Текст книги "Эпилог к концу света"

Глава 4

В этом большом стойбище мы прожили ещё пол-луны, которые прошли рутинно и даже почти скучно. Я корпела над чарами, которые помогли бы понимать местных, и пока учила язык самым простым способом, запоминая слова. Дело шло неплохо: вести светские беседы с аборигенами я ещё не могла, да и не стремилась, для этого вполне хватало Микара, а вот худо-бедно объясняться получалось.

Интересных событий было немного. Например, мне довелось посмотреть на превращение инчира в чешуекота, хотя пользы от этого было немного: я так ничего и не поняла. Аура при этом не менялась, а сама трансмутация происходила мгновенно, никакой возможности отследить переход и никаких остаточных следов. Так что на эту загадку я в конце концов плюнула, не хотелось отрываться от основной.

Изначально я просила продемонстрировать превращение старейшину, но тот отказался. В его возрасте каждое превращение могло стать последним, уже могло не хватить сил вернуться обратно. Зато Микар нашёл инчира, готового послужить наглядным пособием. По иронии судьбы или умыслу старейшины, но это оказался тот самый молодой воин, с которым я дралась на празднике.

После того боя юноша смотрел на меня очень заинтересованно и несколько раз пытался заговаривать, только безрезультатно, моего словарного запаса не хватало.

И это был ещё один важный стимул добиться взаимопонимания с местными: их странные физиономии примелькались достаточно, чтобы не отталкивать, и я была уже настроена выбрать себе любовника. Конечно, не этого мальчишку, а кого-то из инчиров посимпатичней, постарше и не связанных семейными узами.

Определить их примерный возраст и семейное положение было легко, достаточно вглядеться в татуировку. Микар провёл краткий ликбез по этим символам, и теперь я умела их читать. Разобраться с татуировками оказалось даже проще, чем с языком, я привыкла запоминать узоры и схемы. Однако знакомиться с мужчинами ближе, имея словарный запас в сотню слов и, по словам старейшины, жуткое произношение, не хотелось.

На самом деле, я не такая уж озабоченная и вполне могла потерпеть, но меня слишком замучило любопытство. Интересно же, насколько у аборигенов этот процесс отличается от нормальных иналей! Ну и хочется, да. Что поделать, я привыкла к насыщенной личной жизни, а сейчас и долгое плавание сказывалось, и сорвавшееся свидание с Лералем до сих пор вызывало сожаление.

Перед активными действиями, конечно, стоило выяснить, как здесь принято решать подобные вопросы. Но это я отложила на потом, когда разберусь с языком, чтобы поговорить, например, с Кирин, которая после своего «чудесного спасения» очень мне симпатизировала и даже пыталась подружиться. Я не имела ничего против, девочка производила приятное впечатление, но здесь в полный рост вставал всё тот же языковой барьер. Расспрашивать Микара о подобных вещах я после событий у озера избегала. Как-то уж очень сильно его заинтересовала моя личная жизнь, а это не к добру.

Про саму трагедию в праздник старейшина говорил нехотя, но я всё же сумела выпытать у него что и как. Оказалось, что находиться в том месте парень не имел права, и невменяемое состояние его перед духами не оправдывало, так что никто меня в смерти бедолаги не винил: посчитали, что именно духи покарали нарушителя моими руками. По-своему логично: я всё же женщина, да и приняли меня обитатели озера весьма благосклонно.

А с другой стороны, у юнца и без меня вместе с духами было немного шансов выжить, одолев свою вторую сущность. Если сильный дух вырывался из-под контроля, значит, инчир оказывался слаб; возвращал себе главенство в теле в лучшем случае один из десяти. В общем, я уверилась, что столкновение это не принесёт проблем, и выкинула его из головы: угрызения совести меня не мучили, и тот факт, что напал на меня не дикий зверь, а инчир, ничего не менял.

