Текст книги "В человеческих джунглях"

– Да.

– Это он произвел над вами насилие и убил вашего мужа?

– Да, это он.

Велич старался беспристрастным и спокойным голосом спрашивать:

– Если в домике было так темно в момент агрессии, как это было тогда, когда мы и приехали, как вы можете быть уверенной в том, что это был действительно он?

– Потому что как раз перед этим, как это случилось, он стал стучать в дверь и требовать, чтобы ему дали возможность войти.

– Вы сделали это?

– Нет.

– И что же произошло потом?

– Стук разбудил моего мужа, и Джек встал и вышел из своей комнаты, чтобы узнать, что происходит. – Молодая женщина пыталась говорить твердо, но слабость не позволила ей сделать это. – Тогда он выстрелил в Джека через решетку, потом вышиб дверь и накинулся на меня. И каждый раз, когда я протестовала или пыталась ускользнуть от него, он бил меня кулаками и продолжал делать то, что делал. А Джек лежал на полу около меня мертвый!

– Он вас насиловал не один раз?

– Я не знаю, сколько раз.

– Я считаю, что на сегодня этого достаточно, шериф, – вмешался врач. – Вы еще раз сможете поговорить с ней утром.

Шериф Велич надел свою шляпу.

– Один вопрос, только один вопрос. Латур утверждает, что сразу после того, как он постучал в дверь и назвал свое имя, неизвестный ему человек оглушил его дубинкой и он потерял сознание. После того, как Латур постучал в вашу дверь и вы услышали, как он назвал себя, вы не заметили какую-нибудь возню около фургона или домика?

Рита ответила категорическим тоном:

– Я ничего не слышала.

Джон Шварт ждал в коридоре госпиталя. Латур стал настаивать:

– Джон, я невиновен. Она думает, что это был я, но она ошибается. Я не убивал Лакосту и не насиловал ее. В домике было слишком темно, чтобы она могла разглядеть человека, который насиловал ее. Все, что она могла нам сказать, были лишь предположения.

Мулен добавил сухим тоном:

– И еще то, что у него было много секса!

Доктор Уолкер вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.

– Это был не ты, а, Энди?

– Нет, это был не я.

Врач вынул из кармана своей белой рубашки какой-то металлический предмет и протянул его шерифу.

– Тогда, где она нашла это? Это было так сильно вдавлено в ладонь ее правой руки, что сиделки и я были вынуждены с силой разжать ее пальцы, чтобы вынуть это.

Латур внимательно осмотрел металлический предмет, лежащий на ладони шерифа, потом посмотрел на ладони шерифа и перевел взгляд на правый карманчик своей рубашки. В том месте, где он прикреплял свой значок помощника шерифа, теперь лишь было отверстие от вырванного клочка материи. Горло Латура сжалось. Прежде чем он успел заговорить, Шварт предупредил его:

– Не отвечай на этот вопрос, Энди. Ты не должен говорить ничего такого, что может послужить обвинению. С настоящего времени, я, как твой защитник, буду сам отвечать на все задаваемые вопросы.

– Как тебе будет угодно, – согласился Латур.

Глава 9

Жара и тишина царствовали в тюремных помещениях. Сидя на продавленных пружинах, опершись спиной в стену, не в состоянии спать, страшно обеспокоенный, докуривая последнюю сигарету из пакета, оставленного ему Швартом, Латур наблюдал за утренним сверкающим солнцем, высоко стоящем в небе, через слуховое окошко.

Это было в первый раз в его жизни, что он оказался за решеткой, среди задержанных. Латур теперь знал, что должен чувствовать зверь в клетке. Это было ужасное состояние. Джон Шварт сказал ему: «Не расстраивайся, мы выберемся отсюда любым способом».

– Но как это сделать?

Сигарета стала жечь ему пальцы и Латур с сожалением погасил ее. По его мнению, несмотря на весь свой опыт ведения дел в судах, у адвоката был не слишком оптимистический вид.

