Текст книги "Лишний князь. Нет ни друзей, ни врагов – только цель!"

– Ну что ж, а теперь послушаем, что скажет нам сам Владыка, – проговорил он.

Кочергой он принялся ворошить угли. Они зашипели, заполыхали всеми оттенками красного цвета, от ярко-алого до зловеще-багрового. Волхв бормотал над ними какие-то древние заклинания, потом замирал и следил за ними, вслушивался в их треск и шепот. Наконец, он отбросил кочергу на каменный пол, и обратившись к Буривою, заговорил:

– Владыка Ночи сулит тебе великое будущее. Ты станешь грозным царем, которого будут бояться и почитать. Ты исполнишь все свои замыслы и мечты. Путь тебе преградят могущественные враги. Они захотят растоптать тебя, но ты их всех одолеешь. Будь решительным и безжалостным! У тебя нет настоящих друзей, но могут найтись полезные союзники. Пользуйся их услугами, пока они нужны тебе, а затем бросай их. Бросай и не жалей: они – лишь орудия для достижения твоих целей. Не щади никого. Если ты пощадишь врага и оставишь ему жизнь, он поднимется и воткнет нож тебе в спину. Ты – великий и страшный царь, ты повелеваешь чужими судьбами, и можешь распоряжаться ими по своему произволу. Хочешь – милуй, а хочешь – казни. Однако не забывай, что любыми успехами ты обязан нашему владыке – Черному богу. Если обманешь его – он накажет и сотрет тебя в пыль. Так говорит сам владыка. Ты его понимаешь?

– Да, я все понимаю, – сглотнув, сказал Буривой.

– Принеси ему клятву! – резко велел Сваромир.

– Клянусь в верности Черному богу! – заикаясь от страха, выговорил Буривой. – Клянусь, что никогда у меня не будет иного владыки, кроме него! Клянусь, что подчиню ему всю свою жизнь, и что если мне случится стать правителем над другими людьми, то и их приведу в подчинение Темному господину!

Сваромир выглядел очень довольным. Он обнял Буривоя и сказал:

– Теперь ты наш брат. Ты принадлежишь нашей общине. Но и мы всегда будем на твоей стороне. А у нашего бога для тебя есть бесценный дар.

Он подошел к костру так близко, что его черные волосы взметнулись от жара. Любой другой на его месте сгорел бы, но ему, казалось, все было нипочем. Он распростер руки в стороны и начал выкрикивать какие-то древние заклинания на забытом языке, которым говорили, может быть, сами боги в незапамятные времена. Пламя костра зашипело и отступило назад, открыв взгляду рукоять меча, острие которого было воткнуто в полыхающие поленья. Меч был большим, почти в человеческий рост, двуручным, украшенным драгоценными каменьями. Он был раскален и сиял темным багровым светом, как и все в этом подземном мире.

– Это Змеебор, меч Перуна, выкованный божественным кузнецом Сварогом в его горней кузне, – проговорил Сваромир, испытующие глядя на Буривоя. – Если ты истинный царь, то сможешь достать его из огня.

Буривой отшатнулся назад. Лезть прямо в пламя ему совсем не хотелось – уж очень это противоречило его житейскому опыту. Да и сам меч казался таким горячим, что нечего было и думать хвататься за него руками.

– А у тебя нет кузнечных щипцов? – спросил он волхва.

– Каких еще щипцов? – насмешливо ответил тот. – Дар Черного бога нужно брать самому.

Буривой не решался подойти ближе, и Сваромир приободрил его:

– Не робей, будущий государь! Этот меч принесет тебе удачу! С ним ты разобьешь любого врага! Подходи и бери его прямо за рукоять!

Отступать было некуда. Холодея перед стеной этого яркого пламени, Буривой заставил себя сделать шаг вперед и протянуть руку в огонь. Ухватившись за рукоятку, он потащил меч к себе, но тот не поддался.

– Тяни! – грозно заорал на него Сваромир.

Забыв обо всем на свете, Буривой изо всех сил дернул его на себя. Меч выскочил из пламени и остался у него в руках. Рукоять его была теплой, но не обжигающей. Лезвие украшали тонкие узоры с изображением диких животных, убегающих от охоты.

