Текст книги "Добыча"

Однако не в Западном, а в Восточном полушарии политические коллизии, связанные с нефтью, приобрели чрезвычайно напряженный характер. До войны русская нефть была одним из важнейших элементов на мировом рынке. Но теперь она находилась в руках нового коммунистического правительства Советской России. Как оно будет играть и по каким правилам?

Royal Dutch/Shell поставила на карту больше, чем другие, поскольку приобрела перед Первой мировой войной крупные нефтяные активы Ротшильдов в России. После революции многие пытались приобрести нефтяные месторождения в России по дешевке. Говорили, что Гюльбенкян покупает собственность у русских эмигрантов по предельно низкой цене. Никогда ничего не упускавший, он скупал также произведения искусства, которые вывезли нуждавшиеся в деньгах эмигранты.

В отличие от Ротшильдов семейство Нобелей упорно держалось за свои нефтяные интересы в России, но во время революции и они бежали из страны, кто-то переодевшись крестьянами, кто-то на санях и пешком через финскую границу. Через три четверти века их династия в России прервалась. В конце концов они добрались до Парижа, где собрались в отеле Meurice и попытались найти способ спасения своей нефтяной империи.

Ответ был один – срочная распродажа. Нобели предложили Детердингу все свои активы в России. Страна была по-прежнему охвачена беспорядками и гражданской войной, и исход не был окончательно ясен. Детердинг хорошо понимал, что ему предлагали: возможность стать хозяином русской нефти. Но выигрывал он в одном-единственном случае – если проигрывали большевики. Детердинг сформировал синдикат с участием Англо-персидской компании и лорда Каудрая для переговоров с Нобелями. Он был убежден, что большевистский режим долго не продержится. «Через шесть месяцев большевиков выкинут не только с Кавказа, – писал он Гюльбенкяну в 1920 г., – но и из России». Однако для страховки запросил гарантии политической поддержки в британском министерстве иностранных дел. Когда там отказали, он принялся настаивать на сохранении за Нобелями некоторой доли или, еще лучше, на покупке Группой опциона – «до появления устойчивой власти в какой-либо форме». Однако Нобели хотели продать все и немедленно, и в связи с отказом Детердинга переговоры закончились провалом.

Но на подходе был другой потенциальный покупатель, куда больше, откровенно говоря, привлекавший Нобелей, причем не только своими ресурсами, но и национальной принадлежностью, за которой маячила политическая поддержка американского правительства. Это была Standard Oil of New Jersey. Настал момент, когда после стольких перемен и в более сложной обстановке появилась возможность воплотить наконец в жизнь мечту об альянсе американской и русской нефти, к которому Нобели пытались сделать первые шаги еще в 1890-х гг.[197]197
  Wall and Gibb, Teagle, p. 222 («bargain basement»); Jones, State and British Oil, pp. 209–11 («be cleared»); Minutes of Meeting Held at Britannic House, November 26, 1919, Russian file 2, Box C-8, Pearson papers («establishment»); Tolf, The Russian Rockefellers, pp. 211–17.


[Закрыть]

В свою очередь Standard Oil of New Jersey также была заинтересована в сделке. Уолтер Тигл и его коллеги слишком хорошо помнили влияние русской нефти на старый трест Standard Oil, сорвавшее его попытки установить «всеобщий нефтяной порядок». Они знали, что рынки Средиземноморья дешевле снабжать нефтью из России, чем из Соединенных Штатов. Российский экспорт во время Первой мировой войны прекратился, но в случае восстановления добычи и применения новых технологий он мог возобновиться и в один прекрасный момент вытеснить американскую нефть с рынков Европы. Для Standard Oil было предпочтительнее самим контролировать русскую нефть, чем видеть ее в руках конкурента. «Мне кажется, что для нас нет другого пути, кроме как рискнуть и сделать вложения сейчас, – разъяснял свою точку зрения Тигл. – Если мы не сделаем этого, думаю, нам не дадут оказать какое-либо существенное влияние на ситуацию с добычей в России».

