Текст книги "Лишний князь. Нет ни друзей, ни врагов – только цель!"

Многие из сидящих за столами тоже засмеялись.

– Их нет уже так давно, что я сомневаюсь, были ли они вообще, – недовольно ответил отцу Гремислав.

– Они были, – убежденно вымолвил Немир. – Никто не знает, где они сейчас. Но они могут появиться снова. И если они спросят с нас, что мы делали тут без них, нам нужно знать, что ответить.

– А зачем они нам? – спросил его внук Мстивой. – Мы и без них живем. Ну подумаешь – боги… Они ведь сами всю жизнь воевали со своими двоюродными братьями – бесами. И мы тоже воюем.

– А ты что думаешь, странник? – повысив голос, через весь стол спросил Буривоя Немир.

– Я думаю, что боги бросили нас на произвол судьбы, и теперь мы можем делать все, что захотим. Мы им ничем не обязаны. Если нам нужны власть и богатство – то пусть они достанутся тому, кто в бою докажет свое право на них. А побежденным и слабым пусть не достанется ничего, – ответил ему Буривой.

– Ты мне нравишься! – ответил ему Немир, и, обернувшись к своим слугам, добавил:

– Сводите этих двух странников в мыльню, и постелите им мягкую постель в чистой ложнице.

Буривой поднялся из-за стола и отвесил ему поклон. Избыгнев поспешил сделать то же.

Деревянная ложница стояла отдельно. Тут было темно и тихо – лишь шум отдаленного водопада да лай псов нарушали ночной покой. Избыгнев сразу же отключился, едва голова его коснулась подушки, а Буривой долго не мог уснуть и ворочался с боку на бок.

– Избошка! – то и дело окликал он своего слугу. – Твою мятую рожу никто не узнал? Ты уверен?

Но Избыгнев только сопел во сне и не отзывался. А Буривой все ворочался и бормотал:

– Гладко у нас все идет. Не бывает такого везенья. Не к добру это…

Время было уже далеко за полночь. Ясный Месяц катился по небу, увлекая за собой хоровод серебряных звезд.

– Где вы, боги? – шептал Буривой, глядя на небо сквозь узкое волоковое оконце, в которое падали лучи таинственного лунного света. – Стоит ли молиться вам об удаче? Или вы все равно не услышите? Или услышите, но лишь посмеетесь?

В замке все уже спали – даже перекличку сторожей на стенах не было слышно. Он растолкал Избыгнева и страшным шепотом дохнул ему в ухо:

– Вставай! Дело у нас! Хватит дрыхнуть!

Они украдкой выскользнули из деревянной клети и на цыпочках двинулись к каменной веже. Двери ее на счастье оказались не заперты. Внутри было темно, светочи на стенах давно погасли, а окон тут не было. Пробираться приходилось на ощупь. Избыгнев то и дело натыкался на лавки, столы и бог знает что еще, производя при этом такой грохот, что Буривой не решался даже обругать его, чтобы не добавлять шума. Наконец, он споткнулся о каменную ступень и понял, что добрался до противоположной стены. Здесь, на возвышении высотой в два человеческих роста, к которому поднималась массивная лестница из черного мрамора, должен был висеть тот самый щит, некогда выкованный Сварогом в его горней кузнице.

– Избошка, подсади меня! – велел Буривой.

Избыгнев встал во весь рост и уперся руками в стену. Буривой забрался ему на плечи и начал шарить руками по стене. Долгое время он не чувствовал ничего, кроме голых сырых камней, но стоило ему потянуться повыше, и рука тут же наткнулась на краешек холодного золотого ободка.

– Господине, не топчись так! У меня нога дрыгает, – заныл снизу Избыгнев, прижимая его сапоги к своим плечам.

– Терпи! – резко велел ему Буривой. – Сейчас будет еще тяжелее!

Он нащупал обеими руками холодный круг, ухватился за него покрепче, напрягся и кое-как приподнял его, пытаясь снять с крючка. Щит оказался необыкновенно тяжелым – его вдруг повело в сторону, и не удержав его, Буривой выпустил его из ладоней. Щит упал на каменный пол с таким грохотом, что слышно было, наверное, даже не той стороне водопада.

