Текст книги "Лишний князь. Нет ни друзей, ни врагов – только цель!"

Верхуслава покраснела от гнева и еще тоньше сжала алые губы, но ничего не сказала, а лишь отвернулась. Ее отец Держимир сидел, как на иголках – он тоже хотел что-то сказать, но не находил слов. Зато его старший сын, начальник городских сторожей Мечислав, поднялся с лавки и через весь стол закричал ему:

– Перестань срамить мою сестру и мой род! Это дело несносное. За такое и на поединок вызывают! И ты знаешь, что на поединке я тебя в бараний рог согну и всю кровь твою выпью!

– Ах, посмотрите, кто это подал голос! – издевательски взвопил Буривой. – Мечислав Держимирович, главный сторож Великого Города, бдительное око княжества! А сам, между прочим, норовил свою сестру побыстрее за Севку продать, надеясь, что он станет князем, и что быть тебе тогда вельми знатным боярином. Поздравляю – все, что ты хотел, сбылось! Сестра продана с выгодой, великолепная сделка!

– Верхуслава шла за Всеволода не по выгоде, а по любви, – возразил ему Мечислав. – А у тебя не язык, а змеиное жало! И я тебе это жало вырву, если ты немедленно не замолчишь!

– Ты еще слишком молод, чтобы знать, как хвататься за ядовитый язык, – ответил ему Буривой. – Неловко ухватишься – и останешься без руки.

– Буривой Прибыславич, – громко выкрикнул ему Твердислав со своей стороны стола. – Я давно уже в Городе начальствую тысячей, и многое на своем веку повидал. Но такого бесчинства я отродясь не видывал! Перестань! Не срами народ!

– Эй, Твердило-Золотогрив, ты-то куда вылезаешь? – заорал на него Буривой. – Думаешь, никто не догадывается, что ты хочешь думного голову подсидеть и сам на его место устроиться? И норовит тебе в этом Сдеслав Издеславич, наш почтеннейший казначей, у которого ладошки такие липкие, что к ним по пуду золота прилипает, да Негослав Остромирович, который в думу попал через баню, куда он для князя срамных девок водит!

Держимир с ненавистью посмотрел на Твердислава, который, вскочив, переминался с ноги на ногу прямо напротив него, с грохотом ударил обоими кулаками об стол и заорал:

– Да вы все тут, сукины дети, против меня сговорились!

– Это кого ты сукиными детьми назвал? – обернулся к нему Твердислав. – Да такого сукина сына, как ты, свет белый не видывал!

Держимир перегнулся через стол, схватил Твердислава за полы его щегольского корзна и с силой дернул своими огромными, толстыми ручищами. Послышался треск разрываемой ткани. Золотая запона с огромным красным камнем, скреплявшая полы корзна, вырвалась и со звоном упала на пол.

– Ты чего мое золото трогаешь? – завопил Твердислав, схватил Держимира за бороду и начал трясти ее из стороны в сторону, причиняя престарелому боярину немалую боль.

Оба сына Держимира, Мечислав и Сстанимир, тут же вскочили и вступились за отца. Станимир даже перескочил через стол, угодив сапогом в блюдо с печеным гусем, и хотел храбро ворваться в ряды соперников, сгрудившихся на противоположной лавке, но поскользнулся на гусином жиру и грохнулся вниз, попав лицом прямо между колен Доброгневе, Твердиславовой жене. Доброгнева впилась пальцами в его волосы и отчаянно завизжала. Началась суматоха. Бояре по обе стороны лавки принялись швыряться друг в друга тяжелыми серебряными чашами, норовя угодить противнику в лоб или на худой конец в брюхо. Орущие женщины срывали друг с друга головные уборы и таскали соседок за волосы, и делали они это с такой яростью и таким рвением, что даже мужикам становилось не по себе. Кто-то снял со стены увесистые оленьи рога, добытые хозяином двора на охоте, и пытался бодать ими всех, кто попадался ему под горячую руку. Дикий ор, визги, плещущееся вино и летящие в разные концы сеней блюда, грохот падающих на деревянные доски тел и треск рвущихся рубах – все смешалось в невероятную и бурную шумиху.

