Текст книги "И тени затмили свет"

Пальцы Тиил неожиданно выпустили рукав из своего захвата, отчего руку будто бы обдало волной холода, несмотря на то, что её продолжало греть тёплое бесформенное пальто. Но прикосновение девушки, казалось бы, согревало намного лучше и сильнее, нежели фабричный элемент одежды, что показалось мне странным и удивительно приятным. Но пришлось быстро напомнить себе, что, скорее всего, я просто почувствовал тепло её рук через ткань. Не более того. Это точно.

Но, даже несмотря на логичное объяснение своей странной реакции, отрицать того, что ощущения от её резкого касания показались мне отчего-то особенно тёплыми, был не в силах.

– Тогда нам стоит заключить перемирие и не пытаться перетягивать на себя одеяло, – отчеканила брюнетка.

Идея показалась вполне здравой, но я всё равно отчего-то не хотел соглашаться. Стоило признать, что Тиил казалась мне более сильной и волевой личностью, поэтому в голову медленно начинали закрадываться опасения, что в один момент она попросту меня задавит, не оставив живого места. Такие девчонки опасны, потому что они обольстительны, но при этом закрыты и неприветливы, не позволяя никому забраться слишком далеко. Хоть девушка и не выглядела жгучей соблазнительницей или супер умной, но я был уверен, что ей не составит никакого труда проявить себя таковой, если того будут требовать определенные обстоятельства.

– Зачем я тебе нужен, Тиил? – просто спросил я после минутной паузы, которую мы заполнили не моргающим переглядыванием между друг другом.

Она без слов пыталась донести до меня свою мысль, дабы заполучить к себе в союзники, пока я упорно продолжал отбиваться от её немых уговоров. Это оказалось не так-то просто, ведь перспектива разбираться с этой ужасающей историей в одиночку была не самой привлекательной, как ни крути. Она права в том, что действовать вдвоём всегда проще, нежели одному, но я не самый лучший напарник, впрочем, как и Тиил, если дело касалось зарождения нашего совместного тандема отчаянных Шерлоков.

– Ты ведь и сама можешь докопаться до правды, потому что уж точно не входишь в число тех людей, которые не способны решать свои проблемы самостоятельно.

Я произнес это неосознанно, будто бы сумел немного разглядеть ту загадочную девочку, что пряталась за воинственной маской, хотя и понятия не имел, правдивы ли мои слова или нет.

– Смогу, но мне не хочется ввязываться в это без тебя, – собеседница с какой-то робостью улыбнулась.

Мои глаза мгновенно округлились, пока сознание пыталось понять смысл сказанных слов, которые, как мне казалось, попросту не могли быть произнесены Тиил. По крайней мере, не в мою сторону.

– Почему?

Мне искреннее было интересно, почему она так рьяно ухватилась за меня, как утопающий за спасательный круг, от которого в данную секунду зависела вся его жизнь. Я понимал, что, скорее всего, дело лишь в том, что я единственный, кто слышал то же, что и она. Этот факт должен был сыграть роль спускового крючка, чтобы всякий раз напоминать нам о том, что мы не сумасшедшие и всё случившееся является правдой.

– Потому что только ты можешь мне помочь во всём разобраться, – тихо произнесла Тиил, будто бы и вовсе не хотела говорить этого вслух.

Её глаза вмиг наполнились испугом и детской растерянностью, словно передо мной стоял маленький ребёнок, случайно отставший от мамы в многолюдном торговом центре и потерявшийся в потоке равнодушных прохожих, а не взрослая и довольно-таки смелая девушка.

– После того случая ты замечала нечто подобное? Может быть, опять чей-то голос из ниоткуда или даже видение? – в глубине души мне хотелось надеяться, что она также, как и я, успела столкнуться в последние дни с чем-то невероятно странным и неизведанным. В голове невольно возник образ загадочной тени, что скрывалась в ночи, после чего по коже пронёсся целый табун щекотливых мурашек. Ужас.