Латур вновь перебрал все обвинения, выдвинутые против него. Он не убивал Лакосты и не насиловал рыжую девушку. Но ночью все кошки серы, все мужчины похожи друг на друга. Каким же образом со всеми вещественными доказательствами, не считая категорического заявления Риты, можно было надеяться доказать, что он не насиловал молодую женщину, обезумевшую в темноте домика, когда Рита утверждала, что это был он. Он не мог понять, на что надеялся Шварт.

Это была трудная юридическая проблема, но очень интересная, и Латур надеялся, что Шварт сумеет найти выход из этого положения. А пока, в ожидании, одна вещь была ясна: Латур не видел этого выхода. В штате Луизиана только два преступления карались особенно строго: первым было убийство, вторым – насилие.

Латур сперва собирался постучать в дверь или по решетке своей камеры, чтобы попросить у дежурного помощника шерифа пачку сигарет, но потом решил, что черта-с-два он это сделает. Он не хотел просить об одолжении. Все, что он хотел, это поскорее выйти из тюрьмы.

Таракан пробежал по полу его камеры, потом, испуганный ярким светом и шумом голосов заключенных соседней камеры, убежал в свое убежище. Латуру даже стало жалко, что тот убежал, все-таки это была жизнь и движение. Глухой шум от работающих насосов на нефтяных промыслах, завывание сирен в порту, а также музыка на улице Лафит перестали быть слышны. Это время, между начинающейся зарей и полным днем было, как говорят, часом наживы. С этого момента до открытия трибунала простой полиции, ночные дежурные помощники шерифа устремлялись на улицы, чтобы подобрать нетрезвых бродяг и уличных девок, чтобы скрыть их от людских взоров, а на самом деле для того, чтобы получить проценты, которые получала контора шерифа. Каждый раз, когда судья Блекли назначал штраф в десять долларов какому-нибудь пьянице или уличной девке, часть этого штрафа оказывалась в карманах шерифа Велича.

Латур подумал об Ольге, но сразу же пожалел об этом. Теперь Ольга была уже в курсе дела. Добрый друг, вероятно, разбудил ее, чтобы сказать: "Я подумал, что вам будет приятно быть в курсе дела. Вашего мужа арестовали по обвинению в убийстве и насилии.”

Латур стал искать по полу окурок, достаточно длинный, чтобы его можно было закурить, но не нашел такого. В настоящее время Ольга должна быть уверена, что он покинул ее для того, чтобы накинуться на Риту.

Он стал рассматривать этот вопрос.

Физически это было невозможно. Мужчина в расцвете сил мог сразу перейти от одной женщины к другой. Рита в начале вечера разбудила его чувства, когда дверь в его комнату раскрылась и он увидел ее обнаженной. Но после сеанса с Ольгой, считаясь со всеми ее физиологическими факторами, он не смог бы в действительности удовлетворить молодую женщину, даже если бы она лежала рядом с ним и умоляла его об этом.

Вместе с тем, это не было аргументом, который мужчина мог бы использовать перед судом. Он не смог бы даже доказать это Джону Шварту. Мужчина, один из Латуров, никогда не стал бы говорить о своих половых отношениях со своей женой.

По цементному коридору тюрьмы послышались шаги, и Питер Даркос привел, почти таща на себе, какую-то темноволосую девушку и поместил ее в женское отделение тюрьмы, в камеру, находящуюся напротив камеры Латура. Девушка хриплым голосом на все лады проклинала помощника шерифа.

– Проклятое отродье, чертова скотина. Только потому, что я выпила и разбила какое-то паршивое зеркало, тебе понадобилось меня зацапать! Если бы мои дела шли лучше и я смогла бы сунуть деньги, я не была бы здесь, и ты это отлично знаешь!

Латур встал с койки и подошел к решетчатой двери.

– Что она сделала, Питер?

Помощнику шерифа казалось неудобным вести с ним разговор. Он пожал плечами, но все-таки ответил:

– О! Она бросила бутылку виски в большое зеркало в клубе «Хейк Хо». Я пытался заставить ее вернуться в отель, но она ничего не хотела слышать. У девчонки просто кризис темперамента. Ты знаешь, она говорит, что нужно закрыть все кабаки...

– Двадцать долларов и еще добавок, а?

– Похоже на то.

