Текст книги "Академический обмен"

– Я толстая и старая.

– И что из этого? Я сам такой.

– Извини, что я тебя по голове ударила, когда ты стал… там… целовать… Опыта у меня маловато…

– Все было хорошо! А вот Дезире…

Хилари несколько помрачнела.

– Давай не будем говорить о твоей жене, Моррис! И о Филиппе. По крайней мере, не сейчас.

– О'кей, – сказал Моррис. – Давай тогда еще немного поваляемся. – Он потянул ее в постель.

– Нет, Моррис! – слабо сопротивляясь, запросила она. – Скоро дети вернутся!

– Времени еще навалом, – ответил он, вне себя от радости, что его снова охватило желание. Внизу в прихожей зазвенел телефон.

– Телефон, – простонала Хилари.

– Пусть звонит.

Но Хилари высвободилась из его объятий.

– Если что-то случилось с детьми, я себе этого не прощу, – сказала она.

– Ну, только в темпе!

Хилари быстро вернулась с широко раскрытыми от удивления глазами.

– Это тебя, – сказала она. – Ректор.

Спустившись в прихожую в трусах, Моррис взял телефонную трубку.

– Это вы, Цапп? Простите великодушно, что побеспокоил, – забормотал ректор. – Как вы себя чувствуете после всей этой истории?

– Сейчас – просто великолепно! А что с Мастерсом?

– Профессор Мастерс, к нашей обшей радости, снова находится под врачебной опекой.

– Рад это слышать.

– А здорово вы это придумали, голубчик, устроить ему ловушку в лифте. Ловкая работа! Примите мои поздравления.

– Спасибо.

– Вернемся к нашему утреннему разговору. Я только что с заседания комиссии по новым назначениям. Вам будет приятно узнать, что Лоу утвердили на ставку без сучка и задоринки.

– Угу.

– И если вы помните, как раз когда нас прервал доктор Смизерс, я собирался еще кое о чем спросить вас.

– О чем?

– Не догадываетесь?

– Нет.

– Все очень просто. Мне вот что интересно: вы не подумывали о том, чтобы подать заявление на заведование английской кафедрой?

– Вы имеете в виду здешнюю кафедру?

– Именно так.

– Да что вы. И в голову не приходило. Зачем вам на этом месте американец? И кафедра этого не поддержит…

– Напротив, дружище, все члены английской кафедры, которых просили высказаться по этому вопросу, назвали вашу фамилию. Я не исключаю, что за всем этим стоит желание просто свалить все на вас, но, несомненно, вы произвели на них впечатление как человек, способный по-деловому руководить кафедрой. И конечно, стоит ли говорить о том, что, столь ярко проявив себя в разрешении конфликта вокруг сидячей забастовки, вы прекрасно зарекомендовали себя в глазах всего университета. Если говорить откровенно, мой друг, стоит вам захотеть, и кафедра ваша.

– Большое спасибо, – сказал Моррис. – Для меня это высокая честь. Но смогу ли я спать спокойно? Что, если Мастерс снова сбежит? Теперь он вполне может думать, что его подозрения на мой счет оправдались.

– Я бы не стал об этом беспокоиться, голубчик, – тихо стал утешать его Страуд. – Я думаю, вам просто показалось, что Мастерс в вас стрелял. У нас нет свидетельства, что он был вооружен или что он замышлял какой-либо акт насилия по отношению к вашей персоне.

– А зачем он тогда гонялся за мной по всему шестиграннику? – требовательно спросил Моррис. – Поцеловать меня в щечку?

– Он хотел с вами поговорить.

– Поговорить?

– Как выяснилось, несколько лет назад он весьма критически высказался о вашей статье в литературном приложении к «Таймс», и ему показалось, что вы это обнаружили и затаили на него злобу. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Кажется, понимаю. Знаете, господин ректор, я подумаю о месте завкафедрой.

– Уж подумайте, дружище. Можете не торопиться с ответом.

– А какая у меня будет зарплата?

– Этот вопрос можно уладить с помощью переговоров. Университет имеет специальный фонд для целенаправленной выплаты надбавок в особых случаях. Я уверен, что ваш случай будет рассмотрен как самый что ни на есть особый.

Моррис обнаружил Хилари в ванной. Она лежала в огромной старомодной ванне с ножками в форме звериных лап и, когда он ворвался к ней, прикрыла мочалками грудь и низ живота.

– Да ладно тебе! – сказал он. – Брось ты эту свою притворную стыдливость. Подвинься-ка, я тоже влезу.

– Что за глупости, Моррис! Зачем звонил ректор?