Один только Буривой не участвовал в этой драке. Он быстро схватил свою Снежану за плечи и потащил ее к выходу, где уже ждал его Избыгнев с конем в поводу. Как только Снежану посадили в повозку, они тут же тронулись, мигом домчались до своего двора и наглухо затворили за собой ворота.

На следующий день боярская дума собралась и решила изгнать Буривоя из города. Ему прислали вестника с обычными в таких случаях словами: «А поиди, княже, прочь! Ты нам еси не надобен!»

В качестве вестника прибыл Видослав Рославич. Он долго переминался с ноги на ногу, прежде чем отдать Буривою простой, без украшений и «трав», лист пергамента.

– А почему прислали именно тебя? – с подозрением спросил Буривой.

– Прости меня, Буривой Прибыславич! – неловко ответил Видослав. – Я не своей волей принес эту весть. Такое дело служилое – меня посылают, я исполняю.

– Ладно, скажи боярам, что я их повеленье исполню, – хмуро откликнулся Буривой, сел на лавку, упер голову в руки и крепко задумался.

Он долго не решался сказать об этом жене. Снежана выслушала его и расплакалась. «Неужели нам все это придется оставить? – запричитала она. – Наш дом, и наш двор, и хозяйство? А наши люди? Мы их сможем забрать с собой?»

– Нет, Снеша, мы не сможем забрать людей, – обнимая ее, проговорил Буривой. – Нам не на что будет кормить их. Ведь в казне больше нет для нас жалованья. Придется отпустить их на все четыре стороны.

– А куда мы поедем? – спросила Снежана.

– Куда глаза глядят, – ответил ей Буривой.

Дети выслушали эту новость стойко. Возможно, они просто не понимали по молодости лет, что их ждет. Старшему, Святополку, было семнадцать лет, и он уже начинал ходить вместе с отцом в походы, правда, только те, что Буривой считал неопасными. Младшему, Ярогневу, было четырнадцать, а дочери Томиславе – всего двенадцать.

– Сделай что-нибудь! – причитала Снежана. – Иди к князю! Ведь он твой старинный друг! Он тебя без помощи не оставит!

По тому, как хмуро взглянул на него Гостибор у ворот, Буривой понял, что ничего хорошего ему ждать не приходится. В самом деле, Всеволод принял его не в своих личных покоях, куда проходили только самые близкие люди, а в гостиной, куда пускали служилых людей для докладов. Он старался не смотреть Буривою в глаза – отводил взгляд в сторону и рассматривал ворону, каркающую на дереве за окном.

– Даже слышать тебя не хочу! – оборвал его Всеволод, когда он сбивчиво заговорил о прощении. – Вся боярская дума на тебя держит зло. Это ж надо так умудриться – всех господ настроить против себя! Ты хотел слишком многого, но не получил ничего.

Голос князя был твердым, и Буривой, который знал его много лет, понял, что спорить с ним бесполезно. Он в смятении сбежал вниз по ступеням, на одном дыхании пролетел по крыльцу и готов уже был уйти со двора, но тут неожиданно остановился, обернулся и посмотрел на стоящий отдельно терем, в котором находились покои княгини.

По старой памяти его пропустили. Верхуслава вышла к нему в светлицу, одетая, как всегда, по-домашнему просто.

– Верхуша, прости мне мой длинный язык, – путанно забормотал он. – Это я сдуру наболтал лишнего. Теперь вот меня выгоняют из княжества. За себя-то я не беспокоюсь – меня везде примут. Но вот Снеша моя не хочет бросать дом и слуг. Да и дети тут выросли, куда же им ехать? Поговори с Владеком – пусть хоть их тут оставят. Он ведь тебя всегда слушает, он тебе не откажет!

Верхуслава уселась на лавку и крепко задумалась. Ее глубокие синие глаза потемнели, ровный лоб покрылся морщинками. Буривой поймал себя на мысли, что у нее, того и гляди, и в самом деле откроется третий глаз, и ему стало не по себе.

