Текст книги "В человеческих джунглях"

Глава 13

День приближался к вечеру, и тюрьма наполнилась. Ольга больше не приходила с обедом, и ему пришлось довольствоваться тюремной пищей, которую он с трудом проглотил, запивая жидким кофе.

Было почти восемь часов, и сверкающая ночь Дельты накинула свой черный влажный покров на тюрьму. Слабые лампочки, горящие в тюрьме всю ночь, были уже включены, когда Вил Даркос подошел к камере Латура и открыл дверь.

– К тебе пришел адвокат, Энди.

Человек закона извинился.

– Я очень огорчен, Энди, но сегодня был ужасный день. Кроме приготовления к твоей защите, я был еще занят восемью контрактами нефтяников. Каждые пять минут моя секретарша или один из моих блестящих помощников были вынуждены выталкивать какого-нибудь журналиста или репортера радио или телевидения, которые настаивали на получении информации от твоего адвоката.

– Ты хочешь сказать, любой информации?

– Хотя бы так. Хочешь, чтобы я говорил откровенно?

– Конечно.

Адвокат провел ладонью по складке своих безукоризненных брюк белого двухсотдолларового костюма и ответил:

– Дела у нас идут не блестяще. Люди начинают скапливаться по углам, барам и кабакам и говорить о том, что нужно самим свершить правосудие. Так как ты помощник шерифа и происходишь из одной из самых старых фамилий в стране, они подозревают, что с тобой могут произвести какую-то махинацию...

– Ты отлично знаешь, что это не так.

Шварт пожал плечами.

– Мы оба это знаем, но остальные? Не забывай, что в основе это все рабочие, которые не блещут образованностью. К тому же, должен сказать, интервью, почти насильно взятое с больничной койки у миссис Лакоста и переданное по радио, не улучшили дело.

– Что? Что сказала Рита?

Шварт закурил сигарету и предложил пачку Латуру.

– Чего она только не говорила. Естественно, что я не могу доказать это, но у меня твердая уверенность в том, что репортер, который ее интервьюировал, сунул ей под подушку пакет с деньгами для того, чтобы эта история, которую она рассказала, была достаточно скабрезна и изобиловала подробностями.

Латур прикурил сигарету от сигары адвоката. Шварт пожал плечами и продолжал:

– Проклятие заключается в том, что ее история, в большинстве деталей, является повторением того, что произошло с теми тремя изнасилованными девушками в течение последних двух лет. Что заставляет думать, что когда мы дойдем до судебного разбирательства, у нас на шее могут оказаться все эти четырех дела!

Латуру показалось, что вкус его сигареты стал очень горьким.

– Мулен приходил сюда ко мне в полдень на несколько минут. Похоже, что ты посоветовал ему поехать вместе с Джеком в Пончатулу, выяснить прошлое Риты.

– Да, чтобы иметь представление об ее морали и узнать, какая у нее репутация. Можно ли ей верить, говорит ли она правду, что не могло ли так случиться, что Джек был убит одним из ее любовников, который и постарался спихнуть на тебя свое преступление!

– Но ведь это абсурд!

Встав с лежанки, на которой он сидел, Шварт стал ходить по камере.

– Может быть, но мне необходимо что-нибудь для начала. Ты меня знаешь уже давно, Энди. Ты знаешь также, что я зарекомендовал себя как хороший адвокат, но так, как обстоит дело в настоящее время, с тем малым, чем мы располагаем, чтобы начать нашу защиту, весь этот процесс будет просто фарсом. Судьи приговорят тебя, даже не совещаясь.

Шварт остановился и стал считать факты по пальцам.

– Старик признается перед многочисленными свидетелями, что он импотент. Он падает мертвецки пьяный и ты вынужден проводить его домой. Девушка утверждает, что когда ты приехал в первый раз к ним, она это сказала репортеру, о котором я тебе уже говорил, что, когда она переодевалась, ты случайно увидел ее голой и что это тебя очень возбудило. Я говорю тебе пока только то, что было!

– Пока, да, – ответил Латур.

