Текст книги "Поиск смысла. Заключительная стадия горевания, которая поможет пережить потерю и начать двигаться дальше"

Как наш разум создает будущее? Какую роль во всем этом играют наши мысли? Потеряв близкого человека, сохраняете ли вы контроль над чем-либо, тем более над собственным разумом? Можно ли изменить смысл, который вы вкладываете в то, что произошло?

Ответ – да, вы можете управлять своим разумом. Ваши мысли создают смысл. Смысл определяет историю, которую вы рассказываете себе, и историю, которую вы рассказываете другим. «Я исцеляюсь» или «Я застрял». «Я никогда больше не буду жить» или «Я буду жить и сделаю все, чтобы жизнь и смерть моего любимого человека не прошли бесследно».

Через несколько месяцев после смерти Дэвида я приехал в Нью-Йорк и повидался с одним своим другом. В прошлом году я увиделся с ним снова. Я только что вернулся из Австралии, где сломал руку, и явился на встречу в гипсе. «Вечно ты ранен, – заметил он. – В прошлый раз эмоционально, теперь физически». «Да, но когда я вижу тебя, я исцеляюсь», – улыбнулся я.

История, которую вы рассказываете себе, становится вашим смыслом. Если история о смерти мамы, которую я рассказывал себе в течение многих лет, держала меня в плену боли, то истории, которые я написал от лица родителей, даровали мне свободу. Точно так же истории, которые вы рассказываете себе о будущем, могут помочь вам освободиться от боли, терзающей вас сейчас.

Анализируя свою интерпретацию событий, обратите внимание на эмоциональный тон, на восприятие прошлого и будущего. Подумайте о смысле, который вы вкладываете в то, что произошло:

Кроме того, я призываю скорбящих вычеркнуть из их словарного запаса два слова – никогда и всегда. Когда люди утверждают, что «больше никогда не будут счастливы», я говорю: «Возможно, но исследования показали, что так бывает редко». «Только не после того, что со мной произошло», – возражают мне. Тогда я рассказываю об исследовании, опубликованном много лет назад в журнале The Journal of Personality and Social Psychology. Авторы сравнили людей, выигравших в лотерею, с людьми, которые утратили возможность двигаться после несчастного случая. Судя по результатам, всем нам присущ определенный базовый уровень счастья. В долгосрочной перспективе выигрыш в лотерею не сделал людей такими счастливыми, а трагедия – такими несчастными, как можно было ожидать. Ваша жизнь уже никогда не будет прежней, но счастье по-прежнему возможно. Никогда больше не быть счастливым – это утверждение о будущем. Тем не менее никто не может предсказать будущее. Наверняка мы можем знать только одно: сегодня мы несчастны. Поэтому разумнее всего сказать: «Сегодня я несчастлив» – и этим ограничиться.

В одной из групп поддержки я познакомился с женщиной, чей сын умер несколько лет назад. На сеансе она пожаловалась, что ей не дает покоя его образ в морге. Поскольку мы имели дело с горем, а не с травмой, я сказал, что она должна изменить мысли, которые напоминают ей об этом ужасном моменте.

– Я не могу этого сделать, – покачала головой она.

– Так принято считать, но в горе мы обязаны в этом усомниться, – возразил я. – Неужели вы правда не можете изменить свои мысли? В действительности мы проделываем это каждый день. Мы сами выбираем, о чем думать и в каком ключе. Как общество, мы плохо это осознаем. Нам кажется, что у нас нет власти над тем, что происходит в нашем сознании, но это не так.

– Дэвид, эти образы возникают сами собой, – перебила она. – И мне становится очень грустно.

– В этом я не сомневаюсь, но давайте кое-что попробуем. Не могли бы вы все на минутку закрыть глаза? Постарайтесь представить большого фиолетового слона. Поднимите руку, когда увидите этот образ.

