Текст книги "Добыча"

В начале XX в. разведка нефти в Западном полушарии за пределами Соединенных Штатов была сосредоточена прежде всего в Мексике. Ведущими компаниями были Pan American Petroleum, возглавляемая Эдвардом Доэни, который впоследствии оказался замешанным в скандале с Типот-Домом, и Mexican Eagle под руководством англичанина сэра Уитмена Пирсона, получившего позднее титул лорда Каудрая. Доэни, уже добившийся успеха в нефтяном бизнесе в Калифорнии, впервые приехал в Мексику в 1900 г. по приглашению Мексиканских государственных железных дорог для разведки нефтяных месторождений. В связи с постоянной нехваткой дров руководство железных дорог было весьма заинтересовано в том, чтобы нефть добывали где-нибудь рядом.

Интересы Пирсона были обширнее, он являлся самым крупным подрядчиком XIX в. Он был не только талантливым и весьма изобретательным человеком, но и смелым предпринимателем, прирожденным инженером, поскольку имел дар математика, а по характеру был основательным, твердым, дотошным и настойчивым. Пирсон, резковатый и не располагающий к себе, воплощал собою тип прирожденного начальника. Он отказался от Кембриджа и Оксфорда в пользу семейного строительного бизнеса в Йоркшире. Тяжелая и грязная работа в молодости на всю жизнь привила ему страсть к ухоженным рукам и чистым ногтям – черта, которая опосредованно характеризовала его неослабное внимание к мелочам, в том числе и в работе.

«Манера Пирсона» – его умение добиваться успеха по-крупному – вызывала восхищение окружающих. Но у него самого иллюзий не было. Он писал дочери: «Госпожа фортуна легко ускользает, а посему единственный путь – понять, в чем именно ты можешь добиться удачи, а затем идти напролом». Его наставления сыну звучали следующим образом: «Не сомневайся ни секунды, если придется выступить против своих коллег или действовать вопреки их решению. Никакой бизнес не будет успешным, если во главе его не стоит диктатор, желательно в бархатных перчатках». Эти изречения он постоянно подтверждал собственным примером. Пирсон руководил строительством нескольких инженерных чудес конца XIX в., в том числе туннеля Блэкуолл под Темзой, четырех туннелей под Ист-Ривер в Нью-Йорке, построенных для Пенсильванской железной дороги, и, наконец, портовых сооружений в Дувре. В конце концов в созданную им империю вошло многое – от The Financial Times, The Economist и Penguin Books до инвестиционного банка Lazards в Лондоне. Входила туда и сервисная нефтяная компания. Но именно Мексика принесла ему большую часть богатства.

«Манера Пирсона» была столь притягательна, что президент Порфирио Диас, диктатор Мексики, пригласил его для реализации первого из нескольких крупных проектов – Гранд-канала для системы дренажа Мехико. Потом были порт Веракрус и железная дорога Техуантепек, соединявшая побережья Атлантического и Тихого океанов. С момента прибытия в Мексику Пирсон прилагал все усилия к тому, чтобы снискать расположение мексиканцев, а особенно Диаса и его окружения. Он использовал все средства – от подарков до пожертвований, включавших как причудливые произведения европейского искусства, так и 100 000 фунтов на строительство больницы, носящей его имя. Казалось, он всегда был готов пойти на уступки мексиканцам там, где американцы обычно не уступали. Его связи в Англии производили впечатление. В британском парламенте, где он несколько лет заседал, его называли «депутат от Мексики». Но своему положению в этой стране Пирсон был обязан холодному политическому расчету Диаса. Диктатору приписывают следующий афоризм: «Бедная Мексика, она так далеко от Бога и так близко к Соединенным Штатам». Диас и его политическое окружение не могли позволить американцам установить полное господство в мексиканской экономике. Вот почему у Диаса был хороший повод пригласить всемирно известного инженера из далекой страны для реализации крупных технических проектов и предоставить ему максимум возможностей для расширения деятельности в Мексике.