– Нет, – ответила она, качая головой. – Но мне всё равно не хочется разбираться с этим самой.

– Тогда может и вовсе не стоит ни с чем разбираться? – холодно усмехнулся я.

В её карих с красным отливом глазах, которые всего пару минут назад искрились детской тревогой, сейчас полыхали откровенной злостью и раздражением. Тиил устало выдохнула, будто бы мы вновь начинали ходить по одному и тому же кругу в сотый раз, хотя так оно и было. Каждый разговор, спор или просто тема для обсуждения постоянно сводились лишь к одному – нашему противостоянию. Даже сейчас девушка продолжала биться в закрытую дверь, пока я старался всеми силами сдерживать её всеобъемлющее негодование, противостоя требовательному напору в свою сторону.

– Трант! – не выдерживая, нетерпеливо и даже громко вскрикнула она, мгновенно озираясь по сторонам в поисках тучной библиотекарши, которая бы вмиг подстегнула её за нарушение правил тишины. – Послушай, – уже тише продолжила она. – Нет, не так, – говоря больше самой себе, нежели мне, пробормотала Тиил, смотря на свои руки, что уже прятались в глубоких карманах персиковой толстовки. – Ты ведь уверен, что десептизм не является заблуждением? – серьёзно произнесла она, вновь обращая взгляд бездонных глаз на меня.

– Уверен, – не совсем понимая, к чему она клонила и зачем вновь завела об этом речь, холодно сказал в ответ, недоуменно смотря на неё.

– Тогда тебе бы наверняка хотелось, чтобы остальные люди, которые отрицают десептизм, прислушались бы к нему или хотя бы попыталась понять?

– Допустим.

– Но ведь одними словами здесь не обойдёшься. Как я уже говорила, нужно нечто более весомое, что наверняка подчеркнёт истинность твоих взглядом, другими словами, тебе нужны доказательства, иначе никто не поверит и не разуверится в своём «ошибочном» мнении, – она особенно сделала акцент на слове «ошибочном», как бы намекая, что всё ещё считала десептизм детской глупостью и ложью.

– И?

– И случай, произошедший во время землетрясения, прекрасный повод для того, чтобы на его примере попытаться во всём разобраться и рассказать остальным. Ну, условно говоря, рассказать о том, как даже такое странное явление вполне объяснимо, хотя многие наверняка бы сочли подобное за шалости потустороннего мира.

Я на минуту задумался о её словах, но позже лишь испытал желание закатить глаза, потому что то, что случилось, уж точно не является хорошим примером, который можно было бы использовать, дабы донести до остальных свою мысль. Что за глупость. Не сказать, чтобы я рвался внушить всем свои идеи и взгляды, но мне казалось необходимым хотя бы попытаться это сделать, потому что детская вера в мистику порой переходила всевозможные границы. Люди, откровенно говоря, выдумывали того, чего нет, списывая всё на таинственную загадочность, которая, якобы, преследовала город с древних времён. Издавна по Сандерелису бродили легенды о страшных и необъяснимых событиях, исчезновениях и людях, что здесь проживали, но верить во это всё равно, что надеяться, будто бы новогодний подарок под ёлкой оставлял настоящий Санта Клаус, а не родители. И поэтому СМИ ничего не стоило приплести к какому-нибудь событию выдумку с мистическим подтекстом, прикрыв этой лживой ширмой истинную причину случившегося или же определенных людей, задействованных в не самых чистых делах. Народ открыто дурили, причём настолько глупо и давно, что никто уже попросту не был способен думать иначе и не верить. И это не говоря уже о тех, кто пытался на этом заработать. Всякие известные шарлатаны и уважаемые личности, которые нещадно стрясали кошельки людей, наивно верящих в каждую лживую фразу.

Вот такие вот были жители Сандерелиса.

– Тиил, во-первых, не факт, что кто-либо вообще будет меня слушать, с учётом того, что, вполне возможно, только мы с тобой слышали те голоса, а во-вторых, это не поможет мне расположить их к себе, потому что они так или иначе не станут ни во что верить, особенно, если об этом буду говорить я.