Моя помощь как целителя за это время тоже никому не пригодилась. Аборигены отличались завидным здоровьем, а со всем, что могло свалить их с ног, вполне справлялись местные врачеватели. Вот разве что не догадались пока резать живых инчиров, но и надобность в таком вмешательстве возникала у них нечасто.

Местные целители были ещё одним стимулом поскорее выучить язык: и мне, и им было интересно обменяться опытом, но увы. Таскать с собой Микара в роли посредника было невозможно, у старейшины хватало обязанностей в племени, а создавать ещё одни узы не хотелось. Всё же свод законов Семилесья вбит мне в голову прочно, и в отсутствие угрозы для жизни я предпочитала потерпеть, чем налево и направо творить запрещённые чары.

Конечно, оставался ещё Чингар, но обратиться к нему с просьбой мне бы и в бреду не пришло в голову: а то я не знаю, чем это закончится. По счастью, с вождём меня жизнь в эти дни не сталкивала. Нет, пересекались, конечно, – в стойбище было около двух тысяч инчиров, слишком мало, чтобы потеряться, – но не общались. Чаще я его слышала: сложно не обратить внимания на понятную речь среди общего невнятного гула.

Работа над заклинанием шла с переменным успехом. Ожидаемо, по мере углубления в тему, возникла куча побочных вопросов, которые требовалось решить. Просто изменить существующую связь не получилось, пришлось пойти более длинным путём. Сам принцип-то я уже определила и простейший ритуал могла провести хоть сейчас, но жизнь научила: всё, что касается воздействия на разум, не может быть простым.

Можно, конечно, считать исключением управляющую связь, но… она грубая, примитивная, рассчитана только на простые команды и легко может покалечить объект. Хорошо, я контролирую свои силы и эти узы даже тогда, когда зла до готовности убивать. Будь иначе, оба мужчины давно бы уже умерли просто из-за моих эмоций: связь легко могла воспринять моё недовольство как приказ умереть. Не просто же так её запрещают под страхом казни!

Но связь управления воздействует на объект, не на мага, а применять нечто столь же опасное и непредсказуемое к себе… Я ещё не настолько оледенела. Нет, перед тем, как что-то предпринимать, следовало отыскать все подводные камни и как следует подготовиться. В идеале бы ещё испытать на ком-то менее ценном, но ладно уж.

Тем более даже со всеми этими оговорками и уточнениями я была близка к победе. Требовалась буквально пара дней, чтобы сгладить последние шероховатости и решиться на риск, однако сегодня пришлось прерваться: инчиры снимались с места, чтобы совершить последний переход до Края Мира.

Момента я ждала с нетерпением. Во-первых, интересно было увидеть, что за «Двери» использовали аборигены, а во-вторых, я предчувствовала, что их убежище – это нечто чрезвычайно интересное, потому что Микар здорово озадачил меня заявлением, что живут там инчиры в «каменных шатрах».

Собираться начали очень рано, ещё до рассвета, в разбавленных дождём серых сумерках – погода испортилась почти сразу после праздника, что лишь укрепляло желание сидеть в тёплом сухом шатре. Собирались без суеты, деловито, демонстрируя хорошую организованность и большой опыт.

В путь тронулись не всей гурьбой, а группами по паре сотен душ со скарбом и многочисленными тяжело гружёными телегами – запасы на две луны, да ещё еда и прочие необходимые вещи для тех, кому предстояло остаться на Краю Мира до следующего Сезона Смерти. Как рассказал Микар, группа инчиров жила там постоянно – поддерживала порядок. Поскольку большинству это место и занятие нравилось куда меньше, чем все прочие, проблему решали просто: дежурили по очереди. Ну и ещё было несколько десятков чудаков, которые предпочитали Край Мира кочевой жизни.

Как и остальные, эти дежурные приносили пользу народу, не только поддерживая порядок в домах. Ещё они охотились, ловили рыбу, пасли какую-то свою мелкую скотину.

