Текст книги "Меч и ятаган"

– Его величество сделал меня своей правой рукой, я же, в свою очередь, поспешил с тем же предложением к твоему отцу, чтобы мы смогли достойно ответить на наглую выходку императора. Скажи, друг мой, что это за разговоры о хирургии? Я всегда думал, что ордену Святого Иоанна выпала честь принять в свои ряды еще одного потомка де Врисов.

Придя в себя от изумления, Кристиан понял, что присутствие де Гиза ему на руку. Поднимать такой семейный вопрос в присутствии герцога было грубейшим нарушением этикета, но Кристиана это не волновало. Он знал, что отец не сможет просто уйти или прибегнуть к физическим методам убеждения, поэтому ринулся в бой и рассказал все как на духу. Де Гиз слушал его с интересом и любопытством, потирая шрам на щеке. Граф изо всех сил сдерживался и молчал, но вскоре даже присутствие герцога не остановило его, и он сорвался. В ярости он вскочил с кресла, схватившись за меч, и зарычал:

– Довольно! Держи язык за зубами или я его тебе отсеку!

– Арно, с твоего разрешения! – успокаивающе поднял руки герцог. – Возможно, я смогу предложить вам выход из сложившейся ситуации. Временный договор, если угодно. Перемирие.

С трудом скрывая раздражение от вмешательства герцога в семейные дела, которые, по мнению графа, его никоим образом не касались, де Врис остановился и с неохотой сказал:

– Разумеется, господин мой. Для меня будет честью выслушать ваши соображения.

– Пусть мальчик приезжает в Мец под мое начало, – предложил Гиз. – Он желает быть хирургом? Я познакомлю его с этой работой, да так, что он об этом даже и не мечтал. Возможно, это слегка охладит его пыл. К тому же он окажет большую услугу его величеству, которому всегда не хватает хирургов во время боев. После этого я поговорю с Великим магистром, на которого имею некоторое влияние. Рыцари называют себя госпитальерами, так ведь, Кристиан? Если я не ошибаюсь, великий госпитальер, занимающийся медицинскими учреждениями ордена, традиционно всегда из французского ланга. Возможно, Арно, что твоему сыну судьбой предначертано стать госпитальером и ваши споры напрасны. Я сделаю все, что смогу, чтобы помочь ему и убедить его в мудрости такого выбора.

– Если великий госпитальер вообще имеет медицинскую подготовку, то он наверняка врач, сир! – с жаром вмешался Кристиан. – В ордене нет хирургов! Их презирают все, кроме тех, кто нуждается в их помощи! У меня нет желания становиться ни врачом, ни, уж если на то пошло, рыцарем!

– Его величеству нет дела до ваших желаний, месье де Врис! – холодно произнес герцог, и его лицо покраснело от сдерживаемого гнева, а белый шрам проступил еще ярче.

Отец и сын с ненавистью смотрели друг на друга. Им обоим не пришлась по душе идея герцога. Кристиан уже пожалел о своей вспыльчивости, понимая, что сам загнал себя в ловушку. Теперь у него не было выбора: предложение пойти служить в Мец, поступившее от герцога, могло считаться предложением от самого короля, то есть приказом.

Три недели спустя Кристиан де Врис отправился на войну вместе с взводами солдат, мулами и повозками.

ИЗ «ИСТОРИЙ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЯ»,

записанных Дарием по прозвищу Хранитель, придворным историком Владыки Двух Горизонтов, султана Ахмеда

