Текст книги "Кевин Гарнетт. Азбука самого безбашенного игрока в истории НБА"

Double Team / Сдваивание (дабл-тим)

Все всегда говорят о том, как трио из «Селтикс» стало первой Большой Тройкой и как это изменило баскетбол – проложило дорожку для ЛеБрона, Ди-Уэйда и Криса Боша в «Майами» и для Стефа, Клэя и KD в «Бэй». Но вы редко услышите, как кто-то объясняет то, почему Большая Тройка работает столь эффективно стратегически. Дело было не только в том, что на площадке находились три суперзвездных игрока. А в том, как нахождение этих игроков там вынуждало реагировать другую команду. Вся фишка была в сдваивании.

Когда у тебя в соперниках сразу два плеймейкера, об опеке которых нужно переживать, тебе очень тяжело. Опекаете вдвоем одного, а он выискивает возможность отдать второму, свободному. Но хорошее нападение может достаточно быстро ротироваться, чтобы нивелировать эту опеку. Добавляешь третьего плеймейкера, и весь смысл сдваивания сходит на нет. Когда у тебя достаточно активно ходит мяч, никакая защита не будет успевать переключаться. Мяч всегда движется быстрее ног. Поэтому другой команде приходится забывать о сдваивании и играть персонально по одному. И именно тогда плеймейкеры могут по-настоящему себя проявить.

Это может показаться очевидным, но это не так. Многим игрокам дабл-тим видится большой проблемой. Глаза у них широко раскрываются, стоит им увидеть двух накрывающих их защитников. И вместо того чтобы быстро передать мяч партнеру, внезапно оказавшемуся свободным, они пытаются показывать класс и пускаются в дриблинг. Так что суть Большой Тройки не просто в том, что на площадке одновременно оказываются три плеймейкера. Ее суть в том, что на площадке оказываются три неэгоистичных плеймейкера, готовых подстраиваться под систему и мириться с тем, что каждый из них не будет получать столько возможностей для бросков, сколько получал бы, играй он в роли ведущего или второго плеймейкера.

То, как ты справишься со сдваиванием, станет тебе хорошим жизненным уроком. Какой вариант ты выберешь? Себялюбивое решение, которое удовлетворит твое эго, но понизит шансы на победу? Или самоотверженное решение, благодаря которому звездой станет кто-то другой и которое с большей вероятностью гарантирует победу?

Dr. J / Доктор Джей

см. Dunk; Shoes

Dr. Jekyll and Mr. Hyde / Доктор Джекилл и Мистер Хайд

см. Tim Duncan

Duke vs. Michigan / «Дьюк» против «Мичигана»

Если ваше детство пришлось на начало девяностых, то, независимо от того, где именно в Америке вы росли и жили, вы, скорее всего, болели либо за «Дьюк», либо за «Мичиган». У «Дьюка» в составе были аккуратно подстриженные и гладко выбритые мальчики, будто перебравшиеся в команду со съемок «Беверли-Хиллз, 90210» или рекламы Abercrombie & Fitch – Бобби Хёрли, Кристиан Леттнер и Чероки Паркс. У «Мичигана» в составе были черные ребята с бритыми головами, в мешковатых шортах и черных носках – Fab Five (Великолепная Пятерка), включавшая в себя Джувана Ховарда, Джейлена Роуза и Криса Уэббера. Эти две команды демонстрировали расовое разделение в Америке, пусть и не на сто процентов точно и справедливо, ведь у «Дьюка» было предостаточно и чернокожих игроков, умевших конкретно жечь: таких как Грант Хилл и Антонио Лэнг, например. Но самое знаменитое имя в команде «Дьюка» принадлежало не кому-то из игроков команды. А ее главному тренеру, Майку Кшижевски.

Великолепная Пятерка «Мичигана» олицетворяла собой сдвиг в сторону от белой патриархальной структуры баскетбольной лиги и помогла дать толчок движению по раскрепощению игроков, которое я сам потом продвинул еще дальше своим решением идти не в колледж, а сразу на драфт, а также рекордным контрактом, о котором мне удалось договориться впоследствии. Разумеется, в те времена я ни о чем подобном не думал. Мне просто нравилось, как Си-Уэбб вколачивал мячи в кольцо – такой свирепости я еще никогда прежде не видел. Всю свою жизнь я был преданным фанатом Big East, но «Мичиган» незамедлительно стал моей самой любимой командой.

