Текст книги "Меч и ятаган"

Книга вторая. Кристиан

ИЗ «ИСТОРИЙ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЯ»,

записанных Дарием по прозвищу Хранитель, придворным историком Князя Аллаха, султана Ахмеда

Изгнанные из Иерусалима Саладином, католические монашеские ордены – госпитальеры, или рыцари ордена Святого Иоанна, и их соперники-тамплиеры, или рыцари Храма, – перебрались в Акко, последний оплот христианских воинов в Святой земле. В 1291 году Акко пал под натиском мусульман, и оба ордена были изгнаны из Леванта в море и обрели временное пристанище на Кипре. Там тамплиеры подверглись преследованиям папы Климента и короля Франции Филиппа IV, поскольку их подозревали в ереси и аморальности, а орден Святого Иоанна, напротив, в ближайшие двадцать лет становился все более влиятельным и многочисленным. Вскоре после того, как великого магистра тамплиеров сожгли на костре, остатки его ордена и богатств были переданы госпитальерам, которые к тому времени уже захватили Родос, чудесный, красивейший остров в архипелаге Додеканес, и основали там новый монастырь.

Получив постоянный дом на острове, рыцари ордена Святого Иоанна стали морским орденом корсаров на службе у Христа и защитниками христианских торговых кораблей на море. Они кормились захватом мусульманских кораблей, нападая на них из хорошо защищенных бухт Родоса. Братьев в ордене было не так и много, но все они были закаленные в боях, легендарные воины, для которых грабеж был столь же обязательным занятием, как и молитвы. Традиции ордена были непоколебимы, ряды принявших постриг монахов пополняли дворяне из знатнейших домов Европы, и люди эти служили великому магистру, давая обеты бедности, целомудрия и послушания.

Османская империя вступала в период расцвета. Остров Родос лежал на торговых путях империи, и воинственные рыцари постоянно нарушали торговлю между Стамбулом, Левантом и Египтом. Мусульман, отправившихся в паломничество в Мекку, брали в плен и делали рабами. Много лет рыцари не давали покоя султану. Они не были достаточно сильны, чтобы представлять серьезную военную угрозу империи, но хлопот от них было предостаточно. Первым принял решение изгнать неверных с острова Мехмед, султан, покоривший Константинополь, а теперь взявший в осаду и Родос. Остров было хорошо укреплен, и Мехмед потерпел неудачу.

Куда больше повезло сыну Мехмеда Сулейману. Первый же военный поход под его командованием закончился взятием Белграда – ворот в Центральную Европу. На следующий год, всего на третий год правления, Сулейман обратил внимание на Родос. Рыцари храбро сражались, но у них не было шанса выстоять под натиском четырехсот кораблей и пяти армейских корпусов Сулеймана. Выйдя из боя победителем, султан проявил великодушие и уважение к своим врагам. Он позволил рыцарям уйти с Родоса под своими знаменами, не утратив чести и достоинства, забрать оружие и святыни, последователей и даже скот в обмен на клятву, что они оставят в покое его подданных.

Однако своей клятвы рыцари не сдержали. Семь лет у ордена не было дома, и рыцари скитались по Сицилии и Италии. Наконец, в обмен на ежегодную плату в размере одного сокола, Карл V Габсбург, император Священной Римской империи и король Испании, даровал им острова Мальтийского архипелага, поскольку решил, что будет мудро иметь такую военную силу на защите южных земель от Сулеймана и его союзников, корсаров Варварийского берега.

После изгнания рыцарей с Родоса османы стали основной силой в восточной части Средиземноморья. Армии Сулеймана и его артиллерии завидовал весь мир, его флот становился все больше, наращивая мощь. Христианские королевства Европы грызлись друг с другом и никак не могли объединиться против общего врага.

В тот же год, когда Карл даровал ордену Мальту, в одной из аристократических семей Парижа родился будущий рыцарь, которому было суждено продолжить традицию, хранимую его предками на протяжении многих поколений.