– Ай, господине, ты так меня прибьешь! – завопил снизу Избыгнев.

Буривой спрыгнул с его плеч и отвесил ему оплеуху:

– Молчи, дурень! Здесь и так слишком много тех, кто хочет прибить нас! Если будешь орать – то сам их сюда созовешь!

Щит был огромным, выше человеческого роста, но он так закатился, что они не могли найти его в полной тьме. Буривой долго ощупывал каменный пол, то и дело натыкаясь на дрожащие руки Избыгнева, тихонько ругался, упирался головой в стены и какие-то деревянные столбы. Под руки попадались все время какие-то чашки, глиняные миски и сосуды, видимо, предназначенные для светильников.

– Господине, у меня тут свеча! – шепотом проговорил Избыгнев. – Можно, я ее зажгу? Иначе ничего мы тут не найдем!

– Зажигай! Только ладонью прикрой! – разрешил Буривой.

Вспыхнуло слабое пламя. В высокой башне дул ветер, и пламя свечи колебалось, отбрасывая на стены огромные темные отсветы. Кроме щита и светильников, стены были украшены охотничьими трофеями – рогами оленей, клыкастыми мордами кабанов и страшными головами медведей. Тут же были развешаны самые разные виды оружия, видимо, принадлежавшего князю и его наследникам. Оружие было дорогим, особенно доспехи с металлическими пластинами, покрытыми золотыми узорами. Под ними висел меч, рукоять которого зловеще сверкала большим красным камнем.

– Господине, можно, я прихвачу этот тесачок? – дрожащим от зависти голосом спросил Избыгнев.

– Не о том думаешь! – строго осек его Буривой.

– Щит я уже нашел. Вот он лежит, под столом.

– Ладно, бери что хочешь. Только помоги мне его выкатить! – уступил Буривой.

Вдвоем они подняли щит, поставили его на ребро и покатили к выходу. Им оставалось всего несколько шагов, когда Избыгнев неожиданно сорвался с места, ринулся обратно и сорвал со стены этот меч, прямо в ножнах. И тут же звонко зазвенели струны, видимо, привязанные к нему незаметно со стороны стены. Повсюду вокруг раздался грохот и звон. Неожиданно сразу со всех сторон вспыхнул яркий свет, и ошеломленный Буривой увидел, что его окружают мрачные люди в шлемах и кольчугах, держащие в руках масляные светильники и обнаженные клинки. В палате тут же стало светло, как днем.

Он не мог пошевелиться – ему нужно было удерживать тяжелый щит, который грозил вырваться из рук и упасть. Избыгнева уже схватили, заломили руки за спину и грубо кинули лицом на пол. К нему самому быстрой походкой приближался немолодой человек в черном плаще с длинной седой бородой. За спиной его шагали двое его потомков.

– Вор! – гневно выкрикнул князь Немир. – Мы приняли тебя, как дорогого гостя, хотя могли сбросить вниз со скалы! И чем ты отплатил за гостеприимство?

– Я же говорил, что это Избошка! – выкрикнул один из служилых людей, топчущих распростертого на полу Избыгнева. – Страшный рубец посреди хитрой морды – да его из тысячи можно узнать!

– Молодец, Миловид! – похвалил своего приближенного князь. – А кто же тогда второй?

Несколько людей выдернули у Буривоя из рук щит, согнули его в три погибели и ударили лицом о деревянный стол.

– Какой-то старик бородатый, – сунув ему свечу под нос, сказал княжич Гремислав, сопровождавший отца.

– Сам ты старик, – дерзко отозвался прижатый к столу Буривой.

Он уже понял, что попался, и что терять уже нечего. Его грубо схватили сзади за волосы и дернули вверх, приподнимая голову, чтобы получше рассмотреть лицо. Перед ним промелькнул чей-то горбатый нос и холодные серые глаза, казавшиеся особенно злыми в пляшущем пламени свечей.

– Да это же служилый князёк Буривой, Севкин подручник! – заорал внук Немира, Мстивой, брызжа на него слюной. – Ты смотри, как зарос. И не узнать!