Не было более жестоких битв между христианскими королями Европы, чем те, что бушевали в 1552 году. Французский монарх Генрих II более всего на свете желал уничтожить протестантов. Испанский король Карл V происходил из рода Габсбургов – королевской семьи, которая стала главной династией Европы. Также он являлся императором Священной Римской империи, унаследовав ее от Карла Великого, короля франков, который несколькими веками ранее основал империю, продолжив традицию Рима. В разные периоды времени в состав империи входила бóльшая часть Германии, Австрия, Нидерланды, Швейцария, Богемия, Северная Италия, Испания, Сицилия и Мальта. Избранный среди других потомков рода Габсбургов, император с присущей ему скромностью считал себя единственным светским наместником Бога на земле, а папу – наместником духовным. Императора помазал на царствие сам папа, однако между ними постоянно возникали конфликты, что, впрочем, было совершенно предсказуемо. Империя стремилась создать мир, подобный османскому, в котором отдельные, временно возникшие государства объединились бы в единое духовное целое. Так произошло с суннитами и шиитами, однако разных наместников и представителей Бога на земле роднило только одно – ненависть друг к другу. Папу и императора объединяли лишь страдания от бесконечных нападений протестантов. За десять лет до великих событий на Мальте был заключен Аугсбургский религиозный мир, согласно которому германские государства могли сами выбирать веру – католическую или протестантскую. И большинство германских правителей выбрали последнюю.

На континент пришла суровая холодная зима, но это не поколебало Карла в его желании расширить свои владения. Он уже овладел Центральной Европой, а теперь захотел пополнить ряды своих вассалов городами Мец, Страсбург и Верден, зараженными протестантской чумой. Он возглавил огромную армию и начал осаду Меца, который обороняли шесть тысяч воинов, преданных королю Франции, под командованием герцога де Гиза. Сражаться им предстояло не только с пушками, но и с холодом. Это было удивительное событие: король-католик, ярый противник протестантов, защищает протестантский город от нападения императора-католика. Разве когда-нибудь Сулейман так яростно сражался со своими исламскими соперниками, персидскими еретиками-шиитами?

Из тома VI. Европейские державы

Глава 15

В Меце Кристиан видел отца всего один раз.

Стояло промозглое ноябрьское утро. Уже выпал первый снег. Каменные стены крепости дрожали от постоянных канонад императорских пушек. Гортанный рев защитников города затих после очередного залпа. Раненых затаскивали за городскую стену, сваливали на телеги или носилки и доставляли в операционные.

Кристиана омывало горячее море крови и костей. Огромное каменное помещение, где он работал учеником, пропиталось дымом и хаосом. Хирургами здесь были кельты, испытанные в боях ветераны. По сравнению с ними даже Марсель казался медлительным. Они говорили на валлонском, который Кристиан понимал с трудом. Когда он не знал, что делать, ему объясняли на языке жестов.

– Vite! Vite! – приказал один из хирургов, и это слово Кристиан уже очень хорошо понимал.

Скорее!

Он работал без продыху, носильщики постоянно приносили все новых и новых пострадавших. Как только он заканчивал с одним, перед ними тут же появлялся следующий. Он фиксировал сломанные бедра, зашивал вспоротые животы, обрабатывал израненные и обгоревшие от вспышки пороха лица артиллеристов. Пришивал остатки руки, разрубленной жестоким ударом боевого топора. Единственной анестезией была потеря сознания. Единственным союзником в борьбе с наступлением шокового состояния – скорость.

За этот месяц Кристиану ни разу не удалось побыть в тепле: ни во время работы, ни во время сна. Он грел руки над углями жаровен, на которых подогревали хирургические инструменты, или над испарениями от вспоротых животов пациентов. Иногда ему приходилось работать практически вслепую – такой пар валил из его рта. В то утро у него от холода онемели пальцы ног, а зубы стучали от холода. Но хуже всего для работы было то, что его замерзшие пальцы стали непослушными. Кровь снова застыла на них и сделала их скользкими. Кристиан с трудом удерживал в руке инструменты. Он пытался перетянуть сосуд пациенту, и его собственная дрожь усиливалась вибрациями от артиллерийских канонад. Кристиан накладывал шов, но тут у него судорогой свело руку, а потом поясницу, и он разогнулся, чтобы потянуться. Вытерев лоб окровавленным рукавом, он огляделся.

