Текст книги "И тени затмили свет"

Чёрт, как же надоело мне то, что меня все избивали. Сколько можно? Как у меня до сих пор живот не превратился в фарш от ударов?

Конечно, мне было больно. Даже очень. Но к этой боли я уже стал постепенно привыкать. К плохому всегда быстро привыкаешь. И не важно, сам ты совершал нечто нехорошее или другой, всё равно привыкнешь. Наверное, именно от этого люди так одиноки и никак не могли найти для себя счастье. Они просто привыкли к той атмосфере, которая окружала изо дня в день, и не знали, как её изменить. Сначала им это не нравилось, но затем они просто привыкли. И продолжали одиноко жить дальше.

Что за бездарность.

– Благодарю тебя, сын, – с гордыней кивнул мистер Марс и жестоко улыбнулся, с удовольствием глядя на то, как я мучился на полу.

Рука Яанна дрогнула в моём направлении, будто он хотел помочь мне встать с пола, но в следующую секунду он принял каменное выражение лица и быстро вышел из класса, словно больше не желал видеть ни меня, ни отца.

Етар дождался, когда его сын выйдет, и вдруг резко наклонился ко мне, хватая меня за ворот серой рубашки. Он весь пылал злостью и ненавистью ко мне.

– Ещё раз будешь доказывать свою правоту или будешь говорить о моей семье или обо мне в плохом свете, ещё раз будешь выпендриваться, – на последнем слове он чуть ли не брюзжал слюной над моим лицом, – ещё раз, и я от тебя мокрого следа не оставлю, понял меня?! Даже обращать внимание на законы и прочие моральные устои не буду, если ты вновь перегородишь мою дорогу своими глупыми выходами. Тебе всё понятно, мерзавец?!

Мне так и хотелось что-то сказать ему, защитить себя, поставить его на место, но я не мог. Было слишком страшно. Слишком. Настолько, что я весь дрожал, тело вспотело, глаза в ужасе уставились на мужчину. Я был уверен, что он говорил на полном серьёзе. Что он был и вправду готов убить меня. А мне этого совершенно не хотелось. Я жуть как боялся, поэтому не смог выговорить ни слова, но хотя бы кивнул несколько раз головой. Ярости и злости уже не было, лишь страх, переростающий в панику. Самую настоящую панику.

– Вот и славно, – Етар злобно ухмыльнулся, показывая мне, кто тут победил. – А теперь катись домой.

Я не стал дожидаться чего-либо ещё от этого жестокого человека и чуть ли не выбежал из класса. Мне жутко хотелось одного – убрать перед глазами образ мистера Марса. Кровь всё ещё лилась из носа, заляпывая мне и без того мятую рубашку. Я помчался в туалет, словно боялся, что учитель мог выйти из класса и последовать за мной, чтобы выполнить свои обещания. Не обращая внимание ни на что, я ворвался в уборную, включил холодную воду и, сняв очки, как можно скорее начал умывать лицо. Раковина стала алого цвета от крови, но меня это не волновало. Я упёр в её края руки и, тяжело дыша от пережитого кошмара, посмотрел в зеркало. Лицо бледное, как у мертвеца, синяки под глазами, чёрные кудри растрёпаны, голубые глаза широко распахнуты, вода стекала по щекам. Такое впечатление, будто я только что бежал через всю пустыню от бешеного льва.

Когда я немного отошёл от бурлящих эмоций, то заметил в зеркале перед собой какое-то пятно в углу. Надев очки, я понял, что это было не пятно, и обернулся.

Пятнадцатилетний парень печальным взглядом карих глаз наблюдал за мной, сидя на полу и опираясь спиной об стенку. Он выглядел так, будто давно забросил за собой присмотр: длинные чёрные волосы, которые лезли в глаза, пару некрасивых родинок на щеках, болезненно-бледная кожа, худощавый, как Кощей Бессмертный, весь в синяках и ссадинах, в драной, мятой одежде, от которой неприятно пахло. Он мог бы быть красавцем, в нём было несколько крупиц настоящей красоты, однако её почти не было видно. Он словно не следил за собой, не видя в этом необходимости. И ясно почему.

