Текст книги "Лишний князь. Нет ни друзей, ни врагов – только цель!"

– А и ты, Шелконя, тоже хорош! – прикрикнул на него Буривой. – Обмануть меня вздумал! Посулы взял, а товар не доставил! Зачту за тобой должок!

– Какие еще посулы? – грозно спросил Держимир, вставая из-за стола и беря своего слугу за пояс.

– Врет он! – испуганно залепетал Шелкопляс. – Ничего я не брал!

– Ладно, с тобой разберемся после, – тяжело прошипел Держимир. – А тебе чего надобно? – обратился он к Буривою.

– Самую малость: чтобы ты отдал то, что украл.

– Это я-то украл? – пришел в гнев боярин. – Да у меня все княжество в кулаке! Тут нет ничего чужого, тут все только мое! Чужой тут только ты! Ты тут лишний!

– А на Яворовом огнище ты по-другому пел! – издевательски заявил Буривой, огибая стол и приближаясь к нему вплотную.

– Ты мне о былом не напоминай! – забыв о провинившемся слуге, орал Держимир. – Зачем тебе этот венец? Царем хочешь стать? А к лицу ли холопу такая знатная шапка?

– Это кто тут холоп? – побелев лицом он неслыханного оскорбления, закричал Буривой. – Ах ты, спесивый боров! Да я – сын европейского короля, и ты это знаешь! Ты сам вместе со всеми своими вотчинами годишься только на то, чтобы подошвы моих сапог лизать!

– Видали мы таких королей! У нас их на свинарник не пустят!

На звук их голосов с верхнего этажа спустился статный муж в добротном плаще с меховым подбоем. Несмотря на полутьму, Буривой тут же узнал Мечислава.

– Это кто тут у нас? Почему-то я не удивлен! – воскликнул он. – Яблочко от яблоньки недалеко покатилось.

– А ты, Буривой Прибыславич, не шуми тут! Чай, не на своем дворе! – грозно возразил ему начальник городской стражи.

– Я тут по поручению великого князя. Между прочим, и твоего зятя тоже!

– Я, как положено по заветам древних, слушаю только своего отца! – сказал Мечислав. – Тут мне и князь не указ.

– Вот оно, правящее семейство! Тесть и шурин великого князя ни в грош не ставят! Давно вас пора на чистую воду вывести!

Избыгнев наконец вбежал внутрь, заметно прихрамывая, поднялся по лестнице и присоединился к нему. Однако, увидев зал, полный чужих слуг, попятился и встал ближе к выходу.

– В общем, так, – заявил Буривой. – Как вам решать дело с Володькой – думайте сами. А мне нужен только Сварогов венец. Без него я не уйду.

– Вот я велю слугам – они тебя до смерти изобьют, а после закопают в лесу, и никто не найдет! – ответил ему Держимир.

– Владек вам этого не простит, будь вы хоть сто раз ему родня!

Держимир переглянулся с сыном.

– Деваться некуда. Придется отдать, – проговорил Мечислав.

– Ладно, – тяжело согласился боярин.

Он взял со стола походную суму и вынул из нее большой сверток. В платок из дорогой заморской брачины был завернут увесистый круглый предмет. Он протянул его Буривою и с угрозой сказал:

– Учти, Бурило: если ты этот венец наденешь, я тебе этого не прощу!

– Засунь свое прощенье себе меж ягодиц, а потом сядь и придави своей тушей! – заявил Буривой, взял в руки тяжелый сверток и бросился по ступеням во тьму.

Избыгнев с облегчением побежал вслед за ним.

В княжеской гриднице уже давно никого не осталось. Буривой скинул поводья коня Избыгневу и прошел прямо в жилые хоромы. Не успел он подняться по крыльцу, как навстречу ему выбежала Верхуслава, оглядела тревожным взглядом и спросила:

– Что мой тятя? Не случилось ли с ним чего?

– Успокойся, Верхуша, хорошо все. Нашел я его. Правда, поссорились мы. Но он жив и здоров.

