Текст книги "Лишний князь. Нет ни друзей, ни врагов – только цель!"

– Ты, главное, не волнуйся, – фальшиво ласковым голосом сказал ему князь Немир. – Больно не будет. Если, конечно, не начнешь дергаться.

Ученик начал шептать над костром заклинания. Колдун резко подступил к Буривою, ухватил его за руку и широким жестом полоснул по ней ножом. Буривой почувствовал острую жгучую боль и непроизвольно отдернул руку, но она была накрепко сжата наручником на массивной цепи.

– Но-но, ты не рыпайся там, веди себя тише! – забормотал колдун, подставляя под рану чашу.

Он наполнил ее стекающей кровью и замотал рану грязной тряпицей.

– А теперь повторяй за мной! – велел он. – «Я, лишний князь Буривой Прибыславич, клянусь душой и телом, что исполню все повеленья моего Господаря. А если я обману его, то пусть десять бесов унесут меня в Пекло. И мучиться мне до скончания веков, и не видеть мне белого света…» Повторяй!

– Нет! – запрокинул голову Буривой, чтобы не видеть страшного колдовского лица.

– Повторяй! Иначе кожу с живого спущу! – со злостью выкрикнул князь Немир.

– Никакой ты мне не господарь! – отчаянно заспорил он.

– Выбирай: либо будешь свободным, но мертвым, либо живым, но рабом! – грозно проговорил Немир.

Тюремщик Живорад, здоровенный детина с мясистыми волосатыми лапами, вытащил из гнезда факел и ткнул ему в лицо. Нечесаная борода Буривоя вспыхнула, в нос ударил запах паленых волосков.

– Повторяй, что тебе говорят! – велел тюремщик.

– Я, лишний князь Буривой Прибыславич, – чуть не плача от злости, забормотал Буривой.

Его заставили произнести все слова до последнего. Колдун выплеснул его кровь в огонь, отчего тот полыхнул до самого потолка.

– Перемысл, надевай на него ошейник! – распорядился Немир.

– Какой еще ошейник? Что вам еще от меня нужно? – заголосил Буривой.

Но его никто даже не слушал. Ученик колдуна распахнул два железных полукруга с шипами, соединенными скобками в кольцо. Пожилой колдун ловким движением нацепил это кольцо Буривою на шею так, что острые шипы, смазанные чем-то липким, сдавили ему горло. Тюремщик тут же принялся орудовать раскаленными щипцами и молотом, расплющивая заклепку у него на загривке.

– Отпустите! Мне трудно дышать! – закричал Буривой и принялся извиваться в цепях, стараясь высвободиться.

Но тяжелые кандалы на руках и ногах не пускали его – он лишь бился спиной о холодную сырую стену.

– Теперь ты никуда от меня не денешься! – злорадно сказал Немир, когда кольцо было заклепано окончательно. – Будешь служить мне до тех пор, пока я не сниму с тебя этот ошейник. А попробуешь сам его скинуть – тут же испустишь дух.

– Говори, что тебе нужно, – ослабевшим голосом вымолвил Буривой.

– Заманишь бабу великого князя в ловушку, – приказал Немир. – Выдашь ее моим людям. После подумаем, что с тобой делать.

Он развернулся и вышел. Колдун Перемысл задержался, посветил факелом на железный ошейник, безжалостно опаляя огнем его кожу, и удовлетворенно произнес:

– Держится крепко. Не ярись слишком сильно. Шипы смазаны заговоренным ядом. Попробуешь от них избавиться – они вопьются тебе в горло и тут же отравят.

Его оставили висеть на цепях на всю ночь. Горло под ошейником жутко чесалось и ныло, но он не мог дотянуться до него руками, закованными в цепи. Из предплечья, замотанного грязной тряпицей, сочилась кровь.

– Ах вы, уроды! – в приступе бессильной ярости шептал он. – Я еще поквитаюсь с вами! Клянусь, что отомщу за свое унижение, дайте только мне час!

Уже на следующее утро Буривой был в домике у воды. Староста гребцов Тихомир, увидев его, всплеснул руками и загомонил:

– Что с тобой сделали, господине? Что это за кольцо на твоей шее? Тебя били? Пытали? И где Избыгнев?