Однажды какой-то белый пацан с района попросил меня сыграть с ним один на один. Это случилось, когда мы переехали в Молдин. Парня звали Билли. Он был ростом 1,95 и болел за «Дьюк». Его любимчиком был Леттнер, чья карьера в NBA, как и моя, стартовала в «Миннесоте». Билли был единственным пацаном, у которого на подъезде к дому было баскетбольное кольцо, причем со стеклянным щитом, все как положено. Он был клевым. Он разрешил мне побыть его спарринг-партнером. Он отрабатывал на мне движения Леттнера, так что я чувствовал себя полным идиотом. Это чувство мне не нравилось. Мне не нравилось, что мне надирают зад на площадке. Я уставал быть стикмэном. Это когда ты поднимаешь руки во время игры, а тебе никто не пасует. Спустя недолгое время я уже дошел до того, что научился давать Билли отпор. Я представлял, что я – это Си-Уэбб, который в упор не хочет уступать Леттнеру, пытающемуся его продавить. Я представлял, что мы вовсе не в Молдине, а в забитом до отказа «Крайслер-Центре» в Энн-Арбор. Часы тикают. Фанаты сходят с ума. Никогда не мог себе представить, как близко эта мечта подберется к реальности.

Tim Duncan / Тим Данкан

Тимми – это Мистер Хайд для моего Доктора Джекилла. Мы были полными противоположностями в очень многих аспектах. Я не учился в колледже. Он провел в Уэйк-Форест четыре года. Я был громким. Он тихим. Я играл с бешеной энергией. Он – со спокойствием и собранностью.

И все же сходств между нами было больше, чем различий. Он отыграл девятнадцать сезонов. Я отыграл двадцать один. Мы оба ценили преданность и стабильность. Но больше всего нас объединяло то, что мы оба были скромными студентами баскетбола. Как и Тимми, я много пашу. Его трудовая этика была поразительной. Как и его движения на площадке. Этого чувака было чертовски трудно опекать. Вся эта его утонченность… То, как он мог заставить тебя отступить, или то, как смело выходил встречать тебя; как делал ложные выпады, шаги и замахи, как низко опускал мяч, поддразнивая тебя отобрать его; как убирал тебя на дриблинге или как аккуратно укладывал мяч в корзину «поцелуем» щита или ловким хуком.

За все эти годы мы сыграли друг против друга свыше пятидесяти раз, и каждый из этих матчей был особенным. Он всегда вынуждал меня играть на высочайшем уровне. Во всей лиге был лишь один такой игрок, игра против которого будоражила меня так же сильно: Рашид. К сожалению, этот ажиотаж порой работал против меня.

Я трепался без умолку, но если большинство других игроков это нервировало, то Тимми это лишь делало собраннее. Он питался моим трэш-током. И меня это бесило. И пока я тратил всю эту энергию на попытки вывести его из себя, я не осознавал, что это он скорее выводит меня из себя.

И он тоже не гнушался трэш-тока. Вы не узнали бы об этом, если бы смотрели за ним по ТВ, потому что он все делал очень незаметно. Он даже не говорил целыми предложениями. Просто кидал в тебя фразами: «Попался». «Ох, почти». «Хорошая попытка». Никакого блатного базара. Никакой жести. Из-за чего его реплики жалили еще больнее. Как будто он не удосужился потратить на твою никчемную задницу больше пары слогов. Как будто ты был жалкой букашкой, которую он только что смахнул одним движением.

Dunk / Данк

Я считаю Джордана величайшим мастером данков всех времен. Но Крис Уэбб почти ни в чем ему не уступает. Си-Уэбб превратил лэй-апы в данки.

Данки придают тебе статуса. Если вколотишь данк, никто не станет прыгать через тебя. Ты уже задал тон. Установил планку. Вот он я, смотрите!

Величайший данк, какой я только видел вживую? На ум приходят сразу несколько. Первый – данк Кобина в Матче Всех Звезд 1998 года. Второй – на Олимпиаде 2000 года в Сиднее. Перед началом Олимпийских игр сборная США – включавшая Винса Картера, Шарифа Абдур-Рахима, Рэя Аллена, Тима Хардаэуя, Алонзо Моурнинга и Гари Пэйтона, – объявила цену «за голову» Яо Мина. Мы делали ставки, кто первым из братьев сможет сделать данк через Яо. Каждый пытался и каждый потерпел неудачу. Габариты Яо и его умение ставить блоки гасили наши попытки в зародыше. Но мы все равно обыграли Китай и вышли в финал на Францию.