Вообще инчиры были куда сплочённей иналей. Один общий, смертельно опасный враг заставлял их откладывать все мелкие распри и споры и заботиться не о своих амбициях, а о благополучии всего народа. В этом смысле тайюн были гораздо эффективней наступающих на Семилесье льдов: моим сородичам достаточно было поддерживать Скрепы, которые требовали внимания не так уж часто и, главное, никого не убивали и не сгоняли с насиженных мест. Так что инали часто развлекались междоусобицами, порой весьма кровавыми. Мне на своём веку довелось поучаствовать в трёх местечковых войнах. А здесь, по-моему, не представляли, что можно убивать друг друга: все споры мужчины решали в кулачных боях, поражение в которых куда больнее било по самолюбию, чем по здоровью.

В дорогу Микар – не иначе из вредности – отправил меня с тем же караваном, который меня украл. Так что поблизости маячила не только Траган, с которой мы соблюдали вооружённый нейтралитет и старались друг друга избегать, но и Чингар.

По деревням-общинам местные распределялись в зависимости от женщин, то есть это муж приходил в посёлок жены, а не наоборот, холостяки же приписывались к матерям. На удивление, вождь принадлежал к числу последних, хотя это озадачивало: с точки зрения местных женщин, он должен бы быть завидным женихом. Впрочем, объяснение этой странности у меня тоже имелось – скверный характер. Ну или вождь вообще не имел права создавать семью, кто их разберёт?

Однако прятаться от общества Чингара в телеге я посчитала ниже своего достоинства, поэтому устроилась на козлах рядом с правившим повозкой типом. Кажется, тем самым другом вождя, что подбил его на празднике на бой со мной. Возничий не возражал против моего общества, поглядывал с интересом, но лезть с вопросами и замечаниями даже не пытался.

Огромные колёса катились медленно, со скрипом и даже величавостью. Трясло не так сильно, как могло бы: никаких рессор тут ещё не придумали, но телега была слишком тяжёлой, чтобы подпрыгивать на каждом мелком камне, и ползла слишком неторопливо. Ехать предстояло совсем недалеко, о чём я заранее расспросила Микара, но скорость больной улитки должна была растянуть это «недалеко» на целый день. Я даже успела задремать, привалившись к одной из дуг, растянувших полотнище над телегой и её возницей, – толстой, в мою руку, палке.

Проснулась через несколько часов, когда ход повозки ощутимо изменился.

Телега выкатилась на открытое место – небольшую каменистую равнину, где между заросшими белёсым мхом булыжниками торчали клочья тёмной, серо-зелёной травы. Долину из конца в конец пересекала широкая дорога – огромные каменные плиты, едва присыпанные сверху каменной крошкой. В стыках пробивалась упрямая горная растительность, но само полотно было почти гладким, и колёса покатились по нему как будто с удовольствием.

Нечто ещё более интересное ждало впереди: запруженная повозками и скотом дорога упиралась в большую круглую площадку, окружённую огромными квадратными колоннами. Кое-где над ними оставались перекрытия, образуя арки ворот, кое-где – рухнули и сами опоры. Через одну из арок друг за другом катились повозки и удивительно покладисто шли животные, словно не ощущавшие беспокойства и напряжения этого места. И, проходя через эту Дверь, инчиры вместе со всем скарбом исчезали.

Не знаю, кто это построил, но явно не приютившие меня дикари.

Жадно впившись взглядом в гигантское сооружение, я пыталась разглядеть… не знаю что именно. Если здесь и были когда-то другие постройки, орнаменты и надписи, до настоящего момента они не сохранились. Обработанные камни вернулись в лоно природы и избавились от следов прикосновений рук, чей хозяин давно и безнадёжно мёртв. Остались лишь каменные арки – и покалывающее кончики пальцев ощущение близости природного магического источника.

Естественный фон зашкаливал, и самое любопытное, конечно, нашлось на энергетическом уровне. Меня почти не удивило, что источник располагался точно в центре площадки. А то, как линии силы оплетали арки, по-настоящему впечатляло.