В дальнем углу операционной рядом с одним из хирургов сидел Арно де Врис, его левую руку всю изрешетило картечью. Кристиан понял, что граф все это время наблюдал за работой сына, но не смог понять, связано ли выражение его лица с тем, что хирург в этот момент отрезал лохмотья кожи и мышц, или с тем, что он думал о занятиях сына. Пока хирург делал свое дело, Арно даже не поморщился, продолжая пристально следить за каждым движением сына. О чем он думал в этот момент, неизвестно, но его челюсти были крепко сжаты. Хирург закончил обрабатывать руку, граф встал, неуклюже надел доспех и ушел, не сказав сыну ни слова.

Кристиан долго смотрел ему вслед, а потом вернулся к работе.

Ученичество Кристиана в Меце было абсолютно лишено формальностей. Ему определили стол, выдали инструменты и обеспечили бесконечный поток пациентов, на которых он мог практиковать свое ремесло. Во многом ему приходилось работать интуитивно, и интуиция его не подводила. Если подводила – люди умирали. Времени на размышления о погибших на его столе или даже от его руки особенно не было. Он слышал, как хирурги время от времени ходят вдоль рядов носилок с ранеными и с помощью ножа или молотка милостиво избавляют от страданий тех, кому надеяться уже не на что. У попадавших к нему на стол был хоть какой-то шанс. При любой возможности Кристиан наблюдал за тем, как работают другие хирурги, но у него редко выдавалась свободная минута для такой роскоши, как обучение.

Раненые умирали в таких количествах, что люди думали, будто все дело в препаратах, которые используют хирурги. Герцог отправил к королю гонца с прошением пополнить запасы медицинских принадлежностей. Через несколько недель глубокой ночью посланнику короля удалось пронести в город несколько ящиков с медикаментами.

Кристиан занимался солдатом, которому прострелили плечо из аркебузы. Свинцовая пуля сплющилась на входе и оставила зияющую рану, настоящее месиво из плоти и костей. Кристиан попробовал нащупать саму пулю, но никак не мог найти ее, и подумал, что, видимо, пальцы совсем онемели от холода. Он расширил рану лезвием и принялся искать пулю, но тут к его столу подошел мужчина с деревянным ящиком в руках. При виде нежданного гостя хирурги зашептались, но он направился прямиком к Кристиану.

– Доброго дня, месье, – поприветствовал его незнакомец, ставя ящик на пол. – Я принес вам алоэ и скаммоний, землю Лимноса и оксид цинка, а также другие лекарства. Не сомневаюсь, они вам пригодятся.

– Так, значит, это вы? – кивнул ему Кристиан. – Я слышал о вас. Вы тот самый человек, которому удалось проникнуть в город, когда все здравомыслящие люди пытаются сбежать отсюда?

– Признаюсь, – улыбнулся гость, – я и есть тот самый глупец!

– Меня зовут Кристиан де Врис, сир. Я всего лишь ученик, но благодарю вас за вашу смелость.

– Меня зовут Паре. Я тоже всего лишь ученик и был им, сколько себя помню.

– Вы месье Амбруаз Паре? Хирург? – просиял Кристиан.

– Некоторые так меня называют. Другие используют куда менее лестные эпитеты, – отозвался Паре, пристально глядя на пациента Кристиана. – Вам лучше поторопиться, сир, если мне будет дозволено заметить. Эта рана не станет ждать, пока вы освободитесь.

Кристиан с дрожащими руками вернулся к работе. Паре! Хирург самого короля! Он написал несколько трудов по хирургии и анатомии и настроил против себя всех известных врачей, потому что написал свои работы не на латыни или греческом, а на французском. Зато для учеников эти книги оказались настоящим сокровищем.

– У меня есть ваши книги, – сказал Кристиан, не отрываясь от работы.

– В месте вроде этого, надеюсь, вы все же не используете их для перевязок и растопки.

Кристиан с улыбкой покачал головой, достал из раны сплющенную свинцовую пулю и бросил ее на пол. Потом взял щипцами обрывок ткани, окунул в стоявшую на жаровне чашу с кипящим жасминовым маслом, собираясь приложить дымящуюся ткань к ране, пока та не остыла.

