Текст книги "Воздушный замок"

– Все стойте! – крикнул он. – Замри, Дальциэль! Мы заполучили жизнь твоего брата!

Бой на троне тут же прекратился. Дальциэль выпрямился, раскинув крылья, и глаза у него снова стали словно горны.

– Я тебе не верю, – сказал он. – Где?

– Внутри пса, – ответил Абдулла.

– Только до завтра, – успокоил их Джамал. – У него от кальмаров желудок стал такой чувствительный. Скажите спасибо…

Абдулла пнул его, чтобы тот замолк.

– Пес проглотил кольцо, которое было у Хазруэля в носу, – объяснил он.

Злоба на лице Дальциэля ясно показала ему, что джинн был прав. Абдулла угадал.

– Ах! – сказали принцессы. Все уставились на Хазруэля, огромного, согнутого пополам, – из его яростных глаз лились слезы, а обеими руками он держался за нос. Между громадных когтистых пальцев сочилась ифритская кровь – прозрачная и зеленоватая.

– Гаг же я саб де подял, – сокрушался Хазруэль. – Ода же была у бедя под досом!

Из толпы, окружившей трон, выступила старенькая принцесса Верхненорландская, она пошарила в рукаве и протянула Хазруэлю крошечный кружевной платочек.

– Возьмите, – сказала она. – Не горюйте.

Хазруэль с сердечным «сбазибо» принял платочек и прижал его к ранке на носу. Ничего существенного, кроме кольца, пес не откусил. Хорошенько промокнув кровь, ифрит тяжко преклонил колена и указал Абдулле на трон.

– Ну вот, теперь я снова добрый. Просите чего хотите, – скорбно проговорил он.

Глава двадцать первая, в которой замок спускается на землю

Ответ на вопрос Хазруэля Абдулле долго обдумывать не пришлось.

– О могучий ифрит, сошли своего брата туда, откуда он не вернется, – повелел он.

Дальциэль тут же ударился в тающие голубые слезы.

– Это нечестно! – рыдал он, топая ногами по трону. – Вечно вы все против меня! Хазруэль, ты совсем не любишь своего маленького братика! Ты меня надул! Ты даже не попытался помешать этим троим негодяям!

Абдулла был уверен, что Дальциэль совершенно прав. Зная, каким могуществом обладают ифриты, Абдулла не сомневался, что стоило Хазруэлю захотеть, и он бы зашвырнул солдата, не говоря уже о самом Абдулле и о Цветке-в-Ночи, на край земли.

– И я никому ничего плохого не сделал! – продолжал голосить Дальциэль. – Имею я право жениться или нет?!

Пока он вопил и топал, Хазруэль шепнул Абдулле:

– В океане на юге есть плавучий остров, мимо которого корабли проходят лишь раз в сто лет. На нем выстроен дворец и растет много фруктовых деревьев. Можно, я сошлю брата туда?

– А теперь вы собираетесь прогнать меня! – не унимался Дальциэль. – Никого не волнует, как мне будет там одиноко!

– Кстати, – шепнул Хазруэль Абдулле, – родственники первой жены твоего отца заключили с наемниками соглашение, которое позволило им покинуть Занзиб и счастливо избежать гнева Султана, но две их племянницы остались. Султан арестовал бедных девушек, ведь теперь они твои ближайшие родственницы.

– Как это огорчительно, – искренне ответил Абдулла. Он понял, к чему клонит Хазруэль. – Быть может, о великий ифрит, ты отметишь свое возвращение на путь добра тем, что перенесешь этих юных дам сюда?

Жуткое лицо Хазруэля просияло. Он поднял огромную когтистую лапу. Прогремел раскат грома, за которым последовал девичий писк, и перед троном возникли две толстые племянницы. Все оказалось очень просто. Абдулла понял, что Хазруэль действительно утаивал свою силу. Взглянув в громадные раскосые глазищи ифрита, в уголках которых еще стояли слезы после нападения пса, Абдулла понял: ифрит знает, что он знает.

– Хватит принцесс! – охнула принцесса Беатрис. Она стояла на коленях возле Валерии, и вид у нее был раздраженный.

– Нет-нет, заверяю вас, это совсем другое дело, – успокоил ее Абдулла.

