Текст книги "Лишний князь. Нет ни друзей, ни врагов – только цель!"

Один за другим бояре входили в палату, низкий потолок которой тяжело нависал над полукруглыми колоннами, и рассаживались вдоль стен, обитых дорогими фряжскими тканями. Одна из стен была белой, другая – красной, и в зависимости от того, какую сторону выбирал боярин, судили о его принадлежности к той или иной группировке, издавна сложившейся в думе.

Широкие «красные» окна были отделаны разноцветными стеклами, отчего в палате царил радужный полумрак. Перед самым широким из окон, во главе двух рядов лавок, стоял дубовый престол с подлокотниками, отделанными серебром. Бояре занимали свои места в соответствие с чином: по правую руку от дубового кресла уселись Держимир Верховодович и Мечислав, которые приходились великому князю тестем и шурином, по левую руку, прямо напротив них, сел Твердислав Милонежич. Остальные начали рассаживаться вслед за ними – и тут уже не было никаких ссор, ибо каждый знал свою очередь и свое место.

В палату, прихрамывая, вошел Всеволод в сопровождении своих слуг – охранника Гостибора и книжника Любомысла. Гостибор остановился у дверей, с важным видом вынул из ножен меч и приподнял его острием вверх, перегородив вход. Князь меж тем прошел к престолу, болезненно морщась, поднялся по двенадцати пологим ступенькам и устроился на сидении, вольно откинувшись на спинку, над которой возвышалось позолоченное изваяние сокола с распростертыми крыльями, держащего в когтях дубовую ветвь с желудями.

Бояре по обе стороны от престола дружно встали и поклонились ему в пол, придерживая полы нарядных плащей. Всеволод небрежно махнул им рукой, призывая садиться. Они с шумом опустили свои пышные телеса на лавки, отчего по палате пробежал грохот дерева, ударившего о каменный пол.

Любомысл вышел на середину палаты, сжал в руках старинную книгу в замшелом кожаном переплете, и скороговоркой забормотал: «Как за морем далеким, на Руяне на острове, стоит бел-горюч камень Алатырь. А под камнем тем силы великие, силы добрые. Поднимаю я этот камень, выпускаю я эти силы – пусть они придут к нам на помощь, пусть уберегут от злодейства и бед великого князя Всеволода Ростиславича, и всех честных бояр, и всех думных людей, пусть дадут мудрость нашим решениям и помогут избегнуть ошибок. Честь и слава богам!»

«Честь и слава богам!» – лениво отозвался нестройный хор голосов на лавках.

– Ну что ж, господа Великого Мира-города, – заговорил Всеволод, как только Любомысл убрался в дальний конец палаты и затих в темном углу, – поздравляю всех со славной победой, которую мы одержали над этими лиходеями Немировичами, и приглашаю к себе на пир всей семьей, с детьми и супругами. А теперь за дела!

Все посмотрели на думного голову Держимира, который сидел к княжескому престолу ближе всех, по правую руку. Держимир Верховодович, сын и внук крупнейших бояр Города, владетель огромнейших вотчин и отец великой княгини, был полным, тяжелым, неповоротливым человеком лет шестидесяти. Одет он был подчеркнуто богато: все было сшито из дорогих заморских тканей. Накинутый на его плечи мятль темно-синего цвета был расшит жемчужными нитями и украшен серебряными звездами, а пальцы были унизаны тяжелыми перстнями с драгоценными каменьями самых причудливых оттенков. Он неспешно прокашлялся в кулачок, поднялся с лавки и заговорил:

– Мы еще раз сочли все потери и прибыли. Убитых у нас восемь сот человек, из них два-девяноста – горожан, все больше плотников, гончаров и купцов. Раненых и того больше, их уже развезли по домам. Лиходеев мы убили три тысячи, и пять тысяч взяли в полон. Их на Торгу продавали по пуле за голову. Мужики холопов себе столько набрали, что самим теперь работать не надобно – знай, лежи на печи, да приглядывай за рабами, пока они пашут.

