Текст книги "Не в знании сила. Как сомнения помогают нам развиваться"

Бывало ли так, что вы ощущали в глубине души какой-то гул, невнятный, низкий голос неудовлетворенности? Этот голос пробивается сквозь нашу глухоту и нежелание слушать, побуждая следовать за неведомым. Американский ученый, специалист по мифологии Джозеф Кэмпбелл называет это чувство безотчетной тоски «зовом». В какой-то момент мы вдруг понимаем, что жизнь не может продолжаться как прежде. Хотим мы того или нет, пора встретиться лицом к лицу с переменами, перейти рубеж, ступить на неведомую землю.

Когда живущий в Лондоне коуч Абуди Шаби услышал зов перемен, он не мог оставаться глухим и противиться ему. Благополучно прожив несколько лет в центре британской столицы, он стал понимать, что ему чего-то не хватает – не хватает тишины и покоя Западных графств Англии, откуда он приехал в Лондон. Поначалу Абуди решил, что эта печаль по прошлому – жертва, которую придется принести ради нынешней его жизни. Но всякий раз, попадая за город, он чувствовал ту же тоску и желание вернуться к природе. Какое-то время он отмахивался от этих переживаний и жил как прежде.

Но все радикально изменилось той весной, когда Абуди приехал на ритрит в буддистский монастырь в Италии. Там нашлось время, чтобы по-настоящему прислушаться к себе: он отдыхал и погружался в красоту итальянской весны, природы, проводил целый день, греясь на солнце, слушая пение птиц, гуляя в лесу. По вечерам, с книжкой у камина, он размышлял о том, что долее противиться зову невозможно.

«Я был в смятении: “Как покинуть Лондон? Куда я поеду? Как осуществить такие перемены?” Мои мысли метались. Я искал решение, боролся с неопределенностью и понимал уже, что простых ответов не будет. Не в силах разобраться самостоятельно, я позвонил другу и попросил его совета. Он ответил мне: “Ты не сможешь разобраться: никто не властен над своей жизнью, она течет по собственным законам”».

Абуди вернулся в Лондон, взволнованный и испуганный. Он уже видел, что прежней его жизнь не будет. Внешне ничего не изменилось, но фаза перехода уже началась. Он старался следовать совету друга и каждый раз, когда ловил себя на попытках спланировать свои действия или примирить конфликтующие стороны своей личности, успокаивал себя медитацией, прогулкой или поездкой на велосипеде. В особенности его ободряло такое соображение: да, пути он еще не знает, но лет через десять – пятнадцать ответ придет сам собой. А пока он мог насладиться процессом открытия того, что ему следовало узнать. Эта мысль не делала его положение легче, но меняла его отношение к ситуации: рядом с неопределенностью и тревогой появились любопытство и интерес.

Прошло около двух лет, и на этом пути нашлось временное пристанище: Абуди продал лондонскую квартиру и переселился в съемное жилье поблизости от леса в тихом пригороде Северного Лондона.

«В некоторых отношениях жизнь все еще остается неустроенной. Появились новые проблемы. Я поменял работу, в том числе потому, что теперь не готов так много ездить, как раньше. В следующем году вернется мой арендодатель, придется менять квартиру, а цены растут. Но я все отчетливее понимаю, что, вопреки этой неопределенности, я теперь ближе к покою. Я примирился с Незнанием. Раньше я медитировал от случая к случаю, теперь ежедневно. Почти каждый день я гуляю в лесу и совершаю пробежку, начал регулярно заниматься йогой. К решению главных вопросов я пока не приблизился, но эти привычки помогают мне сохранять душевное спокойствие, пока я иду по путям неведомого».

Когда мы замечаем, что оказались во власти обычных для порубежья реакций, мы можем сознательно отрешиться от этих чувств и развить в себе новые навыки и способности: осознанные способы жить и работать на границе Незнания. Эти приемы нужно практиковать, как отрабатывает свои навыки спортсмен-олимпиец, чтобы не поддаться игре нервов и неприятным ощущениям, а открыто принимать все новые возможности, которые ждут нас впереди.