– Несколькими часами позже, через шесть часов, чтобы быть точным, она проснулась от стука в дверь, от которого также проснулся и ее муж. Ты назвался и просил, чтобы тебя впустили в домик. Она была еще наполовину сонная, ее муж, шатаясь вышел из комнаты и захотел узнать, что происходит, но тут его немедленно убивают двумя пулями через дверь, выпущенными из твоего служебного револьвера. Через несколько секунд после выстрела дверь взламывают. Девушку схватили и стали бить, когда она стала вырываться. Она утверждает, что это был ты. Что касается отпечатков пальцев, то там были обнаружены лишь твои, ее и Джека. Что касается твоего значка помощника шерифа, его обнаружили зажатым в руке девушки. А твоя единственная возможность защиты заключается в том, что ты утверждаешь, что после того, как ты постучал в дверь, неизвестный человек оглушил тебя какой-то дубиной. Ты потерял сознание и совершенно не знаешь, что произошло.

Шварт выронил свою сигарету на пол и потушил ее подошвой.

– И когда обвинитель призовет к барьеру свидетеля миссис Лакосту в одежде, позволяющей видеть ее прекрасные ножки и мало прикрытую грудь, ты думаешь, что судьи проглотят твою историю?

– Нет, – признался Латур, – я этого не думаю.

Адвокат снова стал ходить по камере.

– И к тому же, нам безусловно будут совать под нос все то, что твой шурин говорит повсюду.

– И что же?

– Что его сестра и ты плохо ладили друг с другом.

– Это...

– Он настаивает на том, что между вами невозможна физическая близость.

– Это совершеннейшая ложь.

– У тебя были сношения с твоей женой в ту ночь, когда ты отправился к домику Лакосты?

– Да.

– Она засвидетельствует это?

Латур подумал об Ольге, лежащей в его объятиях, в темноте ночи, в ожидании услышать от него слова любви. Теперь он знал об этом.

– Я бы не хотел просить ее об этом, – сказал он, – даже если бы мне угрожал электрический стул.

Шварт сел рядом с ним.

– Посмотри на меня, Энди. Латур повернулся к нему. – Ты клянешься мне, что не убивал Лакосту?

– Я клянусь тебе.

– И что ты не насиловал его жену?

– Я не насиловал его жену.

– Я тебе верю, Энди, – наконец сказал Шварт. – И я думаю, что мы должны использовать то малое количество времени, которое у нас осталось, чтобы обнаружить того незнакомца, который, по твоим словам оглушил тебя. Латур был в отчаянии, ему казалось, что невозможно будет доказать свою невиновность.

– А как ты собираешься взяться за защиту?

– Мы начнем сразу действовать с самого начала. Нужно будет поднять дело о насилии над девушками здесь, во Френч Байу, почти два года назад.

– А к чему это?

Шварт закурил следующую сигарету.

– Все четыре дела приблизительно одинаковы. У меня был короткий срок для разговора с доктором сегодня, после полудня. И он сказал, что повреждения, полученные четырьмя девушками, и сексуальная манера нападающего – они все похожи друг на друга.

– Я не понимаю, что это может сделать для меня, – повторил Латур.

– Весьма возможно, и даже почти наверняка, что этот неизвестный тот, кто пытался убить тебя в последние две недели. И он, может быть, находится ближе к тебе, чем ты думаешь. Возможно, что он следил за тобой прошлой ночью до домика Лакосты, и так как ему плохо удавались покушения прежде, он решил предоставить эту работу закону штата Луизиана.

Латур позволил себе небольшую надежду.

– Это возможно, но как мы сможем обнаружить этого человека?

Адвокат открыл свой бумажник.

– Я очень много думал об этом. Прежде всего, я не возьму с тебя гонорара. Для меня это вопрос дружбы, Я знаю, что с тех пор, как твои земли ничего тебе не дали, ты не катался в золоте. Но, тем не менее, еще предстоят расходы.

– Например?

