Текст книги "Кевин Гарнетт. Азбука самого безбашенного игрока в истории НБА"

Aretha Franklin / Арета Франклин

см. «King Kunta»; One-and-Done; Prince

The Fun Police / Полиция веселья

см. Shoes

G
Kenny G · Gatorade and Coffee · Getaway · The Go · The Great Kabuki · Growing Up

Kenny G

Возможно, из-за того, что я отрываюсь под DMX, Snoop Dogg, 2 Live Crew и Wu-Tang, вы сочтете, что я не вкуриваю творчество Kenny G. Вы ошибаетесь. Мне порой нравится немного послушать Kenny G.

Когда случился обмен в «Бостон», я знал, что этот переход затронет не только баскет. Док Риверс помог мне в этом отношении.

«Кевин, – сказал он, – ты очень напористый, и мне нравится твоя напористость. Ты заряжен на борьбу, и мне это тоже нравится. Но порой твоя напористость бьет через край. Порой твоя заряженность на борьбу выходит за рамки. Чтобы быть эффективным, нужно уметь порой сбивать пыл, потому что иначе этот пыл может повредить тебе – вместо того чтобы пойти на пользу».

Смысл в этом был. Я подумал, что усвоил мысль Дока, но когда мы вышли в финал в 2008-м и получили возможность нокаутировать «Лейкерс» в шестой игре серии, Док вспомнил, что я был так сильно взволнован перед игрой, что ему даже пришлось вызвать меня в свой кабинет. Пока он, сидя за столом, проглядывал последние отчеты, я присел напротив него.

«Просто посиди тут, Кевин, – сказал он. – Просто подыши».

Чтобы заставить себя сидеть недвижно, мне пришлось говорить себе: «Я в тайм-ауте, я в тайм-ауте».

Позже Док сказал в своем интервью: «Подумайте только: у вас есть игрок, который выступал в лиге столько лет, но при этом он по-прежнему так сильно заряжен на каждую игру, что вам в буквальном смысле приходится его успокаивать. Таков KG, и это моя любимая байка про KG».

Мне очень повезло, что у Дока было развито глубокое понимание гиперактивных баскетболистов. Также у него было развито глубокое понимание меня как личности. Еще до моего перехода в «Бостон» он звонил моим старым тренерам – каждому из них – и подолгу обсуждал меня с ними. Он получил максимально полный багаж знаний обо мне.

«Каждый тренер говорит о тебе одно и то же, KG, – говорил он мне. – Ты играешь жестче всех, ты любишь игру, работаешь неустанно, ты лучший партнер по команде, которого только можно иметь, и ты упрямый, что п****ц».

Док также осознал, что моя упертость идет в комплекте с неугомонностью и чрезмерной энергичностью. Все время, проведенное в «Бостоне», он помогал мне укрощать эту энергию. Док помогал мне со всем.

Но увидеть мудрость и действовать мудро – две разные вещи. Я не мог просто сказать самому себе: «Успокойся». Мне нужно было найти способы как-то успокаиваться. Просмотр «Гриффинов» был одним из таких способов. Музыка была другим. Дело было не в том, что я вдруг решил перестать слушать хип-хоп. Я сильно увлекся Канье. Канье и Kenny G были единственными артистами, чьи треки гремели у меня, когда я только перебрался в «Бостон». Сочетание этих двоих отражало мой стиль игры – шероховатый и в то же время гладкий. Мой баскетбольный стиль был перекроен при помощи этих двух музыкальных форм. Это можно сравнить с деревянным полом, который уже раз отциклевали, но который циклюют еще раз, чтобы избавиться от всех оставшихся неровностей.

В моем представлении Kenny G – заклинатель змей. Слушая звук его сопрано-саксофона, я сидел с закрытыми глазами и видел свои мысли. Kenny G переносил меня в другое место, в новую область релаксации.