– Теперь я вижу, что ты истинный царь! – проговорил Сваромир. – Меч теперь твой. С ним ты добудешь себе царский престол. А сейчас ступайте в избу для гостей отдохнуть. В обратный путь пуститесь завтра.

По всему было видно, что Умила здесь не впервой. В гостевой избе она распоряжалась, как дома. В сенях стоял большой длинный сундук с плоской крышкой. Она откинула ее и извлекла наружу постельное белье, подушки и одеяла. Избыгневу прямо там же, на сундуке, и постелили, а себе и Буривою она устроила опочивальню в маленькой ложнице. Ее узенькие окошечки были прорублены только для воздуха, света за ними не было ни днем, ни ночью. Одни только маленькие свечки давали им возможность передвигаться и видеть друг друга.

– Хочешь, я приглашу батюшку на ужин? – предложила она.

Она сбегала куда-то и принесла кувшин с вином, кружки и пироги. Вскоре пришел к ним и Сваромир. Они сели втроем за стол и приложились к вину. Поболтав для приличия о разных неважных вещах, Буривой подобрался к главному и спросил:

– Верно ли я понял тебя, что снять с меня ошейник сможет лишь Перемысл, который его и надел?

– Ох уж этот Перемысл, – со смехом проговорил волхв подземелья. – Сидит у стен Черного замка в храме богов, которые сгинули без вести. На что он надеется? Чего ждет? Лишь его колдовство все такое же – цепкое и прилипчивое. Боюсь, что и сам он не знает, как его отменить.

– Что же мне теперь делать? – с отчаянием воскликнул Буривой, трогая свой железный обруч.

– Из любой трудности можно выпутаться, – сказал Сваромир. – Мы на твоей стороне. Но и ты будь на нашей.

– Это как?

– Когда начнешь править в столице, очисти ее от последней памяти белых богов. Установи поклонение Черному богу, сделай его единственным и непогрешным.

Буривой прикрыл ладонью лицо и начал усиленно тереть лоб.

– Что, думаешь, что правителю это не под силу? – спросил Сваромир.

– Дело не в этом, – с усилием проговорил Буривой. – В этом городе, который я давно уже ненавижу, все пропитано памятью о Перуне, Яриле и Хорсе. Даже улицы называются их именами – Перуница, Ярилица, Хорошава… Чтобы установить почитание нового бога, нужно будет пожечь этот город дотла, иначе память о них не вытравить.

– Так в чем же дело? Ты слышал предсказание. Ты – будущий царь.

– Но даже царю жечь свой собственный город… Это что-то неслыханное, – замялся Буривой.

– Делай то, что считаешь нужным. Тебе все позволено. Так говорит владыка, – спокойно сказал Сваромир, глядя ему в глаза.

– Эх, что ж поделать? – решительно заявил Буривой. – Раз уж я втянулся в это лихое дело, то семь бед – один ответ! Даю тебе царское слово, что приведу столицу под новую веру, даже если придется выжечь ее дотла. А если я свое слово нарушу, то пусть Черный бог покарает меня!

Здесь, в глубине подземелья, не было ни ночи, ни дня. Они легли спать, когда Сваромир и его слуги ушли, совершенно не ведая, который теперь час, да и вообще, утро сейчас или вечер. Воздух тут был сырой, а далекие стены пещеры так гулко усиливали любой звук, что любое журчание воды превращалось в громоподобный шум. Умила не видела в этом беды и тут же заснула – кажется, она к таким условиям была привычна. А вот Буривой ворочался с боку на бок. «Я стану царем! – внутренне ликовал он. – Да еще царем не какого-то захудалого Старого Града, а самого Великого Мира-города! Вот это судьба! Только бы не обманул Черный бог! Но с другой стороны, – тут он хмурился и ворочался еще сильнее, – я должен буду то ли сжечь его, то ли выселить горожан. Ведь другого пути заставить их забыть свои древние обычаи не придумать. Что ж, пусть им будет хуже. Они, глупые, так боготворят этого Севку, что, пожалуй, меня не признают. А вот что делать с ним самим, с великим князем? Вот это задачка!»

