Текст книги "Хранители волшебства"

Наконец мы вышли к узкой долине, по которой вилось синее озеро. В нем были острова, и на каждом – свой маленький лесок. Мы как раз увидели, как над дальним берегом озера пролился дождик – словно белый призрак облачка. Это было до того красиво, что я прислушалась. И точно, откуда-то доносилась песня.

– Зачем им еще и бард? Ведь здесь и без того такая красота, что лучше и быть не может! – произнес Огго.

– Без барда никак, – ответил ему Лью-Лос. – На самом деле на том берегу рудники и каменоломни. То еще зрелище.

– Этого мы бы не перенесли, – заметил Ивар.

– Необходимое зло, – сказал Лью-Лос – как видно, он не понял, что Ивар над ним издевается. – Галлис – некрасивый остров. Одни горы. Равнин днем с огнем не сыщешь. Здесь направо.

Дорога обогнула гору и вывела нас к другой долине. Эта была просторная, плоская, зеленая, а посреди виднелось продолговатое белое здание, вокруг которого так и вились люди в бардовско-синем.

– Вот, здесь плоско, – сказал Ивар. – Тебе тут больше нравится?

Лью-Лос вздохнул:

– Да нет. Зимой тут сплошные болота. И ветер хлещет, будто кнут.

– Но сейчас-то сухо, – заметил Ивар, – и ветерок теплый и едва дует.

– Постоишь тут под дождем – простудишься насмерть, – мрачно ответил Лью-Лос. – А они поют при любой погоде. Выводи повозку сюда, на траву. Придется подождать – несколько часов, не меньше.

– Ворчун из Балликерри, – вдруг высказался Зеленослезка.

Повозку затрясло на дерне. Финн хихикнул и сказал нам с Огго:

– Про ворчуна из Балликерри говорят, что он никогда ничему не радовался, разве только горю, да и этого ему было мало.

Огго рассмеялся. Я тоже попыталась – но тут на меня вдруг накатила тоска по дому. Кругом рос высокий дрок, и от запаха его цветов у меня защемило сердце. Мне до того захотелось на Скарр и понюхать тамошний дрок, что я едва не расплакалась. Лью-Лос велел Ивару поставить повозку у больших дроковых зарослей. И потом добрый час я не могла толком думать ни о чем, кроме этого аромата.

Тем временем внизу в долине, в белом здании, прозвенел колокол. Три серебристых удара – и не успел мелодичный звон растаять в воздухе, как из белого здания хлынул народ. Кто поодиночке, кто компаниями, большими и маленькими. Примерно половина была в бардовско-синем. Остальные – в светло-сине-зеленом. Но попадались наряды всех остальных цветов, и их обладатели тихонько расходились по краям зеленого луга: это были зрители. Когда все оказались на местах, из здания торжественной процессией вышли жрецы в сером. Поравнялись с первой компанией бардов. Один из жрецов взмахнул рукой, и барды запели.

Песня была красивая, тем более что исполнял ее слаженный хор из полусотни голосов, но, когда жрецы переместились к следующему хору и тот завел ту же песню, мне стало неинтересно. К четвертому хору я уже позевывала.

– Скажите им, пусть перестанут шуметь, – потребовала тетя Бек. – У меня из-за них голова разболелась.

Ослица Мо, похоже, была с ней согласна. Когда ту же песню затянул пятый хор, она вскинула голову и разразилась мощным «И-и-и-И-И-И-а-а-а!».

Песня оборвалась. Все на лугу повернулись и посмотрели на нас.

– И-и-и-и-А-А-А-А! – зашлась Мо громче прежнего.

– Ради милости всех богов, заткните ее! – всполошился Лью-Лос. – Ох, так и знал, что вы меня опозорите. Какие богомерзкие вопли!

Огго бросился к повозке, схватил торбу Мо и сунул ей под нос. Это ее отвлекло. Хор снова завел песню, но получилось не очень хорошо. Кое-кто из певцов еле сдерживал смех, и от этого мелодия сбивалась. Жрецы с кислыми лицами переместились к следующему хору.

Хоров было еще восемь. Пока они пели, Мо ела и помалкивала, зато тетя Бек дала себе волю. Она зажимала уши руками и твердила: «Идите и скажите им, чтобы унялись наконец!»

А Лью-Лос на это твердил:

– Да тише вы, любезнейшая!