– А если все твои слова кто-то подтвердит? Например, я, – не сдавалась девушка.

– И что с того? Думаешь, четырнадцатилетние школьницы особенно пользуются авторитетом? – холодно фыркнул я.

В ответ Тиил лишь усмехнулась, вновь возвращая улыбку несокрушимого победителя и человека, который, казалось бы, знает больше, чем я.

– Моё слово имело бы вес, потому что я представитель семьи, которая входит в ведущий клан противников десептизму. Мы считаем, что Сандерелис и вправду не такой уж простой город и некоторые вещи, происходящие здесь, действительно являются чем-то из разряда сверхъестественного, не иначе. Но, так как твой десептизм начал задурять людям головы, твердя, что всё имеет своё логичное объяснение, без какого-либо мистического вмешательства, пришлось принимать кардинальные меры.

– Ох, и зачем? – возмущённо выдохнул я, перебивая говорящую девушку. – Моё мнение тоже имеет место быть, зачем его пытаться задушить? Это ведь равносильно тому, если бы вы стали гнобить людей, которым нравятся книги, а не фильмы, но ведь все вольны смотреть или читать, что им самим заблагорассудиться.

– Потому что… – Тиил неожиданно замолчала, решая стоит ли говорить следующие слова, но я упорно продолжал смотреть ей прямо в глаза, подталкивая к тому, чтобы она закончила, – потому что в этом может скрываться настоящая опасность. В Сандерелисе и том, что здесь происходит или может произойти. Но из-за десептизма люди могут не заметить очевидного и быть не готовыми к тому, что может подстерегать на каждом шагу. Мы ведь не знаем, с чем сталкиваемся и имеем дело, а значит надо быть настороже.

Я уже было собирался что-нибудь сказать в ответ, как всевозможные слова разбежались в противоположные закоулки разума. Мне не хотелось верить её словам, потому что, если ничего потустороннего не было, значит, и никакой опасности от этого тоже не было. Это логично, поэтому я не должен был сомневаться и уж тем более думать о том, что, возможно, слова девушки не так уж и были далеки от истины. Хоть десептизм и говорил, что никакой опасности не предвидится, внутреннее предчувствие и странное напряжение, не отпускающее последние несколько дней, подсказывало мне, что не так уж всё и безоблачно. Что-то точно не так.

– С чего вы все вообще решили, что есть какой-либо риск? – не поверил я.

– Тебе необязательно всего знать, Трант, – нахмурилась Тиил, подмечая этим то, что я не стал противиться её словам. По крайней мере, не так яростно, как того требовали мои взгляды относительно десептизма и всего того, что людям свойственно выдумывать. – Меньше знаешь – крепче спишь.

– Тогда почему я должен тебе верить?

– Ты и не должен, – просто ответила она, пожимая плечами.

Но в ответ я лишь покачал головой, в очередной раз не зная что сказать, пока девушка продолжала с любопытством за мной наблюдать. Её лицо больше не излучало гнев или серьёзность, будучи спокойным и даже немного дружелюбным, как будто она была готова принять меня в ряды своих близких знакомых. Только вот я пока не готов был вступать. И вряд ли буду.

– И после этого мне ещё должно что-то помешать уйти прямо сейчас?

Уверен, Тиил ожидала чего угодно, но только не такого ответа. Мне удалось подметить её явное разочарование, что отражалось даже на позе и поникших плечах.

– Ничего, – недовольно пробормотала она, не желая признавать своё поражение и степень моего упрямства.

В этот момент мне особенно захотелось унестись подальше от злополучной библиотеки, которая за последнее время успела потерять свой прежний шарм, больше не спасая от излишнего внимания других людей. Не знаю, что меня всё ещё заставляло стоять на одном месте, потому что Тиил, видимо, начинала понимать, что настроен я был весьма решительно и на вряд ли моё решение могло измениться в ближайшее время. Но какая-то неведомая сила всё ещё продолжала удерживать меня рядом с этой буйной и при этом слегка запуганной девчонкой. Ей почти удалось меня убедить, но отчаянное желание ни с кем не связываться было сильнее. И так было намного безопаснее.

