Текст книги "Снег на кедрах"

Глава 18

Вечером шестнадцатого числа, в пять минут шестого, Арт Моран постучался в кабинет судьи; ему открыл Эд Сомс, судебный пристав. Сомс был в пальто и держал в руке контейнер из-под обеда; он сказал Арту, что уже уходит, но судья еще на месте.

– Насчет Хайнэ? – поинтересовался Эд.

– Так ты уже в курсе, – сказал шериф. – Но знаешь что, Эд? Я здесь не по этому делу. И насчет Карла лучше нигде не болтать.

– Болтать не в моих правилах, – ответил Эд. – Может, кто другой, только не я.

– Ясное дело, Эд. Я верю тебе, – ответил Арт.

Судебный пристав, предварительно постучав, открыл дверь в кабинет судьи и сообщил тому, что пришел шериф поговорить с глазу на глаз.

– Хорошо, – ответил судья. – Попроси его войти.

Судебный пристав придержал для Арта дверь, посторонившись, чтобы дать ему пройти.

– До свидания, судья, – попрощался пристав с судьей.

– До завтра, Эд, – ответил судья. – Будь добр, запри дверь. На сегодня прием окончен.

– Хорошо, – ответил Эд и закрыл дверь.

Шериф сел, устроившись поудобнее и положив шляпу на пол. Судья терпеливо дождался щелчка дверного замка. И тогда только посмотрел прямо на шерифа.

– Карл Хайнэ? – спросил он.

– Он самый, – подтвердил шериф.

Судья Филдинг отложил ручку.

– А ведь дети остались, жена, – посетовал он.

– Да, – ответил Арт. – Утром я был у жены, сообщил ей. Вот беда-то!

Судья кивнул. Он сидел с суровым видом, поставив локти на стол, подпирая руками подбородок. Как всегда, казалось, что он вот-вот заснет; глаза судьи напоминали глаза бассет-хаунда. Щеки и лоб прорезали глубокие морщины, брови росли густыми серебристыми пучками. Арт вспомнил те времена, когда судья выглядел гораздо бодрее. Во время фестиваля клубники он ковал подковы – в подтяжках и с засученными рукавами, он работал, слегка щурясь.

– Как она? – спросил судья.

– Да не очень, – ответил Арт.

Судья посмотрел на шерифа, выжидая. Арт подобрал шляпу с пола, положил на колени и принялся теребить поля.

– Я пришел за ордером. Хочу обыскать шхуну Миямото Кабуо; шхуну, а может быть, и дом… еще не уверен.

– Миямото Кабуо, – повторил судья. – И что же вы думаете найти?

– Знаете, судья, – шериф наклонился, приблизившись к тому, – у меня возникли подозрения. Подозрения, понимаете? Я вам перечислю – всего пять пунктов. Первое: говорят, что в прошлую ночь, когда все и случилось, Миямото рыбачил неподалеку от Карла. Второе: Этта Хайнэ рассказала, что ее сын и этот Миямото давно враждовали – старые распри по поводу земельного участка. Третье: есть один трос, в смысле причальный конец, обнаруженный на стопоре «Сьюзен Мари» Карла, – похоже, кто-то пришвартовывался к шхуне Карла, так что я бы взглянул на причальные концы «Островитянина». Четвертое: от Уле Юргенсена мне стало известно, что оба, и Карл, и Миямото, наведывались к нему насчет покупки земли; Уле заключил сделку с Карлом. По словам Уле, Миямото ушел тогда вне себя от ярости, сказав, что потолкует с Карлом. Что ж, может, и потолковал… в море. Ну и… не сдержался.

– А пятое? – спросил судья.

– Пятое?

– Пятый пункт. Я услышал только четыре. Какой же пятый?

– Ах да… – спохватился Арт Моран. – Дело вот в чем. Во время вскрытия Гораций тщательно осмотрел тело и обнаружил на виске глубокую рану. У Горация есть предположение на этот счет, и оно очень даже сходится со словами Уле Юргенсена. Да и Этты тоже, если уж на то пошло. Так вот, Гораций сказал, что видел такое на войне. Что такие раны наносили япошки концами прикладов. Что япошек этих сызмальства учат владеть мечом. Гораций назвал эти приемы словом «кэндо». И что рана на черепе Карла очень напоминает рану от одного из таких приемов. Поначалу я не придал словам Горация никакого значения. Даже когда рыбаки в доках рассказали, что в ту ночь видели Миямото неподалеку от Карла, я тоже ни о чем таком еще не думал. И ничего не заподозрил. Но уже днем, когда Этта рассказала о тех стычках, что были у нее с Миямото, да еще после беседы с Уле Юргенсеном я задумался. И решил, что стоит отработать эту версию – обыскать судно Миямото. Так, на всякий случай. Только чтобы убедиться.