А мне хотелось их поколотить.

Следующими были, похоже, одиночные певцы. Вперед вышел человек в бардовско-синем с маленькой арфой в руках. Пел он долго и красиво, а когда умолк, все зрители захлопали в ладоши. Видимо, теперь им было можно. Потом выступала девушка в светло-сине-зеленом, и пела она даже дольше, но не так красиво, и ей тоже похлопали.

– Что они в ней нашли? – громко поинтересовалась тетя Бек. – Скрипит, как несмазанная телега!

– Да тише! – взмолился Лью-Лос. – Что за пытка?!

Мо снова забеспокоилась. Нам удалось заставить ее потерпеть еще четыре выступления, но от аплодисментов она становилась просто сама не своя. Когда вперед вышла седьмая певица, я огляделась в поисках Зеленослезки. К моему удивлению, оказалось, что он восседает на плече Огго и воркует, нагнув шею и заглядывая ему в лицо.

– Зеленослезка, ты не мог бы успокоить Мо, чтобы она не кричала? Пожалуйста! – попросила я.

Зеленослезка выгнул шею в другую сторону и наградил меня своим умным взглядом с прищуром.

– Пожалуй, – согласился он и перепорхнул к Мо на спину, оставив в волосах у Огго длинное зеленое перо.

Мо почувствовала, что ей на спину села птица, вскинулась и затрясла головой.

– Тише, тише, – сказал ей Зеленослезка. – Доедай обед, доедай обед.

И Мо, к моему величайшему облегчению, послушалась, а седьмая певица как раз запела.

Не прошло и нескольких мгновений, как даже до тети Бек дошло, какой это потрясающий талант. Песня взмывала к небесам, чистая, словно серебряный перезвон, и стрелой бросалась к земле, и снова парила, когда этого требовали слова, словно невообразимо великолепная птица.

– Так намного лучше, – громко заявила тетя Бек. – Я даже слова разбираю.

– Тише! – зашикали все мы, и Зеленослезка в том числе.

Песня все лилась. Мне стало даже немного завидно. Я в жизни не могла повторить ни одной мелодии. Когда я пыталась петь, Ивар смеялся надо мной. В довершение всего певица была юная, белокурая, стройная и – насколько я могла судить издалека – бесспорно красивая. Я вздохнула.

Песня кончилась. И на миг настала полная тишина, будто слушатели забылись от восторга. А потом все оглушительно захлопали. И не только захлопали, но еще и закричали и затопали ногами. И даже тетя Бек немного похлопала.

А Мо исхитрилась вытащить морду из торбы и завопила – присоединилась к общему ликованию. Но это было уже не важно. Главный жрец – я решила, что это и есть Праведный Гронн, – подошел к девушке, продолжая хлопать на ходу, и перестал хлопать, чтобы приколоть к переду ее сине-зеленой туники какую-то блестящую брошку.

Когда хлопанье понемногу стихло, другой жрец гулким раскатистым голосом возвестил:

– Победу в состязаниях песнопевцев одержала Рианнан из Пэнди!

Все снова захлопали – и хлопали, пока я не отбила себе все ладони.

И тут Праведный Гронн нежданно-негаданно объявился прямо у нашей повозки. Наверное, он подбежал, пока все хлопали, но может быть, и нет. На Галлисе столько разного волшебства.

– Лью-Лос! Зачем ты привел сюда не только шумную женщину, но еще и шумного осла? – спросил он и засмеялся.

Вблизи оказалось, что Гронн – маленький, пузатенький и с круглым веселым лицом.

Надо же, как странно иногда все оборачивается. Я относилась ко всем жрецам Галлиса с глубоким предубеждением, была готова не уступить им ни пяди, но стоило мне взглянуть на Праведного Гронна, как я подумала: «Ой, какой славный!» С ума сойти можно.

Лью-Лос, естественно, впал в экстаз и всем своим видом выражал мрачное почтение. Он ломал руки и корчился.

– Ах, Праведный отец! – оправдывался он. – Приношу свои извинения! Это страшные нечестивцы. Женщина не в своем уме, а ослица у нее просто бесноватая. Не знаю, кто хуже!

– Тогда я избавлю тебя ото всех разом, – широко улыбнулся Праведный Гронн. – Твои мучения позади, можешь возвращаться в сторожку.

Лью-Лос был поражен.

– Как, прямо сейчас? – пролепетал он. – Без обеда?