По ходу того матча Винс перехватил мяч и рванул к корзине. Между ним и кольцом находился монстр ростом 2,18. Винс перепрыгнул через монстра и вколотил данк с сатанинской силой. Позже французские журналисты окрестили этот данк «le dunk de la mort» – «данком смерти». Я был так распален, что в моем сознании этим монстром стал Яо Мин. Выяснилось, что на самом деле тем парнем был Фредерик Вайс, игрок сборной Франции. Перепутав игроков, я издал один из своих пронзительных криков и резко толкнул Винса, думая, что он выиграл пари. Винс был так ошарашен, что едва не заехал мне в лицо, словно говоря: «Чувак, да что с тобой такое?» Я могу лишь сказать, что я живу эмоциями, и порой они ставят мне подножку.

Мало кто знает о конкурсе данков, проходившем в лагере Nike в Дирфилде в 1994-м. О нем никогда не писали в крупных СМИ. Он прошел тихо и спокойно, как некое секретное событие легендарного уровня. Тремя основными действующими лицами были братишки Мелвин «Вертолетчик» Леветт из Огайо, Винс Картер из Флориды и мой кореш Ронни «Эйр» Филдс из Иллинойса. Конкурс выиграл Ронни, но Винс и «Вертолетчик» играли просто улет. Чтобы дать вам понять, насколько умопомрачителен был Ронни, скажу, что Винс сдался, после того как «Эйр» исполнил свою «мельницу» с разворотом на 360 – это был просто отвал башки. Винс знал, что этот данк он точно не переплюнет. Впоследствии Винс, разумеется, отправился в NBA и стал там полубогом. А на том конкурсе данков в Матче Всех Звезд, который он выиграл, он попросту воспроизвел тот данк «Эйр» Филдса, только в обратную сторону.

Несмотря на весь тот соревновательный запал, который отличал меня, Ронни и Винса, мы трое всегда отлично ладили.

Ронни был моим партнером по команде в мой выпускной год в старшей школе Фаррагут Карир Академи в Чикаго. По ходу того регулярного сезона я стал свидетелем его данка, в реальность которого не могу поверить до сих пор. Ронни получил мяч в быстром отрыве. Я ждал, что он вернет кирпич мне, чтобы я мог сделать ему навес. Но вместо этого он просто прыгнул. Он даже не смотрел, где он. Оторвался от пола обеими ногами. И полетел. Казалось, что он находился в воздухе целую вечность. Бум! Когда тренер показал нам запись данка на следующий день, он специально замедлил ее, чтобы мы увидели, откуда Ронни отталкивался перед прыжком – точка была дальше линии штрафного броска!

А что же я? Я тоже изрядно наколотил данков. Точной цифры не назову. Вплоть до 2000 года данки не учитывались в статистике NBA. Но я и не из тех ребят, кто будет тщательно записывать все свои данки. У меня нет столько самолюбия. Я только скажу, что, когда я делал данки, в голове у меня играли треки DMX. Я данкал под DMX’а.

Мои данки можно разделить на категории в зависимости от ситуации: путбэки и аллей-упы, данки от лицевой и данки в быстрых отрывах. Их можно отличить друг от друга даже по звуку. Я обожаю этот звук. Кольцо выступает здесь своего рода музыкальным инструментом. То, как ты вколачиваешь в него мяч, порождает определенный звуковой тон, не сравнимый ни с чем из того, что ты когда-либо слышал раньше. Этот глубокий басовый ча-чанг, расходящийся эхом по арене: медленно оседающий вниз и отражающийся от стен еще несколько секунд, прежде чем затухнуть, как звук камня, с брызгами плюхнувшегося в воду на дне колодца. Когда я думаю о своих данках, я не просто их вижу, я их слышу.

Но какой данк мой самый любимый? Самый первый. Седьмой класс. Уроки кончились, и я жду приезда автобуса в школьном спортзале. Все баскетбольные мячи убраны, но кто-то оставил волейбольный. Я схватил его и глянул на корзину. Как миллионы детей по всему миру, я видел данки баскетбольных звезд еще до того, как начал ходить. Хаким. Карим. Доктор Джей. Джордан. Доминик. Мне всегда было интересно, так ли приятно ощущается данк, как он выглядит. И пока я понемногу становился выше ростом, я все надеялся, что однажды и сам смогу повторить за ними.