– Дай-ка я потру тебе спинку. – Он стянул трусы и забрался в ванну. Вода в ней угрожающе поднялась и начала уходить через верхнее сливное отверстие.

– Моррис! Ты сошел с ума! Я вылезаю.

Но она осталась в ванне и, наклонившись вперед, возбужденно задергала плечами под его руками.

– Брал ли Филипп хоть когда-нибудь книги у Гордона Мастерса?

– Брал постоянно. А почему ты спрашиваешь?

– Да так.

Он притянул ее к себе и, устроив между коленей, стал намыливать пышные дыни ее грудей.

– Ах, Боже мой! – простонала она. – И как мы успеем все это закончить до возвращения детей?

– Расслабься. Времени уйма.

– Так что хотел ректор?

– Он предложил мне место заведующего английской кафедрой.

Пытаясь оглянуться, Хилари скользнула по дну ванны и чуть не ушла под воду.

– Что??? Место Гордона Мастерса?

– Так точно.

– И что ты сказал?

– Сказал, что подумаю.

Хилари смыла пену и выбралась из ванны.

– Как все это странно. И ты думаешь, что сможешь жить в Англии?

– В настоящий момент в этой идее есть масса соблазнов, – многозначительно ответил он.

– Оставь свои шутки, Моррис. – Она стыдливо прикрылась полотенцем. – Ты прекрасно знаешь, что это лишь эпизод.

– Почему ты так думаешь?

Она пристально на него посмотрела:

– И сколько женщин было в твоей жизни?

Он неловко заерзал в уже остывшей воде и открыл кран.

– Это нечестный вопрос. В определенном возрасте мужчина начинает находить удовлетворение с одной-единственной женщиной. Он хочет стабильности.

– Да, но скоро вернется Филипп.

– А ты как будто сказала, что он остается?

– Нет, его надолго не хватит. Вернется как миленький, поджав хвост. Вот уж кто точно хочет стабильности!

– А может, нам его присватать к Дезире? – пошутил Моррис.

– Бедная Дезире. Хватит с нее страданий. – В это время снова зазвонил телефон. – Пожалуйста, Моррис, вылезай побыстрее и одевайся. – Она накинула халат и вышла.

Плавая в ванне и поигрывая гениталиями, Моррис задумался над словами Хилари. Сможет ли он жить в Англии? Полгода назад вопрос был бы неуместен, а над ответом и думать было нечего. Но теперь у него уже не было той уверенности… Некоторым образом это помогло бы решить проблему его дальнейшей карьеры. Раммидж, конечно, не самый лучший в мире университет, но человеку с его энергией и идеями здесь есть где развернуться. И едва ли кто из американских профессоров обладал в Раммидже неограниченной властью заведующего кафедрой. А встав у руля, вы можете крутить его как вам угодно. С его опытом, инициативой и международными контактами он добьется того, что о Раммидже заговорят, и это будет даже занятно… Моррис стал рисовать наполеоновское будущее своей карьеры в Раммидже: сначала он разделается с обветшалой готической программой и заменит ее безупречно логичной системой дисциплин, учитывающей научные достижения в литературоведении с начала 20 века; потом организует аспирантский центр изучения Джейн Остен; введет для студентов обязательное пользование пишущей машинкой, пригласит к себе американских ученых, бежавших от студенческих революций; будет устраивать конференции и издавать новый журнал…

Он услышал, как звякнул телефон, когда Хилари повесила трубку, и пальцем большой ноги вытянул за цепочку пробку. Вода стала постепенно снижаться, образуя островки, архипелаги и затем континенты из его ног. живота, члена, груди и плеч. Что касается семейной жизни, то, оставшись в Англии, он ничего не потеряет. Если Дезире настоит на разводе и возьмет с собой близнецов, Раммидж окажется не дальше от Нью-Йорка, чем Эйфория. А может быть, ее удастся уговорить попробовать начать все сначала в Европе. Не то чтобы Раммидж был на уме у Дезире, когда она говорила о Европе, но, по крайней мере, из местного аэропорта можно за пятьдесят минут долететь до Парижа, если появится такое желание…

Остатки воды с бульканьем исчезли, подергав его за волоски на ногах и ягодицах, и он остался лежать на дне ванны голый и мокрый, будто выброшенный на берег после кораблекрушения. Гулливер. Робинзон Крузо. Впереди – новая жизнь?

В ванную вошла Хилари.

– Да-да, – сказал он. – Я уже вылезаю. – И тут он заметил, что она странно на него смотрит. – В чем дело?

– Этот телефонный звонок…

– И кто же это был? Ректору пришло в голову что-то еще?