Княгиня посмотрела на него недоверчиво еще чуток, потом оттаяла и душевно произнесла:

– Хвала Роду-владыке! Боржек, как ты меня напугал! Я уж подумала: не приключилось бы какого лиха…

В тесную горницу народу набилось столько, что было не протолкнуться. Всеволод все еще охал от ран, сидя в кресле. Одет он был по-домашнему, но едва увидал Буривоя, как зашевелился и принялся раздавать приказы:

– Гостята, созывай народ сызнова! Зажигай светочи в гриднице. И помоги мне одеться.

Буривой склонился над ним, легко обнял за плечи и тепло произнес:

– Сиди уж, не суетись. Куда тебе с раненым крылом лететь? Оставайся в своем гнезде.

– Принес? – улыбнувшись, спросил его князь.

Буривой развернул драгоценную брачину и вынул из ее складок тяжелый венец. Сдеслав Издеславич, стоявший у княжеского кресла, посмотрел на него и вздохнул.

– Не будем никуда ходить. Закончим все здесь, – предложил Буривой.

Городские сотники и старосты прижались к стенам, расчищая место в середине горницы. Всеволод поднялся с кресла, с торжественным видом взял в руки венец. Настоящих волхвов в столице давно уже не водилось, поэтому старую мольбу богам прочитала княгиня. «Как за морем за синим, на Руяне на острове…» – начала нараспев она. Горожане почтительно умолкли, слушая волховские слова, а Всеволод с Буривоем переглянулись.

– Помнишь, как мы на этой Руяне чужую козу своровали? – тихонько шепнул ему князь.

– Еще как помню! – расплывшись в улыбке, ответил ему Буривой.

– Славное было времечко!

– И не говори! Хотя нам тогда было трудно.

– Нам и теперь трудно.

– Теперь все по-другому. Все не так, как тогда.

Верхуслава окончила молитву. Народ в горнице зашевелился и позволил себе пошуметь. Буривой опустился перед Всеволодом на колено и склонил голову. Князь поднял венец высоко в руках, и в этот самый миг в окна ударило ярое весеннее солнце. Оно осветило венец так, что тот засиял. Самоцветы в его золотых листьях сверкнули всеми цветами радуги, порадовав глаз ослепительными сполохами темно-красного, синего, лазурного, желтого, блекло-зеленого цвета…

Буривой ощутил, как на голову ему опустилась холодная жесткая тяжесть.

– Носи с честью! Будь моим верным другом, как раньше! – произнес над ним Всеволод.

Буривой встал с колен. Венец на его голове сиял отраженным светом. Длинные, свисающие ниже подбородка усы топорщились от гордости. В этот миг он и сам светился, как начищенный золотник. Собравшиеся разразились бурными возгласами и здравицами в его честь.

Казначей Сдеслав Издеславич виновато чихнул в кулачок и сказал:

– Я, конечно, прошу меня извинить… Но неплохо было бы эту вещичку вернуть обратно в казну. Казна, она, знаете ли, любит учет и порядок. У нас все должно быть в наличии, как в ведомости указано. Да и хватит уже с этого венца приключений. Пора ему обратно, под ответственное хранение…

– Да, венец придется обратно в казну сдать, – согласился с ним Всеволод.

– Забирайте, – не стал спорить Буривой. – Мне достаточно, чтоб сбылось предсказание. Только что же мне теперь нужно сделать, чтобы заслужить его навсегда?

Склочный пир

Все знают, что когда-то давным-давно на земле жили боги. Это был их мир, и они тут были хозяевами. Тогда все было по-другому, совсем не так, как теперь. Земля была похожа на чудесный сад, в котором каждый без труда мог найти себе пропитание. Не было войн и страданий, не было горя и зла. Но потом пришли люди, и все испортили. А боги ушли. Не захотели смотреть на то, во что люди превратили их мир. И с тех пор люди маются от бед, которые сами же и изобретают.