– Первым делом, я полагаю, что мы должны связаться с лучшим частным детективом Нью-Орлеана, чтобы обнаружить человека, который нам нужен. И у нас очень немного времени. Осенняя сессия откроется через шесть недель. Детективы дороги. И, хотя я лучший твой друг, я не считаю себя морально обязанным вносить за тебя деньги, когда у тебя есть другая возможность. Латур безнадежным жестом развел руками.

– Тебе это может показаться смешным, Джон, но поверь мне, у меня нет даже ста долларов в банке. И Ольга будет нуждаться в деньгах. В сущности, мне придется занять у тебя денег, чтобы у нее было на что питаться.

Адвокат пожал плечами.

– Для этого я готов тебя ссудить любой суммой. Конечно, в пределах моих возможностей. Но ты ничего не забыл?

– Что же?

Шварт вынул какую-то официальную бумагу из своего бумажника.

– У тебя еще остается твой старый дом и что-то около двухсот гектаров земли.

– Глина. И глина без нефти внутри!

Шварт положил бумаги на металлическую лежанку.

– Я обо всем хорошо подумал. И так как твоя земля находится у самого берега, то она сможет, когда город приблизится к тому месту, стать землей первого сорта. Когда Френч Байу переживет свой кризис, он станет со страшной скоростью расширяться, и возможно, как раз в этом направлении. Потом, поразмыслив об этом, я решил помочь тебе и рискнуть. Какова последняя цена, которую тебе предлагали за твое поместье?

– Восемь тысяч долларов. Шварт вынул ручку.

– Я дам тебе вдвое больше... – Он задумался. – Нет, я дойду до двадцати тысяч долларов. Это полностью покроет расходы на частного детектива, и если мы выиграем, у тебя кое-что останется. Достаточно для того, чтобы ты перестал играть в жандармы и занял положение, приличествующее для твоей жены. А когда ты покинешь тюрьму, я возьму тебя под свою опеку до тех пор, пока ты не сможешь сам открыть частную адвокатскую контору.

Предложение было благородное. Латур был тронут. Он раздумывал довольно долго. Но с другой стороны, плантации Латуров находились в их владении с ХIХ века. Один из предков предводительствовал войсками генерала Джексона во время войны в Новом Орлеане. Латуры относились к аристократии. Большинство из них возглавляли партии.

Он родился в старом доме. Его отец, дед и прадед тоже. Он надеялся, что если у него с Ольгой будут дети, будет сын, который сможет носить его имя, то он наследует старое жилище, обновленное и реконструированное, и плантации, которые будут иметь вид, какой они имели в лучшие времена.

Даже перед перспективой позорной смерти ему было трудно отказаться от своей мечты.

– Спасибо, большое спасибо, Джон, – наконец проговорил он. – Ты настоящий друг. Но, если ты ничего не имеешь против, мне бы хотелось еще немного подумать.

Шварт понял его.

– Старый дом, он напоминает тебе о многом, да, Энди?

– Да, – признался Латур. – Я раньше об этом не думал, но теперь думаю, что это так.

Юрист спрятал ручку и убрал бумаги в свой бумажник.

– Это твой дом и твоя земля, и ты должен сам это решать, Энди. Но не думай слишком долго.

– А что ты слышал там?

– Я лично видел парней в барах и на улицах. Но ты их не видел. У них очень неприятный вид, должен тебе сказать. Надеюсь, их как-нибудь усмирят.

Адвокат стал философствовать.

– Это смешно. Когда он был в живых и проглатывал бутылку виски в день и даже больше бутылки, Джек был просто бродягой. Но теперь, когда он мертв, послушать их, так это был просто какой-то святой, исключительный человек! – С брезгливым видом адвокат довольно резко выругался к удивлению Латура, так как Шварт редко бывал грубым. – Можно подумать, что эта девка, эта рыжая девка, на которой он женился, первая женщина в мире, которая так ужасно сопротивлялась... Ну... Я увижусь с тобой утром, Энди!

Шварт постучал по решетке двери, чтобы ему открыли.