Во время поездки в Мексику в 1901 г. Пирсон опоздал на пересадку на поезд в городке Ларедо на границе с Техасом. Вынужденный остаться там на ночь, он узнал, что городок уже в течение трех месяцев охвачен нефтяным безумием в связи с открытием месторождения Спиндлтоп. Вспомнив один из отчетов своего сотрудника о выходах нефти на поверхность в Мексике, Пирсон проанализировал все признаки наличия нефти, которые за это время смог найти вокруг Ларедо, после чего отправил своему менеджеру телеграмму с указанием срочно ехать и покупать перспективные с точки зрения нефти участки. «И убедитесь, что мы имеем дело непременно с первыми лицами», – распорядился он. Пирсон был уверен, что нефть станет хорошим топливом для новой железной дороги Техуантепек. И все это было сделано за девять часов, во время пересадки. Нефтяное предприятие Пирсона в Мексике заработало. Он расширил территорию разведки, включив в нее Табаско, и нанял на работу не кого-нибудь, а капитана Энтони Лукаса – человека, нашедшего нефть на Спиндлтопе.

Потребовались большие расходы и глубокая самоотверженность. Однако спустя почти десятилетие компании Пирсона Mexican Eagle нечем было похвалиться. «Я ввязался в это предприятие, – писал своему сыну прозревший и расстроенный Пирсон в 1908 г., – не представляя себе многих проблем, только зная, что нефть означает богатство, и эта тяжелая работа, требующая напряжения всех сил, должна принести результаты». Своей жене он жаловался еще откровеннее: «Не могу не думать, какой же я алчный авантюрист по сравнению с людьми прошлого. Я нерасторопен и страшно боюсь двух вещей: во-первых, что потеряю авторитет и, во-вторых, что мне придется начать жизнь заново. Эти страхи порой делают меня малодушным. Я знаю, что, если мое нефтяное предприятие потерпит фиаско, у меня останется достаточно средств для спокойной жизни… Но пока не добьюсь успеха, я буду нервничать и чувствовать себя подавленным».

Наконец в 1909 г., удостоверившись в том, что его собственное знание нефтяного бизнеса поверхностно, он отказался от услуг английских консультантов-геологов – знаменитого сэра Бовертона Редвуда и его фирмы, а вместо них нанял американцев, ранее работавших в Службе геологии, геодезии и картографии США. Они на деле доказали свой профессионализм, и в 1910 г. Пирсон (теперь уже лорд Каудрай) получил наконец результаты. Первым стало уникальное месторождение «Потреро дель Льяно 4», которое давало 110 000 баррелей в день и считалось крупнейшим месторождением нефти в мире. Это открытие вызвало в Мексике небывалый ажиотаж. Кроме того, оно буквально за одну ночь сделало Mexican Eagle одной из крупнейших нефтяных компаний. Добыча сосредоточилась вдоль Golden Line («Золотой дороги»), неподалеку от Тампико, где скважины с дебитом от 70 000 до 100 000 баррелей в день вскоре стали обычным явлением.

Мексика быстро превратилась в крупного игрока на мировом нефтяном рынке. Качество мексиканской сырой нефти было таким, что ее в основном перерабатывали на мазут, который конкурировал с углем в промышленности, на железных дорогах и на флоте. К 1913 г. мексиканскую нефть использовали даже на российских железных дорогах. Во время Первой мировой войны Мексика стала жизненно важным поставщиком для Соединенных Штатов и к 1920 г. обеспечивала 20 % потребностей Америки в нефти, а уже к 1921 г. достигла удивительных результатов: она стала второй в мире страной по объему добычи нефти – 193 млн баррелей в год[191]191
  Middlemas, Master Builders, pp. 169, 178 («Dame Fortune» and «autocrat»), 211 («move sharply»), 217 («craven adventurer»); Jonathan С Brown, «Domestic Politics and Foreign Investment: British Development of Mexican Petroleum 1889–1911,» Business History Review 61 (Autumn 1987), p. 389 («Poor Mexico»); Pearson to Body, April 19, 1901, Box C-43, LCO-2313, Pearson papers («oil craze»); Pan American Petroleum, Mexican Petroleum, (New York: Pan American Petroleum, 1922) pp. 13–28, 185–214; J. A. Spender, Weetman Pearson: First Viscount Cowdray (London: Cassell, 1930), pp. 149–55 («entered lightly» and «superficial»).


[Закрыть].

