем продолжать строить его Саграда Фамилию, мы никогда не сделаем ее такой, какой она задумывалась. Изменения коснулись даже фасада Рождества, который, казалось бы, был закончен при жизни архитектора – на самом деле доступный нам сегодня фасад выглядит все-таки не совсем так, как того хотел Антони Гауди.

Согласно замыслу архитектора фасад Рождества должен был быть повестью о радости, о Благой Вести – смотря на этот полный деталей фантасмагорический фасад, прихожанин или прихожанка должны были ощутить прилив радости, присутствие и покровительство Бога. Для передачи этого ощущения Гауди и его правая рука, талантливый архитектор и дизайнер Жозеп-Мария Жужоль, скорее всего, планировали использовать цвет. Существует гипсовая модель работы Жужоля, в которой каждая из трех тематических арок (архивольтов), формирующих фасад Рождества, имеет свой насыщенный оттенок: левая арка, Надежды, – зеленый, центральная, Веры, – аквамарин, и правая, Благотворительности, – апельсиновый. Тем не менее Антони Гауди попал под трамвай, и его фасад дошел до нас в стерилизованном виде, подобно классическим греческим храмам: вместо ярко раскрашенных скульптур мы получили строгий монохром, который делает церкви больше похожими на музеи там, где планировался театр.

Изменения в остальной части церкви – той, планы на которую сгорели в огне анархизма, – разумеется, были куда значительнее. Так, фасад Страстей в итоге был создан с нуля, практически без использования оригинальных идей Гауди (в основном опять-таки потому, что оригинальные идеи Гауди сгорели)[59]59
  В середине 1990-х были обнаружены ранее неизвестные чертежи и планы Антони Гауди. Среди них было несколько рисунков фасада Страстей, но в финальном варианте эти этюды решили не использовать. Обнаруженные планы, тем не менее, помогли скорректировать планы строительства храма в целом.


[Закрыть]. Автором альтернативного фасада Страстей стал скульптор Жозеп-Мария Субиракс[60]60
  Каталонский: Josep Maria Subirachs.


[Закрыть], коренной барселонец, родившийся в городе еще до войны. Детство будущего известного скульптора прошло в Барселоне социализма и расцвета политических движений левого толка, при этом отец Жозепа Марии сам был простым рабочим на фабрике по окрашиванию тканей. Тем не менее, как видно даже по имени архитектора – Иосиф Мария[61]61
  «Жозеп» – это каталонское произношение имени «Иосиф».


[Закрыть], – семья его была глубоко религиозной и держалась в стороне от политических столкновений эпохи.

Когда война закончилась разгромом республики, Субираксу было двенадцать лет. Изобразительные искусства и архитектура интересовали мальчика с детства, а отец маленького Иосифа поощрял талант своего сына, регулярно просматривал его рисунки и давал тому необычные творческие задания – например, нарисовать ту же картину, обратив цвета в негатив. Денег на академическое образование по творческой специальности, тем не менее, у семьи не было. В четырнадцать лет Жозеп-Мария пошел работать подмастерьем в мастерскую позолотчика. Да, это не было университетом изобразительных искусств, но тем не менее это был первый пример практической творческой работы в жизни Субиракса. Юноша брался за любую креативную работу и к двадцати годам успел побывать учеником декоратора, ретушером в фотостудии, смотрителем антикварной лавки, механиком и иллюстратором рекламных бюллетеней. Наиболее важными для его дальнейшей карьеры были, впрочем, работы подмастерьем у скульпторов Энрика Монжо, с которым Субиракс работал со своих пятнадцати лет, и Энрика Казановаса, с которым мальчик успел поработать буквально пару месяцев до смерти известного мастера. Пусть и короткий, но этот период познакомил Субиракса с магией каталонского модернизма и миром больших творческих имен. Увлеченный вселенной искусства и творчества, параллельно с работой подросток записался на ночные курсы рисунка в Высшую художественную школы Барселоны.

В 21 год Жозеп-Мария Субиракс начал собственную карьеру скульптора и художника: в барселонском Доме книги прошла его первая персональная выставка – десять скульптур и шесть рисунков. Это было началом успешного творческого пути: бедный мальчик из Побленоу, не получивший высшего образования, заявил о себе и сходить с художественной сцены Барселоны больше не собирался. Год за годом он проводил персональные выставки, издавал журнал, в котором писал о «постархитектуре», получил грант на учебу в Париже, где крепко подружился с британцем Генри Муром, а вернувшись в Барселону, вошел в творческую группу наиболее влиятельных каталонских художников второй половины XX века, L’Associacio d'Artistes Actuals (AAA)[62]62
  Ассоциация современных художников. Помимо Субиракса, в союз входили Антони Тапиес, Жуан-Жозеп Тарратс, Александр Цирици-и-Пеллицер и другие.