Латур пытался найти в себе мужество и попросить у Даркоса пачку сигарет, но он не смог заставить себя. Он сможет обойтись и без курева.

– А что происходит в городе? – спросил он.

Даркос еще раз пожал плечами.

– Еще не слишком шумно. Город, на мой взгляд, слишком уж спокоен. Знаешь, мужчины собираются маленькими группами, чтобы поговорить.

Отчаяние снова охватило Латура. Он понимал, что хотел сказать этот Даркос. Френч Байу мог быть местом, где проделывались махинации, где все продавалось и покупалось, но, тем не менее, это было место в самом сердце Юга, где женщина пользуется особым уважением, на которое она имеет право. – Ты знаешь, что это не я сделал, Питер, – спокойно проговорил Латур.

– Ты ходил вместе со мной в школу. Ты знаешь, что я не способен на подобную вещь.

Даркос не хотел компрометировать себя.

– Конечно. Я слышал, как ты говорил это Старику.

Он пошел по коридору, чтобы вернуться в кабинет шерифа. В камере, по другую сторону прохода, девушка, которую только что привели, схватила обеими руками подол своей юбки и стащила с себя ее через голову. Под платьем у нее ничего не было.

– Проклятый бордель, сволочи и прохвосты, – ворчала она. – Будь проклят этот бордель для всех шлюх! Могли бы они хоть немного здесь проветрить!

Продолжая все время ворчать про себя, девушка использовала кадку камеры. Латур был смущен. Между тем, он работал помощником шерифа уже два года, но никогда не замечал ни что тюрьма такая ветхая, ни того, что отделение для женщин находится так близко от места, где он сейчас был заключен. По правде говоря, эта изолированная камера использовалась редко. Она предназначалась для тех, преступления которых не могли быть рассмотрены шерифом Величем, а рассматривались трибуналом. Никто из мужчин, крепко спящих в своих камерах, достаточно удаленных, не могли видеть того, что происходило в камере, в которую Даркос посадил девушку. Она подняла глаза и увидела, что он смотрит на нее.

– Вы уже достаточно насмотрелись на меня, гнусная вы личность!

Латур сел на койку.

– Простите меня.

Девушка забыла или сделала вид, что забыла, что она голая, и уцепилась за решетку своей камеры. Несмотря на свое опьянение, она еще старалась сохранить привлекательность женщины, способной соблазнить мужчину при помощи средств, отпущенных ей природой.

– Держу пари, что вы предпочли бы находится здесь, вместе со мной.

– Не совсем так, – осторожно заметил Латур.

Его безразличие подстегнуло девушку, она принялась издеваться.

– Ты неспособен или что?

Латур криво улыбнулся.

– Нет, совсем наоборот.

– У тебя кто-то есть?

– Нет.

Девица с трудом облизала свои губы.

– Тогда я скажу тебе, что мы сделаем. Ты штраф заплатишь за меня сегодня утром, а вечером я с тобой буду очень мила.

– Нет, спасибо, – ответил Латур.

Девушка продолжала рассматривать его через решетку камеры.

– Нет ничего удивительного, – проговорила она наконец. – Я теперь знаю, кто ты. Ты тот прохвост, помощник шерифа, который спустил старого мошенника и изнасиловал его жену.

– Я не трогал никого, – сказал Латур.

– Я тебе не верю, знаешь! Да, это ты говоришь, а знаешь, что говорят в городе?

– Что же?

– Что это ты также изнасиловал и тех трех девочек. И я в это верю. Они имели тогда страшный вид после работы этого типа. – Девица казалась заинтересованной. – Но что с тобой делается, что у тебя не так как следует? Ты один из тех, которые любят все запрещенное?

Латур не счел нужным ответить. Девушка перестала интересоваться им и растянулась на тощем матрасике своей койки.

– А потом, черт возьми, уж ничего и не поделаешь! Мой дорогой, папаша, ты дошел до конца своего пути!

Латур спросил:

– Что вы хотите сказать?

Девушка приняла таинственный вид.

– Подожди до вечера и увидишь. В городе есть негодяи, но есть и настоящие мужчины.