Бояре на лавках негромко засмеялись. Тысяцкий Твердислав, сидевший прямо напротив Держимира, вскочил с места и, едва сдерживая гнев, начал отповедь:

– Да что ты говоришь, Держимир Верховодович? Где это видано, чтобы мужики на печи лежали, а холопы работали? Ведь все знают: на холопа работу оставить нельзя – голодным останешься! Лишние рабы – только лишние рты!

– А ты к словам не придирайся! – резко прикрикнул на него Держимир. – И вообще, дождись своей очереди, тогда и говори! А думного голову тебе перебивать не по чину!

– Господа, мы тут не для свар собрались! – строго заметил им Всеволод со своего возвышения.

– Да, вот еще кстати, – тут же откликнулся Держимир. – Немир Милорадович, лиходей окаянный, просит выдать ему тело сына его, Изяслава, что остался на поле боя. И еще требует голову Буривоя Прибыславича, сразившего Изяслава в честном бою. Прислал с письмом своего боярина, а в письме – много гневных слов и всякого непотребства, такого, что даже читать не стану.

По рядам пробежался раздраженный ропот.

– Как он еще что-то может писать, этот Немир? – со смехом спросил Негослав Остромирович, сидевший дальше всех от престола. – Ему сколько лет? Я уж думал, что он давно дух испустил.

– Верно, лет ему два-сорока или около того, – отозвался Держимир. – Однако дух его еще крепок. Ты думаешь, Негослав Остромирович, что его сыновья сами, по собственному почину на нас пошли? Как бы не так! Это он их послал! Это его, лиходея, крамола!

– Все же нехорошо получилось, – не поднимаясь с места, заметил казначей Сдеслав Издеславич. – Князей в поле не убивают. Мужиков за наши господские дела может полечь сколько угодно, но чтобы руку на князя поднять? Нет такого обычая.

– И что же теперь? Выдать ему головой Буривоя? Да он всех нас спас! Без него мы все бы сейчас в поле лежали! – закричал ему в ответ Негослав, вскакивая с лавки.

Слова его были крайне несдержанны – хотя бы потому, что он забыл назвать Буривоя по отчеству, как того требовал обычай. Однако все знали, что он приходится близким приятелем Всеволоду, а через него – и самому Буривою, и никто не стал его поправлять. Но этот выкрик вызвал всеобщий шум – все разом загомонили и закричали.

– В самом деле, мы все должны сказать Буривою Прибыславичу спасибо, – возвысил свой голос князь.

Сам он не забыл прибавить к имени своего друга отчество, хотя знаком с ним был с детства и называл его просто «Боржеком».

– Убить в честном бою Изяслава Могутного – это не шутка! – продолжил князь. – Вспомните, сколько богатырей пытались это сделать! И где они сейчас?

– Полегли все! – послышался возглас.

– Вот именно. А Буривой Прибыславич не только Изяслава одолел, но еще и спас наш большой полк от погибели. Негослав Остромирович верно сказал – многие из нас теперь в поле лежали бы, если бы не он со своим конным полком. Так что на это наглое вранье выжившего из ума старика предлагаю ответить, что мы своих не выдаем, и что самому Немиру, мятежнику и крамольнику, нужно явиться к нам на суд, чтобы ответить за свои преступленья!

Все одобрительно загомонили – тут разногласий ни у кого не случилось.

– Кстати, а где сам победитель? Где наш князь Буривой Прибыславич? Надо бы ему честь отдать, – сказал Негослав.

И хотя был Негослав одним из самых молодых и незначительных членов думы, все с легкостью с ним согласились.

– Давайте пошлем за ним! – раздались голоса.

– Не нужно! Я здесь! – послышалось из дальнего, темного конца палаты.

От одной из колонн, поддерживавших тяжелый каменный потолок, отделилась фигура человека в черно-красном корзне, подбитом мехом бурой лисицы. Буривой вышел на середину палаты, на свет, тускло льющийся из широких окон. Синие, зеленые, рдяные блики от цветных стекол упали на его лицо и открытые руки, отчего сам он начал казаться сотканным из разноцветных лоскутов.

Бояре поднялись и чинно, по обычаю, поклонились ему в ноги – остался сидеть лишь князь Всеволод, возвышающийся над всеми на своем престоле.