Племянницы ничем не напоминали принцесс – скорее наоборот. Они были в самых старых своих одеждах практичного розового и повседневного желтого цвета, к тому же измятых и несвежих после пережитых испытаний, и прически у бедняжек совсем растрепались. Девушки бросили взгляд на Дальциэля, который рыдал и топал ногами у них над головой, а затем на массивную фигуру Хазруэля, а потом и на Абдуллу, на котором не было ничего, кроме набедренной повязки, и завизжали. После чего каждая попыталась спрятать лицо на пухлом плече сестры.

– Бедные девушки, – заметила принцесса Верхненорландская. – Вовсе не царственное поведение.

– Дальциэль! – окликнул Абдулла хнычущего ифрита. – О прекрасный Дальциэль, похититель принцесс, успокойся на миг и погляди, что за подарок я преподношу тебе, чтобы утешить тебя в изгнании.

Дальциэль умолк на полувсхлипе.

– Подарок?

Абдулла показал на племянниц:

– Взгляни на двух невест – юных, цветущих и изнывающих без нареченного.

Дальциэль отер со щек сверкающие слезы и осмотрел племянниц – совершенно так же, как самые придирчивые клиенты Абдуллы осматривали его ковры.

– Парные! – сказал он. – И какие пухленькие! Ну и где тут подвох? Они наверняка не твои, и ты не имеешь права ими распоряжаться!

– Никакого подвоха, о сиятельный ифрит, – возразил Абдулла. Ему подумалось, что теперь, когда ближайшие родственники девушек их бросили, они оказались в полном его распоряжении. Но на всякий случай он добавил: – Ты же можешь их похитить, о могучий Дальциэль. – И он подошел к племянницам и погладил обеих по пухлым плечам. – Милые дамы, – начал он. – О полнейшие из полных лун Занзиба, молю, простите меня за тот несчастный обет, который помешал мне сполна насладиться вашим… э… величием. Посмотрите же, какого мужа я нашел вам взамен моей ничтожной особы. При слове «муж» головы племянниц так и вскинулись. Они посмотрели на Дальциэля.

– Какой симпа-атичный, – произнесла розовая.

– А мне нравится, когда крылья, – произнесла желтая. – Оригинально.

– Клыки – это так эротично, – задумчиво протянула розовая. – И когти тоже, только надо поосторожнее с коврами.

С каждым их высказыванием Дальциэль сиял все пуще.

– Сейчас же их похищу, – решил он. – По мне, так они куда лучше принцесс. Хазруэль, почему я с самого начала не стал вместо принцесс похищать толстушек?

Хазруэль обнажил клыки в ласковой улыбке:

– Ты сам так захотел, о брат мой. – Улыбка его померкла. – Ну что ж, если ты готов, мой долг – отправить тебя в ссылку прямо сейчас.

– Теперь я не особенно возражаю, – ответил Дальциэль, не сводя взгляда с племянниц.

Хазруэль снова простер руку – медленно и неохотно, – и так же медленно, с тремя раскатами грома, исчезли Дальциэль и две племянницы. Слегка потянуло морем, откуда-то донеслись крики чаек. И Морган, и Валерия снова принялись плакать. Все прочие вздохнули, глубже всех Хазруэль. Абдулла с некоторым удивлением понял, что Хазруэль и вправду любил брата. Хотя понять, как вообще можно любить Дальциэля, было трудновато, Абдулла его не винил. Мне ли его судить, подумал он, когда Цветок-в-Ночи подошла и взяла его за руку.

Хазруэль снова вздохнул – еще тяжелее – и, горестно свесив по сторонам кожистые крылья, уселся на трон, который был ему куда более по мерке, чем Дальциэлю.

– У нас еще остались нерешенные дела, – сказал он, бережно ощупывая нос. Нос, судя по всему, уже подживал.

– Еще бы! – воскликнула Софи. Она дожидалась на ступенях трона, когда представится случай заговорить. – Когда ты украл наш бродячий замок, то куда-то подевал моего мужа Хоула. Где он? Хочу его обратно!

Хазруэль печально поднял голову, однако не успел он ответить, как в толпе принцесс раздались испуганные крики. Все, кто стоял у ступеней, разбежались подальше от кринолина Ее совершенства. Тот надувался и опадал на обручах, словно гармошка.