– Что вы хотите этим сказать? – снова спросил Латур.

Вместо ответа девушка, сломленная усталостью после ночной работы и парами виски, стала зевать и вертеться на своем ложе, потом закрыла глаза и уснула.

Наступление рабочего утра пришлось ждать долго. Оно началось со стука кастрюль и другой посуды на кухне тюрьмы. Там готовился тощий завтрак для обитателей тюрьмы, задержанных ночью. При одной только мысли о еде Латур почувствовал спазмы в желудке, но горячий ароматный кофе с цикорием приятно пахнул. Он с нетерпением ждал того момента, когда служитель появится с чашкой кофе.

Слышался стук металлических ложек и тарелок по всему коридору, но никто не дошел до камеры, в которой сидел Латур. Тогда он вспомнил, почему так было. Так как все прислужники были черными, осужденными на короткие сроки, и так как они были неграми, то не смели преступать черты, отделяющих заключенных черных от камер с белыми женщинами. Латуру придется подождать прихода цветных помощников шерифа, чтобы получить свой кофе. Он подумал, что независимо от того, какое обвинение тяготело над ним, расположение его камеры было совершенно отделено от прочих камер.

Было уже больше восьми вечера, когда Том Мулен, сопровождаемый Гарри Рафигнасом, появился, держа в руках две чашки кофе и две тарелки, полные маисового ризотто.

Рафигнас бросил взгляд на уснувшую девушку по другую сторону прохода и восхищенно свистнул.

– Похоже, она достаточно в теле для своих двадцати двух лет, но манера, с которой она храпит, дает понять, что ее теперь ничем не разбудишь.

Мулен сделал знак помощнику продолжать свой путь.

– Оставь ее, пусть спит до того времени, когда ее пригласят к судье, и дай ей завтрак Хенни.

– А я? – спросил Латур. – Я не имею права на кофе?

– Напротив, – возразил первый помощник с кривой усмешкой. – Твой ожидает тебя в дежурной комнате. – Мулен отодвинул запор. – Я бы очень хотел бы знать, как мне держаться с тобой, Энди?

– О чем ты говоришь?

– Понимай, как хочешь. Я очень давно тебя знаю и всегда считал тебя честным парнем. А теперь вдруг ты делаешь некоторые вещи, которые порядочный парень не делает.

– Насилие, например?

– Точно, – согласился Мулен. – Насилие. А потом, как сказал вчера Старик, мне кажется необъяснимым, как парень, женатый на такой куколке, как твоя, может пойти развлекаться к такой мышке, как та, которая в госпитале.

– Том, я уверяю тебя, что я не делал этого, – протестовал Латур.

Сделав ему знак, чтобы он шел впереди него, Том Мулен, наконец, сказал первые ободряющие слова после ареста.

– Мы стараемся доказать это.

Латур открыл дверь в комнату дежурных. С бледным лицом, но спокойная, с тщательно причесанными светлыми волосами, с большой корзиной в руке, в сопровождении Георга, Ольга стояла у одного из столов, на котором помощники шерифа играли в минуту отдыха в карты.

Мулен посмотрел на часы.

– Время двадцать минут, – сказал он, закрывая дверь.

Ледяным и презрительным тоном Георг воскликнул:

– Итак, вот он человек, за которого моя сестра вышла замуж! И ты могла сделать подобную вещь! Если бы в этой стране это разрешалось, я избил бы тебя, как бешеную собаку до смерти.

На это, безусловно, нечего было ответить. Латур ничего не сказал. Но Ольга повысила голос и проговорила без всякого акцента, как настоящая американка:

– Замолчи и уйди отсюда! – сказала она. – Тебе здесь нечего делать. Это не ты замужем за Энди, а я!

Высокий белокурый парень хотел протестовать, но Ольга бросила на него лишь один-единственный взгляд.

– Я тебе сказала, чтобы ты оставил нас одних.

Георг пожал плечами.

– Как тебе угодно. Я увижу тебя перед судом.

Дверь тяжело закрылась за ним. Латур никогда не думал, что молчание может быть настолько тяжелым. Он страдал от того, что на нем была надета грязная рубашка и что он был небрит. И это как раз тогда, когда он хотел так много сказать, произвести хорошее впечатление на Ольгу.