– Тогда пока, – равнодушно произнёс я.

– Не докажешь остальным, так убедишься в своей правоте перед самим собой, – неожиданно выдала девушка, вновь заставляя меня размышлять над её незатейливыми идеями.

Даже начинало казаться, будто бы я за всю свою жизнь не уделял столько своего внимания, сколько Тиил последние сорок минут, пока мы находились в библиотеке. И никогда никто не был так заинтересован во мне. Хоть Клем и воодушевлялся моими речами и задумками, но я его интересовал не больше, чем парень, выделяющийся из толпы. Ему хотелось понять, в чём же моя отличительность и почему я не следовал за слепым стадом гнилого человечества, но это не та заинтересованность. Не тогда, когда в тебе по-настоящему нуждаются.

– Пусть ты и уверен в десептизме, но уж точно не на сто процентов. А это прекрасная возможность доказать, в первую очередь, себе то, что ты действительно прав. Во всём, – серьёзно договорила Тиил.

И эта мысль действительно показалась мне самой стоящей из всех её аргументов, благодаря которым она пыталась склонить меня к началу расследования. Я действительно не мог быть уверен всецело и полностью в том, что говорил и создавал, размышляя о десептизме, но чтобы доказывать что-либо… Никогда даже мыслей не приходило о подобном, так как и не было никаких явных домыслов о том, что я мог заблуждаться. Да и ни в чем нельзя быть уверенным на сто процентов, сколько бы доказательств ни было на руках. Но, как бы я не противился, мне действительно хотелось убедиться, что мои идеи не пустой звук, а нечто, представляющее собой силу и ценность. Но помимо личных целей я не мог не признать, что внутри просыпалось ещё и собственное любопытство от незнания, что же на самом деле произошло во время землетрясения. Из-за сковывавшего страха хотелось надеяться, что услышанное и правда было всего лишь слуховой галлюцинацией и никому на самом деле не угрожает никакая опасность, а нам с Тиил просто показалось. В это слабо верилось, но тлеющий уголёк надежды отчаянно не хотел меня отпускать, продолжая успокаивать своим несильным теплом и тем самым спасая от панического беспокойства.

Я обреченно оторвал взгляд от противоположного стеллажа, что находился у Тиил за спиной, переводя пытливый взгляд на неё саму. Даже заметил, как она готовилась победоносно вскинуть подбородок вверх и улыбнуться мне одной из самых обворожительных улыбок, чувствуя себя всемогущей. Девчонки любили возносить себя, как бы высокомерно и утрированно это ни звучало, особенно, когда чувствовали, что парни признали их правоту, прислушивались к ним или поддались напору, соглашаясь на всё подряд. Наверное, Тиил первая, кто сумел закрасться в мою голову настолько глубоко, что ей удалось понять, за какую ниточку стоило дёрнуть, чтобы пошатнуть мою непоколебимость и тьму страхов, дабы согласиться на всё, что только угодно её душе. Или же это просто я чересчур расслабился в силу последних не самых приятных обстоятельств и постоянной усталости. И депрессии тоже, как же без неё.

– Ладно, – наконец сдался я, как будто бы это стоило сделать в самом начале. – Только помимо того, что мы станем напарниками, я предлагаю сделать это расследование более интересным и выгодным для нас обоих.

Неожиданная мысль всплыла в голове, пока Тиил с любопытством и очевидным интересом ожидала моего ответа. Хотя, уверен, что при большом желании она могла бы запросто прочитать мои мысли.

– Ну и что же ты придумал? – в нетерпении спросила она, воодушевляясь закинутой интригой.