– Это была Дезире.

– Дезире! Почему ты меня не позвала? – Он выпрыгнул из ванны и схватил полотенце.

– С тобой она говорить не хотела, – сказала Хилари. – Она хотела поговорить со мной.

– С тобой? И что же она сказала?

– Та женщина, с которой у Филиппа роман…

– Да?..

– Это она. Дезире.

– Ты шутишь.

– Нет.

– Быть этого не может!

– Почему?

– Почему? Потому что я знаю Дезире. Она мужененавистница. Особенно не выносит таких бесхребетных мужиков, как твой муж.

– Откуда тебе известно, что он бесхребетный? – строго спросила Хилари с некоторым раздражением.

– Да уж известно. Дезире сожрет его с потрохами. Без соли и перца.

– Филипп может быть очень ласковым и нежным. Возможно, Дезире захотелось чего-то необычного, – сухо сказала Хилари.

– Вот стерва! – воскликнул Моррис, шлепнув полотенцем по краю ванны. – Изворотливая стерва!

– А мне как раз показалось, что она очень чистосердечна. Сказала, что слышала мой разговор с Филиппом сегодня утром – правда, я не знаю, каким образом, потому что я позвонила вам домой, а она дала мне другой телефон… Одним словом, ей все известно, и ей показалось, что будет честнее раскрыть мне все карты, потому что у Филиппа не хватало смелости сказать мне о том, что произошло. Естественно, я подумала, что и мне следует быть столь же откровенной.

– То есть ты рассказала ей о том… о сегодняшнем вечере?

– Конечно. Особенно мне хотелось, чтобы об этом узнал Филипп.

– И что же сказала Дезире? – с опаской спросил Моррис.

– Она сказала, – ответила Хилари, – что, наверное, нам надо где-то встретиться и обсудить эту ситуацию.

– Тебе и Дезире?

– Нет, всем нам. И Филиппу тоже. Что-то вроде встречи в верхах, как она выразилась.

Конец

Натурная съемка: самолет Британской трансатлантической авиакомпании «Викерз-10» слева направо пересекает экран. Вторая половина дня. Безоблачно. Звук: шум двигателей.

Смена кадра

Студийная съемка: «Викерз-10». Вторая половина дня. Кадр под углом: Моррис и Хилари сидят в середине салона. Звук: приглушенный шум двигателей.

Хилари нервно и невнимательно листает журнал «Харперз базар». Моррис, зевая, смотрит в окно.

Крупным планом вид из окна. В кадре: восточное побережье Америки, Лонг-Айленд, Манхэттен.

Смена кадра

Натурная съемка: самолет Американской авиакомпании «Боинг-707» справа налево пересекает экран. Вторая половина дня. Безоблачно. Звук: шум двигателей.

Смена кадра

Студийная съемка: «Боинг-707». Вторая половина дня. Звук: спокойная оркестровая аранжировка песни «Эти маленькие глупости».

Крупный план: Филипп спит в наушниках, приоткрыв рот. Отъезд камеры: в кадре появляется сидящая рядом Дезире за чтением книги Симоны де Бовуар «Второй пол». Дезире выглядывает в окно, затем смотрит на часы, потом на Филиппа и поворачивает переключатель у него над головой. Звук резко меняется на сказку «Три медведя».

Звукозапись. «И папа-медведь спросил: „Кто это спал на моей кровати?“. И мама-медведица спросила: „Кто это…“»

Филипп, виновато вздрогнув, просыпается и сбрасывает наушники.

Звук: приглушенный шум двигателей.

Дезире (улыбаясь). Просыпайся, мы подлетаем.

Филипп. Нью-Йорк? Уже?

Дезире. Уже. Хотя неизвестно, сколько нам придется кружиться в воздухе перед посадкой.

Смена кадра

Студийная съемка. «Викерз-10». Вторая половина дня.

Моррис (обращаясь к Хилари ). Молю Бога, чтобы мы не застряли в небе над аэропортом.

Смена кадра

Натурная съемка. «Викерз-10». Вторая половина дня. Вид самолета с носа. Он начинает снижаться. Звук: шум двигателей меняет тон.

Смена кадра

Натурная съемка. «Боинг-707». Вторая половина дня. Вид самолета с носа. Он начинает крениться вправо. Звук: шум двигателей меняет тон.

Смена кадра

Студийная съемка. Кабина экипажа. «Викерз-10». Вторая половина дня. Английский командир экипажа, оглядывая небо, смотрит вправо. Крупный план: Тревожное лицо английского командира.