Его пальцы слегка дрожали, когда он наносил очередной порез лезвием на вены. Кровь залила ему почти всю левую руку, но он не остановился, пока порез не был сделан до конца. С печальным любопытством парень смотрел, как новые капли крови постепенно стекали вниз. Казалось, боли он не испытывал. Лишь моральную. Там, в глубине сердца, на котором были такие же раны, как и на венах. Но только глубже. Гораздо глубже.

– Ты с таким любопытством смотришь, будто впервые в жизни увидел суицидника, – брюнет криво улыбнулся и снова посмотрел на меня.

В его глазах не было ничего. Даже боли. Лишь одинокое равнодушие. Равнодушие ко всему, ко мне, к своим проблемам, к собственной жизни.

– Будет удивительно, но это и вправду так, – холодно заметил я, стараясь не обращать внимание на его порезанные верны и окровавленное лезвие.

– Вот как, – парень склонил голову на бок. – Интересно. Как тебя зовут?

У него был немного писклявый, ещё детский голосок, который ещё не успел как следует окрепнуть. И что-то в этом голосе было не так. Будто в нём храбрость пересекалась с удушающей болью напополам. И никто не мог победить.

– Трантер Нефф, можно просто…

– Трант, я знаю, – неожиданно резко перебил меня он. – У меня хотя бы есть друзья, в отличие от тебя, которые могут поделиться новостями, в том числе и о тебе, – он решил не без удовольствия похвастаться. – Я слышал о десептизме, хотя мне совершенно на это наплевать, и о твоей выходке сегодня с моим отцом.

– С твоим отцом? – я был удивлён.

– Ну конечно, или у тебя плохо со слухом? – горько усмехнулся юноша. – Харлан Марс.

– Рад знакомству.

– Не могу сказать то же самое, – нервно фыркнул он.

– Почему же? – я вновь заметил, как у него тревожно дрожали руки, сжимавшие в пальцах лезвие.

– Знаешь, когда режут себе вены, это происходит в одиночестве, но никак не с такими высоко моральными людьми, как ты, – Харлан наблюдал за мной храбрым взглядом, за которым скрывалось глубокое отчаяние.

– Мог бы тогда выбрать место получше, – равнодушно возразил я.

– Ну уж извините, дома меня могут и без того прикончить, – нервно съязвил Харлан, будто делал из себя крутого, тогда как внутри ему явно было очень больно.

– Поэтому ты решил умереть здесь?

– Послушай, тебя никто не просил нянчиться со мной, читать мне нотации и говорить, что суицид – не выход, – раздражённо сказал парень и, закинув назад голову, закрыл глаза, словно окунался в водоворот своих тёмных мыслей. Словно решил утопиться в них.

Забавно.

– Ну, в принципе, суицид и вправду не выход, как я считаю, – хладнокровно начал рассуждать я. – Но не в том плане, в котором ты думаешь.

– В смысле? – не понял Харлан и, нахмурившись, с нотами тревожного удивления посмотрел на меня.

– Сам подумай. Я знаю, что отец и твой старший брат избивают тебя, издеваются и всячески пытаются причинить тебе боль. Потому что им нравится это делать, – я не особо был уверен в своих словах, потому что ещё не до конца знал эту семью, но всё же решил использовать то, что знал. Может, так я смогу помочь этому бедному человеку. – Нравится на ком-то изливать свои чувства, свою злость и жесткость. Это довольно сильные и очень тёмные чувства, чтобы их так спокойно держать при себе. Они должны в чём-то проявляться, куда-то тратиться, чтобы они не погубили самих носителей. Поэтому Етар и Яанн решили их применять на тебе и на твоих сёстрах. И они не остановятся, потому что злоба и ненависть слишком сильно завладели их душами. Они чудовища, жаждущие разрушения и смерти.

– Терпеть их не могу, – прошипел брюнет и скривил в неприязни лицо. – Ненавижу их, ненавижу людей, ненавижу себя. Всех ненавижу.