– И помни, что я говорил тебе, Энди. У нас мало времени. Не раздумывай слишком долго. И скажи себе, что это не слишком-то приятно видеть, как поджаривают твоего лучшего друга на электрическом стуле... – адвокат искал сравнение. – Это как если бы у вас изо рта выскользнула сигара, и вы видите, как она потухла, упав в глину. Только все это гораздо быстрее, ты можешь мне поверить.

Даркос открыл дверь камеры Латура. Тот с сумрачным видом задумчиво провожал адвоката, который мелкими шагами шел по коридору, а потом завернул за угол.

Латур задавал себе вопрос: подумал ли Шварт о том, что произойдет, если он будет осужден и, если Ольга останется молодой вдовой, без денег и без друзей.

Когда основные потребности мужчины удовлетворены, он начинает выбирать себе по своим потребностям подругу жизни, считая, что это уже на всю жизнь.

Шварт тоже носил старинное родовое имя, которое хотел продолжить в потомстве. А Ольга была лакомым и всегда желанным для него кусочком.

Глава 14

В тюрьме воздух становился все тяжелее по мере того, как дежурные помощники шерифа подбирали пьяниц, бродяг и уличных девок, нарушивших правила и перешедших границы дозволенного даже в таком городе, как Френч Байу. Время от времени какой-нибудь из этих задержанных проклинал Латура. У убийцы всегда находятся защитники, но садист никогда не пользуется симпатиями толпы.

Толстая, темноволосая девушка с изрытым оспой лицом и волосами, подстриженными под Жанну Д'Арк, очень громко, на всю тюрьму, высказывала свое мнение, когда Даркос поместил ее в камеру напротив камеры Латура.

– Почему ты не истратил десять долларов, чтобы получить удовольствие? – спросила она у Латура. – Или ты ненормальный? Может быть, ты один из тех типов, которым необходимо причинять зло девушкам, избивать их, или даже воспользоваться ножом?

В девять часов шериф Велич появился в коридоре и остановился перед камерой Латура. Старый человек был обеспокоен и сумрачен.

– Мне все это не нравится.

Латур встал со своего ложа, чтобы поговорить с ним.

– Что вам не нравится?

– Атмосфера в городе. Существует кто-то, кто оплачивает выпивку, кто подговаривает толпу. Это продолжалось весь день, и люди совершенно обезумели.

– Кто? – спросил Латур. – Я хочу спросить, кто оплачивает выпивку.

– Первым делом, Вил Виллер, а потом твой шурин.

– Вы смеетесь! У Георга нет в кармане ни пенса!

– Значит, он где-то их нашел, – возразил Велич. – Я только что вернулся от Джо Банко, и он приводит в свидетели весь зал, что видел толстую пачку банковских билетов в его руке! Более того, он рассказывает каждому, кто его хочет слушать, что в продолжении двух лет ты каждый раз силой овладевал его сестрой!

– Но это ложь!

– А по его мнению, наоборот. Он утверждает, что ты не можешь получить удовлетворения от женщины, если не берешь ее силой и не бьешь время от времени. Но почему же он это делает?

– Потому что у меня нет богатства, на которое рассчитывала его сестра, когда выходила за меня замуж. Если я умру, она сможет снова выйти замуж, на этот раз за человека с деньгами. А он сможет всю жизнь прожить за счет мужа своей сестры.

Велич подумал.

– Похоже на то, что ты говоришь правду. Это звучит. Но парни глотают эти штучки, как конфеты. Его слова, говорят мне, соответствуют тому, что случилось с миссис Лакоста. Более того, Вил Виллер утверждает, что одна из тех женщин, которые были изнасилованы раньше, дала описание своего агрессора.

– Которая?

– Лиз Тремоле. Ученица колледжа, которая в настоящее время служит подавальщицей у Джо Банко. По словам Виллера, ты как раз можешь оказаться тем типом, и чем больше она об этом думает, тем яснее ей это кажется.

– Вы говорили с ней?

– Нет. Я не могу приложить к этому руку.

Шериф Велич снял шляпу с широкими полями и провел руками по волосам. – Проклятие! И надо было так случиться, что как раз в этот вечер, когда я отправлял Джека и Тома в Пончатулу, и что это, безусловно, окажется напрасным.