[Закрыть]. Большинство молодых и влиятельных художников в этой ассоциации имели происхождение куда более благородное, чем Субиракс, родившись в богатых семьях каталонских бизнесменов, юристов и художников.

Детство в бедной и бесславной семье оказало влияние на философию скульптора: большая часть его работ размещена в парках, скверах, на улицах и площадях. В местах, легко доступных к посещению любым членом общества, будь то судья, многодетная мама, практикантка или мигрант без копейкиденег. Создавать работы для общественных пространств любил сам Субиракс, для него это было принципиальной позицией. «Искусство без зрителя не имеет смысла существования. Искусство должно быть доступно каждому и всем, и поэтому лучше размещать его в общественных пространствах», – часто объяснял он в интервью. В какой-то степени эта нацеленность на бедного, незащищенного зрителя объединяла Субиракса с Гауди – великий архитектор часто подчеркивал, что строит «церковь для бедных», куда каждый может зайти и насладиться искусством наедине со своей верой. Тем не менее популярность Гауди и Саграда Фамилии сыграли много саркастичных шуток с обоими каталонцами.

Для Субиракса церковь стала тестом творческих сил и моральных принципов. Когда в шестидесятых судьба Саграда Фамилии спровоцировала общественные дебаты, культурное сообщество Барселоны потребовало прекратить строительство и навсегда оставить церковь в незавершенном виде, такой, какой она была на момент смерти своего автора.

В 1965 году газета La Vanguardia опубликовала арт-манифест, в котором было написано следующее: «Это работа Гауди – произведение искусства, и многие хотят увидеть это произведение завершенным. (…) Но можно ли закончить здание без придумавшего его архитектора? Об этом, возможно, могла бы идти речь, существуй у нас детальные планы строительства, будь здание полностью создано и решено на бумаге. Но у Гауди была собственная концепция архитектуры, настолько живая, что он создавал свои здания в день работы над ними, один неструктурированный импульс за другим, в свободном полете, где предварительно созданные планы служили лишь этюдом. (…) Без [личности Антони Гауди][Саграда Фамилия] выйдет фальшивой и неполноценной. Но, вдобавок к этому, у нас просто нет никакого проекта строительства, ни единого оригинального плана Гауди. Это исчерпывающая причина, она одна всецело закрывает идущие дебаты. Достроить Саграда Фамилию Гауди невозможно, потому что не существует планов этого здания; все, что сейчас делается, это чистой воды импровизация. Ни один человек, по-настоящему уважающий произведение Гауди, не будет участвовать в этой мешанине». Под текстом стояли подписи уважаемых людей, экспертов в области архитектуры и искусства. Среди них – несколько действующих деканов архитектурных школ, идеолог архитектуры конструктивизма Ле Корбюзье, архитектор Рикардо Бофиль, художники Жоан Миро и Антони Тапиес, поэт Жоан Бросса и… скульптор Жозеп-Мария Субиракс.

Да-да, в свои 38 лет Жозеп-Мария Субиракс подписал обращение с просьбой прекратить строительство храма Святого Семейства ввиду того, что оригинальных планов Гауди не существовало, а двадцать лет спустя принял заказ на создание одного из фасадов этой самой церкви. Ситуация не самая приятная, и до конца своей жизни скульптор терпеть не мог, когда журналисты задавали ему вопрос: «Как так вышло, что вы сначала выступали против окончания Саграда Фамилии из-за отсутствия планов Гауди, а затем создали целый фасад для храма?» На этот вопрос Субиракс обычно отвечал, что его взгляды вовсе не поменялись: дело в том, что он выступал исключительно против попыток имитации Гауди без его чертежей. Сымитировать Гауди невозможно, он и сейчас так считает. Но творческое объединение, руководящее строительством Саграда Фамилии, нашло выход – не пытаться имитировать мертвого гения и отдать оставшиеся два фасада авторам-современникам, чтобы те дополнили собор, начатый в конце XIX века, новыми идеями.

Субиракс умер в 2014 году, так что мы уже никогда не узнаем достоверно, говорил ли он правду, рассуждая про интерпретации и свободу, или же просто соблазнился честью и всемирной славой, которую подразумевал заказ фасада Саграда Фамилии. Мне хочется верить, что все-таки первое. Сам Гауди, в конце концов, точно хотел видеть свой храм завершенным, а его клиент, как мы помним, никуда не торопится. Кроме того, третий фасад, посвященный Вознесению, мастер из Реуса просто не планировал, доверив эту задачу представителям будущих поколений. Так что нам точно известно, что сам Антони Гауди не имел принципиальных возражений против творчества других мастеров в составе своей работы.