Смена кадра

Студийная съемка: Кабина экипажа. «Боинг-707». Вторая половина дня. Крупный план: ужас на лице американского командира экипажа.

Смена кадра

Студийная съемка: Кабина экипажа. «Викерз-10». Вторая половина дня. Из-за плеча английского командира виден «Боинг-707», угрожающе близко пересекающий курс следования самолета «Викерз-10» и делающий крен, чтобы избежал, столкновения. Английский командир нажимает рычаги на панели управления и делает крен в противоположную сторону.

Смена кадра

Студийная съемка: «Боинг-707», пассажирский салон. Вторая половина дня . Тревога и смятение среди пассажиров, когда самолет делает резкий крен. Звук: крики, плач и т.д.

Смена кадра

Студийная съемка: «Викерз-10», пассажирский салон. Вторая половина дня . Тревога и смятение среди пассажиров, когда самолет делает резкий крен. Звук: крики, плач и т.д .

Смена кадра

Студийная съемка: Кабина экипажа. «Викерз-10». Вторая половина дня.

Английский командир (бесстрастно говорит в микрофон). «Диспетчерская аэропорта Кеннеди, как слышите. Это Викерз-десяточка. Докладываю: был на грани столкновения».

Смена кадра

Студийная съемка: Кабина экипажа. «Боинг-707». Вторая половина дня.

Американский командир (в ярости кричит в микрофон). «Хотел бы я знать, какого хрена вы там делаете!!!»

Смена кадра

Студийная съемка. «Викерз-10». Пассажирский салон. Вторая половина дня. Звук: голоса «Ты видел?», «В метре разошлись!», «Чуть не врезались» и т. д.

Моррис (вытирая пот со лба). Я всегда говорил, что если бы Богу было угодно, чтобы мы летали, он сделал бы меня похрабрее.

Хилари. Меня мутит.

Смена кадра

Студийная съемка. «Боинг-707». Пассажирский салон. Звук: приглушенные голоса.

Дезире (дрожащим голосом, Филиппу ). Что это было?

Филипп: Думаю, мы чуть не столкнулись с другим самолетом.

Дезире. Боже святый!

Затемнение

Выход из затемнения. Студийная съемка: гостиничная комната в центре Манхэттена, интерьер в голубых тонах. Вторая половина дня. Звук: голос комментатора бейсбольного матча, звук приглушен . Два раскрытых, но нераспакованных чемодана. Хилари, закрыв глаза, лежит в одежде, скинув туфли, на одной из кроватей. Моррис в рубашке с короткими рукавами сидит, уткнувшись в телевизор, со стаканом скотча со льдом. На прикроватной тумбочке – поднос с бутылкой, льдом, стаканами и прочим. Стук в дверь. Кадр : Хилари быстро открывает глаза.

Моррис. Да! Войдите!

Дезире (входит, за ней Филипп ). Моррис?

Хилари быстро садится в постели и опускает ноги на пол.

Моррис. Дезире! (Ставит стакан и идет к двери, широко раскрыв руки .) Дорогая!

Дезире ловко перехватывает Моррисаза запястья и останавливает его. Затем сухо целует его в щеку и отпускает его руки.

Дезире. Привет, Моррис.

Моррис (потирая запястья). Ого, ну и сила у тебя!

Дезире. Я брала уроки карате.

Моррис. От-лич-но! Сходи сегодня вечером в парк и потренируйся на насильниках. (Делая жест в сторону Филиппа.) А вы, наверное, Филипп.

Кадр: Филипп,не произнося ни звука, смотрит во все глаза на Хилари. Наезд на Хилари, которая, замерев, сидит в кровати и смотрит во все глаза на Филиппа.

Моррис. Ну а если вы не Филипп, то все оказывается сложнее, чем я мог предполагать.(Берет Филиппа за руку и пожимает ее.)

Филипп. Извините! Здравствуйте! (Оглядывается на Хилари.)

Хилари(еле слышно). Привет, Филипп.

Филипп.Привет, Хилари.

Дезире (подходит к Хилари). Хилари, я Дезире. (Хилари поднимается.) Да вы не вставайте!

Хилари (извиняющимся тоном, надевая туфли ). Я просто прилегла…

Хилари и Дезире пожимают друг другу руки.

Дезире. Как долетели?

Моррис. Лучше не придумаешь! Чуть не столкнулись с другим самолетом.

Дезире (оглядываясь на него ). И мы тоже!

Моррис (широко открыв глаза). И вы чуть не столкнулись?..

Филипп. Да, как раз на подлете к Нью-Йорку. Интересно, часто ли у них это случается?

Моррис (рассудительно). Мне кажется, сегодня это могло произойти только один раз.