– Да, верно! Раньше он выглядел таким щапом! А в этом рубище – нищий калека, – согласился с ним Гремислав.

– Тебе что здесь было нужно? Зачем хотел украсть щит? – хватая его руками за одежду, закричал Немир.

Голос его был хриплым, дрожащим от злости. Буривой был ошеломлен и не находил, что ответить. Его бросили на пол и принялись избивать. Кто-то с силой пинал его сапогом, и он изогнулся, чтобы ему не поломали кости.

– Стойте! Хватит! – грозно велел Немир. – Мы будем его судить. Как смел этот убийца моего сына явиться ко мне на двор? Как смел он сидеть со мной за одним столом, есть мой хлеб и пить мое вино? Если и был предел человеческой дерзости, то сегодня этот вор его превзошел!

Буривоя подняли с пола, и он бессильно повис на руках у своих мучителей.

– Поберегите его! – хрипло рассмеялся Немир. – Мы придумаем ему такую казнь, что сами боги содрогнулись бы, если бы видели нас!

Он ждал, что его бросят куда-нибудь в глубокое подземелье, в темницу, куда не проникает солнечный свет. Но на самом деле его отвели высоко вверх, на одну из башен, стены которой обрывались в пропасть. Сквозь узенькое окошко, забранное толстой решеткой, он видел ослепительно голубое небо. И днем, и ночью в ушах стоял шум водопада, и даже краешек радуги иногда показывался в самом углу окна. Куда дели Избыгнева, он не видел. Тюремщик почти не бывал у него, и лишь раз в день приносил ему воду и заплесневелые сухари.

Ждать пришлось недолго – видимо, его судьям не терпелось расправиться с ним. Уже не следующий день за ним пришел целый отряд боевых холопов, вооруженных сулицами и кистенями. Дверь распахнулась со страшным лязгом, и его вытолкали на узкую винтовую лестницу, с которой грубо столкнули вниз. Он не удержался на ногах и кубарем покатился по крутым ступеням, отбивая себе все, что попало. Сзади раздался оглушительный хохот, и по этим безжалостным и жаждущим мести голосам он понял, что пощады ему не будет.

Большой суд собрался все в той же веже, высоким зубом торчащей посреди замка. Только теперь ее нижняя палата совсем не напоминала зал для пиров. Столы для гостей были убраны, а вдоль стен полукругом были расставлены лавки, покрытые коврами. На них восседали лихославские воеводы, с ног до головы увешанные драгоценными побрякушками. У дальней стены, на возвышении, стояло три кресла с изогнутыми спинками. В среднем сидел старый Немир, подслеповато щуря глаза и неискренне улыбаясь. Места справа и слева от него заняли его наследники. Гремислав смотрел на пленника с презрением и отвращением, Мстивой же, напротив, делал вид, будто ему жутко скучно, и разглядывал стены, обвешанные оружием и доспехами. Высоко над их головами, на прежнем месте сиял в свете горящих факелов золотой Ярилин щит.

Буривою даже не дали подойти к судьям своим ходом – его просто протащили под руки так, что ноги его волочились по каменному полу, а затем резко отпустили и бросили вниз. Он упал на четвереньки. Один из холопов грубо пнул его под дых носком сапога и зашипел: «Вставай, змееныш! Перед судьями надо стоять!» Его схватили за шкирку, поставили на ноги и держали, не давая опуститься, хотя ноги его подкашивались, а колени, локти и лоб саднило от недавних ударов о лестницу.

Немир благосклонно покивал головой тюремщикам. Сидевший справа от него Гремислав презрительно скривился и проговорил:

– Это и есть первый подручный великого князя, знатный щап и любимчик столичных боярынь?

Сидевшие на лавках гости издевательски расхохотались. Выглядел Буривой жалко. Грязное рубище странника на нем было порвано, в прорехи были видны кровоточащие порезы и синяки. Густая борода, которой заросло его красивое и ладное лицо, спуталась и висела космами. Волосы были давно не мыты и казались не русыми, а черными. Где-то за спиной у него послышалась возня – это притащили и бросили на пол Избыгнева.

– А вот и его холоп! – раздался голос Лютобора, первого воеводы Немира.