Но к этому времени политическая обстановка в стране изменилась коренным образом. В 1911 г. одряхлевший президент Диас, которому был 81 год, был сметен революцией. Последовавшая за этим волна насилия существенно ослабила желание иностранцев инвестировать в мексиканскую экономику. И. Сэдлер, представитель Standard Oil of New Jersey в Мексике, был ограблен бандитами в дороге, когда вез зарплату работникам компании. Его жестоко избили и бросили умирать, но каким-то образом он выжил и добрался до лагеря. Однако после этого случая Сэдлер никогда не брал с собой больше $25 наличными, носил недорогие золотые часы, которые не жалко было отдать налетчикам, и приобрел стойкое отвращение к планам расширения деятельности в Мексике. Принадлежавшие Mexican Eagle лагеря нефтяников были захвачены и недолгое время удерживались восставшими, а некоторые сотрудники были убиты. В октябре 1918 г. (в месяц окончания Первой мировой войны) от имени Генри Детердинга к Каудраю обратился Галуст Гюльбенкян. Он сказал, что Royal Dutch/Shell хотела бы приобрести крупный пакет акций Mexican Eagle, взять ее под свой контроль и таким образом обеспечить лорду Каудраю полный душевный покой.

Добыча нефти в Мексике на протяжении двух десятков лет вызвала у Каудрая не только усталость, но и желание больше не рисковать. Англичанин получил достаточно. Как он объяснил представителю британского правительства, у него пропала охота «бесконечно долго в одиночку нести бремя этого огромного бизнеса». Каудрай легко принял предложение Гюльбенкяна и уступил, если не «с полным душевным покоем», то во всяком случае с облегчением и огромным увеличением личного капитала. Как оказалось, вовремя, поскольку выяснилось, что Mexican Eagle – не лучшее приобретение Shell. Почти сразу же после сделки в крупные скважины, купленные Shell, стала поступать соленая вода. Это была очень плохая новость – она означала падение объема добычи. Тот же процесс наблюдался и у других нефтяных компаний. С проблемой можно было справиться, сделав дополнительные капиталовложения, улучшив технологию добычи и организовав дополнительную нефтеразведку. Но в разгар революционных беспорядков иностранные компании не хотели увеличивать инвестиции. Действительно, их дни в Мексике были сочтены, поскольку, как стало очевидно, позиции нефтяных компаний расшатывали не столько беззаконие и революционные беспорядки, сколько ожесточенная борьба между мексиканскими националистами и революционерами, с одной стороны, и иностранными инвесторами – с другой[192]192
  Memorandum, October 7, 1918 («peace of mind»), Cowdray to Cadman, May 8, 1919 («carry indefinitely»). Royal Dutch/Shell file, Box C44, Pearson papers; Egan to Frost, memo attached, April 23, 1920, p. 4, 811.6363/352, RG 59, NA; Robert Waley Cohen, «Economics of the Oil Industry,» in Proceedings of the Empire Mining and Metallurgical Congress, 1924, p. 13; Beeby-Thompson, Oil Pioneer, p. 373; Wall and Gibb, Teagle, p. 186. Через несколько лет заместитель Пирсона, тот, кто первым обратил внимание на следы нефти на поверхности в Мексике, говорил: «Если бы босс не опоздал на поезд, идущий в Ларедо, он бы просто перешел из одного вагона в другой, устроился бы в купе вагона-салона и, как обычно, открыл чемодан с книгами и углубился в работу, заглянув разве что на несколько минут в местную газету в поисках международных новостей, – и его бы не заинтересовала нефть в Ларедо и Сан-Антонио. Вот такое совпадение и определило наше участие в разработке мексиканской нефти». J. В. Body, «How We Went into Oil,» Nov. 21, 1928, Box C43-LCO-2312, Pearson papers.


[Закрыть].

Конфликт положил начало серьезной и затяжной конфронтации между правительствами и нефтяными компаниями, что вскоре стало привычным явлением во всем мире. В Мексике проблема свелась к двум вопросам: соблюдению соглашений и вопросу суверенитета и собственности. Кому пойдет прибыль от нефти? Мексиканцы хотели восстановить не действовавшую на тот момент норму. До 1884 г. подземные ресурсы страны («недра») принадлежали прежде всего государству, затем – народу. Режим Порфирио Диаса отменил эту законодательную статью, передав собственность на недра фермерам, плантаторам и прочим землевладельцам. Те в свою очередь были рады иностранному капиталу, который в конечном счете стал контролировать 90 % нефтяных ресурсов. Одной из основных целей революции было восстановление государственной собственности на эти ресурсы. Статья 27 Конституции Мексики, принятой в 1917 г., провозгласила и закрепила это завоевание революции, вокруг которого и завязалась борьба. Мексика вернула себе нефть, но не могла добывать и продавать ее без участия иностранного капитала, тогда как инвесторы не очень хотели рисковать и нести расходы без стабильных контрактов и прогнозируемых прибылей.