Через секунду руки подняли все присутствующие. Когда они открыли глаза, я сказал:

– Я только что изменил ваши мысли. Я заставил всех людей в этой аудитории думать о фиолетовом слоне. Мы можем менять наши мысли.

Даже такое простое упражнение напоминает нам, что мы в состоянии управлять собственным разумом. Представьте, что мысли в вашем сознании подобны растениям в саду. Те мысли, которые вы будете поливать, будут расти.

– Предположим, у вас в голове возникает ужасный образ. Если вы будете смотреть на него и уверять себя, что не можете остановиться, он станет только ярче и сильнее, – объяснил я. – В следующий раз скажите тебе: «О боже, я вижу своего сына в морге, но я также помню, каким счастливым он был, когда мы праздновали его пятый день рождения». Задержите внимание на этом позитивном образе и по возможности конкретизируйте его. При необходимости освежите память фотографиями, которые вы сделали по этому случаю. Со временем вы начнете видеть и другие хорошие моменты. Когда вы поливаете эти мысли, они растут. В вашей власти сделать акцент на воспоминаниях, наиболее значимых для вас.

«Не поймите меня неправильно, – обычно добавляю я. – Вы должны честно рассказывать свою историю, не замалчивая и не шлифуя неприятные части. Это очень важно».

На раннем этапе мы должны осмыслить событие, впитать его. После этого мы сможем поместить болезненные воспоминания в более широкий контекст, перестав изолировать их от целого и бесконечно проигрывать перед своим мысленным взором. Жизнь наших близких состояла не только из плохих моментов. Люди, переживающие травматическое горе, часто задаются вопросом, почему те или иные образы снова и снова всплывают в их сознании. Я объясняю, что в их голове пока нет места для этой истории. Наш разум подобен компьютеру, но папка для этого события еще не создана. Воспоминания будут всплывать в памяти до тех пор, пока мы не интегрируем их в нашу психику.

После того как мы достигли принятия и в полной мере ощутили свою боль, нам может потребоваться выйти за ее пределы и взглянуть на нее под другим углом – увидеть, какой смысл извлекают из своих потерь другие люди. Иногда осознание того, что вы не одиноки в боли, производит целебный эффект. После смерти отца Йен замкнулась в себе. В ходе беседы она сказала, что решила составить перечень болезненных воспоминаний, чтобы попытаться принять свою боль, но вскоре отказалась от этой затеи. «Я просто устала об этом думать». «Может быть, пора отложить зеркало и взять бинокль», – предложил я. В ее глазах появился блеск. «Однажды вы сказали, что ваш отец столько всего хотел увидеть в этом мире и не успел, – напомнил я. – Поэтому вам грустно. Однако мир, который он так мечтал увидеть, никуда не делся. Он здесь, и вы можете его исследовать». «Я не знаю как», – пробормотала Йен. «Как насчет того, чтобы позвонить другу и назначить встречу?» – спросил я. «Нет, я не могу, – быстро сказала она. – Я не могу. Мне нужно побыть одной».

Хотя она была еще не готова находиться в обществе других людей, подумал я, возможно, она согласится посмотреть какие-нибудь пьесы или фильмы. Театр и кино – отличный способ заглянуть в чужую жизнь и вернуться во внешний мир. Эта идея ей понравилась. Через месяц я позвонил ей и спросил, как идут дела. Йен несколько раз была в театре и посмотрела несколько фильмов. Это помогло ей развеяться. Последнее время она чувствовала себя намного лучше. Впрочем, в отличие от других людей, она не ходила на комедии, отдавая предпочтение историям о страданиях. «Чужая боль была для меня как лекарство, – сказала Йен. – Я сидела в кресле и впитывала чужую любовь и печаль. На сцене и на экране я видела гобелен жизни. Я чувствовала, что участвую в великой человеческой драме. Моя утрата разбила мне сердце, но другие люди, потерявшие близких, испытывали не меньшую боль. Я переживала за главных героев; мне было интересно, что с ними происходит. Я ощущала любовь. Я ощущала сострадание. Однажды я поймала себя на том, что смеюсь. Неужели я правда смеялась? Я? Это нормально? Если слезы – неотъемлемая часть нашего существования, то и смех тоже. Я чувствовала, что возвращаюсь к жизни. Связь с самой собой была так же важна, как и воссоединение с человечеством. Мой внешний мир стал расширяться. Конечно, я тщательно выбирала тех, с кем проводила время: находясь в обществе друзей, я была с ними всем сердцем, всем своим существом».