– Вот что, – сказала она ему. – Все на тебя слишком злы. И батюшка мой, и братья. Но ты можешь загладить свою вину. Сделай что-то такое, чего не может больше никто. Соверши что-то невероятное, что заставит их позабыть обиду. Удиви их так, чтобы они тебе все простили.

– Что же мне сделать? – растерянно проговорил Буривой.

– Сам подумай! – сказала Верхуслава, посмотрев ему прямо в глаза.

– Помоги мне, прошу тебя! Подскажи! – с надеждой проговорил он, трогательно беря ее пальцы в свои руки.

– Ладно! – решилась она наконец. – Скинь корзно и завесь им окно. Сними с пальцев все перстни и кольца. Золотую цепь с шеи тоже снимай.

Она кликнула служанок, те быстро, не задавая лишних вопрос, принесли зеркало, свечи и полный ушат воды. Она расставила свечи по четырем сторонам от стола, посадила его напротив и велела смотреть сначала в зеркало, затем в воду.

«Белый день, черна ночь, пелена туч – уйди прочь, – зашептала она. – Великая Ясна-богиня, спустись к нам с небес, наворожи нам волшбы и чудес!»

Она смочила в воде свои тонкие длинные пальцы и брызнула Буривою в лицо. Холодные капли упали ему на щеки и заставили отшатнуться. А Верхуслава уже шептала, глядя в воду: «Что нам ждать в будущем – прямо скажи! Буривою Прибыславичу путь укажи!»

– Смотри в зеркало! – велела она ему.

Он принялся вглядываться в отражение, но не видел в нем ничего, кроме блеска свечей и темноты, окутавшей светлицу после того, как его корзно было наброшено на окно.

– Смотри внимательнее! – требовательно повторяла Верхуслава.

Она приподняла свечи и принялась лить воск, стекающий с них, в темную воду, колыхающуюся в ушате.

– Теперь смотри в воду! – велела она. – Что ты видишь?

– Темно. Мутно. Волны колышутся, – неуверенно проговорил он.

– Смотри на воск. Он расплылся?

– Расплылся.

– На что он похож?

– На дорожку.

– Куда ведет эта дорожка?

– На юг. Через темный лес. Через горы.

– Что там дальше?

– Какой-то город… – неуверенно проговорил он.

– Какой? – резко и требовательно спросила Верхуслава.

– Не знаю, вода темная, плохо видно.

– Смотри лучше!

– Похоже на Черный замок. Это, наверное, Лихославль. А на стене замка что-то висит.

В этот миг пламя ближайшей свечи вспыхнуло ярче, и на пролитый воск, разошедшийся по воде гладкими переливами, упал его отблеск.

– Что-то сияет! – выкрикнул Буривой. – Что-то яркое, круглое!

– Что это? – требовательно спросила Верхуслава.

– Это щит! – воскликнул он.

– Что за щит?

– Щит Ярилы!

– Что ты должен с ним сделать?

– Украсть! Привезти в Великий Мир-город!

Верхуслава резко подула на свечи и погасила их пламя. В светелке стало совсем темно, лишь смутные отблески разноцветных стекол едва пробивались сквозь бархатную завесу. Они сидели за столом, друг напротив друга, и он едва мог разглядеть ее лицо.

– Скажи сам, что тебе нужно сделать! – велела она.

– Мне нужно поехать в Лихославль, – проговорил он. – Похитить Ярилин щит и привезти его в Великий Миргород. Этим я заслужу прощение если не себе, то хотя бы жене и детям.

– Ты сам все это увидел. Теперь дело за тобой, – сказала ему Верхуслава.

Ярилин щит

Солнечный шлем Дажьбога едва успел заблистать над краем туманного Шернского леса, а ворота его двора уже распахнулись. Человек десять слуг с припасами и поклажей выехали из Кремника, пересекли по деревянным мосткам ров, заполненный водой, процокали копытами коней по каменной брусчатке Середы, и по обрывистому склону спустились к берегу реки Шерны, где были причалены десятки больших и маленьких лодок. В одной из них уже поджидал Избыгнев, у которого все было готово к отплытию.