Помимо национализации недр, конфликты с нефтяными компаниями провоцировались и другими действиями сменяющих друг друга мексиканских режимов – законодательством и налоговым регулированием. Под предводительством Эдварда Доэни некоторые компании начали настраивать общественность в Вашингтоне в пользу военной интервенции, чтобы защитить жизненно важные нефтяные запасы в Мексике, находящиеся в собственности американцев. Ситуацию осложнили действия Мексики по увеличению доходов государства, чтобы расплатиться с иностранными займами. Ведущие американские банкиры ожидали исправного обслуживания мексиканских долгов, а Мексике для этого требовались доходы от нефти. Поэтому банкиры приняли сторону Мексики против американских нефтяников и их призывов к интервенции и карательным санкциям.

Конфронтация из-за нефти ухудшила отношения между Мексикой и США. Вашингтон регулярно отказывал сменяющимся мексиканским режимам в дипломатическом признании, и не раз казалось, что государства находятся на грани войны. Американцы считали, что угрозе подвергаются их коренные интересы и права, в том числе право частной собственности, нарушались контракты и договоры. Когда Вашингтон обращал свой взор на юг, на Мексику, он видел нестабильность режима, бандитизм, анархию, угрозу поставкам стратегического ресурса и неисполнение контрактов. Мексика же усматривала в Вашингтоне и американских нефтяных компаниях иностранную эксплуатацию, унижения, нарушение суверенитета, а также непомерное давление и силу «империализма янки». Нефтяные компании не чувствовали себя в безопасности и сворачивали инвестиции, прекращали деятельность и вывозили персонал. Все это быстро отразилось на объемах добычи, и Мексика вскоре перестала быть мировой величиной на нефтяном рынке[193]193
  Lufkin to Dearing, April 20, 1921, 800.6363/253; Subcommittee on Mineral Raw Materials, Economic Liaison Committee, «The Petroleum Policy of the United States, p. 11, July 11, 1919, 811.6363/45; «The General Petroleum Situation,» February 19, 1921, pp. 32–33, 800.6363/325, RG 59, NA. Gibb and Knowlton, Standard Oil, vol. 2, pp. 364–65; George Philip, Oil and Politics in Latin America: Nationalist Movements and State Companies (Cambridge: Cambridge University Press, 1982), pp. 16–18; N. Stephen Kane, «Corporate Power and Foreign Policy: Efforts of American Oil Companies to Influence United States Relations with Mexico», 1921–28,» Diplomatic History 1 (Spring 1977), pp. 170–98; Lorenzo Meyer, Mexico and the United States in the Oil Controversy, 1917–1942, trans. Muriel Vasconcellos (Austin: University of Texas Press, 1976), pp. 24–99; O'Brien, «Oil Crisis and the Foreign Policy of the Wilson Administration,» chaps. 4–6.


[Закрыть].

Прогнозы роста спроса на нефть, опасение дефицита, новая роль нефти как основы могущества наций, что было доказано войной, и, разумеется, прибыль – вот что стимулировало «борьбу за новые месторождения», как Royal Dutch/Shell назвала это в своем отчете за 1920 г. «Мы не можем проиграть борьбу за новые территории… наши геологи есть везде, где имеется хоть малейший шанс на успех», – говорилось далее. Венесуэла открывала список перспективных территорий, и не только для Royal Dutch/Shell. Изменение политической ситуации в Мексике стимулировало массовый исход бизнесменов-нефтяников в Венесуэлу. Здесь несколько веков назад первые испанские путешественники видели, как индейцы использовали выступавшую на поверхность нефть для смоления и ремонта своих каноэ. Венесуэла, в отличие от Мексики, обеспечивала лояльный политический климат, что было исключительной заслугой генерала Хуана Висенте Гомеса – жестокого, коварного и алчного диктатора, правившего Венесуэлой 27 лет только в целях своего обогащения.