Глядя на ослепительное солнечное колесо, катящееся по небу к закату, Буривой думал, видит ли их сейчас лучезарный Дажьбог, солнце-царь и государь Горнего мира. Ведь если это сияет его легендарный шлем, как говорят старые сказки, то значит, что боги никуда не уходили. Они все еще здесь и попросту затаились, наблюдая за людьми, своими непутевыми внуками. В один прекрасный день они сбросят завесу, за которой укрылись от взглядов, и воздадут всем по заслугам. Вот тогда мы все и ответим за наши войны, обманы и воровство, за зависть, за желание убить соседа лишь для того, чтобы забрать себе его добро.

Но что делать, если боги и в самом деле ушли куда-то далеко-далеко, в глубины Вселенной, и никогда уже не вернутся? Это значит, что мир так и останется таким враждебным и мрачным? Что он никогда больше не превратится в тот восхитительный сад, каким был когда-то? Неужели у нас нет надежды? И для чего мы живем? И что нам тогда делать?

Все эти несвоевременные вопросы совсем некстати вертелись в голове Буривоя, когда он торжественно выезжал со двора в окружении нескольких слуг. До ворот великокняжеского дворца было рукой подать, но у бояр было не принято являться к князю на пир без чинов. Им обязательно нужно было показать всему честному народу свое величие и богатство, и они изо всех сил наряжались, навешивали на себя золотые побрякушки, украшали своих коней дорогими накидками из заморских тканей, о каких даже их ближайшие слуги и мечтать не могли.

Буривой подчинялся этим правилам, хотя и презирал их. Но вот супруга его смотрела на эти торжества совсем по-другому. Она рада была показаться во всей красе. Ее возок, похожий на небольшой домик, установленный на телегу, был завешан темно-красным бархатным покрывалом, расшитым золотистыми травами. Возница и кони выглядели так, что простые горожане могли только удивляться их дорогому убранству. Сама Снежана, то и дело выглядывающая из-за занавески, была одета в долгую рубаху светлого небесного цвета, поверх которой была накинута драгоценная накидка, усыпанная жемчугом. В высокую шапочку, под которой были тщательно спрятаны ее густые русые волосы, были вшиты золотые украшения с темно-красными, зелеными и синими самоцветами. Сомнений не было: на княжеском пиру боярские жены будут стараться перещеголять друг друга, и Снежана не собиралась от них отставать. А вот сам Буривой, который ехал верхом рядом с ее возком, был нерадостен – он не знал, как разговаривать с господами Великого Города после недавней ссоры.

Путь до княжеских хором оказался недолгим: вереница всадников нарочно сделала круг по площади, чтобы покрасоваться подольше. На дворе уже толпились гости, приехавшие целыми семьями. Их слуги толкались и спорили, кто имеет право подъехать поближе к крыльцу. На самом крыльце их встречал Держимир Верховодович, на правах княжеского тестя и старшего мужчины в семье.

При виде Буривоя он скривился и отвернулся, не желая даже смотреть на него. Буривой провел Снежану мимо, игнорируя и боярина, и двух его сыновей, стоявших за его спиной, поднялся по ступеням и подчеркнуто радушно расцеловался с тысяцким Твердиславом, ожидавшим на верхней площадке.

Столы для пира поставили на широких сенях, которые опоясывали хоромы. Сени были летними – они располагались под крышей, но не имели стен, отгораживающих их от улицы, так что сидеть гостям приходилось на свежем воздухе, благо, погода была уже по-летнему ясной и солнечной. Слуги рассаживали гостей строго по чину, как и на заседании думы, однако тут все были с женами, а некоторые и со старшими сыновьями, если те уже начали самостоятельную службу и имели свои вотчины.

У входа гости низко кланялись, целовались с хозяевами, говорили приличные случаю слова. Многие шумно смеялись и гомонили. Женщины придирчиво осматривали друг друга и выставляли напоказ свои украшения.

Длинный стол, накрытый белоснежной скатертью с кружевами, тянулся через все сени. По обе стороны от него стояли лавки, на которые были наброшены мягкие покрывала. Места во главе стола предназначались для хозяина и хозяйки, а прямо напротив, лицо в лицо, должен был расположиться Буривой со своей супругой, так как он, в отличие от остальных гостей, был единственным носителем гордого княжеского звания, помимо самого Всеволода.