Из тома V. Орден Святого Иоанна Иерусалимского

Глава 13

Париж. 1530 год

В колыбельке, завернутый в одеяльце, лежал младенец. Он пытался разглядеть свою крошечную ручку, на пальчиках играли разноцветные пятна света, струившегося через огромный витраж над алтарем. На витраже был изображен Иоанн в момент крещения Иисуса, с простертой к Нему рукой. За стенами капеллы выл суровый осенний ветер, срывая медные листья с величественных старых буков, обрамлявших аллею, ведущую к приорату. Заросшая изумрудным плющом капелла мало изменилась со Средних веков. Монахи-бенедиктинцы из местного аббатства в серых рясах пели традиционный распев, в нишах в каменных стенах мерцали свечи.

Рядом с колыбелькой, преклонив колени, стоял Арно, восемнадцатый граф де Врис, рослый, славившийся крутым нравом воин, чье лицо было испещрено шрамами, полученными в бесчисленных битвах. Дубовые скамьи за его спиной были заполнены теми, кто приехал в приорат, чтобы присутствовать на торжественном ритуале. Сразу за спиной Арно сидел его первенец Ив, которому исполнилось шесть. Наследник титула и состояния де Вриса родился с деформированным позвоночником. Бледный, болезненного вида мальчик едва не умер в младенчестве. Рядом с ним сидела его мать, графиня Симона, прованская красавица с льняными волосами. Ее стройность и красота были особенно заметны рядом с огромным, изуродованным шрамами супругом. Скромная шаль прикрывала золотистые волосы Симоны. Через проход от них сидел ее отец, герцог Тулонский, с уже побелевшими волосами. Глаза старика, затуманенные катарактой, блестели от слез гордости, когда он смотрел на своего внука, которому выпала честь прославить его род. За старым герцогом сидели дворяне попроще и почетные гости.

Перед алтарем в бархатном кресле с высокой спинкой восседал приор французского ланга ордена Святого Иоанна Иерусалимского. Он был одет в простое черное облачение госпитальеров, олицетворяющее шкуру верблюда, которую носил Иоанн Креститель, святой покровитель ордена. Приор сидел за массивным дубовым столом, на котором были разложены церемониальные доспехи: серебряная нагрудная пластина, шлем с пером, отполированные до блеска перчатки и тяжелый обоюдоострый меч в богато украшенных ножнах. Еще на столе лежали свитки пергамента, стопки бумаг и тяжелые амбарные книги. По обе руки от приора сидели два рыцаря Большого Креста, которые должны были официально засвидетельствовать церемонию. На них тоже были черные одеяния с простыми белыми крестами на груди.

В капелле раздался колокольный звон, и хор монахов умолк. По знаку приора Арно де Врис взял новорожденного сына на руки и гордо протянул его рыцарям. Ребенок громко закричал – это был хороший знак. Мальчик родился сильный и крепкий. Ему суждено стать адмиралом галер, а быть может, и великим магистром ордена. Трое докторов засвидетельствовали, что ребенок совершенно здоров, крепок и подходит для службы в ордене, а теперь и сам мальчик подтверждал их мнение громким криком: он достоин, он станет доблестно сражаться с врагами христианства и, если Господу будет угодно, умрет во славу Его.

– Господа, – начал Арно, – представляю вам моего сына Кристиана Люка де Вриса. Я вручаю его Господу и отдаю его жизнь во славу Его и ордена Святого Иоанна. Клянусь в его верности, пусть он служит вам верой и правдой, благородно и преданно!

Рыцари были госпитальерами, но все знали, что истинная слава рыцарей связана с их храбростью, стойкостью и свирепостью в битве. Галеры ордена бороздили Средиземноморье с почти магической доблестью, ведя священную битву Креста с Полумесяцем.

– Я клянусь его сердцем и душой, что он сможет выделиться среди выдающихся как скромный слуга Господа нашего.