Поклажу побросали на дно ладьи, под широкие деревянные лавки, на одной из которых устроился сам Буривой в своем праздничном черно-красном корзне с золотым змеем. Ему приходилось кутаться поплотнее, так как несмотря на солнечную погоду, в этот утренний час на реке дул прохладный ветер.

Люди расселись вдоль бортов и взялись за весла – пять человек с одной стороны, и пять человек с другой. Избыгнев поднял парус, оставшиеся на берегу люди отвязали цепь, которой ладья была прикована к причалу, и они отплыли. Гребцы налегли на весла, стараясь направить их судно на стремнину, а дальше уже их подхватило течение и понесло вниз по реке. Люди были веселы и возбуждены от тяжелой работы, за которую им пришлось взяться. Кровь им будоражило предвкушение дальнего похода и ожидание опасности, которой, как все понимали, им будет не избежать. Они громко перекликались, подшучивали друг над другом и даже по-ребячески брызгались водой, что приводило к взрывам оглушительного хохота.

Один лишь Буривой не принимал участия в этом веселье. Он хмуро кутался в корзно, подставлял лицо свежему ветру, и исподлобья рассматривал своих людей, которых знал уже много лет.

Первым к нему сидел немолодой крепкий мужик по имени Тихомир. Он был из местных, из вятичей, деревенский житель, которого угораздило сорваться с насиженной земли и податься в город, где он успел послужить чуть ли не у десятка разных бояр, пока не осел наконец на дворе Буривоя. В паре к нему, лицом к князю, усердно работал веслами высокий и худощавый витязь Велибор, приехавший со Снежаной из далекого Загорья. Из-за спины у них выглядывали конюх Мирогост и рыбак Добровит, далее сидели страдник Житобуд и кузнец Остронег, колесник Лудислав и мельник Станимир. Последними взяли весла волопас Радобыл и хитрый скотник Хотовит, а на корме устроился Избыгнев, который направлял ладью и даже пытался покрикивать на товарищей, разыгрывая из себя начальника на правах ближнего к господину служки.

Избыгнев был родом он из дальнего города Пересеченя, что в тиверцах. На родине у него случилась какая-то таинственная история, связанная с боярской дочкой. Жених ее оставил у него на лице огромный багровый рубец, придававший ему грозный и даже пугающий вид.

Спасаясь от мести, Избыгнев сбежал на край света – к вятичам в Великий Мир-город, однако к кому бы на службу ни пытался он поступить – ни у кого не задерживался надолго. Буривой подобрал его несколько лет назад – хромого, оборванного, с кровоточащей раной и заплывшим, ничего не видящим глазом. Никто из бояр не позарился бы на такое добро, но Буривой сразу же оценил его неунывающий норов, который позволял ему преодолевать любые преграды. Избыгнев так был благодарен ему за спасение, что привязался, как пес к хозяину.

Служил он, наверное, лет с четырнадцати, а до этого у тиверских князей воевали в дружине его отец, дед и бог знает сколько еще поколений предков. Он вырос среди княжеских слуг и не представлял себе иной жизни, кроме войн, походов, сбора налогов и податей, драк с разбойниками и исполнения множества самых разных поручений, какие только могут прийти в голову его господам.

Одного он не стал бы делать ни за что на свете – пахать землю и платить дань в казну. Потому что с рождения знал, что принадлежит к тому слою людей, который не платит, а собирает плату с других, и не пашет, а заставляет других пахать на себя.

Ветер дул в одинокий парус. То и дело они проплывали заливные луга, на которых паслись стада. Изредка мимо их глаз проносились расчищенные от леса огнища, на которых селяне боронили землю – у них в разгаре была страда. Но чаще всего они видели по обе стороны от реки огромный, высокий, дремучий Шернский лес, пробраться сквозь который пешком не сумел бы и самый ловкий из охотников.