– Пройдешь мимо поваров – скажи, чтобы тебе дали мясной рулет, съешь по дороге. Передай, что это я тебя послал. Ну, ступай.

Он посмотрел вслед надувшемуся Лью-Лосу и покачал головой.

– Как он мне напоминает того человека из Балликерри, о котором говорят на Бернике, – сказал он нам. – Ничем его не обрадуешь. Не важно. Мы всегда ставим на ворота главных неумех. А теперь…

Он пристально оглядел всех нас по очереди, в том числе и Мо с Зеленослезкой на спине. И не увидел только Страхолюдину, который решил именно сейчас незримо прижаться к моим ногам. Я обрадовалась, когда его почувствовала: очень уж пронзительный взгляд был у Гронна. Его большие голубые глаза в морщинках словно бы сразу видели нас насквозь. Наверное, надо быть невероятно умным, чтобы стать Праведным Верховным жрецом, но все равно неприятно.

Наконец его глаза снова уставились на Финна.

– Вот вы, сударь. Подойдите сюда, ко мне, и расскажите как праведный праведному, как, почему и зачем все вы оказались здесь, на Галлисе.

Он протянул руку и весело потащил Финна в сторонку, за кусты дрока.

Финн по натуре очень робкий. Он явно не ожидал, что его вот так выделят из общего ряда, и поначалу испугался – я видела. Но как только Гронн отвел его подальше, чтобы было не слышно, и улыбнулся ему, Финн явно оттаял. Вскоре он уже болтал и размахивал руками, как будто они с Гронном были давние друзья. Опять галлисское волшебство, подумала я; оставалось лишь надеяться, что Финн все правильно расскажет.

– Зря он меня не выбрал, – сказал Ивар. – Я же принц.

– Возможно, предпочел по старшинству, – ответила я, чтобы его утешить.

Но я подозревала, что Гронн выбрал Финна, поскольку увидел, что Финн – человек простой и честный.

Они говорили довольно долго. До конца разговора было еще далеко, когда Ивар и Огго пошли на луг поискать, где тут повара: может, и им дадут мясной рулет, как Лью-Лосу. От этого у меня тоже засосало под ложечкой.

– Я бы не отказалась от маринованной селедки, – объявила тетя Бек, когда Гронн и Финн вернулись.

– Вот уж виноват так виноват, сударыня! – сказал ей Гронн. – У нас есть и свежие крабы, и заливное из угря, но, с тех пор как воздвигли преграду, сельдь не заходит в воды Галлиса. Разве вы не знали?

Тетя Бек ответила ему пустым взглядом. Гронн внимательно всмотрелся в нее, будто оценивая, что с ней, а потом повернулся ко мне:

– У нее не просто удар, верно, Айлин? Почему же ты не сказала Праведному Оуэну?

Я почувствовала, что заливаюсь краской.

– Так… так проще было объяснить, – выговорила я. – Не каждый поверит, что ее едва не превратили в ослицу, правда ведь?

– Красная женщина с Берники? – спросил Гронн.

Я кивнула. Похоже, Финн все рассказал как надо.

– Понимаешь, мне нужно знать все точно, чтобы определить, к кому ее отправить, – сказал верховный жрец. – Обычный целитель ей ничем не поможет. Но я этим займусь. А пока – остальные: Ивар, сын короля Кенига, со Скарра, Огго из Логры и со Скарра и Зеленослезка с Берники. Я правильно понимаю?

И Страхолюдина, подумала я, поскольку чувствовала, как он трется о мои ноги.

Тут Огго приспичило ляпнуть:

– И еще Страхолюдина из Края Одиноких, то есть с тамошних островов.

Гронн только вытаращился на него, и тогда Огго покраснел пуще моего и с запинкой проговорил:

– Н-но он не-не-невидимка… Почти всегда, честное слово!

Я ощерилась на него.

Тогда Страхолюдина негромко заурчал, будто хотел сказать: «Ну и пожалуйста», и медленно и неохотно проявился у моих ног. Гронн уставился на него, а потом посмотрел на Зеленослезку, который вернулся на плечо Финна. Похоже, это произвело на Праведного сильное впечатление.

– Вы отправились в путь, чтобы снять преграду вокруг Логры? – продолжил Гронн. – Что ж, удачи вам, хотя я не представляю себе, как вы это сделаете. – Он посмотрел на Финна как на человека, который поймет его лучше всех. – Наверняка в Логре есть люди, которым грозит смерть, поскольку мы не в силах им помочь.