Филипп.Вы хотите сказать?..

Моррис (кивает). Да, нас хотели представить друг другу в воздухе.

Филипп. Ф-ф-ф-у!

Хилари (снова садится на кровать ). Какой ужас!

Дезире. Зато сколько проблем сразу бы разрешилось. Впечатляющее завершение нашей маленькой драмы.

Хилари. Да что вы такое говорите!

Моррис. Но все обошлось. Возможно, Господь Бог не гак уж на нас и сердит.

Филипп. А почему он должен быть сердит?

Моррис. Ну, вот Хилари думает…

Филипп (обращаясь к Хилари). Ты правда думаешь?

Хилари (оправдываясь). Нет, конечно. Это вот Моррис Бога боится, только он в этом не признаётся. А мне просто хотелось бы во всем разобраться.

Дезире. Вот именно. За тем мы и собрались.

Филипп (обращаясь к Хилари ). Как дети?

Хилари. Дети нормально. За ними присматривает Мэри. А ты поправился, Филипп.

Филипп. Да, немного.

Хилари. Тебе так лучше.

Моррис(обращаясь к Дезире). Тебе идет брючный костюм. Как близнецы?

Дезире. Близнецы отлично. А нам дадут выпить?

Моррис. Конечно. (Торопливо разливает напитки.) Хилари? Филипп? Скотч?

Хилари. Я не буду, спасибо, Моррис.

Моррис. Да, насчет комнат. Мы с Дезире займем эту?

Дезире. А кто сказал, что я согласна поселиться с тобой?

Моррис(пожимая плечами). О'кей, милая. Вы с Филиппом займете другую комнату. А мы останемся здесь.

Хилари. Так или иначе, не слишком ли мы спешим с выводами?

Моррис (разводя руками.) О'кей. И что вы предлагаете?

Смена кадра

Студийная съемка. Комната в гостинице. Голубой интерьер. Ночь.

Филипп и Моррис на односпальных кроватях. Филипп в пижаме, похоже, что спит. Моррис с голой грудью лежит без сна, одна рука закинута за голову, другая – под простыней.

Моррис. И зачем только мы их послушались?

(Пауза .)

– Полный идиотизм.

(Пауза .)

– В гостиничных номерах всегда тянет на это дело.

(Пауза .)

– Филипп.

Филипп. М-м-м?

Моррис. Как ты там ладил с Дезире?

Филипп. Просто замечательно.

Моррис. Я имею в виду, в постели.

Филипп. Просто замечательно.

Моррис. Тяжелая работенка.

Филипп. Я бы так не сказал.

(Пауза .)

Моррис. А она хоть раз… э-э-э… брала у тебя в рот?

Филипп. Нет.

Моррис(вздыхает). Вот и у меня тоже.

(Пауза .)

Филипп. Да я ее и не просил.

(Пауза .)

Филипп внезапно садится в постели, совершенно проснувшись.

Филипп. А ты Хилари просил об этом?

Моррис. Конечно.

Филипп. И что?

Моррис. Ничего.

Филипп с облегчением откидывается на подушку и закрывает глаза.

(Пауза .)

Моррис. Она и не поняла, о чем я говорю.

Смена кадра

Студийная съемка. Комната в гостинице. Розовый интерьер. Ночь.

Дезире и Хилари спят на односпальных кроватях. Между ними на тумбочке стоит телефон. Он начинает звонить. Дезире, нащупав рукой, берет трубку.

Дезире(сонно). Алло.

Моррис и Дезире крупно, параллельный монтаж.

Моррис. Здравствуй, дорогая.

Дезире(раздраженно). Что тебе нужно? Ты меня разбудил.

Моррис. Э-э-э… Мы вот тут с Филиппом подумали (смотрит на Филиппа), а не прийти ли нам к более подходящему соглашению?

Дезире. Например?

Моррис. Ну, например, одна из вас поменялась бы местами с одним из нас…

Дезире. Одна из нас? И которая же? Тебе как будто все равно?

Моррис(с неловким смешком). Это уж как вы решите.

Дезире. Какая мерзость! (Кладет трубку.)

Моррис. Дезире!

Моррис бросает трубку.

(Мрачно .) Стерва!

Смена кадра

Студийная съемка. Розовая комната. Ночь.

Хилари. Кто звонил?

Дезире. Моррис.

Хилари. Что он хочет?

Дезире. Одну из нас. Он не так уж привередлив.

Хилари. Что?!

Дезире. И Филипп тоже. Боюсь, что Моррис дурно на него влияет.

Хилари(садится в постели). Мне надо поговорить с Филиппом.