Вечером они пристали к берегу, развели костер и сварили уху из рыбы, которую тут же и наловили. А на следующий день они уже были на Клязьме, еще через несколько дней – на Оке, а дальше пошло уже Дикое поле, за которым поджидал их отдаленный и такой озлобленный на столицу Лихославль.

Буривоя разбудили громкие крики чаек. Чайки! Это были птицы его детства, проведенного на острове Руяне. На него нахлынули давно позабытые воспоминания: запах костров, которые рыбаки разводили на берегу, соленый привкус вяленой рыбы, развешанной на веревочках под соломенными крышами, но самое главное – огромные, необозримые морские просторы, которые открывались перед взглядом, если взобраться на высокие прибрежные скалы.

– Эй, бездельники! Просыпайтесь! Живо за весла! – в радостном возбуждении закричал он на своих людей.

До Асова моря оставалось уже недалеко. Тут, в древней обители Асов, некогда отправившихся отсюда на завоевание девяти миров Вселенной, все казалось волшебным. Хотя боги давно уже ушли невесть куда, и не было надежды на то, что они вообще хоть когда-то вернутся, невольно верилось, что тут, вблизи их прародины, осталось от них хоть что-то диковинное. Но как он ни вглядывался в пустынные берега Дона – не видел тут ни старинных развалин, ни исполинских крепостей, и ничего иного, что было бы похоже на древнюю обитель всемирных владык. Одни только настырные чайки целой стаей кружили за кормой их ладьи и кричали своими пискливыми голосами, то ли негодуя на незваных пришельцев, то ли выпрашивая подачку. Встав во весь рост на корме, Буривой кидал им остатки недоеденной рыбы, и они ловко подхватывали ее на лету.

Речка Росица брала начало высоко в горах, где таяли вековые ледники. Вода в ней была студеной и прозрачной. Она с шумом обрушивалась в море с огромной скалы, и брызги ее бушующего водопада разлетались по всей округе. Пологий берег слева от нее порос густым хвойным лесом, а правый берег представлял собой сплошной обрыв, уходивший, казалось, в небо. По крайней мере, так казалось путникам, проплывающим мимо на лодке.

Перед самым водопадом, на высоком утесе, тянулись ввысь башни Лихославля. Его крепость прилепилась к скале, как ласточкино гнездо. Казалось, что невозможно жить на такой головокружительной высоте, среди постоянного шума низвергающихся с обрыва вод. Но именно поэтому это место и выбрали в свое время для строительства замка – он был неприступен, потому что добраться до его каменных стен нельзя было ни со стороны реки, ни со стороны моря. Лишь со стороны суши к нему поднимались узенькие тропинки, вьющиеся среди каменных обломков, но они были настолько извилистыми и крутыми, что пройти по ним мог лишь одинокий путник с ослом, но никак не целое войско. По этой ли причине, или потому, что в главной палате замка уже полвека висел Ярилин щит, выкованный некогда в горних кузнях самим Сварогом, взять этот замок не удавалось пока никому из врагов.

Чуть ниже, у пологого спуска, жил своей жизнью городской посад, тянущийся вдоль морского залива. Сюда прибывали корабли со всего света, и население тут было пестрым и разноликим. Тут говорили на ста языках и тысяче разных наречий; яркие одежды востока мелькали тут среди строгих одеяний северян. Однако попасть в залив можно было только со стороны моря, Буривой же вел свою ладью самым неожиданным путем – по бурной и порожистой Росице.

Скала, на которой возвышался замок, называлась Сварожьим молотом – говорили, будто это горний кузнец бросил сюда с небес свое исполинское орудие, которое упало прямо посреди реки, заставив ее сделать крутой изгиб и обрушиться в море с большой высоты.

В излучине этого изгиба приютился деревянный рыбачий домик. Подклеть его стояла на сваях, вбитых в речное дно, и из-за этого он как бы парил над водой. Сюда было удобно заплывать на лодке, но нужно было убрать мачту и парус, чтобы не задеть на совесть срубленные мостки, поддерживающие горницу и небольшой теремок. Здесь жил рыбак Дорогобуд со своим многочисленным семейством. Это был немолодой уже, крепкий и коренастый мужчина с длинной черной бородой, пропахший соленой рыбой. Путники нечасто заплывали к нему в гости – ворота города были совсем с другой стороны, у морского залива. Но тех, кто к нему попадал по реке, он встречал радушно – ведь это были такие же горцы, как и он сам.