Прежде чем продолжить, я на секунду осознал, насколько этот парень был переполнен ненавистью, злобой и обидой не только ко всему миру, но и к самому себе. Ему было бы лучше, если бы он просто ненавидел свою семью и людей, но он не мог смириться и с самим собой. Он не мог терпеть свою слабость, беззащитность перед проблемами и угрозами, трусость и ничтожество. Он был в этом даже похож на меня, но я не впадал ещё в такое отчаяние, чтобы хотеть специально умереть. Потому что я уважал самого себя и знал себе цену. Знал, зачем жил. Правда, я не жил изо дня в день в такой жестокой семье, не жил в вечных издевательствах и побоях. Я знал, что такое счастье, потому что когда-то оно у меня было, я знал и другие чувства, у меня были воспоминания о хорошем прошлом, о любви и доброте. Мне было за что бороться, зачем жить.

Тогда как у Харлана всё это отсутствовало. Насколько я знал и выяснил, семья Марсов всегда отличалась особой жестокостью по отношению к другим, особым своенравием, высокомерностью и тщеславием. И Харлан просто пока что не мог знать, что такое счастье. И поэтому он не осознавал, зачем ему ещё жить. Но я хотел изменить это. Хоть я его и не знал пока что, я почему-то чувствовал, что обязан ему помочь.

Эта встреча в туалете была далеко не случайной.

– И представь, как они будут рады, если ты умрёшь, покончишь с собой, – я говорил с нажимом, чтобы каждое слово впилось в сознание юноши. – Как они будут счастливы, когда узнают, что ты наконец-то сдался и ушёл с их дороги. Разве ты этого хочешь? Принести им радость?

Харлан глядел на меня уже другим взглядом. В нём стало медленно появляться понимание. Осмысление того, зачем ему нужна была жизнь. Он как будто посмотрел на свои проблемы, на свою семью, на свою жизнь под другим углом, точно узнал тайный проход для спасения. Но этот проход был пока что достаточно узким, чтобы выбраться. Ещё не достаточно одних этих слов. И я прекрасно понимал это.

– Нет, никогда в жизни, – отрезал парень с отвращением в глазах. – Ни за что и никогда. Тем более от меня. Пусть лучше они умрут, чем я принесу им радость.

Он говорил с таким рвением, с такой решимостью, что я не сомневался, что он так и сделает, если так будет нужно. С таким отчаянием. Глубоким, мучительным отчаянием, которое было как гной, медленно растекающийся по всему телу, словно чернила на белой бумаге. Всё становилось чёрным на его пути. Абсолютно всё.

– Уверен, а это так случится, если ты решишь покончить с собой, – я сделал шаг к нему, желая показать, что мне можно доверять. – Но не в этом главная твоя проблема.

– А в чём же? – рассеянным взглядом Харлан осмотрел холодное помещение.

– Подумай, как будут страдать твои сёстры, твоя мать, но не в том плане, что ты покинешь их. Конечно, они будут очень сильно горевать, рыдать и скучать по тебе, но не в этом дело. Представь, когда вся злость и жестокость Етара и Яанна обрушится на них, что с ними будет? Они и без того мучились, но когда тебя не станет, представь, как они будут ещё сильнее мучиться. Так все плохие выходки будут в ещё большей степени мучить их, заставлять страдать, отчего они сами могут погибнуть. И они не остановятся, пока не умрёт каждый, после чего они вгрызутся друг другу в глотки.

– Фарра… – Харлан отсутсвующим взглядом уставился вперёд, словно чем-то был потрясён до глубины души. – Моя любимая сестрёнка… И она может умереть?

Он вновь посмотрел на меня. В его глазах стояли слёзы. Они катились по его впалым щекам и падали на пол, попадая иногда в капли крови. Он выглядел так, будто стал маленьким ребёнком, которому сказали, что Супермен спасёт его от бандитов. Так, будто был готов ухватиться за меня, как за единственную возможность спастись. Спастись от семьи. От людей. От проблем.

От самого себя.

– Да, – кивнул я и тепло улыбнулся, подойдя к парню ещё ближе. – Но сейчас только ты её спасаешь. Только благодаря тебе она может жить и хоть как-то этому радоваться. Ты её защищаешь. Разве от этого не стоит жить дальше? Разве Фарра бы хотела, чтобы ты покончил с собой и оставил бы её одну на растерзание отца и брата? Разве она хочет этого?