– Чем мы можем тебя отблагодарить, княже? – спросил Буривоя тысяцкий Твердислав. – Сегодня твой праздник, проси, чего хочешь!

– Что ж, господа, ловлю вас на слове, – заговорил Буривой, стараясь обращаться одновременно и к тем, кто сидел справа и слева от него, и к Всеволоду, который возвышался прямо напротив. – В моем родном Старом Городе случилась смута. Бывший князь Челодраг, правивший в нем незаконно, отправился на санях за богами. Наследников его горожане не признают. Много есть желающих занять теплое место, да только ростом они не вышли. Мне прислали сказать, что думные люди ждут меня и хотят, чтобы я сел на княжеский стол. Однако мне нужна подмога – двадцать полков, чтобы одолеть коромольников и воров. Прошу вас, господа, снарядить эти полки и отправить их вместе со мной.

В палате повисло молчание. Никто не ожидал такого поворота дел.

– А почему, Буривой Прибыславич, люди хотят именно тебя? – нарушил молчание Родолюб Дорогомилович, старейших из членов думы.

– Мой батюшка, князь Прибыслав, правил в городе три-девять лет назад, – волнуясь, сказал Буривой. – Я – его законный наследник и господин Старого Города. Я – наследник короны, которую он получил из рук кесаря. Если поможете мне, то у вас будет верный друг в Старом Городе, и само княжество старгородское будет с вами в близком союзе.

– Но у нас нет никаких дел в Старом Городе, – поморщившись, возразил Сдеслав Издеславич. – Да и где он вообще? Кто его знает? Кто там бывал?

Все молчали. В самом деле, старгородское княжество было так далеко, что даже купцы туда не добирались.

Тысяцкий Твердислав, статный сорокалетний муж в золотистой накидке, с внимательными глазами янтарного цвета, потер ладонью короткую рыжую бороду и проговорил:

– Видишь ли, Буривой Прибыславич, Старый Город от нас – за тридевять земель. Туда даже наши купцы не ездят.

– И что ж им мешает? – насмешливо спросил Буривой.

– Нетрудно ответить, – терпеливо вымолвил Твердислав. – Между нашей землей и землей бодричей, которые там живут, пролегли земли ляхов, чехов, моравов. За ними – лютичи и поморы, которые грабят всех, кто пытается через них пробраться, морем ли, или по суше. Ближе к нам – дикая чудь, от темного колдовства которой не защитит ни один оберег. Дальше – дреговичи, полочане, древляне, которые любого чужака привязывают к пригнутым верхушкам сосен, а затем отпускают, чтобы его разорвало на части. Наконец, наши соседи – радимичи и кривичи. Вот ты скажи – ты как со своими полками пойдешь через кривичей? Они тебя пустят?

– Большие полки всюду пройдут, – нехотя ответил Буривой.

– Да твои полки сгинут в их дебрях, как только зайдут к ним! – горячо сказал Твердислав. – Кривичи – дикие люди, их еще никому покорить не удавалось. А ведь это будет только начало твоего пути! Только один первый шаг! Подумай, что будет дальше!

– Ну, а радимичи? Ведь они наши братья. С ними можно договориться, и они нас пропустят, – возразил Буривой.

– А за радимичами тебя будут поджидать уличи, тиверцы и поляне. С ними ты тоже договоришься? – язвительно спросил Твердислав.

– Ну, а морем? – не унимался Буривой. – Ведь мы можем построить ладьи и поплыть.

– Как ты к ним поплывешь? По Оке? – со смехом воскликнул Твердислав.

Присутствующие рассмеялись.

– Зачем по Оке? По морю, – скрипя зубами от гнева, заговорил Буривой. – По рекам дойдем до Янтарного берега, там переменим оснастку и поплывем.

– Да тебя съедят заживо, пока ты идешь к Янтарному берегу! – закричал Твердислав.

– И потом, зачем нам вообще Старый Город? – вставил слово Сдеслав Издеславич. – У нас с ним никаких дел нет и не было. Люди от них к нам не ездят. Торга нет. Выгоды никакой. Даже вести – и те не доходят.