Буривой велел грести к его дому. Речка тут была тихой, спокойной – в излучине вода успокаивалась и текла тихо. Избыгнев искусно направил ладью между почерневшими от влаги сваями, и они заплыли под мостки, на которых располагалось жилье. Вокруг них стояли хозяйские лодки, повсюду были развешаны сети. Хозяин сам спустился, чтобы их встретить. Взгляд его черных глаз поначалу был не слишком доброжелательным – как знать, не лихих ли людей принесла ему река? Но Буривой заговорил с ним подчеркнуто вежливо и учтиво, и недоверие тут же исчезло.

Дорогобуд помог им подтянуть ладью к причалу и закрепить ее цепью. Вместе с ним они поднялись в горницу, где их встретила жена хозяина и его старшие дети. Горница была настолько широкой и просторной, что все двенадцать пришельцев поместились в ней без труда. Не забывая о приличиях, Избыгнев подарил хозяйке пару красивых медных колечек, которые подвешивали к кичке рядом с ушами, и тем сразу же расположил ее к себе. Да и сам Буривой, который все еще был в своем дорогом корзне, произвел на нее впечатление – таких знатных гостей в этом доме еще не видали.

Их от души накормили, а после хозяйка поставила в печь большой чугунок гречневой каши, залив ее предварительно кипятком, чтобы к утру она успела прогреться и развариться. За пару серебряных кун Дорогобуд согласился приютить их на несколько дней.

За время плавания Буривой оброс густой русой бородой, изменившей его облик. Лицо его обветрило и покрылось морщинами, отчего стало казаться намного старше. После того, как он накинул на себя домотканное рубище с клобуком, закрывающим голову, он стал неузнаваем. То же проделал и Избыгнев. Оставив спутников в домике у воды, они вдвоем узкими тропами начали подниматься к замку.

Огромные, окованные железом ворота были заперты даже днем. Избыгнев долго молотил кулаком в маленькое окошко, надеясь, что кто-то появится, но Буривой тихо сказал ему:

– Осторожно, не шуми! Я убил местного князя. Если нас узнают – то живыми не отпустят.

Наконец, с той стороны ворот подошли сторожа, нехотя приоткрыли окошко и грубо спросили:

– Кто такие? Что надо?

– Мы странники, божьи люди, – хриплым голосом заговорил Буривой. – Путешествуем по святым местам, чтобы прикоснуться к священным дарам, оставшимся от богов. Все знают, что в вашем замке есть чудесная драгоценность – сделайте милость, пустите к ней на поклон!

Сторожей долго не было, потом они наконец открыли в воротах узенькую калитку и пропустили двух путников во двор. «Тебя тут кто-нибудь знает?» – шепнул Буривой Избыгневу. «Да виделись кое с кем, – так же шепотом ответил тот. – Только бы им на глаза не попасться!»

Их долго держали на сеновале, поблизости от самой разной мычащей, блеющей и хрюкающей скотины, а затем наконец пригласили «наверх» – в княжеские палаты.

Замок Лихославля совсем не был похож на великогородский Кремник. Тот представлял собой мощную крепость на берегу реки. А Черный замок торчал на верхушке скалы, как рогатина, угрожающая небу. Его невероятной высоты башни так сильно тянулись вверх, что при взгляде на их шатры приходилось придерживать шапку, чтобы она не свалилась с головы. В погожие дни над водопадом все время стояла радуга, тут слышался шум воды и сам воздух, казалось, был наполнен солеными брызгами. Плитки из черного мрамора облицовывали толстые каменные стены, росшие, казалось, из самых скал. Солнечные блики играли на их гладкой поверхности и слепили глаза своими необычными, пасмурно-желтыми отражениями.