Но Буривой только отмахнулся от него и сказал:

– Избыгнев не вернется. Может, после, если нам всем повезет. А пока мне бы в баньку. Попроси-ка хозяина истопить.

Ладина роща

Они причалили к пристани небольшого городка Мстиславля, который находился от Великого Миргорода в тридцати верстах. Это было родовое владение князей Мстиславичей, к которым принадлежал Всеволод. Город этот охранял дальние подступы к столице и был хорошо укреплен, но великий князь не любил его, потому что тут родился не сам он, а его сводные старшие братья, некогда подвергавшие его гонениям. Тем не менее, и у Всеволода, и у Буривоя были тут личные подворья, которые они изредка навещали.

Прибытие Буривоя с целой ватагой гребцов оказалось неожиданностью даже для его собственных слуг. Пришлось долго стучать в ворота, прежде чем им наконец отворили. Хоромы тут были гораздо беднее, чем в столичном Кремнике: обычная деревянная горница на подклети, невысокое гульбище, крытые сени. На дворе только хлев, конюшня, поварня и мыльня, и всего несколько человек, поддерживающих это небольшое хозяйство.

Пока застигнутая врасплох челядь суетилась, Тихомир и его люди начали захватывать лучшие места в доме. Мгновенно они добрались до погреба, где хранились запасы хмельного меда и вяленые окорока, и принялись их опустошать. Тиун попытался им воспрепятствовать, но Тихоня поднял такой шум, что тому пришлось уступить. Буривой не обращал на эту суету никакого внимания. Он смотрел на крыльцо, по высоким ступеням которого навстречу ему сбегала молоденькая стройная девушка, одетая по-домашнему просто, ненакрашенная, с длинными пышными волосами, заботливо убранными под платок. Она бросилась ему на грудь, охватила его шею руками и страстно поцеловала в губы.

– Милый мой, ладо! – запричитала она. – Я уж думала, что больше тебя не увижу. Думала, что ты совсем обо мне забыл. Где ты был? И что с тобой приключилось? Тебя били? Или ты был на войне? Кто тебя так поранил?

Он крепко обнимал ее, старался урывками отвечать на ее поцелуи.

– Подожди, не тискай меня так сильно, – ласково улыбаясь, проговорил он. – У меня все болит. Я ни на час о тебе не забывал.

– Я не верю тебе! – игриво всплакнула она. – Почему ты так долго не приезжал?

– Князь посылал меня далеко-далеко, в чужие края. Я попался там в плен к злым людям. Это они со мной сделали. Истопи-ка мне баньку, да постели постель помягче. Мне нужно отлежаться.

– И постель постелю, и сама приду тебя ночью погреть, – игриво сказала она.

– Хорошо, приходи, – так же игриво ответил он. – Только многого от меня не жди. Мне нужно залечить раны.

Девушку звали Умилой. Она управлялась со всем этим хозяйством уже не первый год. Он приметил ее в ближнем селе, где она потчевала местных бабок целебными настоями, и вскоре он уже не мог обходиться без этой оживленной крестьянки с такими живыми карими глазами. Она была необразованной простушкой, совсем не такой, как знатные столичные боярыни, выросшие в хоромах. Но душой он отдыхал только рядом с ней. Несмотря на свой милый и простодушный вид, Умила была совсем не так проста, как казалось. За незатейливыми манерами ее скрывалась врожденная сельская сметливость. Она была по-крестьянски расчетлива в управлении хозяйством. Частенько за ее простодушием скрывалась женская хитрость, иногда даже коварство. Она умела добиваться своего, пусть даже не всегда знала, чего именно ей охота. Возможно, этим она и умудрилась привязать к себе столичного князя, у которого не было недостатка в мимолетных встречах с простолюдинками.

Села в округе славились своими знахарями и колдунами, и Умила не была исключением. В ее маленьком теремке под самым шатром были развешаны связки сушеных трав, гроздья ягод, целые веники из различных деревьев. Тут же стояли сундучки с оберегами от всех видов порчи и сглаза. Она умела заговаривать боль и затворять кровь, залечивать раны и насылать вещие сны.