Она поставила корзину на стол и подняла крышку.

– Ты, безусловно, должен быть голоден, – просто проговорила она. – Вот я и принесла тебе поесть. И сигареты.

– Почему?

– Но ведь ты мой муж, – так же просто ответила она.

Она расстелила на столе салфетку и достала термос с горячим кофе. Потом достала чашку с блюдечком, тарелку с теплыми маленькими хлебцами, завернутыми в салфетку, баночку домашнего варенья и варенные яйца, каждое завернуто отдельно, в надежде донести их теплыми.

Ольга стала извиняться.

– Конечно, здесь немного, я очень огорчена. Но трудно приготовить завтрак, который нужно принести в корзине.

– А как ты добралась сюда? – спросил ее Латур.

– Пешком. Вместе с Георгом.

– Но ведь это больше шести километров!

Ольга пожала плечами.

– Разве это так много, шесть километров! – Она показала на корзину. – Ешь же. У тебя немного времени. Начальник сказал про двадцать минут.

Латуру никогда так не хотелось есть, но он заставил себя съесть несколько теплых еще хлебцов и остывшие яйца, запивая все это горячим кофе. Ему хотелось много сказать Ольге, но он не знал, с чего начать. Со своей стороны, она была тоже совершенно молчалива, но ее ясные глаза, такие синие, не переставали разглядывать лицо мужа.

Несмотря на то, что мы женаты, мы совсем не знаем друг друга, – подумал Латур. – Мы боимся разговаривать друг с другом.

Он вздрогнул, когда Том Мулен открыл дверь и заявил:

– Вот и все, Энди. Время прошло.

Латур не представлял себе, что двадцать минут могли так быстро пройти. Все, о чем он хотел рассказать Ольге, осталось при нем. Он даже не сказал, что любит ее.

Бил Виллер с опухшим и перевязанным лицом стоял около Тома Мулена. Мулен защелкнул на правой руке Латура наручник, который свисал с левого запястья рыбака.

– Это не большая честь для меня, должен сказать тебе, – проворчал Виллер. – Итак, ты кончил тем, что стал разбойником. Это меня не удивляет. Когда ты почувствовал возможность разгуляться, ты и стал действовать. Это всегда так бывает у разнузданных типов, подобных тебе.

Мулен ударил его по щеке.

– Перестань говорить такие вещи, здесь дама.

– Простите, – пробормотал рыбак.

Ольга вынула две пачки сигарет из своей корзины и засунула их в карман Латуру.

– Пожалуйста, позвольте мне задать один вопрос моему мужу? – обратилась он к Мулену.

– Конечно, пожалуйста, – ответил тот.

Тогда Ольга нашла в себе смелость сказать то, что не смогла сказать в течение двадцати минут, когда она была наедине с ним.

– То, что говорят, что ты убил этого человека не имеет значения. – С чисто восточным фатализмом она отбросила мысль об убийстве, как будто, то был не человек, а насекомое. – Очень много людей умирает. А я хочу знать другое.

Латур тоже обрел свой голос.

– Что же?

С высоко поднятой головой, нисколько не смущаясь двух посторонних мужчин, Ольга продолжала пристально всматриваться в лицо мужа.

– Ты отправился к этой девушке сразу после того, как покинул меня?

– Нет, – ответил Латур. – Я клянусь тебе в этом.

Глаза Ольги по-прежнему пристально смотрели на его лицо. Наконец, она ответила:

– Я тебе верю. Этого я бы не смогла перенести.

Она поднялась на цыпочки и поцеловала его мягко и нежно, как бабочка, которая на мгновение садится на цветок.

Он не смог разобрать, что она прошептала.

– Что ты сказала? – спросил он.

– Пусть бог защитит тебя, – ответила она.

Глава 10

Маленькая зала в первом этаже полицейского участка была наполнена до отказа. Не только все сидячие места были заполнены, но в проходах всюду толпились молчаливые женщины и мужчины, прислонившись спинами к стене, и несмотря на все усилия дежурного полицейского, усадить их не удавалось. Джон Шварт ожидал вместе с Латуром в маленькой комнатке для подсудимых. Адвокат не пытался скрыть серьезность ситуации. Он хотел предупредить Латура.