Сложнейшая конструкция когда-то была симметричной. Там, где камень пал под напором времени, оборвались и нити чар, и именно они выплёскивали в пространство силу источника, расположенного, кажется, глубоко под землёй. Не советовала бы никому находиться здесь долго: настолько неестественно повышенный фон вреден для любого живого существа. Потому и растительность такая чахлая – даже живучие горные травы не выдерживают.

Сюда бы десяток толковых теоретиков и пяток практиков-стихийников! Наверное, сумели бы разобраться в плетении, заглушить лишние нити, стабилизировать остатки… Но где те маги!

А ещё сюда бы Микара. Взять его за шкирку, хорошенько встряхнуть да допросить с пристрастием, чтобы хотя бы старые сказки своего народа вспомнил! Потому что сейчас я видела своими глазами: легенды о катастрофе говорили правду, инали сохранили в памяти то, от чего бежали далеко на север, борьбе с чем предпочли угрозу вечных льдов. Так неужели мы – помним, а инчиры, живущие на этой земле, не могут ничего рассказать?! В конце концов, у них же есть письменность! Пусть грамоте обучены единицы, в основном старейшины, но ведь должны были уцелеть хоть какие-то обрывки!

Энергетическое поле волновалось. Каждая прошедшая телега казалась камнем, брошенным в застоявшуюся воду и всколыхнувшим мутную гладь. С каждым новым перемещением на равнине становилось как будто бы легче дышать – излишки энергии стекали обратно в источник, из которого чары черпали силу.

Зелёна мать, мгновенное перемещение! Загадка, над которой билось не одно поколение иналей и решение которой, насколько я знала, до сих пор не маячило на горизонте. А тут – пожалуйста. Древние Двери, облегчавшие кочевникам путь, воспринимались аборигенами как нечто естественное, само собой разумеющееся.

Кем был маг, что сплёл эти чары? Что согнало его сородичей с обжитых мест? Уж не тайюн ли? Как выглядела Дверь, через которую Траган притащила меня сюда, и почему наша экспедиция на неё не наткнулась? Почему сбежавшие инали и оставшиеся инчиры похожи, но столь сильно отличаются друг от друга? Откуда взялись духи, наводняющие эти земли?

Что, сожри меня Бездна, произошло здесь тысячелетия назад?!

Переход легко было не заметить вовсе. Мгновение слабости и темноты перед глазами, а потом в лицо ударил пахнущий морем ветер. Открыв непроизвольно зажмуренные в момент перемещения глаза, я ахнула – и задохнулась от увиденного. И поняла, что хочу придушить Микара, назвавшего вот это – «каменными шатрами».

Мы находились на рукотворном плато – древние зодчие просто спилили верхушку скалы. Здесь располагалось несколько каменных кругов, неотличимых от того, в который мы входили, разве что сохранились они гораздо лучше. Слева скала обрывалась в море, справа поднимался высокий горный хребет. В долину широкой извилистой лентой спускалась дорога, по которой ползли телеги, а там, внизу, у морского побережья раскинулся город. Огромный город, рассечённый надвое длинной узкой бухтой, наверное очень глубокой. С противоположной от нас стороны чашу долины ограждал пупырь зелёного холма, но между ним и серо-синими волнами тянулась широкая полоса лесистого взморья, которая терялась в дымке и, кажется, расширялась там, у горизонта. Похоже, горный хребет уходил в сторону от моря, а дальше по берегу раскинулась равнина.

Бухта слегка изгибалась и упиралась в глубокое ущелье, где – это было слышно даже отсюда – грохотала и ярилась в каменных стенах злая горная река. А на нашем берегу, возвышаясь не только над городом – над окрестными горами, вздымалась статуя потрясающих воображение размеров.

Статуя изображала деву, чьи совершенные черты несли печать горечи и тоски; или, может быть, так казалось, потому что слепые каменные глаза взирали на то, чего больше не было. В далеко простёртых над долиной руках покоилась бледно-голубая каменная сфера. Отсюда, снизу, казалось, что она парит над ладонями. А из-под шара срывались вниз струи воды, которые не долетали до земли каплями – рассыпались в воздухе на мельчайшую взвесь, рождали небольшое облако, вечно лежащее у подножия горы.