Все благородные семьи Европы соревновались за места для сыновей в одном из восьми лангов, или «языков», ордена: французскими лангами считались Прованс, Овернь и Франция, испанскими – Кастилия и Арагон, а также по одному лангу было в Германии, Италии и Англии.

– Клянусь, что происхождение его чисто, что кровь его благородна и он принесет ордену славу и честь! Клянусь его жизнью, что он понесет знамя священной веры и будет готов умереть во славу Христа!

В каждом ланге было три класса рыцарей. Малыша Кристиана принимали в высочайший класс – класс братьев-воинов, рыцарей справедливости.

– Во всем этом я свято клянусь честью дома де Врисов.

– Все ли испытания пройдены? – кивнув, спросил приор.

– Все, господин, – ответил один из рыцарей.

Встав, он зачитал отчет испытательной комиссии, проверявшей чистоту происхождения претендента. Даже такая уважаемая семья, как де Врисы, не могла избежать формальной проверки, необходимой для того, чтобы гарантировать, что в их роду нет незаконнорожденных или полукровок, нет простолюдинов или дворян, недавно получивших титул, нет людей с примесью плебейской крови, что могло бы запятнать орден. Для принятия во французский ланг требовалось идеальное благородное происхождение как минимум в четырех поколениях и по материнской, и по отцовской линии.

Все доказательства достойности кандидата были выставлены на дубовом столе: завещания, деяния и книги переписи. Свидетельства о регистрации рождения и брака, записи о крещении, устные показания нотариусов и прочих. Поверх всех документов лежал свиток с печатью короля Франции Франциска, в котором говорилось, что граф Арно, чистый душой и кровью, верно служил его величеству на протяжении пятнадцати лет во время войн со Священной Римской империей, как предки Арно служили другим королям из рода Валуа, а до этого – Капетингам. Рекомендация короля значила для приора не больше, чем прочие. В конце концов, род самого короля получил дворянство всего каких-то двести лет назад.

Родословная ребенка излагалась на большом свитке из тончайшего пергамента, испещренном именами, титулами и крестами. Нотариус зачитал генеалогию, и имена звучали громким эхом в стенах древней капеллы: «Кристиан Люк де Врис, сын Арно, графа де Вриса, сын Симоны, дочери герцога Тулонского, внук Ги, графа де Вриса…» Список благородных имен простирался в прошлое не на каких-то несколько поколений, а на много веков и восходил к человеку, который въехал на коне в Тунис рядом с королем, сейчас известным как Людовик Святой. Благородные де Врисы существовали куда дольше, чем сам орден Святого Иоанна.

– Я принимаю эти доказательства от лица ордена, – спокойно произнес приор. – Принимаю твои клятвы и приветствую эту христианскую душу, которая еще только встает на священный путь к милости Господней.

С этими словами он поставил рядом с колыбелью хлеб и воду – символы бедности, ожидавшей ребенка в будущем. Граф поднес приору тяжелый кошелек, туго набитый золотыми флоринами, а потом склонился над столом и радостно подписал документ, скреплявший их соглашение. Затем свои подписи поставили оба рыцаря.

Дело было сделано. По достижении совершеннолетия малышу Кристиану надлежит отправиться в новую обитель ордена на Мальте. Как раз в тот год остров был дарован рыцарям испанским королем Карлом V. Там Кристиан присягнет в верности великому магистру, даст обеты и будет официально принят в орден, которому он посвятит свою кровь, честь и жизнь.

В чистоте происхождения кандидата сомнений не было, как не было сомнений и в его пригодности для ордена, а также в намерениях графа касательно своего второго сына, но все же со временем возникла проблема: когда мальчик подрос, оказалось, что у него совершенно другие идеи по поводу собственного будущего.

Проблема состояла в том, что Кристиан Люк де Врис не хотел рубить головы во имя ордена. Он хотел изучать их во имя науки.