Она сама натаскала дров в баню и затопила черную печь, дым от которой выходил сквозь круглое отверстие в потолке. Бережно раздела Буривоя, окатила его теплой водой, затем осторожно намылила, стараясь не дотрагиваться до его ран и синяков. В полутьме деревянной клетушки, свет в которую проникал только сквозь волоковое оконце, ссадины и порезы казались еще зловещее и еще темнее.

– А что это за ошейник у тебя на горле? – с удивлением спросила она. – Давай-ка я его сниму!

– Не трогай! – испуганно выкрикнул он. – К нему нельзя прикасаться. Он с шипами.

– Тогда я позову кузнеца. Он у нас мужик ловкий, раскует в два счета.

– Нет, нельзя! – все так же испуганно проговорил Буривой. – Этот ошейник заговоренный. Шипы смазаны каким-то ядом.

– Каким?

– Мне не сказали. Но лучше его не трогать.

Она отступила, но вскоре снова принялась натирать его мылом, а после – ласково гладить по груди, опускаясь все ниже и ниже. Он отвел ее руки в сторону и неловко проговорил:

– Оставь это. Не сейчас. Может позже. Мне теперь не до этого.

Они уснули вдвоем в тесной горнице, на мягкой перине, постеленной поверх хлебных снопов. Снаружи доносились голоса его гребцов, которые горланили какую-то песню, напившись меда и побратавшись с тутошней челядью. Умила осторожно обняла его руками за шею и прижалась к нему, но он не решался пошевелиться. Вскоре она уснула, а он еще долго лежал, не смыкая глаз, и смотрел в узенькое оконце на улицу, в непроглядную ночную тьму.

Целую неделю Умила колдовала над ним, натирая его какими-то пахучими мазями и читая над ним старинные заклинания. К синякам она прикладывала ледяные примочки с семицветом и болотной клюквой, а раны она заживляла растертым дубовым корнем и стеблями рудой грешницы. Каждый вечер он пил настой сон-травы и забывался до утра, а когда просыпался, то чувствовал себя свежим и поздоровевшим. За обедом она выспрашивала его о снах, и он рассказывал ей, как летал в неких неведомых мирах, мигом переносился в волшебные рощи, встречал знакомых, на ходу превращавшихся в диковинных зверей, и видел даже самих богов, то ли спустившихся с неба на землю, то ли говоривших с ним из глубин подселенной.

Однажды он увидел во сне Верхуславу, которая протягивала к нему руки, чтобы обнять его. Он проснулся, но почувствовал рядом с собой Умилу, которая тихонько посапывала во сне. Об этом сне он не стал ей рассказывать, хотя еще несколько раз уносился мыслями в Ладину рощу и летал по ее тропинкам, между развесистыми березами, а за ним гнались полчища злобных бесов, и он точно знал, что если они поймают его, то растерзают его на клочки. Но он всегда просыпался в самый последний миг, тяжело дыша и вытирая со лба холодный пот.

Ладина роща находилась в десяти верстах от Великого Миргорода. Посреди нее раскинулась широкая поляна, заросшая густыми высокими травами. На поляне этой стояли древние развалины храма, посвященного небесной царице и государыне горнего мира. В старинных сказках говорилось даже, будто Лада даже жила прямо тут – в то время, когда боги еще не успели перебраться на небо. Однако теперь от этого старого жилища богини почти ничего не осталось – деревянные постройки прогнили, высокие остроконечные шатры над башенками обвалились, а позолота, которой когда-то была покрыта кровля, давно уже была содрана. Правда, люди до сих пор верили, что боги могут вернуться – однако же не настолько, чтобы чинить эти обветшалые хоромы.