Дезире. Сейчас?

Хилари. Мне все равно не спится.

Дезире. Как хочешь (Отворачивается.)

Хилари. А тебе не хотелось бы переговорить с Моррисом?

Дезире. Нет!

Смена кадра

Студийная съемка. Коридор гостиницы. Ночь.

Хилари в халате появляется из левой двери, оставляет ее распахнутой, пересекает коридор и стучит в правую дверь. Дверь открывается. Хилари заходит в комнату, дверь закрывается. Вскоре правая дверь открывается, из нее выходит Моррис в халате, закрывает за собой дверь, пересекает коридор, входит в первую дверь и закрывает ее за собой.

Смена кадра

Студийная съемка. Голубая комната. Ночь.

Хилари (нервничая ). Я пришла только поговорить, Филипп.

Смена кадра

Студийная съемка. Розовая комната. Ночь. Звук закрывающейся двери.

Дезире(спокойно). Только дотронься до меня, Цапп, – пожалеешь.

Затемнение

Смена кадра

Студийная съемка. Голубая комната. Раннее утро.

Филипп и Хилари, обнявшись, спят в одной из кроватей.

Смена кадра

Студийная съемка. Розовая комната. Раннее утро.

Неторопливое панорамирование комнаты, в которой все вверх дном – опрокинутые стулья, сброшенные лампы, сдернутое с постели белье и т.д. Морриса и Дезире не видно, пока камера не обнаруживает их голые сплетенные тела на полу между кроватями. Они крепко спят.

Смена кадра

Студийная съемка. Кафе в гостинице. Утро.

Моррис, Дезире, Филипп и Хилари кончают завтракать. Они сидят в отдельной кабинке, мужчины по одну сторону стола, женщины – по другую.

Моррис. Ну, чем займемся с утра пораньше? Покажем этим двум провинциалам город, Дезире?

Дезире. Сегодня будет жарко. По радио сказали – за тридцать.

Хилари. А может, поговорим серьезно? Ну то есть о том, зачем мы все здесь собрались. Что будем делать дальше? О нашем будущем.

Моррис. Давайте рассмотрим возможные варианты. Без всяких эмоций. (Собирается раскурить сигару.) Вариант первый: мы возвращаемся каждый в свой дом и к своей супруге.

Моррис закуривает сигару и разглядывает ее кончик. Хилари смотрит на Филиппа,Филипп смотрит на Дезире, Дезире смотрит на Морриса.

Дезире. Второй вариант.

Моррис. Мы можем все развестись, а потом пожениться вперекрест.

Филипп. И где мы будем жить?

Моррис. Я могу взять кафедру в Раммидже и там обосноваться. А ты, наверное, получишь работу в Эйфории.

Филипп. Я в этом совсем не уверен.

Моррис. Или ты берешь Дезире с собой в Раммидж, а я вернусь в Эйфорию с Хилари.

Хилари встает.

Хилари. Я больше не желаю слушать эти ребячьи разговоры.

Филипп. Это почему же? Ты их первая начала.

Хилари. Ну какой же это серьезный разговор! Вы сидите тут как два сценариста и обсуждаете развязку пьесы.

Моррис. Хилари, дорогая! Но мы же должны сделать выбор! И поэтому надо рассмотреть все возможности!

Хилари(садясь). Ну хорошо. А вы учли такую возможность, что мы с Дезире разведемся с вами и больше не выйдем замуж?

Дезире. Вот именно!

Моррис(задумчиво). Верно. Другая возможность – групповой брак. Слышали? Две пары вместе живут в одном доме, и у них все вскладчину. И собственность тоже общая.

Филипп. Включая… э-э-э…

Моррис. Включая и это, разумеется.

Хилари. А дети?

Моррис. А детям лучше всех. Они друг друга развлекают, пока родители…

Дезире. Друг друга трахают.

Хилари. В жизни не слышала ничего более аморального!

Моррис. Да ладно тебе, Хилари! Мы и так уже побили рекорд по обмену женами на расстоянии. И почему бы теперь не сделать то же самое под одной крышей? Таким образом мы будем иметь мир в семье плюс разнообразие в постели. Разве мы не хотим этого? Я уж не знаю, как вы провели прошлую ночь, но у нас с Дезире это было…

Дезире. Ну хорошо, хорошо, довольно об этом.

Филипп. Я должен сказать, что в этой идее что-то есть.

Дезире. Теоретически я это поддерживаю – ну то есть как первый шаг на пути к избавлению от нуклеарной семьи, и в этом есть свои плюсы. Но если и Моррис – за, то в этом есть какой-то подвох.