Финн печально кивнул.

Тогда Гронн обратился ко мне:

– А ты, Айлин, насколько я понимаю, не просто скаррская мудрица, но еще и дочь моего старого друга Гарета?

– Да, – кивнула я. – Вы правда были друзьями?

– О да, – сказал Гронн. – Ты себе не представляешь, сколько раз мы с ним спорили из-за устройства здешней власти. Но его похитили вместе с принцем Аласдером, не так ли? Жив ли он?

– Не знаю, надеюсь, да, – сказала я. – Я хочу его найти.

– Что ж, это возможно. Невозможно, но возможно, – сказал Гронн. – От этого мне приходят в голову разные мысли. А ты знаешь, что здесь у тебя много родственников?

– У меня? На Галлисе? – оторопела я.

Вот уж не ожидала! Отец особенно не распространялся о своих родных, хотя вроде бы рассказывал однажды, как они с братом забрались на соседскую ферму и там за ними погнался бык.

– Не просто на Галлисе, а прямо здесь! – При виде того, какое лицо у меня сделалось, Гронн просиял. – На состязания прибыли твои двоюродные брат и сестра. Хотя Рис, скорее всего, просто хотел поддержать Рианнан, чтобы ей не было одиноко. Сам-то он так себе певец. Погоди минутку, я сейчас их приведу.

Глава одиннадцатая

Гронн подозвал мальчишку в серой куртке и отправил его со спешным поручением доставить нам не только моих брата и сестру, но и «приличный обед». Обед прибыл первым. Все мы – и Гронн тоже – сели на траву и стали есть: рулеты с крабовым мясом и тяжелые гроздья винограда. Мы с Огго и Иваром раньше виноград не пробовали, но изюм, конечно, ели. Гронн, очень довольный, рассказывал, что виноград обильно произрастает на юге Галлиса. Наверное, он еще рассказал, что затем виноград сушат и отправляют на Скарр, но тут пришли мои двоюродные брат с сестрой, так что не знаю.

Рис – красивый, светловолосый, выше и старше Ивара, и я в жизни не видела человека приветливее. А его сестра Рианнан, моя двоюродная, – та самая девушка, которая победила в состязаниях. Я онемела от восхищения. Вблизи она была просто головокружительно прелестна. Я все думала, как девушке с такими большими голубыми глазами и нежным лицом, не говоря уже о дивном сложении, удается быть такой скромной, даже немного стеснительной. Рианнан улыбнулась, глядя себе под ноги, в траву, потом подняла голову и посмотрела сначала на меня, а потом на Ивара. А больше уже никуда и не смотрела.

Ивар вытаращился на нее в ответ. Его лицо, на котором тенью проступали зачатки бороды, медленно побагровело, а потом побелело. И Рианнан все смотрела на него. Похоже, ее не смущало, что шевелюра у Ивара отросла и всклокочилась и что его одежда, когда-то красивая, теперь стала поношенная и грязная. Было ясно, что для нее он само совершенство. А Ивар точно так же думал о ней, подвижной, гибкой, в сине-зеленой тунике с брошью-звездой.

– Послушайте, – донесся до меня голос Гронна, когда я опомнилась, – вот у нас госпожа Бек, которой не повезло встретиться с Красной женщиной с Берники, и теперь она нуждается в помощи целителя.

Рис посмотрел на тетю Бек так же проницательно и со знанием дела, как сама тетя Бек раньше смотрела на других.

– Заклятие, да?

– Да, так и есть, – ответил Гронн. – И ей удалось его наполовину отразить. Как ты считаешь, Венде по силам ей помочь?

– По-моему, матушке все по силам, – улыбнулся Рис.

– Превосходно, – сказал Гронн. – Именно на это я и намекаю: отведи всех в Пэнди, познакомь Айлин с ее тетей Вендой, дядей Браном и прочими и узнай, что твоя матушка может сделать для Бек. – А мне сказал: – Венда – моя троюродная сестра, и на всем Галлисе не найдешь такой мастерицы снимать заклятия. Если отправитесь прямо сейчас, успеете до толпы на станциях. Согласны?

– Ой, да, замечательно! – обрадовалась я. – Спасибо!