– Там вам будет очень трудно. Не только все люди края, но и все доказательства против тебя. И с теми показаниями миссис Лакоста, которые она написала и подписала, все, что сможет сделать для тебя судья Блекли это отправить тебя в суд высшей инстанции, где ты будешь судим по этим двум преступлениям.

– Я знаю, – ответил Латур.

У Шварта не было больше его оптимистического вида.

– И, учитывая твои боевые заслуги и твою безупречную службу, как в рядах армии, так и на посту помощника шерифа, я буду просить суд на основании недостаточности доказательств виновности отпустить тебя под залог. Правда, я сомневаюсь, что они на это согласятся.

– Я знаю, – повторил Латур.

Он еще чувствовал на своих губах вкус поцелуя Ольги. Она сказала ему: – Пусть бог защитит тебя.

Для нее безразлично было, что ее муж обвинен в убийстве старика. Единственная вещь, которая в ее глазах только имела цену, это было сознание, что он из ее объятий перешел в объятия другой женщины. Может быть, то было самолюбие или еще более глубокое чувство. Если ему удастся когда-нибудь выбраться из этой ямы, он сразу же выяснит это.

Он заметил, что Шварт продолжает говорить.

– По моему мнению, – говорил адвокат, – мы должны держать свое мнение при себе до процесса. Я хочу говорить о трех покушениях на твою жизнь и о своей гипотезе, что тот, кто пытался убить тебя, убил Джека Лакосту и изнасиловал его жену в надежде, что суд сделает то, что ему не удалось сделать.

Латур чувствовал себя страшно безразличным. Ему почти казалось, что он просто зритель, что это не он будет судим и не его обвиняют в столь тяжких преступлениях.

– Делай, как знаешь, и как можно лучше, Джон. Ведь ты мой адвокат.

Немного подумав, он сказал:

– Кстати, попытайся повидать шерифа. Будет очень любезно с его стороны отдать ключи от моей машины. Для Ольги. Ей пришлось проделать путь до города пешком.

– Она прошла шесть километров?

– Да, чтобы принести мне завтрак.

Шварт поправил узел своего галстука.

– Понятно. Я поговорю с Величем, как только закончится заседание. А твоя почта?

Латур пожал плечами.

– Все послания, которые я получаю – это квитанции на оплату. А с тех пор, как у нас живет Георг, он настоятельно сам ходит за почтой, которую приносят в определенные ящики. Ты так и не познакомился с моим шурином?

– Нет. Еще не удалось этого сделать, – ответил Шварт. – Но я рассчитываю повидать его сегодня утром.

– Постарайся сделать это, – сказал Латур. – А потом скажешь мне свое мнение о нем.

Шварт слегка мигнул глазами.

– Но не думаешь же ты, что брат твоей жены может быть замешан в этом деле?

– Существует кто-то, кто меня очень не любит.

– Да, это совершенно очевидно, – сказал адвокат. – Ладно, я думаю, будет лучше, если я пойду в зал заседаний. Но не забывай, что протоколы этого заседания будут фигурировать в досье твоего дела в судебном заседании и не давай себя запугивать прокурору. Когда он спросит тебя, как ты смог сделать подобные вещи, ответь ему, что ты невиновен в обоих предъявленных тебе обвинениях и предоставь мне дальше действовать.

– Как хочешь, – сказал Латур.

Сторож открыл дверь комнаты для обвиняемых, чтобы Шварт мог выйти оттуда.

И тотчас компания пьяниц и бродяг, которые находились поблизости, воспользовались моментом, чтобы броситься на Латура. Тяжелые кулаки ударяли его по телу и лицу. Ногами его били в низ живота.

Руководил приступом Виллер.

– Ты очень пожалеешь, если тебя отпустят под залог, – злорадствовал рыбак. – Представь себе, что все мы здесь не любим таких парней, как ты. Позабавиться – это да, но сделать то, что сделал ты, это уже совсем другой коленкор.