Судья потрогал себя за нос.

– Даже не знаю, Арт, – сказал он. – Во-первых, это поспешное заключение Горация… рана Карла может не иметь ничего общего с ранами от ударов японских солдат… Да и какое они имеют отношение к Миямото? Потом Этта Хайнэ… тут и обсуждать нечего. В этой женщине столько злобы, что к ней у меня нет ни малейшего доверия. А насчет пятидесяти рыбаков, выходивших вчера в туман… так эта братия на все способна… стоит только кому увидеть, что к косяку пристроился кто-то еще. Уле Юргенсен… Да, согласен, это уже кое-что. Тут есть над чем задуматься. Но…

– Понимаете, – перебил судью Арт, – если мы будем рассуждать слишком долго, упустим возможность. Рыбаки скоро выходят в море.

Судья подтянул рукав и прищурился, глядя на часы:

– Двадцать минут шестого. Да, правда ваша.

– У меня с собой показание под присягой, – не отступался шериф, высовывая из кармана рубашки бумагу. – Я торопился, но в нем все верно, судья. Все изложено четко и ясно. Я хочу провести обыск с единственной целью – найти орудие убийства. Если оно вообще существует.

– Что ж, – принял решение судья, – думаю, не будет ничего дурного, если вы проведете обыск, Арт. – Он перегнулся через стол, приблизившись к шерифу: – И чтобы с чисто юридической стороны все было чисто, сделаем вот что. Вы готовы поклясться, что факты, изложенные в вашем показании, верны? Клянетесь?

Шериф поклялся.

– Хорошо. Ордер у вас с собой?

Шериф вынул еще одну бумагу из другого кармана рубашки; судья развернул ее под настольной лампой и взялся за авторучку.

– Я подписываю его, – сказал судья. – Вам разрешается осмотреть шхуну Миямото, но не их дом. Никакого вмешательства в жизнь жены и детей, пока я не вижу в этом необходимости. И не забудьте, Арт, у вас ордер на ограниченный обыск. Только орудие убийства и ничего больше. Я не потерплю, если вы перевернете там все вверх дном.

– Вас понял, – ответил Арт. – Ищу исключительно орудие убийства.

– Если на шхуне ничего не найдете, утром приходите ко мне. Тогда поговорим об обыске дома.

– Хорошо, – ответил Арт. – Спасибо.

Он попросил у судьи разрешения позвонить и набрал номер участка. Трубку сняла Элинор Доукс.

– Передайте Абелю, чтобы ждал меня возле доков, – распорядился Арт. – И пусть захватит с собой фонарик.

В те времена, в 1954-м, рыбаки Сан-Пьедро видели вокруг себя всевозможные предзнаменования, такие, о которых остальные и не догадывались. Для рыбаков незримая паутина причин и следствий присутствовала повсюду, только этим они и объясняли тот факт, что в одну ночь вытянутая сеть приносила лосось, а в другую – лишь бурые водоросли. Одно дело – все эти приливы-отливы, течения и ветры, и совсем другое – удача. У себя на борту рыбак никогда не произнесет слов «лошадь», «свинья» или «кабан» – так недолго навлечь непогоду, а то еще линь может затянуть в двигатель. Если положить крышку люка вверх дном, принесет шторм с юго-запада; чемодан черного цвета на борту запутает оснастку и перекрутит сеть. Те из рыбаков, кто поднимет руку на чаек, рискуют навлечь на себя гнев корабельных духов, потому как в чаек вселяются души пропавших в море. Зонт тоже не предвещает ничего хорошего, равно как и разбитое зеркало или подаренные ножницы. Только у сопливого новичка хватит ума, находясь на борту, подрезать ногти, или передавать другому рыбаку мыло в руки, вместо того чтобы сначала положить его, или открывать консервную банку не с той стороны. Любое из этих действий может стать причиной плохого лова или испортившейся погоды.