Хилари(саркастически, обращаясь к Моррису). Из чисто научного интереса: а как быть, если в этом групповом браке оба мужчины одновременно захотят одну и ту же женщину?

Дезире. Или обе женщины захотят спать с одним и тем же мужчиной?

(Пауза .)

Моррис задумчиво потирает подбородок.

Филипп(ухмыляясь): Я знаю, как быть. Тот, кто остался не у дел, наблюдает за теми тремя.

Моррис и Дезире фыркают от смеха, Хилари, борясь с собой, тоже смеется.

Хилари. Ну неужели нельзя серьезно, в самом деле?! Чем же все это кончится?

Смена кадра

Студийная съемка. Гостиница, голубая комната. Вторая половина дня.

Дверь открывается и входят Моррис, Дезире, Хилари и Филипп, увешанные пакетами и сумками с эмблемами универмагов Манхэттена. Они разгоряченные, вспотевшие, но в хорошем настроении. Все четверо плюхаются на стулья и кровати.

Моррис. Ну, все обошли!

Дезире. Боже мой, я и забыла, что такое жара в Нью-Йорке!

Филипп. Слава Богу, что есть кондиционеры.

Моррис. Пойду схожу за мороженым.

Моррис уходит. Филипп вдруг вскакивает.

Филипп. Дезире!

Дезире. Что?

Филипп. Ты забыла, какой сегодня день?.. Сегодня же Марш!

Дезире. Марш? Ах да, Марш.

Хилари. А что это?

Филипп(возбужденно). Должны передавать по учебной программе.

Филипп подходит к телевизору и включает его.

Дезире. Так ведь это было утром? Уже все кончилось.

Филипп. Но в Эйфории еще утро. По тихоокеанскому времени.

Дезире. А, верно! (Обращаясь к Хилари.) Ты слышала о волнениях в Плотине? Из-за Народного сада?

Хилари. А, вот оно что. А ты столько пропустил в Раммидже в этом семестре, Филипп. Сидячую забастовку и много чего другого.

Филипп. Как-то не могу себе представить, чтобы в Раммидже происходили революционные события.

Хилари. Надеюсь, ты не собираешься стать снобом от насилия, который думает, что все это пустяки, пока нет убитых?

Дезире. Сноб от насилия! Неплохо…

Филипп. Кстати сказать, сегодня в Плотине вполне могут быть жертвы.

Дезире. Ты должна войти в его положение, Хилари. Филипп был в гуще событий вокруг Сада и прочего. Он даже сидел в тюрьме.

Хилари. Боже мой! А ты мне об этом не сказал, Филипп!

Филипп(уставившись в засветившийся экран телевизора). Ну, сидел всего несколько часов. Я собирался тебе об этом написать, но… это было связано с другими вещами.

Хилари. А-а-а…

На экране – кадры боевика. Филипп переключает каналы, пока не находит репортаж о Марше из Плотина.

Филипп.Вот! (Делает погромче. Звук: Пение, возгласы, оркестровая музыка и т.д.)

Входит Моррис с мороженым и освежающими напитками.

Моррис. Что это?

Дезире.Большой марш в Плотине.

Моррис.Кроме шуток?

Голос диктора.Пожалуй, теперь мы можем сказать, что Большой марш завершится мирно…

Моррисс интересом поглядывает на телевизор и разливает напитки. Крупно: Телевизионный экран. Мы видим колонну демонстрантов, проходящих мимо огороженного забором Сада. В Плотине теплое солнечное утро. У толпы праздничный и оживленный вид. Демонстранты несут знамена, флажки, цветы и куски дерна. За оградой солдаты Национальной гвардии стоят по команде «вольно».

Камера дает крупным планом разные группы демонстрантов. Мы видим грузовики с рок-группами и танцовщицами без верха, людей, резвящихся под струями воды из пожарных шлангов, идущих рука об руку и т.д. В толпе мы видим знакомые лица. Показ сопровождается голосом диктора и репликами Морриса, Филиппа, Хилари и Дезире.

Голос диктора.Люди боялись, что на улицах Плотина сегодня прольется кровь, но пока мы видим, что демонстранты настроены благодушно… Вместо камней они кидают цветы… они вплетают цветы в сетку ограды… они укладывают дерн вдоль тротуаров. Вот как они выражают свое мнение.

Филипп.Смотрите, а вон Чарлз Бун! И Мелани!

Моррис.Мелани? Где?

Дезире.Рядом с парнем, у которого рука в гипсе.

Хилари.Хорошенькая.