Вынужденный отбиваться, Латур с трудом выпрямился, в то время, как сторож пытался навести порядок.

– Спокойнее, парни, спокойнее, – говорил он. – Я понимаю, что вы все возмущены, но не следует этого делать здесь.

– Совершенно точно, – сказал какой-то рабочий с промыслов. – То, что нам нужно – это дерево и хороший кусок веревки.

Латур вытер платком рот. Его губы были разбиты, а правый глаз начинал заплывать. Он подумал, правильно ли собрался поступить Шварт, когда думал просить его освобождения под залог. Если большинство жителей Френч Байу были такого же мнения, как и эти люди, у него могли произойти большие неприятности.

Ирония судьбы заставила его улыбнуться. Если бы он овладел Ритой тогда, когда она сама это предлагала, ничего такого не произошло. Но теперь ее избили и изнасиловали, старый Лакоста был убит и это ему, Латуру, приписывали оба преступления. Все это дело производило впечатление хорошо составленного и приведенного в жизнь сценария.

Дело Латура рассматривалось последним. Когда он приблизился к выходу из комнаты заключенных, то по толпе пробежала дрожь. Потом этот легкий шум стих и уступил место полной угрозой тишине.

Я привожу их в ужас, – подумал Латур. Он поискал глазами Ольгу и увидел ее в первом ряду за барьером, ограждающем место заседания от публики. С удовлетворением на лице, в восторге от сложившейся ситуации, рядом с сестрой сидел Георг. Мысли молодого русского ясно читались в его глазах. Если Латура будут судить в высшей инстанции, он будет осужден и казнен, Ольга будет свободной и сможет снова выйти замуж, на этот раз более удачно, за богатого человека, и ему можно будет всю жизнь прожить припеваючи за счет нового мужа Ольги. Может быть, Джону Шварту не мешало бы сунуть нос в его дела, вернее, во времяпровождение Георга в последние недели.

В полной тишине, которая сопровождала появление Латура, секретарь суда прочел обвинительное заключение. Латур думал, что судья Блекли первым делом спросит его, считает ли он себя виновным, но вместо того судья обратился к прокурору, чтобы тот указал на сведения, указывающие его вину. Это было очень мило, но это было приятно Латуру. Как бы теперь они не относились к нему, но все же его бывшие коллеги старались сделать все возможное, чтобы облегчить его защиту.

Недовольный прокурор обратился к шерифу Лаверсу. Несмотря на свои собственные грешки и потрепанную репутацию, старик держался со скромным достоинством, которое тронуло Латура.

Стоя очень прямо перед судом, Велич без всяких прикрас рассказал, как им довелось обнаружить труп Джека Лакосты и его жену, живую, но подвергшуюся насилию.

После того, как неизвестный человек сообщил по телефону, что услышал два выстрела и крики, доносившееся с лужайки Лакосты, его первый помощник, помощник Джек Пренгл и он, все трое, отправились к домику, где и нашли то, что уже упоминалось.

После него свидетельствовал доктор Уолкер. Он заявил, что Лакоста был уже мертв к его приезду, рассказал об увечьях, которые получила молодая женщина, но не старался сгустить краски, рассказывая то, что говорила Рита в бреду. К тому же, это было бесполезно. Как предупреждал Джон Шварт, прокурор позаботился получить письменное доказательство молодой женщины, подписанное ею сразу же, в госпитале. В этом показании Риты говорится:

"Я спала уже более часа, совершенно обнаженная, так как была сильная жара, когда была разбужена стуком в дверь домика моего мужа. Я спросила кто там, и человек мне ответил, что это Энди Латур, помощник городского шерифа, который несколько часов назад проводил меня и моего мужа до нашего дома, потому что он был пьян и упал без сознания на улице Лафит. Вместе со мной, стуком в дверь был разбужен мой муж. Он подошел к двери и спросил у мистера Латура, что тот хочет. Вместо ответа мистер Латур выстрелил два раза через дверь, которую потом вышиб, чтобы войти внутрь. Было слишком темно, чтобы я могла разглядеть его, но когда он дотронулся до меня, и понял, что на мне ничего не надето, он стал, как бешеный. Он стал ласкать меня несмотря на мои протесты, он ударил меня кулаком и повалил на пол, и силой овладел мной. Сопротивление мое еще больше ожесточило его и он избил меня. После его побоев я потеряла сознание. Все это происходило тогда, когда мой муж лежал рядом с нами. Я утверждаю, что все, что я сказала, правда, только правда и ничего, кроме правды.”