С незапамятных времен в этой роще росли березы, между которыми были вытоптаны дорожки. Некогда люди приходили сюда, чтобы воздать честь и славу богине, попросить ее о любви и счастливой семейной жизни, да и просто сыграть с шумом и гамом разгульную свадьбу. Однако времена эти давно уже миновали. Никто больше не варил в честь богини пиво, не гуляли вокруг березок девушки и не пели ей свои песни, да и свадьбы играли теперь на городских дворах, а сюда уже не заглядывали. Только некоторые обездоленные, безнадежные горемыки, бобыли, одиночки и вдовы, оставшиеся без второй половинки, приходили сюда, чтобы поставить на каменный алтарь чашку молока с медом и попросить богов вернуться – потому что никакой другой надежды у них уже не осталось. Слышали ли их боги? Кто знает…

По Великому Миргороду носились слухи: кто-то из холопов болтал, будто видел в Мстиславле людей Буривоя, вернувшихся из похода, однако ни самого князя, ни его верного слуги Избыгнева нигде не было. Бояре были злы на своего бывшего сослуживца и грозились ему отомстить, а Всеволод с иронией спрашивал, не привезли ли гребцы с собой большой золотой щит.

Двор Буривоя в Кремнике был у него, как на ладони. Хозяина не было дома – это было очевидно, да и дворня говорила, что не видала господина уже давно. Беспокоиться было не из-за чего – мало ли что болтают холопы?

Великая княгиня в сопровождении пары боярынь, к которым в довесок прилагался и Любомысл, бродила по торгу на нижней стороне города, не столько ради покупок, сколько из любопытства и вполне естественного для женщины желания посмотреть, что нового привезли купцы. От Любомысла толку не было никакого – в торговых делах он был полным невежей, но для порядка знатных жен должен был сопровождать кто-то из мужчин, и с ними отправили самого бесполезного в домашнем хозяйстве. Народ перед великой княгиней почтительно расступался, некоторые решались с ней заговорить, и она вполне любезно всем отвечала, иногда даже с охоткой. Неожиданно путь ей преградил какой-то нищий оборванец. Он раболепно поклонился, вложил ей в руку листочек бересты с нацарапанными словами, и тут же исчез. Верхуслава удивленно оглянулась по сторонам, пытаясь отыскать его взглядом, а потом повертела в руках бересту и прочитала записку:

«Верхуша, прошу тебя, загляни в лавку швеца». Записка была не подписана, но Верхуславу разобрало любопытство, и она зашла в деревянный домик портного, оставив своих спутниц снаружи.

Швец рассыпался перед ней в любезностях, расстелил перед ней новые заморские платья из дорогих тканей, разложил обручи, запястья и колечки. Дождавшись, пока случайные посетители выйдут, он шепнул ей: «Не соизволите ли пройти на задки? Там вас ждут». Немного волнуясь, она перешла за ним вслед в дальнюю клеть. Швец отодвинул перед ней занавеску, и она попала в его мастерскую, где повсюду были развешаны и разложены цветные обрезки и лоскуты. Однако на них она даже не взглянула. На лавке у широкого окна, ничем не забранного по случаю летней жары, перед ней сидел Буривой, которого она знала уже двадцать лет.

– Боржек? Вот это да! Даже не думала тебя встретить! – удивленно воскликнула она, опешив от неожиданности.

– Тише, Верхуша! – падая перед ней на одно колено, взмолился он. – Я тут тайно. Меня не должны увидеть.

– Еще бы! Мой отец на тебя сильно рассержен, да и все остальные тоже. Ты чего им наговорил? Сколько я тебя помню, ты всегда был не сдержан на язык.

– Сейчас все еще хуже, Верхуша, – проникновенно проговорил он, заглядывая ей в глаза. – Меня поймали, как птичку в силки. Поймали и не отпускают.

– Да что с тобой случилось? Скажи прямо. И почему ты не дома? Зачем прячешься тут?

– Нельзя мне домой. Там меня сразу схватят. Никуда мне нельзя. Одна ты можешь меня спасти.

– Я? – удивленно вымолвила Верхуслава. – Я-то что могу для тебя сделать?

– Помоги мне вернуть милость твоего мужа. Ты же знаешь, что у него нет лучшего друга, чем я.

– Он со мной о делах не советуется, – испуганно проговорила Верхуслава.

Она пришла в волнение от одной мысли о том, как заговорить со Всеволодом о том, что происходило в думе – обычно он был очень строг и не допускал вмешательства в государственные дела.