– Я не холоп! – со злостью огрызнулся Избыгнев. – Я вольный слуга.

– Это не важно. Недолго тебе осталось вспоминать свою волю, – ответил ему Лютобор.

Буривой не мог обернуться, чтобы взглянуть на своего слугу – его держали так крепко, что любое движение причиняло боль. С лавки по левую руку от него поднялся судейский чиновник, хлопнул в ладоши, призывая всех к тишине, и провозгласил:

– Слава и честь всем богам! По их воле, и по повелению князя, судебное заседание открыто. Обвиняется служилый князь Буривой из Великого Мира-города в том, что хитростью проник в Черный замок и пытался украсть священный дар древних владык, представляющий особую ценность. Он же обвиняется в злостном убийстве князя Изяслава Немировича Могутного, славнейшего из славных, любимого сына Немира Милорадовича, нашего господина. И обвиняется Избошка, его недостойный слуга, в том, что пособничал и соучаствовал во всех этих гнусных преступлениях. Обвинитель со стороны истца – боярин, воевода и голова Лихославской думы Лютобор Велимирович. Защитника у стороны ответчика не нашлось, однако он может защищать себя сам, если его лживый язык осмелится на такую наглость.

Чиновник сел и обвел всех значительным взглядом. Немир улыбнулся, слушая эту речь, но сделал над собой усилие и возразил:

– Прошу всех присутствующих соблюдать чин и вежество. Не забывайте, что мы судим изменников по самому благородному в мире римскому праву. Мы не можем позволить, чтобы чувства взяли верх над рассудком.

Римское право

Прищурив глаза, заплывшие от синяков, Буривой попытался рассмотреть судейского чиновника, ведущего заседание. Это был мелкий служка лет сорока, по случаю торжественного события надевший лучшую одежду, какая у него была. Но даже в ней он выглядел убого по сравнению со знатными лихославскими господами, славящимися своим богатством, которое они получали от заморской торговли. Из гавани Лихославля корабли уходили к ромеям и фрягам, и местные жители гордились своей близостью к европейской цивилизации, а всех, кто жил в глубине земли, презирали за варварство и неученость. Однако Буривой, родившийся и выросший на перекрестке морских путей славян, немцев и викингов, слишком хорошо видел подоплеку этой просвещенности. В жителях Лихославля не было ничего европейского, кроме их потрепанных плащей с чужого плеча. Все нравы их и обычаи оставались прежними, их отношение друг к другу, к своим князьям и служебным обязанностям ничуть не изменилось – они все так же воровали, ловчили, ленились и врали, как делали их далекие предки в незапамятные времена, когда никаких торговых связей с Большим Миром у них еще не было.

Вот и этот судейский служка, раздутый от гордости за то внимание, которое ему в этот миг уделялось, на самом деле держался неуверенно и неловко перед лицом важных господ, а голос его подрагивал от волнения. Под его европейским камзолом скрывалась латаная рубаха. Он морщил нос, неуверенно тер ладонью подбородок, и по множеству его ужимок и непроизвольных движений можно было угадать, что он страдает от раболепия, и думает только о том, чтобы выслужиться перед лицом князей – чтобы они заметили его и выделили из толпы других, таких же, как он, безликих и безымянных пешек, попавших в господский замок из гридницы, в которой обитала служилая челядь.

– Подсудимый, назови свое имя! – стараясь придать своему голосу важность, провозгласил служка.

– Князь Буривой Прибыславич, – нехотя откликнулся пленник.

– Откуда ты родом?

– Родом из Старого Города, или с острова Руяны, или из Великого Мира-города. Я много где жил, и все эти места были для меня родными до тех пор, пока меня не выметали оттуда поганой метлой. Какое из них хотите, то и считайте родным.

Служка растерянно взглянул на Немира. Князь махнул рукой писарю и велел:

– Пиши первое сказанное – Старый Город.

Писарь, сидевший поодаль за маленьким столиком, суетливо кивнул головой и склонился над листом пергамента. Судейский служка тем временем оправился от растерянности и продолжил:

– Кем были отец твой и мать?