Простое одеяние статуи отливало серебром, плотно облегало стройный стан, очерчивало бёдра – уже схематично, переходя в скалу, а ниже ниспадало чередой оборок – пирамидальных ярусов. Размеры сооружения вызывали благоговение и трепет. Сложно было поверить, что столь огромная фигура могла быть создана руками смертных.

– Небесная Дева, откуда ты здесь? – проговорила я себе под нос, разглядывая богиню.

– Почему ты называешь так эту каменную женщину? – прозвучал рядом вопрос.

Но я даже не обернулась в сторону Чингара, который ехал верхом и сейчас поравнялся с нашей телегой.

– Потому что это она. Небесная Дева, – проговорила медленно. – Ночной лик её даёт блаженство прохлады, живительную влагу и утешение, дневной – согревает землю и иналей, дарит жизнь и радость. Она держит в руках луну и солнце, она – то, что не есть Бездна. Её – и нас всех защищает Каменный Отец, одной рукой он укрывает мир плащом, а второй держит огромный щит. Все боги их дети, а инали – дети их детей.

– Кто такие… боги? – неуверенно повторил незнакомое слово вождь.

– По-вашему это очень, очень сильные духи. Это… как будто один дух, вмещающий в себя силу сотен тысяч маленьких. Например, всех духов всего океана.

– Так не бывает, – отмахнулся Чингар, но как-то без задора, неуверенно.

– Ей об этом скажи, – хмыкнула я, кивнув на статую, и пристально уставилась на собеседника. – Кто всё это построил? Когда?

– Край Мира был таким всегда, – задумчиво проговорил вождь, хмуро глянув на изваяние. – Мы считаем его городом духов, которые покинули его, предпочтя камням вольную жизнь.

– Что, и неужели нет никаких легенд? Историй? Сказок, наконец! – возмутилась я.

– А зачем? – Чингар неопределённо повёл могучими плечами.

– Как – зачем?! Неужели вам неинтересно, откуда и как появился ваш народ? Что было на этой земле раньше? Можно ведь узнать, откуда и почему приходят тайюн, навсегда положить конец их нашествию. Здесь, в этом городе, могут быть ответы! Сильнейшие маги создали Двери, через которые мы сюда прошли, их чары могли сохранить знания! Где-то там, вот в этих ярусах под статуей. Это ведь наверняка дворец или храм, оно просто не может быть чем-то другим!

– Мы не ходим туда, – твёрдо проговорил Чингар. – Не знаю, на кого она похожа, но она хранит свои тайны. Каменная женщина порождает тайюн, они приходят именно оттуда, сверху, из-под её одежд, и мы стараемся не гневить её ещё больше. И ты тоже не пойдёшь туда. Понятно?

– Тебя забыла спросить, чурбан безграмотный, – презрительно фыркнула я.

– Выпорю, шайса! И свяжу, – хмуро пригрозил он.

– Настолько жить надоело? – хмыкнула я, совсем не впечатлённая угрозами. – Ну рискни здоровьем. Но я тебя предупреждаю, поднимешь на меня руку – умрёшь сразу. То же касается и посягательства на мою свободу.

– Шайса! Ты навлечёшь беду на всех инчиров! Знания духов – не для смертных, они зло для нас!

– Знания не могут быть злом, – отмахнулась я от недовольного вождя. – Зло в том, кто и как их использует. Если я узнаю, как навсегда избавиться от тайюн, это что, будет злом?

– Если тайюн существуют, значит, так должно быть! – уверенно заявил Чингар. – И я начинаю понимать, что лучше они, чем ты!