Дайана: Перед увольнением я жила в постоянном напряжении. Один голос внушал мне: «Не спеши, смотри под ноги»; а другой, изведясь от любопытства, гнал меня вперед: «Что там за углом? Идти ли дальше?» Я ощущала физическое напряжение. Когда удается преодолеть первичную, автоматическую реакцию страха, справиться с дискомфортом и паникой, перетерпеть чувство, когда кишки скручивает в узел, тогда, глядя вниз, с обрыва в бездну, я начинаю слышать негромкий зов, ненавязчивую силу, которая увлекает меня в неведомое. И если я совладаю со страхом и прочим, то на смену им придет бодрящее волнение. Это, наверное, переживали путешественники, вступая на еще не обжитую, не занесенную на карты территорию – смесь страха и возбуждения. Рассудок не в ладу с сердцем, это вечное перетягивание каната. Зато чувствуешь себя по-настоящему живой, потому что все чувства, каждый нерв участвует в этом.

Человек шел-шел и зашел довольно далеко. Готов ли он к следующему этапу путешествия: заглянуть в неведомое, ступить в воду с берега неведомого океана? А может быть, он отважится пойти еще дальше, туда, где еще никогда не бывал… Совсем близко – рукой подать – новые знания, новые возможности.

Поэт Дэвид Уайт в стихотворении «Финистерра» призывает:

«…Сбрось обувь, в которой пришел сюда, к океанскому брегу – нет, ты не сдаешься, ты пойдешь дальше, но не так, как шел прежде: теперь, когда этот путь пройден, часть тебя понесется, неведомо как, по волнам».

Глава 5
Тьма просвещает

Когда мы начали обсуждать идею новой книги со знакомыми, большинство отзывов было негативными:

«Что хорошего в незнании?»

«Лично я невежество добродетелью не считаю».

«Я бы предпочла разбираться в людях, чем не знать их».

«Незнающий уязвим. Если я буду такой наивной, меня все смогут обмануть».

«С какой стати я бы захотела выглядеть перед людьми дурой, невеждой?»

«Я и так часто ошибаюсь, зачем же мне еще больше путаться?»

Вывод простой: знание – хорошо, а его противоположность – плохо. Для большинства людей это очевидная логика. Но мы используем термин «Незнание» не в расхожем смысле, а, скорее, как было принято в древней «апофатической» традиции, которая описывала объект, перечисляя не его признаки, а то, чем он не является. Мы говорим не об отсутствии знания, не о невежестве и не о том частичном знании, которое доступно каждому. Известное выражение ассоциирует знание со светом, а незнание с тьмой. Однако Незнание побуждает нас учиться, ведет к новому, более полному знанию. Вот вам другая метафора: в природе, в растительном и животном мире невидимое растет и созревает, прежде чем выйти на свет: эмбрион в чреве матери, семя глубоко в земле. Так и Незнание прорастает знанием. Нам кажется, раз мы ничего не видим, то ничего и не происходит, но там, во тьме, совершается чудесное преображение. Мы придаем большее значение видимому, тому, что – продолжая нашу метафору – находится на свету, но природа умеет идеально уравновесить день и ночь. Признав свое незнание, мы начинаем учиться. Тьма Незнания – пространство свободы, где загораются новые источники света.

В книге «Искусство смотреть искоса» (The Art of Looking Sideways) Алан Флетчер определяет пространство как «субстанцию», а не пустоту. Он перечисляет многих художников, которые создавали новые произведения именно таким способом – оставляя свободное пространство, где могло проявить себя искусство. Например, Сезанн писал картины, моделируя «пустое» пространство, Джакометти ваял скульптуры, «снимая жирок с пространства», Ральф Ричардсон выстраивал роли, используя паузы, Айзек Штерн творил музыку из молчания{56}56
  Fletcher A., ‘The Art of Looking Sideways’, Phaidon Press, 2001.


[Закрыть]. Так и Незнание подразумевает «пустое пространство», пространство потенциального.