– Да причем тут выгода? – с досадой воскликнул Буривой. – А как же слава? Как же княжеская честь?

– Угробив наши полки в чужих дебрях, никакой чести ты не добудешь, – возразил ему Родолюб Дорогомилович.

Буривой тяжело дышал, на лбу его выступил пот, кулаки были сжаты. Русые кудри на лбу стали влажными и сбились в длинные космы, падающие на глаза. Он тяжело оглядел бояр, сидящих от него по обе стороны, и ни в одном ответном взгляде не нашел сочувствия и поддержки. Тогда он обратился к князю, который возвышался прямо перед ним, на расстоянии десяти шагов, лицом к лицу:

– Всеволод Ростиславич, ты всегда был разумным и мудрым правителем. Вспомни, как мы жили с тобой на Руяне в изгнании. Кем мы тогда с тобой были? Изгоями! И вот ты нашел свое княжество, а я – нет. А теперь удача пришла и ко мне. Помоги мне добыть мое княжество, как я в свое время помог тебе!

Но Всеволод был холоден и неприветлив. Он отводил взгляд, стараясь не смотреть на своего старого друга.

– Ответь мне! – требовательно выкрикнул Буривой.

– А о чем ты шептался с моей Верхуславой, когда заходил к ней, пока меня не было? – вдруг спросил Всеволод.

Все затихли. Взоры устремились на Буривоя. Особенно внимательно его в этот миг разглядывали Держимир и сидевший с ним рядом Мечислав – отец и брат Верхуславы.

– Да ты что, Владек? – опешил Буривой, позабыв о приличиях и надлежащих обращениях в думных речах. – О чем ты только думаешь? Вспомни, как я помогал тебе ее сватать. Сколько лет назад это было?

– Два-девять. Я все помню, – холодно откликнулся Всеволод.

– Ведь я шел к тебе, чтобы поговорить о наших делах. Тебя не было дома. Она вышла меня встречать.

– Ты всегда к ней неровно дышал, – зло сказал Всеволод. – Тебе бабы сами на шею бросаются. Ходишь в золоте, как щап иноземный, кудрями сверкаешь. Посмотреть на тебя – прямо прынц. Как раз такой, о каком глупые девки мечтают.

– Так я и в самом деле принц, – возразил ему Буривой. – И девки тут не при чем. За Верхуславу не беспокойся – она свою честь не теряла. А я, если б что-то узнал, то костьми лег бы, чтобы тебя защитить. Тебя и ее.

– Знаю я, на кого ты своими костьми ложишься, – холодно произнес Всеволод. – Сколько по городу бегает детишек с такими же кудрями, как у тебя. Ты и вправду мой старый приятель, и я мог бы поручить тебе свое войско, свою казну, а может, даже и жизнь. Но вот жены своей я бы тебе не поручил!

Бояре вокруг рассмеялись, за исключением Держимира и сына его, Мечислава – они смотрели на Буривоя волками.

– Да как вы могли подумать? О чем вы вообще толкуете? – сумбурно заорал на них всех Буривой. – Я тут с вами о настоящих делах, а вы?

– В общем, полков мы тебе дать не можем, – подвел итог Всеволод. – И не потому, что я в чем-то тебя заподозрил. Просто мы сами сейчас под ударом. Немир-лиходей быстро оправится от поражения, и соберет новое войско. И снова пошлет на нас своего сына. Если мы отправим всех наших воев с тобой – то защищать город будет некому. Лихославцы смогут взять его голыми руками. И какой тогда прок от твоего Старого Города? Кому он тогда будет нужен, если нас самих всех отсюда повыметут?

Буривой еще раз оглядел всех присутствующих, скрипнул зубами, резко развернулся на каблуках и пустился из палаты прочь. У выхода он задержался, обернулся и выкрикнул:

– Я ради вас двадцать лет расшибался в лепешку! Чего только не делал – и судил, и рядил, и полки водил! А теперь, когда мне нужна ваша помощь, вы пальцем о палец не хотите ударить! Не зря боги прокляли этот мир: вижу я, что вы все это заслужили!