– Отец мой три-девять с лишком лет назад был князем у вагров, – с готовностью начал рассказывать Буривой. – Его признавали за князя и немцы, и даны. Он был славнейшим из воинов в своих краях, и за его ратные подвиги немецкий кесарь Хлодвик Домосед подарил ему золотую корону и назвал королем Западного края славян. Мать моя была княгиней из славного племени саксов.

– И что же тебе не сиделось в родных краях? Какими ветрами тебя занесло к нам? – спросил князь Немир.

– Я мог бы тебе рассказать, но рассказ выйдет долгим, – неохотно откликнулся Буривой.

– А мы не торопимся, – требовательно, с резким напором проговорил Немир.

– Что ж, если хочешь послушать – изволь, – отозвался Буривой. – Когда мне было осемь лет от роду, отец мой покинул сей мир и ушел за богами. Матушка моя была у него не первой женой, и его старшие сыновья от прежних браков не желали, чтобы мы оставались в городе. Пришлось нам уехать в изгнание на остров Руяну. Там я и познакомился с Всеволодом Ростиславичем, в ту пору таким же изгоем, как я. Когда мы подросли, боярская дума позвала его на княжение в Великий Мир-город. С ним поехал и я.

– Бояре не имели права его звать! – выкрикнул резко Немир, стукнув кулаком по золоченому подлокотнику своего кресла. – Это я должен был наследовать белый стол!

– Извини, Немир Милорадович, но об этом не мне судить, – возразил ему Буривой. – Я в земле вятичей чужестранец. Меня позвали – я прибыл. Погонят – уйду.

– Ну а сюда, в Лихославь, тебя кто звал? – таким же резким, скрипучим голосом спросил Немир.

– Сюда я прибыл не по своей воле, – глядя ему в глаза, ответил Буривой. – Бояре Великого Города на меня ополчились, указали мне путь. Великий князь Всеволод не смог и не захотел защитить меня. Я снова изгой, как в далеком детстве, и мне снова нужно начинать свою жизнь с первого венца.

– Если бы ты пришел к нам с доброй волей, без грехов и проступков, то мы приняли бы тебя на службу и воздали бы тебе почестей больше, чем твой неблагодарный князь Всеволод, – хрипло проговорил Немир. – В Лихославле всегда найдется место для отважных бойцов и опытных воевод. Но ты пришел сюда вором, скрываясь под рубищем нищего странника. Ты пытался обворовать и ограбить нас! Но самое главное – ты убил моего сына! Вот этого я тебе никогда не прощу!

– Не соглашусь с тобой, княже! – повышая голос, выкрикнул Буривой. – Это было не убийство, а честный бой. Мы встретились с ним в чистом поле, как воеводы полков. Мы сражались один на один, как положено витязям. Доспехи его были лучше моих, оружие – тяжелее, и людей у него было больше, чем у меня. Это было не убийство, а поединок, и я никакой вины за собой не признаю.

– А вот я признаю! – резко выкрикнул Немир и от волнения вскочил со своего кресла. – Изяслав был моим сыном! Одно его имя наводило ужас на наших врагов! И где он теперь? Ушел с дымом в Перунов чертог! И ты думаешь, что я это буду терпеть?

– Да что мы вообще с ним разговариваем? – поднял голову Гремислав, не решавшийся до сих пор перебивать своего отца. – Он виновен, и мы должны ему отомстить. Давайте лучше решим, как с ним разделаться. Я бы его повесил!

– А я бы содрал с него кожу! – не согласился Мстивой.

– Еще можно его четвертовать! – предложил Гремислав.

– Это как? – удивился Мстивой, наклоняясь и глядя на своего отца мимо Немира, сидевшего между ними.

– Ну, это когда палач отрубает сначала правую руку, потом левую ногу. Потом ждет немного, чтобы жертва помучалась, и повторяет все слева направо. И если к тому времени казнимый все еще жив, то тогда отрубают и голову.

– Ну, можно и так, – согласился Мстивой. – А еще можно колесовать. Это когда его распинают на колесе и потом ломают по очереди кости большой дубиной. Это еще больнее, а мучения длятся дольше.

– Может, просто отрубить ему голову? – робко вставил Лютобор Велимирович.