– Помогите! – послышался из-под него голос джинна. – Выпустите меня отсюда! Вы обещали!

Цветок-в-Ночи так и зажала рот ладошкой.

– Ой! Совсем забыла! – ахнула она и побежала от Абдуллы вниз по ступеням. Она отбросила кринолин в сторону, и из-под него вырвался клуб лилового дыма.

– Я желаю, – воскликнула Цветок-в-Ночи, – чтобы ты, джинн, освободился от власти бутылки и обрел свободу на веки вечные!

Джинн, как всегда, не стал тратить время на благодарности. Бутылка взорвалась с громким «бамс!». Среди клубов дыма на ноги поднялась фигура определенно более плотная.

При виде ее Софи коротко вскрикнула:

– Вот спасибо этой девушке! Спасибо, спасибо!

Она так быстро подбежала к тающим клубам дыма, что едва не опрокинула скрытого в них человека. Он, впрочем, не возражал. Он обнял Софи и закружил по залу.

– Как же я не догадалась? Почему я ничего не поняла? – задыхалась Софи, танцуя по битому стеклу.

– Чары же, – мрачно объяснил Хазруэль. – Если бы было ясно, что это чародей Хоул, кто-нибудь наверняка освободил бы его. Вы не могли догадаться, кто это, а он не мог никому про это рассказать.

Придворный маг Хоул оказался моложе и гораздо элегантнее кудесника Салимана. Он был в роскошном костюме лилового атласа, по соседству с которым волосы у него отливали довольно-таки неестественной желтизной. Абдулла взглянул в светлые глаза чародея на худощавом лице. Он же ясно видел эти глаза – тогда, в оазисе. Абдулла подумал, что должен был догадаться. Он почувствовал себя совершенно не в своей тарелке. Он помыкал этим джинном. Он думал, что неплохо его знает. Следует ли из этого вывод, что он неплохо знает чародея? Или нет?

По этой причине Абдулла не стал присоединяться к всеобщему ликованию, когда все, в том числе солдат, столпились вокруг чародея Хоула, громогласно поздравляя его с освобождением. Абдулла глядел, как крошечная принцесса Цапфана тихонько прошла сквозь ликующую толпу и торжественно вручила чародею Моргана.

– Спасибо, – кивнул чародей, забирая у нее младенца. – Я решил забрать его туда, где сам смогу за ним присматривать, – объяснил он Софи. – Извини, что напугал тебя. – Казалось, держать на руках младенцев Хоулу привычнее, чем его жене. Он ласково покачал Моргана и посмотрел ему в лицо. Морган в ответ уставился на него – довольно-таки свирепо. – Страшненький-то какой! – высказался Хоул. – Будто из старого кирпича высекли.

– Хоул! – укорила его Софи. Но получилось у нее совсем не сердито.

– Минутку, – сказал Хоул. Он шагнул на ступени трона и взглянул снизу вверх на Хазруэля. – Послушай-ка, ифрит. У меня к тебе счетец. Зачем, собственно, тебе понадобилось воровать мой замок и загонять меня в бутылку?

Глаза Хазруэля вспыхнули гневным оранжевым светом.

– Неужели ты воображаешь, чародей, будто твое могущество сопоставимо с моим?

– Нет, – ответил Хоул. – Просто я требую объяснений.

Абдулла поймал себя на том, что восхищается этим человеком. Зная, каким трусом был джинн, Абдулла не сомневался, что сейчас внутри Хоула все от ужаса превратилось в студень. Но снаружи этого было совсем не видно. Хоул прислонил Моргана к лиловому шелковому плечу и глядел Хазруэлю прямо в глаза.

– Что ж, – сказал Хазруэль. – Украсть замок мне приказал брат, так что тут у меня не было выбора. Однако относительно тебя Дальциэль никаких распоряжений не сделал, упомянул лишь, что я должен принять все меры, чтобы ты не смог вернуть замок назад. Если бы ты был безупречен, я бы всего-навсего перенес тебя на тот остров, где теперь пребывает мой брат. Но я знал, что ты воспользовался колдовством, чтобы завоевать соседнюю страну…

– Это нечестно! – возразил Хоул. – Мне приказал король!.. – На миг он стал очень похож на Дальциэля и, видимо, сам это понял. Он умолк. Он задумался. А потом печально сказал: – Признаться, я бы мог, пожалуй, перенаправить ход мыслей его величества, если бы мне тогда это пришло в голову. Ты прав. Только, пожалуйста, прими все меры, чтобы не попасться мне впредь в такой ситуации, когда я смогу загнать тебя в бутылку.