Сидевший рядом со мной возница, о существовании которого я за разговором напрочь забыла, вдруг громко хохотнул и отпустил какое-то замечание; из его слов я поняла только «эта женщина», явно относившееся не к Небесной Деве. Но подначка, на удивление, была адресована не мне и метко достигла цели: Чингар в ответ только ругнулся себе под нос, буркнув что-то вроде «да идите вы оба», и, подбодрив своего скакуна, ускакал вперёд. Чем ещё больше развеселил своего приятеля.

Я покосилась на соседа с интересом. Тот поймал мой взгляд, подмигнул заговорщицки и снова уставился на дорогу. Занятный тип. Жалко, пока нет возможности познакомиться поближе, остаётся удовлетворять своё любопытство внимательным наблюдением.

Насколько я успела выяснить, инчиры тоже были долгожителями – и двести, и триста лет могли протянуть, если тайюн позволяли. Так что определить возраст того или иного дикаря не получалось, разве что примерно, по содержащимся в татуировках подсказкам. Зарубки на каждый прожитый год там не делались, но определённое впечатление можно составить. Возница, например, был опытным воином, убившим много врагов. Вдовец, имел четырёх сыновей, два из которых умерли, и одну дочь, успешно принявшую в семью какого-то достойного воина. Похоже, мой сосед был старше вождя и пользовался его уважением не просто как друг и боевой товарищ. Наставник? Родственник?

А, плевать! Главное, он явно на моей стороне.

Но вскоре я выбросила мужчин из головы, вновь поглощённая созерцанием города, который был гораздо интереснее. Сейчас первое потрясение прошло, и я видела уже не только Небесную Деву.

Сиротливые пустые пристани, которым так не хватало кораблей. Высоченный горбатый мост через бухту – рядом со статуей он не впечатлял, но сам по себе был не меньше достоин восхищения. Разросшиеся неухоженные сады. Дома, частью превратившиеся в руины; особенно досталось тем, что располагались вблизи каменных стен – там виднелись многочисленные следы обвалов. Наверное, когда хозяева жили здесь, город защищала магия – от камней и злого моря, которое изъело всю береговую линию.

Лучше всего выглядели дома вдали, у устья долины, карабкавшиеся на зелёный холм плавного очерка, и в середине обеих половин города. Большинство строений были достаточно низкими – на самом деле, а не в сравнении с Небесной Девой.

Из общей картины выбивались только воздетые тут и там тонкие пальцы белых башен, грозящие небу. В их расположении читалась некая строгая система, общий замысел. Например, одна такая башня венчала холм, да и на остальных окрестных вершинах, похоже, когда-то стояли такие же: расстояние было слишком велико даже для моих глаз, но на соседней горе как будто угадывался цилиндрический остов. В общем, вряд ли это было простое жильё, скорее, какая-то сеть хозяйственного или даже военного назначения. Одна из многих загадок Края Мира, которые, боюсь, мне не по зубам.

Вблизи давно и безнадёжно мёртвый город навевал тоску и несвойственные мне обычно мысли о тленности всего сущего. Впрочем, я быстро справилась с ними простым аргументом: тленность тленностью, а город очень хорошо сохранился для своего возраста, дайте боги каждому. Каменные стены по-прежнему стояли, мостовые не поддавались натиску зелени, да что там – работали фонтаны! Фонтаны, которые пережили не только своих создателей, но даже саму память о них!

Объяснением такого долгожительства служили, очевидно, чары, наполнявшие буквально каждый камень, так плотно вплетённые в материал, что казались его естественной частью. Магия и вещество резонировали, взаимно упрочняя друг друга. Конечно, от обвала подобная мера не спасала, но ветер, холод и зной были здесь бессильны.

Пожалуй, если задаться целью, не так уж сложно вернуть всё это к жизни. Жалко только, никому это не нужно: аборигены хоть и пользовались наследием далёких предков, но в лице Чингара ясно высказались, что в изучении его не заинтересованы. Потрясающее невежество!

Но надо всё же задать этот вопрос Микару. Может, старейшина скажет больше, чем простое «нельзя» и «знания – зло»?