Гостибор, сторожем стоявший у входа, посторонился, чтобы его пропустить. Буривой быстро сбежал вниз по ступеням крыльца, вырвал поводья коня из рук Избыгнева, взлетел в седло и поднял коня на дыбы. Его черно-красное корзно с золотым змеем поднялось не ветру и раздулось, как знамя.

– Вы меня еще вспомните! – заорал он, обращаясь к цветным окнам палаты. – Я вас всех с потрохами возьму! Все будете у меня в холопах – помяните мое слово!

Он примчался домой возбужденный, вихрем ворвался в горницу, долго бегал из угла в угол, не в силах остановиться и сесть. Горничная баба Русана, увидев хозяина в таком состоянии, всплеснула руками и побежала за хозяйкой. Когда его жена вошла в горницу, он стоял, высунувшись в распахнутое окно, и грозил кулаком куда-то в сторону великокняжеского дворца, бормоча: «Вы все у меня будете под сапогом»!

– Что с тобой, Боржек? На тебе лица нет! – испуганно спросила Снежана.

Он наконец опустился на лавку, пригнул голову и сжал лоб руками.

– Они там все с ума посходили! – невнятно забормотал он. – Сначала собрались меня чествовать, а потом плюнули мне в лицо. А Севка знаешь, что мне сказал? Будто я его Верхушку обольстить пытался! Да как он только подумал! Это ж я! А это ж она!

Снежана опустилась с ним рядом на лавку и обняла его за плечи.

– Успокойся, – томным голосом проговорила она. – В боярских палатах мало ли что наболтают… Языки у них длинные, как жало змеиное. Не бери в голову, это пустое.

– Да как же пустое? Как же пустое? – бушевал он. – Это ж на друга своего, старинного друга, такое подумать! Вот ты бы поверила, что я мог приставать к Верхушке?

Снежана отстранилась от него, заглянула ему в глаза и сказала:

– Верхуслава – известная ворожея, она кого хочешь приворожит. Сила ее такова, что от нее не отвертишься.

– Как, и ты тоже? – разгоряченно закричал на нее Буривой. – Да вы что, сговорились все, что ли?

– Если бы это было полной неправдой, то тебя это бы так не задело, – сказала Снежана.

– Меня это как раз и задело, потому что это неправда, – возразил ей Буривой.

– Но у тебя ведь есть сударушки в городе? – спросила она. – О них даже дворовые люди болтают.

Буривой на миг замер, посмотрел на нее, потом резко махнул рукой и сказал:

– Да разве можно их сравнивать? Там же простые мещанки. А это княгиня!

– Ну а я? – спросила Снежана. – Выходит, я для тебя совсем ничего не значу?

– Да ты что? – снова опешил он. – Ты же моя жена. Ты мать моих наследников. Ты моя большая любовь. Правда-правда!

Он заглянул ей в глаза и лукаво улыбнулся. Он знал, что неотразим, и пользовался этим. Жена засмеялась, взяла его за шею и поцеловала.

– Мы, бабы, глупые, верим всяким небылицам. Говори, что хочешь, – сказала она.

Он обнимал ее, целовал, прямо у распахнутого окна, не заботясь о том, что их увидит дворовая челядь.

– Мне нет до них никакого дела, – шептал он ей. – Ни до сударушек, ни до Верхушки. У меня есть только ты. Ты – моя жизнь и мой свет!

Она тихо смеялась и отводила взгляд, подставляя под его поцелуи белоснежную шею.

Сварогов венец

Заседание городского совета на этот раз решили устроить в Столовой палате, расположенной в дальнем конце великокняжеского двора, рядом с парадными сенями и торжественным престольным залом. Выглядела Столовая палата внушительно и помпезно, однако по значимости уступала соседним помещениям. Приглашение в нее давало понять, что нынешнее заседание будет носить неофициальный характер. Городским сотникам, уличанским старостам и начальникам братин было сказано, что великий князь страдает от ран, полученных на битве, поэтому не сможет принять их самолично, как это бывало обычно. Вместо него сидеть на почетном месте выпало его ближнему боярину и тестю Держимиру Верховодовичу, который тоже был сильно побит, но все же нашел в себе силы прийти на встречу, тем более, что идти ему было недалеко: его двор находился по соседству, через забор, с противоположной стороны от двора Буривоя.