Через пару часов он забылся. Когда Умила его разбудила, за окном стояла все та же темень, и точно так же гулко шумел под каменными сводами пещеры звук плещущихся вод. Избыгнев был уже одет и готов. Черные волхвы проводили их до ладьи. Буривой сам взял в руки весло, второе оставив своему слуге. Втроем они проделали обратный путь, только на этот раз грести пришлось изо всех сил, чтобы справиться с течением. Когда они выплыли из пещеры под лучи тусклого солнышка, спрятавшегося за облаками, Буривой почувствовал огромное облегчение. Он вдохнул полной грудью, выпрямился в ладье, высоко поднял в руках меч Змеебор и заорал на все окрестности:

– Ого-го! Я буду царем! Слышите, горы? Царем!

Звук его голоса разнесся по дремучим лесам и бескрайним полям.

Боярский суд

«Встала младая с перстами пурпурными Эос… Где я слышал этот стишок? – подумал Буривой. – Кажется, в какой-то древней байке о допотопном богатыре. И почему Денницу там называют Эос? Какая-то эллинская чепуха…»

Утренняя звезда действительно только что появилась на небосклоне. Первые лучи солнца, еще невидимого за семью дальними водами, начали подкрашивать краешек неба в бледно-розовый цвет. В курятнике заголосил петух.

В этот ранний час Мстиславль представлял собой сонное царство. В сенях спал Избыгнев, в повалуше – Тихомир со своими людьми. В стойлах спали кони, в хлеву – быки и коровы. Умила тоже сладко дремала рядом с ним на постели. Ее каштановые волосы разметались по подушке, она тихонько посапывала.

Ему не хотелось ее будить. Он натянул на себя порты и рубаху, сунул ноги в сапоги и вышел на двор.

Внезапно за воротами послышалась какая-то возня. Из конуры высунулся пес и подозрительно принюхался. Затем неуверенно гавкнул. Заостренный конец бревна над забором охватила пара грязных ладоней, и тут же над частоколом показалась настороженно-глуповатая физиономия с бегающими глазками, на которые спадала копна растрепанных, выцветших от солнца волос.

«Где-то я видел эту наглую рожу, – подумалось Буривою. – Ах да, у боярина Держимира. Как же его зовут? Елки-палки, да это же Шелкопляс!»

– Эй, ты! Тебе чего здесь надо? – вслух сказал он.

Шелкопляс вместо ответа подтянулся, перекинул через частокол ногу и засунул в рот пару пальцев. Раздался пронзительный разбойничий свист. Тотчас же послышался деревянный стук – это к забору приставляли лестницы, а в ворота ударили толстым бревном, надеясь их вышибить.

– Вот те на! Это что еще такое? Тут мой двор! – заорал от неожиданности Буривой.

Пес выскочил из конуры и залился оглушительным лаем. Однако цепь не пускала его далеко, и он изо всех сил натянул ее, пытаясь наброситься на непрошенных гостей. Ворота оказались прочными – на ночь их запирали толстой деревянной перекладиной, и они выдержали удары. Но вот забор спасти от нападавших не мог. Спрыгивая с высоких лестниц, на двор посыпались молодцы с дубинами и кистенями в руках. Первые из них бросились отпирать ворота, и лишь один Шелкопляс, зацепившись поясом за острый край бревна, беспомощно повис и задергался, как кукла на ниточках. Это дало Буривою несколько мгновений, чтобы отскочить обратно на крыльцо и во всю глотку проорать:

– Избоша! Тихоня! Подымайтесь! На нас нападают!

Ему не дали времени переполошить своих слуг. Тотчас же на него набросились сразу четверо бойцов. Жестким ударом кулака его сбили с ног, отчего он покатился вниз по ступенькам, больно ударяясь обо все, что попало, ребрами и головой. Внизу его приняли двое бородатых мужиков, которые начали пинать его сапогами.

– Вы что делаете, сукины дети? – заорал он на них, прикрывая голову от ударов. – Я же будущий царь! Царя нельзя бить!

– Ах, ты царь? – издевательски крикнул ему один из бородачей. – Вот мы тебя щас и отправим в тридевятое царство!

И он изо всех сил саданул его ногой в бок. Двери горницы тем временем распахнулись, и на пороге показался заспанный Избыгнев. Не долго думая, он ринулся на врагов, но их было больше. Его огрели по голове деревянной дубиной, и он осел на пол. А из повалуши уже бежали им на помощь Тихомир с Велибором и остальные дворовые люди. Они тут же вступили в бой. Завязалась отчаянная драка. Мстиславцы не хотели уступать, но силы были не равны – нападавших было намного больше. Им удалось наконец отпереть ворота, и на двор ворвались на конях витязи в полном боевом облачении – в шлемах и кольчугах, с обнаженными мечами и острыми копьями наперевес.

