Текст книги "Руки мыл? Родительский опыт великих психологов"

Джон Уотсон
Трагедии бихевиориста

Джон Бродес Уотсон хвастался тем, что может вылепить из любого ребенка юриста, врача или вора.

Когда я работал над биографией Уотсона, то побеседовал с двумя его живущими ныне детьми – Поли Хартли, старшей дочерью от первого брака, и Джеймсом, младшим сыном от второй жены Розали Рейнер. Через 20 лет после смерти отца оба они сохранили глубокие чувства к нему и противоречивые воспоминания.

Уотсон создал свою теорию на заре деятельности. Его детство было далеко не идеальным. Он родился в 1878 г. в Гринвилле, Южная Каролина, – «деревне с 20 000 душ». Слово «души» очень подходящее, потому что Гринвилл являлся евангелистским поселением. В 1825 г. там открыли Баптистский богословский колледж. Мать Уотсона Эмма была истовой баптисткой, но отец считался закоренелым грешником и гордился этим. Пайкенс пьянствовал, распутничал и в конце концов сбежал с индианкой. Его 13-летний сын очень страдал из-за этого и стал проявлять «некоторое неповиновение в школе». Дерзости в адрес учителей можно назвать самыми невинными его выходками. Когда преподаватели не видели, Уотсон и его друг Джо Лич задирали друг друга. После школы, по пути домой они устраивали побоища, а также часто принимали участие в очаровательном южном развлечении под названием «битва черномазых». Однако серьезные неприятности Уотсон навлек на себя лишь однажды – когда выстрелил из пистолета в центре Гринвилла. Тюрьмы он каким-то образом избежал.

Уотсон никогда не объяснял, как в следующие два года ему удалось остепениться, но это произошло, и он стал образцовым студентом. Убедил ректора местного Университета Фурмана принять его учиться. Уотсон засел за книги, и сокурсники прозвали его Зубрилой, что его раздражало. После ухода отца семья бедствовала, и Уотсону приходилось браться за самую разную работу, чтобы платить за обучение. Он кряхтел, но трудился; необузданный подросток делал первые шаги к тому, чтобы стать уважаемым профессором – по крайней мере на следующие 20 лет. Тем не менее его беспокойное детство оставило свой след. Уотсон часто чувствовал незащищенность. Например, он всегда спал с зажженным светом и боялся грозы. Иррациональные страхи психологов, возможно, заслуживают изучения.

В 21 год он окончил Университет Фурмана и хотел уехать из Гринвилла, но мать сильно болела. Чтобы заработать на жизнь, Уотсон преподавал в местной школе. Там он начал исследования, которые сделали его одним из ведущих психологов XX в. В Институте Бейтсбурга он держал «крысиный домик», отчасти чтобы развлекать детей, отчасти потому что ему нравилось наблюдать за животными и дрессировать их.

В июле 1900 г. мать Уотсона умерла, и он получил возможность продолжить обучение. Он упросил ректора Университета Фурмана написать ему блестящие рекомендации в два престижных университета – Принстонский и Чикагский. Оба учебных заведения согласились принять его в аспирантуру. Уотсон выбрал Чикаго. Через месяц после смерти матери Уотсон покинул Гринвилл с пятьюдесятью долларами в кармане. Сюда он больше не вернулся.

В докторской диссертации «Обучение животных» Уотсон анализировал связь между мозгом и изменением поведения, преимущественно во время обучения, у крыс. Это исследование оказало влияние на его теории развития детей и в конечном счете на способ воспитания его собственных отпрысков.

Уотсон смастерил несколько «клеток-головоломок» для крыс. Одна из них имела скрытые дверцы, которые детенышу нужно было найти, чтобы добраться до еды. Крыса должна была потянуть за веревку и открыть запор. Позже он изобрел более сложную конструкцию с перекладиной, по которой животному надо было пройти. В какой-то момент благодаря весу крысы перекладина поднимала дверцу, за которой находилась еда. Уотсон выяснил, что молодые, 30-дневные, крысы справляются с этим заданием быстрее, чем крысы постарше, 75 дней от роду.