– Нет…

Харлан, казалось, растерялся, не знал, о чём думать, что чувствовать. Он точно впервые что-то понял для себя, что он важен. Важен кому-то очень дорогому человеку, которого он любил. Единственного, кого он вообще любил.

– Вот видишь, так что не стоит больше резать вены, чтобы умереть, – я присел на корточки и положил руку на его хрупкое плечо. – Тебе есть для кого жить. Зачем жить. По крайней мере, тебе не стоит так быстро сводить свою жизнь с концами. Лучше как следует подумай обо всём этом, о сестре, о семье, о счастье… Может, впереди оно ещё будет, откуда тебе знать? Может, через день или два что-то изменится, всё станет по-другому, а жизнь – лучше? Продолжай жить, потому что завтра может быть тем днем, когда ты встретишь любовь всей своей жизни, найдешь любимую песню, решишь все свои проблемы, встретишь отличных друзей, сможешь увидеть самый красивый закат в своей жизни или создать самое лучшее воспоминание, так что, пожалуйста, продолжай. У тебя все будет замечательно.

Харлан долго глядел мне в глаза. Осознанно. Так, что было видно, что он впитывал каждое моё слово, пробовал его, искал его смысл, изучал и пытался понять, как оно могло ему помочь. Как оно могло его спасти.

Спасти от смерти.

Он вдруг заплакал, не выдержав всей боли, и обнял меня, потому что хотел утешения. Утешения для своего одиночества, пустоты и страданий. Я его крепко обнял. Мальчика, который хотел лишь нормальной жизни.

– Спасибо тебе.

X: И беда настигла всех

Когда события не совпадают с нашими ожиданиями, мы теряемся. Поэтому ожиданий лучше не иметь вовсе, а просто быть готовым к любому повороту.

Макс Фрай

Жизнь – странная штука. Сегодня она могла дарить счастье и беззаботность, а завтра принесёт столько горя и проблем, что захочешь просто умереть. И так изо дня в день. Сегодня что-то хорошее, завтра – нечто плохое, послезавтра – вообще ничего, лишь скука смертная. От каждого дня можно было ожидать что угодно.

Но даже не в этом было самое страшное. Каждый день мы просыпаемся и наступает сегодня. Мы думаем, что завтра проснёмся и всё будет по-другому, начнём жизнь с нуля, с новых планов, но наступает сегодня. Завтра не существует. Его просто нет.

И это заставило меня задуматься над тем, что, может, стоило всё начать сегодня. Чтобы не откладывать на завтра, потому что я всё равно проснусь и наступит сегодня. Как-то раньше я не осознавал это, поэтому жил изо дня в день и ничего особо не делал. Даже не думал о том, куда моя жизнь катилась, лишь корпел всё время над уроками, книгами, идеями о смысле жизни и существовании всего человечества. И не думал, что моя жизнь проходила мимо меня.

Когда я вышел из школы, солнце возвышалось над Сандерелисом. Я слегка прищурился, прикрыв лицо рукой, от непривычного света после всех тёмных событий. Но не успел я о чём-либо ещё подумать, как меня чуть ли не снесла с места Эсса.

– Ты жив!

Я уткнулся ей в плечо подбородком, потому что она была выше меня. Не сильно, конечно, но ощутимо. Странная, бурлящая радость заполнила меня этот момент, расцвела на чёрном коконе души пышными бутонами белых лилий. Прекрасное чувство беззаботности и лёгкого счастья окружило всю эту красоту, вскружило голову, опьянило. Я крепко обнял девушку в ответ, не совсем отдавая себе отсчёт в том, что делал. Но так казалось правильным. Нужным даже больше для меня, чем для Эссы. Что-то в этом объятии было странное, необычное. Нити точно наконец смогли найти концы и сойтись вместе.

– А разве я должен был быть мёртв? – холодно усмехнулся я, отодвигаясь от блондинки и заглядывая ей в глаза.

– Ну, мы просто переживали за тебя, Эйнштейн, – подмигнув, она ехидно улыбнулась и перевела взгляд на Клема. – Этот бездельник себе места тут не находил и сгрыз все ногти. Уверена, он занял бы первое место по грызению ногтей.