В тот вечер Кабуо шел к докам с аккумулятором для своего «Островитянина»; подходя, он заметил стаю чаек, примостившихся на сетевом барабане и стабилизаторах, а также на крыше рубки. Когда он поднялся на борт, ему сначала показалось, что чаек тридцать взмыло к небу, оглушительно хлопая крыльями; однако птиц оказалось гораздо больше, с полсотни, они снялись с «Островитянина», снарядами вылетая из кубрика. Чайки покружили над всей территорией доков и опустились на водную рябь подальше от берега.

У Кабуо заколотилось сердце. Он не очень-то верил во все эти приметы, но видеть такое ему еще не доводилось.

Кабуо прошел внутрь и отодвинул крышку аккумуляторного гнезда. Загнал в паз новый аккумулятор, подвел провода и наконец завел двигатель. Подождал немного и щелкнул тумблером первой помпы, закачивая в палубный шланг воду. Стоя на краю крышки люка, Кабуо вымывал птичий помет из желобов. Чайки нарушили его душевное спокойствие, ему стало как-то не по себе. Он видел, как начали отходить другие шхуны; минуя бакены Эмити-Харбор, рыбаки направлялись в промысловые места за лососем. Кабуо глянул на часы – было уже без двадцати шесть. В этот раз он решил попытать счастья на Судоходном канале: можно было ожидать неплохого улова у мыса Эллиот.

Глянув вверх, Кабуо заметил одинокую чайку, упрямо сидевшую на планшире слева, в десяти футах над кормой. Это была жемчужно-серая чайка с белыми крыльями – молодая серебристая чайка с широкой выпуклой грудью; казалось, она тоже наблюдает за ним.

Кабуо осторожно протянул руку назад и до отказа крутанул вентиль шланга. Вода под высоким напором хлынула на палубу, рикошетом ударив по корме. Он краем глаза глянул на чайку и быстро повернулся влево, наставив шланг на птицу. Вода залпом пальнула по ничего не подозревавшей птице, попав в самую грудь; чайка попыталась выбраться из потока, но мощная струя размозжила ей голову о планшир «Звезды пролива», пришвартованной у соседнего причала.

Все еще держа шланг, Кабуо стоял у планшира и смотрел на умирающую чайку. Как раз в это время рядом с его шхуной появились Арт Моран и Абель Мартинсон; в руках они держали фонарики.

Шериф дважды полоснул ладонью поперек шеи.

– Заглушите двигатель, – крикнул он Кабуо.

– Чего ради? – отозвался Кабуо.

– У нас ордер на обыск, – прокричал шериф, вытаскивая бумагу из кармана. – Мы должны обыскать вашу шхуну.

Кабуо моргнул, глядя на шерифа; лицо его сделалось жестким. Он дернул кольцевую насадку и уставился прямо на шерифа:

– Это надолго?

– Понятия не имею, – ответил шериф. – Может, и надолго.

– Что же вы ищете? – поинтересовался Кабуо.

– Орудие убийства, – ответил Арт. – Вы подозреваетесь в убийстве Карла Хайнэ.

Кабуо снова моргнул и бросил шланг на палубу.

– Я не убивал Карла Хайнэ, шериф. Не убивал, – сказал он.

– Ну, тогда вам и бояться нечего, – ответил Арт, поднимаясь на борт.

Они с Абелем обогнули рубку и спустились в кубрик.

– Взгляните на это, – сказал шериф, передавая Кабуо ордер. – А мы пока начнем. Если ничего не обнаружим, можете отправляться.

– Тогда я могу отправляться, – ответил Кабуо. – Потому что ничего такого у меня нет.

– Вот и хорошо, – ответил Арт. – А теперь заглушите двигатель.

Втроем они зашли в рубку. Кабуо ударил по кнопке электростартера рядом с рулем. Двигатель заглох, и установилась тишина.

– Давайте начинайте, – сказал им Кабуо.

– А вы не волнуйтесь так, присаживайтесь, в ногах правды нет, – посоветовал ему Арт. – Вон посидите пока на койке.

Кабуо сел. Прочитал ордер на обыск. И стал смотреть, как помощник шерифа, Абель Мартинсон, перебирает инструменты в ящике. Абель брал каждый гаечный ключ и осматривал его под лучом фонаря. Закончив, он провел фонарем по полу камбуза, опустился на колени и отверткой для болтов открутил заслонку аккумуляторного гнезда. Приоткрыв ее, он посветил фонариком, разглядывая аккумуляторы и нижние углубления в гнезде.