* * *

Жили инчиры на холме и в его окрестностях. Я подспудно опасалась увидеть нечто неприятное, нарушающее облик города, вроде шатров прямо на улицах и привязанного тут же скота, но аборигены относились к жилищам духов на удивление бережно.

И хорошо, надо сказать, жили, со всеми удобствами, включая водопровод. Больше того, тут была ванна – большая каменная чаша с пологими краями – и настоящий туалет почти привычного вида. А вот подачу воды регулировали уже кустарные творения здешних умельцев. Из камня торчали две изогнутых трубки из того же дерева, которое шло на дуги для тележных навесов; впрочем, скорее это было не дерево, а нечто вроде толстого тростника. В каждую трубку был воткнут прозрачный голубоватый кристалл, который для подачи воды нужно было просто повернуть в гнезде. Похоже на обычный кран, но явно не обошлось без магии и духа воды, иначе из этой конструкции текло бы во все стороны.

А вот мебель не сохранилась, изнутри стены домов прикрывали всё те же шкуры, ковры и пёстрые расшитые полотнища. Но всё удивительно чистое, словно не отсутствовали хозяева почти целый год. Отчасти за это стоило благодарить остатки бытовых чар, а отчасти – «дежурных» инчиров, которые подготовили дома к возвращению остальных.

Микар обитал в самом, как я поняла, непрестижном месте, на границе обжитой земли, и его дом стоял ближе всего к Небесной Деве. Что лично мне оказалось только на руку: надолго откладывать запланированную вылазку я не собиралась. До Сезона Смерти осталось совсем немного, и если тайюн лезут именно из-под статуи, разумнее идти прямо сейчас.

Увы, разговор со старейшиной о давних временах и этом городе ничего не прояснил. Память у народа инчиров оказалась короткой, ни о каких потрясениях древности легенд не осталось. Разве что духи решили покинуть этот мир и перебраться в свой, совершенный, но это как будто было осознанное, взвешенное решение, а не бегство.

Древние знания не вызывали у Микара столь бурного неприятия, как у Чингара. Старейшина подходил к вопросу рационально и весьма здраво: что знания, мол, хорошо, но постичь их – не в силах инчиров. И в качестве аргумента продемонстрировал книгу. Самую настоящую, небольшую, в ветхом тёмном переплёте, с тонкими хрупкими страницами, которые, однако, всё ещё хранили отпечатанный создателями текст. Буквы лишь слегка поблекли, но и только. Отчасти знакомые, отчасти – чужие буквы, которые складывались в совершенно непонятные слова. Тут Микар оказался прав: растолковать эти надписи не могли ни аборигены, ни я.

На моём стремлении взглянуть на Небесную Деву поближе всё это, впрочем, не сказалось. Туда нестерпимо тянуло. Банальное любопытство или чутьё – я не знала и не собиралась терзаться этим вопросом.

– Микар, а кто правил той телегой, куда ты меня посадил? – полюбопытствовала я, разобравшись с основным вопросом.

– Тармир? – уточнил названый отец. – Хороший опытный воин, мудрый инчир. Он станет хорошим старейшиной. Почему ты спрашиваешь о нём?

– Он произвёл на меня неизгладимое и исключительно приятное впечатление. Уж очень ловко ему удаётся вашего вождя затыкать, тот даже спорить не пытается. Я завидую и подумываю взять пару уроков.

– Вы опять повздорили с Чингаром? – вздохнул Микар, трагически заломив брови.

– Да как обычно, – отмахнулась я. – Эти его тиранские замашки выводят из себя, шёл бы и строил кого-нибудь ещё. Так нет же, обязательно ему ко мне прицепиться! Так что с Тармиром?

– Чингар очень его уважает. Заслуженно, – нехотя пояснил Микар.

– А почему именно его? – не отстала я.

– Тармир заменил Чингару отца, когда тот умер, а Траган выбрала нового мужчину, – пояснил старейшина подробнее, смирившись, что так просто от меня не отделается.

– А что, новый мужчина старых детей не воспитывает? – озадачилась я.