Венесуэла была малонаселенной бедной сельскохозяйственной страной. С 1829 г., после освобождения страны от власти Испании, районами управляли местные каудильо. В середине 1890-х гг. из 184 членов законодательного собрания как минимум 112 назывались генералами. Придя к власти в 1908 г., Гомес занялся централизацией управления и превращением страны в личное феодальное владение, персональную «гасиенду». Полуграмотный, он правил страной с помощью своих друзей и родственников – говорили, что у него было 97 незаконных детей. Он назначил вице-президентом своего брата, который занимал этот пост до тех пор, пока не был убит сыном Гомеса. Перед Первой мировой войной Гомесу нравился охотничий костюм Тедди Рузвельта, во время войны он уже был настроен прогермански и в одежде подражал кайзеру. Вудро Вильсон называл его негодяем, и это было еще мягко по отношению к человеку, зажимавшему страну в тисках жестокости и террора. Британский посол в Каракасе был более откровенным и описывал Гомеса как «абсолютного монарха в средневековом смысле этого слова». Гомес знал, чего он хочет, а хотел он кроме абсолютной политической власти еще и огромного богатства. Его нищей стране нужны были доходы и для экономического развития, и для личного обогащения ее хозяина. Две цели слились в одну. Иностранный капитал означал доходы. Шансом Гомеса была нефть, он быстро понял, что для привлечения иностранных инвесторов необходимо обеспечить стабильные политические и налоговые условия[194]194
  FTC, Foreign Ownership, pp. 11–13 («fight for new production»); «General Petroleum Situation,» February 19, 1921, p. 44, 800.6363/325, RG 59, NA; Stephen G. Rate, The Road to OPEC: United States Relations with Venezuela, 1919–1976 (Austin: University of Texas Press, 1982), pp. 4–5, 20(«scoundrel»), 38 («Monarch»); Thomas Rourke, Gomez: Tyrant of the Andes (Garden City, N.Y.: Halcyon House, 1936), chap. 11.


[Закрыть].

К 1913 г. Royal Dutch/Shell уже работала в Венесуэле в окрестностях озера Маракайбо, в 1914 г. началась добыча в небольших объемах. В 1919 г. на фоне растущего после войны интереса к Венесуэле Standard Oil Company (New Jersey) отправила туда своих разведчиков. Геолог группы решил вообще не обследовать бассейн Маракайбо. «Всякий, кто проведет здесь хотя бы несколько недель, – объяснял он, – почти наверняка заразится малярией либо получит заболевания печени и кишечника, которые очень скоро станут хроническими». Он не рекомендовал делать инвестиции в Венесуэлу, но менеджер Standard Oil of New Jersey, принимавший участие в поездке, не согласился с ним. Для него действия Royal Dutch/Shell значили куда больше, чем малярия или какие-то болезни. «Тот факт, что они вкладывают сюда миллионы, наводит на мысль, что в этой стране есть крупные запасы нефти», – указал он в своем отчете. Отказ от добычи нефти в Латинской Америке может поставить под угрозу способность Standard Oil оставаться ведущим поставщиком нефти для этого региона.

Получение концессии от генерала Гомеса оказалось не столь простой задачей, как казалось вначале. Представителю Standard Oil удалось встретиться и поговорить с генералом лично, а не через посредников. Генерал, казалось, был настроен благожелательно, и представитель компании с определенной долей уверенности подал заявку. Но в тот же день на эту же концессию подал заявку некий Хулио Мендес, оказавшийся зятем Гомеса. Он по случайному стечению обстоятельств получил концессию и сразу продал ее другой компании. В конце концов Standard Oil of New Jersey все-таки приобрела территорию приличных размеров – частично у других американских компаний, частично у Хулио Мендеса, – включавшую 4200 акров дна озера Маракайбо, что в компании сочли шуткой. Представитель Standard Oil of New Jersey даже пошутил, что они купят судно для занятия рыболовством, если 4200 подводных акров окажутся бесполезными для добычи.