И вот он я – заезжаю в номер отеля вечером накануне игры. Зажигаю несколько ароматических свечей. Сижу и просто дышу. Дышу пять, десять, пятнадцать минут. Вспоминаю, что дыхание не требует усилий. Мы все рождаемся, чтобы дышать. Теперь, когда я успокоил дыхание, я переключаюсь на радиостанцию в стиле quiet storm. Sade. Олсдкульный смус-джаз вроде Джорджа Бенсона. Мягкие баллады. Спокойные мотивы. Оглянуться не успеешь, а расслабление уже тут.

Беру деревянный стик и ударяю им по поющей чаше. Слушаю, как вибрации наполняют комнату, а потом затихают. Припиваю травяной чай. Вызываю массажиста, чтобы мне немного промяли спину. Открываюсь расслаблению. Смакую его. Понимаю, что глубокое расслабление – ключ к снятию стресса с моей «системы».

Звоню экспертам, чтобы отыскать лучшие барокамеры. Устанавливаю такую камеру в доме и пользуюсь ею все время. Эта барокамера – природный целитель. Творит чудеса с телом и разумом. Настраиваю новую синергию, чтобы избавиться от токсинов. Открываю для себя нью-эйдж, новые волны, новые способы их оседлать, новые способы очистить чакры.

Разум работает по принципу материализации. Оглядываясь назад, я осознаю, что мой переезд в Бостон материализовался из моих мыслей. Я видел его еще до того, как он произошел. Разум наделен огромной силой. Но им нельзя командовать, будто это солдат. Он не подчиняется приказам. Он не станет делать то, что ты хочешь, если ты просто наорешь на него. Разум нужно уважать. Нужно дать ему возможность обрести гармонию. А если хочешь материализовать – если хочешь увидеть, как твоя жизнь движется в ином направлении, – эта материализация должна происходить неуловимо. Колоти по разуму молотком, и он превратится в кашу. Относись к нему как к драгоценному камню, и он засияет, подобно драгоценному камню, тысячей своих граней. Выбери направление, в котором хочешь следовать. Позволь разуму материализовать мысли, но делай это нежно. Без нежности никуда не доберешься.

Они называют величайших баскетболистов – Джордана, Уилта, Шака, Бина, Брона – монстрами. А может ли монстр найти в своей жизни место для нежности? Если может, он расширит границы своего величия. Если не может, сойдет с ума. Вся соль в поиске истинного баланса.

Gatorade and Coffee / Gatorade и кофе

см. Insomnia

Getaway / Бегство

После многих недель размышлений о том, что произойдет после моего исключения из школы, я уже был на пределе. Теперь наконец наступал большой день суда в Гринвилле. Мама забрала меня от Тони. С ней была Эшли. Тогда я не подозревал, что сумка с вещами Эшли и сумка с моими вещами уже были собраны и лежали в багажнике машины. В суде мне дали условное освобождение на поруки. Нанятый мной адвокат стал настаивать на переносе условки в Чикаго. В Чикаго это так называемое линчевание классифицировали как мелкое правонарушение, наказуемое штрафом в 50 долларов. В Каролине же оно считалось чуть ли не преступлением, караемым смертной казнью. Суд санкционировал этот перенос. Мы вернулись в машину и отправились прямиком в аэропорт.

Сели в самолет, втроем втиснувшись на последний ряд сидений в салоне. У меня было место рядом с проходом, но мне все равно некуда было вытянуть свои длинные ноги.

У меня были вопросы, но у Мамы был рот на замке. Лучше оставить Маму в покое. Энергия, которую она излучала, была твердой и неприветливой.

Сильная турбулентность. Громы и молнии прорезали небо Восточного побережья и следовали за нами на запад. Казалось, что небо разгневано. Я знал, что и сам разгневан. От того, что не получил объяснений. От того, что моя жизнь выходила из-под контроля. Но что делать с этим гневом? Мама не собиралась терпеть ничей гнев. Мама спала. Турбулентность усиливалась. Турбулентность не беспокоила Маму, но пугала Эшли, так что от страха она схватила меня за руку. Я должен был вести себя храбро в присутствии младшей сестры. Я притворился, что не боюсь. Но внутри я был напуган так же сильно, как и она.