– Тихоня! – заревел Буривой, все еще пытающийся уклоняться от сыпавшихся на него ударов. – Неси мой Змеебор! Я их в окрошку сейчас порублю!

Но его слуги не могли выполнить этот приказ. Их загнали уже под крыльцо, где они скучились под столбами, поддерживающими сени. Еще пара мгновений – и их окружили со всех сторон. Избыгнев валялся в сенях без сознания. Тут из горницы выскочила Умила с растрепанными волосами и отчаянно заголосила:

– Это что же такое? Вы чего тут творите? На нашем собственном дворе, среди белого дня, бьете хозяина – князя и знатного воеводу!

– Видали мы народец и познатнее! – резко оборвал ее один из всадников, скачущих по двору среди всей этой суматохи.

Буривоя подняли под руки и поставили к нему лицом.

– Вот, Мечислав Держимирович, полюбуйся! Поймали мы переветника! – крикнул один из мужиков, что били его сапогами.

Пересиливая боль, Буривой посмотрел на конного витязя. Это и в самом деле был Мечислав, сын думного головы Держимира.

– Мечко, что ты делаешь? Зачем ты так? Мы же с тобой вместе пуд соли съели! – удивленно вымолвил Буривой.

– Ах ты, гад подколодный! – заорал Мечислав и замахнулся на него тяжелой кожаной плетью, в концы которой были вшиты свинцовые шарики. – Куда сестру мою дел? Отвечай, или я тебя тут же на воротах повешу!

– Не беспокойся, жива твоя сестра, – мгновенно помрачнев, ответил ему Буривой. – Она в Лихославле. С ней обращаются хорошо.

– Хорошо обращаются, говоришь? – заходясь от гнева, закричал на него Мечислав. – А ну, ребята, вяжи его и бросай на телегу! Везем его к отцу. Там с ним тоже хорошо обойдутся.

Его люди заржали – видимо, они уже знали, что собирается сделать с пленником их хозяин.

– Господине, а что с его слугами делать? – спросил Шелкопляс, растерянно теребящий в руках свой порванный пояс.

– Вяжи их всех! И девку его тоже! – приказал Мечислав.

Тихомира и людей, уже оплеванных и избитых, принялись связывать ремнями. Умилу грубо столкнули по крыльцу и силой усадили на воз, стоявший за воротами. Она орала благим матом и вырывалась, проявляя при этом такую ловкость, что ее похитителям едва удавалось с ней справиться. Одного только Избыгнева, все еще валявшегося на полу без сознания, бросили, ничего с ним не сделав – никому не хотелось тащить на себе полудохлое тело. Еще полчаса шел грабеж дома – из горницы и хозяйских построек выносили все, что попадалось под руку, а что не могли унести, то ломали и втаптывали в грязь. Вскоре погром был окончен, и вереница повозок с пленными потянулась вслед за всадниками мимо толпы зевак, успевших собраться на шум.

Ворота Дубового города распахнулись, едва сторожа за забором завидели их поезд. На Перуновой улице, ведущей к Кремнику, в мгновенье ока успел собраться мелкий столичный люд. Все хотели поглазеть на знаменитого князя Буривоя, друга и побратима великого князя, в одночасье превратившегося в изменника и переветника. Он сидел на телеге, подскакивавшей на ухабах, связанный по рукам и ногам, избитый, со спутавшимися усами, в одной нижней рубахе и домотканных портах. Показаться в таком виде при всем честном народе было невиданным унижением, но собравшимся только этого было и нужно.

– Эй, а где твое золотое корзно со змеей? – издевательски закричал какой-то мелкий служилый холуй.

Все вокруг недобро заржали.

– Кому продал великую княгиню? Где твои тридцать серебренников? – со злостью заорал на него сухощавый дед с палкой в руках.

– Расплавить эти серебренники, да в горло ему залить! – выкрикнул какой-то здоровенный детина из княжеских слуг.