– Да ну тебя, я переживал за своего друга! – возмутился парень, а затем робко опустил взгляд. – Ну, вообще, ты права. Я очень волновался за Транта.

Мне было очень приятно это слышать. И очень непривычно. Давно я не испытывал такого, чтобы за меня кто-то переживал. Удивительное чувство. Такое волшебное, точно наложено заклинанием. Сразу становилось тепло на душе, уютно, а ещё это яркое солнце, разгоняющее тьму, так и делало мир ещё светлее, прекраснее. Если не вспоминать всего того, что произошло в этот день, можно было подумать, что сейчас был идеальный момент. Момент для счастья.

– Кстати, как всё прошло? – Эсса склонила голову на бок, изучая меня, отчего мне стало как-то не по себе.

Смущение? Удивительно на что я был способен. Вроде такие простые чувства, а я их так давно не испытывал. Последний раз – ещё в детстве. Тогда, когда всё было хорошо и я не знал, что такое равнодушие, как оно могло убить человечность. Растоптать, уничтожить. И не оставить ничего. Лишь бездонную пустоту.

– Могло бы быть и хуже, – я сморщил лицо, вспоминая противные слова Етара, а затем удары Яанна. – Но всё обошлось.

– Точно? – Клем с искренним волнением глядел на меня большими глазами.

– Я уверена, Трант-ботан куда сильнее, хоть и выглядит таким хлюпиком, так что с ним всё нормально, – Эсса ободряюще улыбнулась и похлопала по плечу друга. – Вот только почему так долго?

Этот вопрос заставил оставить радость и вновь окунуться в привычный мрак. Такой же серый, как и весь мой внутренний мир. Я как будто видел, как нечто тёмное медленно, но верно начинало убивать свет. Точно одиноко находился в страшной пещере, а передо мной горел яркий огонь. Тёплый, но далеко не вечный. Как и пещера, которая стала постепенно падать на меня, желая раздавить в лепёшку.

– Харлан.

На секунду перед глазами предстал его потрёпанный образ: чёрные длинные волосы, несчастные карие глаза, исхудалое, неокрепшее тело, бледный, словно стоял одной ногой в могиле. Однако если вспомнить, за чем я его застал, то так оно и было на самом деле. Забавно.

Взгляд Клема стал ещё тревожнее, чем прежде.

– Что? Что с ним?

– Он хочет покончить с собой, – мрачно ответил я, засунув руки в карманы пальто и поёжившись от внезапного холода.

Парень был просто в ужасе. В таком ужасе, что я даже побоялся, как бы его не схватил инфаркт. Он так глубоко переживал за Харлана, словно не было человека важнее, чем он. Клем за всех так переживал. За всех, кроме себя самого. Всем всё отдаст, всех пожалеет, поможет, спасёт, но не обратит внимания на себя, на свои проблемы. И это его губило. Изнутри. Там, где-то глубоко, он оставался одинок, ему не хватало тепла посреди непроглядного холода. Но Клем не замечал этого. Может, так это казалось со стороны, но я почему-то был уверен, что так оно и было на самом деле. И это меня совершенно не радовало.

– Но… Зачем? Я не понимаю, – Эсса решила прервать затянувшееся молчание, видя, что её друг пока не мог сказать ни слова.

– Он в отчаянии, – задумчиво начал я. – В глубоком отчаянии. Настолько, что из него очень и очень трудно выбраться. Почти невозможно, но я протянул ему руку помощи. Помог подняться, но не найти выход. Он слишком глубоко зарылся в свою боль, пытается найти дверь в темноте, чтобы выйти наружу, но он даже не додумался, что нужно сначала включить свет и уже так найти дверь. И спастись.

– Ты не понимаешь, в каких условиях он живёт изо дня в день, – тяжело вздохнул Клем, искренне переживая за Харлана. – Ему может просто не достаться еды, отчего он будет ходить несколько дней голодным, и это ещё не самое худшее… Его избивают и заставляют убирать весь дом не смотря на то, насколько он устал или ранен. За каждую плохую оценку его могут просто убить или запереть на чердаке без одежды, еды и света… И так со всеми. С кем-то в меньшей степени, но с Харланом его отец расправляется жёстче всего.