– Зачем вы это делаете? – спросил Паре, хотя прекрасно знал ответ и просто хотел проверить глубину знаний Кристиана.

– Потому что порох ядовит, – ответил Кристиан. – Масло убьет яд раньше, чем яд убьет пациента. Так делают все.

– И сколько ран вы уже обработали таким образом за ваше пребывание здесь?

– Около ста двадцати, сир. Не успеваю должным образом вести записи. Может, больше.

– И сколько пациентов умерло?

– Боюсь, большинство умерло от инфекций, а не от ран как таковых. Точно сказать не могу, потому что их забирают отсюда раньше, чем мне становятся ясны их шансы на выживание.

– Думаю, наше лечение иногда хуже самих ран, которые мы пытаемся исцелить. Я, к примеру, не так уж уверен, что порох ядовит.

– И что же тогда вызывает нагноение?

– Что-то другое, – пожал плечами Паре. – Возможно, сам воздух. Мухи, как мне кажется, могут переносить гной. Но зимой в Меце мух, разумеется, нет. Этот вопрос очень занимает меня. Словом, какая бы ни была причина, я нашел лекарство, которое работает лучше кипящего масла: холодная смесь яичных желтков, розового масла и скипидара. Напал я на нее случайно, когда у меня закончилось жасминовое масло. Думал, она убьет пациента, но делать было нечего. Однако тот пациент страдал куда меньше остальных и быстрее пошел на поправку. С тех пор я использую эту смесь, и результаты многообещающие. Желаете попробовать?

Кристиан неуверенно взглянул на лежавшего без сознания солдата и произнес:

– Но ведь это противоречит всему, что я читал по этой теме.

– Это правда. Но ведь древние писали, что солнце движется с запада на восток. Так кому верить: им или своим глазам? Готовы ли поверить моим глазам, которые повидали многое? К тому же какие шансы выжить у вашего пациента? Рана у него тяжелейшая. Даже если мы оставим разговоры об инфекции, вы знаете, что от кипящего масла он тут же очнется и, скорее всего, умрет от шока.

– Вы правы, – задумчиво пробормотал Кристиан. – Что ж, давайте попробуем!

У Паре в сундуке оказался изрядный запас смеси, и он сразу же показал Кристиану, как ее следует наносить. Хирург работал быстро, его прикосновения были легкими, пальцы – чувствительными. Он умело зашил рану, потом промыл смесью красного вина и уксуса, наложил прорезиненную повязку.

– Через два дня надо срезать мертвые ткани и промыть снова, – добавил Паре.

– Но это точно убьет его! – воскликнул Кристиан, прекрасно помнивший, что говорил по этому поводу Марсель: после лечения рану лучше не трогать, пока все не заживет само.

– Ну конечно, – улыбнулся Паре, – об этом тоже много написано в книгах. Но раз уж вы осмелились отклониться от мудрости древних, то, быть может, вам стоит попробовать, а потом оценить результат самостоятельно?

Кристиан так и сделал, и результаты оказались поразительными: через четыре дня его пациент уже сидел на койке и жаловался на холод и плохую еду.

Больше всего Кристиана поразила реакция других хирургов. Паре оказался неутомимым учителем. Он пытался наставлять и остальных, но они не слушали его. В ближайшие несколько дней они то и дело подходили к столу Кристиана, чтобы своими глазами лицезреть применение столь радикальных методов. Результаты превосходили все самые смелые ожидания, но кельты ополчились против Кристиана. Они извергали свои проклятия на валлонском, но эти слова были понятны и без перевода: он предал традицию и презрел истину, подтвержденную историческим опытом. Его руки нужны здесь, в Меце, но будущее хирурга уж точно не для него.

Несмотря на то что кельты видели все своими глазами, они продолжали кипятить масло в чашах.

Паре их отношение совершенно не беспокоило.

– Так было со времен Древнего Рима, – пожал он плечами. – Они скажут, что мои пациенты выздоравливают по воле случая, в силу совпадения или по воле Господней. Какая мне разница? Главное, что пациенты выздоравливают.