– Все D-6 на месте, – сказал он.

Кабуо ничего не ответил; Абель закрыл заслонку, отложил отвертку и выключил фонарь.

– Двигатель под койкой? – спросил он у Кабуо.

– Да, – ответил тот.

– Тогда поднимите матрас, – попросил Абель. – Я загляну, если не возражаете.

Кабуо встал, скатал матрас с бельем в сторону и открыл отсек двигателя.

– Смотрите, – сказал он Абелю.

Абель снова включил фонарь и просунул голову в отсек.

– Ничего, – сказал он через некоторое время. – Можете закрывать.

Они вышли на корму; впереди шагал Абель. Шериф перебирал разные вещи: дождевик, резиновые перчатки, поплавки, удочки, шланг, спасательный круг, палубные швабры, ведра… Он не торопился – задумчиво рассматривал каждую вещь. Шериф медленно обошел все судно; опускаясь на колени, он внимательно разглядывал причальные концы на каждом стопоре. Пройдя вперед, шериф склонился над якорем, молча обдумывая что-то. Потом вернулся обратно на корму и сунул фонарь за пояс.

– Я вижу, вы недавно заменили трос, – обратился он к Кабуо. – Тот, что на втором стопоре, ближе по левому борту. Совсем новенький трос.

– Не такой уж и новый, – ответил Кабуо.

Шериф посмотрел на него пристально.

– Да, конечно, – ответил он. – Конечно. Ну-ка, Абель, помоги мне откинуть крышку трюма.

Они отодвинули крышку и вместе заглянули внутрь. На них пахнуло рыбой.

– Ничего, – ответил Абель. – Что дальше?

– Прыгай вниз, – скомандовал ему шериф. – Погляди там.

Помощник шерифа спустился в трюм. Пригнулся и включил фонарь, оглядываясь.

– Ничего, – наконец послышался его голос.

– Вот именно, – сказал им Кабуо. – Вы, ребята, только зря время тратите. И свое, и мое. Мне пора выходить в море.

– Вылезай, – позвал помощника Арт.

Абель развернулся в сторону правого борта, взявшись за комингс люка. Кабуо увидел, как помощник шерифа вдруг уставился вверх, на планшир по правому борту – на стене висел гафель с длинной ручкой.

– Глянь-ка, – позвал Абель шерифа.

Он подтянулся, выбираясь из трюма, и схватил тяжелый, в три с половиной фута длиной гафель со стальным заостренным крюком на конце. И передал его Арту.

– На нем кровь, – показал Абель.

– Это от рыбы, – сказал Кабуо. – Запачкался, когда я им рыбу багрил.

– А почему рыбья кровь на тупом конце ручки? – поинтересовался Арт. – Она же должна быть на крюке. Как же вы его держите?

– Все очень просто, шериф, – ответил Кабуо. – Кровь попала на руку. Так бывает, любой рыбак подтвердит вам это.

Шериф достал из заднего кармана брюк платок и взялся им за гафель.

– Я забираю его на экспертизу, – сказал он и передал гафель помощнику. – Согласно ордеру я вправе сделать это. А вас я попросил бы остаться сегодня дома и не выходить в море до моего распоряжения. Понимаю, что вы хотите отправиться на лов, но все же я попросил бы вас остаться. Возвращайтесь домой и ждите, пока я не свяжусь с вами. В противном случае мне придется вас арестовать, причем немедленно.

– Я не убивал, – упрямо твердил Кабуо. – Но сидеть дома мне тоже некогда. В такую хорошую погоду нельзя не выйти в море, я…

– В таком случае вы арестованы, – оборвал его шериф. – А то выйдете на своей шхуне и через полчаса будете в Канаде.

– Я не собираюсь никуда бежать, – возразил Кабуо. – И после лова сразу же вернусь домой. А вы к тому времени убедитесь, что на гафеле кровь рыбы, а не Карла Хайнэ. Я выйду сегодня вечером в море, а утром приду к вам.

Шериф покачал головой и просунул ладони за ремень, обхватив большими пальцами пряжку.

– Нет, так не пойдет, – не согласился шериф. – Вы арестованы. Мне очень жаль, но придется задержать вас.