Самолет плюхнулся в аэропорту Мидуэй. Посадка получилась жесткой. Но мы хотя бы долетели в целости. Из салона выбирались целую вечность. Мама по-прежнему молчала, по-прежнему не давала ни малейшего намека на то, что произойдет дальше.

Мы последовали за ней на выдачу багажа. Прождали там свои чемоданы минут двадцать. Я схватил и свой, и Эшли.

«Ладно, дети, – сказала Мама. – Дайте-ка я вас обниму».

Она вяленько обняла меня.

«Заботься о своей сестре, Кевин».

«А ты куда?» – спросил я.

«Домой».

И прежде чем кто-нибудь из нас попытался остановить ее, Мама развернулась и пошла в терминал вылета, и в тот же день вылетела обратным рейсом в Каролину.

Мы с Эшли стояли, держа свои сумки в руках.

Мне было восемнадцать, Эшли четырнадцать.

Это было не лучшее время, чтобы мне, старшему брату, разразиться рыданиями, но, чел, в тот момент я сделал именно это. Я плакал, как ребенок. В тот момент Эшли пришлось взять на себя роль матери.

«С нами все будет хорошо», – сказала она.

Я наконец смог собраться. Я осознал, что Мама просто закаляет нас.

«Вы не тупые детишки, – говаривала она. – Вы работаете с юных лет».

Мама была холодной, но она осознавала, что ее холодность была одной из причин, благодаря которым мы выжили.

Тут включились мои инстинкты. Кого я знаю в Чикаго? Волка. Волк живет в Чикаго. Надо наскрести мелочи. Пойти в телефонную будку, чтобы позвонить Волку. Вижу, что на цепочке там висит телефонная книга. Беру книгу и начинаю искать номер Волка. Но Волка зовут Уильям Нельсон. Вы знаете, как много Уильямов Нельсонов живет в Чикаго? Сотни. Я не знал, с кого начать. Кроме того, у меня нет столько десятицентовиков, чтобы прозвонить их всех.

Тогда я стал искать Рона Эскриджа. Ронов Эскриджей было меньше, чем Уильямов Нельсонов, но все равно слишком много, чтобы обзвонить всех. Наконец у меня появилась идея. Я позвоню в Фаррагут Карир Академи, где Волк работал тренером. Я вспомнил, что Волк упоминал фамилию директора, и я назвал ее, чтобы меня соединили.

«Мистер Герра, это Кевин Гарнетт».

«Ах да, Кевин. Рад тебя слышать. Тренер Нельсон многое рассказывал мне про тебя».

«Правда?»

«Да, конечно».

«Что ж, сэр, мне очень нужно поговорить с Тренером Нельсоном».

«Разумеется. Давай я дам тебе его мобильный номер».

Мобильный? Я даже не знал, что такое мобильный.

Он дал мне номер. Я набрал. Позвонил раз. Позвонил два. На третий раз он ответил.

«Волк? Это Кевин».

«Эй, дружище, привет, какие дела? Ты где?»

«В Мидуэй».

«В Мидуэй?»

«Я здесь с сестрой Эшли».

«Идите к выходу и стойте там. Я выдвигаюсь за вами прямо сейчас».

Прошло не больше тридцати минут, как показался Волк в своем седане Cadillac. Я никогда в жизни не был так рад видеть человека. Пока он вез нас туда, где жил, мои глаза чуть не повылезали из орбит. Чикаго. Ничего общего с Гринвиллем. Ничего общего с Атлантой. Широко раскинувшийся город. Гигантские небоскребы. Полуразрушенные здания. Разбитые витрины магазинов. Один район паршивее другого. Словно истерзанная войной страна. Слишком много всего разом. Мой мозг вот-вот должен был взорваться.

«Все в порядке, – сказал Волк, когда мы вошли в его квартиру. – Можете пожить здесь, пока я не найду для вас постоянное место».

В тот вечер он позвонил Маме, чтобы сообщить ей, что мы у него.

«Что сказала Мама?» – спросил я у Волка, когда он закончил разговор.

«Она сказала, что ей было неприятно вешать все это на меня, но она знала, что я хороший человек. Она знала, что ты станешь искать меня. И она знала, что я смогу привести тебя туда, где тебе место. Тебе нужно в Фаррагут. Я уже обо всем договорился».