Для начала собравшихся угостили обедом, приготовленном княжескими поварами. Затем говорили о делах городских: о том, что нужно чинить порядком обветшавшие стены Кремника, чистить засорившийся ров, и, возможно, даже пригласить за большие деньги умельцев из фряжского Миляй-города, чтобы они заново все перестроили. А то захваченные в полон лихославцы, многие из которых были знатными гостями, ходившими под парусами во Фряги и доплывавшими аж до Большого Вечернего моря, расположенного за Дажьбожьими вратами, рассказали, будто крепость в Миляй-городе так высока, что шапка падает с головы, когда смотришь на ее зубцы, и так крепка, что разбить ее не сумеет ни один камнемет. Но главный спор разгорелся не по поводу Кремника – с ним и так все было ясно – а по поводу двух деревянных стен: Дубового города, окружавшего посад на Княжеской стороне, и Смоляного города, защищавшего Большой Торг за Шерной. За этими укреплениями прятались дворы горожан, и они были кровно заинтересованы в их усилении. Однако строить каменные стены взамен деревянных Дума никак не решалась: дело мыслилось таким дорогим, что даже если вычерпать всю казну до дна, то и тогда в ней не нашлось бы достаточно средств.

Правда, присутствовавший на собрании казначей Сдеслав Издеславич был в числе тех, кто горячо ратовал за строительство. Однако думный голова Держимир подозревал, что его горячая поддержка этого начинания вызвана тем, что огромные и не поддающиеся никакому учету расходы позволят ему так глубоко запустить руку в княжескую сокровищницу, как прежде еще не бывало. И относился к этому вопросу осторожно.

Сотники, старосты и братинные головы довольно болезненно восприняли очередной отказ главного боярина в княжестве. Ни у кого не было сомнений, что лиходеи-южане повторят свою попытку взять город на щит, и тогда великого разорения будет не избежать. Держимир понял, что это недовольство может пошатнуть его положение, и решил срочно сделать горожанам какую-нибудь незначительную, но приятную уступку, которая загладит их ропот. Такой уступкой могло бы стать чествование служилого князя Буривоя, отличившегося на недавней битве и заслужившего прозвище «спасителя Отечества». Держимир сделал вид, что и сам горячо желает воздать по заслугам герою, так что вопрос о дне и месте торжества решился быстро. Но бес кроется в мелочах! Голова братины стеклодувов заявил:

– Не изволишь ли ты, Держимир Верховодович, дать думное соизволение на то, чтобы венчать служилого князя венцом Сварога? Сдеслав Издеславич не даст мне соврать: это священное сокровище, оставшееся от ушедших богов, уже десять веков пылится без дела в казне. Не пришла ли пора извлечь его на свет божий, чтобы оно засияло во славу столицы и княжества?

– Отчего же? Можно и извлечь! По такому-то поводу, – подал голос казначей, мгновенно смекнувший, что на обветшавшие игрушки древних времен можно списать кучу убытков.

– Постойте! Но ведь есть же старинное предание! – возразил насторожившийся Держимир. – Оно голосит, что пресветлый князь, надевший венец Сварога, будет царствовать над всеми славянскими землями вплоть до самого края света.

– Брось, Держимир Верховодович! – рассмеялся казначей. – Это всего лишь пустые сказки.

– Никакие они не пустые! – обеспокоенно воскликнул думный голова. – Эти сказки, как ты их называешь, уже много раз сбывались. Я вообще склонен думать, что боги никуда не ушли. Они наблюдают за нами с небес и смеются, глядя на нашу бестолковость. А теперь мы возьмем их священный дар и водрузим его на голову обыкновенного смертного. Да они такого оскорбления вовек не потерпят!

– Держимир Верховодович, ты отказал нам в постройке посадских стен, от которых зависит сохранность наших домов, – обиженно заговорил братинник-стеклодув. – Так не отказывай хотя бы в простом знаке внимания, который тебе ничего не стоит.