Паре имел радикально иное мнение и о том, как следует проводить ампутации. Обычно это делалось по тем же принципам, что и лечение пулевых ранений. Разорванные артерии запечатывали раскаленным докрасна железом, а иногда весь обрубок конечности погружали в кипящую смесь патоки и масла. Паре же перевязывал сосуды один за другим, перекрывая кровоток, прежде чем разрезать кость, и вообще избегал использования железа и масла. Из-за этого он подвергался жестоким насмешкам, впрочем не со стороны пациентов, которых лечил.

Кристиан быстро понял, что Паре был выдающимся целителем, чей совет – подвергать сомнению и проверять все, чему тебя учили, – нашел глубокий отклик в душе де Вриса. Он старался при любой возможности работать рядом с Паре, но вместе они провели не много времени. Время, удача и зима оказались не на стороне императора Карла. Гиз хорошо подготовил Мец к осаде, император Карл заболел подагрой, его войска умирали от холода, голода и жутких эпидемий, бушевавших в их лагерях за городскими стенами. После Рождества осада была снята, и испанцы, численность войска которых уменьшилась в десять раз, начали отступать. Кристиан оставался в городе еще несколько месяцев, занимаясь уходом за ранеными.

Кристиан утратил веру в кельтских хирургов и их экзамены, но вернулся в Париж с блестящими рекомендательными письмами от самого герцога и от Паре, а также с самоуверенностью военного хирурга, чье искусство подверглось проверке на поле боя. С такими рекомендациями он был уверен, что найдет способ сдать экзамены, а ордену Святого Иоанна придется поискать себе другого рыцаря. Однако воля отца оставалась неизменной.

– Я запрещаю тебе сдавать экзамены! Я получил ответ великого магистра на мое письмо. Ты отправляешься на Мальту этой же осенью!

Кристиан пытался спорить, но граф был непоколебим. Два дня в доме звенел воздух от постоянных ссор и жарких речей.

Симона редко вмешивалась в такие дела, но здесь не смолчала и она. Она не совсем понимала желания Кристиана, которые совершенно не соответствовали его статусу. Война пугала ее, но и хирургия тоже, а может, и сильнее: воевали дикари, а хирургией занимались колдуны. Ей бы хотелось, чтобы Кристиан просто исполнил свой долг и примирился с отцом, но она знала, что этому не бывать. К тому же она позволила себе хотеть для него чего-то большего, чем бесконечные битвы, чем та жизнь, которую вел ее супруг. Она ужасно страдала, когда Арно уезжал, гадая, вернется он на этот раз или она останется вдовой. Симона совершенно не хотела так же страдать из-за сына. Она спорила с Арно, но тот, послушав ее пару минут, сразу перебил и стал говорить о политике, войне и долге.

– Терпеть не могу все эти разговоры о политике, Арно, – пожаловалась она. – Ты делаешь это лишь для того, чтобы вывести меня из себя, ты ведь знаешь, что такие разговоры меня утомляют. Вернись из того мира в этот!

Однако графа было не так-то легко сбить с толку. Османы, напомнил он супруге, угрожают королевству. Убийство мусульман – святое и почетное занятие. И хотя Франция и Османская империя объединились против Карла, однажды цивилизованный христианский мир разом встанет на защиту своих ценностей и остановит Сулеймана и его орды неверных. Придет день, и Османская империя падет, а пока рыцари ордена Святого Иоанна продолжат причинять султану неприятности и гордо нести знамя Христа. Кристиану суждено покрыть себя славой, и такую возможность нельзя упускать.

– Весь христианский мир, как ты его называешь, Арно, на моей памяти только и делает, что обращает свое оружие против себя! – воскликнула жена. – Неужели служить Господу можно только с помощью убийств? Почему бы тебе не разрешить Кристиану самому принять решение?

– Потому что не его это дело – принимать решения! Любой дворянский род сочтет за честь, если их сына примут в орден. Я не потерплю отказа!

– О, значит, ты служишь своему тщеславию, Арно? И готов отдать за это жизнь собственного сына?!