Посреди двора возвышалась огромная каменная вежа, уносящаяся в небо, как и все в этом гигантском орлином гнезде. Если в ней где-то и были окна, то располагались они так высоко, что их трудно было разглядеть. Попасть в нее можно было только через массивные чугунные ворота, настолько тяжелые и прочные, что взять их не смог бы ни один таран. Ворота эти были украшены лепными изображениями богинь и богов в их чудесных небесных дворцах.

Путников провели внутрь, и они оказались в большом круглом зале, уставленном столами. За столами уже сидели местные витязи и бояре, все в черных, темно-синих или коричневых накидках из заморского бархата, расшитых золотыми нитями и жемчужными узорами. Во главе стола сидел древний старик в черном камзоле. Несмотря на возраст, осанка его была стройной и горделивой. Длинные седые волосы падали на его плечи, а карие глаза со спокойной и легкой усмешкой оглядывали вошедших, выглядевших, как полные нищеброды. Оба сразу узнали его – это был знаменитый князь Немир Милорадович, неугомонный и неистовый воин, всю жизнь боровшийся за то, чтобы вернуть своему роду права на великое княжение вятичей. По правую руку от него сидел его сын Гремислав, которого Буривой неоднократно встречал в столице и на поле боя, а по левую – сын Гремислава Мстивой. Последний подозрительно оглядел путников, но по счастью, ему и в голову не приходило, что эти два проходимца могут быть ему чем-то знакомыми, и он не узнал их.

– Эй, да у нас сегодня гости! – насмешливо воскликнул Немир, откидываясь на спинку высокого кресла.

Голос его совсем не казался старческим.

– Расскажите нам, «божьи люди», что вы ищете, и где уже побывали!

Буривой низко поклонился ему, смело откинул со лба клобук, прикрывавший его лицо, и проговорил:

– Будь вечно здоров, грозный князь Немир Милорадович! Спасибо тебе и всему люду за гостеприимство, боги обязательно отблагодарят тебя.

– Да ладно! – так же насмешливо воскликнул Немир. – Боги давно ушли. Зачем искать старый хлам, который они бросили в нашем мире? От него давно уже нет никакого проку.

– Но все же вы верите в то, что этот щит защитит ваш славный город! – возразил ему Буривой, указывая рукой на сияющий золотой круг, повешенный высоко на стене, как раз над спинкой хозяйского кресла.

– Наш город защищают не золотые побрякушки, а наши славные витязи! – сказал ему Немир. – Вот они, посмотри на них!

Он обвел зал рукой.

– Это они принесли нашему городу славу и честь.

– Это верно, – согласился с ним Буривой. – И я охотно выпью за их здоровье, если мне нальют вина и предложат сесть.

Собравшиеся рассмеялись такому нахальству, но настроение у них было хорошее, и они, видимо, не прочь были повеселиться. Путникам поднесли чаши с вином, и они выпили их до дна, пожелав долгих лет князю и воздав хвалу его слугам. Их посадили за край стола, на самое дальнее место.

– Ну, так где же вы были, что видели? – продолжил расспросы Немир.

– Мы обошли множество городов и весей, – заговорил Буривой. – Побывали в землях радимичей, кривичей и древлян. Были у Киева перевоза, в Пересечене и Родне. И везде мы слышали славное имя князя Немира Милорадовича.

– Что же обо мне говорили? – заинтересовался князь. – Наверное, ругали и врали?

– Везде это имя произносят с почтением и со страхом, – ответил ему Буривой.

Немир рассмеялся. Учтивые ответы пришельца ему нравились, хотя и попахивали обычной в таких случаях лестью некормленого проходимца.

– Ладно, подайте им поросенка и пирогов с осетриной, – сказал он. – А если они еще и повеселят нас рассказом про ушедших богов, то пусть пьют и едят то же, что и все!