Шериф подумал, что с начала расследования прошло всего пять часов. «Шерлок Холмс», – вспомнилось ему. Гораций Уэйли посмеялся тогда над его слабостью рядом с препарированным трупом. Шерифу вспомнилась пеленка на плече у Сьюзен Мари, палец, затянутый в перчатку, указывающий на пирог, этот белый палец, приглашающий его угоститься мятной карамелью. Сьюзен Мари рухнула тогда на ступени, расставив ноги, а рядом с ней стояла бутылочка. Да, получилось, что он и впрямь действовал как Шерлок Холмс, это была своего рода игра. Он и не думал обнаружить что-нибудь, ведь Карл Хайнэ просто утонул. Упал за борт, как это случалось с рыбаками, и умер, потому что ничего другого ему не оставалось. Арт верил в силу обстоятельств. В его понимании случавшиеся в жизни несчастья были вполне обыденным явлением. Несчастья, которые он успел повидать, работая шерифом, оставляли яркий и болезненный след в его памяти; он видел их так часто, что знал: впереди его ждет еще много чего подобного. Такова жизнь, и здесь она ничем не отличалась от жизни где-либо еще – и на острове время от времени что-нибудь плохое да случалось.

Но теперь у него впервые зародилось подозрение, что несчастный случай смахивает на убийство. Он должен был предвидеть, что рано или поздно дойдет и до этого. Арт с удовлетворением подумал, что в данном случае действовал как профессионал и расследование вел не хуже кого другого на его месте. Теперь Гораций Уэйли не станет высмеивать его.

Шериф также подумал и о том, что, несмотря на все свое упрямство, Гораций Уэйли оказался прав. Вот он, этот японец, с окровавленным орудием убийства, на которое Гораций намекал. Вот он, этот самый японец, к которому неуклонно приводили опросы каждого жителя острова.

Арт посмотрел в спокойные глаза японца, чтобы разглядеть в них правду. Но окаменевшее лицо отражало лишь высокомерие, и невозможно было что-либо прочесть по нему. За суровым взглядом невозможно было разобрать чувства, это был взгляд человека, что-то скрывающего.

– Вы арестованы, – повторил шериф. – Арестованы в связи со смертью Карла Хайнэ.

Глава 19

Утром седьмого декабря к восьми тридцати зал суда заполнился; пришедшие рады были попасть в жарко натопленное радиаторами помещение. Влажную верхнюю одежду они оставили в гардеробе, но все равно в зале запахло снегом: от волос, от свитеров, брюк и сапог. Эд Сомс снова включил радиаторы посильнее – старшина присяжных рассказал ему, что ночью в гостинице кое-кто из присяжных мерз. Стоны, испускаемые злополучными гостиничными радиаторами, а также порывы ветра, сотрясавшие окна, не давали заснуть. Старшина рассказывал, что, прежде чем разойтись по номерам, они собрались на втором этаже; некоторые предположили, что из-за бурана судебное заседание могут отложить. Многим так и не удалось заснуть; они дрожали в холодных кроватях, а в гостинице все дребезжало под натиском бури.

Эд извинился перед присяжными за такие неудобства; он показал им на кофейник с горячим кофе, оставленный в приемной, и сказал, что во время дневного перерыва можно будет попить кофе. Так же как и вчера, он показал им шкафчик, в котором висели четырнадцать кофейных чашек, подвешенные за ручки к медным крючкам. Показал, где можно найти сахарницу, и извинился, что нет сливок – в лавке Петерсена раскупили все запасы. Он понадеялся, что они все же как-нибудь обойдутся без сливок.

Старшина сообщил, что присяжные готовы, и Эд провел их в зал суда. Журналисты заняли отведенные им места, ввели обвиняемого, и Элинор Доукс села за стенотип. Эд попросил всех встать; из прилегающего к залу кабинета вышел судья Филдинг и прошествовал к скамье с таким видом, будто зал был пуст. Он, по обыкновению своему, казался ко всему безучастным. Сев и подперев голову кулаком, он кивнул Элвину Хуксу:

– Второй день заседаний, но вы продолжаете, господин обвинитель. Так что милости просим. Вызывайте вашего свидетеля.

Элвин встал с места и поблагодарил судью. Он выглядел бодрым, был чисто выбрит, на нем отлично сидел шерстяной костюм с большими плечами у пиджака.