– Вероятно, я этого заслуживаю, – согласился Хазруэль. – И я тем более этого заслуживаю, что взял на себя труд обеспечить всем участникам самую подходящую участь, которую только мог измыслить. – Он скосил глаза на Абдуллу. – Прав ли я?

– Это самая что ни на есть горькая правда, о великий ифрит, – кивнул Абдулла. – Сбылись все мои мечты, а не только приятные.

Хазруэль тоже кивнул в ответ.

– А теперь я должен вас покинуть, – сказал он, – но прежде предприму еще один небольшой, но нужный шаг.

Крылья его взметнулись, руки проделали магические пассы. И вдруг ифрит оказался посреди роя непонятных крылатых созданий. Они парили над троном и над его головой, словно прозрачные морские коньки, не издавая ни звука, кроме слабого шелеста трепещущих крылышек.

– Это его ангелы, – объяснила принцесса Беатрис принцессе Валерии.

Хазруэль шепнул что-то крылатым существам, и они исчезли столь же внезапно, как и появились, но тут же возникли снова и точно так же, роем, зашелестели вокруг головы Джамала. Джамал в ужасе отшатнулся, но это не помогло. Рой следовал за ним. Крылатые существа одно за другим пикировали на разные части шкуры пса Джамала. Достигнув цели, существа сжимались и исчезали в шерсти, пока их не осталось всего два.

Абдулла внезапно обнаружил, что оставшиеся два ангела парят вровень с его глазами. Он пригнулся, и существа тоже снизились. Послышались два тоненьких холодных голоска, – вероятно, то, что они говорили, слышал только Абдулла.

– Тщательно все обдумав, – сказали голоса, – мы обнаружили, что это обличье нравится нам больше, нежели жабье. Мы расцениваем это в свете вечности и потому благодарим тебя. – С этими словами два существа метнулись к псу Джамала, сжались и исчезли в его грубой шкуре.

Джамал уставился на пса, которого по-прежнему держал в объятиях.

– И зачем же мой пес битком набит ангелами? – спросил он Хазруэля.

– Они не сделают ничего дурного ни тебе, ни твоему псу, – ответил ифрит. – Просто подождут, когда снова появится золотое кольцо. Сдается мне, ты сказал – завтра? Ты же понимаешь, насколько мне важно проследить судьбу моей жизни. Когда мои ангелы ее обнаружат, то доставят ее мне, где бы я ни находился. – Он вздохнул так тяжко, что у всех растрепались волосы. – А я не знаю, где я буду, – убитым голосом поведал он. – Надо искать себе место изгнания. В каких-нибудь отдаленных безднах. Я был злым. Никогда больше не войти мне в ряды Добрых Ифритов.

– Ну что ты, великий ифрит! – воскликнула Цветок-в-Ночи. – Меня учили, что добро умеет прощать. Добрые джинны наверняка обрадуются твоему возвращению!

– Ах, премудрая принцесса, – покачал огромной головой Хазруэль, – ты ничего не понимаешь.

Абдулла подумал, что он-то как раз понимает Хазруэля. Вероятно, это понимание основывалось на том, что с родственниками первой жены своего отца он вел себя отнюдь не учтиво.

– Тише, любовь моя, – произнес он. – Хазруэль имеет в виду, что быть злым ему понравилось и он в этом не раскаивается.

– Это правда, – сказал Хазруэль. – За последние месяцы на мою долю выпало гораздо больше веселья, чем за многие сотни лет до этого. Меня этому научил Дальциэль. Теперь я должен удалиться в изгнание, поскольку страшусь, не начну ли я так же веселиться среди Добрых Ифритов. Только я не знаю, куда мне пойти.

Тут Хоула, по-видимому, осенило. Он кашлянул.

– Почему бы тебе не отправиться в другой мир? – предложил он. – Миров, знаешь ли, сотни и сотни.