– Другими словами, вы опасаетесь, что существует определенный мерзавец?

– Совершенно точно. Я знаю Френч Байу. Я больше пятидесяти лет прожил здесь. Парни собираются поспорить, и тут какая-нибудь горячая голова теряет педали. – Велич расстегнул кобуру своего пистолета. – И мне стоило немалых трудов не позволить им начать действовать.

В горле Латура образовался маленький комок: он немедленно стал расти и мешал дышать.

– А все товарищи: Вил Даркос, Тэд, Ла Ронд, Редди, Джим Руссо, Луели, Рафигнас? Что они делают?

Старик пожал плечами.

– Вил и Тэд ведут себя отлично. Они находятся в кабинете, где заряжают свои ружья на случай, если в них будет надобность. Но Редди и Луели имеют бледный вид. А Ла Ронд, Руссо и Рафигнас почти такие же плохие, как Вил Виллер и твой замечательный шурин. Они говорят, что не видят причины, почему они должны рисковать своей шкурой, чтобы защитить убийцу и садиста, который все равно приговорен. – Велич с горечью плюнул на пол и заглянул в коридор. – И что самое скверное в них, это то, что они, в сущности, подошли к нулю. Они здорово пользовались обстоятельствами. Они хорошо погуляли. И теперь, когда подошел момент заплатить за все это, они только поджимают лапки и оставляют поле действия нам: Биллу Даркосу, Тэду, Келли и мне.

– А специально приехавшие представители газет, корреспонденты радио и телевидения?

Велич криво улыбнулся.

– Имеется автобус радио, стоящий на лужайке, и камеры направлены со всех сторон на тюрьму. Если произойдет что-нибудь, то процедура линчевания соберет больше зрителей, чем любая демонстрации какого-нибудь фильма. Это будет действительно сенсация, о которой будут говорить во всех уголках Штатов. У Латура комок в горле становился все более невыносимым.

Велич продолжал:

– Я теперь жалею, что не выполнил своего желания и не перевез тебя сегодня утром в другой город. – Старый шериф с решительным видом встал, надел свою шляпу и сдвинул ее на одно ухо. – Ладно. Я подумал, что ты, вероятно, предпочитаешь быть в курсе дела. Но не слишком расстраивайся, Энди. Я немало побывал в передрягах за свою жизнь, и выбрался из них тем или иным способом. Эта проклятая коробка для бисквита – тюрьма – не имеет никакой защиты, если банда разбойников и пьяниц захотят тебя увезти. Но они узнают, что значит потревожить старого лиса в его норе.

Велич прошел по коридору и позаботился оставить дверь, соединяющую отделение тюрьмы со служебным помещением полиции, открытой. Латур мог слышать ропот толпы, бормотание людей в кабинете шерифа, но узники, заключенные в камерах вокруг него, сохраняли полное спокойствие. Можно было подумать, что они боялись привлечь к себе внимание.

Латур облизал губы, но они оставались такими же сухими, как и прежде. Какой-то дух паники заменил и заглушил все запахи в тюрьме, задыхающейся от жары и влажности.

Несмотря на все красивые слова, трое людей, даже прекрасно вооруженные, немного стоили перед огромной и возбужденной толпой. Вместе с тем, напуганный и отчаявшийся Латур невольно чувствовал восхищение Величем. Старик хорошо объяснил глубину своей мысли сегодня утром. Если банда одержимых постарается вытащить Латура из тюрьмы Френч Байу, чтобы линчевать его, они должны будут пройти через труп старого шерифа. Если толпа атакует тюрьму, результат нападения будет зависеть от того, насколько нападающие правильно поведут нападение.

Шум тяжелых сапог раздался в коридоре. Несколько секунд спустя, с ружьем крупного калибра в руке, Тэд Келли прошел мимо камеры, чтобы занять свой пост у задней двери тюрьмы.

– Салют! – коротко проговорил помощник шерифа. – Ты и твое невезение!

– Это ведь не я. Я умоляю тебя, что это не я! – закричал Латур.