– Ничего себе, «знак внимания»! – возмущенно вспылил грузный боярин. – Да мы даже великому князю не оказывали такой чести! Это ему боги судили властвовать над славянскими землями. Ему и моим внукам, которые унаследуют княжеский стол.

– Так вот из-за чего ты беспокоишься! – воскликнул казначей Сдеслав Издеславич. – Думаешь, будто детям твоей Верхуславы что-то грозит? Но твои страхи напрасны. Они законные наследники княжества, и правящий род, который ты основал, будет княжить еще целый век.

– Я хочу, чтобы мой род княжил не простой век, а тысячу лет! – яростно выкрикнул ему в лицо Держимир. – Я – основатель династии, которая должна продержаться столетия. Ты же помнишь, кем был Севка всего два-десять лет назад. Мы сами пригласили его из изгнания и подняли из грязи в князи. Кем бы он был без нас? Думаешь, это навечно? Как бы не так! Его как позвали, так и согнать могут. В любой день, в любой час! Что делать тогда моим внукам? Становиться изгоями? Вот уж нет! Я этого не допущу! Дети моей Верхуславы должны удержать власть на века! Они будут великими князьями, и их дети тоже, и мои далекие потомки в сотне колен – все будут держать белый стол в кулаке! Я что в руки взял – того уж не выпущу!

Он перевел дух и неожиданно замолчал. Горожане смотрели на него, раскрыв рты. Держимир спохватился и испуганно прикрыл губы ладонью: в порыве горячности он выдал простой чади тайную кухню власти, о которой подданным знать не дано. Не их это дело – вникать в хитросплетения отношений княжества и боярства.

– Ох, вы уж простите меня! – дрожащим голосом вымолвил он. – Я великого князя назвал по-простому Севкой. Но это ведь от того, что он мне родня. Мы уж в своей семье так, по-родственному… Не повторяйте за мной!

В палате повисло тяжелое молчание. Никто из присутствующих не решался проронить ни слова – все чувствовали, что случайно коснулись запретной темы, и не знали, как выбраться из этой неловкой ситуации.

– Ладно, раз уж хотите чествовать Бурилу венцом Сварога, то владыка Род с вами, пусть так и будет, – с досадой сказал Держимир, поднялся со своего места и быстро направился вон.

Идти от Столовой палаты до своего двора Держимиру было недалеко, но такому знатному боярину не полагалось шагать пешком – это было ему не по чину. У крыльца его уже поджидал его самый верный, самый преданный слуга – Шелкопляс. Это был такой же немолодой, как и его хозяин, человек, худой и высокий, как жердь. Сморщенная кожа на его лице была нездорового землистого цвета, а на носу красовалась огромная, бросающаяся в глаза бородавка. Он услужливо кинулся подсаживать своего господина в седло, придерживая при этом стремя. Вставив в это стремя сапог, Держимир отдавил ему пальцы, но Шелкопляс не роптал, а наоборот, посчитал это за честь. Ведь его должность при господском дворе так и называлась – «держальник», и придерживать стремя хозяина было его почетной обязанностью, чем он очень гордился. Он не уступил бы это право никому на свете.

Пока грузный боярин неторопливо цокал домой на приземистой, крепкой лошадке, держальник суетливо трусил за ним следом на своих двоих. На своем дворе он так же помог хозяину слезть, и провел его наверх по крыльцу, придерживая под локотки. Едва оказавшись в родных хоромах, боярин тяжело плюхнулся в кресло. Шелкопляс спрятался за его спинку, стараясь лишний раз не попадаться на глаза.

– Тут пришел книжный червь с книгой ветхих сказаний. Уже целый час дожидается, – подсказал слуга.

– Ах, да! Я давно его звал, – спохватился боярин. – Приглашай!

Заведующий княжеской книжницей Любомысл тут же предстал перед ним с самым почтительным видом. Старого боярина все побаивались, и даже княжеские слуги мгновенно являлись, стоило ему позвать кого-то из них.

– Ну что, Любша, разыскал ли ты сказку про Сварогов венец? – спросил его Держимир.