Первым по левую руку от князя, как обычно, расположился начальник городской тысячи Твердислав Милонежич со своей супругой Доброгневой. Это была блестящая пара. Сам Твердислав, со своей знаменитой золотой гривной на шее, был высоким и сильным мужем. Одет он был так, что скорее его самого можно было принять за великого князя. Шелковая рубаха, бархатное корзно с золотым шитьем, сафьяновые сапоги – все было сделано с блеском и украшено жемчугами. Его круглая гривна, обвившаяся вокруг шеи, была выполнена в виде двух сцепившихся в схватке львов. Он был чуть постарше Всеволода и Буривоя, но выглядел лихо и молодцевато. Супруга его, Доброгнева, была ему подстать. Ее украшения могли посоперничать с великокняжескими, и уж с кем они точно соперничали – так это с женой Держимира, Сбыславой Красимировной, которая расположилась прямо напротив, через стол, по правую руку от князя.

Рядом с Держимиром сидел его сын Мечислав с женой Звениславой, дальше – Боронислав Стоимирович с Радомилой, Судимир Хотовитович с Ладиславой, и Ислав Моиславич со своей супругой. Рядом с Твердиславом на лавке устроились его друг и товарищ Переслав Воротиславич с женой Чарославой, немолодые уже Родолюб Дорогомилович с Желиборой, казначей Сдеслав Издеславич и богатый боярин Жирослав Негорадович, все со своими женами, а также самый старый, хотя и не самый знатный из бояр – Домагост Намнежич, который был вдовцом. Последним в этом ряду отвели место молодому и худородному Негославу Остромировичу с женой Всемилой.

Но самым шумным и суетливым выглядел Видослав, которого более знатные бояре упорно не хотели пускать в думу, чтобы не допустить вытеснения старинных родов новичками. Видослав горячее всех расцеловался у входа с Держимиром, долго тискал в объятьях обоих его сыновей, а после сразу же прилепился к Буривою и ходил за ним, как хвост.

– Буривой Прибыславич, ты ведь князь, такой же родовитый, как Всеволод Ростиславич, – при каждом удобном случае ныл он. – Ты уж будь добр, замолви за меня словечко, чтобы меня пригласили за стол вместе со всеми!

Сам Буривой не хотел садиться раньше великого князя – ведь ему предстояло сидеть на противоположном конце стола, а это было совсем не то же самое, что на лавках с боярами сбоку. Это было почетное место второго после хозяина человека, почти такого же значительного и многовластного.

Наконец, из верхней светлицы по ступеням спустились князь с княгиней в окружении жильцов и боярынь, многие из которых приходились родственниками почетным гостям. Все пришедшие разом встали и поклонились хозяевам в пол. Начался обычный в таких случаях обход: князь подходил к каждому из гостей, здоровался с ним, обнимался и расцеловывался, и то же самое проделывали княгиня и боярские жены. Любомысл с зажженной свечой и солью обежал вокруг стола, чтобы отпугнуть злые чары, и пир наконец начался.

Всеволоду поднесли огромный круглый каравай с солонкой, он порезал его и лично подал по кусочку каждому из присутствующих. Слуги начали выносить блюда с едой, виночерпии – разливать по чашам вино. Зазвучали здравицы в честь княгини и великого князя, и ответные здравицы от хозяина в честь гостей. Наконец, на небольшой площадке перед крыльцом, оставшейся свободной от столов, устроились скоморохи, и начали играть, плясать и петь песни.

– А где Радомысл? Радомысла давай! – гулким голосом закричал Держимир, который уже успел порядком набраться вина, чтобы не огорчать хозяина и не отстать от других.

Всеволод махнул рукой, и на площадку вышел старый певец с длинными седыми волосами, стянутыми на лбу перевязью. Борода его была такой же седой и длинной, но синие глаза из-под кустистых бровей смотрели ясно. Ему подставили кресло. Он уселся и тронул пальцами струны гуслей. Полилась музыка – настолько прекрасная, что не верилось, будто она может исходить из-под пальцев этого ветхого старика.