– Я начинаю в это верить, – сказал Келли. – Эти толпы людей, которые собираются перед тюрьмой, очень редко собираются без всякой организованности. И можно даже сказать, что этого не бывает без науськивания. Кто-то, видимо, очень хочет, чтобы ты проглотил свой акт рождения.

– Но кто?

– Это старина, двойной выигрыш. Это вопрос шестидесяти четырех тысяч долларов.

Пять минут, потом десять, четверть часа, полчаса... В кабинете голоса становятся все более беспокойными. Из их бормотания Латур мог услышать первые глухие крики из толпы. Они становились все громче и настойчивее по мере того, как небольшие группы людей с улицы Лафит скапливались у тюрьмы и заполняли оазис темноты, окружающей тюрьму. В темном отделении для черных один заключенный стал громко молиться.

Девушка в камере напротив Латура стала громко ругать его, пользуясь совершенно непристойными эпитетами.

– Я надеюсь, что парни проделают с тобой то, что ты заслуживаешь! Мы разве живем не в республике, а? Девушка имеет право сказать парню нет, даже если этот парень и помощник шерифа.

Латур не дал себе труда отвечать ей. До этого момента он думал, что знал, что такое страх. Он ошибался. У него болели поясница и живот. У него было ощущение, что ледяная рука сдавливает его живот. Он был мокрым от пота и слабости и не мог нормально дышать.

Встав на свою металлическую лежанку, он мог видеть небольшой кусочек темного парка вокруг тюрьмы. Пока он смотрел туда, некоторая часть вопящей толпы устремилась к переднему входу в тюрьму, а другая часть бросилась к заднему входу на случай, если шериф Велич попробует выпустить его через этот ход.

В коридоре, с худым лицом, побледневший от страха, Джим Руссо, держа свое ружье, как будто это была змея, готовая укусить его, против своего желания направился к двери в глубине тюрьмы, чтобы помочь Тэду Келли. Через секунду дверь затрещала под мощными ударами. Латур слышал, как Келли спокойно проговорил:

– Не старайтесь, парни, я выстрелю в первого же прохвоста, который только сунет сюда нос.

Руссо остался недвижим. Латур сильно сомневался, что его коллега в этот критический момент, окажется храбрецом.

На самом деле, Джим Руссо очень жалел, что своевременно не сказался больным. Он очень хотел бы сейчас быть в другом месте.

Латур тоже хотел бы этого. Те беснующиеся, которых он видел, почти все были в последней стадии опьянения. Они отступили на несколько метров, чтобы устроить большие костры из старых ящиков и досок, которые хорошо осветили дверь позади тюрьмы.

При свете колеблющегося пламени Латур рассматривал лица людей. Почти всех он знал. Но были и чужие в небольшом количестве. По их виду совершенно точно можно было предположить, что это были не рабочие, а профессиональные грабители. На рыбаков они тоже не были похожи. И эти незнакомцы не были пьяны.

Потом толпа перед входными дверями тюрьмы увеличилась. Они откуда-то достали огромное бревно и воспользовались им как тараном. Дверь тюрьмы была старой и ветхой. Она не сможет противостоять подобному натиску.

В это время Гарри Рафигнас прошел по коридору и открыл дверь камеры Латура. Его руки дрожали до такой степени, что он с трудом мог вставить ключ в замок.

– Старик сказал, чтобы я тебя выпустил, чтобы у тебя был бы хоть маленький шанс выбраться отсюда.

– Дело здесь так плохо? – спросил Латур.

Голос помощника шерифа дрожал так же, как его руки.

– Ты даже себе этого не представляешь. Снаружи по меньшей мере восемьсот бешеных.

Латур немного пришел в себя.

– Тогда, чтобы ты сказал, если бы я попросил у тебя ружье?

– Это может разрешить только Велич, – ответил Рафигнас. – Все, что он мне сказал, это открыть тебе дверь.

– А он вызвал полицию Штатов?

– Полчаса тому назад. Как только он увидел, как начала складываться ситуация. Но они не смогут приехать сюда раньше, чем через полчаса. И в ближайшей казарме их только четверо!