Обучение протекало неравномерно. Одному грызуну в первый раз понадобилось 12 минут, чтобы «осознать» необходимость потянуть за веревку, чтобы открыть запор. Во второй раз эта крыса нашла решение снова за 12 минут, но затем она справлялась за три минуты, восемь минут, две минуты и опять за три минуты. После этого ее вдруг «озаряло», и она открывала замок за 21 секунду, 19,8, 9,6, 4,8, 6,48 секунды. Уотсон сделал важное открытие: процесс обучения развивается скачкообразно. Он также обнаружил, что крысы показывают наилучшие результаты между 23-м и 27-м днем. «Наблюдать за ними очень увлекательно, – писал он. – Они снуют с места на место, пробуя все подряд».

Уотсон стал самым молодым обладателем докторской степени в Чикагском университете. Через 35 лет он писал в короткой автобиографической заметке: «Там я начал предварительно формулировать свою позднейшую теорию». Однако в 1902 г. эти формулировки были не просто предварительными, но неофициальными и вызывали серьезную тревогу. Когда Уотсон заканчивал обучение, он пережил своего рода нервный срыв. Изучение крыс привело его к убеждению, что психология должна быть объективной наукой, которая опирается на данные исследований, и только на них. За людьми следует наблюдать так же, как и за крысами. Тем не менее его коллеги полагали, что для понимания человеческого мозга нужно использовать интроспекцию (самонаблюдение). А крысы недостаточно умны, чтобы этим заниматься. В те времена под самонаблюдением подразумевали не осознание своих чувств, а попытки обнаружить «атомы рассудка», основных элементов мыслительной деятельности. Психологи стремились подражать физикам в поисках этих атомов. Уотсон знал, что его идеи вступают в противоречие с представлениями остальных специалистов, и это выводило его из равновесия.

Кроме того, нервному срыву способствовала неудача в любви. Уотсон сделал предложение молодой женщине, но та отвергла его. Правда, вскоре Уотсон нашел новую любовь. Студентка из его лаборатории Мэри Икес происходила из состоятельной и даже знаменитой семьи. Ее брат Гарольд Икес позже стал министром при Франклине Рузвельте. Икес считал Уотсона авантюристом, недостойным его сестры. Когда Гарольд понял, что Мэри увлечена психологом, он отослал ее в Алтуну (Пенсильвания).

Но Уотсон не собирался легко сдаваться. Он поехал вслед за возлюбленной и сделал ей предложение, хотя имел только скромное жалованье в $600. Несмотря на неодобрение семьи, Мэри приняла предложение. В 1904 г. у них родился сын Джон, а спустя два года – дочь Полли. Проводить время с детьми и смотреть, как они растут, было интересно, но никаких записей Уотсон не вел.

Через два года после рождения Полли Уотсон перевелся из Чикаго в Университет Джонса Хопкинса[8]8
  В Балтиморе, штат Мэриленд.


[Закрыть] и в 28 лет стал профессором психологии. Следующие 12 лет были очень плодотворными – во многом благодаря удачному браку. Полли рассказала мне, что родители почти не ссорились, по крайней мере на глазах у детей. Однако Полли, чья жизнь сложилась неблагополучно, не была счастлива. Ее мать не считала нужным выражать свои чувства и так же, как отец, не имела привычки часто обнимать и целовать детей. Маленькой Полли это казалось естественным. Тогда такое поведение родителей еще не диктовалось философией воспитания, основанной на теориях Уотсона.