При росте в 1,78 я был разыгрывающим. Никто не говорил мне, что я – будущая звезда, но никто и не гнал с площадки. Я сохранял свое место за собой. И в тот самый день, когда никто не смотрел, я сделал глубокий вдох, взял в руки волейбольный мяч, прыгнул изо всех сил и – да, черт побери! – вколотил его! Я мгновенно подсел на это чувство. И превратился в данкомана. Я начал вколачивать в сетку все, что попадалось под руку: футбольные мячи, теннисные, мячи для пинг-понга, да что угодно.

Когда я говорю «данкоман», это не из желания показать остроумие. Я знаю слишком многих людей, которые боролись с этой зависимостью и уступили ей, чтобы позволять себе легкомысленное отношение к ней. Говоря начистоту, мозг испытывает настоящий прилив эйфории, когда человек делает данк баскетбольным мячом. Я не знаю, изучали ли ученые когда-либо те рецепторы в мозгу, которые активизируются, когда ты делаешь данк, но готов спорить, что химическая реакция подобна той, что происходит при стимуляции мозга психоактивными субстанциями или при эмоциональном перенапряжении. Чувство, испытанное после вколачивания того волейбольного мяча в корзину, мгновенно сделало меня зависимым, и хотя три следующих десятилетия я гнался за ним в надежде испытать его снова, трепет и удовлетворение того первого раза никогда не удавалось затмить.

Kevin Durant / Кевин Дюрэнт

см. Переговоры

Е
Education · Ego · Ejection · Eminem · Escort · Euros · «Everything Is Everything» · Patrick Ewing

Education / Образование

Разница между старшей школой Молдина и другими школами, которые я посещал, была не только в обилии академических занятий, но и в большом упоре на них, что и было главной причиной, по которой Мама вообще решила перевезти нас туда.

Учеба давалась мне непросто из-за расстройств, усложнявших мое обучение, но, к счастью, в школе у меня было несколько замечательных учителей. Большой респект мисс Уиллоуби, миниатюрной белой дамочке, просто нереально крутой. Она никогда не давила требованиями и не устраивала нагоняев. В отличие от Мамы, бесившейся из-за того, что я не мог осилить задания на чтение, мисс Уиллоуби была терпеливой. Она преподавала географию, которая, наряду с математикой, естественными науками и обществознанием, была моим любимым предметом. Так мне открылся целый новый мир. Карты я мог читать гораздо лучше книг. Я мог сосредоточить внимание на семи континентах, на великих океанах – Атлантическом, Тихом, Арктическом и Индийском, мог видеть планету, представлять другие культуры, другие языки, другие климаты, долины, пустыни и джунгли. География олицетворяла загадку и волшебство: покрытые снегом горы, возвышавшиеся над облаками, крошечные деревни в Африке и громадные города Южной Америки. Мое воображение сразу оживало. Его просто невозможно было обуздать. Мисс Уиллоуби также познакомила меня с историей. Когда она рассказывала историю Бостонского чаепития, например, она говорила так: «Одной туманной зимней ночью 1773 года на верфи в бухте Бостона разъяренные американские колонисты, переодетые в коренных американцев, тайком пробрались на английские корабли и выбросили сотни тюков с чаем за борт. То были Сыны Свободы, чьей мантрой было: “Больше никаких налогов без представительства”». Мужик, да вся эта сцена сразу оживала перед глазами, словно в кино. Мы с ней наладили контакт с первого же дня. Я сдавал на «отлично» все ее тесты. Я чувствовал ее страсть к преподаванию и видел, как ее глаза загораются, когда моя рука первой поднимается вверх, и я готовлюсь ответить…

Мисс Уиллоуби наряду с двумя другими преподавателями – миссис Сидел и миссис Кук – воодушевляли меня. А воодушевление было ох как нужно! Я не уверен, что они могли идентифицировать СДВ, СДВГ и дислексию, но, уверен, они знали, что я борюсь с какими-то расстройствами. И они не высмеивали и не унижали меня из-за этого. Они помогали мне с добротой. Без их доброты я бы не испытывал такого уважения к образованию и порядочным учителям. Образование и порядочные учителя порой могут больше сделать для изменения мира к лучшему, чем большинство влиятельных политиков. Потому что они на самом деле меняют души и формируют сознания.