Тут я увидела, что тетя Бек так и сидит в повозке и ничего не слышит и не понимает, а в руке у нее рулет с крабовым мясом.

– Ешь, Бек! – заорала я без особого рвения. Как мне надоело кричать на нее!

– Вот и хорошо, – сказал Гронн и отряхнул крошки с круглого пузика. – Вернусь к своим обязанностям, а вас благословляю на прощание.

Он улыбнулся, как-то по-особенному повел руками – я решила, что это и есть благословение, – и не спеша удалился. И не сделал и трех шагов, как уже очутился за лугом, у самого белого здания вдали.

Опять галлисское волшебство, подумала я.

– Нам спешить некуда, – весело сказал Рис. – Кто-нибудь хочет добавки? – Он поднял холщовую сумку, которую принес с собой.

– Да, пожалуйста, – ответил Огго. Он всегда хочет есть.

Страхолюдина тоже всегда хотел есть. Он надвинулся на Риса, дергая хвостом, встал на задние лапы, одной лапой оперся на коленку Риса, а другой потянулся к холщовой сумке. Рис рассмеялся.

Когда Страхолюдина коснулся лапой сумки, до меня донеслось еле слышное шипение. Я увидела, что из рукава у Риса глядят два ярко-красных глаза.

– А, у тебя ручная крыса? – спросила я.

У моего братца Донала раньше была ручная крыса, он пускал ее бегать под одеждой. К тому же я решила живо интересоваться всем подряд, лишь бы не думать про Ивара и Рианнан.

Рис снова рассмеялся:

– Нет, это не крыса. – Он легонько потряс рукой, и из рукава, длинная и тоненькая, выбежала малюсенькая-премалюсенькая красная ящерка, проворно взобралась по рукаву на плечо, свернулась там и сердито уставилась сверху на Страхолюдину.

– Ой! – удивилась я.

– Ее зовут Алокровка, – сказал Рис. – Она ящерка-дракончик.

– Здесь, на Галлисе, их очень много, – сказала Рианнан. – Их частенько приручают. Алокровка живет у Риса с тех пор, как ему было пять лет. А у вас на Скарре таких нет?

– Нет, – ответили мы.

А Финн добавил:

– И на Бернике тоже нет, но я про таких слышал. Наверное, к северу от Галлиса для них слишком холодно.

Огго перегнулся через мою голову, чтобы рассмотреть ящерку получше. Она и правда была совсем как крошечный дракончик. На трепещущих красных боках виднелись оборочки, похожие на крылышки.

– А она умеет летать? – спросил Огго.

– По-настоящему – нет, – ответил Рис. – Это же не крылья, просто кожные складки, хотя она может их расправить и парить в воздухе. А еще дракончики бывают всех цветов, но красные – самые редкие! – гордо добавил он.

Мы снова сели и поели еще раз. Ивар и Рианнан сидели бок о бок и говорили друг с другом коротенькими обрывками фраз. Насколько я могла судить, Рианнан расспрашивала Ивара о его жизни на Скарре, а он силился похвалить ее пение. Между фразами они глядели друг на друга, как будто ничего чудеснее в жизни не видели. И оба все время краснели.

В общем, я была рада, что мне есть чем занять голову: надо было заставить тетю Бек поесть. Потом меня порадовал Страхолюдина: принялся проказничать и таскать у всех из рулетов крабов. Наверное, это были первые крабы в его жизни, а он обнаружил, что до них сам не свой. Мне пришлось на него прикрикнуть, но это не то чтобы помогло. После этого я сосредоточилась на Алокровке, которая брала тонюсенькими красными пальчиками крошки крабьего мяса и ела. Мне было интересно даже глядеть, как Зеленослезка клюет слойку с яблоками.

В общем, для меня было облегчением, когда Рис сказал, что теперь нам пора.

– Айлин, бери поводья, – велел Ивар.

И я забралась в повозку и стала править, а Рис взял Огго и Финна и пошел вперед показывать дорогу. Мы миновали равнины безупречной красоты, где по скалам, поросшим полевыми цветами, мелодично журчали ручейки, а вокруг высились голубые горы, но я только и могла думать что про Ивара с Рианнан, которые шли позади, шептались и хихикали. В горах попадались просветы, и, когда мы проезжали мимо, было видно море, голубое, как глаза Рианнан, или долины с озерами, а один раз открылся залитый золотом вид на весь Галлис, тянувшийся на юг, – сплошные поля и далекие сады. Ослице Мо все это было не по душе. Она прядала ушами и ясно давала понять, что к горам не привыкла. Но я могла думать только про Ивара и Рианнан, которые шли позади.