– Нет, так легко он не отделается! – гневно воскликнул Гремислав. – Пусть все знают, что нельзя безнаказанно убивать членов нашего рода, хоть бы и на поле брани. И наказание должно быть таким, чтобы впредь никому неповадно было. Вот ты сам, Лютобор! Ты же потомок старинного рода. Как твои предки поступали в таких случаях?

– Мои предки были дикими, необразованными людьми, – смущаясь, проговорил Лютовид.

– Не стыдись своих предков. Нам есть чему у них поучиться, – назидательно сказал ему Немир.

– Они делали так, – продолжил Лютобор. – Сначала наклоняли верхушки двух сосен, привязывали преступники к ним за руки и ноги, а потом отпускали. Сосны распрямлялись и разрывали его на части.

– Ну вот! Умели же раньше! – воскликнул Гремислав.

– Еще, бывало, сажали на кол, – продолжил Лютобор. – А то и в чане с кипятком могли сварить.

– И это бы нам подошло, – заметил Мстивой. – Жаль, что нельзя все это сразу сделать.

– Ну, все сразу может и нельзя, – ласково глядя на внука, проговорил Немир. – А вот, к примеру, сначала подвесить на дыбу, пожечь огоньком, потом нарезать ремней из спины – это можно.

– И пальцы еще отрубить! – предложил Гремислав.

– Молодец! Соображаешь! – похвалил сына Немир.

– Это не суд, а какое-то шутовство! – возмущенно заорал Буривой. – Где защита ответчика? Почему мои отговорки никто не слушает? Это ваше хваленое римское право?

– А ты нас не учи, – грубо перебил его Немир. – В своей волости я сам решаю, какое право римское, а какое – нет. Как приговорю, так и будет.

– Да чтоб вам всем провалиться в ваш чертов водопад вместе с вашим чертовым замком! – забываясь, заорал на судей Буривой. – Много я видел несправедливости и лиходейства, но такого – не видел нигде! Вы думаете, что если назвать ваш произвол римским правом, то можно творить все, что вздумается?

– Сторожа, удалите подсудимого из зала суда, – задирая подбородок вверх и не желая смотреть на него, проговорил Немир. – Он ведет себя неподобающим образом.

Буривоя снова схватили за шкирку, несколько раз изо всех сил ударили по бокам и потащили к выходу. Следом за ним принялись избивать и Избыгнева, распластав его на полу прямо в зале суда.

– Эй, а меня-то за что? Ну хоть меня пощадите! – пытался кричать Избыгнев, но его пнули носком сапога по лицу, и он вместо крика принялся отплевываться кровью.

Грохот водопада не давал покоя. Он стоял в ушах день и ночь. Даже радуга, иногда видневшаяся сквозь толстые прутья решетки, не радовала. В этой каменной башне было сыро и холодно, есть почти не давали, а воду приносили в грязной, побитой деревянной бадье. Долго ждать ему не пришлось – уже на следующий день железные двери узилища со скрипом отворились, и к нему вошли сразу трое человек в дорогих нарядах. Они придерживали свои плащи руками, боясь испачкать их о пол, на котором была разбросана солома, пропитанная вонючими человеческими выделениями.

Первый из них выглядел лет на шестьдесят. Его смуглое, загорелое лицо было прорезано глубокими морщинами. Карие глаза внимательно вглядывались в Буривоя из-под густых, черных бровей. Такая же черная борода, тронутая сединой, закрывала щеки и подбородок. Он был одет в дорогой иноземный кафтан с золотой цепью, однако заморская одежда сидела на нем неловко, как на огородном пугале.

Второй из посетителей был человеком средних лет. Коротенькая темно-русая бородка его была тщательно острижена, глаза мутно-зеленого цвета надменно смотрели сквозь пленника, как будто не желая его замечать. Цветной кафтан с узорами был аккуратно подогнан на нем по фигуре. На боку у него болталась длинная сабля в ножнах, которая со звоном стукнулась о порог, когда он его перешагивал.