Крылья Хазруэля взметнулись и забились от волнения, отчего волосы и платья всех принцесс в зале затрепетали.

– Правда? Где? Покажи мне, как проникнуть в другой мир!

Хоул переложил Моргана в неловкие объятия Софи и взбежал по ступеням трона. То, что он показал Хазруэлю, на сторонний взгляд казалось лишь чередой странных жестов и двумя-тремя кивками. Судя по всему, Хазруэль прекрасно все понял. Он кивнул в ответ, а затем поднялся с трона и просто пошел, не сказав ни слова, через зал и сквозь стену – словно стена была всего-навсего туманом. Огромный зал внезапно как будто опустел.

– Скатертью дорожка, – сказал Хоул.

– Ты что, отправил его в твой мир?! – ахнула Софи.

– Конечно нет! – возмутился Хоул. – Там и без этого головной боли хватает. Я послал его в противоположном направлении. Поставил на то, что замок не исчезнет. – Он медленно развернулся, оглядывая туманные просторы зала. – Ничего не пропало, – сказал он. – А значит, Кальцифер где-то здесь. Это ведь он движет замок. – И Хоул звонко закричал: – Кальцифер! Ты где?

Кринолин Ее совершенства снова зажил собственной жизнью. На сей раз он откатился в сторону на обручах, и из-под него выплыл ковер-самолет. Ковер встряхнулся – примерно как пес Джамала, который тоже принялся отряхиваться. А потом, ко всеобщему изумлению, он шлепнулся на пол и начал распускаться. Абдулла едва не взвыл от подобной расточительности. Вылезавшая из ковра длинная нить была голубой и невероятно яркой, словно ковер был сделан вовсе не из обычной шерсти. Эта нить металась из конца в конец ковра, становилась все длиннее и взмывала все выше, пока не вытянулась между высоким туманным потолком и почти голым холстом, в который была вплетена.

И вот наконец нить нетерпеливым рывком вытянула из холста второй конец и целиком взлетела под потолок, где принялась свиваться, искрясь, и снова вытянулась, и наконец обрела совершенно новые очертания – наподобие перевернутой слезинки или, может быть, языка пламени. Эта слезинка уверенно и целеустремленно поплыла вниз. Когда она приблизилась, Абдулла различил на ней лицо, состоявшее из лиловых, зеленых и оранжевых огоньков. Абдулла пожал плечами, покоряясь судьбе. Судя по всему, свои кровные золотые он потратил на огненного демона, а вовсе не на ковер-самолет.

Огненный демон заговорил лиловыми искристыми губами.

– Слава небесам! – сказал он. – Почему никто не додумался раньше позвать меня по имени? У меня все болит!

– Бедняжка Кальцифер! – воскликнула Софи. – Но я же не знала!

– А с тобой я вообще не разговариваю, – проворчало невероятное огненное создание. – Ты впивалась в меня когтями. И с тобой тоже, – сообщил демон, проплывая мимо Хоула. – Ты втравил меня в эту авантюру. Лично я вовсе не хотел помогать королевской армии. Говорить я буду только с ним, – заявил он, неожиданно возникнув у Абдуллы за плечом. Абдулла услышал, как у него потрескивают волосы. Пламя было горячее. – Он, и только он на всем белом свете пытался мне польстить!

– И с каких это пор, интересно, тебе нужна лесть? – кисло уточнил Хоул.

– С тех пор как я понял, насколько это приятно, когда о тебе говорят приятное, – ответил Кальцифер.

– Но я не вижу в тебе ничего приятного, – хмыкнул Хоул. – Ну и пожалуйста! – И он повернулся к Кальциферу спиной, отчего лиловые атласные рукава так и закружились вихрем.

– Что, жабой стать захотелось? – спросил Кальцифер. – Знаешь, не ты один умеешь делать жаб!

Хоул сердито топнул ногой в лиловой туфле.

– Тогда, быть может, твой новый друг попросит тебя вернуть замок на место?.. – прошипел он.

Абдулле стало немного грустно. По всей видимости, Хоул ясно давал понять, что они с Абдуллой незнакомы. Но намек он понял. И поклонился.

– О карбункул среди колдовских существ, о пламя ликования и светоч среди ковров, чье истинное обличье более чем в тысячу раз превосходит то, в котором ты был драгоценной тканью…

– Поскорее, а? – буркнул Хоул.