Ночевали мы на станции. Это такой сарай с деревянными койками и очагом. Снаружи устроен другой очаг, на котором можно готовить все, что принесешь с собой, и колодец с питьевой водой. Мы сели на улице и поели еще крабов. На Галлисе такая теплынь, что при желании можно было даже спать под открытым небом.

Рис рассказал, что на Галлисе нет постоялых дворов. Внизу, на равнинах, есть винные лавки и питейные заведения, однако жрецы установили для них очень строгие правила. Пить можно только в определенные часы, сказал он.

– Но теперь, когда Праведный Верховный жрец у нас Гронн, стало гораздо вольготнее, – сказал Рис. – Гронн подолгу беседовал с Гаретом и от этого стал смотреть на мир совсем иначе.

Потом он рассказал нам про разные другие галлисские обычаи, но я ничего не помню. Я старательно не замечала, что Ивар смотрит только на Рианнан. Тетя Бек просто сидела. Финн зевал. Слушал Риса один Огго.

Назавтра мы проехали по еще более прелестным предгорьям. Дорога шла все время вверх, и Мо была не в духе. Нам с Огго пришлось взять ее под уздцы с двух сторон и прямо-таки тащить. Рис и Финн уходили все дальше и дальше вперед. Ивар и Рианнан, хотя и плелись нога за ногу, тоже оказались далеко впереди.

– Да хватит уже! – напустилась я на Мо.

– Я стараюсь как могу, – сообщила тетя Бек из повозки.

– Да я не тебе! – рявкнула я. И вдруг оказалось, что я плачу. По лицу текли крупные слезы, и я булькала, словно подавилась.

– Айлин, не грусти так, – сказал Огго.

– Извини уж! – рявкнула я на него. – Тут у меня тетка впала в детство, и теперь мне надо всем заправлять, а мы все бродим да ездим, и я не представляю себе, как попасть в Логру, и отца, наверное, так и не найду! Никогда!

– Ничего, доберемся как-нибудь, – сказал Огго. – Ведь на нашей стороне и Скаррский зверь, и Великая птица Берники. А теперь и Галлисский дракон, хотя, не стану спорить, для дракона Алокровка что-то мелковата.

Я посмотрела на Страхолюдину, который топал по тропе впереди меня – длинные ноги, маленькая голова, безобразные отметины и все прочее. Не говоря уже о запахе крабов. Потом я резко вытерла мокрые глаза рукавом и поглядела снова.

– Ты же не хочешь сказать…

– Как раз хочу, – кивнул Огго. – Сама же знаешь, что он волшебный. А Зеленослезка говорит со смыслом, а не как другие попугаи. Зеленослезка знает, что говорит.

– А ведь так и есть… – проговорила я, потихоньку преисполняясь благоговением. – Значит, с нами двое из хранителей, а то и больше.

– Так что в Логру мы доберемся и отца твоего найдем, – сказал Огго, – если еще есть кого искать. И у меня такое чувство, что быть главной тебе даже нравится…

– Ага, особенно когда не удается потанцевать на ярмарке, – буркнула я.

– Ну, почти всегда, – сказал Огго. – Ладно тебе. Согласись. И, ты знаешь, не надо так горевать из-за Ивара. Он того не стоит.

Я и не знала, что мои чувства настолько заметны.

– Должна сообщить тебе, Огго из Логры, – отчеканила я, – что я давным-давно избрала Ивара себе в мужья!

– Сам знаю, – ответил Огго. – Но ты тогда была маленькая, а он казался тебе совсем взрослым. Я уже давно жду, когда ты заметишь свою ошибку.

– Ошибку?! – едва не взвизгнула я.

– Вот и бабушка говорит, ты часто ошибаешься, – заметила тетя Бек из повозки.

– Тихо ты, Бек, – сказал Огго. – Да, ошибку. Айлин, у тебя есть мозги. А Ивар на самом деле не семи пядей во лбу. Если бы тебе пришлось проводить с ним все время, ты бы умерла со скуки. Мне вот с ним скучно до смерти. Такое чувство, что он считает, будто раз он принц, то уже само совершенство.