Standard Oil of New Jersey начала интенсивные переговоры, невзирая на высокую вероятность того, что Нобели пытались продать собственность, которой больше не владели. Этот риск стал реальнее в апреле 1920 г., когда большевики вновь заняли Баку и немедленно национализировали нефтяные месторождения. Британских инженеров, работавших в Баку, посадили в тюрьму, а некоторых «нобелевцев» судили как шпионов. Однако сделка была настолько привлекательной в случае падения большевиков, а убежденность в этом была столь сильна, что Standard Oil of New Jersey и Нобели продолжали переговоры. В июле 1920 г., менее чем через три месяца после национализации, сделка была заключена. Standard Oil приобрела права на половину нефтяной собственности Нобелей в России по действительно «минимальной цене сделки» – за $6,5 млн с последующей доплатой $7,5 млн. Взамен Standard получала контроль как минимум над третьей частью добычи нефти в России, над 40 % нефтепереработки и 60 % внутреннего российского нефтяного рынка. Западные нефтяники выдавали желаемое за действительное – риск был действительно очень велик и слишком очевиден. А если новый большевистский режим все-таки устоит? Национализировав месторождения, их можно разрабатывать или выставить на международный аукцион.

В последовавшей дуэли между капиталистами и коммунистами последних представлял образованный и находчивый нарком внешней торговли Леонид Красин. Стройный, с острой бородкой, изысканный и на вид рассудительный, он совсем не был похож на кровожадного фанатика, которого ожидали увидеть западные собеседники. Он нравился женщинам. «Красин выглядел как очень породистый и очень воспитанный человек, истинный аристократ по интеллекту и манерам», – говорила одна англичанка. Красин понимал капиталистов как никто из его товарищей, поскольку сам когда-то был одним из них. До войны он служил на вполне приличной должности менеджера Бакинской электрической компании, а затем был российским представителем крупного германского концерна Siemens. В то же время Красин являлся главным технократом и, по словам Ленина, «министром финансов» большевистской революции. «Я человек без тени», – любил говорить Красин. Во время войны он играл роль одного из главных архитекторов военной экономики царской России, что вносило напряженность в его отношения с коллегами-революционерами. Один спор с товарищами по партии настолько измучил его, что он отказался от мяса и перешел на диету из кобыльего молока. Однако большевики нуждались в нем, в его организаторских способностях, поскольку он был единственным крупным бизнесменом в большевистском правительстве. После революции он занимал два поста – народного комиссара внешней торговли и транспорта – и пользовался огромным влиянием.

Standard завершала свои переговоры с Нобелями, когда Красин прибыл в Лондон для обсуждения торговых отношений по поручению правительства большевиков. 31 мая 1920 г. он отправился на Даунинг-стрит, 10, по приглашению премьер-министра Ллойд Джорджа. Это был исторический момент – впервые советского эмиссара принимал глава правительства великой западной державы. Появление Красина вызывало у британцев смесь любопытства с антипатией. Лорд Керзон, министр иностранных дел, глядел на огонь в камине, крепко сцепив руки за спиной. Он не хотел пожимать руку Красину, но Ллойд Джордж резко одернул его: «Керзон! Будьте джентльменом!»

Через несколько месяцев, поскольку англо-советские переговоры продвигались вперед с большими трудностями, сам Ленин направил Красину в Лондон секретное послание: «Эта свинья Ллойд Джордж врет без стыда и совести. Не верь ни единому слову и будь в три раза хитрее». В ходе переговоров Красин старался заинтересовать британских бизнесменов в торговле с Россией. Но его позиция была очень слабой. Советский Союз шел к экономической катастрофе, вызванной падением промышленного производства, инфляцией, острой нехваткой капитала и повсеместным дефицитом продуктов питания, породившим голод. Россия отчаянно нуждалась в иностранном капитале для разработки, добычи и продажи своих природных богатств. С этой целью в ноябре 1920 г. Москва объявила о новой политике предоставления концессий иностранным инвесторам.