Мальчика начали обучать с пяти лет. Лучшие преподаватели учили его читать и писать, лучшие воины обучали его борьбе – первому из множества военных искусств, которым он должен был овладеть, по мнению отца. И то и другое давалось ему хорошо, но больше всего его интересовали сверчки, бабочки, тараканы, сороконожки, червяки и пауки – словом, все, что прыгало, летало и ползало. Он хранил свои сокровища в банках даже после того, как они рассыпались в прах.

Графа подолгу не бывало дома, иногда по нескольку лет подряд, потому что он сражался в бесконечных войнах, в которых погрязла Франция. Когда он приезжал домой, то предпочитал, чтобы семья находилась в городском доме, рядом с площадью Сен-Мишель. Симона считала, что в Париже слишком людно и грязно, поэтому в отсутствие графа всегда увозила сыновей в принадлежавший их роду древний замок в Булонском лесу, неподалеку от городских стен. Она считала, что лесной воздух полезнее Иву с его слабым здоровьем. Кристиан обожал играть в лесу и подолгу гулял там, а сама Симона могла предаваться своей страсти – верховой езде, которой владела в совершенстве еще с проведенного в Тулоне детства, где научилась скакать вдоль моря. После рождения Кристиана Арно подарил ей арабскую чистокровную лошадь, такую же резвую, как и сама графиня, и чья грива, как и волосы графини, была цвета пшеницы. Мать и сыновья ездили на долгие верховые прогулки в лес: Симона и Кристиан верхом, а Ива в повозке вез конюший.

Во время этих прогулок Кристиан еще больше заинтересовался природой. Он задавал бесконечное количество вопросов об окружавшем его мире, поражаясь тому, как Бог сделал так, что у яблока вкус яблока, а цветы расцветают по весне, а король чешется так же, как простолюдин. Симона редко могла ответить на его вопросы, но поощряла его любознательность. Кристиан гонялся за лягушками и черепахами, а потом изучал их. Ив всей этой живности побаивался, а Симона стойко терпела ее присутствие в доме. Несмотря на отвращение ко всему ползающему, она даже сама ловила для сына представителей редких видов. Однажды она заметила ящерицу, показала ее Кристиану, и тот загнал ее под камень. Однако выманить ящерицу оттуда или сдвинуть камень он не смог, поэтому Симона спрыгнула с коня, чтобы помочь сыну. Вдвоем они все-таки сдвинули камень, ящерка стремглав бросилась из своего укрытия, и тут Симона, неожиданно для себя самой, поймала ее краем плаща. Симону передернуло от того, как отвратительное существо извивается под тканью, но Кристиан смотрел на мать с таким восхищением, что она гордо запихнула ящерицу в сумку и на всю жизнь запомнила этот взгляд сына.

Вскоре экземплярами, найденными Кристианом, заполнились все коробки, полки и даже ящики в шкафу. Под конец горничная стала бояться наводить порядок в его спальне, кухарка стала находить змеиную кожу в тарелках и рыбьи кости в хрустале. Она пожаловалась графине, и та прочитала сыну нотацию, объяснив, что ему нужно внимательнее относиться к тому, где он хранит свои сокровища.

Когда Кристиану исполнилось восемь, его начали обучать латыни и греческому, истории и античной литературе, математике и астрологии, а также, разумеется, стрельбе из лука и владению мечом. Он часто брал уроки вместе с Бертраном Кювье, сыном маркиза де Мо. Как и Кристиана, Бертрана еще в младенчестве отдали ордену Святого Иоанна, но, в отличие от Кристиана, Бертран обожал мечи и играть в войну. Он делал из дынь человеческие головы, рисуя на них лица и бороды, надевал на них тюрбаны, насаживал на кол, а потом радостно рубил их своим коротким мечом, улюлюкая и проклиная неверных.