– Тогда приди завтра в Ладину рощу, – проговорил Буривой, доверительно трогая ее за руку. – Помолись за меня Царице небесной, поднеси ей чашку с медом и молоком.

– Ты думаешь, она нас услышит? – с сомнением спросила Верхуслава.

– Она всех слышит, – убежденно заверил ее Буривой.

– Про меня и так лишнего говорят. Называют меня чародейкой. Если мои бабы увидят меня за мольбой, то такого наплетут!

– А ты приходи одна! Ровно в полдень.

– Да кто же меня отпустит одну? Что я дома скажу?

Она говорила так искренне, что Буривой испугался. Он видел, что она не поддается на уговоры. Она готова была развернуться и уйти. Он сжал ее руку и приник к ней губами.

– Не бросай меня, умоляю! – жарко заговорил он. – У меня есть для тебя подарок.

– Что еще за подарок? – заинтересовалась она.

– Волшебное ожерелье. Оно возвращает молодость, делает кожу гладкой, а волосы – густыми и пышными. Лишние годы как будто рукой снимает. Владек увидит тебя помолодевшей и заново влюбится, как мальчишка. Уж я-то тебе обещаю!

Верхуслава, готовая выбежать из каморки портного, остановилась и задумалась. Заманчивое обещание боролось в ней со страхом. Наконец, она несмело спросила:

– А откуда у тебя эта вещь?

– Я привез ее из Лихославля. А туда оно попало от заморских купцов из восточных стран. Это такая диковинка, какой на всем белом свете не сыщешь. Я нарочно привез ее для тебя.

– Ладно! – решилась она наконец. – Завтра в полдень. Постараюсь отделаться от боярынь.

Он снова припал губами к ее руке. Когда она наконец ушла, он легко распрямился, повеселел и на радостях дал портному сразу несколько серебряных кун. А после отправился на торговую площадь, чтобы выбрать какое-нибудь недорогое, но красочное ожерелье с дешевыми разноцветными стекляшками.

Радивой с двумя десятками лихославцев притаился в старых развалинах храма. Лютобор и Миловид со своими людьми ждали в двух верстах от Ладиной рощи, в густом перелеске у Полуденного пути. Они пробрались в великогородское княжество под видом купцов, везущих обоз вяленой морской рыбы и соленых южных арбузов. Даже щеголеватый Миловид Цветиславич сменил свой фряжский камзол на запыленное рубище путника и дешевые кожаные сапоги, в которых его было не узнать.

Верхуслава подошла к роще с несколькими боярынями и двумя слугами своего мужа – это были Гостибор и Любомысл. Она велела им оставаться у опушки, сказав, что хочет помолиться в одиночестве, взяла кувшин с молоком и деревянный жбан с медом, и отправилась по узенькой, давно заросшей дорожке в глубину густого березняка.

Буривой ждал ее у каменного алтаря. Этот алтарь, некогда находившийся в середине высокого каменного здания, торчал теперь под открытым небом. Стены вокруг него обвалились, высокая сводчатая кровля давно уже рухнула. Чудесные изображения богини Лады в длинном белом платье с красной каймой рассыпались на отдельные камни, которые валялись вокруг в полном беспорядке. Они заросли мхом и запачкались грязью, и лишь кое-где сквозь плесень и пыль проступали очертания чудесного лика с голубыми глазами, или виднелись длинные золотистые локоны, концы которых уходили в землю.

Вечными были лишь сами березы, в которых, как верили некогда люди, жили души святых жен, посвятивших себя Небесной Царице. Старые деревья со временем пересыхали и падали, обращаясь в тлен, но на их месте прорастал молодняк, и вскоре уже новые березки начинали шуршать свежими листьями так же, как было многие века назад.

На какое-то время Буривой остался совершенно один. Лихославцы прятались в стороне – они очень старались, чтобы их не было заметно. Тут, посреди останков древнего храма, было спокойно и умиротворенно. Скрипели древесные сучья. Где-то куковала кукушка. Ветер шумел листвой, в которой слышались голоса людей, давно уже ушедших в горний мир вслед за богами. Он присел на поваленный ствол рядом с каменным столом и задумался. Ничего не хотелось делать – хотелось просто повалиться на густую зеленую траву и смотреть в синее летнее небо, по которому медленно неслись куда-то в даль невозмутимые, безмятежные облака.