Проблема с «позитивной» стороной знания заключается в том, что знание вытесняет присутствующий в «пустоте» Незнания потенциал. Современники Везалия не могли допустить и мысли, что Галену осталась неведома какая-то мелочь в анатомии. За 1400 лет вера в Галена вытеснила всякую возможность задавать вопросы, по-новому взглянуть на дело и таким образом узнать что-то новое. Так же заявление бывшего президента США Джорджа Буша «Миссия выполнена» (после начальной фазы второй войны в Персидском заливе) вытесняло всякую возможность предположить, что это не так. Такой уверенный в себе лидер, как Буш, не оставлял места сомнению. А куда полезнее было бы, если бы союзники не вторгались в Ирак, убежденные, что военные действия – единственный способ решить проблему, а подошли бы к ней непредвзято, с открытым умом, поискали иные решения.

До финансового кризиса 2008 г. считалось, что крупные бизнесмены и политики разбираются в экономике достаточно, чтобы принимать рациональные решения и контролировать риски инвестиций. Гордон Браун, занимавший должность канцлера казначейства, а затем ставший премьер-министром Великобритании, в ту пору горделиво заявлял: «Никаких больше бумов и кризисов» – и оказался, как выяснилось, чудовищно неправ. Сейчас речь не идет о том, что мы можем или должны знать. Незнание – не избавление от всего, что человеку было до тех пор известно. Входя в Незнание, мы вступаем в ту область, где прежние знания перестают нас стеснять. Незнание – способ справляться с ситуациями, в которых путь вперед неясен, решать комплексные проблемы, на которые нет готового ответа. Незнание – активный процесс, добровольная решимость открыться новому опыту и учению. Это способ жить и взаимодействовать со сложностью, двусмысленностью, парадоксами, терпеть неопределенность и те неприятные ощущения, которые возникают на рубеже. Такой подход отменяет негативные ассоциации, связанные с понятием Незнания, и представляет его в новом свете, как свободное пространство потенциального, возможного, где мы получаем доступ к еще только проступающему знанию.

На углу улиц Коллинз и Свэнстон в Мельбурне высится на гранитном постаменте внушительной высоты статуя. Вдоль постамента идет надпись: «Роберт О’Хара Берк и Уильям Джон Уиллс, руководители исследовательской экспедиции, первые пересекли континент с юга на север и погибли на обратном пути у ручья Купера, Центральная Австралия, в июне 1861 г.».

Берк стоит слева от сидящего Уиллса, положив руку ему на плечо. На коленях у Уиллса – раскрытая книга. Статуя была воздвигнута 21 апреля 1865 г., через четыре года после злосчастного конца экспедиции. История Берка и Уиллса – история человеческой победы, ведь они, пройдя 3000 км, сумели дойти до залива Карпентария на северном побережье Австралии. И также это история поражения, потому что в ней погибло немало людей. Повернув назад, Берк и Уиллс добрались только до Купер-крик, проделав лишь треть обратного пути до Мельбурна. Не найдя припасов, путешественники умерли от голода.

Многие историки задавались вопросом: как могли Берк и Уиллс умереть, когда вокруг, под ногами у них было полно растений, собирая которые, успешно выживали племена аборигенов?{57}57
  ‘Burke and Wills’ Fatal Error’, Radio National Bush Telegraph, 7 Aug 2013.


[Закрыть] Ян Кларк, автор книги «Туземная история Берка и Уиллса: Забытые повествования» (The Aboriginal Story of Burke and Wills: Forgotten Narratives) также напоминает о том, как прекрасно чувствовали себя аборигены в той самой ситуации, в какой погибли белые участники экспедиции{58}58
  ‘Burke and Wills’ Fatal Error’, Radio National Bush Telegraph, 7 Aug 2013.


[Закрыть]. По мнению Кларка, основной причиной несчастья стало самомнение Берка. Он не уважал – а точнее, глубоко презирал – туземцев и не доверял их знанию местности. Другие экспедиции нанимали местных проводников, и гибель экспедиции Берка связывали именно с отсутствием у него помощников-аборигенов. Нежелание или неумение общаться с коренными обитателями страны привело экспедицию к гибели.

Берк поручил одному из своих спутников, Уильяму Брахе, сторожить склад провизии у Купер-крик и не подпускать к этим запасам аборигенов. Вернувшись четыре месяца спустя с берега залива Карпентария, Уиллс и Берк и Кинг разминулись с Брахе всего на несколько часов: тот устал ждать и покинул лагерь утром того же дня.