Затем, в марте 1921 г., Ленин пошел еще дальше. Он провозгласил так называемую новую экономическую политику, предусматривавшую значительное расширение советской рыночной системы, возрождение частных предприятий, а также активизацию советской внешней торговли и продажу концессий. Это не значило, что изменились убеждения Ленина, он просто реагировал на срочную и крайнюю необходимость. «Мы не можем своими силами восстановить разрушенную экономику без зарубежного оборудования и технической помощи», – заявлял он. Для получения этой помощи он был готов предоставить концессии «наиболее мощным империалистическим синдикатам». Характерно, что первые два примера нового курса были связаны с нефтью – «четверть Баку, четверть Грозного». Нефть могла снова, как в царские времена, стать самым доходным экспортным товаром. Одна из большевистских газет назвала ее жидким золотом.

Ленинские заигрывания с Западом встретили мощное сопротивление его товарищей, в том числе вечно подозрительного Сталина. Среди бизнесменов, приезжающих в Советский Союз, предостерегал Сталин, будут «лучшие шпионы мировой буржуазии», и расширение контактов приведет к тому, что слабые места России станут всем видны. Тем не менее через неделю после объявления Лениным новой экономической политики Красин подписал в Лондоне англо-советское торговое соглашение. Затем он принялся раздавать предложения новых нефтяных концессий. С большой ловкостью Красин находил подход к разным компаниям, в то же время с помощью слухов и намеков настраивая одну против другой.

Детердинг решил не расстраиваться из-за потери сделки с Нобелями. Он, как и Нобели, был убежден, что присутствие Standard Oil of New Jersey в России станет хорошей страховкой для всех иностранных инвесторов, в том числе и для Royal Dutch/Shell, владеющей бывшей собственностью Ротшильдов. «Нам уже принадлежит несколько хороших мест за российским обеденным столом и значительная часть продуктов на нем, – поучал он Гюльбенкяна. – Обедать лучше в компании с людьми, заинтересованными в этом обеде». Однако Детердинг не примирился с намерениями большевиков распродать то, что он считал своей собственностью, и таким образом выгнать его из-за стола. То же самое относилось и к Уолтеру Тиглу[198]198
  Gibb and Knowlton, Standard Oil, vol. 2, pp. 332–35 («no other alternative»); Richard H. Ullman, Anglo-Soviet Relitions, 1917–1920, vol. 3, The Anglo-Soviet Accord (Princeton: Princeton University Press, 1972), pp. 93–99 («every inch» and «Curzon!»), 117 («swine»); E. H. Carr, The Bokhevik Revolution, 1917–1923, vol. 3 (New York: Norton, 1985), pp. 352 («cannot by our own strength» and «quarter»), 349 («best spies»). NA 861.6363: Teagle to Hughes, August 19, 1920, 18; «Double Victory» 49 («liquid gold»); Bedford to Hughes, May 11, 1922, 59; Bedford memo, 22; Bedford memo, December 1920, 31, RG 59. Times (London), December 22,1920; Jones, State and British Oil, pp. 211–12 («several good seats»). О национализации см. William A. Otis, The Petroleum Industry in Russia: Supplement to Commerce Reports (Washington: Bureau of Foreign and Domestic Commerce, Mineral Division, 1924) and «Baku Consolidated Oilfields Position of British Property in Russia,» Times (London), December 23, 1920.


[Закрыть].

В 1922 г. Standard Oil of New Jersey, Royal Dutch/Shell и Нобели приступили к формированию так называемого «Фронта Юни». Целью было создание общего блока против советской угрозы их нефтяной собственности и торговли в России. Впоследствии к ним присоединились еще с десяток компаний. Все члены блока обязались вместе бороться с Советским Союзом и не позволить расправиться с каждым поодиночке. Они договорились добиваться компенсации за национализированную собственность и воздерживаться от односторонних сделок с русскими. Однако члены «братства торговцев нефтью» не доверяли не только Советам, но и друг другу. Поэтому, несмотря на взаимные заверения и обещания, с самого рождения «Фронт Юни» стоял на ногах весьма неустойчиво. А ловкий Леонид Красин, хорошо понимавший капиталистов и инстинкт соперничества, продолжал мастерски играть с компаниями и сталкивать их лбами.