К 1913 г. Уотсон исследовал многие аспекты поведения животных и понемногу начал изучать поведение человека. Например, он пытался выяснить, насколько хорошо люди печатают на машинке и стреляют из лука в состоянии опьянения. При этом Уотсон видел, что, обсуждая результаты самонаблюдения, психологи все время противоречат друг другу. Из-за этих противоречий, считал Уотсон, непрактично опираться на сны, воспоминания и ассоциации, чтобы понять мотивы наших поступков. Следует наблюдать за поведением, настаивал он. В статье «Психология с точки зрения бихевиориста», которая сделала его ведущим специалистом, он утверждал, что психология «на протяжении более 50 лет своего существования в качестве экспериментальной дисциплины явно не смогла занять место в мире как бесспорная естественная наука». Он объясняет это тем, что «в ее методах есть нечто понятное лишь посвященным. Если вы не смогли воспроизвести результаты моих исследований, то не из-за погрешности ваших приборов или неправильного применения раздражителей, но вследствие вашей неумелой интроспекции». Психология должна оставить интроспекцию и опираться на исследование поведения. Эта идея была настолько полемичной, что Уотсон не посылал черновик никому из своих друзей из опасения, что те станут убеждать его смягчить категоричность выводов. Но в итоге статью приняли очень хорошо.

В феврале 1916 г. ученый решил сосредоточить основное внимание на изучении детей. Его план был на удивление прост, но ранее никто ничего подобного не предпринимал. Уотсон собирался наблюдать за сорока детьми с самого их рождения. Он еще только приступал к работе, когда Америка вступила в Первую мировую войну. Как одного из ведущих психологов страны, Уотсона попросили посетить расположение американских войск в Европе, чтобы помочь в создании просветительских брошюр на тему венерических заболеваний, которые распространялись в армии ввиду неразборчивых связей солдат с французскими девушками. Пентагон опасался за интимное здоровье своих подопечных.

Перед отплытием в Европу Уотсон поцеловал 11-летнюю дочь Полли, чем очень удивил ее, поскольку она не видела ласки от отца годами. Его младший сын Джеймс также заявлял, что папа никогда не целовал его.

Военных Уотсон не жаловал и меньше чем через год вернулся в Университет Джонса Хопкинса с твердым намерением продолжить работу с детьми. Вскоре он обнаружил, что Уильям Дарвин был не столь одаренным ребенком, как представлялось его любящему отцу. Уильям смог сфокусировать взгляд на предмете на девятый день жизни, но одному ребенку в Балтиморе через 14 часов после рождения удалось скоординировать движения глаз и зафиксировать взгляд на источнике света перед его лицом. Через три часа он поворачивал голову и смотрел на светильники, расположенные под углом 20° справа и слева от него. Новорожденные оказались сообразительнее, чем полагали психологи.

Также Уотсон хотел посмотреть, как младенцы реагируют на опасность и предпринимают ли они «защитные действия». Его эксперимент был до смешного примитивным. Исследователь, почти наверняка Уотсон, щипал ребенка за нос. Один разгневанный малыш четырех дней от роду сразу поднял руки вверх и оттолкнул навязчивые пальцы психолога. Пощипывание коленок тоже не нравилось детям. В попытках защититься этим крохам удавалось неплохо управлять своими мышцами. «Впечатляет», – заключил Уотсон.

Кроме прочего Уотсон наблюдал за улыбками – самым ярким выражением эмоций младенца. Он видел улыбающегося четырехдневного ребенка. Другие дети улыбались на седьмой или восьмой день, обычно если их нежно гладили или слегка щекотали. Младенцы часто протягивали ручки, чтобы их взяли на руки, просили ласки. Это привело к неприятному выводу: казалось, между матерью и ребенком нет непосредственной связи. Любовь вроде бы порождается тем фактом, что мать гладит и обнимает дитя. Уотсон пришел к заключению, что большинство матерей становятся зависимыми от объятий и поцелуев их отпрысков – и это не очень хорошо, поскольку может вызвать кровосмесительные порывы.

К 1919 г. брак Уотсона расстроился. Мэри, его жена, опасалась, что у него есть любовница. Однажды супругов пригласила на обед чета Рейнер, чью дочь Мэри подозревала в связи с Уотсоном. Мэри была хитра, как крыса, – вероятно, такое сравнение оправданно, учитывая работу ее мужа. Женщина притворилась, что плохо себя чувствует, и пошла прилечь в спальню Розали. Оставшись одна, она перерыла все шкафы и обнаружила пылкие письма Уотсона.