Дальше парень не смог говорить. Его душила изнутри беспомощность к этой семье, что он ничем существенным не мог им помочь. Он так рвался всем помогать, обо всех заботиться, что его убивала одна только мысль о том, что кому-то он не мог просто физически помочь, что не способен это сделать. Как бы он ни старался принести больше радости хотя бы в жизнь Тиил, он всё равно понимал, что вся эта радость ничто по сравнению с тем, что могло ждать девушку дома каждый день. Его уничтожало собственное бессилие.

– Но разве никто не может им помочь? – тихо спросила Эсса и внимательно посмотрела на Клема. – Разве не может что-то сделать полиция, кто-нибудь другой?

– Етар очень влиятельный человек, – с сожалением отрицательно покачал головой парень, в глазах которого стояла терзающая боль. – Так просто от него не избавишься и не упрячешь за решётку. У него много денег, много связей, много возможностей. Но не из-за этого с ним ничего не могут сделать… Он очень жестокий и беспощадный, а добрые и наивные жители Сандерелиса его слишком боятся. Они не могут пойти против него, потому что Етар такое им обещает, так им угрожает, что они после этого боятся даже лишний раз моргнуть.

– Какой ужас… – девушка прижала руку ко рту, не веря в слова друга.

– Он мне тоже обещал со мной расправиться, если я снова не буду его слушаться, – меня передёрнуло от воспоминаний. – Но что мы будем делать? Как спасать Харлана? Я помог ему освободиться от пут отчаяния, но это ненадолго. Он может скоро снова взяться за старое, если только…

Неожиданная догадка осенила меня, загоревшись яркой лапмочкой где-то далеко в сознании. Клем, словно прочитав мои мысли, перевёл со своих ног взгляд на меня, в котором медленно загоралась крепкая надежда.

– Фарра… – тихо прошептал он, его губы дрогнули в слабой счастливой улыбке.

– В точку, – кивнул я, невольно обрадовавшись от того, что у Клема родилась такая же идея, как у меня. – Она нам поможет. Она поможет брату.

– Кто? – Эсса ничего не понимала. – Мальчики, кончайте тут переглядываться и говорить загадками. Что происходит, чёрт возьми?

Но не успел я раскрыть рот, чтобы всё объяснить, как Клем опередил меня, пытаясь скрыть возбуждение от того, что он может помочь Харлану:

– Фарра самая маленькая в семье Марсов, ей всего десять лет. И она единственная, кого любит Харлан. Потому что он всех ненавидит, даже себя. Но он очень дорожит своей младшей сестрой, только она можно сделать его счастливее, облегчить ему боль.

– И что же мы собираемся с ней сделать, раз вы умники такие? – спросила блондинка, осматривая нас.

– Сначала расскажем ей обо всём, попросим помощи, дадим ей советов, возможно, до чего-то договоримся, – предложил я.

Я чувствовал, что если мы чем-то поможем Харлану, то это так же поможет и мне в том вопросе, что я смогу, может, найти какие-то ответы для себя, над которыми так мучался. Мне казалось, что так я сделаю первые шаги к чему-то важному для себя, к тому, от чего моя жизнь станет даже более осмысленной. По крайней мере, я так надеялся, что смогу узнать что-то новое для себя. Что-то понять.

– А где сейчас Фарра? Дома? – Эсса посмотрела на Клема.

– Нет, к сожалению, – вздохнул тот и потёр переносицу, будто устал, однако в следующую секунду он вновь забурлил энергией. – Однако это даже к лучшему. Так мы бы боялись встретить в их доме Яанна, что нам совершенно не к чему… Но Фарра сейчас в больнице.

– В больнице? – удивился я. – Что с ней?

– Не с ней, а с… её мамой, – парню трудно было говорить. – Она лежит в коме. Етар… Он сильно избил её, чуть ли не до смерти, пару недель назад, но обставил всё так, словно это грабители напали на неё, а она пыталась отбиться от них, но не смогла, пока якобы её не спас муж.

– Вот урод, – девушка с силой сжала кулаки, отчего костяшки хрустнули. Она выглядела так, будто вышла на ринг и была готова к бою. Готова побеждать. – Клянусь, в следующий раз, когда я встречу этого мерзавца, я ему все позвонки переломаю, а череп превращу в труху.