Голос женщины напротив по всей длине коридора следовал за ним.

– Я очень надеюсь, что они сделают тебе то же самое, что ты сделал сам!

Латур прошел в кабинет. С пистолетами в руках Бил Даркос и Ла Ронд охраняли оба окна с решетками. Даркос был очень бледен, но казался уверенным в себе. Латур был менее уверен в Ла Ронде. Ответственность и опасность по разному отражаются на людях. Ла Ронд был в том же положении, что и Рафигнас. Оба мужчины имели такой вид, будто с трудом удерживаются от рыданий.

Такой же равнодушный, как будто он сидел за столом в зале у Джо Банко, шериф Велич зажег одну из своих сигар, ценой в доллар, к которым он так привык за последнее время.

– Я считаю, что из всего происшедшего можно сделать мораль, проговорил он с абсолютным спокойствием. Старик процитировал: – Это же в Основном Положении сказано: «Кто сеет ветер, пожнет бурю». – Раскурив свою сигару, Старик прислушался к ударам тарана в заднюю дверь тюрьмы, и казалось, принял какое-то решение. – Одна вещь совершенно ясна. Эта дверь долго не устоит. А как только они устремятся сюда, это будет конец всему. Тогда я посмотрю, не смогу ли я задержать их настолько, чтобы полиция Штатов успела добраться сюда. – Он поправил свою портупею и стал кричать: – Эй! Там! Типы с тараном! Отдохните пять минут! Я хочу с вами поговорить! Удары прекратились. Велич еще немного подождал, потом вышел на маленькую площадку. Кинув взгляд через плечо шерифа, Латур подумал, что судя по лицам, освещенным колеблющимся пламенем костра, испуганное выражение Рафигнаса было вызвано этим зрелищем. Их было достаточно много, чтобы выполнить свое намерение.

Толпа перестала бесноваться, когда шериф Велич появился перед дверью. В течение короткого времени ничего не было слышно, кроме треска огня и работы насосов на нефтяных промыслах на берегу.

Добрый человек не ошибся, когда говорил, что присутствуют репортеры. Как раз позади массы людей на лужайке стоял фургон радио. Оператор, находившийся на его крыше, старался снимать все, что только попадало в кадр.

Велич затянулся сигарой и, не торопясь, начал говорить.

– Среди вас имеются новые люди, но почти все вы знаете меня. – Он показал на значок шерифа, прикрепленный к карману рубашки. – Я шериф. И был шерифом этой местности в продолжении тридцати пяти лет. В течение всего этого времени мне приходилось задерживать кое-кого из вас, но иногда я просто брал штраф и давал вам возможность ускользнуть. И очень часто я давал вам возможность отсрочки.

Он еще несколько мгновений молчал, чтобы вновь заговорить после затяжки сигарой.

– Произошли два преступления: убийство и насилие. Подозреваемый в этих преступлениях человек был задержан и по постановлению местного суда был направлен в тюрьму Френч Байу, где должен быть в заключении до того момента, когда он предстанет перед судом присяжных заседателей. И что же вам во всем этом не нравится?

Несколько голосов закричали:

– Ничего!

Но в общей толпе царило зловещее молчание. Велич положил правую руку на рукоятку своего пистолета.

– В течение тридцати пяти лет ни один заключенный от меня не ускользнул. И я не собираюсь дать возможность этому заключенному сделать это. Когда день суда будет назначен и закончится следствие по этому делу, я лично провожу его в трибунал. И, если его признают виновным, вы можете быть уверены, что он получит самый суровый приговор и наказание, которое только имеется в своде законов Штата Луизиана, то есть, по тяжести совершенного преступления он будет приговорен к смерти на электрическом стуле.

Велич снова стал курить свою сигару.

– Итак, почему бы вам не прекратить все это идиотство? Возвращайтесь в город и пойдите выпейте. Латур находится здесь, в тюрьме, и он никуда отсюда не денется. Послушайте меня, парни. Вы старые жители нашего города, вы голосовали за меня каждую сессию и дали мне доказательство вашего доверия. Почему вы, к дьяволу, устраиваете подобный шум? Почему вы мне мешаете на законном основании действовать?