Ян Кларк считает, что, если бы Брахе наладил отношения с народом яндрувандха, который жил в окрестностях Купер-крик, его бы предупредили о скором появлении Берка и товарищей. И если бы Берк не отказывался от общения с теми же яндрувандха, опять-таки был бы шанс, что они дадут знать в лагере о приближении белых{59}59
  ‘Burke and Wills’ Fatal Error’, Radio National Bush Telegraph, 7 Aug 2013.


[Закрыть].

Даже добравшись до Купер-крик, участники экспедиции продолжали отвергать гостеприимство и дружескую помощь яндрувандха. В дневнике Уиллс описывает туземцев как «подлых и мерзких во всех отношениях», хотя к тому времени он сам и его спутники полностью зависели от той пищи, которую им предлагали «дикари». Положившись нехотя на их великодушие, Уиллс записывает: «Видимо, нам придется в конце концов прожить несколько месяцев на манер чернокожих».

Лорд Олдердис, либерал-демократ и член британской палаты лордов, потомок единственного выжившего участника экспедиции Джона Кинга, утверждает, что, в отличие от Кинга, который научился доверять знаниям аборигенов об их родном крае, Берк их терпеть не мог{60}60
  Harrison D., ‘Annie King: more than a footnote in the mystery of the Burke and Wills expedition’, The Sydney Morning Herald, 2013.


[Закрыть]. Он выстрелил в воздух над головой аборигена, который просил кусок ткани в обмен на еду, а потом грубо отказался от предложенной ему рыбы. В итоге яндрувандха перестали приносить белым еду и откочевали на другое место. Лишившись их помощи, Берк и его товарищи стали искать нарду, водяное растение, из семян которого яндрувандха изготовляли муку. Искали они не там, где следует – на суше, а не в воде. А когда же все-таки нашли, допустили еще одну роковую ошибку: стали есть семена сырыми, не зная, что эта пища требует правильного приготовления – в семенах нарду содержится вещество, которое резко снижает содержание в организме витамина В1 и приводит к смерти от авитаминоза. Берк был истощен до такой степени, что не мог идти дальше. Он попросил Кинга вложить ему в руку пистолет и оставить его и в тот же день скончался. Кинг отправился на поиски туземцев, никого не нашел, а вернувшись, застал мертвым и Уиллса. Он похоронил его и снова пошел искать яндрувандха. Наконец ему удалось их отыскать, и, как подчеркивает лорд Олдердис, только потому Кинг и выжил: он проявил уважение к местным жителям, интерес к их знаниям родной земли. Кинг оставался с яндрувандха более двух месяцев, пока 15 сентября 1861 г. его не отыскала спасательная команда из Мельбурна.

Трагическая ирония: Берк и Уиллс оказались первыми белыми, кто пересек Австралийский континент, совершив потребовавший многих сил и отваги подвиг, но они погибли, побоявшись довериться неизвестному, ненадежному источнику знания. Они не стали учиться у обитателей неведомого, не хотели допустить, что те располагают большими знаниями, чем они, да и попросту не доверяли им. Если бы Уиллс и Берк иначе отнеслись к новому знанию из сферы неведомого, они бы остались в живых.

На протяжении веков представители разных наук пытались разобраться с неведомым. Можно найти немало историй о том, как принимается Незнание, и даже с любовью, и тогда становится ключом к успеху. Незнание необходимо во многих сферах деятельности – от искусства до психотерапии, без него не будет научных открытий, не будет стартапов и новых товаров, не будет отважных приключений. Присмотримся к тому, как в этих областях Незнание приводило к новым возможностям и творческим решениям: это полезный пример для тех, кто еще только подступается к Незнанию.

Не станем уподобляться Берку и Уиллсу. Будем держать свой ум открытым, исследовать разнообразный опыт и любые перспективы. Не важно, случалось ли кому-то из нас уже путешествовать в неведомое или это наш первый опыт, будем учиться у обитателей этой страны, у «поэтов и мифографов», как назвал их Плутарх. С некоторыми из них мы познакомимся в следующем разделе.