Буривой сидел, опустив глаза, и старался не смотреть на этот столичный сброд, у которого ты сегодня – кумир, а завтра – изгой.

В него начали швырять гнилыми яблоками и репой, затем полетели комья грязи, палки и даже камни. Здоровенный сук, свалившийся ему на голову, сильно ударил по плечу и оцарапал кожу.

– Ах вы, чертово быдло! – вне себя заорал Буривой. – Видно, и вправду вы заслужили того, чтобы всех вас вымести из этого города поганой метлой. Это город невиданной славы и великой судьбы, но что в нем делаете вы, поганые смерды? Как вы смеете называться горожанами этого великого места?

Но собравшиеся лишь издевательски хохотали и кидали в него отбросами. Поезд проехал через Середу, мимо Железной стрелы, на вершине которой небесный воитель Перун метал молнии в змея, извивающегося у подножия.

– Вот тут, прямо тут, будет стоять идол Черного бога, – выкрикнул Буривой зевакам. – А на Лобном месте я устрою для вас большую плаху. Ну, смотрите у меня, оборванцы – кто не поклонится идолу, тому я сам снесу его дурную башку. Вот тогда вы у меня позубоскалите!

Всадники въехали в Золотые ворота под Перуновой башней, и у него на миг затеплилась надежда, что его отвезут на его двор, или хотя бы поезд свернет к Всеволоду, его старому другу, который поймет и простит его. Но передние сторожа во главе с Мечиславом уверенно направились к забору, за которым высились хоромы боярина Держимира, и Буривой понял, что ничего хорошего ждать ему не приходится.

Его оттащили в самый дальний угол двора, где высилось неказистое каменное здание, ушедшее глубоко в землю. Оно было старым, приземистым, грязным. Темные провали окон зияли пустотой – на них не было ни стекла, ни даже бычьего пузыря. Тут не было слышно ни смеха людей, ни топота лошадей, ни мычания коров, и лишь боярские холопы, живущие в этой усадьбе, знали, что скрывается в его сырых подвалах.

Там, в каменном склепе без дверей и без окон, прямо посреди земляного поля жарко горел огонь. Над ним висела на цепях деревянная перекладина с железными наручниками, и такая же располагалась прямо напротив, у стены. Тихомира и его людей оставили на дворе – их распяли лицами вниз на деревянных козлах и принялись бить батогами. А Буривоя оттащили в подвал и бросили лицом в грязь. Следом за ним приволокли и Умилу, которая вырывалась и пыталась укусить своих охранников. Прошло не меньше получаса, прежде чем на каменных ступенях раздались шаги тяжелого, грузного человека. Обитая железом дверь скрипнула, и на пороге показался величавый боярин – хозяин двора, думный голова, тесть великого князя Держимир Верховодович. Его толстое брюхо, скрытое тончайшей атласной рубахой, мешком нависало над кожаным ремнем, удерживавшим шелковые порты. Короткие пухлые руки нелепо болтались по сторонам, не находя себе места. Круглое полное лицо с двойным подбородком смотрело на пленников нехотя и брезгливо. Он подошел к распростертому в холодной грязи Буривою, пихнул его носком сапога и велел:

– На дыбу его! И эту соромную девку тоже!

Шелкопляс и пара его подручных тут же подняли Буривоя за шкирку и вздернули на деревянную перекладину. Руки его вставили в ржавые наручники, шершавые края которых процарапали его кожу до крови, и он повис прямо над пламенем, немного не доставая до него босыми ногами. Умилу подняли на такую же дыбу напротив – ее волосы растрепались, пояс длинного платья давно уже сорвался и потерялся, а разодранные в клочья рукава висели лохмотьями, как негодные тряпки. Они оказались лицом к лицу друг к другу, и взглянув на нее, Буривой невольно подумал, что никогда не видел ее такой ужасающе страшной и прекрасной одновременно. Его жена Снеша никогда не бывала такой – она могла быть милой, домашней и преданной, но такой потрясающей, вызывающей такие бурные чувства – никогда.

Держимир остановился перед ним, задрал голову вверх, и, глядя на него исподлобья, сказал:

– Ну, сукин сын, говори: почем продал врагам мою дочь?

Буривой отчаянно замотал головой и обнажил шею.

– А что это за ошейник на нем? – удивленно спросил Держимир своих слуг.