Ego / Эго

Сильное эго – не раздутое чрезмерно – иметь просто необходимо. Сильное эго – это эго правильных размеров. Оно помогает тебе попасть туда, куда тебе нужно попасть. Оно обеспечивает топливом, необходимым для того, чтобы оторваться от земли, когда приходит время воспарить. На площадке эго необходимо. Но за ее пределами я проявлял эгоцентризм только в отношении с людьми, которые использовали свой эгоцентризм, чтобы травить других.

Пример: однажды в Бостоне я отправился в бар перехватить куриных крыльев. Я жду в баре. Он полон народу. Все места заняты. Рядом со мной сидит девушка и просто наслаждается выпивкой. Вдруг заходит чувак, бросает перед девушкой на стол сто долларов, и такой: «Пошла отсюда, здесь сижу я». Ну до чего мерзко. Я вижу, что девушка задета, но она не знает, что сказать. Тогда я беру эти сто долларов и швыряю ему обратно. Я говорю: «Она уже сидела здесь». Вы бы видели выражение его лица. На нем мелькает радостное волнение от того, что он увидел меня, но за ним следует внезапное осознание того, что он облажался по-крупному. Он униженно бормочет какое-то нелепое извинение, а потом быстро исчезает в толпе.

Мои крылья приносят спустя пару минут, и я ухожу. Если бы чувак проявил немного терпения, он мог бы занять мое место. Он мог бы рассказать всем своим приятелям о том, кого видел в баре, и, может быть, даже завел бы разговор с девкой. Вместо этого он позволил своему эго встать на пути. И ушел из бара голодным и в полном одиночестве.

Ejection / Удаление

см. Rasheed Wallace

Eminem

см. The N-Word

Escort

Богатство и упор на академические занятия были не единственным отличием старшей школы Молдина от школ в Гринвилле. В Гринвилле все перлись от футбола и борьбы, тогда как в Молдине спортом номером один был баскет.

В старшую школу Молдина я пришел девятиклассником, уже имея рост 1,97, и сразу стал игроком старта школьной команды. Я хотел получить 32-й номер, под которым играл Мэджик, но он уже был занят. Тогда я выбрал себе 21-й, думая о Доминике Уилкинсе из «Хокс» и Малике Силе из «Сент-Джонс».

Малик был первым чуваком, игравшим на таком уровне и имевшим такое же телосложение, как у меня, – он был тощим и очень темнокожим. В те времена быть сильно темным было не круто. Повсюду были светлокожие парни. Внешний вид Малика помог мне с самооценкой.

В первый год в школе я смог закрепиться в команде. Я еще только развивал свои навыки атакующей игры – в среднем я набирал по двенадцать очков за игру в тот год, – но зато умел обороняться. Выдавал по пятнадцать подборов и семь блок-шотов за матч. Во второй год я удвоил свой средний показатель набранных очков – до двадцати пяти очков за игру. Но именно на третьем году обучения, в сезоне 1993/94, у меня случился настоящий прорыв.

Beach Ball Classic стал его кульминацией – это баскетбольный турнир для учеников старших школ, ежегодно проходящий в Мёртл-бич в дни между Рождеством и Новым годом. Он был учрежден в 1981 году Дэном д’Антони, старшим братом Майка, много лет проработавшего главным тренером в NBA. Дэн тоже связал свою жизнь с баскетболом. Тридцать лет он тренировал в старшей школе Сокасти в Мёртл-бич, а Classic учредил для того, чтобы привлечь больше внимания к молодым баскетболистам из старших школ Южной Каролины. К тому времени, как я переехал в Молдин, турнир уже стал одним из ведущих в стране. Наша команда уступала в серии 1:2, а затем вылетела, но за эти три игры я набрал 101 очко, 40 из которых пришлись на триллер длиной в пять овертаймов против лос-анджелесской старшей школы Лойолы.

Баг не присутствовал на том турнире – из Молдина в Мёртл было четыре часа езды, – но это была единственная моя игра, которую он пропустил. Его родители купили ему Ford Escort на механике, и он стал нашей основной тачкой. Я любил эту машину. Багу было все равно, где я играл, – он проезжал на том Escort’е сорок, пятьдесят, шестьдесят миль и всегда приезжал на игры вовремя. Я не переживал, что на трибунах нет членов моей семьи. Если Баг был там, все было в порядке.

Euros / Европейцы

Моим самым любимым игроком всех времен был Арвидас Сабонис, родившийся в Литве. Я смотрел записи его игр за сборную СССР. Он был просто машиной. На Олимпиаде 1988-го он дал отпор Юингу и Робинсону.