Бертран помогал Кристиану ловить мышей и ставить крысоловки. Вместе они выкуривали сусликов из нор и ставили силки на белок. Кристиану хотелось просто наблюдать за ними, а вот у Бертрана были более типичные интересы для мальчика их возраста: ему нравилось отрывать крылышки бабочкам или придумывать пытки для каких-нибудь противных пауков. Иногда он предпочитал проткнуть копьем редкий экземпляр, а не поймать живьем или сбить с дерева стрелой, поклявшись Кристиану, что жертва отказалась от настойчивого предложения сдаться в плен. Он никогда не приходил в замок де Врисов без парочки трофеев для своего друга. Лучшим уловом мальчиков стал двухголовый садовый уж, которого Кристиан держал в ящике в амбаре.

Каждую неделю Кристиан по нескольку часов проводил в библиотеке замка, где преподаватели читали ему лекции по истории войн и военному искусству. Среди книг по истории он нашел иллюстрированный анатомический атлас Галена. Его приобрел не отец, который вообще мало интересовался книгами, а прапрадед, чья страсть к письменному слову не знала границ. Старик тратил все свои богатства на книги, наполняя целые комнаты шкафами с богато украшенными фолиантами. Среди них были редчайшие рукописные экземпляры, а были и новые, напечатанные на типографском станке, которые уже появились в Европе к тому времени. Среди его покупок был оригинал астрономического календаря Гутенберга, множество различных Библий и всевозможных академических текстов. Кристиан часами разглядывал иллюстрации и читал о медицине. Даже в книгах по истории мальчика больше всего привлекало то, что совершенно не интересовало его отца. Кристиан читал о том, как тело Александра Великого доставили в Македонию, погрузив в мед, и стал думать о методах бальзамирования. Он пробовал разные снадобья для бальзамирования экземпляров из своей коллекции – подслащенную воду, уксус, конскую мочу, овощной сок – и вел подробные записи о достоинствах каждого способа. Для этого он завел отдельную тетрадь, заполняя ее подробнейшими записями и графиками.

Однажды весенним утром Франциск I из рода Валуа приехал со свитой поохотиться в поместье де Врисов. Франциск был известен своей любовью к искусству и науке и обладал феноменальной памятью и любознательностью. Один из охотников спугнул большеглазого полоза, и король поразился размеру змеи. Кристиан сбегал в замок, а потом, запыхавшись, вернулся и гордо представил на обозрение короля свою двухголовую змею. Граф де Врис стоял за своим сюзереном ни жив ни мертв, а король искренне восхитился такому чуду и принял змею в дар от мальчика. Однако реакция короля не спасла Кристиана от выволочки на предмет его гадких увлечений, которую отец устроил ему вечером.

– Это не увлечение! – храбро спорил с отцом Кристиан. – Я много читаю, отец! Я хочу изучать медицину!

Сама идея показалась Арно такой кощунственной, что он решил, что сын шутит.

– Что за чушь, парень! Ты станешь рыцарем ордена Святого Иоанна!

Кристиан набрал побольше воздуха, расправил плечи, чтобы казаться выше, посмотрел в пылающие яростью глаза отца и заявил:

– Я не хочу!

– Мне нет дела до того, чего ты хочешь! – фыркнул Арно. – Представь себе, что все будут делать то, что хотят, а не то, что им велит Господь, отчизна или долг! Представь себе, какой воцарится хаос! Мужчине должно следовать по пути, избранному для него отцом! Твоя судьба была решена в тот день, когда ты появился на свет! Разговор закончен!

– Я не стану рыцарем, отец! – не сдавался Кристиан. – Я буду врачом!

– Врачом! – сурово повторил отец. – Ты сын графа, а не ножовщика! Не кузнеца, не бондаря! Не мясника и не змеелова, Господи прости! Ты де Врис! Зачем тебе хотеть стать простолюдином? Врачевание – занятие не для благородных! Врачи убирают поле боя! А де Врисы рождены, чтобы усеивать эти поля трупами!

Глаза Кристиана яростно сверкали, поэтому Арно закончил свою речь и от души отходил сына палкой. Потом бросил в огонь тетради Кристиана. Банки с образцами вылетели из окна его комнаты и вдребезги разбились о булыжники.