– По-всякому бывает, – осторожно ответил мужчина, явно силясь подобрать слова так, чтобы не сказать ничего обидного. Он вообще отличался повышенной тактичностью.

– Да ладно, не трудись, я поняла, у нас тоже по-всякому бывает. Не ожидала, что мы в этом похожи, вы производите впечатление гораздо более сплочённых существ. Знакомо. Просто мамаша у него дрянь, всё же не зря я ей по морде съездила. Да оно и понятно, вряд ли нормальная женщина попытается умыкнуть доверчивого духа для освежения популяции…

– Стевай! – попытался укорить меня Микар.

– Я уже давно Стеваль, – отмахнулась я. – Не ворчи, я уже выучила, что у вас не положено ругать женщин, вон и вождь за эту дрянь вступился. Но я-то не местная, со стороны смотрю! Главное, это многое объясняет, спасибо. По себе знаю, как портит характер тяжёлое детство. Хотя и досадно, опыт Тармира мне не поможет…

– Чингар – хороший инчир и хороший вождь! – возразил старейшина.

– А когда я говорила, что он плохой инчир? – хмыкнула я. – Характер у него – ледь полная, это да, но это ещё ничего не решает. Я вот тоже не подарок, глупо отрицать очевидное, но себя плохой не считаю.

– Ты полагаешь, что вы похожи? – спросил Микар, после чего добавил осторожно: – У тебя тоже было… тяжёлое детство?

– Потому и цапаемся, что одинаково вспыльчивые и упрямые, – фыркнула я. – Что он, думаешь, первый в моей жизни такой? С кем-то я доругалась до взаимного нежелания пересекаться и возможного сокращения общения, с кем-то так и продолжала скандалить, с кем-то всё заканчивалось коротким и бурным романом. Такие искрящие отношения – прекрасная основа для последнего: семьи с обязательствами не получится, а вот секс отличный. Хотя, справедливости ради, ваш Чингар первый, кто меня настолько сильно раздражает. Если бы не это и не будь он таким большим и страшным, я бы, может, и попробовала склонить его к близкому знакомству. А что до моего детства… Да не такое уж тяжёлое, смотря с чем сравнивать. Просто мать у меня дура, а отец женился на деньгах. Зато у меня был отличный дед и наставник, чем-то на тебя похожий.

– Стевай, прости за вопрос, но… сколько тебе лет? – немного помолчав после моего объяснения, уточнил старейшина.

– Девяносто четыре, а что?

Выражение лица старейшины сделалось настолько потешно-растерянным, что я не удержалась от хихиканья.

– Сложно воспринимать тебя… взрослой, – признался он наконец. – Тем более настолько. Ты кажешься совсем девочкой, хрупкой и беззащитной, но упрямой. Это сбивает. Но неужели у тебя не было своей семьи, мужчины?!

– Мужчин у меня всегда хватало, – возразила я. – Не знаю, как у вас, но у нас свободные отношения хоть и не поощряются официально, никто за них ругать не будет, тем более – взрослого и самостоятельного иналя. А семья… Нет уж, сохрани меня Алая Дева от всего этого. Пусть детей заводят те, кто их любит.

– Ты… очень странная. И неправильная, – тяжело вздохнул Микар.

– Мне говорили, – рассмеялась я в ответ. – Ладно, хватит обо мне. Какие планы на сегодня? Уборка-готовка?

– Сегодня мы будем благодарить духов за кров и просить их терпения. Спокойного моря, спокойных гор. Принесём большие жертвы. Это делают женщины, и тебе правильно быть рядом с ними, духи благоволят тебе. Я надеюсь…

– Буду вести себя прилично, не переживай, – весело отмахнулась я. – Женщин ваших я понимаю плохо, пока ни с кем поругаться не успела. Ну, не считая Траган. Так что буду смирно стоять с краю и никого не трогать.

– Надеюсь, – тяжело вздохнул Микар и занялся приготовлениями – ему требовалось настроиться на предстоящее действо и одеться сообразно случаю.