Постепенно боль Йен начать стихать. Но обратите внимание: она сама выбрала смотреть вовне – в свое время, в своем стиле. Для многих людей первые стадии горя – это период, когда они полностью обращаются внутрь себя. Такова их потребность, и никакие призывы к воссоединению с миром этого не изменят. Но, как объяснила мне Йен, «есть тонкая грань между погружением в боль и тем, чтобы намеренно бередить рану. Я заглянула внутрь себя, почувствовала боль и окунулась в нее. Я не избегала ее. На самом деле, я даже начала ею дорожить. Моя боль стала какой-то особенной. Знаю, это звучит странно, но она требовала всего моего внимания. Со временем страдания только усиливались, и я поняла, что должна попробовать что-то другое. Я должна была обратить свой взор вовне».

Как поиск смысла помогает тем, кто пережил худшие моменты жизни? Какие истории они могут рассказать себе о пережитом и об исцелении? Верно ли они отражают действительность?

Мой коллега Дуэйн работает с людьми, попавшими в ужасные ситуации с элементами травматического горя. Как он помогает им найти смысл в их переживаниях? «Я анализирую значение, которое человек придает событию, – говорит он, – а затем побуждаю его пересмотреть это значение. Само событие останется прежним, но смысл изменится. Это помогает справиться с потерей».

Изменить смысл события непросто, тем более самостоятельно. Иногда могут помочь друзья, иногда может потребоваться помощь консультанта или психотерапевта.

Я попросил Дуэйна привести пример из его практики. Вот что он рассказал:

Помню одну душераздирающую историю. Двадцать лет назад у моей клиентки пропала дочь. Тело так и не нашли. Ходили слухи, что фермер и двое его сыновей, жившие за городом, убили ее и скормили свиньям. Мать была набожной христианкой. Она обратилась за помощью, но никто не смог ей помочь. Она верила, что ее дочь действительно умерла, и считала, что слухи об убийстве правдивы. Обсуждая ужасный образ, который она никак не могла выбросить из головы, я сказал:

– Интересно, о чем думала ваша дочь, когда наблюдала, что происходит с ее телом.

Женщина посмотрела на меня, как на сумасшедшего.

– О чем вы говорите?

– Если эта история правдива, ваша дочь была мертва до того, как ее расчленили. Она уже была на небесах, и мне интересно, о чем она думала.

Это полностью изменило точку зрения моей клиентки. До сих пор она представляла свою дочь в момент боли, мучительной боли. Даже будучи христианкой, она никогда не допускала мысли, что ее дочь не испытывала боли, что она покинула свое тело и была где-то в другом месте. Как только смысл этой чудовищной сцены изменился, она утратила свою власть над ее сознанием.

Хотя это радикальный пример, то же относится ко многим людям, находящимся в горе. Я часто работаю с людьми, которые беспокоятся о телах своих близких в холодную погоду, снег или дождь. Некоторые говорят мне, что их любимый человек страдал клаустрофобией и что им ненавистна сама мысль о том, что его похоронят на кладбище. Подобные мысли осложняют горе, порождая болезненные сценарии. В таких случаях разграничение духа и тела может оказаться очень полезным.

Люди по-разному реагируют на происходящее. То, как вы отреагируете на то или иное событие, будет зависеть от смысла, который вы в него вкладываете. На восприятие смысла, в свою очередь, будут влиять не только сами события, но и ваш культурный багаж, ваша семья, религия, темперамент и жизненный опыт. Иными словами, смысл определяет все то, что сделало вас тем, кто вы есть.