– Как на счёт того, чтобы заключить пари? Если в итоге окажется, что ничего мистического в ту ночь не произошло, то я буду считаться победителем, а ты в свою очередь больше не станешь оспаривать десептизм. Ну а если же в случившемся будет замешано нечто потустороннее, то я признаю свою неправоту и сам опровергну десептизм.

На лице девушке медленно расплывалась широкая улыбка, без каких-либо усмешек и ехидства. И тогда я понял, что Тиил действительно весело и ей нравилась моя идея. Это становилось понятно даже по её горящим глазам.

– Интересно, – произнесла она, продолжая сдержанно улыбаться. – Только ты не просто опровергнешь десептизм передо мной, а сделаешь это прилюдно.

Всего пары слов хватило, чтобы веселый запал мгновенно исчез, оставляя за собой лишь яркие фантазии о том, как люди дико отреагируют на подобное заявление. Ведь сколько людей пострадало из-за разлада мнений, сколько семей распалось, потому что родственники не могли найти общих точек соприкосновений в своих взглядах, сколькие уже успели меня возненавидеть просто за то, что я нарушил мирное спокойствие и равновесие. Сделать прилюдное заявление о том, что я, создатель десептизма, признавал свою теорию заблуждением, сродни самовольному решению прыгнуть под колёса несущегося на всех скоростях автомобиля. И не факт, что страшнее: автомобиль или разъярённые люди.

– Нет.

Тиил понимала, почему я не согласен на её условие, но при этом она не была намерена оставлять меня в покое. Не удивительно.

– Ты ведь понимаешь, что если в Сандерелисе что-то произойдёт или наши взгляды получат весомые доказательства, то десептизм так или иначе посчитают заблуждением. Это неизбежно, – строго заметила она.

– Но тогда он превратится в ошибку лишь за счёт того, что за вами будет правда. Это не одно и то же, как если бы я лично вышел перед толпой людей и признался в том, что поселил в городе хаос из-за глупого ошибочного мнения, – холодно возразил я.

– То есть, случись такое на самом деле, ты бы не стал что-либо говорить людям? – удивилась Тиил, не веря в то, что я и вправду это сказал. – Тебе было бы полностью наплевать? И даже ни капельки не стыдно за то, что подвёл стольких людей, которые тебе верили?

– Стыдно, – честно признался я. – Но мне бы в таком случае хотелось бы остаться живым, а негодующие люди на вряд ли будут желать того же.

Я видел, как Тиил начинала разочаровываться во мне, жалея, что выбрала себе в напарники такого бездарного человека. Но при этом ничего против сказать не мог, потому что не имел ни малейшего желания лгать и говорить, будто бы я и правда готов был встать перед жителями Сандерелисом и признаться в том, что стал причиной их бед и совершил ту самую роковую ошибку, которая повеяла за собой множество невообразимых разрушений. Я не герой и далеко не супермен, готовый на отчаянные поступки. Поэтому девушке ничего не оставалось, кроме как принять меня таким, какой я есть, хотя отчего-то и хотелось, чтобы она была обо мне лучшего мнения.

– Трус ты, Трант, – с грустью произнесла Тиил, качая головой. – Безнадёжный трус.

XII: И в семье зародилась надежда

Стать отцом совсем легко. Быть отцом, напротив, трудно.

В. Буш

Темно.

Последние лучи солнца медленно покидали Сандерелис, как жизнь уходила из тела человека, уступая место смерти. Я шёл по улице в сторону дома от библиотеки и пытался не вспоминать разговор с Тиил. Не хотелось вновь ощущать на себе все эти сомнения, стыд, страх. Я желал вновь спокойную и размерную жизнь, чтобы ничего сверхъестественного или просто непонятного больше не происходило, чтобы было всё как всегда. Но с другой стороны, я был рад, что всё изменилось. Всегда чувствовал, что именно этого я так долго ждал. Чего-то незабываемого.

Небо окрасилось в поразительные цвета: начиная от правой стороны, где красовались ярко-оранжевый, красный и голубой, и заканчивая левой стороной, там, где мелкие облака терялись в фиолетовых и синих тонах.