Тем временем на многих рынках мира компании почувствовали конкуренцию со стороны дешевой русской нефти. Советская нефтяная промышленность, практически мертвая с 1920 по 1923 г., была быстро восстановлена с помощью крупномасштабного импорта западных технологий, и СССР вскоре вышел на мировой рынок в качестве экспортера. Что касается Standard Oil of New Jersey, ее руководство оказалось перед дилеммой: покупать ли им дешевую российскую нефть, невзирая на имущественные требования, или твердо придерживаться морально-этических норм бизнеса? Теперь Тигл пожалел об инвестициях в предприятие Нобеля. «Я убежден, – говорил он, – вместо того чтобы сидеть с этим больным дитятей и нянчить его уже несколько лет, мы могли бы инвестировать те же деньги в нефтяной бизнес где угодно таким образом, чтобы инвестиции сразу же начали работать». Хайнрих Ридеман, глава Standard в Германии, имел несколько иной взгляд: частным компаниям нелегко защитить свои права при конфискации и национализации. «Такое участие правительства в промышленности и предпринимательстве, как в России, есть нечто новое и неслыханное в истории бизнеса, – сказал он. – Никому из нас не нравится помогать советским идеям. Однако, если другие придут в Советский Союз раньше, какая нам польза стоять в стороне?» Действительно, другие западные компании уже стучались в дверь – некоторые тихо, а некоторые не скрываясь. Они добивались концессий по всему Советскому Союзу – от Баку до острова Сахалин. Собственность в Баку была именно тем, на что претендовали Standard Oil of New Jersey, Shell и др. Еще хуже было то, что Советы продавали нефть с этих предприятий как со своих собственных.

Существовал только один способ обыграть Советы: Standard Oil of New Jersey и Shell могли создать совместное предприятие для покупки российской нефти. Тиглу эта идея совсем не нравилась. «Знаю, что мыслю старомодно, – сказал он, – но попытка дружеского общения с человеком, который грабит ваш дом или крадет вашу собственность, никогда не казалась мне лучшей линией поведения». Тем не менее как только другие американские компании начали покупать российскую нефть и с ее помощью напрямую конкурировать с Standard Oil of New Jersey, противодействие ведению бизнеса с Россией внутри компании ослабло. В ноябре 1924 г. совместная организация по закупкам Jersey – Shell была наконец создана, и две компании начали обсуждать варианты сотрудничества с Советами. Внутренне Тигл был весьма недоволен тем, как это делалось. Они столкнулись с классической проблемой бизнеса – нехватка времени и слишком короткий день, чтобы обдумать все «всерьез и надолго». «Оглядываясь на то, что мы делали последние шесть или восемь месяцев, я нахожу, что столь важный вопрос, как ситуация с закупками в России, решался нами без должного внимания, – писал он Ридеману. – Достойно сожаления, что нам приходится делать так много и день наш так плотно расписан, что мы совершили ошибки, которых могло и не быть, если бы мы доводили вопросы до логического конца».

Сотрудничество с Royal Dutch/Shell – это одно, но сотрудничество с Советами – совсем другое. Оно оставалось для Тигла неприемлемым. В письме к Ридеману он писал: «Обеспечивать Советы рынком нефти значит не только стать скупщиком краденого, но и поощрять вора, превращая воровство в гарантированно доходное дело». Ридеман попытался успокоить взволнованного шефа. «Человек – странное создание, – отвечал он перед Рождеством 1925 г., – и, забывая про разочарования, он по-прежнему начинает каждый год с новыми надеждами. Поэтому давайте поступать так же».

Соглашение Jersey – Shell для организации совместных закупок у Советского Союза вскоре оказалось неминуемым. Было оговорено, что 5 % закупочной цены пойдет на компенсации бывшим владельцам. Тем не менее и Тигл, и Детердинг продолжали скептически смотреть на всю эту затею, и когда она в начале 1927 г. провалилась, Детердинг почти ликовал. «Я так рад, что из этих советских дел ничего не вышло, – писал он Тиглу. – Я чувствую, что каждый когда-нибудь пожалеет, что вообще имел дело с этими разбойниками, единственная цель которых – разрушить всю цивилизацию и снова установить господство грубой силы».