Обострили ситуацию недавние события в университете. Предшественника Уотсона в должности профессора психологии Марка Болдуина уволили в 1908 г., после того как стало известно, что он посещает так называемый «черный бордель». Респектабельное учебное заведение не могло позволить себе второй скандал на сексуальной почве. Дочь Уотсона Полли рассказала мне: отец понимал, что рискует потерять работу, и пытался уговорить Мэри поехать в Швейцарию на два года, чтобы он смог избежать скандала и сохранить свою должность. Мэри злилась на мужа, чувствовала себя преданной, к тому же Гарольд Икес настраивал сестру против каких-либо компромиссов. Ехать за границу она отказалась. В конце концов Уотсон, не дожидаясь, когда его уволят, сложил с себя обязанности.

Позже Уотсон писал, что каждой клеточкой тела принадлежал Розали. Полли считает, что вторая жена была единственным человеком, кому отец отдал всего себя безраздельно. Но она бы ни за что не стала описывать Розали таким образом в 1920 г., потому что развод родителей явился для нее потрясением.

Но не меньший шок испытал и сам Уотсон. В результате развода он лишился работы и всех денег, ему пришлось уехать в Нью-Йорк и поселиться у друга. Почти все коллеги, которые раньше восхищались его работой, теперь сторонились его. Единственным, кто предложил помощь, был Стэнли Ризор, руководивший рекламным агентством J. Walter Thompson. Он согласился взять Уотсона на работу, но настаивал на том, чтобы знаменитый профессор начал с самой нижней ступени, как коммивояжер. Это было очень по-американски. Человек, которого Пентагон привлекал к созданию образовательной программы для своих военных, теперь вынужден был мыкаться от магазина к магазину и продавать разные товары вроде растворимого кофе Yuban. В процессе работы Уотсон понял, что может значительно повысить продажи, если договорится с магазинами размещать его товары около кассы, чтобы клиенты могли выбирать их во время оплаты покупок. Работа на J. Walter Thompson означала конец его карьеры как университетского психолога, но Уотсон не хотел бросать начатое исследование детского развития.

Кроме того, Уотсон желал заниматься детской психологией, но он не мог совмещать две работы. Поэтому Розали познакомила его со своей подругой Мэри Кавер Джонс – молодым психологом из колледжа Вассара, которая могла наблюдать за детьми каждый день. Уотсон договорился с фондом Лоры Спелман – Рокфеллер о финансировании ее исследований. Джонс наблюдала за младенцами в дневных яслях на Манхэттене и продолжала работу, начатую Уотсоном в Университете Джонса Хопкинса. Уотсон же непременно приходил в ясли каждую субботу и пытался выкроить час или два на неделе между разработкой рекламных мероприятий для кольдкрема Pond's, сигарет Camel и железнодорожных компаний.

Сегодня больше всего помнят об одном эпизоде работы Уотсона с детьми – его эксперименте «Маленький Альберт» – и исследованиях факторов страха у младенцев. Эксперименты начинались вполне обычно. Уотсон показывал трем младенцам голубя, кролика и черного кота. Во всех случаях дети ничего не боялись и пытались погладить животное. Одну девочку 172 дней от роду незнакомец взял на руки и принес в темную комнату, где она не могла видеть свою мать. «Подумаешь, – казалось, подумал ребенок. – А вот и не испугаете».

От природы дети не боятся животных, скорее проявляют любопытство, заключил Уотсон. Страхи им насаждают чрезмерно заботливые родители – это суждение окажет влияние на его подход к воспитанию собственных детей.

«Маленький Альберт» стал одним из самых спорных психологических экспериментов с детьми. Уотсон и Рейнер показывали 9-месячному мальчику белую крысу и других пушистых животных. Альберту нравилось играть с ними, пока однажды Уотсон не произвел громкий шум позади головы ребенка. Альберт очень испугался и закричал. Стимул вызвал длительную реакцию: после этого Уотсон и Рейнер показывали Альберту животных и меховые игрушки много раз, не издавая никакого шума, тем более пугающего, но ничего не получалось – ребенок в ужасе отшатывался; животное, которое раньше вызывало радость и любопытство, теперь порождало страх.