– Государственный обвинитель вызывает доктора Стерлинга Уитмена, – объявил Элвин.

С места на нижних рядах галереи поднялся человек, которого никто раньше не видел; он подошел к месту дачи свидетельских показаний, где Эд принял у него присягу. Мужчина был высоким, не ниже шести футов пяти дюймов, и костюм на нем казался кургузым – из-под рукавов во всю длину торчали манжеты, а сам пиджак сборился под мышками.

– Доктор Уитмен, – обратился к нему обвинитель. – Мы признательны вам за то, что не побоялись бросить вызов стихии и пришли дать показания. Я знаю, что только горстка жителей с континента решилась сесть на паром, отходивший в 6:25. Ведь это так?

– Да, – подтвердил доктор Уитмен. – Нас было шестеро.

– Захватывающее путешествие в такую яростную метель, – добавил Элвин.

– Да, – снова повторил доктор Уитмен.

Он оказался чересчур большим для стойки и был похож на аиста или журавля, которого запихали в коробку.

– Доктор Уитмен, – обратился к нему обвинитель. – Вы являетесь специалистом в области гематологии и работаете в госпитале Анакортеса. Я правильно говорю?

– Да, все правильно.

– И как долго вы работаете в госпитале?

– Семь лет.

– Пожалуйста, поясните, что входит в ваши должностные обязанности.

– Если говорить именно о гематологии, то я работаю в этой области последние шесть с половиной лет.

– Значит, вы гематолог, – произнес Элвин. – Позвольте спросить вас, чем именно занимается гематолог?

Доктор Уитмен почесал сначала затылок, потом макушку и, наконец, лицо с левой стороны, пониже дужки очков.

– Я занимаюсь выявлением патологий крови и их лечением, – ответил он. – В основном беру пробы крови и провожу исследования. А потом консультируюсь с лечащими врачами.

– Понятно, – произнес Элвин Хукс. – Выходит, шесть с половиной лет вы занимаетесь… как бы это выразиться попроще… анализом крови? И на основании этих анализов делаете выводы? Я вас правильно понял?

– В общем, да, – ответил гематолог.

– Очень хорошо, – отозвался Элвин. – А теперь, доктор Уитмен, скажите мне, вправе ли мы назвать вас специалистом в области исследования крови? Учитывая шесть с половиной лет вашего опыта? Можете ли вы сказать о себе, что приобрели достаточный опыт в области, скажем, определения группы крови человека?

– Вне всяких сомнений, – ответил Стерлинг Уитмен. – Видите ли, группы крови, они… стандартны. И определение их – процедура стандартная для любого гематолога.

– Хорошо, – сказал Элвин. – Вечером… поздним вечером шестнадцатого сентября этого года шериф данного округа привез вам гафель и попросил определить группу крови, найденной на нем. Это так, доктор Уитмен?

– Да.

Элвин крутанулся на каблуках и посмотрел на Эда; тот передал ему рыболовный гафель.

– А теперь, доктор Уитмен, – обратился к нему обвинитель, – я хочу показать вам вещественное доказательство под номером 4-В. Я передаю его вам, чтобы вы как следует его рассмотрели.

– Хорошо, – ответил гематолог.

Он взял из рук обвинителя гафель с длинной ручкой и стальным заостренным крюком на конце; на ручке висела бирка с номером.

– Да, я посмотрел, – произнес он.

– Очень хорошо, – ответил Элвин. – Вам знаком этот рыболовный гафель?

– Да, знаком. Именно его привез шериф Моран вечером шестнадцатого сентября. На гафеле было пятно крови, и шериф попросил меня сделать кое-какие анализы.

Элвин взял у доктора гафель и положил на стол рядом с другими вещественными доказательствами, чтобы предмет был хорошо виден присяжным. Затем нашел среди своих бумаг папку и вернулся к свидетелю.

– Доктор Уитмен, – обратился обвинитель к свидетелю, – я хочу передать вам то, что предлагаю внести в список вещественных доказательств под номером 5-А. Вы знаете, что это такое?

– Да, – ответил гематолог. – Это мой отчет. Я составил его после того, как исследовал пятно на гафеле, принесенном шерифом Мораном.

– Посмотрите внимательно, – попросил его Элвин. – Убедитесь, что это тот самый отчет, который вы составили.

Гематолог пролистал страницы.