Арно пришел в бешенство от этих слов, вскочил с кресла и набросил на плечи плащ.

– Я слишком много тебе позволяю, Симона! Ни один мужчина не должен позволять женщине вести такие разговоры! Но сейчас ты окончательно перешла все границы! В этом доме хозяин – я, и я не намерен больше слушать твои бредни! – крикнул он и выбежал из дому.

Из Парижа граф уехал лишь два дня спустя. Он присоединился к его величеству в Пикардии, где император Карл, так и не смирившийся с поражением, пошел войной на фламандский город Эсден. Симона проводила Арно, но уже знала, что делать дальше. Граф, как всегда, оказался упрямым как осел, а она прекрасно знала, как поступать в таких случаях, чтобы сделать по-своему.

Она решила посетить медицинский факультет и убедить их разрешить Кристиану сдать экзамены. Когда лицензия врача будет у него в кармане, отцу придется пойти на попятный. Но даже если он продолжит упорствовать, по крайней мере, Кристиан успеет получить лицензию до отъезда на Мальту, и тогда и отец, и сын получат желаемое. Граф узнает о ее вмешательстве, придет в ярость, но ярость вскоре пройдет. Так было всегда. Она отправила письмо в школу медицины рядом с площадью Мобер и попросила о встрече с уважаемым доктором Филиппом Гиньяром, а также с его коллегами с факультета. Конечно же, у нее не было иллюзий, что они помогут матери, попавшей в сложное положение, бесплатно, поэтому она решила подкупить их и подготовилась к встрече, прихватив с собой увесистый кошелек.

Гиньяр и сотоварищи устроили ей теплый прием, появившись в своих форменных шапочках и длинных одеяниях с каймой из красного бархата. Собравшись за большим столом, они пригласили графиню сесть во главе и вежливо выслушали ее просьбу. Особенно внимательно они слушали ее, когда она подсластила пилюлю своим щедрым пожертвованием и обещанием, что оно не станет последним.

– Заверяю вас, графиня, – откашлявшись, начал Гиньяр, – что мы бы очень хотели удовлетворить вашу просьбу, но здесь речь идет о соблюдении правил. Ваш сын не прошел обучения у лицензированного цирюльника-хирурга в течение достаточного времени.

– Чушь! – отрезала Симона. – Он был учеником Марселя Фуко почти три года! Он служил его величеству в Меце!

– К нашему глубочайшему сожалению, месье Фуко лишился лицензии, – развел руками Гиньяр. – И то время мы не можем зачесть, а одной службы в Меце недостаточно. Возможно, он найдет себе другого учителя, и тогда через год-другой…

Симона поняла, что Арно успел поработать с членами комиссии раньше ее. Интересно, чем ему удалось подкупить их? – подумала графиня, глядя на лежащий перед ней на столе кошелек с флоринами. После встречи она пребывала в глубокой задумчивости. Служанка, ожидавшая во дворе и державшая за уздечку арабского скакуна графини, помогла Симоне сесть в седло, затем села на свою лошадь. Им пришлось ехать верхом, потому что по узким городским улочкам было разрешено ездить лишь королевским каретам, принадлежавшим его величеству Генриху и ее величеству Екатерине Медичи. Если карета требовалась королеве, то даже сам король отправлялся по делам верхом.

Они пересекли Малый мост и оказались на острове Сите, где Симона заехала в собор Нотр-Дам, поставила свечу за благополучное возвращение Арно и помолилась за его здоровье. Дальше ее путь пролегал через деревянный Большой мост на правый берег, мимо ювелирных лавок и переплетчиков, где они с Кристианом часто покупали книги. Она свернула на набережную в сторону Лувра, намереваясь выехать из города через ворота Сент-Оноре. Река кишела лодками и баржами, перевозившими только что пойманную в море рыбу, бочонки с вином с близлежащих виноделен или бревна из окрестных лесов. На самой набережной, как всегда, полным ходом шла торговля.