Я поморщился, представляя, как она будет выполнять это обещание. Конечно, так этому гнилому человеку и надо, я бы сам переломал бы ему всё, если бы мог. Но всё же мне стало нехорошо от этой картины.

– Ты ведь шутишь, да? – я настороженно посмотрел на Эссу.

– Кто знает, – ответила та с таким видом, будто и вправду говорила на полном серьёзе.

– Значит, идём в больницу, навестить Фарру? – спросил Клем, не скрывая своей надежды на лучшее. Наивно.

Я был рад, что мы перевели тему. Как-то от этого стало спокойнее на душе.

– Да, а что же ещё? – пожал плечами. – Хотелось бы, чтобы это помогло.

Мы уже наполовину спустились по длинной лестнице, когда вдруг началось землетрясение. Очень похожее на то, когда я был дома после ссоры с мамой. Леденящий душу ужас вонзился острыми иглами мне в сердце, разрывая его на кусочки. Сумасшедший шум стоял в голове, точно кто-то в ней беспощадно кричал и надрывался, чтобы хоть кто-нибудь его услышал. Я сжал с силой виски, чуть ли не рыдая от происходящего хаоса, страх, дикий страх, чёрным покрывалом сжимал меня в своих смертельных объятьях, сердце ушло в пятки от этого кошмара. Так жутко страшно становилось только во время землетрясений, словно чем-то специально вызывался, навязывался каждому человеку.

Всё вокруг началось трястись и так резко, без всякого предупреждения, отчего Клем не удержался на ногах и скатился кубарем по ступенькам, пока не ударился головой об асфальт. Эсса хотела было последовать за ним, точнее, упасть, но я, даже не знаю как, умудрился её схватить за талию и не дать ей навернуться. Я крепко вжался пальцами в её куртку, с трудом удерживая её немалый вес, который при всей сумасшедшей ситуации казался ещё больше. Впоследствии я так и не разобрался и не понял, как смог затащить нас обоих наверх на площадку и уложить на плитку. Наверное, я просто был героем или почувствовал такую силу и ответственность за себя и свою подругу, что не смог не действовать.

Так или иначе, всё продолжало бешено трястись, шум стоял неимоверно громкий, что-то трещало, ломалось, падало. Казалось, этот ужас никогда не пройдёт. Мне стало даже страшнее, чем в начале землетрясения, когда я начал слышать какие-то шипящие звуки, голоса, которые пытались мне что-то сказать. На мгновение тело даже застыло, не в силах пошевелиться от удушающей паники.

Пока вдруг всё резко не закончилось. Оборвалось на полпути, даже почти что ничего не разрушив. Удивительно.

Тишина оглушила, мягким слоем накрыв меня, хотя в ушах всё продолжало звенеть, а перед глазами всё плыть. Страх исчез моментально, словно я ничего и не испытывал, словно ничего не произошло. Опустошение пришло на место ужаса, такая мёртвая пустота, которая пугала одним своим присутствием. Бесконечная пустота, словно из меня вынули всю нервную систему, все чувства, все мысли… Всё поблекло, посерело, утратило краски.

И это пугало.

Меня отвлёк от жутких мыслей плач. Кто-то рядом со мной отчаянно плакал, нуждаясь в помощи. С трудом сконцентрировав зрение и поправив съехавшие очки, я посмотрел на Эссу. По её щекам текли слёзы.

Кап. Кап. Кап.

Они всё падали и падали, стекая с её широкого подборка. Она выглядела так беспомощно, так одиноко, как загнанный в угол испуганный щеночек. Её тело тряслось, руки небрежно пытались вытереть слёзы, но никак не могли. Они всё так и катились и падали, показывая её слабость.

Жалость и боль пронзили сердце так остро, что я даже не заметил, как руки метнулись к лицу девушки и положили его в ладони. Чистые серо-синие глаза уставились на меня и что-то бессловестно говорили.