Как прекрасна Вселенная.

Как-то я читал две разные истории о мироздании, которые произвели на меня немалое впечатление. Вселенная – чудо. Она была создана Богом в уникальном акте любви. Великолепие космоса, простирающегося на миллиарды световых лет и наполненного бесчисленными звездами, достигло апогея здесь, на Земле, где появились люди. Сознающие существа, каждое из которых – это союз тела и души. Существ, способных воспринимать Божью любовь и отвечать на нее взаимностью. Наша земная жизнь – часть гораздо более длительного существования, которое продолжается и после смерти.

Это привлекательная история. Понятно, почему многие были готовы в неё поверить и старались примирить её с научными данными о природе реальности.

А вот другая история. Вселенная – не чудо. Она просто существовала, ею никто не руководил, никто её не поддерживал, в ней с исключительной регулярностью проявлялись законы природы. В течение миллиардов лет она естественным путем развивалась из низкоэнтропийного состояния в сторону возрастания сложности, а когда-нибудь перейдет в абсолютно безликое равновесие. Мы – чудо, мы, люди. Не такое чудо, которое бы нарушало законы физики, мы чудесны и замечательны тем, сколь сложные, сознательные, творческие и неравнодушные существа могли возникнуть в полном соответствии с этими законами. Человеческая жизнь конечна, непредсказуема и неизмеримо драгоценна. Возникнув, мы обогатили мир смыслом и значением.

Эта история тоже по-своему очень классная. Она по-своему взыскательная, но, возможно, не давала нам всего, что мы хотели, не вполне согласовалась с научными данными о природе. Она наделала нас ответственностью и возможностями, позволяющими сделать жизнь такой, какой мы бы хотели её видеть.

Внезапный всплеск воды, будто бы кто-то уронил огромный камень, отвлёк меня от рассуждений. Я шёл по довольно короткому, но тёмному, узкому переулку, на котором было почему-то слишком много луж, хотя последний дождь был неделю назад, если не больше. Я заметил, как несколько волн прокатились по поверхности одной из луж, однако никого и ничего вокруг не было. Неприятные ощущения стали подкрадываться в душу, вызывая табун мурашек. Остановившись, я осторожно пригляделся в поисках источника всплеска, но никого и ничего так и не увидел.

Наверное, мне просто показалось. Тем более что в последнее время столько всего происходило, что я чуть ли не постоянно ощущал страх и настороженность. Я шагнул вперёд, но вдруг не смог поднять вторую ногу. Что-то сильное и острое вцепилось мне в щикотолку. Сердце ушло в пятки, когда я глянул вниз и увидел торчащую из воды мёртвую руку, которая впилась мне гнилыми ногтями в ногу. А рука эта принадлежала трупу, лежащему прямо подо мной в луже. Я не понимал, откуда он там появился, как он мог схватить меня за ногу и как он вообще мог плавать подо мной при том, что я его не ощущал.

А затем его глаза раскрылись. И жуткая улыбка сообщала о начавшемся безумии.

В ужасе я начал трясти ногой, пытаясь отделаться от этой руки и боли в ноге, но вдруг ещё несколько таких же чёрных пальцев вцепились мне в локти, в плечи, в бёдра, но при этом вырастая уже их мокрых стен, точно в этих старых кирпичах кто-то жил, как за пределами реальности.

И это были ожившие трупы.

Их безумные, страшные лица появлялись из воды, из стен, руки тянулись ко мне, как к некой добычи, желая затянуть к себе, захватить, взять с собой в мир иной.

Мне стало до ужаса страшно. Желудок сжался в маленький комочек, готовый выплеснуть остатки утренней еды. Мёртвые, холодные руки рвали на мне одежду, впивались до крови в кожу, куда-то тащили, то вверх, то вниз, будто пытались поделить меня на части. Я вырывался, брыкался, освобождался от одних рук, пока другие чуть ли не затаскивали меня в стену, точно там был портал к пришельцам. Но я так легко сдаваться не решал.

