Текст книги "Когда под ногами бездна"

II
Брайан
2011–2014

9
Воробей

Со времени последнего обмена электронными письмами прошло полгода, и вот пути Рейчел и Брайана Делакруа вновь пересеклись весной в одном из баров Саут-Энда.

Его потянуло в бар по той причине, что тот находился недалеко от дома, а погода в этот вечер в первый раз намекнула на приближение лета, улицы пахли сыростью и вселяли надежду. Она же пришла потому, что несколько часов назад развелась и ей надо было взбодриться. Казалось, она все сильнее страшится людей, и ей хотелось переломить эту тенденцию, доказать себе, что она может справиться с неврозами. На дворе стоял май, а она почти не покидала своего дома с самого начала зимы.

За продуктами она выходила, но только в те часы, когда супермаркет пустел. Лучшим временем было семь часов утра в четверг, когда поддоны с плотно упакованными в обертку продуктами еще стояли посреди проходов, между отделами молочных продуктов и холодных закусок шла перебранка, а кассирши, отложив в сторону кошельки, пили из бумажных стаканчиков кофе от «Данкин»,[21]21
  «Данкин донатс» – сеть пончиковых.


[Закрыть] зевали и ругали погоду, транспорт, своих невыносимых детей и невыносимых мужей.

Когда Рейчел надо было подстричься, сделать маникюр или педикюр, она старалась записаться к мастеру так, чтобы стать последней в очереди. Почти все остальное можно было добыть через интернет. Стремление не показываться на глаза людям, чтобы избежать пристальных взглядов и тесно связанных с ними выводов в отношении себя, переросло в привычку, граничившую с манией. Прежде чем окончательно и официально расстаться с Рейчел, Себастьян полгода спал в комнате для гостей, а перед этим, летом, ночевал на своем катере, стоявшем на Саут-Ривер; река текла по равнине, затапливаемой океанскими водами во время прилива. Все выглядело логично: Себастьян, видимо, никогда не любил ее, да и вообще не любил никого – только свой катер. Но вместе с Себастьяном исчезла и причина, по которой Рейчел собиралась оставить этот дом: она хотела отгородиться от Себастьяна и его тлетворного невнимания к ней.

Но с приходом весны с улицы вновь стали доноситься приятные неторопливые голоса, крики детей, скрип детских колясок на тротуарах, хлопанье сетчатых дверей. Дом Рейчел и Себастьяна находился в тридцати милях к югу от Бостона, в Маршфилде. Город был приморским, но дом отстоял от побережья на милю, и Рейчел это нравилось – она недолюбливала океан. Себастьян же, разумеется, обожал море и в начале их знакомства даже учил ее плавать под водой с аквалангом. В конце концов Рейчел созналась, что не любит погружаться в жидкость, где всевозможные существа следят за ней хищным взглядом: она просто переборола страх, желая доставить ему удовольствие. Тогда Себастьян обвинил ее в притворстве: мол, она хотела поймать его на крючок. Рейчел возразила: на крючок ловят то, что хотят съесть, а он уже давно не вызывает у нее аппетита. Конечно, это было нехорошо, но их отношения стремительно рушились, говорилось много нехороших вещей. Решив наконец развестись, они договорились, что продадут дом и поделят выручку, а Рейчел потом подыщет себе жилье.

Это вполне устраивало Рейчел. Она скучала по городу, и жизнь на природе ее не прельщала. Кроме того, даже в большом городе скандальная известность мешала ей жить спокойно, а в маленьком, где все глядящие на тебя так или иначе заражены провинциализмом, это было просто невыносимо. Недели две назад произошел неприятный случай на заправке. Уже свернув на автостанцию с опустошенным досуха баком, Рейчел увидела, что это станция самообслуживания. Из продуктового магазина «Фуд март» вышли три школьницы, казалось готовые прямо сейчас принять участие в реалити-шоу: бюстгальтеры пуш-ап, брюки для йоги, граненые скулы. Они направились к юнцу в облегающей спортивной фуфайке и продырявленных джинсах, заправлявшему бензином старый джип «лексус». Заметив Рейчел, девицы стали пихать друг друга локтями и шептаться. Когда Рейчел обернулась к ним, одна из девушек покраснела и отвела взгляд, но две другие удвоили свою активность. Брюнетка, облаченная в персиковые тона, сделала вид, будто пьет что-то из бутылки, а ее блондинистая подруга сморщилась в притворном рыдании и стала заламывать руки, словно пыталась стряхнуть с них водоросли.