Если Кристиан и сделал какой-то вывод из этого разговора, то разве что один: нужно вести себя более скрытно. На верхнем этаже замка имелось множество проходов, соединявших между собой комнаты. Во все времена мальчишки, жившие в этом замке, играли там. Кристиан принес туда стол, заранее отпилив ножки, чтобы тот поместился. Места там было немного, но зато Кристиана никто не беспокоил, и он мог спокойно продолжать свои занятия при свечах. Уже через неделю в его убежище появилась дюжина новых банок и стопки исписанной бумаги. Отец ни о чем не подозревал, а следить за сыном более пристально у него не было возможности, поскольку, будучи на службе у короля, постоянно находился в разъездах. Графу всегда с избытком хватало битв, а его сыну – новых образцов.

Кристиану исполнилось одиннадцать, и началась его формальная военная подготовка. Лучшие фехтовальщики Франции, служившие под началом его отца, тренировали мальчика, оттачивая его рефлексы и инстинкты, которые у него имелись, хотя и не доставляли ему радости. Кристиан рос быстрым и сильным, имел талант к ратному делу, но сам предпочитал лезвия куда меньшего размера.

Его завораживал сам процесс вскрытия. В банках теперь появились кошачий мозг, коровий язык, заячьи почки и другие, куда более неприятные органы.

Однажды они с Бертраном услышали жалобный вой, доносившийся из амбара. Мальчики побежали туда и обнаружили собаку с наполовину оторванным ухом и окровавленным животом. Кто-то изрядно потрепал ее клыками или когтями. Собака дотащилась до амбара, чтобы спокойно умереть, и теперь лизала собственные кишки, вытаскивая их наружу еще сильнее.

– Должно быть, кабан ее так, – вздохнул Бертран, достал из ножен кинжал и уже собирался избавить несчастное животное от страданий, но Кристиан остановил его, вспомнив рисунок хирургической операции, виденный в одном из фолиантов.

– Attendez![8]8
  Подожди! (фр.)


[Закрыть] Быть может, я помогу ей!

Мальчики осторожно накрыли собаку одеялом, связали ей ноги, обмотали челюсти, так что получился импровизированный намордник. Бертран держал животное, а Кристиан, вооружившись иголкой и ниткой, зашил ей рану.

– Только зря тратишь время, – покачал головой Бертран, пока Кристиан накладывал повязку собаке на брюхо. – Пес сорвет ее и съест свои внутренности!

Кристиан задумался. Потом сходил в чулан, принес дубовую кору и мочевину, использовавшиеся для дубления кожи. Смесь получилась гадкая, горькая на вкус, к тому же они с Бертраном и сами написали в банку для верности. Кристиан, морщась от отвращения, намазал получившимся зельем повязку. Собака глухо рычала. Когда дело было сделано, Кристиан аккуратно развязал собаке ноги и снял намордник. Пес оскалился, но потом, прихрамывая, отошел в угол и, поскуливая, свернулся там калачиком, потыкался мордой в повязку, но не сорвал.

Дважды в день Кристиан носил псу еду и воду, старательно отгонял от него крыс. Собака прожила еще два дня. На такой успех Кристиан даже не рассчитывал. Когда пес все-таки издох, он вскрыл его, чтобы посмотреть, чему тут можно научиться.

Через несколько дней, вдохновленный первым удачным опытом, он поймал лягушку, отрезал ей лапку, а потом аккуратнейшим образом пришил на место. Ни лягушка, ни лапка операции не пережили, но Кристиан научился пришивать мышцы к мышцам, а кожу – к коже, стежки у него выходили ровнехонькие, не хуже, чем у швеи. Получалось у него все на удивление уверенно, словно он инстинктивно знал, как это делается.

Кристиан был просто заворожен новым занятием и завел тетрадь, на обложке которой тщательно вывел:

СНАДОБЬЯ И ЛЕКАРСТВА. ДОКТОР КРИСТИАН ДЕ ВРИС

Он записывал туда свои наблюдения, рекомендации кухарки, рецепты отваров, которые ему рассказывала жена конюшего, и все медицинские премудрости горничных и прачек замка.