– Да, тот самый, – немного погодя подтвердил он. – Похоже, он. Да.

– А эта подпись на последней странице? Она ваша?

– Да.

– Благодарю вас, доктор, – сказал Элвин и взял у гематолога папку. – Ваша честь! – обратился Элвин к судье. – Обвинение хотело бы ввести в дело вещественное доказательство под номером 5-А.

Нельс Гудмундсон прокашлялся:

– Не возражаю.

Судья Филдинг принял вещественное доказательство; Эд Сомс быстро поставил на папке печать. После чего Элвин снова передал ее гематологу.

– Итак, доктор Уитмен, – продолжал обвинитель, – я возвращаю вам этот предмет, теперь уже вещественное доказательство за номером 5-А, ваш отчет об анализах крови на рыболовном гафеле. Будьте добры, расскажите суду вкратце о ваших выводах.

– Конечно, – ответил гематолог и, испытывая неловкость, потянул манжету. – Пункт первый: кровь на рыболовном гафеле, полученном мною на экспертизу от шерифа Морана, оказалась человеческой кровью, так как последовала мгновенная реакция на антитела. Пункт второй: кровь можно отнести к третьей группе, резус-фактор положительный, что установлено в результате исследований под микроскопом.

– Что-нибудь еще, что заслуживает внимания? – осведомился Элвин.

– Да, – ответил гематолог. – Шериф попросил меня проверить по учетным записям госпиталя группу крови рыбака по имени Карл Хайнэ – младший. Я проверил, в учетных книгах нашлась такая запись. После войны мистер Хайнэ проходил у нас курс физиотерапии, и на него была заведена медицинская карта. Я просмотрел ее и включил в свой отчет. У мистера Хайнэ была третья группа крови.

– Третья группа… – повторил Элвин. – То есть вы хотите сказать, что кровь, обнаруженная на рыболовном гафеле, совпадает с кровью покойного? Совпадает?

– Да, – подтвердил гематолог. – Совпадает.

– Но позвольте, доктор Уитмен… – возразил Элвин. – Наверняка найдется немало людей с такой же группой крови. Вы можете со всей определенностью заявить, что это кровь Карла Хайнэ?

– Нет, не могу, – ответил гематолог. – Однако позвольте заметить, что третья группа, резус-фактор положительный встречается довольно редко. Это подтверждено статистикой. Такая группа встречается самое большее у десяти процентов белого мужского населения.

– То есть у каждого десятого белого мужчины? Так?

– Да.

– Ясно, – сказал Элвин. – Значит, один из десяти.

– Именно так, – подтвердил гематолог.

Элвин прошелся перед присяжными, приблизившись к столу, за которым сидел подсудимый.

– Доктор Уитмен, – обратился обвинитель к врачу. – Подсудимого зовут Миямото Кабуо. Фигурирует ли данное имя в вашем отчете?

– Да.

– И в какой связи?

– Дело в том, что шериф попросил меня проверить также и учетные записи на Миямото. Поскольку я искал данные на Карла Хайнэ, шериф попросил найти также и данные на Миямото. Я нашел их и просмотрел по его просьбе. Как и в случае с Карлом Хайнэ, мне удалось найти медицинскую карту Миямото. Во время призыва у него брали кровь на анализ и определили первую группу, резус-фактор отрицательный.

– Первая группа, резус-фактор отрицательный? – переспросил Элвин.

– Именно так.

– А кровь на рыболовном гафеле, том самом, что шериф принес вам, том самом, что он нашел при обыске на борту подсудимого, том самом, что вы только что держали в руках… это что за кровь? Третьей группы?

– Да, третьей группы, резус-фактор положительный.

– Значит, кровь на гафеле – это не кровь подсудимого?

– Нет.

– И не кровь забитого лосося?

– Нет.

– То есть эта кровь не принадлежит ни рыбе, ни какому другому животному?

– Нет.

– И она совпадает по группе с кровью покойного? С кровью Хайнэ-младшего?

– Да.

– И саму группу вы относите к редким?

– Да.

– Благодарю вас, доктор Уитмен. У меня все.