– Ну уж нет!

Я с силой выдернул руки из хваток холодных пальцев, почувствовав, как несколько из них сильно расцарапали мне пальто, а вместе с ним и кожу, после чего, не желая терять время, помчался вон из злосчастного переулка.

Адреналин стучал в крови, мышцы от непривычных физических нагрузок сводило, страх с трудом давал мне дышать, тогда как сердце просто болело от бега. Но я продолжал бежать вперёд, боясь, что эти трупы вылезут из воды и помчатся за мной, чтобы добить. Я даже боялся обернуться, поэтому бежал вперёд, пока не достиг своего дома и не вскочил в парадную. Что-то громко ударилось по ту сторону двери, когда я только-только закрыл её, отчего у меня глаза расширились от ещё большего ужаса, а волосы встали дыбом на голове. Я даже не стал проверять, что это было, и со всех ног побежал наверх, пока не оказался у себя дома за хорошо запертой дверью. Лишь тогда я смог наконец отдышаться, сев на тумбочку, и с трудом успокоиться.

Что за день! Даже из дома нельзя спокойно выйти, не боясь того, что начнётся вдруг землетрясение или на тебя нападут ожившие мертвецы. Уверен, они мне не показались, как это могло быть со словами после стихийных бедствий. Эти трупы напали на меня взаправду, как бы мне ни хотелось в это верить. «Но из-за десептизма люди могут не заметить очевидного и быть не готовыми к тому, что может подстерегать на каждом шагу. Мы ведь не знаем, с чем сталкиваемся и имеем дело, а значит надо быть настороже», – вдруг вспомнил я слова Тиил, с которой мы говорили совсем недавно, ещё полчаса назад. Неужели она была права? Что опасность и вправду существовала? Неужели я всё-таки не прав, и моя теория ошибочна?

Я не знал. Я вновь терялся, боялся, сомневался и ничего не мог знать наверняка.

Наверное, отчаяние и безвыходность из ситуации просто разорвали бы мне разум, если бы меня не отвлёк голос отца по имени Кайд.

– Эй! Сынок, ты там случайно не помер?

Он был где-то в спальне, смотрел телевизор, как всегда. И, видимо, понял, что я так и не ушёл в свою комнату после того, как пришёл домой, точнее ворвался в него, в поисках спасения. Мне вдруг захотелось помощи у папы. Как и мама, которой сейчас, к счастью, не было дома, Кайд тоже не особо интересовался моей судьбой и был равнодушен ко всему. Нет, я не обижался на него, не видя в этот смысла, просто он был вечно занят работой, отчётами или телевизором. Тогда как я был занят книгами, учёбой и докапыванием новых смыслов для эссентизма.

Я быстро снял пальто и, войдя в ванную, помыл руки и промыл неглубокие раны, после чего накинул на себя кофту, надеясь, что раны в скором времени заживут и мне не придётся их долго скрывать.

– И тебе тоже привет, – спокойно сказал я, входя в комнату.

Отец лежал на двуспальной кровати пузом вверх и смотрел телевизор, убрав руку за кудрявую голову. Футбол играл во всю комнату, шум болельщиков слишком громко раздавался у меня в ушах, крики комментатора будто резали мне мозг. Я сел рядом с ним на кровать, изучая его лицо, будто видел его впервые. Мужчина, видимо, поняв, что я так просто не уйду, сделал тише звук на телевизоре и фальшиво мне улыбнулся. И эту улыбку он словно вырезал мне на сердце. Стало на мгновение больно, но я быстро преодолел это чувство.

Самое больное было ещё впереди.

– Когда мы в последний раз с тобой разговаривали?

Я задал вопрос довольно тихо, так, словно боялся услышать свой голос, будто бы он мог ещё дрожать после того, как меня чуть ли не растерзали ожившие трупы. До сих пор я ощущал на себе их холодные прикосновения, точно сама Смерть прикасалась ко мне. И смотрела на меня так, будто я уже был у неё в плену, в её царстве. На том свете.