– …не сделашь ли ты нам великое одолжение и не согласишься ли переместить этот замок на землю? – закончил Абдулла.

– С удовольствием, – сказал Кальцифер.

Все почувствовали, как замок опускается. Поначалу он летел настолько быстро, что Софи вцепилась в руку Хоула, а многие принцессы вскрикнули, ведь желудок, как громко отметила Валерия, норовил остаться в небе. Вероятно, Кальцифер так долго был в чуждом обличье, что несколько разучился управлять замком. Впрочем, через минуту полет несколько замедлился и стал до того плавным, что его почти никто не замечал. Это было очень кстати, поскольку замок на лету приметно уменьшался. Все были вынуждены тесно столпиться и даже толкались, чтобы удержать равновесие. Стены все сдвигались, и облачный порфир превращался в обычную штукатурку. Потолок опускался, своды становились черными балками, а за тем местом, где стоял трон, появилось окно. Сначала за ним было темновато. Абдулла поскорее обернулся к нему, надеясь бросить последний взгляд на прозрачное море с закатными островами, но к тому времени, когда окно окончательно стало просто окном, снаружи было только небо, а небольшую, словно в сельском доме, комнатку заливали желтые лучи ясной зари. Принцессам уже шагу было некуда ступить, Софи вжалась в угол, стиснув одной рукой Моргана, а другой – локоть Хоула, а Абдулла оказался между Цветком-в-Ночи и солдатом.

Абдулла вдруг понял, что солдат уже давно не произносил ни слова. Да и вел он себя определенно странновато. Он натянул на голову позаимствованные у принцесс покрывала и сидел, сгорбившись, на табурете, который возник у очага, когда замок окончательно уменьшился.

– Как вы себя чувствуете? – спросил Абдулла.

– Превосходно, – ответил солдат. Даже голос у него стал какой-то странный.

К нему протолкалась принцесса Беатрис.

– Ах вот ты где! – воскликнула она. – Что это с тобой? Неужели ты боишься, что теперь, когда все стало как положено, я нарушу слово? Да?

– Нет, – отозвался солдат. – Или скорее да. Это тебя огорчит.

– Ничуть меня это не огорчит! – фыркнула принцесса Беатрис. – Если я дала слово, я его сдержу! А принц Джастин пусть катится ко всем…

– Но я-то и есть принц Джастин, – сказал солдат.

– Что? – спросила принцесса Беатрис.

Солдат очень медленно и несмело стянул с головы покрывала и поднял глаза. Лицо у него осталось прежним, с теми же голубыми глазами, то ли совершенно невинными, то ли прожженно нечестными, то ли и то и другое, но теперь оно стало мягче и носило следы образования. На нем проступила несколько иная солдатскость.

– Этот проклятый ифрит и меня заколдовал, – сказал солдат. – Я вспомнил. Я ждал в лесу донесений партии разведчиков. – Он словно бы извинялся. – Мы искали принцессу Беатрис… гм… тебя, в общем… и поиски были не то чтобы успешными, и вдруг мою палатку так и сдернуло с шестов и появился ифрит – он протискивался между деревьев. «Принцессу забираю я, – заявил он. – А поскольку вы завоевали ее страну обманным колдовским путем, ты станешь солдатом побежденной армии и сам поймешь, каково это». И тут я оказался на поле битвы, уверенный, будто я дальнийский солдат.

– Тебе не понравилось? – спросила принцесса Беатрис.

– Что ж, было тяжеловато, – признался принц. – Но я с этим примирился, собрал на поле все, что могло мне пригодиться, и построил кое-какие планы. Теперь я понимаю, что должен что-нибудь сделать для дальнийских ветеранов. Однако, – и тут по лицу его расплылась улыбка, в которой было много от старого солдата, – по правде говоря, бродить по Ингарии было презабавно. Мне понравилось быть жуликом. Этот ифрит мне даже по душе. Единственное, что меня огорчает, – это необходимость снова приняться за обязанности главнокомандующего.

– Тут я могу тебе помочь, – сказала принцесса Беатрис. – Я, знаешь ли, немного в этом разбираюсь.

– Правда? – обрадовался принц и взглянул на нее так, как в бытность свою солдатом глядел на котенка в собственной шляпе.