Я взвесила его слова. Нет, насчет того, что у Ивара могут быть мозги, я никогда не обманывалась. Все мозги в этой семейке достались Доналу, и я давно поняла, что именно поэтому Мевенна любит Донала больше Ивара. Но Ивару она ни в чем не отказывала с самого рождения. Все дети в замке твердо знали, что спорить с Иваром бессмысленно. Он наябедничает матери, а она накажет всякого, кто ему перечит. Теперь-то мне было понятно, что Мевенна пыталась таким образом возместить младшему сыну недостаток любви.

Первые мои воспоминания об Иваре – это как мне было его немного жалко. Мевенна избаловала его до полного безобразия, но никогда не обнимала так, как обнимала его брата. Тетя Бек, которая, вообще-то, не любительница обниматься, всегда обнимала меня, когда мне было нужно, а когда я была маленькая, даже сажала к себе на колени (ужасно костлявые). Мевенна никогда не брала Ивара на руки. Но Ивар, по-моему, считал себя ее любимцем. Вот дурачина!

– Но ведь Рианнан такая красавица! – взвыла я.

– Ты тоже! – возразил Огго.

Я возмущенно вытаращилась на него:

– У нее волосы как спелый овес!

– А у тебя волосы точно такого цвета, как сливочные тянучки, которые варят в замковой кухне по праздникам, – сказал Огго. – И советую почаще носить их распущенными – они красиво вьются.

– Будут лезть в лицо, – возразила я. – А у нее большие голубые глаза.

– У тебя глаза такие же большие, – сказал Огго, – и обычно зеленые. Глаз такого цвета я больше ни у кого не видел.

– Но я же коротышка! А Рианнан почти с тебя ростом.

– Орясина! – раздраженно припечатал Огго. – Если ты твердо решила считать себя козявкой – вперед. Но не жди от меня сочувствия.

Тут я обнаружила, что уже не плачу, а смеюсь:

– Ладно, ладно! Но вот еще что: я петь не умею, а Рианнан ты слышал.

– Ну, поет, – пожал плечами Огго. – Но она же не мудрица. И я не думаю, что Ивар проникся к ней такими чувствами только из-за голоса.

Я снова посмеялась – немножко. Мы пошли дальше. И наверное, прошли еще добрую милю, прежде чем мне пришло в голову, что надо сказать Огго спасибо.

Он посмотрел на меня сверху вниз и улыбнулся:

– Не за что, Айлин.

От его слов мне настолько полегчало, что я даже стала посматривать на пейзаж. Одни зазубренные скалы кругом. Видимо, нигде поблизости не оказалось барда, чтобы напеть красоту, так что все было простое, как Страхолюдина, и такое же серое и кряжистое. Меня это очень утешило. Напомнило Скарр.

Однако вскоре мы вышли на возвышенность, которая была почти ровная, и трава на ней росла обычная – зеленая как зеленая. Повсюду паслись овцы. Они выходили на дорогу, таращились на нас и блеяли. За поворотом был загон с коровами, а за следующим поворотом – большой валун. Почему-то этот валун был обмотан веревкой с чем-то вроде корабельного якорька на конце.

– Они что, боятся, как бы валун не улетел? – удивился Огго.

– Поди знай с этим галлисским волшебством, – ответила я.

Не успела я договорить, как мы обогнули валун и увидели, что веревка тянется к сарайчику на склоне над дорогой.

– Нет, улететь может хижина, – заключил Огго.

За хижиной нас дожидались Рис и Финн. Когда мы их увидели, как раз подоспели Ивар и Рианнан. Все они повернулись и смотрели на нас.

– Добро пожаловать в Пэнди, – сказал Рис, когда мы поравнялись с ними, и жестом показал налево, на склон.

Там стояла большая старая ферма, вокруг которой бродили овцы. Дом уютно устроился между скал и каменных пристроек. На пороге показался человек, увидел нас, что-то закричал и бросился в дом. Когда мы подошли, дверь была распахнута, и встретить нас вышли отец и мать Риса, а следом целая толпа работников и служанок.

– Она выиграла состязания! – крикнул кто-то. – Так я и знал!

Мама Рианнан бросилась ее обнимать. А потом нас всех представили, и к повозке подбежал дюжий скотник, подхватил тетю Бек и так и перенес ее в Пэнди – она чинно сидела в его могучих руках, точно так же, как и тогда, на Скарре, когда ее несли в шлюпку. Внутри нас приняли очень гостеприимно. По-моему, я только там впервые в жизни почувствовала себя как дома.