Нам дан от рождения этот дар: срединный путь, открытый разум, который способен спокойно воспринимать парадокс и двусмысленность.

Пема Чёдрён

Художники чувствуют себя как дома на краю неведомого. Пространство творчества – как раз в этом промежутке. Это пространство открывается после события, обычно описываемого как уничтожение эго.

Американский художник Маршалл Арисман (род. 1937), иллюстратор, рассказчик и педагог, часто сотрудничал с журналами – от TIME до Mother Jones. Его работы можно видеть в различных коллекциях Смитсоновского института и Музея американского искусства. Одна из самых его известных работ – обложка романа Брета Истона Эллиса «Американский психопат» (American Psycho): главный герой – Патрик Бейтмен – предстает на ней получеловеком-полудьяволом.

Маршалл на протяжении полувека следовал неизменному ритуалу творческого процесса. Проснувшись поутру, он одевался и шел в мастерскую. «Туда меня ведет мое эго. Я стою перед белым холстом и думаю: “Сейчас я нарисую лучшую в моей жизни картину”. Но рисовать-то эго не умеет, оно всего лишь приводит меня в мастерскую! Оказавшись перед пустым холстом, оно не знает, что делать, – и тогда я начинаю рисовать».

Процесс создания картины всегда начинается с какой-то подсказки, чаще всего с фотографии. Маршалл ставит ее перед глазами и говорит себе: «Нарисую вот эту лягушку». Если по ходу дела лягушка начинает превращаться в свинью, он этому не препятствует. Он никогда не знает заранее, к чему придет. Более того: по мнению Маршалла, лучше всего картины выходят, когда он вовсе не контролирует процесс.

«Минут через двадцать я замечаю, что рисую довольно скверно. Я вступаю в спор с самим собой: “Это плохо, нужно остановиться, сдаться, да ты вообще не умеешь рисовать”». Этот внутренний раздор продолжается иногда минут двадцать, а иногда и два часа, пока Маршалл не признается: «Это по-прежнему ужасно».

И к этому моменту, поясняет Маршалл, его эго понемногу начинает отступать. «Где-то в этом разрушительном процессе проступает та часть меня, которая в состоянии рисовать. Она выходит на первый план только тогда, когда я пойму: все, что делает эго, бесполезно. Тут появляется небольшой промежуток, он длится недолго, минут пятнадцать, но его хватает. Попасть в него я могу, лишь уничтожив свое эго».

То, что Маршалл в итоге создает, исходит не от него, а «через него». «Когда мне говорят “Мне нравятся ваши картины”, я отвечаю: “Моего в них ничего нет”. Марк Ротко также называл себя проводником. Через него проходила энергия. Я выше всего ценю этот момент пустоты. Завишу от него, словно наркоман. Мне уже 75 лет, и теперь мое эго не стремится рисовать, а желает только вновь обрести это пространство. Но никогда не удается задержаться в нем надолго».

Избавление от эго – ключевой элемент программы, которую Маршалл преподает в нью-йоркской Школе визуальных искусств. Первым делом он просит учеников встать лицом к аудитории и рассказать о себе подлинную историю, сопровождая ее иллюстрациями. Поначалу все стесняются, не могут найти естественный тон, неловко ведь стоять вот так перед товарищами. Но Маршалл заставляет их повторять свой рассказ снова и снова, под конец – надев собачью маску. В итоге студенты избавляются от своего эго и, повторяя свой рассказ, переживают его события заново. «Они подбираются к сути, – говорит Маршалл, бабушка которого была известным в своей среде спиритом. – К ней наведывались медиумы, я провел детство среди них. Она говорила: “Ты должен научиться жить между ангелами и демонами. Ангелы – веселые и соблазнительные, демоны – интересные и опасные”. И теперь в своей мастерской я работаю в этом срединном пространстве – буквально. На одной стене у меня нарисованы ангелы, на другой демоны. Думаю, Незнание – это и есть место посередине, место человека».

Мы побеждаем не горы, а самих себя.

Эдмунд Хиллари, альпинист

Эдурне Пасабан – первая женщина, поднявшаяся на все 14 восьмитысячников планеты. Ее опыт открывает еще одну сторону тех тревог и восторгов, которые ждут нас на неведомой территории.