Вопрос, который мы с Дуэйном часто задаем людям, переживающим травматическое горе, звучит так: «Где ваш любимый человек сейчас?»

Хотя поначалу этот вопрос кажется нелепым, ответ на него помогает осознать, что наши близкие покинули этот мир. Те, кто верит в загробную жизнь, могут представить, что их любимый человек попал на небеса или куда-то еще. Те, кто не питает подобных убеждений, найдут утешение в том, что покойный больше не страдает.

Вопрос «когда» относится как к скорбящему, так и к умершему. На своих семинарах я учу психотерапевтов уделять пристальное внимание тому, как человек справляется со своим горем. Для этого я советую задать клиенту один простой вопрос: «Когда вы?»

В качестве примера я сообщаю, что сейчас расскажу вымышленную историю. Затем я спокойным голосом замечаю, что пять лет назад в этом самом конференц-зале на меня напали.

– Мне кажется, будто это было вчера, – говорю я. – Я так боялся за свою жизнь. Я думал, что умру.

Затем я делаю паузу и спрашиваю присутствующих:

– В каком времени я нахожусь?

– В настоящем, – отвечают они.

– Верно. Я нахожусь в настоящем и вспоминаю, что было пять лет назад. Но что, если бы я ворвался в эту аудиторию с криком: «Здесь небезопасно! Пять лет назад в этом самом зале на меня напал какой-то сумасшедший. Не спускайте глаз с дверей! Любой может войти и напасть на нас!»

Я повышаю голос; мои движения размашистые и импульсивные.

– В каком времени я нахожусь? – спрашиваю я.

– В прошлом.

– Да. Сегодня я испытываю те же чувства, что и пять лет назад. Это называется посттравматическим стрессом. Каким образом вы бы попытались меня успокоить?

– Я бы попросил вас сделать несколько глубоких вдохов, – говорит кто-то.

– Отлично. Почему?

– Чтобы вернуть вас к текущему моменту.

Глубокое дыхание помогает мне ощутить свое тело и переносит в настоящее.

– А я бы попросил вас назвать пять предметов, которые вы видите в этом помещении, – подхватывает другой терапевт.

– Ладно! – улыбаюсь я. – Я вижу коричневый ковер на полу. Я вижу людей, сидящих на стульях. Я вижу люстру, большие окна и дверь. Пять. Зачем вы попросили меня это сделать?

Участники семинара хором говорят, что вернули меня в настоящее. Они помогли мне перейти из прошлого к сегодняшнему дню.

То же самое я проделываю со своими клиентами. Я хочу знать, где вы: все еще у смертного одра, в кабинете врача или на похоронах? Где вы и когда вы?

Я помогаю скорбящим снова вернуться к травмирующим событиям, но не для того, чтобы зациклиться на прошлом, а чтобы заново пережить и отпустить вчерашние чувства.

В горе мы часто путаем прошлое, настоящее и будущее. Нам нужно вернуться в текущий момент и постараться извлечь смысл из настоящего, а не из того, что было когда-то. Это меняет восприятие, позволяя осознать, что наш любимый человек больше не умирает и не испытывает боли. Мы понимаем, что страдания остались в прошлом, что его жизнь не сводилась к одним только мучениям последних дней.

Работая с людьми, потерявшими близких, я спрашиваю их, где они находятся сейчас. Они больше не сидят в комнате с умирающим. Я помогаю им перейти от прошлого к настоящему и в конечном счете к будущему. Я спрашиваю их, что случилось с их любимым человеком после смерти. Конечно, никто не может знать наверняка, но я хочу, чтобы они задумались над этим вопросом. Где их любимый человек сейчас? Что он делает? Как и Дуэйн, я стараюсь убедить их в том, что у них и их близких есть будущее и после смерти. Люди говорят, что их близкие находятся на небесах с Богом и наблюдают за ними, учатся или помогают другим в загробной жизни.