– Не плачь, – мягко прошептал я, не веря тому, что говорил это такой смелой и дерзкой девушке, как Эсса Киплинг. – Всё прошло. Видишь, никаких монстров вокруг нет, всё нормально, как всегда. Никто не пострадал, никто не умер. Всё будет хорошо, слышишь? Всё будет хорошо.

Медленно успокоившись, она несколько раз моргнула, после чего нахмурилась. Пытаясь скрыть смятение, я опустил руки, заметив, что блондинка пришла в себя, точно отошла от ужасного сна. Она коснулась лица и посмотрела на мокрую ладонь:

– Почему я плакала? – она перевела недоуменный взгляд на меня. – Не понимаю, как обычное землетрясение могло довести меня до такого состояния…

– Мне кажется, это не совсем обычное землетрясение, – хладнокровно заметил я и хотел сказать что-то ещё, но не успел.

«НАЙДЁМ И ВСЁ БЕЗ ОСТАТКА СОЖРЁМ».

Страшные слова прозвучали в голове как гром посреди ясного неба. Так громко и жутко, словно кто-то с двух сторон кричал мне прямо в ухо. Но эти слова были только в моей голове, уверен, что никто не произносил их вне моего сознания, что это не произошло снаружи.

– Ты… Ты слышал это? – Эсса в ужасе схватила меня за руку.

– Ты тоже слышишь эти голоса? – глаза округлились от шока.

– И ты? – она была поражена не меньше моего. – Я и не знала. Помнишь, что они в первый раз сказали?

На секунду дыхание перехватило от страха, когда я вспомнил, как всё происходило при первом стихийном бедствии. Отвратительно.

– «Мы тебя убьём», – загробным голосом произнёс я.

– А теперь они хотят нас найти и сожрать, – невесело усмехнулась девушка. – Замечательно. Что ещё может быть лучше? Лишь об этом только и мечтала всю жизнь.

– Мне от этого легче не стало, – мне было до сих пор не по себе от этих зловещих слов. До сих пор дрожь брала от одного только воспоминания.

– Всё это странно, не находишь? – Эсса с подозрением посмотрела на меня. – Может, даже какая-то мистика заложена, абракадабра.

– С чего вдруг? – холодно возразил я. – Может, это нас кто разыграть хочет. Пугает, чтобы все так и думали, будто это что-то сверхъестественное.

Девушка недоверчиво фыркнула.

– Ага, и кто же станет делать такое? Зачем ему это надо? Тем более сам подумай, откуда ему знать, когда начнётся землетрясение, чтобы нас разыграть?

– Всё равно можно объяснить с помощью науки или технологий: кто-то нескольким людям вставил что-то в ухо или прицепил что-то очень маленькое, отчего мы можем слышать в голове эти странные слова. Откуда нам знать, что это не правда?

– Ну да, конечно, мы же в фильме будто бы живём, – недовольно усмехнулась Эсса. – У нас, в Сандерелисе, каждый день такое бывает. Вон, видишь, Том Круз бегает! И в очередной раз спасает мир, а мы всего лишь жертвы какого-нибудь страшного проекта злодеев, – она неопределённо махнула рукой в сторону, после чего встала. – Пойдём, Эйнштейн. Нам нужно помочь Клему.

Чёрт. Совсем забыл о своём бедном однокласснике. Девушка успела уже быстро дойти до него, когда я только не без труда встал с пола и, пошатываясь, направился к ним, чтобы помочь. К тому времени, когда я, спустившись по лестнице, дошёл до них, Эсса уже осторожно перевернула Клема на спину, вытерла ему кровь со лба и стала аккуратно отмывать рану водой, которую достала из своего рюкзака. В этот момент она напомнила свою маму, Агату, которая такими же плавными и профессиональными движениями когда-то лечила и меня.

– Ну, как он?

Я присел на ступеньку и внимательно наблюдал за блондинкой, ощущая глубоко внутри свою беспомощность в данной ситуации. На секунду я осмотрелся: никто ничего не снимал на телефон, как это обычно бывало, все помогали друг другу, кто-то перевязывал одному руку, другой провожал перепуганного ребёнка до дома, третий пытался поднять с земли своего родственника. Каждый был занят делом, каждый пытался помочь хоть кому-то, не остаться равнодушным даже к совершенно незнакомому человеку.