Эдурне выросла в маленьком живописном городе Толоса в испанской Басконии. С ранних лет она была влюблена в горы, в 15 лет поднялась на Монблан, а до 16 лет успела покорить семь пиков в Андах, в том числе гору Чимборасо в Эквадоре высотой 6310 м.

«В том возрасте, когда большинство девушек думают о выходных со своим парнем, мое сердце стремилось в горы. Я стала членом небольшой команды опытных альпинистов. Они были добры и многому меня научили. Благодаря их помощи я обрела уверенность в себе».

В 2001 г. Эдурне Пасабан поднялась на Эверест. Это была первая в ее жизни экспедиция в Гималаи. По возвращении отец предъявил ультиматум: или Эдурне входит в семейный бизнес, или превращает альпинизм в свою профессию, ибо эти занятия несовместимы. Она выбрала альпинизм.

После Эвереста Эдурне каждый год покоряла одну-две вершины высотой более 8000 м. Поначалу она не ставила задачу подняться на все восьмитысячники, это казалось невозможным.

«На каждую гору уходило столько сил и времени, что сама мысль показалась бы безумной. Только после девятого восьмитысячника я подумала, что могла бы подняться на все, потому что уже не так много осталось». В отличие от многих историй успеха, Эдурне не «держала в уме конечный результат» с самого начала. Она просто поднималась на одну гору за другой.

Цель проступила позднее, по мере того как альпинистка все дальше продвигалась в неведомое. Давалось это немалой ценой. В 2004 г. она поднялась на К2, самую, как считается, опасную вершину планеты, но отморозила два пальца на ноге и чуть не погибла – ее спасли товарищи по команде и носильщики-шерпы, которые вовремя доставили баллоны с кислородом. Эдурне знает, что осталась в живых только благодаря им. Все исследователи выживают в неведомом лишь благодаря чьей-то помощи.

Утрата пальцев во время восхождения оказалась еще не самым тяжким испытанием. Хуже пришлось Эдурне, когда она спустилась с горы. «Я вернулась домой, мне было 32 года, все подруги давно вышли замуж, у каждой была своя жизнь. Я спрашивала себя: правильно ли я живу, стоит ли дальше путешествовать в неведомое, покорять горы или настала пора устроить свою жизнь, рожать детей?.. Я впала в затяжную депрессию и пролежала четыре месяца в клинике. Это было скверно, мне разонравилась моя собственная жизнь».

Родственники Эдурне, ее друзья и члены альпинистской команды помогли ей пережить это время. Они напоминали ей о самых счастливых моментах – в пору подготовки в лагере и во время восхождения.

«Я стала понимать: хотя я живу не так, как многие другие, это моя счастливая жизнь. Они уговорили меня попробовать еще раз. И вот через год я снова организовала экспедицию, решив завершить этот цикл – подняться на все 14 восьмитысячников. Самое трудное в освоении неведомого – момент, когда теряешь мотивацию, не хочешь больше продолжать. Тут и нужны понимающие люди, они помогают пройти через это время».

Альпинист прислушивается не только к своему рассудку, но и к сердцу, и к телу. В 2001 г. Эдурне, восходившей на гору в составе итальянской команды, оставалось всего 200 м до цели, когда ее вдруг охватило дурное предчувствие. В чем дело, она не понимала, но избавиться от этого ощущения не могла. И хотя до вершины оставалось уже немного, Эдурне положилась на свою интуицию и приняла непростое решение спускаться. На пути вниз она встретила двух знакомых испанцев, те уговаривали ее восходить вместе с ними. Но Эдурне прислушалась к своим ощущениям и не отказалась от уже принятого решения. В итоге один из этих испанцев погиб именно в том месте, где альпинистку настигло чувство тревоги. «Когда включается интуиция, лучше прислушаться», – советует Эдурне.

Эдурне считает, что на пути в неведомое очень важно отмечать каждую веху, небольшие достижения, даже если до цели еще годы и годы. «Выделите важные этапы, существенные моменты. Не преуменьшайте свои достижения. Празднуйте их с теми, кто помог вам проделать этот путь. Мы живем только раз, и второго шанса не будет».