В то время у Волка не было детей, постоянной девушки или каких-то важных обязательств. У него действительно не было никакой другой жизни, кроме детей, которых он тренировал.

Эшли спала на диване Волка. Я спал на полу. То было начало самого важного года в моей жизни.

The Go / Го

Молдин не подготовил меня к старшей школе в Чикаго. Даже близко. Каролина – деревня, Чикаго – это бетон. География Каролины проста. География Чикаго запутанна. Я мечтал о поездке в Чикаго, город, который некоторые из братьев любили называть Гo.

Та короткая поездка в лагерь Nike в Дирфилде не позволила увидеть мне громадного городского ландшафта. Но в своих мальчишеских мечтах я видел Сирс-Тауэр. Хотел увидеть место съемок «Дел семейных», своего любимого сериала, который, разумеется, снимали в Голливуде, но что я тогда знал? Я принял фальшивый Чикаго за настоящий. Я жил в той иллюзии. Жил в той наивности.

Но когда я на самом деле оказался в Чикаго, в настоящем Чикаго с его кирпичными зданиями и враждебной атмосферой, я понял, что если быстро не разберусь, как тут выжить, то либо сломаюсь сам, либо кто-нибудь сломает меня. Я помню, что Nas, любимый рэппер всех любимых рэпперов, говорил: «You have to keep your vision clear, cause only a coward lives in fear»[5]5
  «Нужно сохранять ясный взгляд, ведь только трус живет в страхе» – цитата Nas из трека «Friends». (Прим. пер.)


[Закрыть]. Я усердно трудился, чтобы сохранить ясность взгляда.

Баскет был моим лекарем. В Го все с ума сходили от баскета. Я всегда мог залечить свои душевные раны баскетом. В Чикаго все постоянно хотели играть. Баскет был побегом от реальности. Мое эмоциональное выживание было завязано на том, чтобы найти какую-нибудь площадку – неважно, насколько ушатанную, – и выложиться там на полную. Это дерьмо помогало мне сохранить рассудок.

Но сохранить рассудок и сохранить жизнь в Го – две не связанные друг с другом задачи. Бандитская география Го не имеет с рассудком ничего общего. Чистое безумие. Карта сфер влияния составлена не из прямых углов, которые легко считать и интерпретировать. Я жил в квартале, контролируемом бандой Вайс Лордс. Это одна банда. Но там еще есть Стоунс, есть Черные Апостолы, есть GD, есть Лэтин Кингс. Где пролегают границы? Где разграничения? Волк помог мне разобраться в раскладе сил, но этот расклад находился в постоянном движении. Предположим, Лэтин Кингс выиграли битву и внезапно расширили свою территорию. Об этом нужно знать. Нужно читать улицы и читать их правильно, и притом каждый день. Волк выталкивал меня на улицу, считая, что там я найду свою дорогу.

«Ты со всем разберешься, – сказал мне Волк. – Теперь ничто не способно тебя остановить, сынок, ты здесь, ты там, где тебе место, у тебя открыты глаза, у тебя дышит нос, у тебя есть мозг в башке и бодрость в шаге, ты движешься туда, куда тебе нужно, делаешь то, что должен, быстро схватываешь, быстро учишься, для тебя нет ничего, в чем ты бы не мог разобраться».

Я вижу, что в некоторых районах заправляют пацаны с Миссисипи. Братья из Миссисипи симпатизируют братьям из Каролины. Мы стали тусоваться вместе, и они увидели, что я скромный, что я тихий, что я себе на уме. Я очень спокойный, но, чел, стоит нам только начать играть, как мои глаза разгораются. Наружу рвется животное. Некоторым братьям это по душе. Другим нет.

Я играл в мяч каждый божий день. Понял, что, будучи жителем Западной стороны, я не могу ходить и играть всюду. Нельзя просто пойти в район Диких сотых[6]6
  Прозвище части южной стороны Чикаго, в особенности квартала Роузленд, находящегося в пределах 91-й – 114-й улиц Чикаго. (Прим. пер.)