При лихорадке завернуть живого паука в сливовую кожуру и проглотить, не запивая.

Женщина на сносях не должна смотреть на уродливых людей или калек, иначе ее ребенок родится с такими же увечьями.

Чтобы остановить кровотечение, приложите к горлу железный ключ.

Чтобы исцелить больного от испуга, сварите щенка и напоите больного полученным бульоном.

Кристиан постоянно выпрашивал у матери деньги на новые книги. Симона восхищалась незаурядным умом сына, обожала его любознательность и поощряла его мягкий нрав и стремление к самостоятельности, но при этом понимала, что если сын будет и дальше сопротивляться желаниям отца, то навлечет несчастье на всех них. Когда граф приезжал домой, она как могла защищала от него Кристиана, смягчая крутой нрав супруга, когда тот пытался подчинить сына своей воле, и в то же время старалась убедить Кристиана относиться к воле отца с уважением.

А потом, конечно, давала ему деньги на новые книги.

Кристиану было шестнадцать, когда графиня пригласила в замок знаменитого доктора к старшему сыну Иву, который страдал от постоянных простуд. Доктор Филипп Гиньяр обучался в великом центре медицины в Монпелье, а сейчас сам преподавал на медицинском факультете в Париже. Его мастерство было выше всяких похвал. Личный врач самого короля советовался с ним по вопросам лечения его величества. На Гиньяре была красная мантия и академическая шапочка – символы его профессии, а на руках – бархатные перчатки. Локоны густых каштановых волос доходили до плеч. Взгляд у доктора был проницательный, мудрый и надменный.

Гиньяр дал графине подробные рекомендации по уходу за больным сыном и уже собрался уходить, но Кристиан набрался смелости и отвел его в сторону:

– Прошу прощения, сир, я бы очень хотел понаблюдать за вашей работой. Вы не разрешите мне сопровождать вас несколько дней? Я мог бы… мог бы помогать вам. Меня очень интересует то, чем вы занимаетесь.

Поначалу Гиньяр ушам своим не поверил и подумал, что мальчишка решил разыграть его. Невероятно! Разве сын графа может действительно интересоваться медициной? К тому же кто позволит ему стать доктором? Это занятие для простолюдинов. Но мальчик так искренне интересовался лекарским делом, что даже составил собственную книгу снадобий и лекарств, заполненную записями и на удивление подробными и точными рисунками.

– Ваш отец одобряет ваши начинания?

– Конечно, сир, – соврал Кристиан, – если они не мешают прочим занятиям.

Обрадовавшись возможности произвести впечатление на наследника графского титула, доктор дал согласие, и с тех пор Кристиан все свободное время сопровождал доктора во время его визитов к пациентам, нося за ним его книги и инструменты. Несколько дней превратились в несколько недель, а несколько недель – в несколько месяцев.

Разумеется, Гиньяр был в курсе последних открытий медицинской науки. Каждый день он много времени уделял изучению фекалий и поручил Кристиану подготовку образцов. Пациенты приносили кал в пакетиках, Кристиан раскладывал их на серебряных блюдах, а затем Гиньяр внимательно осматривал кучки, проверяя их консистенцию, запах и цвет, а потом ставил диагноз и давал предписания по лечению.

Не менее важное место в его работе занимали бутылочки с мочой. Пациенты наполняли их, а доктор взбалтывал содержимое, нюхал, смотрел на свет. Гиньяр различал множество оттенков и плотностей и подробно описывал, что значит каждый из них. Обнаружилось бесконечное количество тонкостей запаха в зависимости от пола, возраста и психического состояния пациента. Даже осадок мог быть десяти разных типов. Опытному глазу эти типы говорили о пониженной жизненной силе, желчном характере, слабом пищеварении или – при наличии беловатого или красноватого оттенка – приближении водянки.