– Ну перестаньте, – сказала третья, но сама тут же фыркнула. Смех изливался с их красиво-уродливых губ с неудержимостью блевотины после чрезмерной дозы ликера «Калуа», принятой в пятницу вечером.

С тех пор Рейчел не выходила из дома. Продукты почти закончились, вино тоже. Потом закончилась водка. Она просмотрела все сайты, которые стоило просмотреть, и все телешоу, которые были для нее интересны. Затем позвонил Себастьян и напомнил, что дело о разводе будет слушаться в суде 27 мая, в четверг, в 15:30.

Рейчел приняла презентабельный вид и отправилась в город. Лишь выехав на 3-ю скоростную автомагистраль, она поняла, что уже полгода не ездила по автострадам. Другие автомобили газовали и мчались вперед в едином порыве, кузова их сверкали, как лезвия ножей на ярком солнце. Они вонзались в пространство вокруг нее, накатывали на нее, тормозили; хвостовые огни напоминали налитые яростью глаза. «Отлично, – подумала Рейчел, когда тревога схватила ее за горло и проползла по коже до корней волос, – теперь я боюсь даже водить машину».

Все-таки ей удалось добраться до города, – казалось, что она решила серьезную проблему. Конечно, не надо было садиться за руль, чувствуя себя такой уязвимой и истеричной, но она справилась. И никто не узнает об этом. Выйдя из гаража, она перешла Нью-Чардон-стрит и в назначенное время явилась в Саффолкский суд по семейным делам и делам о наследстве.

Судебное заседание чем-то очень походило на их свадебную церемонию и на самого Себастьяна – такое же сухое и формальное. Когда все кончилось и их союз официально расторгли, в соответствии с законами Содружества,[22]22
  Содружество – официальное название некоторых американских штатов.


[Закрыть] она повернулась к Себастьяну, новоиспеченному бывшему мужу, думая, что они обменяются взглядами – как два солдата, довольные тем, что покидают поле боя без оторванных рук и ног, или просто как два вежливых человека. Но увидела лишь спину Себастьяна, который направлялся к выходу, твердо и решительно, с высоко поднятой головой. Он исчез, и теперь все в зале смотрели на нее – кто с жалостью, кто с презрением.

«Вот какой я стала, – подумала она, – жалкой и презираемой».

После выезда из гаража достаточно было сделать два правых поворота и слиться с потоком, мчавшимся по 93-й Южной автомагистрали в сторону ее дома. Но при мысли обо всех этих автомобилях, несущихся в одну сторону, тормозящих, разгоняющихся, резко переходящих с одной полосы на другую, Рейчел повернула на запад, к центру города, и, миновав Бикон-Хилл и Бэк-Бэй, доехала до Саут-Энда. Она вела машину спокойно, кроме одного момента, когда около перекрестка ее начал обходить «ниссан»: у нее сразу вспотели руки. Покружив всего несколько минут, она нашла место для парковки, что в этом районе было редчайшей удачей. Припарковавшись, Рейчел продолжала сидеть в машине, напоминая себе, что надо дышать. За это время ей пришлось дважды отмахнуться от водителей, думавших, что она собирается отъехать.

– Выключи тогда свой долбаный мотор! – крикнул ей водитель второй машины и укатил, оставив за собой вонь горелой резины, напоминавшую запах отрыжки курильщика.

Оставив автомобиль, Рейчел побродила по округе без особой цели, однако с подспудной мыслью о том, что поблизости есть бар, в котором они как-то раз неплохо посидели. Тогда она еще писала для «Глоба». Ходили слухи, что серию ее статей о жилищном проекте «Мэри Эллен Маккормак»[23]23
  Мэри Эллен Маккормак – первый в Бостоне район массовой жилищной застройки, созданный в 1930-е годы.


[Закрыть] собираются выдвинуть на Пулицеровскую премию. Не выдвинули (хотя она получила премию Хораса Грили и премию Пен-клуба за выдающееся мастерство в исследовательской журналистике), но это ее тогда не волновало. Рейчел знала, что хорошо поработала: этого было достаточно.