Даже на суше искать нефть в Венесуэле было трудно и опасно. По дорогам этой страны можно было передвигаться разве что на воловьих повозках. Геологи перемещались на каноэ или мулах. Не существовало точных карт, а указанные на них реки либо отсутствовали, либо входили в совершенно иные речные системы. «Нигде я не видел таких злых и крупных комаров», – вспоминал один из американских геологов. Неприятности доставляли и насекомые, откладывавшие личинки под кожу человека. Медицинской помощи не было вообще, а если была, то на низком уровне. Ко всему прочему, геологи и пришедшие вслед за ними буровики столкнулись с враждебно настроенными индейскими племенами. Один буровик был убит стрелой на террасе столовой, после чего приказали вырубить все джунгли на расстоянии полета стрелы. Вплоть до 1929 г. Shell занавешивала кабины своих тракторов несколькими слоями специальной ткани, достаточно плотной, чтобы остановить индейские стрелы.

Стремление Гомеса привлечь иностранный капитал вынудило его правительство обратиться за содействием к американскому послу в Каракасе и американским нефтяным компаниям при разработке так называемого Нефтяного закона. Закон определял условия концессий, налоги, роялти, и для тех, кто сумел получить концессию, Венесуэла под управлением Гомеса обеспечивала политическую предсказуемость, административную и налоговую стабильность, что резко контрастировало с ситуацией в Мексике. Но даже в 1922 г., когда был принят Нефтяной закон, все еще стоял вопрос, будут ли в Венесуэле вестись нефтяные разработки. Результаты разведочных работ вызвали интерес, но не более того, тогда как инвесторам требовались в основном серьезные данные. В 1922 г. несколько американских геологов, затративших четыре года на картографирование страны по заказу Shell, дали негативную оценку перспективам нефтедобычи в Венесуэле и на всем южноамериканском континенте. Они оценили увиденное здесь как «мираж». По их словам, 10 центов, затраченных на увеличение добычи в США, «более прибыльны, чем доллар, затраченный в тропиках». Они дошли до того, что стали доказывать, будто производить горючее из сланцев в США дешевле, чем добывать нефть в Венесуэле и вообще в любом месте Латинской Америки.

Их выводы оказались преждевременными. В декабре того же года из скважины «Барросо» компании Shell на месторождении Ла-Роса в бассейне Маракайбо забил фонтан дебитом около 100 000 баррелей нефти в день. Ла-Роса, казавшееся поначалу не особо перспективным, было выбрано и обустроено местным менеджером Shell Джорджем Рейнолдсом. Это был тот самый «твердый британский дуб» Рейнолдс, который за полтора десятилетия до этого успешно провел англо-персидский проект через все препятствия, а после первых открытий был отправлен в отставку и не получил ничего, кроме незначительной премии. Тогда его упорство открыло для нефтедобычи Ближний Восток, а теперь Венесуэлу[195]195
  Philip, Oil and Politics in Latin America, pp. 13–15; Gibb and Knowlton, Standard Oil, vol. 2, pp. 384–90 («malaria» and «spent millions»); B. S. McBeth, Juan Vicente Gomez and the Oil Companies in Venezuela, 1908–1935 (Cambridge: Cambridge University Press, 1983), pp. 17–19, 67, 91–108; Gerretson, Royal Dutch, vol. 4, p. 280; Owen, Trek of the Oil Pioneers, pp. 1059–60 («mirage»); Edwin Lieuwen, Petroleum in Venezuela (Berkeley: University of California Press, 1954), pp. 36–41; Ralph Arnold, George A. Macready and Thomas W. Barrington, The First Big Oil Hunt: Venezuela, 1911–1916 (New York: Vantage Press, 1960), pp. 19, 343, 54, 164, 285.


[Закрыть].

Фонтан на Ла-Роса подтвердил, что Венесуэла могла стать производителем нефти мирового значения. Открытие привело к нефтяной лихорадке. Вскоре в стране работало более 100 групп, в основном американских, а частично – английских. Среди них были как крупнейшие нефтяные компании, так и независимые нефтяники, такие как Уильям Бакли, который получил концессию на строительство нефтяного порта. Нефтяная лихорадка дала генералу Гомесу невероятную возможность обогатиться. Его близкие и друзья – «гомесисты», – не теряя времени, получали от правительства концессии, затем перепродавали их с большой прибылью иностранным компаниям, не забывая делиться лично с генералом. Позже для оформления подобных сделок генерал и его друзья создали специальную фирму под названием Compañí a-Venezolana de Petróleo, более известную как «фирма генерала Гомеса». Гомес и «гомесисты» подняли игры с иностранными партнерами до уровня высокого искусства. У компаний не было выбора, если они хотели участвовать в великом венесуэльском нефтяном буме 1920-х гг.