– В самом деле, мы слышали много рассказов про ушедших богов, – откликнулся Буривой. – В каждом месте – свои сказки, и все рады их рассказать. Что же тебе поведать? Быть может, про то, как сражались друг с другом Белобог и Чернобог, и никто из них не мог победить? Как от первого из них родились боги, а от второго – бесы? Или, может быть, рассказать про те времена, когда на земле жили чудовища и великаны? Как они угрожали богам, и те вынуждены были забраться от них подальше на небеса, где построили великую Белую вежу, с которой видно все три мира Вселенной? Как великаны-строители потребовали от них в уплату за свой труд золотое солнце, серебряный месяц и богиню Ладу впридачу? И как хитрец Переплут заманил их в ловушку, пообещав все, но не дав ничего?

– Эти сказки все знают, – ответил Немир. – Расскажи что-то новое, что мы еще не слышали.

– Изволь, – ответил ему Буривой.

Далеко-далеко за морем, за семью водами и густым туманом, в котором теряется ощущение времени, спрятался от посторонних глаз загадочный остров. На этом острове находится волшебная страна под названием Вырий, куда улетают зимовать птицы. Там, под купой огромного дуба Мироствола, чьи ветви дотягиваются до неба, стоит Вечерний дворец солнечного государя Дажьбога. И там некогда жили предки славян, не зная ни горестей, ни печали.

Это было время, когда богини и боги жили еще на земле. Один из богов по имени Переплут особенно любил бывать на этом острове. Он проводил время в забавах и играх вместе с людьми. Одному из них он внушил мысль о том, что если тот захватит власть, то станет правителем над всеми людьми. Однако другие жители острова с этим не согласились. Между ними завязалась драка, но как жестоко они ни били друг друга, никто не мог одержать верх. Тогда Переплут посоветовал своему избраннику выковать меч и копье. Этот человек сделал первое в мире оружие и обагрил землю кровью своих односельчан.

Это было неслыханно, потому что до тех пор земля не знала ни убийства, ни кровопролитья. Мир изменился: земля перестала родить урожай, деревья больше не давали плодов. Солнечный государь Дажьбог, не желая смотреть на это чудовищное преступление, начал объезжать стороной этот остров на своей сияющей колеснице. Солнце скрылось из глаз, наступила бесконечная ночь, за которой пришла долгая, суровая зима. Поля и леса покрылись снегами, озера и реки замерзли. Люди начали голодать и болеть.

Тогда они собрались вместе, сели в круг и начали думать, что делать дальше. Некий муж по имени Векослав рассказал, что за семью водами на восходе солнца есть другая земля, настолько большая, что обойти ее пешком нельзя за целую жизнь. Мужчины дружно принялись строить корабль, а их жены – шить для него паруса. В этот корабль они взяли с собой волшебные вещи, доставшиеся им от богов, семена всех растений и животных, которых они разводили. Долго плыли они по морю, видя в ночном небе лишь звезды, а затем, пройдя через густой туман, впервые за долгое время увидели солнечный свет. Вскоре они добрались до большой земли. Векослав первым соскочил на берег, показывая, что на нем можно стоять так, как они привыкли у себя дома. Наши предки выгрузились с корабля и тронулись в путь, подыскивая себе подходящее место. Наконец, они добрались до высоких гор – настолько высоких, что вершины их терялись за темными облаками. Они назвали их Черными горами. Но когда взошло солнце, то они увидели, что земля вокруг обильна и плодородна, что тут много лесов и полей, богатых зверьем и птицей. И тогда они решили остаться в этих местах навсегда. Так появился город Лихославль, царствующий над Черными горами, и так появилась страна славян.

Буривой закончил свой рассказ и посмотрел на Немира. Тот внимательно слушал его, как и все присутствующие. Наконец, князь сказал:

– Что ж, это занятная сказка, хотя у нас ее рассказывают совсем по-другому. Ведь князь Векослав основал и Великий Миргород. Как это было? – спросил он, обернувшись к своему сыну.

– Векослав погнался на охоте за оленем, у которого, как рассказывают, были золотые рога, – неохотно отозвался Гремислав. – И будто бы там, где этот олень выбил ударом копыта о землю ручей с чистой водой, князь и решил остановиться. Но это же старая ерунда, зачем вообще ее вспоминать?

– Как зачем? А вдруг боги вернутся? – спросил его Немир и расхохотался.