Специалист по травмам Джанина Фишер предупреждает пациентов: «Вы не будете питать надежду достаточно долго – надежда приходит после того, как мы почувствуем себя в безопасности, а наше состояние улучшится». Обретение надежды на будущее особенно важно в горе: наше сознание постоянно воспроизводит негативные воспоминания, привязывающие нас к прошлому.

Для многих людей сосредоточиться на прошлом, каким бы тягостным оно ни было, проще и комфортнее, чем жить в мире без своих близких. Со временем вы привыкаете к негативу, и необходимость двигаться вперед пугает вас: вам кажется, что вы теряете любимого человека не один раз, а дважды. Впереди вас ждет неизвестное, жизнь, в которой уже нет того, кого вы любили. Есть люди, которые после смерти любимого человека отказываются строить новую жизнь. Они хранят все его вещи, превращают его спальню в святыню, жестко соблюдают прежний распорядок дня. Другая крайность – ликвидация всех материальных напоминаний о покойном. Можно сказать, что и то, и другое – нездорово. Мы должны медленно двигаться в неизвестность жизни после смерти. Под нежеланием снова жить и любить скрывается страх. Боль кажется безопаснее. Как говорил Джон Шедд, «кораблю безопасно в гавани, но не для этого строят корабли».

Когда мы скорбим, мы хотим остаться в гавани. Это хорошее место. В гавани мы набираемся сил, восстанавливаемся, перестраиваемся. Но корабли предназначены для плавания; в конце концов нам предстоит покинуть безопасную гавань, снова полюбить, жить полноценной жизнью и, возможно, даже помочь другим.

Тем, кто застрял на одной из стадий горя, я советую помочь другому человеку, пережившему утрату. Как говорил Будда, если вы освещаете путь кому-то другому, свет вашего светильника озарит и ваш путь. Мне часто возражают: «Вы хотите, чтобы я помог другому человеку, когда я не могу вытерпеть собственную боль?» Или: «Их горе не имеет значения. Только мое горе настоящее».

Я не предлагаю ничего радикального. Вы можете поддержать человека, недавно потерявшего близкого, написав ему добрые слова в Интернете, или отнести запеканку скорбящей семье, или пожертвовать на благотворительность после наводнения, урагана, пожара или другого стихийного бедствия. Это принесет пользу не только вам самим, но и другому человеку: своим участием мы помогаем ему исцелиться.

Марианна Уильямсон так описывает состояние, возникающее при сбое в работе клеток нашего организма: «Клетка забывает о своей естественной функции сотрудничества с другими здоровыми клетками, которое обеспечивает здоровое функционирование целого, и вместо этого решает делать все, что ей хочется. Это называется раком, злокачественным новообразованием в теле или в психике».

Элементы сотрудничества ради общего блага запрограммированы в нашей ДНК. Если вы горевали целый год и знаете, как ощущается самая сильная боль, вы также знаете, как приятно доброе слово и любящий жест. Если вы сможете найти в себе силы проявить доброту к другому, это поможет сразу двум людям – реципиенту и вам самим.

Хороший пример – притча о длинных ложках. Человек подходит к вратам ада и с удивлением обнаруживает, что они сделаны из чистого золота, а за ними простираются зеленые луга. Он недоверчиво смотрит на своего проводника. «Здесь так красиво, – говорит он. – Эти луга и горы. Птицы, поющие на ветвях деревьев, и сладкий запах тысячи цветов. Разве это ад?»

Он ощущает дразнящий аромат изысканных яств и входит в огромную столовую. Столы уставлены роскошными блюдами, но люди, сидящие за эти столами, выглядят бледными и истощенными. Подойдя ближе, человек видит, что каждый держит ложку, но ложка такая длинная, что он не может поднести еду ко рту. Все кричат и стонут от голода.

Затем его ведут в другое место. Там так же красиво, как и в аду. Человек видит ту же столовую, те же длинные ложки. Но здесь, в раю, люди весело болтают и едят: каждый кормит того, кто сидит напротив.