Голос диктора.Пока никто не пытался перелезть через забор. Гвардейцы, как вы видите, стоят по команде «вольно». Некоторые из них приветливо машут демонстрантам.

Филипп.А вот Вайли Смит! Помнишь, Хилари, я тебе о нем писал? В углу экрана, в бейсбольной кепке. Он ходил ко мне на семинар. Так и не написал ни единого слова.

Голос диктора.Шериф О'Кини и его молодчики, которых студенты прозвали «паршивцы в синем», стараются держатся от глаз людских подальше…

Дезире.Эй, посмотрите-ка на этих танцовщиц без верха!

Филипп.Да это же Кэрол и Дидри!

Дезире.Кажется, да!

Голос диктора.Целых полчаса мы наблюдаем Марш демонстрантов, а я все еще не вижу конца колонны.

Филипп.А вот Ковбой и Военная Униформа! Похоже, весь Плотин вышел на улицы!

Голос диктора.Мне кажется, то, что мы видим, говорит само за себя.

Хилари(задумчиво). Глядя на тебя, Филипп, сразу скажешь, что ты был бы сейчас не прочь оказаться в Плотине.

Дезире. Так оно и есть.

Филипп.Да нет, не совсем.

Филиппприглушает звук телевизора, оставляя картинку. Камера отъезжает, и в кадре появляются все четверо, сидящие у телевизора со стаканами в руках.

Филипп.«Тут старым нет пристанища…» [25]25
  У. Б. Йейтс. «Плавание в Византию» (из книги «Башня», 1928). – Пер. с англ. Г. Кружкова.


[Закрыть]

Моррис.Да будет тебе, Филипп, еще не вечер.

Филипп.Нет, среди них я буду чужаком.

Дезире.Это почему же?

Филипп.Эта молодежь (показывая на экран) действительно болеет душой за Сад. Для них это что-то вроде любовной связи. Возьмите хотя бы Чарлза Буна и Мелани. Я бы уж точно не стал так переживать из-за общественных дел. Даже если иногда мне бы этого хотелось. Для меня, если уж честно, политика всегда на заднем плане; это новости, это чуть ли не развлечение. То, что можно включить или выключить, как телевизор. А что меня на самом деле беспокоит, от чего я никак не могу отключиться, это (вздыхает) секс, или смерть, или лысеющий затылок. Интимные вещи. Мы, наше поколение, как-то обособлены, не так ли? Мы проводим четкую границу между жизнью частной и общественной; и то, что для нас важно, что делает нас счастливыми или несчастными, это наш личный мир. Любовь – дело сугубо частное. Собственность – частная. То, что ниже пояса, – интимная сфера. Вот почему молодые радикалы призывают к совокуплению на улицах. Это не просто дешевая шокирующая тактика. Это серьезный революционный лозунг. Слышали песню «Биттлз» «Займемся-ка этим на улице»?..

Дезире. Все это бред сивой кобылы.

Филипп. А?

Дезире. Полный вздор, Филипп. Это тебе нелегальная пресса голову заморочила. Начитался «Эйфория таймс». И, случись революция, кого начнут трахать на улицах, скажи на милость?

Филипп. Кого?

Дезире. Естественно, женщин, хотят они того или нет. Если хочешь знать, каждую ночь в Саду насилуют девушек, только газете «Эйфория таймс» неизвестно слово «изнасилование», поэтому никто об этом и не знает. Любая девушка, которая приходит в Сад ради общего дела, попадает в эту ловушку. И если она не дает, ее обвиняют в буржуазности и в чопорности, а если она идет жаловаться в полицию, там ей говорят, что она имеет то, что заслуживает. А те девушки, которых не трахают против их воли, гнут спину на кухне или возятся с детьми, в то время как мужики собираются компанией и базарят о политике. И ты называешь это революцией? Не надо меня смешить.

Хилари. Правильно! Правильно!

Филипп. Возможно, ты и права, Дезире. Я только хочу сказать, что разрыв между поколениями действительно существует, и все вращается вокруг соотношения общественного и частного. Наше поколение подписалось поя старой либеральной доктриной неприкосновенности личности. Это и составляет великую традицию литературы реализма, и все романы пишутся только об этом. Частная жизнь – на авансцене, а история – это отдаленные раскаты орудийных выстрелов где-то за сценой. А у Джейн Остен даже и выстрелов не слышно. Роман умирает, и мы умираем вместе с ним. Поэтому неудивительно, что я ничего не добился от студентов на своем семинаре по мастерству романной прозы в Эйфорийском университете. Это неподходящее средство для описания их жизненного опыта. У этих детей (показывая на экран) место действия – фильм, а не роман.