Подписано: «Миссис Джек Лакоста».

Когда секретарь прочел это показание, в зале не было слышно никакого движения или звука. Судья Блекли прочистил себе горло и сделал знак Латуру.

– Обвиняемый, встаньте.

Латуру пришлось сделать страшное усилие, чтобы встать. Он теперь знал, что может чувствовать заключенный во время судебного заседания. Он мог быть уверенным в своей невиновности, но чувствовал себя приговоренным. Его разбитая губа и опухший глаз стесняли его. Он с трудом дышал, ожидая вопроса судьи.

– Признаете ли вы себя виновным? – наконец спросил Блекли.

– Нет, я невиновен в двух приписываемых преступлениях, – ответил Латур. – Я не убивал Джека Лакосту. И несмотря на то, что кажется миссис Лакоста, это не я атаковал домик ее мужа.

Он не успел закончить последние слова, как гневное возмущение овладело залом. Латур бросил взгляд назад. Улыбка Георга была еще более довольной. У Ольги расстроенный и обеспокоенный вид.

Судья Блекли стукнул по своему столу.

– Тишина в зале! – приказал он, обращаясь к публике. Потом он повернулся к Латуру. Тихим, сухим голосом он продолжал:

– Совершенно понятно, что сейчас идет речь о предварительном следствии. Но, учитывая все доказательства обвинения, представленные здесь перед судом, у меня могут быть достаточные основания, чтобы сомневаться в невиновности обвиняемого, и потому я принимаю решение предъявить ему обвинение перед вышестоящим судом в убийстве человека по имени Джек Лакоста и в преступном насилии над его женой.

Угрожающий шепот пронесся по залу. Можно было различить отдельные слова, отдельные фразы:

– К счастью!... Это грязный парень! Что он из себя воображает?... Девушка уж должна хорошо знать, а?... Вероятно, тот же подонок, который изнасиловал уже троих... Одна из учениц говорила, что он сделал с нею что-то невероятное... Отлично... Это как раз то, что мне говорили... Наложено шесть швов... – Судья снова стукнул по столу:

– У обвиняемого есть защитник?

– Да, – ответил Латур.

Блекли повернулся к Шварту.

– Адвокат защиты имеет что-либо сказать перед судом, пока обвиняемого не вернули в тюрьму под надзор шерифа Велича до того времени, пока не будет назначен день суда в высшей инстанции?

Шварт вполголоса поговорил с Латуром:

– Мне не нравится реакция публики, – честно признался он. – И еще пятьсот человек, которые находятся около тюрьмы на лужайке. Это должен решать ты. Но я не думаю, что будет благоразумно прямо обращаться с просьбой о твоем освобождении под залог. Я лично считаю, что будет лучше, если ты переждешь в тюрьме, а я постараюсь, пока это немного успокоится, собрать как можно больше убедительных доказательств для последующего следствия. Я боюсь, что сейчас могу только все испортить.

Латур смотрел на Шварта с безразличным видом. Он дошел до такого состояния, что ему все становилось безразличным. Его сердце и разум отяжелели. Он чувствовал себя потерянным в джунглях ненависти, в которой он был неповинен.

– Делай, как лучше, – сказал он. – Ты знаешь закон и ты знаком с реакцией толпы. Ведь ты мой защитник.

Шварт поправил узел галстука и обратился к судье:

– В настоящее время, ваша честь, защита не находит нужным делать никаких заявлений.

По-прежнему сухим голосом Блекли продолжал:

– В таком случае, я приказываю, чтобы подсудимый находился под присмотром шерифа Велича и был препровожден в тюрьму Френч Байу до того времени, пока не закончится следствие и не будут получены все нужные сведения и доказательства обвинения.