Рай и ад предлагают одни и те же обстоятельства и условия. Разница в том, как люди относятся друг к другу. Выбор быть добрым порождает одну реальность. Выбор быть эгоцентричным создает другую.

Глава 5. Решение

Не все ли умирают в конце концов? Не все ли умирают слишком рано? Скажите мне, что вы планируете делать со своей одной-единственной бурной и драгоценной жизнью?

Мэри Оливер

Каждый из нас должен решить, как исцелиться после утраты. Важно понимать, что отказ принять такое решение – тоже решение. Исцеление не допускает нейтралитета. Это активный, а не пассивный процесс. Каждый из нас должен решить, хотим мы жить снова или нет. Это сложное, но очень важное решение. Жить – не то же самое, что быть живым. После смерти близкого человека мы остаемся живы, но мы не живем.

За год до смерти матери Терезы мне посчастливилось побывать в ее Доме для умирающих обездоленных в Индии и провести немного времени с этой удивительной женщиной. Хотя она была старой и слабой, мне показалось, что я не встречал человека счастливее. Она сказала мне: «Жизнь – это достижение». Когда я повторяю эти слова людям, чувствующим себя беспомощными, они понимают, что могут обрести силу и смысл, приняв сознательное решение продолжать жить. На сеансах в своих группах поддержки я объясняю присутствующим, что моя задача – помочь им пережить горе и вернуться к жизни. После этого я благодарю их за то, что они пришли. Я знаю, сколько мужества им потребовалось, чтобы просто переступить порог. Мне говорят: «Но мне так больно, и жизнь так тяжела». Я напоминаю, что обретение смысла поможет им справиться с болью и что смысл повсюду вокруг нас.

Несмотря на боль, мы вольны сами выбирать, как жить дальше. В своей книге Виктор Франкл рассказывает о том, как по-разному реагировали узники концлагерей на ужасные условия, в которых они были вынуждены существовать. Может показаться, что в концлагере не может быть места для радости и свободы выбора. Но оно было. Франкл пишет: «Если бы кто-нибудь увидел наши лица во время путешествия из Освенцима в баварский лагерь, когда мы созерцали горы Зальцбурга с их сияющими на закате вершинами, через маленькое зарешеченное оконце арестантского вагона, он бы никогда не поверил, что это лица людей, потерявших всякую надежду на жизнь и свободу. Несмотря на это – а может быть благодаря этому, – нас захватила красота природы, которой нам так долго не хватало».

Решение жить полной жизнью предполагает, что вы отдаетесь жизни целиком, независимо от того, насколько она тяжела в данный конкретный момент. Секрет в том, из какого теста вы сделаны, а не в том, что с вами происходит.

Я знал, что после смерти сына должен принять это решение – проголосовать за продолжение жизни. Это можно сделать множеством разных способов. Что касается меня, то мое возвращение к работе через пару месяцев после похорон стало одним из предварительных шагов в этом направлении. С тех пор были и другие. Однажды я опубликовал в Facebook свою фотографию. Тем самым я как будто объявлял, что снова «в строю». Многие говорили, что испытали огромное облегчение, узнав, что со мной все в порядке.

Через шесть месяцев после смерти моего Дэвида умер наш старый пес Энджел. Наш мир словно опустел. Через год после смерти Энджела мы решили завести другого щенка. Я понимал, что выбираю собаку для любви и, скорее всего, лет через пятнадцать она тоже меня покинет. В разгар моей болезненной, вынужденной разлуки с сыном Дэвидом и псом Энджелом я сознательно принял это решение, хотя прекрасно знал, что моя новая привязанность закончится слезами. Я мог бы избежать боли. Мне было необязательно снова заводить собаку, но я намеренно принял решение вернуть любовь в свой дом. В моей жизни было так много вычитания, что, казалось, пришло время для сложения. Удивительно, но терять не нужно. Правда, если я хочу жить без потерь, я также получаю жизнь без любви, без супруга или партнера, без детей, без друзей и без домашних животных. Избегание потерь предполагает избегание радостей жизни. К. С. Льюис писал в своей книге «Боль»[5]5
  Льюис К.С. «Боль» // SGP, 1987. (Прим. ред.)