Он дал нам понять, что американцы – не единственные, кто умеет играть в баскет. Тип был ростом 2,20. Умел прыгать. Играл на всех пяти позициях. Работал обеими руками. Был гибким. Подвижным. А еще очень мозговитым.

В 1995-м я познакомился с Арвидасом в раздевалке арены «Аламодоум» в Сан-Антонио. Было странно, потому что он находился там с женой и одним из сыновей, у которого на голове росли какие-то совершенно безумные волосы. Арвидас говорил напористо, с густым акцентом, и очаровал нас всех своими историями о соперничестве с величайшими игроками в баскетболе. Я просто сидел. Я мог бы слушать его часами. Его собственная профессиональная история закончилась печально, потому что он порвал оба ахилловых сухожилия. Любой скажет вам, что после такого ты уже никогда не будешь прежним. Ты теряешь взрывную скорость. Но давайте о хорошем: его сын с безумными волосами – это Домантас Сабонис, пришедший в NBA в 2016-м играть за OKC. Я считаю отца Домантаса одним из своих кумиров.

Другие европейцы были выдающимися. Немец Дирк Новицки. Испанец Пау Газоль. Итало-аргентинец Ману Джинобили.

Понравилось ли мне то, что они привнесли в игру флоппинг и размахивания руками? Конечно, а почему нет? Это выделило их. Все эти евростепы с шагом назад перед броском, броски с отклонением с одной ноги и попаданием от щита – все это значимый вклад в стиль NBA. Мне нравилось, что игроки из других культур интегрировали свои технические элементы в наши. От этого выиграли все. Интернационализация баскетбола – одна из важнейших тем в истории спорта.

Чем больше я путешествовал, тем выше начинал ценить европейский подход. Европейские игроки не идут в колледжи. Они начинают играть профессионально, как только становятся достаточно классными игроками. Рики Рубио начал играть профессионально с четырнадцати лет. В сравнении с ним Дирк Новицки и Лука Дончич были стариками, когда начинали играть в свои шестнадцать. Игра на профессиональном уровне в таком возрасте не оставляет места никакому инфантильному дерьму. Ты играешь со взрослыми мужиками, которым нужны деньги, чтобы кормить свои семьи, и у них нет времени на примадонн и прочую херню. Это вынуждает тебя быстрее взрослеть. Ничего общего с американской системой баскетбола, этой хайп-машиной подхалимов, начинающейся еще с AAU. В этой культуре все хотят заработать на тебе бабла, все лижут тебе задницу и говорят тебе то, что, как они считают, ты хочешь услышать, а не то, что тебе действительно нужно услышать. Так что когда американские игроки добираются наконец до лиги, им нужно переступить через все это самолюбие, которого у европейских игроков просто нет. Разумеется, есть исключения из правил. Есть американские игроки, которые приходят в лигу по-настоящему зрелыми игроками, а есть европейцы, ведущие себя как самовлюбленные мудаки – думающие, что раз они считаются крутыми за границей, то это легко транслировать и в NBA. Но по большей части европейская модель выглядит более грамотной, лучше заточенной на подготовку к успеху.

Некоторые говорят, что европейский стиль мягкий. Это полная херня. Чем мы, по-вашему, занимались в Бостоне? Метали мяч вокруг дуги, пытаясь найти открытых Рэя или Пи. Чем, по-вашему, занимались «Уорриорз» во время своего похода за чемпионством? То был евробаскет в чистом виде. Он никакой не мягкий. Он умный. И как только все это осознали, как только увидели, каких успехов может достичь команда, играющая в такой манере, все тут же начали имитировать их. Теперь все исполняют евростеп. Если его нет в твоем арсенале, твоя игра неполноценна.

То, что вы видите в лиге сейчас, это, конечно, разворот NBA в противоположную сторону. Теперь, после нескольких лет, на протяжении которых команды становились меньше, играли «маленькими пятерками» и сосредотачивались на трехочковых бросках, в лиге началось возрождение больших, таких как Энтони Дэвис, Джоэл Эмбиид и КАТ. Команды теперь такие низкорослые, что никто не может защищаться против больших под кольцом или оттирать их от корзины. Не удивляйтесь, если в ближайшие сезоны большие игроки займут еще более прочное положение. Так уж развивается игра: всегда циклично, всегда меняясь. И именно это делает ее прекрасной. Но базовые принципы евробаскета? Они останутся здесь надолго.