Третий был самым молодым и высоким. Этот был настоящим красавчиком, или «щапом», как тут выражались. Бороды у него не было вовсе, щеки его были гладкими, как у младенца. Однако, в отличие от Буривоя, он не носил даже усов. Длинные темные волосы, слегка извиваясь, падали ему на плечи, что придавало ему сходство со старинным франкским монархом. Дорогой фряжский камзол из мягкого черного бархата сидел на нем так ладно, как будто он в нем родился. Пальцы его были унизаны множеством перстней с яркими самоцветами. Взять оружие он, видимо, позабыл. Вошел он последним, пригнув голову в низком дверном проеме, и остановился за спинами старших товарищей. Пленник вызывал в нем неподдельный интерес: он живо его разглядывал, но выйти из-за чужих спин и приблизиться не решался.

Буривой сразу узнал всех троих: старший, Лютобор Велимирович, был первым воеводой и головой лихославской думы, средний, Радивой Желегостич, числился тысяцким удельного княжества, и, наконец, в молодом и высоком без труда можно было угадать Миловида Цветиславича – самого родовитого, однако же, и самого маловлиятельного из высших лихославских вельмож.

Несмотря на боль во всем теле, Буривой поднялся с соломы им навстречу и учтиво поклонился.

– Жаль, что мы встречаемся в столь печальной обстановке, – вымолвил Лютобор Велимирович.

– Когда меня казнят? – не отвечая на любезность, хмуро спросил Буривой.

– Скоро, долго ждать не заставят, – легко, как о самом обычном деле, ответил Лютобор. – Однако казни можно и избежать.

– Да неужели? – воскликнул с иронией Буривой. – Это после того потешного суда, на котором решали не виновен ли я, а как побольнее со мной расправиться?

Вошедшие сановники переглянулись между собой. Видимо, дело было настолько тонким, что никто не решался его изложить. Средний из них, Радивой Желегостич, произнес вкрадчивым голосом:

– Видишь ли, Буривой Прибыславич, наш князь мудр и милостив…

– Это Немир-то? – откровенно насмехаясь, перебил его Буривой. – Немир, прозванный Лиходеем? Всю жизнь воевавший за великий престол и положивший при этом столько людей, что можно было бы заселить ими целую волость? Тот Немир, которому ничего не стоит снять чужую голову с плеч?

– Ну зачем нам твоя голова? – как будто увещевая его, продолжил Радивой. – Что мы будем с ней делать? Не в мячи ж ей играть. Без головы ты будешь уже бесполезен. А пока ты жив, от тебя еще может быть хоть какая-то выгода.

– И какой же выгоды ты от меня ждешь? – полюбопытствовал Буривой.

– Ты близкий друг великого князя. Без приглашения бываешь у него дома, и даже в покоях великой княгини. Кто еще пользуется таким доверием?

Буривой молчал, пытаясь угадать, к чему клонит этот опытный вельможа.

– Нам понадобится от тебя одна услуга, – продолжал Радивой. – Сделаешь – отпустим на все четыре стороны.

– Что за услуга? – настороженно спросил Буривой.

– Позовешь Всеволода в Перунову дубраву, что от Великого Города в двунадесяти верстах. Скажешь, что узнал нечто важное – что-то такое, что можешь сообщить только ему.

– И что дальше?

– Дальше наши люди примут князя и увезут его в Лихославль. Где наш господин Немир Милорадович воздаст ему по заслугам.

– Хочешь обменять пешку на короля? – скривив скулы, спросил Буривой.

– Вот видишь, ты и сам понимаешь, кто пешка, а кто – король, – спокойно сказал ему тысяцкий.

– Но тут ты ошибаешься, Радивой Желегостич! – резко ответил Буривой. – Дураки не становятся королями. А Всеволод – не дурак. Он не даст заманить себя в ловушку – он ловец, а не жертва.

– Нас устроит не только король, – прикрыв рот ладонью, подал голос высокий Миловид Цветиславич. – Королева нам подойдет тоже.

– Верхуслава? Да вы с ума сошли, – удивился Буривой.

– Мы, может быть, и сошли с ума, – грубым голосом возразил ему Лютобор. – А вот тебе уже завтра сходить будет не с чего. Полетит твой ум с плахи в корзину с опилками. Там и посмотрим, кто сошел, а кто – нет.