[Закрыть]: «Попробуйте исключить возможность страдания, которую неизбежно порождают и природный порядок, и наличие свободной воли, и вы обнаружите, что исключили саму жизнь».

Каждый день после смерти Дэвида я видел, что жизнь продолжается – вокруг меня и во мне. Мои волосы и ногти продолжали расти, а сердце – биться. Я подумал, что это должно быть по какой-то причине, что я должен принять сознательное решение жить, а не просто быть живым. Теперь, когда я веду семинар и кто-то говорит мне, что не знает, почему он до сих пор здесь, я ласково беру его за руку и щупаю пульс. Да, вы все еще живы, говорю я, так что же вы выберете? Жить или не жить? Большинство понимает, что этот вопрос требует ответа.

Эта книга – часть моего сознательного решения вернуться к жизни. Я знал, что должен найти способ снова жить: не только ради себя, но и ради книги.

Многие читатели подумают: «Слишком поздно. Меня уже не вернуть к жизни». Древняя китайская мудрость гласит: «Самое лучшее время, чтобы посадить дерево, минуло двадцать лет назад. Следующий подходящий момент – сегодня». Люди говорят мне: «Я пытаюсь». «Не надо пытаться, – говорю я. – Жить снова – это решение. Декларация намерений. Намерение предшествует действию и результату».

Президент Кеннеди сказал, что мы полетим на Луну, за много лет до того, как мы придумали, как это сделать. Луиза Хей говорила о связи наших слов и поступков. Нельзя проснуться утром и сказать себе: «Сегодня – идеальный день, чтобы действовать» – или: «Сегодня неподходящий день, поэтому ничего я делать не буду». Йода из «Звездных войн» был прав: «Делай или не делай. Не пробуй». Любое, даже самое пустяковое, решение имеет значение.

К сожалению, иногда помощь кажется недосягаемой. На моей странице в Facebook одна женщина написала о своем умершем сыне. Она пожаловалась, что прожила четыре мучительных года, но так и не сумела найти помощь.

«Так было всегда, – добавила она. – Даже в детстве, когда случались плохие вещи, мне никто не помогал». Я не знал, чего она хочет: просто поделиться опытом или получить поддержку. «Вам нужна помощь?» – спросил я. Она ответила: «Боль невыносима, ничто не поможет». «В каком городе вы живете?» – спросил я. Я боялся, что это маленький городок, в котором просто нет необходимых ресурсов, но она написала, что живет в крупном городе. Я отправил ей ссылку на сайт Grief.com: «В вашем районе есть несколько бесплатных групп поддержки». – «Я не люблю группы». – «Я понял. Тогда вот контакты психотерапевтов и консультантов». – «Я никуда не хожу». – «У вас проблемы со здоровьем?» – «Нет, просто мое горе слишком сильно». – «Вы не выходите из дома?» – «Я хожу только на работу, в магазин за продуктами и изредка в Starbucks».

Подумав, я написал ей: «Я веду онлайн-семинар и групповые сеансы, которые могут вам помочь. Предлагаю обсудить детали в личных сообщениях». Через некоторое время пришел ответ: «Я не могу себе это позволить». – «В таком случае я с радостью помогу вам бесплатно».

Она согласилась, и я попросил ее прислать адрес электронной почты.

«Я никому не даю адрес электронной почты. Не люблю разглашать личную информацию», – написала она. «Но для этого электронная почта и нужна, – заметил я. – Чтобы не пришлось разглашать личную информацию». – «Нет».