Старомодный бар с красной дверью назывался «Кенниллис тэп»[24]24
  Kenneally’s Tap (англ.) – «Распивочная Кеннилли».


[Закрыть] и находился, если ей не изменяла память, в одном из последних нереконструированных кварталов. Само название осталось от тех времен, когда ирландским барам еще не принято было давать имена с литературным или историческим подтекстом, вроде «Сент-Джеймсских ворот»,[25]25
  Сент-Джеймсские ворота – западные ворота Дублина, служившие главным входом в город в Средние века.


[Закрыть] «Елисейских Полей» или «Острова Статуй».[26]26
  «Остров Статуй» – поэма У. Б. Йейтса.


[Закрыть] Рейчел не сразу нашла красную дверь, потому что вместо прежних «тойот» и «вольво» здесь были припаркованы «мерседесы» и «рейнджроверы», а крепкие решетки на окнах были заменены филигранными, согласно возросшим эстетическим запросам. «Кенниллис» находился на прежнем месте, но меню теперь вывешивали на улице: вместо прежних палочек из моцареллы и жареных во фритюре куриных грудок – свиные окорока и тушеная капуста.

Рейчел прошла прямо к свободному табурету в дальнем конце стойки, около того места, где толклись не занятые работой официанты, и, когда бармен подошел к ней, она заказала водку со льдом и спросила, не имеется ли у них свежей газеты. Одета она была в серую кофту с капюшоном поверх белой футболки с вырезом и темно-синие джинсы. На ногах – черные туфли без каблуков, такие же поношенные, как и все остальное. Но это не имело значения. Сколько бы ни говорили о прогрессе, о равных правах, о постсексистском поколении, если женщина выпивала в баре в одиночестве, все взгляды устремлялись на нее. Она читала «Глоб» и попивала водку, не поднимая головы и стараясь не выпускать из груди гадкого воробья, порывавшегося бить крыльями.

Бар был заполнен лишь на четверть, и это было хорошо, но посетители оказались гораздо моложе, чем она ожидала, и это было плохо. Из старых завсегдатаев явились только четверо чудаковатых стариканов, которые сидели за поцарапанным столом у входа во второй зал и время от времени выходили покурить. Наивно было бы ожидать, что в этом сверхпродвинутом районе Бостона любители запивать виски пивом устоят против тех, кто предпочитает крепкие напитки в чистом виде.

Завсегдатаи, начинавшие пить днем и высмеивавшие привычку мешать пиво «Пабст блу риббон» или «Гансетт» с чем-нибудь другим, редко смотрели шестичасовые новости. Люди помоложе тоже не смотрели новости в прямом эфире, но могли записать их на цифровое устройство или просмотреть видео позже на своем ноутбуке. И несомненно, они регулярно заглядывали на YouTube. Прошлой осенью ролик с оскандалившейся Рейчел распространился, как эпидемия, по экранам телевизоров. В первые двенадцать часов поступило восемьдесят тысяч звонков от телезрителей; в течение суток показали семь повторов, а также мэш-ап с Рейчел, которая моргала, обливалась потом, заикалась, ловила ртом воздух. Фоном поставили песню Бейонсе «Пьяная любовь»[27]27
  «Drunk in Love» – песня с альбома «Beyoncé» (2013).


[Закрыть] в новой аранжировке. Так все и поняли: пьяная журналистка отпустила тормоза во время прямого эфира из Порт-о-Пренса. Через тридцать шесть часов было прислано уже двести семьдесят тысяч отзывов на ролик.

Немногочисленные друзья, оставшиеся у Рейчел, убеждали ее, что она, скорее всего, преувеличивает количество людей, узнававших ее на улице. В эпоху вирусных видео, когда людям необходима постоянная смена впечатлений, говорили они, все эти материалы смотрят миллионы, а запоминают немногие.

Но по логике вещей, из присутствовавших в баре людей моложе тридцати пяти половина видела ролик. Конечно, они могли быть в то время пьяны или удолбаны, и тогда женщина в бейсболке и с газетой в руках, вероятно, не пробудила бы у них никаких ассоциаций. Но некоторые могли смотреть телевизор в трезвом виде и обладать хорошей памятью.