Они замолчали. Под тяжелыми, сырыми сводами узилища повисла гнетущая тишина.

– Что именно я должен сделать? – наконец спросил Буривой.

– Выманить княгиню в Перунову дубраву, – начал объяснять Радивой, но Буривой тут же перебил его:

– Верхуслава в Перунову дубраву не ходит, это все знают. Перунова дубрава – для воинов, а не для жен.

– А куда ж она ходит? – спокойно осведомился Радивой.

– В Ладину рощу.

– Подойдет и Ладина роща. Главное – чтобы мы заранее знали, когда это будет, и чтобы наши люди в нужное время были готовы. Приведешь ее туда и отдашь нашим слугам.

– Чтоб они меня тут же убили?

– Кому ты нужен? Ты же сам сказал, что ты – пешка.

Буривой скрипнул зубами от гнева, но спросил только:

– Что с ней станет?

– Тебе-то что? Или ты в самом деле ее любовник, как о том судачат?

– А вот это уже не твое дело! – не в силах более сдерживаться, заорал на него Буривой. – Не смей отзываться так о княгине! Ты и мизинца ее не стоишь!

– Не знаю, как насчет ее мизинца, но вот таких голодранцев, как ты, я стою целую тысячу, – возразил ему Радивой, звякнув саблей о пол. – Ты живешь на подачки своего князя, как пес на его дворе. И жизнь твоя стоит столько же, сколько шкура подохшего пса. Сделаешь, что тебе говорят – дадим пинка тебе под зад и беги себе на помойку кормиться объедками, как ты привык. А не сделаешь – снимем шкуру прямо сейчас. Нам без разницы. Выбирай, что захочешь.

Буривой тяжело дышал, задыхаясь от гнева, но наброситься с кулаками на человека, посмевшего так оскорбительно с ним разговаривать, не решался.

– Как я смогу это сделать? Вы что, отпустите меня в Миргород? – спросил он.

– Если дашь смертную клятву – отпустим, – сказал Радивой.

Буривой побледнел. Смертную клятву нельзя было нарушить – в живых после этого не остался бы никто.

– Хорошо. Я согласен, – тяжело сказал он.

– Вот и ладненько. Я знал, что ты не откажешь нам в нашей маленькой просьбе, – косо улыбаясь, сказал Радивой, повернулся и вышел из узилища. Лютобор и Миловид последовали за ним.

Вечером, когда на Лихославль опустилась непроглядная южная тьма, а Хорс Ясный Месяц выгнал на небесное пастбище табун синих мерцающих звезд, его отвели в глубокое подземелье, куда не проникали лучи ночного светила. Он и глазом моргнуть не успел, как его приковали цепями к каменной стене темницы. Руки и ноги оказались сдавлены сырыми ржавыми кандалами.

– Что вы со мной собираетесь сделать? – обеспокоенно спросил он.

Но тюремщики даже не думали с ним разговаривать. Отворилась скрипучая дверь, и на пороге возникло три зловещих силуэта. Первого пришельца он узнал сразу – это был старый князь Немир Милорадович, закутанный в темный плащ. Но двое его спутников показались Буривою еще опаснее. Один из них, пожилой, высокий и тощий, сжимал в руках посох с большим светящимся камнем в навершии – верный признак колдуна или волхва. Второй, молодой, среднего роста, с хитро бегающими глазами, был, очевидно, его учеником. Он по пятам следовал за своим наставником и во всем подражал ему.

– Живорад, разводи огонь! – распорядился колдун. – Веролюб, чашу и нож!

Начальник тюремщиков тотчас же принялся разжигать очаг, сложенный из камней в темном углу, а ученик начал готовить какие-то непонятные предметы, куда входили не только нож с длинным лезвием и тяжелая чаша из почерневшего серебра, но и какой-то подозрительный обруч с большими шипами, обращенными внутрь железного круга. Буривою эти приготовления совсем не понравились. Он следил за ними одними глазами, не решаясь пошевелиться. Князь Немир Милорадович отступил к дальней стенке, под дымный чадящий факел, и с недоброй улыбкой наблюдал за действом.

– Эй, вы чего там удумали? – с беспокойством спросил Буривой.