Я не знаю, что именно происходит в таких ситуациях, но я вижу, что раны прошлого мешают нам получить помощь в настоящем. Они порождают в нас стойкое ощущение беспомощности. Когда я делюсь этой концепцией с людьми в горе, когда они понимают, что я испытываю к ним безграничное сострадание, они смягчаются и хотят больше узнать о том, как прошлое влияет на переживание горя.

Рассмотрим эксперименты 1960-х годов, посвященные феномену выученной беспомощности. Психологи разделили собак на три группы:

• Собаки из первой группы получали слабые удары током, избежать которых было невозможно.

• Собаки из второй группы получали удары током, но могли их избежать, нажав носом на кнопку.

• Собаки из третьей группы не получали ударов током.

Затем собак по очереди помещали в камеру с двумя отсеками, разделенными низкой перегородкой, и подавали ток. Собаки из первой группы смиренно терпели разряды и не перепрыгивали через перегородку во второй отсек, чтобы избежать неприятных ощущений. Их приучили быть беспомощными. Собаки во второй и третьей группах, напротив, перепрыгивали барьер. В отличие от животных из первой группы, их не научили, что они должны страдать пассивно.

Аналогичное явление используется при дрессировке слонов. Когда слон еще маленький, дрессировщик привязывает его за ногу к столбу. Слоненок пытается вырваться часами, а иногда и днями. В конце концов животное успокаивается и принимает ограниченный диапазон движений. Когда слон вырастет, он будет достаточно силен, чтобы разорвать веревку, но поскольку к тому времени он уже понял, что бороться бесполезно, он не будет предпринимать никаких попыток освободиться.

Многие люди выросли в ужасных условиях и не смогли получить необходимую помощь. Их болезненное детство трансформировалось в непростую взрослую жизнь. Большинство привыкли верить, что, когда в их мир придет утрата, они не смогут ее пережить.

На самом деле кое-что сделать можно. Как ученые научили собак из первой группы перепрыгивать в безопасный отсек? Для этого им требовался небольшой толчок. Маленькие шажки – то, что нужно. Однажды ко мне за консультацией обратилась женщина, чья сестра потеряла мужа.

– Прошло уже два года, но она до сих пор не выходит из дома. Она никуда не ходит, говорит, что ничего не поможет.

– Что вы ей советовали? – спросил я.

– Найти работу, устроиться куда-нибудь волонтером, отправиться в путешествие!

– Если она редко выходит из дома, это тяжело, – сказал я. – Что, если однажды вы просто купите кофе и привезете стаканчик ей? Навещайте ее несколько недель, а потом скажите: «Давай сходим в кафе». Когда мы привыкли к беспомощности, нам трудно решиться на что-то абсолютно новое, но мы можем двигаться маленькими шажками.

Вам кажется, что после смерти ваших близких все в жизни утратило свою значимость? Возможно, вы верили в это месяцами, а то и годами, но однажды вы можете заметить, что постепенно возвращаетесь к жизни. Разумеется, никто не начинает внезапно ходить на свидания или на вечеринки, но вы будете потрясены, обнаружив, что по-прежнему способны наслаждаться вкусом отличного эспрессо или прогулкой с другом. Мало-помалу вы снова начинаете проявлять интерес – как к пустякам, так и к серьезным вещам.

Важно понимать, что хотя некоторые люди могут решить вернуться к жизни в одно мгновение, для большинства это процесс. Если бы я спросил человека, который ждет результатов вскрытия, готов ли он жить снова, это было бы слишком рано. Однако со временем он задумается над этим вопросом.

Норма, которой было за пятьдесят, готовила ужин, когда у ее мужа внезапно случился сердечный приступ. Она вызвала «Скорую помощь», но смерть наступила мгновенно. В течение следующего года она была так потрясена и опустошена, что утратила всякую волю к жизни. Во время наших бесед она поделилась болью, которую испытывала в тот момент. Однажды она сказала:

– Я не знаю, что делать дальше.

– Вы уже решили, хотите вы жить или нет? – спросил я.

– Я еще не приняла этого решения, – ответила она.