Неожиданно чистым для своего возраста голосом Радомысл запел о том, как в незапамятные времена боги создавали для людей этот мир, как сражались с чудовищами и пытались загнать бесов в глубины земли. Он пел про Дажьбога, который катится по небу в своей солнечной колеснице, и Перуна, который стреляет блиставицами в огромного змея. Отдельная песня была посвящена предательству Переплута. Эту сказку все знали, но в устах Радомысла она казалась новой и еще более увлекательной.

Некогда боги жили в волшебном городе, построенном великанами посреди алмазной небесной тверди. И был у них верный друг и самый ценный сородич по имени Переплут. Переплут всегда умел выручить своих братьев в трудный час: он отбивался от великанов, требовавших непомерную плату за свои труды, он заковывал в цепи громадных чудовищ, настолько сильных, что справиться с ними не смогли бы и сами небожители, наконец, он добывал в дальних странах такие сокровища, каких не было больше ни у кого на свете. Эти сокровища делали богов сильными и давали им волшебство, с помощью которого они правили всеми тремя мирами Вселенной.

И вот настал день, когда все труды были окончены. Земля покрылась чудесными садами. Вокруг текли ручьи с чистой водой, пели дивными голосами птицы. Сам, без всяких усилий, на полях вырастал урожай. Живи и радуйся! Но Переплут не хотел останавливаться. Ему все было мало. Он начал требовать от собратьев, чтобы они сломали все, что было сделано к этому дню, и создали бы новые миры заново, еще лучше.

Боги ему отказали. Тогда он сбежал к бесам, закованным в преисподней, и выпустил их на свободу. Бесы ополчились и двинулись по радужному мосту завоевывать Белую Вежу – крепость на небе, в которой укрылись богини и боги. Врагов было так много, и они были так злы и сильны, что богам было не устоять. Тогда на радужный мост вышел Ярило. В руках он держал яркий щит, сверкавший на все поднебесье. Как ни старались бесы пробить этот щит, как ни метали в него копья и сулицы, как ни били его топорами и кистенями – ничего не могли с ним сделать. Так Ярило сражался до тех пор, пока к нему не пришли на помощь другие боги: Сварог со своим огромным каменным молотом, сокрушающим скалы, Дажьбог с огненным мечом, от которого полыхают горы, Перун с громом и стрелами, бьющими с неба в виде блиставиц. Все вместе они сбросили бесов с моста и разметали их остатки по всей подселенной. Но и сами боги при этом получили жестокие раны, и капли их крови, пролившись с неба на землю, превратилась в драгоценные самоцветы, сверкающие всеми цветами радуги.

Радомысл окончил песню и отложил гусли в сторону. Ради великого уважения, которое гости к нему испытывали, его посадили за общий стол и поднесли вина с пирогами.

– А ведь Ярилин щит веков десять висел у нас на Ярилиной башне, – сказал вдруг Держимир. – Ее так поэтому и назвали.

– Да, верно, – согласился с ним Твердислав. – Раньше всегда говорили: пока на городе Ярилин щит, не бывать ему взятым врагами.

– Ну и где он теперь? – усмехнувшись, спросил Буривой.

Он, как человек, выросший в просвещенных западных краях, не воспринимал всерьез эти восточные сказки.

– Знамо где – в Лихославле, – с негодованием проговорил Родолюб Дорогомилович, к которому все прислушивались ради его возраста и множества вотчин. – Уже полвека как Немир-Лиходей сорвал его с наших ворот и увез в свой удел. И с тех пор кто к Лихославлю не подступался – никто его взять не сумел.

– Было такое, – отпив из чаши крепкого вина, проговорил Боронислав Стоимирович. – При старом-то князе, братце нашего Всеволода, мы пытались разорить Лихославль. Ничего тогда не вышло, только людей погубили.

Над столом повисло неловкое молчание – слова захмелевшего воеводы пришлись очень некстати, так как давно почивший князь приходился Всеволоду не родным братом, а сводным, и был его злейшим врагом и гонителем. Про него вообще лишний раз старались не вспоминать. Положение спас Видослав, скромно сидевший у самого края стола. Он вскочил со своего места, высоко поднял чашу и прокричал:

– А вот давайте и выпьем за нашего великого князя и его княгиню, чтобы жить им в любви и согласии и княжить еще целый век. А злодеям из Лихославля пусть будет пусто, и чтоб мы сплясали на том костре, на котором их всех пожгут!