– Прикажешь сдернуть? – тут же спросил Шелкопляс.

– Нет! – испуганно закричала Умила, дернувшись на своей дыбе. – Не смейте! Нельзя! Он умрет!

– Умрет? – с интересом переспросил Держимир. – Ну нет, мы ему так быстро избавиться от нас не дадим. Только я буду решать, когда эта падаль сдохнет. Без моего приказа не добивать! – сурово велел он Шелкоплясу.

Тот понятливо закивал головой.

– Начни с девки! – распорядился боярин.

Умилу тут же развернули лицом к стене. Шелкопляс взял длинный кожаный кнут и с шумом стегнул ее по спине. Рубаха в этом месте тут же разорвалась и окрасилась алой кровью. Буривой зарычал от злости и отвернулся, не желая смотреть на это.

– Что, не по нраву? – издевательски прикрикнул на него Держимир. – А похитить великую княгиню в ее собственном княжестве – это тебе по нраву? Смотри! Смотри, я кому говорю!

Двое слуг поднялись на цыпочки и силой развернули его голову в сторону висевшей на дыбе Умилы. Палач принялся стегать ее с шумом и свистом, и с каждым его ударом ее спина все больше и больше превращалась в кровавое месиво.

– Отпусти ее! – не выдержав, заорал Буривой. – Что тебе надо? Чего ты хочешь? Я все для тебя сделаю, только перестань!

– Ах, вот ты как заговорил! – издевательски произнес Держимир. – Тогда займемся тобой. Ребята, подбавьте ему огонька!

В костер под его ногами тут же подбросили сухих поленьев, отчего он разгорелся. Пламя принялось лизать его ноги, и он попытался задрать их, но к ним тут же подвесили еще одно тяжелое бревно, которое потянуло их вниз, а спину его вытянуло в тугую струну.

– Ну, гад ползучий, рассказывай, зачем продал княгиню, – неспешно, как будто смакуя его мучения, проговорил Держимир.

– Я не нарочно! Меня вынудили! Я не хотел! – заорал Буривой.

– Вот и я не хочу подбавлять в огонь жара, да ты меня вынуждаешь, – тем же неспешным голосом проговорил Держимир и сам принялся сгребать кочергой в кучу багровые поленья.

– Отпусти меня! Я все исправлю! – орал Буривой.

– Как же это теперь исправить? – удивленно спросил Держимир. – Верхуслава сидит в Черном замке. Немир ни за что ее не отдает, хоть горы золотые ему сули. Что ж ты сделал, змеиное отродье?

И он сам схватил раскаленные на огне щипцы, в которых тлели багровые головешки. Выбрав место на голом теле Буривоя, он с силой ткнул туда головешкой и надавил, пытаясь всадить щипцы поглубже в живую плоть. Буривой завопил от жгучей боли.

– Что же ты так кричишь, голубчик? – ласково бормотал Держимир. – Ты уж, будь добр, потерпи, не расходуй напрасно силы. Это ведь только начало. Мы тебя еще не скоро отпустим. И то, если только дух испустишь.

При этих словах он все сильнее тыкал его щипцами то в грудь, то в бока, то в живот, отчего под потолком повис запах паленого мяса.

– Да что ж это такое? – теряясь от боли, орал Буривой. – Меня, урожденного князя и королевича, бьют и пинают все, кто попало, а теперь еще и на дыбе пытают! Да где ж это видано, в каком еще царстве такое бывает? В одной только земле диких вятичей такое возможно! Ненавижу всех вас! Все ваше княжество ненавижу, всю вашу землю!

– Смотри-ка, какой разговорчивый! – состроил удивленный вид Держимир. – Он еще болтать умудряется. Видно, сил еще много осталось. Шелконя, а не вырвать ли ему язык?

Шелкопляс взглянул на хозяина, ухватился за длинный зазубренный нож и принялся накалять его на костре. Умила отчаянно завыла. Буривой задергался на цепях, пытаясь выкрутиться, но это лишь причинило ему неимоверную боль. В этот миг на ступенях, ведущих в подземелье, послышались чьи-то шаги. Дверь распахнулась, и в темницу вошел Мечислав Держимирович, а за ним – сам великий князь Всеволод, который ступал с осторожной брезгливостью. От их появления в пыточной сразу же стало тесно.