[Закрыть] и там гонять в мяч. Нельзя поехать в Кеннеди Кинг[7]7
  Колледж в восточной части города. (Прим. пер.)


[Закрыть] и не нарваться на неприятности. От Коффин-Корнер лучше держаться подальше. Это самая опасная дыра на свете. В Кей-Тауне[8]8
  Прозвище той части района Лондейл, где находится много улиц на букву «К»: Килер-роуд, Кедвейл-авеню, Карлов-авеню и т. д. (Прим. пер.)


[Закрыть] жесть. Кей-Таун серьезный район. Разбитый на несколько блоков. Шестнадцатая улица – святое место. Через Шестнадцатую улицу проходит все. Риджуэй – наша улица, там тусят братья. На других улицах не круто. Усваиваю правила. Правила, действующие на южной стороне, не работают на западной. Лучше тебе знать разницу. Лучше быть начеку.

Здесь «большие» умеют работать с мячом, вытворяют настоящую акробатическую хрень. Братья с улиц, не поступившие в колледж, играют не хуже братьев из колледжей. На улицах я встречал столько четких ребят. Ника Ирвинга, например. Играл против экс-игроков NBA вроде Большого Элвина Робертсона и Деррика «Человека-с-пластырем» Чивуса. Легендарные типы. Таланты там на каждом шагу. Я каждый день встречал новых персонажей.

А вот Папаша Вудс. У него язык без костей. У него поставлен удар. Он крутой тип. У Папаши Вудса копна волос. На улицах его уважают. Он большой друг Ронни Филдса. Дамочки его обожают. Он еще один проводник, который ведет меня по этому лабиринту. Папаша Вудс тратит на меня время, чтобы научить меня премудростям. Ему приходится это делать. Он берет меня под свое крыло, потому что он ровный тип. Он любит Фаррагут всем сердцем. Он из старичков, что заправляют районом. Классный тип, которого убили раньше времени. Покойся с миром, Папаша Вудс.

Тем летом в Чикаго приехал Баг – проведать меня. Я нарадоваться не мог. Присутствие Бага рядом подняло мне настроение. Показал ему Сирс-Тауэр. Показал озеро. Показал, где играли «Буллз», где играли «Беарз», где трамвай «L» нарезает круги по рельсам Чикаго-Луп, будто на американских горках.

Я думал, что Баг останется на все лето, но пять дней спустя в город приехала его мама, и ей не понравилось то, что она увидела. Я мечтал о том, что Баг будет ходить вместе со мной в Фаррагут, но миссис Питерс – я называл ее тетей Пэм – была иного мнения. Она хотела защитить своего ребенка. Я это понимал. Но я также знал, что рано или поздно Баг вернется в мою жизнь.

После отъезда Бага я продолжил свое движение по Го. В какой-то из дней я переехал из района Вайс Лордс в Вилледж, которым заправляли GD. Моим пропуском на их территорию был Майк «Черный» Райт. Он жил там и выбил мне разрешение играть на корте в Вилледж. Я держался скромно и уважительно. Такое отношение спасло мне жизнь, потому что посреди игр случалась всякая жесть. Бандюки – это тебе не рядовые фанаты, глядящие на тебя с трибун. Если они решат, что ты сыграл грязно, они могут расчехлить свою артиллерию и наставить ее на тебя. Как и любой человек, я начинаю нервничать, когда на меня наставляют пистолет. Но, к счастью, я перенял от Мамы и бабули Мил язык без костей.

Я говорил что-то в духе: «Мы играем жестко, потому что иначе не умеем. Если бы мы пришли сюда и играли бы вполсилы, если бы халявили и не относились к вам с тем уважением, которого вы заслуживаете, мы бы проявили неуважение. А мы не такие. Мы уважаем вас. Врубаешься?»

После нескольких секунд нервного затишья братишки отваливали от нас.

В Го я научился чесать языком еще хлеще прежнего. Мне пришлось это сделать. Это был вопрос жизни и смерти. Это также помогало мне оставаться хамелеоном. Я мог меняться в зависимости от меняющихся обстоятельств. Я уяснил, как нужно вписываться в окружение, и сохранял хладнокровие, несмотря ни на какие опасности. Я избежал насилия в городе, где избежать насилия, казалось, невозможно.