Симона лавировала между тележками и повозками, объезжала разносчиков воды и портовых грузчиков, рыбаков и прачек, пришедших на реку с большими корзинами белья. На протяжении всей поездки графиня продолжала разрабатывать план дальнейших действий. Можно обратиться напрямую в совет цирюльников-хирургов, который и принимал экзамены, но они ничего не станут делать без разрешения факультета, тем более Арно уже наверняка побывал и там. Придется придумать что-то еще. Есть и другие школы, в Монпелье и Женеве. Возможно, получится заручиться поддержкой отца, думала Симона.

У дверей склада на улице Магдалины стояла телега, грузчики загружали ее известью. Один из них появился в дверях и закинул в телегу тяжелый мешок. От нагрузки телегу перекосило, и тормозная колодка не выдержала. Телега медленно поехала, грузчик побежал за ней, пытаясь остановить, но улица шла под гору, и вскоре телега, набирая скорость, уже неслась к реке. Грузчик кричал: «Поберегись!», но его никто не слышал. Телега вылетела из переулка на набережную, чуть не врезалась в осла, а дальше на ее пути оказалась лошадь Симоны.

Графиня даже не успела понять, что случилось. Коня сбило с ног, из горла животного донеслось громкое ржание, похожее на пушечную канонаду.

Симона вылетела из седла и рухнула на мостовую. Рядом с ней лежал конь с переломанными ребрами, животное тяжело дышало и издавало утробные звуки, служанка завопила от ужаса, на ее крики сбежался народ. На морде арабского скакуна выступила кровавая пена, безумно вращая глазами, он попытался встать на непослушных ногах, но снова упал. Пока животное билось в предсмертных судорогах, из страха попасть под его копыта к графине никто не решался подойти.

Наконец конь затих.

Двое мужчин положили Симону на телегу и отвезли в ее городской дом.

При виде матери у Кристиана сдали нервы. Он повидал столько раненых и искалеченных на войне, но сейчас совершенно растерялся.

Только не ты! Mon Dieu, только не ты!

Тряхнув головой, он взял себя в руки, бросился к себе в комнату за спрятанным там саквояжем с инструментами, чуть не сбив с ног Ива, который, хромая и опираясь на трость, шел через зал. Кристиан опустился на колени рядом с ее постелью. Пульс был частый, но прощупывался хорошо, дыхание было спокойное. Череп не пострадал, в глазах не было поволоки – верного знака скорой смерти. Кристиан начал разрезать на ней одежду.

– Attendez! – c беспокойством в голосе окликнул его вошедший в комнату Ив. – Я уже послал за докторами!

– Я доктор, – ледяным тоном отозвался Кристиан, даже не глядя на брата.

– Еще нет, – ответил Ив твердо, но без всякой злобы. – Подожди, пока придет кто-то более… – Он замялся, крутя в руках трость. – Просто подожди, Кристиан! Прошу тебя!

Не обращая внимания на просьбы брата, Кристиан тщательно осмотрел Симону. Голова не пострадала. Переломов или серьезных травм груди, живота или таза не обнаружилось.

Вздохнув с облегчением, он наконец добрался до ноги и сразу понял, что она сломана выше колена. Перелом был закрытый, бедро распухло и почернело. Кристиан аккуратно прощупал бедро выше гематомы, пытаясь понять тяжесть перелома, но там, где должна была быть кость, пальцы уходили в мягкую плоть.

– А-а-а-а! – закричала мать, и Кристиан побелел.

Симона не очнулась, но заметалась, а потом снова застыла. Он успокоил ее, прикусив губу от напряжения и ужаса, ведь он произвел пальпацию намного выше предполагаемого места перелома, где пациентка должна была испытывать самую сильную боль. О нет, понял он, кость не просто сломана, а раздроблена, и вправить ее не удастся.

У Кристиана похолодело в животе, и внезапно ему отчаянно захотелось, чтобы другие доктора приехали поскорее.