Бросая короткие взгляды на окружающих, она оценила обстановку. Две офисные работницы потягивают мартини с добавкой чего-то розового; пять маклеров или брокеров смотрят какой-то матч в телевизоре, висящем над ними, и стучат по стойке пивными кружками и кулаками; несколько технарей обоего пола, примерно тридцатилетних, которые горбятся даже в подпитии; наконец, ухоженная пара лет тридцати с небольшим. Мужчина явно перебрал, женщина раздражена и чуть испугана. Они сидели ближе всех к Рейчел – на четыре места правее нее. Вдруг две ножки одного из табуретов приподнялись в воздух, и он едва не стукнулся о два других.

– О господи, хватит уже, – произнесла женщина с тем же испугом и раздражением, которые читались в ее глазах.

– Успокойся на хрен, грязная долбаная сука, – откликнулся ее кавалер и поправил табурет.

Рейчел случайно встретилась взглядом с ним, затем с его подругой, и все сделали вид, что ничего не произошло.

Она допила водку и подумала, что зря приперлась сюда. Страх перед людьми, которые наблюдали ее срыв в шестичасовых новостях, заставил ее забыть о страхе перед людьми вообще, о постоянно крепчающей фобии, размах которой она только начала осознавать. После суда надо было сразу возвращаться домой. Что занесло ее в этот бар? О господи. Воробей забил крыльями. Пока еще не слишком судорожно и не слишком яростно, нет – но все сильнее и сильнее. Сердце Рейчел словно болталось в груди, подвешенное на кровеносных тросах. Глаза всех посетителей обратились на нее, и сзади кто-то явственно прошептал:

– Та самая журналистка.

Она положила десятидолларовую банкноту на стойку, радуясь тому, что в кармане нашлись деньги: ждать сдачи не было сил. Она не могла больше ни секунды сидеть на этом табурете. Горло сжалось, в уголках глаз все помутнело. Рейчел начала вставать, но бармен вдруг поставил перед ней рюмку водки:

– Один из джентльменов просил вас принять вот это.

Мужчины в костюмах, сидевшие у противоположного конца стойки, наблюдали за ней. У них был вид старых друзей-насильников. Всем было лет тридцать – тридцать пять, глаза у каждого выглядели слишком маленькими и одновременно слишком блестящими. Самый высокий кивнул Рейчел в знак того, что узнал ее, и приподнял бокал.

– Этот? – спросила она бармена.

– Нет, – ответил он, оглянувшись, – не из этой компании. – Он окинул взглядом зал. – Тот, должно быть, вышел.

– Передайте ему, что я благодарю его, но…

Вот черт! К ней приближался пьяный сосед, едва не опрокинувший табурет. Он подходил с видом ведущего телеигры и указывал на Рейчел, словно она выиграла небольшой гарнитур для столовой. Его раздраженная и испуганная подруга куда-то исчезла. Чем ближе он подходил, тем менее привлекательной становилась его внешность. Нет, фигура оставалась все той же, двигался он со своей особой грацией, роскошная темная шевелюра оставалась на месте, как и широкая белозубая улыбка, – все это входило в перманентный набор. Шоколадные, как английская ириска, глаза ярко блестели, но в глубине их скрывалась жестокость. Самолюбивая, нерассуждающая жестокость.

Она видела такие глаза раньше. У Феликса Браунера, у Жозюэ Даслюса. У многообещающих юнцов и больших шишек. У самодовольных хищников.

– Приношу свои извинения.

– За что?

– За мою подругу. Теперь уже бывшую подругу. Это давно назревало. Она обожает поскандалить. Причем на пустом месте.

– Просто ее беспокоило, что вы слишком много выпили.

«Зачем ты разговариваешь с ним? Уходи».

Он широко раскинул руки:

– Некоторые выпьют лишнего и становятся злыми, раздраженными. В этом проблема с пьющими. А мне всегда становится хорошо. Хочется со всеми подружиться и весело провести вечер. По-моему, это совсем не проблема.

– Ну что ж, желаю удачи. А мне…

– Вы должны это выпить. – Он указал на поданную ей рюмку. – Оно не должно пропасть. – Он протянул ей руку. – Меня зовут Лэндер.