«Как хорошо было бы, если б меня тут никто не трогал, – думал Буривой, спиной ощущая холодок каменного алтаря, к которому он привалился. – Если бы ничего не нужно было делать, ни с кем не бороться, ни с кем не воевать… Что мне нужно от жизни? Ведь у меня все уже есть. Есть семья и есть дети, которые станут наследниками моего достояния. Есть большой крепкий дом. Есть место в княжеской думе и есть имя, которое знают все. Есть даже Умила, с которой мне хорошо и уютно. Так за что я сражаюсь? А не бросить ли все? Не уйти ли домой, покаявшись во всех грехах? Как, наверное, стало бы легче!»

Внезапно он заметил женский силуэт, неспешно идущий к нему через поляну. Это была Верхуслава, но он не сразу узнал ее. Сюда, в священную рощу, было принято являться без украшений и лишних нарядов. Она была одета в простую домотканную рубаху с широкими рукавами, полы которой спускались почти до земли. Поверх рубахи был виден лишь широкий красный пояс да оберег с колесом Дажьбога, висящий на шее на тоненькой цепочке. Волосы ее, такие же золотистые, как у самой Лады, были убраны под невзрачный платок. Сейчас она совсем не была похожа на великую княгиню – ее можно было бы признать за селянку, пришедшую в рощу ради своих старинных, забытых уже среди горожан суеверий.

– Ты уже здесь? – просто сказала она, подходя к нему.

– Да, я давно тебя жду! – проговорил он.

– Подожди, я поставлю богине свои дары, – сказала она и подошла к алтарю.

По старинному обычаю она спрыснула камень молоком и бросила на него несколько капель меда, затем опустилась на колени и тихо начала молиться. Он терпеливо ждал, рассматривая ее сзади. Почему-то ему показалось, что в этой простой сельской одежде она была еще красивее, чем в дорогих нарядах с украшениями и позолотой. Он помнил ее еще молодой шестнадцатилетней девчонкой, веселой и общительной хохотушкой, к которой ее отец, первый боярин Великого Города, не подпускал посторонних на пушечный выстрел. Сколько сил ему стоило, чтобы сосватать ее за Всеволода, который был тогда всего лишь мелким безродным князьком, приехавшим из-за моря и не имевшим тут ни друзей, ни полезных связей! Сколько хитрости и ловкости пришлось приложить, чтобы воевода Держимир, глава крупнейшего и самого могущественного боярского рода, выбрал в зятья, а следовательно, и в князья, именно его друга, а не кого-нибудь из сыновей Немира или Ярополчичей из Вышеславля!

Уж сколько лет прошло с тех пор, когда он, сам молодой красавец и завидный жених, скакал с веткой рябины перед свадебным поездом, везущим ее с Всеволодом на венчание. Она стала уже зрелой женщиной, родила кучу детей, но красота ее с тех пор не исчезла, а лишь изменилась.

Верхуслава поднялась с колен и вновь подошла к нему.

– Боржек, что ты натворил? – спросила она. – Почему все тебя ищут? И что это у тебя за ошейник?

– Не обращай на него внимания, – отводя взгляд в сторону, ответил он. – Это злые люди повесили на меня.

– А ты не можешь его снять?

– Они так повесили, что не снимешь.

– Да что с тобой случилось? Почему Володя так на тебя рассержен? Ведь ты знаешь его дольше, чем я! – воскликнула она.

– А он тебе не говорил?

– Он никогда не говорит со мной о княжеских делах.

– Ты же знаешь, что я всегда ему помогал. Всегда расшибался в лепешку, чтобы ему услужить. А теперь мне самому понадобилась его помощь, и он мне отказал.

– Наверное, для этого были веские причины, – с сомнением проговорила Верхуслава. – Ведь он никогда не откажет без повода, тем более тебе.