Отец ненадолго задумался, но, скорее всего, над самим вопросом, а не над его сутью.

– Ну, наверное, вчера вечером, а что? – и вновь эта пустая улыбка, тогда как глаза неотрывно следили за футболом.

Я с печальным вздохом покачал головой. Нет, это был неверный ответ. Последний раз, когда я разговаривал с папой, был две недели назад. Всё это время он был занят работой, приходил домой настолько поздно, что я уже в это время спал, а утром он успевал только чмокнуть маму в щёку, а меня потрепать по голове, после чего снова уходил на работу. И так каждый день. Все две недели. И папа, казалось, даже не замечал этого, будто всё так и должно было быть. И я, собственно, тоже. Мы жили в этом равнодушии. Жили в каждом своём мирке.

Как и все люди.

Мы этого не особо замечаем. Мы лишь думаем, что заботимся о ком-то другом, что он важен для нас, но на самом деле мы в первую очередь думаем о себе. Всё крутилось вокруг нас. Если зайти в метро или просто выйти на оживлённую улицу, то практически все люди нам будут не знакомы. Это будут просто незнакомцы, которые шли по своим делам и жили в таком же мирке, что и мы. У каждого человека был свой круг общения, который вертелся вокруг своего «хозяина», а что выходило за пределами этого круга, было ему безразлично. Как то, что, собственно, и входило в круг, просто в меньшей степени. Оно тянулось ниточками к сердцу, кто-то был связан с ним родством, кто-то – дружбой или работой, а кто-то – любовью или изменой. И так у каждого и у меня в том числе.

Поэтому мы так порой были равнодушны к другим. Потому что в середине этой паутине были мы. Наши потребности, прихоти, капризы и прочие проблемы. Сначала думаем о себе, а потом о других.

И как же изменить эту систему?

– И тебе неинтересно, как, к примеру, я провёл сегодня день?

Я пытался вывести отца на разговор, напомнить ему о том, что он должен быть мне папой, любящим человеком, а не просто пустышкой, которая зарабатывала деньги каждый день, пока жизнь проходила мимо. А ведь сейчас многие такими были, к сожалению, – всё работали и работали и даже не знали для чего именно. А жизнь-то уходила, протекала сквозь пальцы, как песок в часах.

– А как ты его мог провести? – недоумевал Кайд, недовольно нахмурив брови и смотря то на меня, то в телевизор. – Насколько я знаю, ты просто ходишь в школу и возвращаешься домой. Даже с друзьями не гуляешь, потому что у тебя их нет.

Он сказал это так естественно. Так просто. Словно в этом не было ничего страшного – «…потому что у тебя их нет». Друзей. Подумаешь, собственный сын даже друзей не имел, что он одинок. Может, ему что-то нужно было в жизни, что-то важное? Может, ему нужен был совет родителей, их любовь, помощь? Может, именно так он бы не был одинок?

Сердце сжалось от боли. А ведь правда. Если бы родители могли бы мне помочь, ещё когда я был младше, может, тогда всё было бы по-другому. Может, тогда я не знал бы ни одиночества, ни отчаяния, ни желания выбраться из всей этой рутины. Может, тогда бы я был бы счастлив.

Всё могло быть.

– И тебе плевать на это? – я пытался скрыть дрожь в голосе. – Совершенно всё равно? На то, что я один?

Отец слегка растерялся. Видимо, до него стал медленно доходить смысл сказанных им же слов.

– А мама что на этот счёт говорит? – спросил он, снова уставившись в телевизор.

И это стало последней каплей моего терпения. Я резко выхватил из рук папы пульт и так же резко выключил им телевизор, чтобы тот больше не отвлекал Кайда от важного разговора. Я чувствовал, всем сердцем чувствовал, что именно от этого момента, от этого разговора зависело то, смогу ли я изменить ту ситуацию, которая сложилась в нашей семье, или нет. Смогу ли я избавиться от равнодушия.