– Спасибо, мне хватит.

Он опустил руку и повернул голову к бармену:

– Один «Патрон силвер», дружище. – Он опять повернулся к ней. – Почему вы за нами следили?

– Я не следила.

Бармен подал ему текилу. Он сделал глоток.

– Следили. Я заметил.

– Просто вы громко заговорили, и я посмотрела в ту сторону.

– Мы громко говорили? – ухмыльнулся он.

– Ну да.

– И вы возмутились, что мы нарушаем благоприличие, да?

Рейчел не стала говорить, что слова «благоприличие» не существует, но не смогла сдержать вздоха.

– Я вас раздражаю? – продолжил мужчина.

– Нет, просто мне пора идти.

Он дружески улыбнулся ей:

– Да нет, не пора. Сначала выпейте это.

Воробей в груди взъерошился и вовсю забил крыльями.

– Я ухожу. Благодарю вас. – Рейчел вскинула сумку на плечо.

– Вы – та самая женщина из теленовостей, – сказал он.

Ей вовсе не хотелось тратить пять или десять минут на то, чтобы снова и снова отрицать это, а потом выложить все начистоту, и тем не менее она притворилась непонимающей.

– Какая еще «та самая»?

– Та, у которой крышу срубило. – Он посмотрел на рюмку, к которой Рейчел так и не притронулась. – Выпили? Или обдолбались? Не бойтесь, скажите мне.

Рейчел изобразила сухую улыбку на плотно сжатых губах и попробовала пройти мимо.

– Алё, алё, – произнес он и загородил ей дорогу. – Я просто хочу знать… – Он сделал шаг назад и прищурился. – Я просто хочу знать, что вы думали. Хочу, чтобы вы объяснили по-дружески.

– Я хочу уйти. – И Рейчел жестом велела ему подвинуться.

Он вскинул голову, скривил нижнюю губу и передразнил ее жест.

– Я всего лишь задал вопрос. Люди вам доверяют. – Он постучал пальцем по ее плечу. – Знаю, знаю, вы думаете, что я пьян, и, возможно, так оно и есть. Но я говорю важные вещи. Я дружелюбный, веселый человек, друзья называют меня рубахой-парнем. У меня есть три сестры. Вся штука в том, что вы не боитесь послать своих работодателей к черту. У вас наверняка натянута защитная сетка на случай, если это выйдет для вас боком. Я прав? Муженек, загребающий деньги на медицинской практике или на спекуляциях, который… – Он потерял мысль, затем нашел ее и растопырил розовые пальцы на своей розовой шее. – А я не могу это сделать. Я должен зарабатывать. Наверняка у тебя есть папик, который оплачивает тебе пилатес, и «лексус», и ланчи с подружками, во время которых вы обсираете все, что он для вас делает. Так что выпей эту водку, стерва. Человек заказал ее для тебя. Прояви хоть чуточку уважения.

Он стоял перед ней, качаясь. Рейчел не знала, что она сделает, если он опять начнет тыкать пальцем ей в плечо. Никто не двинулся с места, никто не попытался помочь ей. Все наблюдали за спектаклем.

– Я хочу уйти, – повторила она и сделала шаг к двери, но мужчина снова уперся пальцем в ее плечо.

– Одну минуту. Выпей со мной. Со всеми нами. – Он обвел рукой помещение. – Не показывай, что ты плохо думаешь обо мне. Ты ведь не думаешь плохо обо мне, а? Я простой парень с улицы, обыкновенный фраер. Я просто…

– Рейчел! – За спиной Лэндера вдруг возник Брайан Делакруа. Он обогнул пьяного и оказался рядом с Рейчел. – Прости, пожалуйста, меня задержали. – Бегло улыбнувшись Лэндеру, он опять обратился к ней: – Боюсь, мы опаздываем, нам надо быть к восьми.

Схватив ее рюмку, Брайан разом опустошил ее.

На нем были темно-синий костюм, белая рубашка с расстегнутым воротом и черный галстук со слегка распущенным узлом, сидевший по этой причине чуть косо. Вид его оставался при этом вполне презентабельным, хотя и не таким, как у чистюли, принимающего ванну каждое утро. И лицо, и кривоватая улыбка, и черные, вьющиеся, чуть растрепанные волосы выдавали в меру крутого парня – как и обветренная кожа, морщинки в уголках глаз, крепкий подбородок и четко вылепленный нос. В широко раскрытых голубых глазах пряталась усмешка, словно он забавлялся оттого, что вечно попадает в такие вот нелепые ситуации.