– Конечно, Держимир Верховодович, по первому твоему слову! – с самым почтительным видом вымолвил книжник. – Вот она, «Книга забытых сказаний», на дедовом древлеславянском наречии. Тут все: и деяния богов, и травля бесов, и зарождение нечистой силы…

– Ну, про нечистую силу мы как-нибудь в другой раз… А теперь расскажи мне, что это за венец и чем он славен.

Любомысл любовно разложил книгу на столе, сдул с верхних досочек пыль, бережно раскрыл ее и начал читать.

Жил в незапамятные времена царь Сварог, и правил он над землей всех славян. Это было счастливое время: люди не знали ни горестей, ни забот. Урожай сам поднимался над полем, а деревья приносили такие большие плоды, что можно было накормить всю общину. Но хитрому Переплуту не понравилась такая жизнь. Он украл у Сварога его венец и лишил его власти. С тех пор все испортилось: и землю нужно пахать в поте лица своего, и деревья растить, не покладая рук. А царь-Сварог ушел на небеса и живет там поныне. Сказывают, будто настанет день, и он вернется, чтобы снова принести людям счастье. Да только когда это будет – никто не знает.

– Как же вышло, что этот венец оказался у нас в казне? – спросил Держимир, дослушав.

– Он с незапамятных времен в ней хранится. Никто уже не упомнит.

Книжник удалился. Держимир задумался, потер ладонью жидкую седую бородку и проговорил:

– Шелконя, не порядок это, что такая ценная книга хранится в общей книжнице, где в нее каждое грязное рыло может залезть. Нужно спрятать ее понадежнее. Справишься?

– Не изволь беспокоиться, Держимир Верховодович! Сделаем все в наилучшем виде, – бодро ответил слуга.

Получив распоряжение боярина, Шелкопляс тут же кинулся его исполнять. Однако у дома его поджидали два дюжих молодца, пришедших ненавязчиво напомнить ему, что он задолжал десять серебренников ростовщику, да два серебренника росту, да еще два – за прошлый месяц.

– Нет у меня! Как только будет – отдам! – взвизгнул держальник.

Однако двое молодцов не стали разводить долгих бесед. Они затащили его в глухой переулок и принялись от души дубасить, приговаривая:

– Не отдашь вовремя – пойдешь в закупы! И пробудешь холопом до конца своих дней. Уж мы позаботимся, чтоб ты света белого не увидел!

– Погодите! Сегодня же верну все до последней куны! Клянусь жизнью своей самой любимой собачки! – наконец, сдался держальник.

Отдышавшись и стряхнув грязь, в которой его успели извалять, он со всех ног бросился ко двору Буривоя, стараясь прокрасться так, чтобы никто его не заметил.

Выйдя от служилого князя, держальник тут же бросился рассчитываться с ростовщиком.

Ужин закончился, детей отправили спать, даже старшего, Святополка, который был почти уже взрослым. Горничная баба Русана принесла пару свечей и поставила их рядом с раскрытой книгой. Снежана хотела уйти, но Буривой задержал ей.

– Погоди, лада моя, – обратился он к ней. – Посмотри, что мне Шелконя-пройдоха принес. Тут написано, что кто наденет Сварогов венец, тот будет властвовать над всеми славянскими землями аж до Вечернего моря. А меня завтра как раз им венчать собрались.

– Вот так случай! – мелодично засмеялась Снежана. – Не упусти его.

– По правде сказать, не очень-то я и верю, будто эта старинная побрякушка и в самом деле ковалась на небе. Ты бы видела ее! Потертая, невзрачная, потускневшая.

– Так она уже тысячу лет пролежала. Какой же ей быть? Новенькой и блестящей?

– Но ведь Сварог должен был ковать ее своим чудным молотом на алмазной наковальне. Ничто не выдает в ней божескую работу.

– Боги умело прячут свои дары, – возразила жена. – Они знают, как сделать так, чтобы те не бросались в глаза.

– Как могу я верить в богов, если за всю свою жизнь я ни разу не замечал их присутствия? Не было у меня чудес, всего приходилось добиваться трудом и войной.

– Не важно, во что веришь ты. Важно, во что верят другие, – сказала жена, обнимая его за плечи. – Надень его, и пусть все остальные поверят, что ты станешь царем.