The Great Kabuki / Великий Кабуки

В детстве я был одержим брейкдансом, скейтбордом и рестлингом. Особенно рестлингом. В субботний полдень не смей переключать канал. Если переключишь, у нас будет драка. Я тебя заборю. Поймаю в ножной замок или проведу тебе удушающий. После выпуска шоу я встречаюсь с пацанами на улице, и мы отрабатываем движения. Начинаем мутить себе собственные пояса. Хожу по помойкам, выискивая там какой-нибудь старый ковер, картон или даже коробки из-под пиццы. Далее вырезаю из этого предмет, по форме напоминающий здоровенный пояс вроде того, что носит Талли Бланчард. Маркером пишу на нем: «Чемпион мира в тяжелом весе». Хожу с этой хренью по району, как будто в натуре выиграл пояс. Борюсь с другими братишками с района. Ограничиваемся только рестлингом, но если кто-то начинает махать кулаками, отвечаю ему тем же. Между рестлингом и полноценной дракой очень тонкая грань.

Я следил за телевизионными рестлерами, потому что они были олицетворением силы. А еще у них были свои сюжетные линии. Они были как персонажи комиксов, только не нарисованные. Они были настоящими. А еще фальшивыми. Мы знали, что они притворяются, но нам было плевать, потому что притворство было частью развлечения. Притворство было смешным. Волнующим. Оно заставляло их делать слэмы, душить друг друга, выдавливать глаза, пинаться, поднимать братишек над головой и, раскрутив, швырять их через канаты в толпу вопящих фанатов.

Мне нравилась WWF. Джейк «Змей» Робертс, достающий из своего холщового мешка шестиметрового питона. Но мне также нравились и рестлеры прошлых эпох, такие как Дасти Роудс и Великий Кабуки. До того как WWF стала компанией национального масштаба, профессиональный рестлинг представлял собой кучку региональных филиалов, разбросанных по всей стране. То были захудалые низкобюджетные постановки, но для маленького пацана вроде меня это был крышеснос. Особенно Кабуки – то, как он красил лицо в белый и распылял в глаза сопернику ядовитый зеленый порошок. Он и фильмы с Брюсом Ли с ранних лет пробудили во мне интерес к азиатской культуре – и это любопытство я удовлетворял в своих путешествиях много лет спустя. (Короткий факт о Брюсе: позже я узнал, что, прежде чем стать величайшим мастером боевых искусств всех времен, он был чемпионом Гонконга по ча-ча-ча. Это заставило меня улыбнуться и подумать о том, как мои собственные увлечения танцами в детстве повлияли на мой жизненный путь.)

Кабуки и прочие рестлеры научили меня важности артистизма. Тому, как можно перетянуть болельщиков на свою сторону, как обратить их против себя – что может придать тебе даже больше энергии, чем ситуации, в которых фанаты на твоей стороне. На многое из того, что я делал на площадке для самовыражения, меня вдохновили рестлеры, которых я смотрел в детстве.

Например, я помню, что когда перешел в «Бостон», я стал думать, как повторить фирменное распыление Кабуки. На мгновение я задумался о том, как можно добавить эту фишку к другим своим предматчевым ритуалам. Трюк наподобие того, с мелом. Распылить что-нибудь зеленое в воздухе, чтобы завести толпу. У меня не было шансов исполнить такое, не заляпав все вокруг, хотя однажды по ходу сезона 2012 года я исполнил нечто отдаленное похожее.

Мы играли против «Уизардс». Игра шла напряженная, был конец четвертой четверти. Я подошел к скамейке во время тайм-аута, схватил стакан воды, плеснул его себе в лицо и распылил воду в воздух а-ля Великий Кабуки. К тому моменту моих партнеров по «Бостону» уже ничто не способно было удивить. Но До, сидевший рядом со мной, глянул на меня ошарашенно, типа: «Это что сейчас было, бро?»

Это я пробуждал своего внутреннего Кабуки.