К гематологу заковылял Нельс Гудмундсон, чтобы в свою очередь допросить его. Ко второму дню судебного заседания он уже вовсю забавлял репортеров, которые тайком усмехались всякий раз, когда Нельс откашливался, садился или вставал. Нельс Гудмундсон был пожилым человеком и носил подтяжки; один глаз его вертелся беспорядочно в глазнице. Нельс был небрежно выбрит, кожа на горле свисала складками, рыхлая, морщинистая и розоватая, с редкими серебристыми щетинками. И все же, хотя временами вид у Нельса был довольно потешный, репортеры посерьезнели, когда он проходил перед ними, – они заметили, как пульсирует вена у него на виске и как глубок свет в его здоровом глазу.

– Итак, доктор Уитмен, – обратился к врачу Нельс. – Не возражаете, если я тут поспрашиваю вас кое о чем?

Гематолог ответил, что ничуть не возражает, что именно для этого и приехал на Сан-Пьедро.

– Что ж, – сказал Нельс, – тогда позвольте спросить вас об этом рыболовном гафеле. Вот вы говорите, что обнаружили на нем кровь.

– Да, – подтвердил гематолог. – Я дал показания на этот счет. Да, так оно и есть.

– А эта кровь… Где именно вы обнаружили ее? – поинтересовался Нельс. Он взял гафель и передал его свидетелю: – На какой части гафеля? На тупом конце? Или на острие?

– На тупом, – ответил гематолог. – Вот здесь, – показал он, – на стороне, противоположной крюку.

– Прямо здесь? – переспросил Нельс, показывая на тупой конец. – Вот на этой деревянной ручке?

– Да.

– А кровь не впиталась в дерево? – поинтересовался Нельс. – Скажите, доктор, такая древесина, случаем, не впитывает кровь?

– Да, сэр, немного впиталась, – подтвердил гематолог. – Но мне все же удалось взять образец материала на исследование.

– Каким образом? – спросил Нельс, все еще держа гафель в руке.

– Я соскоблил некоторое количество. Так берут на анализ высохшую кровь. Надо просто поскрести.

– Понятно, – сказал Нельс. – То есть вы поскребли лезвием? Так, доктор?

– Да.

– Соскребли кровь на стекло микроскопа? Я правильно говорю – на стекло микроскопа?

– Да.

– И что вы увидели? Наверное, кровь и древесную стружку?

– Да.

– Может, что-нибудь еще?

– Нет.

– Значит, больше ничего… Только кровь и стружку?

– Именно так.

– Скажите, доктор, – спросил его Нельс, – а не было ли на гафеле осколков костей, волосков или фрагментов кожи?

Гематолог решительно покачал головой.

– Ничего такого, – ответил он. – Только кровь и древесная стружка.

– Доктор, – снова обратился к нему Нельс, – а не кажется ли это вам странным? Если гафелем и в самом деле нанесли удар по голове, разве не должны остаться на нем какие-то свидетельства удара? Скажем, волоски или осколки черепной кости? А может, фрагменты кожи? То, что естественным образом указывало бы на ранение головы? Как вы считаете, доктор Уитмен? Какое-нибудь свидетельство того, что данное орудие было использовано для нанесения подобной раны?

– Шериф Моран попросил меня провести два анализа крови, – ответил свидетель. – Что я и сделал. Мы установили, что…

– Да, да, я понял вас, – не дал ему договорить Нельс. – Вы уже свидетельствовали – кровь на гафеле относится к третьей группе. Но никто этого и не оспаривает. Я же хочу услышать от вас, человека, который шесть с половиной лет рассматривает кровь под микроскопом, следующее – не логично ли было бы ожидать в образце крови, взятом с предполагаемого орудия убийства, волоски, фрагменты кости или кожи? Как по-вашему, доктор?

– Не знаю, – ответил гематолог.

– Не знаете? – переспросил Нельс. Гафель, все это время бывший у него в руке, он положил на стойку – между собой и гематологом. – Доктор, – снова обратился к Уитмену адвокат, – коронер, осматривавший покойного, в своем отчете написал, если мне не изменяет память, следующее: «Вторая рваная рана, меньших размеров, протянулась от складки между большим и указательным пальцами до внешней стороны запястья и имеет недавнее происхождение». Иными словами, порез на руке. Обычный порез на правой руке Карла Хайнэ. Скажите, доктор Уитмен, возможно ли, что в результате подобного пореза кровь, та самая, третьей группы, впиталась в деревянную ручку гафеля? Если предположить, что эту ручку обхватили рукой? Как вы считаете, доктор, возможно такое?