Все разом расхохотались, встали со своих мест и высоко подняли чаши.

Княжеский пир – штука не такая простая, как может показаться со стороны. У него есть своя цель и свой смысл. Цель – наладить отношения со всеми значительными людьми, превратить их в соратников и единомышленников, сделать их единой общиной, выполняющей волю князя. А это не так-то просто: ведь у каждого из бояр – своя выгода и свой интерес, каждый с кем-то в родстве, а с кем-то в старинной ссоре, каждый хочет новую вотчину для себя и своей родни, но не хочет, чтобы кто-то богатством и славой его превзошел.

Разгадать смысл пира еще труднее: он тонет во множестве старинных обычаев и обрядов, каждый из которых должен защитить гостей и хозяев от злостного чародейства, не дать навести на них порчу, а то и попросту отравить. Пир, как и свадьба – это целый узел древних поверий, и не забыть их все, соблюсти все правила и обычаи, многим из которых по тысяче лет, может лишь настоящий знаток.

Пир – это еще и игра, в которой хозяин старается во что бы то ни стало употчевать гостей и напоить их допьяна, а гости, уписывая все угощенья за обе щеки, при этом не должны переесть и тем более слишком напиться.

Добросовестно исполняя хозяйский долг, Всеволод велел виночерпиям наливать чаши еще и еще. Гостей помаленьку развозило, разговоры становились все оживленнее, голоса громче, смех несдержаннее.

– Лиходеи оправятся от поражения, соберут новые силы и снова на нас пойдут, – продолжая завязавшийся разговор, вымолвил Твердислав Милонежич.

– Да они побоятся, – возразил ему Держимир. – Сколько раз уже мы их били. К тому же, они верят, будто наша Верхуслава – великая волховница. И что пока она в Кремнике, то мы все под защитой ее чар.

– Значит, они нападут, когда княгини не будет, – заметил Переслав Воротиславич, чья жена тоже считалась известной чародейкой.

– Ну и пусть нападают, – равнодушно заметил Сдеслав Издеславич. – Мы так же соберемся все вместе и так же дадим им отпор.

– Хотелось бы верить! – громко откликнулся Буривой со своего конца стола. – Но как вы соберетесь все вместе, если даже рассесться по лавкам без ссоры не можете? Не случится в городе князя – и вы, господа Великого Мира-города, даже роспись в полки не составите!

– Ну, росписи составлять – дело нехитрое, – возразил ему Держимир, который этим как раз и занимался. – У кого отцы и деды были наверху, тому и начальствовать.

– А ежели, к примеру, воевода незнатен и молод, но опытен и умен – то что же, нельзя его во главе полка ставить? – при этих словах Буривой подмигнул Видославу. – Пусть так и ходит под каким-нибудь пнем трухлявым, который всю жизнь живет заслугами своих предков?

– Один человек – как голый перст, совсем ничего не значит, – опять возразил ему Держимир. – Ценятся только заслуги рода. Один человек может быть умен, а может быть глуп. Но род – всегда мудр и силен. У кого сильный род – тому и быть воеводой.

– Ну вот у меня сильный род, – с напором выкрикнул Буривой. – Все вы, господа, знаете, кем был мой отец. Не простым он был князем – сам кесарь немецкий дарил ему золотую корону и называл его королем. И что же – посчитались вы с этим? Уважили вы меня, когда пришла в том нужда?

Снежана с тревогой посмотрела на своего мужа, слова которого звучали слишком гневно и яростно, но не решилась его одернуть на виду у всех.

– Говоря по правде, мы о твоем отце, Буривой Прибыславич, ничего кроме сказок не слышали, – повернувшись к нему всем телом, заговорил Держимир.

Его уже порядком развезло от вина, и он не считал нужным сдерживаться.