Разработки велись с головокружительной быстротой. Если в 1921 г. Венесуэла добывала только 1,4 млн баррелей нефти, то к 1929 г. ее добыча выросла до 137 млн баррелей и вывела страну на второе место в мире после США. В том году нефть обеспечила 76 % экспортных поступлений Венесуэлы и половину всех государственных доходов. Страна стала крупнейшим источником нефти для Royal Dutch/Shell, а к 1932 г. – самым крупным поставщиком нефти для Британии, а уже за ней шли Персия и Соединенные Штаты. Менее чем за десятилетие Венесуэла превратилась в мощную нефтяную державу. И она победила в борьбе за иностранный капитал. Для разведки и разработки открытых месторождений требовались крупномасштабные инвестиции, поэтому, несмотря на большое число игроков, реальное преимущество оставалось всего за несколькими компаниями. В 1920-е гг. основная часть добычи прямо или косвенно была связана всего с тремя из них – Royal Dutch/Shell, Gulf и Pan American. Последняя принадлежала Эдварду Доэни и по-прежнему оставалась одной из главных добывающих компаний в Мексике. В 1925 г. Pan American была куплена компанией Standard of Indiana.

Иностранные инвестиции, вероятно, не приобрели бы такого масштаба, если бы Гомес не обеспечил относительно благоприятный политический климат. Но как долго удержится стабильность? Представитель Lago, дочерней компании Standard of Indiana, в 1928 г. сообщил чиновнику Госдепартамента США: «Президент Гомес не вечен, и всегда существует опасность, что новое правительство, возможно более радикальное, решит конфисковать нефтеразработки и проводить политику, аналогичную Мексике». Поэтому в целях безопасности Lago построила крупный экспортный нефтеперерабатывающий завод для венесуэльской нефти не в самой Венесуэле, а на Арубе – принадлежавшем Голландии острове. Shell сделала то же самое на другом голландском острове – Кюрасао.

В отличие от Shell и других компаний Standard Oil of New Jersey, несмотря на большие расходы, результатов в нефтеразведке не достигла. Руководителя работ в Венесуэле называли в Нью-Йорке «недобывающим директором нефтедобычи». Наконец, в 1928 г., применив новую технологию на концессии, оставленной другой компанией, Standard Oil of New Jersey сделала свое первое крупное открытие. Создание технологии подводного бурения позволило открыть богатые запасы нефти под озером Маракайбо и добывать ее оттуда в огромных объемах. Шутки про рыболовный бизнес Standard Oil of New Jersey прекратились.

В 1932 г., в наиболее тяжелый момент Великой депрессии, компания Standard of Indiana была крайне обеспокоена предложением установить в США новый размер пошлины на импортируемые нефтепродукты – $1,05 за баррель бензина, 21 цент за сырую нефть и мазут. Это фактически закрывало доступ венесуэльской нефти на рынок Соединенных Штатов. Indiana не располагала торговой системой за рубежом, куда можно было направить нефть. Она опасалась делать новые капиталовложения в разгар Великой депрессии, компанию беспокоила и возможность национализации ее мексиканских активов. Сложенные вместе, риски выглядели чудовищно. Поэтому Standard Oil of Indiana продала Standard Oil of New Jersey свои зарубежные разработки, в том числе и в Венесуэле. Standard Oil of New Jersey заплатила частично своими акциями, и таким образом Indiana на время стала крупнейшим акционером Standard Oil of New Jersey[196]196
  McBeth, Gomez and the Oil Companies, pp. 114, 163–68; Mira Wilkins, The Maturing of Multinational Enterprise: American Business Abroad from 1914 to 1970 (Cambridge: Harvard UniversityPress, 1974), pp. 115–16 («not live forever»), 507, n. 51; Giddens, Standard Oil of Indiana, pp. 489–93; Gibb and Knowlton, Standard Oil, vol. 2, p. 384 («nonproducing»); Jonathan C. Brown, «Jersey Standard and the Politics of Latin American Oil Production, 1911–1930,» in John D. Wirth, ed., Latin American Oil Companies and the Politics of Energy (Lincoln: University of Nebraska, 1985), pp. 38–39.


[Закрыть].