Такие эмоции входили в деловые расчеты Детердинга. Было похоже, что после женитьбы на русской эмигрантке Лидии Павловой он стал убежденным и откровенным антикоммунистом. Детердинг даже телеграфировал Джону Рокфеллеру-младшему, убеждая компании – наследницы Standard не покупать российскую нефть. Голландец сообщал, что он «молил» Рокфеллера «во имя гуманизма». По его мнению, «всем порядочным людям» следовало воздержаться от того, чтобы «помогать Советам получать валюту». Он говорил Рокфеллеру, что это «антихристов» режим. Детердинг был уверен в том, что Рокфеллер не захочет, чтобы его компании получали «запачканные кровью прибыли… Кровавая советская система скоро прекратит существование, если Ваши компании не будут ее поддерживать»[199]199
  . FRUS, 1922, vol. 2, p. 773; FRUS, 1923, vol. 2, pp. 802–04; Tolf, Russian Rockefellers, pp. 221–24; Gibb and Knowlton, Standard Oil vol. 2, pp. 340–47 («sick child,» «participation» and «look back»); Wall and Gibb, Teagle, pp. 222–25 («old fashioned»), 350–53 («encourage the thief,» «new hopes» and «so glad»). NA 861.6363: Teagle to Bedford, telegram, July 19, 1922,84; Sussdorf to Hughes, July 27, 1922, 88, September 19, 1922, 104; unsigned memorandum with Poole memo, October 6, 1922, 112; DeVault memo, October 8, 1923, 169; Deterding telegram, February 1926, 262 (Deterding to J.D.R., Jr.), RG 59.


[Закрыть].

Невзирая на мольбы Детердинга, две компании – наследницы Standard Oil – Standard Oil of New York и Vacuum – пошли своим путем в делах с Советским Союзом. Standard of New York построила для русских керосиновый завод в Батуме, который сама же и арендовала. Обе компании заключили контракты на закупку больших объемов российского керосина – в основном для Индии и рынков Азии. Socony нуждалась в нефти из России для поставок на индийский рынок, так как Shell располагала другими источниками нефти для поставок в Индию, а Socony – нет.

Детердинг пришел в ярость. Он осудил президента Socony Мейера, назвав его человеком «без ума и чести». В 1927 г. в качестве возмездия «за предательство» он начал жестокую ценовую войну в Индии, которая вскоре перекинулась и на другие мировые рынки. Socony контратаковала, снижая цены на других рынках. Детердинг организовал целую кампанию против Standard of New York, критикуя ее в прессе за покупку «коммунистической» нефти. Поскольку различия между компаниями – наследницами треста Standard Oil были не слишком ясны – не только общественности, но и Детердингу, который был чересчур подозрителен, чтобы хоть немного в них поверить, – Standard Oil of New Jersey тоже оказалась втянутой в драку. К большому неудовольствию Уолтера Тигла, Standard Oil of New Jersey обвинили в покупке «коммунистической» нефти. Именно это и было целью Детердинга. «Мы имеем сейчас дело со столь значительными событиями, что компании Standard Oil of New Jersey придется улаживать все самой», – писал с угрозой Детердинг руководителю Standard Oil of New Jersey. Он ясно выразил надежду, что Standard Oil of New Jersey решительно поставит Socony на место. Standard Oil of New Jersey, в конце концов, крупнейшая и самая перспективная американская нефтяная компания, – говорил он, – а "младшую" компанию Standard of New York надо заставить понять, что она служанка, а не госпожа». Как и планировал Детердинг, Standard Oil of New Jersey заставили публично осуждать две другие компании за их закупки в России. Тигл нашел в этом занятии себе утешение. По его словам, «думающие люди в Европе впервые поняли, что действительно существует разница между одной компанией Standard Oil и другой».