– Со Старым Городом у нас никакого общения нет, и что там происходит – шут его знает. Какое нам до этого дело? Почему мы должны гробить своих людей за землю, которой даже не видели?

– А вот посадили бы меня на старгородский стол – так и увидели бы! – с еще большим напором вскричал Буривой. – А тут вы все только толстеете да дуреете от вина. Что, слуг своих в войнах боитесь растратить? Да вы их и так растратите, только без толку, в войнах друг с другом. Вы же только и ждете, чтобы вцепиться друг другу в глотки. Все еще помнят «боярские войны», когда вы резались за вотчины и за своих мелких князьков, пока не пришли мы с Всеволодом и не приструнили вас, как псарь строптивого пса. Что, уже позабыли? Да я вижу, что нет! До сих пор волком смотрите друг на друга. Вам дай волю – тут же перегрызетесь!

Бояре за столом оторопело молчали. Буривой затронул тему, о которой не принято было говорить вслух – застарелая вражда между боярскими родами тлела подспудно, но каждый миг грозила разгореться с новой силой, и всем очень не хотелось ее раздувать.

– Эй, Боржек! – недовольно выкрикнул со своего возвышения великий князь. – Ты свой язык-то попридержи! Не обращайте на него внимания, мало ли что он наговорит во хмелю, – добавил он, обратившись к гостям.

– Что у тверезого на уме, то у хмельного на языке, – недовольно заметил Станимир Держимирович. – Зачем мы его у себя только держим?

– Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала! – услышав его слова, еще яростнее закричал Буривой. – Твой отец – богатейший боярин в волости, но ты первым кинешься в драку, если будет возможность урвать чье-то имение! Думаете, никто не знает, что у вас всех на уме? Вот Домагост Намнежич, пусть судят боги ему долгих лет, давно уже дышит на ладан. Того и гляди, отправится на санях за богами. А наследников-то у него нет! Кому достанутся его вотчины? Вы все только и думаете об этом!

– Боржек, замолчи! – резко выкрикнул Всеволод.

– А ваши жены, вместо того, чтобы смирять вас, только подталкивают к вражде, – не обращая внимания, продолжал вещать Буривой. – Всем хочется быть краше княгини, всем хочется выглядеть первой боярыней, пусть даже ради этого придется разорить тысячу мужиков, и довести до голода их баб и детей!

Всеволод, сидевший в дальнем конце стола, прямо напротив него, хмуро слушал эти речи. Он подпер голову ладонью в змеиной перчатке и прикрыл сжатыми пальцами рот, как будто не выпуская слова, уже готовые слететь с его губ. Верхуслава, наоборот, резко выпрямилась, и сидела, высоко выгнув спину, как будто аршин проглотила. Лицо ее раскраснелось, тонкие алые губки были сжаты, синие глаза полыхали от гнева.

– Постой, Боржек, – наконец, не выдержала она. – Как можешь ты говорить такие непристойные речи про честны́х бояр и боярынь? Как можешь ты оскорблять гостей на пиру у князя? Сейчас не время для ссор – мы собрались, чтобы отпраздновать нашу победу, в которую ты, честь и слава тебе, вложил столько стараний. А ты превращаешь наш праздник в свару. Но для свар есть и другие места. Если тебе вздумается, то ругайся в думе, или на площади с базарными торговками, или в непотребном доме с веселыми девками, а здесь, на пиру у великого князя – не смей!

– В самом деле, – оторвав ладони от рта, присоединился к жене Всеволод. – Сейчас время для пира, а не для ссор. Ты нарушаешь все мыслимые обычаи и обряды.

– Это я нарушаю обычаи? – вскочил со своего места Буривой, как ужаленный, и принялся яростно тыкать пальцем в сторону Всеволода и Верхуславы. – Ты, Володька, вспомни, каким ты был на Руяне, где мы оба с тобой росли в изгнании и бедности. Ты ходил тогда в драных лаптях, а на заду у тебя зияла такая дыра, что весь город на тобой потешался. Тебя считали за скомороха, а теперь ты сидишь тут, такой важный, и делаешь вид, будто тебе принадлежит весь мир. Еще бы: ты выбился в великие князья. А про старых друзей забыл. Забыл про тех, кто был с тобой с самого детства, и не хочешь помочь им как раз тогда, когда твоя помощь нужнее всего.