– Я могу поставить диагноз большинству пациентов не глядя, – гордо заявлял Гиньяр. – Главное – увидеть их испражнения.

Он говорил правду. Кристиан заметил, что доктор редко прикасался к пациенту – только для измерения пульса или температуры, однако диагностировал и лечил множество заболеваний: катаральное воспаление и стригущий лишай, мигрени и подагру, болезни печени и лихорадки мозга.

Многих пациентов Гиньяр отказывался лечить, избегая самых тяжелых с неблагоприятным прогнозом, а таких было большинство. Если же он брался за лечение пациента, то изучал не только соответствующие медицинские тексты, но и книги по астрологии и нумерологии, а также Библию, потому что, прежде чем стать врачом, был священником. Лечил Гиньяр снадобьями, диетой или хирургическими операциями. Все его усилия были направлены на то, чтобы достичь верного баланса между телесными жидкостями – горячей и сухой, холодной и влажной, – поскольку тело заболевало именно от нарушения оного баланса.

Гиньяр был хорошим учителем, но и ученик ему достался крайне сообразительный. Он научил Кристиана всем общепринятым рекомендациям: пациенты не должны есть фрукты после овощей – такое сочетание перегружает телесные жидкости, а также им следует избегать напряжения в страсти – это могло привести к судорожным припадкам.

Он обучал мальчика премудростям назначения лекарств: когда нужно обращаться к аптекарю, чтобы тот приготовил слабительное от сифилиса, рвотное – от отравления, смесь свинца и ртути – для исцеления испарений печени и желудка, приводивших к истерии и депрессии. Он прописывал мочевину кабана от плеврита, голубиное гуано от воспалений глаз, жир от ожогов и вербену для вызывания женских кровотечений.

Он показывал ученику, как пользоваться скальпелем: когда нужно вызвать цирюльника для кровопускания, считавшегося основным средством избавления от дурных жидкостей. При плеврите кровопускание делалось в районе локтя с противоположной от пораженной стороны. Базальную вену вскрывали при болезнях печени и селезенки, височную – при меланхолии и мигрени. Каждому недугу соответствовала своя вена, а каждой вене – свой недуг.

Во всех областях медицинской науки Гиньяр обладал огромными знаниями, но и неменьшим высокомерием. Он мог по памяти цитировать Авиценну, персидского доктора, чей «Канон врачебной науки» считался непревзойденным вот уже четыреста лет, и Галена, чьи работы были золотым стандартом уже тысячу лет. Кристиан с гордостью показал ему новый учебник по анатомии фламандского доктора Везалия, но Гиньяр пренебрежительно отмахнулся:

– Сожги его! Этот идиот осмеливается спорить с великими старыми мастерами!

Кристиан настолько боготворил своего учителя, что чуть не выполнил его указание.

Проведенное с доктором время лишь усилило страсть Кристиана к целительству, хотя кое-что в практике Гиньяра его не удовлетворяло. Доктор был слишком далек от самого предмета своих занятий – от самих пациентов. Кристиан хотел прикасаться, осматривать, исследовать. Гиньяр же подобные занятия презирал, однако был мастером своего дела, поэтому Кристиан отметал в сторону свои сомнения и жадно учился у него всему, чему мог. Он впитывал информацию словно губка и каждый вечер пересказывал все события дня Бертрану, который не особенно верил в исцеление, кроме как по воле Божьей, и считал всех врачей шарлатанами.

– Насколько он хороший доктор, мы узнаем после того, как твоему отцу станет известно, чем ты тут занимаешься, – хмыкнул Бертран.

Однажды Гиньяр сделал нечто, что очень обеспокоило Кристиана. Доктор лечил юную дочь лавочника, страдавшую, по его мнению, от желчной лихорадки. Он прописал ей вербену обыкновенную. В тот же день такой же диагноз Гиньяр поставил дочери графа, но той вместо вербены прописал мумие, которое, как он объяснил графу, представляло собой эссенцию, выделяемую трупами, забальзамированными в древние времена.