– Кстати, ты выглядишь очень эффектно, – продолжал он. – Прости еще раз за опоздание, хотя, по совести говоря, мне нет прощения.

– Постой, постой! – вмешался Лэндер, сосредоточенно рассматривавший текилу в своем бокале.

Все было похоже на розыгрыш, заранее отрепетированный этой парочкой. Лэндер играл роль злого волка, Рейчел – невинной овечки, а Брайан Делакруа – пастуха. Она не забыла, как странно он вел себя во время случайной встречи у Атенеума, и то, что они оказались в одном месте как раз в день ее развода, выглядело слишком подозрительным совпадением.

Рейчел решила, что не будет подыгрывать им.

– Вот что, мальчики, – произнесла она, подняв руки, – вы тут разбирайтесь, а я…

Но Лэндер не слушал ее, он пытался отпихнуть Брайана в сторону:

– Эй, братишка, отойди-ка и не мешай.

При слове «братишка» тот насмешливо приподнял бровь и взглянул на Рейчел. Она тоже с трудом сдержала улыбку.

– Старик, я отошел бы, – обратился он к Лэндеру, – но не могу. Понятно, ты положил глаз на нее, но ты ж не знал, что она ждет меня. Однако ты не станешь унывать, я чувствую это, у тебя вся ночь впереди. – Он указал на бармена. – Том знает меня. Да, Том?

– Еще бы не знать, – ответил Том.

– Поэтому… А как тебя зовут?

– Лэндер.

– Классное имя.

– Спасибо.

– Дорогая, – обратился Брайан к Рейчел, – почему бы тебе не подогнать машину?

– Да, действительно, – машинально ответила она.

– Лэндер, – сказал Брайан, своим взглядом направляя Рейчел в сторону выхода, – сегодня твои деньги здесь ничего не значат. Все, что ты закажешь, Том запишет на мой счет. – Он еще настойчивее указал глазами на дверь, и на этот раз она сдвинулась с места. – Если захочешь угостить девушек за большим столом, это тоже за мой счет. Я сразу заметил, что вон та, в зеленой кофточке и черных джинсах, не сводит с тебя глаз…

Рейчел вышла на улицу, не оглядываясь, хотя ей очень хотелось это сделать. Последним, что она запомнила из этой сцены, было выражение лица Лэндера: он походил на собаку, которая приподняла голову и навострила уши, ожидая то ли подачки, то ли команды. Брайан Делакруа выдрессировал его меньше чем за минуту.

Она никак не могла найти свою машину – прошла несколько кварталов на восток, затем на запад, повернула на север, потом на юг. Напротив одного из этих одноквартирных кирпичных домов, красных и коричневых, с коваными железными оградами, стоял ее серый «приус» выпуска 2010 года.

Рейчел направилась по переулку к ярко освещенной Копли-Сквер, и в ушах ее зазвучал голос Брайана – уверенный и теплый, но не заискивающий. Голос друга, которого ты всю жизнь надеялся найти, или любящего дядюшки, слишком рано исчезнувшего из твоей жизни, а теперь вернувшегося. Голос родного дома, но не настоящего, а воображаемого, идеального.

Через несколько минут тот же голос произнес у нее за спиной:

– Я не обижусь, если вы подумаете, что я вас преследую. Я останусь на этом месте и никогда больше вас не увижу.

Она остановилась. Обернулась. Брайан стоял под фонарем на перекрестке, который она миновала полминуты назад, и не двигался, сцепив руки перед собой. Поверх костюма он надел плащ.

– Но если вечер для вас еще не кончился, я последую за вами на расстоянии десяти шагов в любое место, где вы разрешите мне угостить вас рюмочкой спиртного, – продолжил он.

Она долго смотрела на него. Достаточно долго, чтобы воробей в ее груди утихомирился и она задышала свободно. На нее снизошло такое спокойствие, какое она в последний раз испытывала только дома, за запертыми дверями.

– Можно и на расстоянии пяти шагов, – сказала она.