– Когда не хочется помогать, причина всегда найдется, – нехотя буркнул он.

– Ну а я могу что-то для тебя сделать? – спросила она.

– Да, ты-то как раз и можешь, – неловко проговорил он. – Постой тут немного. Мне нужно отлучиться. Да, кстати, это тебе!

Он вытащил из-за пазухи ожерелье с разноцветными камешками и с улыбкой добавил:

– Оно волшебное! Правда-правда! Его привезли из-за моря восточные купцы. Они уверяли, что у той, кто носит это ожерелье, морщины разгладятся, а сама она помолодеет лет на двадцать, не меньше!

Он сам надел это ожерелье ей на шею, резко развернулся и зашагал по тропинке в сторону разрушенной старой пристройки, за которой скрывался Радивой со своими людьми. Лихославский воевода с подозрением взглянул на него и требовательно спросил:

– Ну, как там княгиня?

– Забирайте ее. Она ваша, – сквозь зубы бросил ему Буривой.

Лихославские воины в темных запачканных рубищах выскочили из развалин. Они были похожи на стаю воронов, которая с криком и граем набросилась на свою жертву. Верхуславу мигом схватили, подняли на руки и потащили по маленькой дорожке к выходу из рощи, противоположному тому, у которого остались поджидать ее слуги.

– Что вы делаете? – закричала она, отчаянно отбиваясь. – Пустите меня! Это священная роща! Тут нельзя нападать! Вы разозлите Царицу! Боржек, спаси меня!

Чтобы не слышать ее криков, он зажал уши ладонями. Его не было видно за высокой каменной стенкой, но все же он опустился и сел на холодную землю. Вскоре крики затихли вдали, но его не оставили в покое – двое здоровенных детин вернулись за ним, подхватили на руки и потащили вслед за стремительно уходящим отрядом.

– Вы-то что ко мне прицепились? – заорал на них он. – Я все сделал, как обещал! Отцепитесь, я сам пойду!

Но его никто даже не слушал. Княгиню тут же закутали широким плащом с высоким клобуком, скрывающим лицо. Ее посадили в закрытую повозку, запряженную четверкой коней, и быстро повезли прочь. Буривоя заставили сесть в седло и потащили за собой, придерживая его коня под уздцы. Через пару верст их встретил еще более сильный отряд Лютобора и Миловида, и они все помчались без остановки на юг по дороге, ведущей к Лихославлю. Когда Гостибор с Любомыслом, обеспокоенные долгим отсутствием княгини, осмелились войти в рощу, чтобы ее поискать, они нашли только стеклянные бусинки от порванного ожерелья, рассыпавшиеся вокруг замшелого алтаря. Его сорвали с шеи Верхуславы в пылу борьбы, и никто не побеспокоился о том, чтобы их подобрать.

Окна с цветными стеклами бросали на пол Золотой палаты радужные блики. Великий князь Всеволод восседал на высоком престоле, устало откинувшись на спинку, над которой парила фигурка позолоченного сокола с дубовой ветвью в когтях. По обе стороны от него, вдоль стен, сидели на длинных лавках бояре, по случаю летней жары сбросившие свои толстые плащи с пушным подбоем и оставшиеся в рубахах. Лишь некоторые, такие, как тысяцкий Твердислав, не захотели расстаться со своими любимыми украшениями. На шее Твердислава красовалась, как и обычно, золотая гривна с изображением двух сцепившихся львов, а пальцы его были усыпаны перстнями с драгоценными камнями.

Думный голова Держимир, сидевший одесную от князя, морщился и тер подбородок ладонью, глядя на Видослава Рославича, которому поручили делать доклад. Видослав не входил в думу, и Держимир был весьма недоволен тем, что такую мелочь не просто пустили на порог Золотой палаты, но еще и доверили ему выступать по важному делу. Сам же Видоша, не замечая презрительных взглядов, гордо стоял между двух рядов, прямо напротив князя, и широко расправив плечи и выпятив грудь колесом, вещал трубным голосом:

– Вопрос крайней степени срочности, уважаемые господа! Сторожа с пограничных застав шлют гонцов – в Диком поле появились сарматы из племени арсов. Их конные разъезды мелькают на виду все чаще и чаще, а недавно в крепостях начали отлавливать их лазутчиков. Языков допросили, и они говорят, будто сарматы идут на нас великой силой, и нет им числа. Сторожа обеспокоены: крепости у них деревянные, людей не хватает. Если начнется нашествие, то своими силами остановить его они не смогут.