Цветок-в-Ночи нежно и радостно подтолкнула Абдуллу.

– Это же очинстанский принц! – шепнула она. – Значит, нам нечего его бояться!

Вскоре замок приземлился – мягко, словно перышко. Кальцифер, который парил между балками низкого потолка, сообщил, что посадил его в полях под Кингсбери.

– И послал весточку в зеркала Салимана, – похвастался он.

Хоула это, по всей видимости, окончательно разозлило.

– Я тоже, – свирепо прошипел он. – Многовато на себя берешь!

– Ну получит он две весточки, и что с того? – спросила Софи.

– Чушь какая! – воскликнул Хоул и рассмеялся. На что Кальцифер тоже прыснул, и дружба была восстановлена. Подумав, Абдулла понял, как чувствовал себя Хоул. Все время, которое ему пришлось пробыть джинном, он кипел от ярости и продолжал кипеть от ярости и сейчас, а выплеснуть эту ярость ему было не на кого, кроме Кальцифера. Возможно, Кальцифер чувствовал то же самое. А колдовские способности у обоих были такие, что нельзя было рисковать, позволив себе злиться на простых смертных.

Обе весточки, несомненно, дошли до адресата. Кто-то у окна крикнул: «Глядите!» – и все кинулись поглядеть, как кингсберийские ворота открываются и оттуда на полной скорости выезжает королевская карета в сопровождении эскорта гвардейцев. Это была целая процессия. За королевской каретой следовали кареты всякого рода послов, украшенные гербами большинства стран, откуда Хазруэль собрал принцесс.

Хоул повернулся к Абдулле.

– Кажется, я вас неплохо знаю, – заметил он. Они смущенно переглянулись. – А вы меня? – спросил Хоул.

Абдулла поклонился.

– По меньшей мере в той же степени, – отвечал он.

– Этого-то я и боялся, – печально сказал Хоул. – Ну что ж, зато я уверен, что, если нужно быстро произнести убедительную речь, на вас можно положиться. Это может быть кстати, когда сюда доедут все эти кареты.

Так оно и оказалось. Некоторое время царила суматоха, в результате которой Абдулла осип. Однако главная неловкость, по мнению Абдуллы, заключалась в том, что все до единой принцессы, не говоря уже о Софи, Хоуле и принце Джастине, так и рвались сообщить королю, как Абдулла был храбр и хитроумен. Абдулле ужасно хотелось их поправить. Он не был храбр – просто витал в облаках, потому что его любила Цветок-в-Ночи.

Принц Джастин отвел Абдуллу в сторонку – в одну из множества передних королевского дворца.

– Смиритесь, – сказал он. – Никого и никогда не хвалят за дело. Взгляните на меня. Все здешние дальнийцы со мной так и носятся, потому что я раздал их ветеранам деньги, а мой венценосный братец на седьмом небе, потому что я согласился наконец на брак с принцессой Беатрис. Все считают, что я образцовый принц.

– А разве вы возражали против женитьбы на принцессе Беатрис? – спросил Абдулла.

– И еще как! – ответил принц. – Конечно, тогда я не был с ней знаком. Мы с королем отчаянно поругались по этому поводу, и я даже грозился скинуть его с дворцовой крыши. Когда я пропал, он решил, будто я просто дуюсь. Даже волноваться не начал.

Король был так счастлив, что его брат нашелся, а Абдулла вернул ему Валерию и придворного мага, что назначил на завтра пышную двойную свадьбу. В результате к суматохе и неловкости прибавилась еще и спешка. Хоул на скорую руку соорудил – в основном из пергамента – симулякр Королевского Глашатая, которого волшебством перенесли в Занзиб, прямо к Султану, чтобы пригласить его на свадьбу дочери и предложить соответствующий транспорт. Симулякр вернулся через полчаса, крепко потрепанный, и сообщил, что на случай, если Абдулле взбредет в голову сунуться в Занзиб, Султан заготовил пятидесятифутовый кол.

Тогда Софи и Хоул отправились к королю. Король учредил две новые должности Чрезвычайных послов королевства Ингарии и в тот же вечер отдал эти должности Абдулле и Цветку-в-Ночи.