Эксперимент повлек за собой острую полемику. Много лет спустя стало известно, что Маленький Альберт – это Дуглас Мерритт, сын кормилицы, работавшей в больнице Джона Хопкинса. Но историческое расследование обнаружило один нюанс. Дуглас умер в шесть лет от гидроцефалии. Мог ли он реагировать на крыс и на шум так же, как здоровый ребенок? Если Альберт отличался от своих сверстников, значит, выводы этого эксперимента нельзя распространять на всех детей, а именно это и хотел сделать Уотсон.

Первый ребенок Уотсона и Розали – Билл – родился 21 ноября 1921 г. Уотсону нравилось, что в доме опять есть малыш. Ученый признался психологу Эдварду Титченеру, который поддерживал его во время развода, что из-за рождения младенца он снова чувствует себя молодым и ему жаль уходить каждый день на работу – он бы предпочел остаться дома и день за днем смотреть, как растет Билли. Но Розали тоже была психологом, и большую часть ежедневных наблюдений вела она. Скоро мы увидим поразительное сходство этой пары с четой Пиаже.

Розали быстро обнаружила, что пение успокаивает малыша, и Уотсон с женой, как всегда, решили провести эксперимент – посмотреть, что случится, если ограничить Билла в движениях и включить музыку. Розали не позволяла ему шевелить головой, руками и ногами, и одновременно кто-то менял граммофонные пластинки. Несмотря на спокойную музыку, Билл буйствовал.

Далее, когда Биллу исполнилось три месяца, супруги попытались контролировать его дефекацию. «Я думала, что мне удалось стимулировать его кишечник, но я ошиблась», – писала Розали. Собственно, у Билла часто случались запоры, и ему приходилось давать слабительное.

Позже, в феврале, Билл стал активно использовать свои руки. Он больше не «шевелил ими просто так по обе стороны туловища. Они, казалось, постоянно тянулись друг к другу». В возрасте 110 дней Билл мог дотягиваться до предметов. К маю, когда ему исполнилось шесть месяцев, он приобрел некоторые навыки: мог взять куклу или игрушечного кролика и повертеть их в руках. Записи Уотсонов показывают, что ребенок становился более любопытным, и это напоминало Джону о молодых крысах, которых он изучал в 1902-м.

К апрелю Билл начал произносить звуки. Он гулил, громко смеялся и говорил «А-а». Однажды Розали услышала, как сын произнес: «Па», – и повторила это. Родители пытались приучить мальчика говорить «папа» – к сожалению, они не объясняют, как именно, – но до июня так и не добились успеха.

Однажды Розали пришлось уехать на пару дней, а когда она вернулась, ребенок не узнал ее. Она писала, что должна помочь ему снова привыкнуть к ней, но не уточняла, что для этого требуется.

Уотсон выдвигал категоричные и, по нынешним меркам, иногда сомнительные идеи. Когда Биллу было восемь месяцев, его родители собирались на вечеринку, и Уотсон первым вышел из детской. Розали на цыпочках прокралась через заднюю дверь, надеясь, что сын не поймет, что она ушла. Но обмануть Билла не удалось, и малыш начал реветь. Уотсона это развеселило, но и раздосадовало: он не желал, чтобы сын так сильно зависел от родителей.

Когда Билл начал все время лепетать «бу-бу» и «гу-гу», родителям хотелось, чтобы он бормотал «папа». Только 24 июня ему удалось произнести это слово, хотя поначалу мальчик использовал его для обозначения не отца, а бутылочки. Заметки о Билле заканчиваются, когда тому было около 18 месяцев.