На какое-то мгновение бурлящая толпа была безмолвна, и во время этого молчания Латур надеялся, что Велич уговорил их и они поняли, что затевали безумие. Но потом, один человек из толпы, человек, которого нельзя было разглядеть, закричал:

– Совсем неплохо сказано, чтобы обмануть нас, шериф. Но мы, прочие, новые люди здесь, знаем, как обращаются со старыми знакомыми. Предположим, что вы будете держать его в тюрьме, и что он будет судим. Но как мы, остальные, сможем узнать, что он будет судим справедливо за подлое убийство старика и насилование этой хорошенькой малышки? Откуда мы сможем узнать, если судья в трибунале, происходящий из семьи, давно жившей в этом краю, что можно сказать также и о присяжных заседателях, не сделает того, чтобы облегчить участь преступника, потому что тот называется Латуром и принадлежит к старинным семьям Френч Байу? В таком случае мы будем иметь целую серию молодых женщин, которые будут изнасилованы таким же способом! Толпа, до сих пор спокойная и безмолвная, неожиданно заволновалась.

Голосами, которым гнев придал резкость, все мужчины захотели говорить одновременно. Толпа раздвинулась, продвинулась вперед, потом остановилась. Человек в белом костюме, при помощи кулаков пробился в первый ряд и остановился перед шерифом Величем.

– Вы сошли с ума! – заорал Шварт. – Все, что вам сказал шериф – это правда! Латур арестован. Он заключен в тюрьму. Он будет судим. Если его найдут виновным, его казнят. Тогда, к чему же приводить себя в такое состояние? К тому же, старый Лакоста был старым пьяницей. И, судя по всему, что мне удалось узнать, его жена, хоть и молода и красива, но не более, чем маленькая шлюха!

Конечно, это была неудачная тактика защиты! Чудовище с тысячью ногами еще ближе подошло к тюрьме. В тишине, царившей в кабинете шерифа, Латур явно слышал отдельные крики, вырывающиеся из уже снова бурлящей толпы.

– Что за разговоры!... Ты так говоришь, потому что его адвокат!... Здесь, если ты не прожил в этом краю сто лет, ты считаешься дрянью... Пошли вперед... Ну!... Поймаем его!... Сиделка из больницы мне сказала... Девочке вынуждены были наложить шесть швов, настолько он был груб с ней... А если это была бы твоя жена или сестра?...

– Идите, идите прочь! – кричал Шварт, пытаясь оттолкнуть их. – Я вас уверяю... Я не хотел это сказать.

Адвокат неожиданно замолчал, потому что кто-то из толпы бросил в него перезрелый помидор, который забрызгал все его лицо, рубашку, белый костюм, что при неярком освещении казалось, что он забрызган кровью.

Шериф Велич, перестав заниматься уговорами, вытащил свой пистолет.

– Я предупреждаю вас, парни, – хладнокровно проговорил он. – Нас не слишком много, но мы все вооружены и мы все отлично умеем обращаться с оружием. Никто еще никогда не вырывал у меня заключенного и никогда этого не сделает!

В полном молчании, которое последовало за этим заявлением, люди из последних рядов, стали пробираться вперед, в то время, как наиболее близко стоящие пытались удержать их. Потом послышался короткий сухой звук, похожий на звук выстрела из детского пистолета, или карабина маленького калибра. Крошечное красное пятно появилось на лбу у Велича. Он поднял свою свободную руку вверх, как будто хотел дотянуться до своей раны, но это было лишь рефлексом. Он уже был мертв тогда, когда поднял руку. Пуля, которая его сразила, попала ему прямо в глубину черепа. Пистолет с перламутровой отделкой на ручке, выпал из его рук. Шляпа с широкими полями упала и покатилась по ступенькам лестницы. За ней последовало безжизненное тело шерифа Велича. Потом стало твориться что-то невообразимое. Люди в первых рядах, стоящие близко от двери, были втолкнуты через сломанную дверь в коридор и дальше к кабинету шерифа.