– Какие еще сарматы? – не выдержав, перебил его Держимир. – Откуда они взялись? Что ты мелешь всякую чушь?

– Какая же это чушь, Держимир Верховодович? – обиженно ответил Видослав. – На нас идет сила пострашнее любых лихославцев, и даже кривичей и варягов, вместе взятых! Это не какой-то удельный князь со своими славянами, это дикая орда, которая сожжет и разграбит все, что встретится ей на пути. Людей они угоняют в полон и продают в рабство, из которого никто не возвращается. Землю опустошают. Наши заставы на южных рубежах обветшали, их стены давно не чинили. Хватит ли у нас войска, чтобы отбиться?

– А по-моему, ты просто сеешь смятение и страх без причины. Где они, эти арсы? За сколько верст от нас? И когда их видели в последний раз? Кто помнит сарматские нашествия? Их век уже не было!

Бояре обеспокоенно загомонили. Эпоха сарматских нашествий осталась далеко в прошлом. О ней говорили лишь старые сказки о волшебных богатырях, обладавших исполинской силой. Однако те же самые сказки рисовали сарматов такой страшной силой, что сталкиваться с ними не захотел бы никто. Говоря откровенно, все побаивались возобновления нашествий.

– Боги небесные, ну почему это случилось именно в наше время? Ведь только-только у нас все наладилось! – в сердцах воскликнул Негослав Остромирович, известный своим пристрастием к мирским удовольствиям, но никак не к войне.

– Есть ли точные сведения о том, сколько их? – спросил Всеволод.

– Точных сведений нет, княже, – заискивающе склонился перед ним Видослав. – Однако купцы, ходившие через Поле к арабам, говорят, будто арсы – народ многочисленный и голодный. Рассказывают, что когда они поднимаются всем кочевьем, то покрывают всю степь от края до края. Раньше они были разобщены, и каждое племя жило само по себе. Но в последние годы нашелся у них предводитель по имени Ахсар, который объединил племена и подчинил себе все окрестные языки. Если они двинутся на нас, то это будет великая беда.

– Твой длинный язык – вот настоящая беда! – бросил ему Держимир. – Сам в порты наложил от страха, и других стращаешь своими дурацкими байками!

– Действительно, пугаться пока рановато, – заметил князь Всеволод. – Однако же нужно разузнать получше, что представляют собой эти арсы и куда они идут. Может, получше купцов расспросить?

– Купцов в последние недели стало мало, – сказал казначей Сдеслав Издеславич. – Видно, пересекли им пути. А вот беглецов из степи стало больше. Народ бежит к нам. Видно, и вправду боится. Вести тревожные.

– Что ж, будем готовить войска, если такая судьба, – подытожил князь Всеволод. – Нам не в первый раз воевать. Объявите горожанам, чтобы послали людей чинить стены и заборола. Нужно набрать больше камней и кипучей смолы. Кто живет перед стенами на посаде – пусть заранее позаботится о том, чтобы спрятать свое добро в Кремник. Возможно, все посадские постройки на рву придется разметать. И сзывайте служилых людей со всей волости! Пусть возвращаются из вотчин на службу.

Внезапно в палату ворвался растрепанный Гостибор. Его короткая черная борода была всклокочена, карие глаза расширены, серая рубаха с поясом запачкана землей. Он пробежал между двух рядов лавок, на которых чинно восседали бояре, оттолкнул Видослава и бухнулся князю в ноги. Это было грубое нарушение всех мыслимых обычаев, и присутствующие с изумлением смотрели на него, не понимая, что происходит.

– Прости меня, княже! – заголосил Гостибор, не поднимаясь с колен. – Я виноват так, что нет слов! Мы все виноваты! Позволь мне загладить вину! Я сам все исправлю!