Уотсон хотел понять, что произошло с Маленьким Альбертом, и Мэри Кавер Джонс сосредоточилась на изучении страхов и способов излечения от них детей. Как обычно, она использовала пушистых животных. В яслях была пятилетняя девочка, которая ужасно боялась кроликов. Ей читали рассказы Беатрис Поттер, объясняли, что кролики – очень милые существа, просили вылепить нестрашного кролика из пластилина. Постепенно им удалось добиться того, что она говорила, будто любит кроликов, но, увидев этих животных в следующий раз, она заплакала от страха.

Другой ребенок, Питер, смышленый трехлетний мальчик, боялся кроликов и белых крыс, шуб, перьев, ваты, лягушек, рыб и механических игрушек – его страх иногда доходил до абсурда. Когда он увидел, как двухлетняя девочка берет в руки крысу и играет с ней, Питер завизжал и повалился на спину. К этому времени Уотсон был уверен, что избавить ребенка от страха можно постепенно приучая его к тому, что вызвало испуг. Уотсон попросил работников яслей дать Питеру обед и поставить перед ним клетку с кроликом. День за днем клетку придвигали все ближе. Наконец Питер стал одной рукой класть в рот еду, а другой играть с кроликом. Этот метод Уотсона теперь известен как десенсибилизация и с некоторым успехом используется в лечении ряда фобий.

Уотсон и Розали надеялись, что их дети будут лишены подобных страхов. В занимательной статье «Я мать сыновей бихевиориста» Розали признавалась, что слишком любит детей, чтобы все время придерживаться правил, установленных мужем. «В некоторых отношениях я отдаю должное мудрости науки о поведении, но в других – бунтую против нее, – писала она. – Я втайне надеюсь, что благодаря любви дети станут иногда проявлять слабость, когда вырастут, что поэзия, житейские драмы или возвышенные чувства будут вызывать у них слезы… Мне нравится веселиться и глупо смеяться. Бихевиористы же считают такой смех знаком слабой приспособляемости».

Билли не разочаровывал мать – он был так привязан к ней, что всегда плакал, когда та уходила. Хотя Уотсон обожал Розали, она по-прежнему вела себя как его преданная студентка и подчинялась строжайшим правилам мужа.

У Билли развился страх перед аквариумными рыбками, но отец избавил от него сына таким же образом, как вылечил Питера от боязни кроликов. Фобия исчезла, однако, замечала Розали, Уотсону не удалось справиться «с привычкой мальчика грызть ногти. Наш старший сын грызет ногти, а такого не должно быть в семье бихевиориста». Они пытались мазать пальцы Билли клеем, укладывали его спать в перчатках, но никакие уловки не помогли.

Уотсон был первым человеком, пытавшимся разработать объективный тест, связанный с двумя ключевыми идеями Фрейда – эдиповым комплексом и соперничеством между братьями и сестрами. Ни один из этих тестов, по мнению Уотсона, не требует особой методики. Если мальчик грудного возраста увидит, как отец страстно целует мать, будет ли он кипеть от ревности? Эксперимент был легким, как детская игра. Уотсон принялся с жаром целовать Розали, чтобы посмотреть, заплачет ли его 11-месячный сын Билли. Если да – значит эдипов комплекс не выдумка. Тогда малыш Билли не заплакал, но через год пресловутый комплекс проявился во всей красе, и Билли пытался ударить отца.

Проверка соперничества между братьями и сестрами также не представляла труда для воображения исследователя. Нападает ли ребенок до трех лет на новорожденного? Либо да, либо нет. Фрейд пришел к идее детской ревности в процессе самоанализа, которым он занялся в 1896 г. Ученый обнаружил, что он не только испытывал ревность (конечно, неосознанную), когда 40 лет назад у его родителей появился второй сын Юлиус, но и желал смерти младенцу. Двухлетний Фрейд не причинил своему брату никакого вреда – не втыкал булавок ему в руки и не прибегал к другим видам насилия. (Юлиус часто болел и умер в восьмимесячном возрасте.)