Руководители Standard Oil of New Jersey подозревали, что Детердинг вышел из соглашения о закупках нефти у Советского Союза под давлением британского правительства. Но в самый разгар ценовой войны высокопоставленный британский чиновник заверил американцев, что дело было вовсе не так. «Сэр Генри Детердинг вечно попадает впросак из-за своей нетактичности», – писал чиновник. Когда русские подняли вопрос о компенсациях в предложенном совместном закупочном проекте Shell и Standard Oil of New Jersey, «сэр Генри совсем потерял голову и сказал, что не позволит никому покупать советскую нефть… Это была полная глупость, так характерная для него… Очевидно, прочие покупатели не отступились бы, но его поступок был реакцией на собственное бессилие, которое и заставило сэра Генри напасть на Standard Oil of New York и сделать заявление о проведении демпинга».

Однако на обеде в Гааге, в доме одного из голландских директоров, Детердинг изложил свою версию событий. «После нескольких лет относительного мира, – заявил он, – мы обнаружили, что нас внезапно атаковали в Бирме, куда компания Standard Oil of New York начала импортировать советский керосин. Считая в данном случае лучшей защитой нападение, я немедленно принял вызов, и с тех пор мы отражали и наносили удары, чтобы найти слабые места соперника. Я уверен в том, что позиция Royal Dutch/Shell в отношении советской нефти ясно продемонстрирована еще раз».

Две американские компании, Vacuum и Standard of New York, не согласились с этим. Цель Детердинга, по убеждению президента Vacuum, на самом деле состояла в том, чтобы отрезать последнюю от недорогой нефти, поскольку экспортная система Vacuum прямо конкурировала с Royal Dutch/Shell, и тем самым получить «монополию на экспорт русской нефти». Когда же Standard Oil of New Jersey обвинила эти две компании в измене американским принципам, президент Vacuum заметил, что бизнесмены и фермеры Америки постоянно продавали в Россию хлопок и другие товары. «Что более неправомерно, – спрашивал он, – покупать в России или продавать ей?» Этот вопрос останется надолго без ответа.

К концу 1920-х гг. крупнейшим компаниям порядком надоел вопрос русской нефти. Попытки вернуть собственность или добиться компенсации стали казаться безнадежным делом. Кроме того, на месторождении Баба-Гур-Гур в Ираке забил новый фонтан, который заставил обратить взоры на новые источники нефти на Ближнем Востоке. Совет директоров Standard Oil of New Jersey решил занять нейтральную позицию – не добиваться контрактов с Советским Союзом и не участвовать в бойкоте. Осенью 1927 г. Ридеман подвел итоги. «Для себя, – сказал он, – я похоронил Россию».

Если и так, то труп был жив, поскольку все большие объемы советской нефти поступали на переполненный мировой рынок. Ожесточенная ценовая война, спровоцированная Детердингом в Индии и в других странах, была направлена против российской нефти, однако сказалась куда больше на тех, кто занимался нефтью в мировом масштабе[200]200
  Deterding to Riedemann, October 20, 1927 («neither honor nor» and «enormous events»), 5-5-35 file, case 6, Oil Companies papers; Financial Times, January 16, 1928; Gibb and Knowlton, Standard Oil, vol. 2, pp. 352–56 («thinking people» and «buried Russia»). NA 861.6363: Kelley memo, February 8, 1927, 222; Memo of conversation with Sir John Broderick, February 4, 1928, 239 («hot water» and «lost his head»); Tobin to Secretary of State, June 18, 1928–Standard Oil Company/4 («suddenly attacked»); Whaley to Kellogg, March 14, 1928, 240, RG 59. Peter G. Filene, Americans and the Soviet Experiment, 1917–1933 (Cambridge: Harvard University Press, 1967), p. 118 («more unrighteous»); Joan Hoff Wilson, Ideology and Economics: U.S. Relations with the Soviet Union, 1918–1933 (Columbia: University of Missouri Press, 1974), app. D.


[Закрыть].