Всеволод мельком взглянул на подвешенного Буривоя, и лицо его тут же приняло болезненно-жалостливое выражение. Он постарался побыстрее отвернуться и принялся рассматривать орудия пыток.

– Ну, что тут у вас? – ни к кому не обращаясь, пробормотал он.

– Да вот, как видишь, наказываем изменника, – с гордостью в голосе заявил Держимир.

– И долго вы его так будете наказывать? – осведомился Всеволод.

– Пока не подохнет, – как о чем-то само собой разумеющемся, сказал Держимир.

– Вы это… побережней, что ли… все же он княжеского роду, – ни на кого не глядя, проговорил Всеволод, отвернулся и сделал быстрый шаг к выходу.

– Владек, постой! – отчаянно заорал Буривой.

Всеволод остановился, но остался стоять, не поворачиваясь, к нему спиной.

– Владек, спаси меня, умоляю! Ведь мы же с тобой друзья с детства! Кого ты помнишь дольше, чем меня? Я был с тобой на Руяне, когда мы оба были изгоями. Я помогал тебе завоевать это княжество. Я сватал за тебя Верхуславу. Неужели ты все это забудешь?

– Но ты же ее и продал! – оборачиваясь, гневно сказал Всеволод.

– Я верну ее! Клянусь всеми богами, верну! – завопил Буривой.

– И как же ты это сделаешь? – недоверчиво спросил князь.

– Я сумею, поверь мне! Без меня ты ее не воротишь! Я один знаю, как это сделать. У меня есть помощники – они найдут способ.

– Я уже перестал тебе верить, – устало проговорил Всеволод.

– Я всегда был с тобой, и теперь с тобой буду! – умоляюще голосил Буривой. – Вы же мне как родные! Верхуславу я еще девчонкой помню – неужели я ее брошу? Отпусти меня, я все исправлю!

Всеволод вопросительно взглянул на Держимира. Тот состроил удивленную рожу и громко воскликнул:

– Как ты веришь этому псу? Он же нас продал! И кому – самым злейшим врагам!

– Но может быть, он и в самом деле вернет мне жену? – с надеждой спросил Всеволод.

– С какой стати? Раньше он ее воровал, а теперь вдруг возьмет и вернет? – спросил Держимир.

– Может, взять в тали его детей? Да и девка его у нас, – задумчиво проговорил Мечислав.

– Молчи, мелюзга, что ты смыслишь? – замахнулся на сына Держимир.

Но Всеволод уже ухватился за эту мысль.

– В самом деле! – с воодушевлением сказал он. – Ведь его собственная семья никуда от нас не денется. Да и сам он куда поедет без своей рухляди, без своих слуг? Не захочет он во второй раз становиться изгоем, я его знаю. Не мальчик уже. Снимайте его с бревна!

– Нет, он мой! – резко выкрикнул Держимир. – Он мой, и я буду пытать его до тех пор, пока он не превратится в кусок обгоревшего мяса!

– А я хочу, чтобы он вернул мне мою жену! – так же резко возразил Всеволод.

– Она не только твоя жена, но и моя дочь! – взвопил Держимир.

– И моя сестра! – вставил свое слово Мечислав.

– Ну а ты, Мечко, что ты думаешь? – обратился к нему великий князь.

– Пусть попробует все исправить, – сказал Мечислав. – Ну а там видно будет. Казнить его мы всегда успеем.

– Быть по сему! – тоном, не терпящим возражений, заявил князь, развернулся и вышел из темницы.

Мечислав быстренько устремился за ним, опасаясь гнева отца.

– Эх, что за семейка у меня? – крикнул им вслед Держимир. – Ну ладно бы зять. Но чтоб сын перечил отцу – где это видано?

Через час за ним явился Гостибор, грубо вытолкал его из темницы и отвел в подвал под хоромами великого князя. На следующий день к нему пришел боярин Видослав Рославич. Он принес узнику каши, мяса и небольшой мешок с вином, к которому Буривой тут же жадно припал.

– Какие новости? Освободит меня князь? – спросил Буривой, вытряхнув из мешка себе в рот последнюю кисло-жгучую каплю.

– Все не так просто, – ответил ему Видослав. – Держимир никак не хочет сдаваться. Ему нужно тебя наказать, иначе черные люди перестанут его уважать. Они пришли к соглашению: тебя будет судить боярская дума. Как она порешит, так и будет.