Пострадавшая опять заметалась, затем пришла в себя. Боль графиня обычно переносила стоически, но сейчас она кричала, кричала и кричала, хотя Кристиан гладил ее лоб и шептал ей слова утешения, повторяя:

– Мама, с тобой все будет хорошо.

Но она как будто не слышала его.

– Надо послать гонца за отцом, – посмотрел на Ива Кристиан.

Вскоре прибыл Филипп Гиньяр в сопровождении еще троих врачей – тех самых, с кем Симона встречалась всего часом раньше. Гиньяр был с ним холоден, от общения у обоих остался неприятный осадок, но Кристиан все равно испытал облегчение, увидев его, так как знал, что мать окажется в руках лучшего доктора во всем Париже.

Кристиан попытался остаться в комнате во время осмотра Симоны, но его настойчиво попросили выйти, и он решил не тратить драгоценное время на споры. Дверь в комнату захлопнулась, и они с Ивом остались стоять в коридоре. Кристиан ушел в себя, братья молча стояли под дверью.

Через двадцать минут вышел Гиньяр с двумя помощниками. Их лица выдавали беспокойство.

– Ваша мать в тяжелом состоянии. Ей раздробило десять сантиметров бедренной кости выше колена. Видимо, туда пришелся основной удар телегой.

Когда Ив нервничал, у него появлялся легкий тремор в левой руке, а теперь, заметил Кристиан, его ладонь дрожала как лист на ветру, хотя Ив пытался держаться за рукоять трости.

– Она будет ходить? – спросил Ив.

– Ходить! – воскликнул Гиньяр. – Хорошо, если она выживет! Подобные травмы часто оказываются смертельными даже для таких сильных женщин, как графиня. У нее уже начинается легкий озноб, а вскоре наступит и лихорадка – наш главный враг. Не бойтесь, сир. Я дам все необходимые указания. Мы сделаем все возможное.

– Ей нужно ампутировать ногу, – перебил его Кристиан.

Ив дернулся от слова «ампутировать», а Гиньяр посмотрел на него так, словно молодой человек сошел с ума.

– Ампутируйте ей ногу ниже колена, и ничего хорошего не будет. Ампутируйте выше колена – и это убьет ее. Даже хирург должен это понимать.

– Ее убьют осколки кости, оставшиеся в ноге, – возразил Кристиан, пропустив оскорбление мимо ушей.

– Такое бывает. Иногда. А иногда – нет. Мы должны подойти к лечению обстоятельно. Однако если я и буду обсуждать это с кем-то, сир, то уж точно не с вами!

– Я видел такие операции! В Меце Паре поступал именно так в подобных случаях!

– Паре! – прошипел Гиньяр, к удовольствию своих коллег, как и он, ненавидевших Паре, успевшего стать посмешищем всего факультета. – Серьезно? Этот мясник отрезал кому-то ногу, да еще и выше колена?

– Вообще-то, не ногу, а руку, – признался Кристиан. – Но травма была похожая, от раны картечью. Он отрезал руку выше локтя.

– Похожая? Рука и нога? Смотрю, за месяц на войне вы многому научились. Прошу прощения, или за два месяца? – спросил Гиньяр, презрительно глядя на Кристиана. – В верхней части бедра слишком крупные сосуды, она истечет кровью, прежде чем мы успеем прижечь их каленым железом. Даже дюжина хирургов не успеет сделать это достаточно быстро.

– А мы обойдемся без прижигания, используем специальную смесь.

– Ну конечно, смесь!

Такие радикальные практики были не в чести у медицинского сообщества Парижа, которые продолжали отстаивать применение проверенного временем каленого железа.

– Скажу вам честно, сир, – продолжил Гиньяр, – я не потерплю таких оскорблений в адрес священной медицины и даже не удостою вас ответом! Граф дома? – спросил доктор у Ива, отвернувшись от Кристиана.

– Он в Эсдене с его величеством, магнификус, – ответил Ив. – Я уже послал за ним гонца.

– Тогда до его приезда я так понимаю, что буду иметь дело с вами. С вашего разрешения, сир, я подготовлю список всего необходимого для ухода за вашей матерью.