Главной комнатой на первом этаже была просторная кухня, очень светлая, потому что в ней были беленые стены. Большие окна смотрели на юго-запад. В большом очаге горел огонь, хотя день был теплый, и скотник ловко пристроил тетю Бек в мягкое кресло у огня, а потом с топотом выскочил наружу – из кухни во двор вело сразу несколько дверей. Под потолком тянулись толстые черные балки, и с них свисала всякая всячина, и Зеленослезка мигом вспорхнул туда и уселся, придирчиво разглядывая связку лука. Страхолюдина направился прямиком к очагу. Четыре овчарки и целая орава кошек мгновенно освободили ему место, почтительно расступившись. Он улегся в самом теплом местечке, и, насколько мне помнится, его рокочущее мурчание сопровождало нас до вечера.

Все это я видела урывками, потому что тетя с дядей передавали меня из рук в руки и восклицали: «Ну точно дочка Гарета! Вылитый отец!» и «Ты знаешь, у тебя отцовские глаза!» и так далее. От этого у меня подступили слезы. Моя тетушка Венда оказалась почти такая же красавица, как Рианнан, только, конечно, старше, и волосы у нее были темнее. Дядю звали Бран. Я всматривалась в него, искала сходство с отцом, но уловить его было трудно, потому что дядя Бран был очень высокий и к тому же в окладистой бороде. Мне кажется, в нем была такая еле заметная величественность, какую я помнила в отце, как будто он был лучше всех, но ничего для этого не делал и вообще сам этого не знал. Точно такой же величественностью веяло и от Брента, младшего брата Рианнан.

Было так странно разом заполучить целую кучу родственников. А вскоре прибыли новые! Из домов по ту сторону холма прямо хлынули гости – с нами познакомиться. И каждый говорил мне: «Я внучатый племянник твоего троюродного дяди» или «А я племянница твоей бабушки». Их было так много, что я не смогла всех запомнить, как ни старалась. Помню только школьную учительницу и жреца, которые остались ужинать, и они тоже были мне родственники. Учительница была сестра тети Венды, очень ученая, даже образованнее жреца, а тот приходился Брану двоюродным братом. Мне это очень напоминало Скарр – там тоже все друг другу родня, – и пришлось бороться с очередным приступом тоски по дому.

От стремления принять всех гостей достойно поднялся переполох. Несли вино, заваривали чай, а Венда с двумя служанками проворно обносили всех оливками и соленым печеньем к напиткам.

Когда Ивар попробовал оливку, у него сделалось такое лицо, что просто умора. Он втянул щеки, зажмурился, скривил рот и в ужасе проговорил:

– Дайте куда плюнуть! Пожалуйста!

Рианнан покатилась со смеху, но все же выдавила:

– В огонь, дурачок, куда же еще!

А Огго воскликнул:

– Ой, я их помню! – и зачерпнул целую горсть.

Оливки ему и правда очень нравились. И тете Бек тоже. Огго сидел на табурете у ее кресла и кормил ее оливками по штучке, старательно вынимая твердые косточки. Косточками он бомбардировал очаг, и пламя так и шипело. По-моему, на каждую оливку, которую Огго давал тете Бек, он успевал съесть две.

Финн тихонько сидел в углу и ел все, что предлагали. Мне даже подумалось, что Финн может съесть все что угодно. Что до меня, то соленое печенье понравилось мне больше, хотя я допускала, что со временем, вероятно, распробую и оливки. Зеленослезка время от времени спархивал с балок, чтобы угоститься моим печеньем.

Когда во всем этом выдавалась минутка затишья, мы с Финном и Огго подбегали к окнам и глядели туда и не могли наглядеться. Угодья Брана тянулись вниз плавными уступами, залитыми солнцем. Ближайшие деревья, серовато-зеленые, были оливы. Но дальше виднелись и виноградники, и более привычные нам фруктовые сады, и целая череда полей со всевозможными злаками – я узнала рожь и овес, но были среди них и растения, которых я никогда не видела. А больше всего нас очаровали упряжки маленьких толстых лошадок, которые свозили в амбары телеги с урожаем. То есть это были не совсем телеги. У них не было колес. Каждая телега грузно парила в воздухе позади своей упряжки.