– Час от часу не легче! – воскликнул Буривой. – Дума на меня была зла. Кто из бояр на моей стороне?

– Я! – льстиво сказал Видослав.

– Ох, как мне полегчало! Ну а кроме тебя?

– Больше никто.

– Видоша, сделай хоть что-нибудь! – жарко зашептал ему Буривой. – Ты же знаешь: я всегда старался тебя продвигать, даже тогда, когда другие этого не хотели.

– Я помню, – отвернувшись в сторону и скривив лицо, нехотя признал Видослав.

– Я и дальше буду за тебя! – так же жарко бормотал Буривой. – Только помоги мне в этот раз отвертеться!

– Не знаю, не знаю, – вымученно произнес Видослав. – Чем мне привлечь бояр на твою сторону, что бы такого им посулить?

– Сули им что хочешь, хоть золотые горы! Когда я войду в силу, то расплачусь со всеми. Сейчас мне главное – уйти от расправы. И еще: приюти моего человечка, Избошку. Он остался на воле. У него мой меч. Сохрани для меня этот меч – век тебе не забуду!

Наступил месяц грозник, лето было в самом разгаре. С утра было жарко и душно, и в сыром подвале с земляным полом пахло смрадом и плесенью. Вскоре взошло солнце, но его лучи не пробивались сквозь толстую завесу тяжелых грозовых туч, нависших над дольним миром. Чувствовалось, что приближается ливень с громом и молнией, но Буривоя это не пугало. «Пусть эти молнии упадут на ваши головы!» – бормотал он в одиночестве, представляя себе лица своих врагов.

Суд над служилым князем представлял собой важное событие, и по этому поводу дума собиралась в полном составе. Бояре подъезжали к Золотой палате верхом и на возках в окружении слуг, с распущенными знаменами, взбирались вверх по мраморным ступеням, и не глядя на охрану, проходили в зал.

Внутри царила разноцветная полутьма. Свет пасмурного серого дня едва пробивался сюда сквозь цветные оконца, и даже горящие светильники на стенах, зажженные по торжественному поводу, не могли рассеять этот мрак. С Буривоя сняли деревянные колодки и цепи, но не дали одеться как следует, и он вошел в этот мрачный, но торжественный зал в легких портах и одной нижней рубахе, запачканной кровью и грязью. Несмотря на свой жалкий вид, он распрямил плечи и вытянулся в полный рост. Держаться он решил не как подсудимый, а как хозяин – пусть эти худородные вотчинники видят, что судят истинного повелителя и владыку.

Когда его ввели, вся дума была уже в сборе. На высоком престоле с двенадцатью ступеньками, под золотым соколом с дубовой ветвью в когтях, сидел великий князь Всеволод. Он чувствовал себя неуютно, одна нога была закинута на другую, в нее упирался локоть правой руки, а сам он согнулся и положил на ладонь подбородок. Сидевший ниже него Держимир, напротив, держался уверенно и надменно. Он то и дело бросал подозрительные взгляды на тысяцкого Твердислава, расположившегося прямо напротив. Твердислав был давним соперником и его самого, и его сына Мечислава, метившего на должность главного городского начальника, и даже жены их были в ссоре, потому что каждая считала себя первой боярыней княжества.

Все остальные сидели на лавках, каждый на привычном для себя месте. Тут были и знатный воин Боронислав Стоимирович, и глава разветвленного рода Родолюб Дорогомилович, и хранитель печати Переслав Воротиславич, и молодой и веселый Негослав Остромирович, отличавшийся богатством одежд даже на фоне более знатных вельмож. У каждого из них были свои цели и свои интересы, и все они находились между собой в сложном переплетении отношений, которые складывались из соперничества за высокие служебные назначения и новые вотчины, из долгих и кратких союзов, направленных против общих врагов, из памяти о прежних предательствах и обидах, и из необходимости смирять свою гордость, чтобы получить помощь в борьбе с более сильным соперником, а затем самому предать своего благодетеля, если в этом будет корысть. Поводом для перепалки между ними мог стать любой случай, но сейчас все они смотрели волком на изможденного и избитого пленника, который умудрился стать костью в горле сразу для всех.