Свадьбы принца и посла вошли в историю, поскольку в качестве подружек невест при принцессе Беатрис и Цветке-в-Ночи выступали по четырнадцать принцесс, а посаженым отцом был сам король. Дружкой Абдуллы был Джамал. Вручая Абдулле обручальные кольца, он шепнул, что ангелы унесли жизнь Хазруэля еще утром.

– Вот и хорошо, – добавил Джамал. – Теперь мой песик перестанет чесаться!

Пожалуй, единственными важными персонами, которые не явились на свадьбу, были кудесник Салиман и его супруга. К королевской немилости это имело лишь косвенное отношение. По всей видимости, Летти так круто поговорила с королем, когда тот собрался арестовать кудесника Салимана, что собралась рожать до срока. Кудесник Салиман не хотел оставить ее одну. Однако в разгар церемонии пришла весть, что Летти произвела на свет дочь – совершенно здоровую.

– Отлично! – сказала на это Софи. – Так и знала, что мне на роду написано быть тетушкой!

Первой миссией двух новоиспеченных послов было отправить по домам всех похищенных принцесс. Некоторые из них, в том числе крошечная принцесса Цапфана, жили так далеко, что в Ингарии об их странах почти ничего не знали. Послы получили задание заключить с этими странами торговые соглашения, а также отметить по пути все удивительные места для дальнейшего исследования. Хоул поговорил с королем. Тут же – ни с того ни с сего – вся Ингария заговорила о необходимости создания карты мира. Начали набирать и обучать исследовательские отряды.

Путешествие, возня с принцессами и переговоры с королями отнимали у Абдуллы столько времени, что он так и не собрался сделать Цветку-в-Ночи решительное признание. Ему постоянно казалось, будто завтра найдется более подходящий момент. Но вот наконец перед самым прибытием в далекий Цапфан он понял, что больше откладывать нельзя.

Он набрал в грудь побольше воздуху. Он почувствовал, что бледнеет.

– Я на самом деле не принц, – выдавил он.

Ну вот. Все сказано.

Цветок-в-Ночи чертила очередную карту и подняла глаза от стола. Неяркий отсвет масляного фонарика в шатре делал ее даже краше обычного.

– А, так я знаю, – ответила она.

– Что? – прошептал Абдулла.

– Понимаешь, в воздушном замке у меня, само собой, было достаточно времени подумать о тебе, – сказала она. – И довольно скоро мне стало ясно, что все твои рассказы – романтические выдумки, ведь они были так похожи на мои мечты, только наоборот. Знаешь, я всегда представляла себе, будто я обычная девушка, а мой отец торгует коврами на Базаре. Я воображала, как вела бы его дела.

– Ты просто чудо! – воскликнул Абдулла.

– Тогда ты тоже, – ответила Цветок-в-Ночи, снова склоняясь над картой.

Они вернулись в Ингарию в назначенный день, обзаведясь лишней вьючной лошадью, нагруженной конфетами, которые принцессы обещали Валерии. Там были шоколадки, засахаренные апельсины, глазированный фундук и орешки в меду, но чудеснее всех оказались конфеты от крошечной принцессы – тончайшие слои карамели, толщиной с бумагу, которые крошечная принцесса назвала «Летние Листочки». Они были сложены в такую красивую коробку, что, когда Валерия подросла, она хранила там драгоценности. Как ни странно, с тех пор Валерия почти перестала плакать. Король не понимал, что произошло, но Валерия как-то раз объяснила Софи, что когда тебе велят плакать тридцать человек разом, поневоле теряешь вкус к подобным занятиям.

Софи и Хоул продолжали жить в бродячем замке – надо признать, не без ссор, хотя, поговаривали, это соответствовало их представлениям о счастье. Одним из его фасадов был роскошный особняк в долине Чиппинг. Когда Абдулла и Цветок-в-Ночи вернулись из путешествия, король и им тоже пожаловал землю в долине Чиппинг вкупе с разрешением построить там дворец. Однако домик они выстроили совсем скромный: у него даже была соломенная крыша. Зато сад вокруг домика вскоре превратился в ингарийскую достопримечательность. Говорят, что разбить его Абдулле помогал по меньшей мере один из придворных магов, – ведь иначе откуда даже у посла могут взяться рощи колокольчиковых деревьев, цветущие круглый год?