Судя по записям Уотсона, испытания начались, когда Билли исполнилось 11 месяцев. Джон и Розали решили посмотреть, что случится, если они приласкают друг друга на глазах у сына. «Когда отец и мать пылко обнимаются, ребенка не заставишь смотреть на них». Билли нисколько не заинтересовался, но когда родители стали громко ссориться и особенно когда притворились, что дерутся, повышенные тона и злые лица привели к тому, что мальчик захныкал и заплакал, словно испугался. Билли начал вести себя в соответствии с теорией Фрейда после двух лет. Если Розали обнимала Уотсона, их сын нападал на отца. В два года и девять месяцев по воскресеньям он говорил: «Папа, иди на работу», что означало, что мама должна быть в полном его распоряжении. Так заявлял о себе эдипов комплекс.

В два года у Билли появился брат Джимми. Когда Розали вернулась из клиники после двухнедельного отсутствия, няня не позволила старшему ребенку выйти из комнаты. Затем его повели к матери, кормившей младенца грудью. Можно было предположить, что из-за детской ревности Билли разозлится или захочет уколоть новый объект внимания матери булавками, если они попадутся ему под руку. Но ничего подобного не произошло. Билли прижался к коленям матери и сказал: «Здрасте, мама». Он не пытался поцеловать ее и некоторое время, казалось, не замечал новорожденного. Затем он увидел Джимми и сказал: «Какой маленький», взял ручки брата, похлопал ими и повторил: «Вот какой малыш». Няня забрала младенца у Розали, и это расстроило Билли. Он сказал: «Мама, возьми малыша». Надо полагать, Уотсон доказал, что эдипов комплекс существует, но представление Фрейда о детском соперничестве неверно. Билли скорее был очарован маленьким братом, несколько раз проворковал «малыш» и взял ручки ребенка в свои.

Родив второго ребенка, Розали оставалась больше матерью, чем бихевиористом. Хотя она соглашалась с мнениями мужа, она не была так же строга, как он. Иногда она не могла удержаться от того, чтобы «поцеловать два свои кусочка протоплазмы». «Кусочкам протоплазмы» это, разумеется, очень нравилось.

Вскоре Уотсон стал беспокоиться о том, что матери, целующие своих детей, подстегивают развитие эдипова комплекса, а если отец обнимает сыновей, есть вероятность, что те станут женоподобными. Пока мальчики росли, родители пытались справляться с трудностями в высшей степени разумным образом. Они часто обсуждали проблемы за обеденным столом. Дети могли свободно высказываться, но мы не знаем, понимали ли они сущность обсуждаемых вопросов.

Уотсон зафиксировал в записях одно более позднее проявление ревности. Когда Билли было три года, няня сказала: «Ты непослушный мальчик. А вот Джимми хороший, я люблю его». Уотсоны уволили няню, которая пыталась повлиять на поведение Билли таким грубым способом.

По мере того как дети росли, у Уотсона появились совсем другие опасения: он не хотел, чтобы сыновья слишком привязывались друг к другу. Им не разрешалось обниматься, так что перед сном Билли и Джимми приходилось ограничиваться рукопожатием.

Особое внимание уделялось приучению детей к унитазу. Как только мальчики начали ходить, Уотсон настаивал на том, чтобы они посещали туалет в восемь часов и «самостоятельно делали свои дела». Затем мальчики должны были вернуться к родителям и доложить о результате. Взрослые не настаивали на том, чтобы проверять туалет, прежде чем смыть воду. Они строили отношения с детьми на доверии. Как рассказывал их младший сын, эта замечательная идея была немного наивной, потому что они с братом оба лгали о том, что удавалось из себя выжать.

Наблюдения позволили Уотсону перечислить причины, которые могли вызвать у мальчиков слезы. Они плакали, что неудивительно, когда надо было садиться на унитаз, а также когда оставались в комнате одни и смотрели, как взрослые уходят. Кроме того, мальчики заливались слезами, если другие дети не хотели с ними играть, когда их одевали, раздевали и купали. Многие из этих реакций выражали гнев из-за того, что их движениям препятствовали, заключили Уотсон и Рейнер.