Да и ты, Верхуслава Держимировна, ты ли образец благочестия? Весь город говорит о тебе, как о ведьме. Начался падеж скота – народ шепчется на тебя. Пришла иноземная зараза – и все думают, будто это ты ее наслала.

– Так думают только глупцы несмышленые! И повторять их срамные слова – значит позориться самому! – закричал вместо жены Всеволод.

– Да ладно тебе! – издевательски расхохотался ему в ответ Буривой. – Я же вел твою свадьбу от первого взмаха рябиновой веточкой до последней утренней чарки. Мне ли не знать, какими вы были, когда ты был безродным женихом, которого никто не хотел пускать на порог, а она – молодой невестой, которую все боялись из-за ее чародейства? Вспомни, как твой нынешний тесть гнал тебя со двора каждый раз, когда ты приходил свататься? Его псари выталкивали тебя взашей и еще пинка напоследок давали. Тогда и князем никто тебя не считал – все думали, кто княжить будет Немир-Лиходей или Осмомысл Горносталевич из Вышеславля. Вспомни, что сделал я для тебя? Я убедил всех, что князем огромнейшего из городов должен быть именно ты – нищий изгой, чужеземец, ублюдок! Я сосватал для тебя дочь крупнейшего из бояр, после чего от тебя перестали наконец воротить нос и приняли за своего. И вот ты сидишь теперь тут, такой важный, во главе стола, и строишь из себя хлебосольного хозяина целого города. А помочь своему давнему другу не хочешь! А ведь я тебе больше, чем друг! Я твой брат и соратник!

– Ты, Боржек, мне старыми заслугами совесть не береди, – резко ответил ему князь. – Все, что было – я помню. И что ты сделал для меня, и для княжества, и для моей свадьбы – мы не забываем, и много раз тебе за это говорили спасибо. Но сейчас ты просишь невозможного. Ты хочешь, чтобы мы отправили все наши силы за тридевять земель, в неведомые для нас края, на завоевание какого-то города, о котором великогородцы даже слыхом не слыхивали. Да на кой он им нужен? Они не пойдут, даже если я им велю. А под боком у нас между тем – тот же самый Немир со своим сыном и внуком, которые, как и ты, ничего не забыли – и что их ветвь в княжеских летописях идет старше моей, и что ты, кстати, их родню Изяслава убил. Вот кого надо бояться, и вот против кого нам придется воевать, а совсем не с твоими далекими немцами под неведомым Старым Градом.

– Как мудро ты рассуждаешь! – так же издевательски выкрикнул Буривой. – Давно ли ты стал таким мудрым правителем? Ведь еще двадцать лет назад ты был несмышленышем, который ни друзей не умел заводить, ни нужным людям польстить. Да и два дня назад ты был вне себя от ревности – настолько, что твоя личная обида даже княжеские дела тебе затуманила. Хорошо же ты доверяешь своей супруге, если ревнуешь ее к своему старому другу.

– Вспомни сам, кем ты был двадцать лет назад, – гневно заметила ему Верхуслава.

– Я был тем же, кто я и теперь – сыном европейского короля и наследником королевства! – резко вскричал Буривой. – А вот ты, Верхуслава, всегда ли была такой благочестивой? Сейчас на тебя посмотреть – так ты просто образец матери и жены. А вспомни, что было, когда к тебе сватался Севка! Да ты сразу в него влюбилась, как сучка! И думать разумно ничего не могла от похоти, которая тебя охватила! Вспомни, как твой отец и братья давали ему испытания, которые он должен был пройти, чтобы завоевать твою руку и сердце. Испытания были хитрыми, и придуманы были так, что пройти их было никак невозможно. И кто же ему помог? Сама влюбленная невеста! Ты ему заранее все рассказывала. Ты предавала отца своего и братьев прямо у них под носом. Ты предавала свою семью, свой род! Что, разве это было не так?