На основе постоянных наблюдений Уотсон сделал вывод, что чаще всего его дети плакали между 9:00 и 11:00. Видимо, отчасти это объяснялось усталостью, поэтому Уотсон предложил укладывать их спать перед обедом. И опять, как это ни раздражает, записи ничего не говорят нам, помогло это или нет.

В одном отношении Уотсон и Розали были чрезвычайно передовыми родителями. Они не считали, что при детях нельзя обниматься. Билли видел свою мать голой, и его научили пристойным названиям его гениталий. Однажды он сказал, что у матери большие черные груди, а у него маленькие белые.

Хотя Уотсон больше не был профессором, к нему продолжали обращаться как к авторитетному специалисту. Он писал о поведении детей для популярных журналов, таких как Harpers, McCalls и Cosmopolitan, и нередко выступал на радио, благодаря чему стал известным всей стране человеком. В 1928 г., когда Билли было семь лет, а Джимми пять, Уотсон и Розали опубликовали работу «Психологический уход за ребенком». Книга стала бестселлером и оказала на читателей огромное влияние. В ней говорилось, что воспитание детей требует от родителей дисциплины. Отец и мать должны проявлять строгость к себе самим. Нельзя относиться к детям как к игрушкам, созданным для вашего удовольствия. Дети имеют право ожидать, что родители подготовят их для жизни в современном мире, а не станут нежить и лелеять, чтобы удовлетворить собственное самолюбие.

Отцы должны пресекать ужасающее поведение матерей, заявлял Уотсон. Матери слишком уж ласковы и беспрестанно тискают детей в объятиях и целуют. Большинство матерей виновны в «психологическом убийстве… Я знаю сотни родительниц, которые хотят завладеть душой своего ребенка». Следующие слова Уотсона вызвали возмущение членов женских организаций 1920-х гг.: «Стремление зацеловать ребенка до смерти стало как никогда популярным развлечением». Однажды, когда ученый и его жена поехали кататься на машине с друзьями, он увидел, как одна мамаша поцеловала свое чадо 32 раза. Уотсон ошеломил Союз матерей даже больше, предположив, что этот обычай «по сути является выражением сексуального желания».

Отцы должны защитить детей от такой удушливой любви, но, к сожалению, многие из них больше заняты тем, чтобы заставить отпрысков подчиняться. «Большинство отцов нужно наказывать за то, что они пытаются внушить детям идиотическую догму о долге перед родителями… Дети ничего не должны своим родителям», – возражал Уотсон. Также он предупреждал об опасности телесных наказаний и глупых викторианских страхов перед мастурбацией.

Мы знаем, что Уотсон имел причину с горечью вспоминать собственное детство, и, когда он прославился на всю страну, его отец, бросивший их с матерью, начал появляться в офисе Уотсона на Манхэттене. Неужели раскаивающийся родитель хотел видеть сына? Вовсе нет. Он надеялся выпросить у него немного денег, которые прежде у Пайкенса не переводились. Как выяснилось, отец был не единственным, кто приходил с протянутой рукой. Первому сыну Уотсона от Мэри Икес, Джону, было 28 лет, и у него плохо получалось зарабатывать на жизнь. Он тоже клянчил деньги и редко возвращал долг.

Мудрый родитель, с точки зрения Уотсона, беспристрастен, а не грозен. «Многое в его личности меня восхищает», – говорил Джимми в интервью The Journal of the History of the Behavioural Sciences в 1987 г. Его отец был талантливым, остроумным и рассудительным человеком. «Но в то же время он оставался черствым, глухим к чужим переживаниям, не умел выражать свои чувства и справляться с ними и неосознанно стремился лишить меня и моего брата эмоциональной опоры любого рода», – сказал мне Джимми. Также он вспоминал, что у них не было игрушек в ванной и мягких игрушек в детской. Кроме того, мальчикам не разрешали оставлять на ночь свет – явное наследие прошлого Уотсона, которое наделило его боязнью темноты.