Текст книги "Кольцо судьбы. Том 1"

– Твоя мама всегда любила быть в центре внимания, – произнёс знакомый голос, подступающий со спины. Я повернула голову, дождавшись, когда Уилл подойдёт к спинке скамейки. – У неё словно магнит внутри. Где бы она ни оказалась, она быстро становится центром внимания.

Я усмехнулась, закивав.

– Ревнуешь? – уточнил он, склонив голову набок. Создавалось впечатление, что он меня изучает – пытается понять, насколько сильно я отличаюсь от своих сверстников.

– Нет, – хмыкнула я. – Уже давно привыкла.

Руссо покачал недоумевающе головой. Знаю, в своём возрасте я должна бы ревновать маму ко всем подряд.

– А почему ушла?

– Просто решила, что ребёнок мешает вам говорить на взрослые темы.

Уилл усмехнулся, положив руки на спинку скамейки.

– Ни один ребёнок не признается в том, что он не взрослый. Дети наоборот стремятся казаться взрослее, общаясь со старшим поколением. Мол, посмотрите, я как вы… – полковник выдохнул. – Бунтарский дух.

– Мы уже выяснили, что я взрослее паспортного возраста.

Уилл угукнул, замолчав ненадолго при взгляде на меня. При этом блестели его орехового цвета глаза, а губы изгибались в едва заметной улыбке. Меня завораживал его взгляд и он сам. Когда он смотрел на меня, внутри что-то шевелилось. Тепло расступалось по грудной клетке, а в животе, как говорится, порхали бабочки. Мир вокруг становился ярче, прекраснее, и даже в самую пасмурную погоду светило солнце, когда он рядом. Мне нравилось, когда он смотрит на меня, когда он говорит со мной, даже когда он меня не замечает, но слоняется где-то рядом. Нравилось наблюдать за ним. Бывает так, что при взгляде на человека ты испытываешь эстетическое удовольствие. Просто смотришь на него, и тебе всё нравится, больше ничего не надо. Ни разговоров, ни прикосновений – просто видеть, как он двигается, разговаривает, смеётся. Существует в этом мире, живёт где-то близко. За этот месяц мы впервые оказались наедине, но весь этот месяц он был рядом. Мне хотелось верить в то, что он здесь ради меня…

– У тебя было детство? – спросил Уилл.

– У всех оно было.

– Я имел в виду – типичное детство. Друзья, игры, бесиловка…

Я промолчала, неловко поглядывая по сторонам.

– Серьёзно? – без слов понял он ответ. – Вообще никогда? Даже, когда тебе было, скажем… три года?

– В три года я научилась читать, – выдала я, как и прежде изумив полковника. – В четыре – писать. К шести годам я уже могла написать сочинение. Так что, когда я пошла в первый класс… мне было очень скучно учиться, я уже умела всё то, чему там учили.

Полковник смотрел на меня удивлённо и восхищённо одновременно. При этом он внутренне смеялся, но не издевательски, а сочувственно. Мол, бедный ребёнок – детства не знал…

– В два года у меня были игры, – закивала я, немного даже заинтриговав полковника. – Развивающие игры.

Уилл грустно засмеялся, качая головой.

– Ты вообще с этой планеты?

– Не знаю, – на полном серьёзе призадумалась я. – Может они стёрли мне память… путём зондирования, – брякнула я. Руссо хохотнул с закрытым ртом и затрясся от беззвучного смеха. Косясь на него, я усмехнулась. – Если Вы с моими родителями – друзья, то почему Вы к нам в гости не приходили?

Полковник хмыкнул, пожав плечами.

– Ну, если честно, я не так близок с твоими родителями. Да и… когда ты училась писать, я заключил контракт с армией – первый из трёх двухгодичных. Некогда было по гостям ходить.

Я не сразу осмелилась задать свой давно зреющий вопрос:

– Почему Вы здесь обосновались?

Его губы дрогнули в улыбке:

– Устал.

– Разве Вы не любили свою работу?

– Любил. Да и сейчас люблю. Но рано или поздно ты устаёшь даже от самой любимой работы. Да и я всё равно остался военным человеком. Здесь немного спокойнее, но в целом – то же самое, – он замолчал, думая о своей жизни, наверно. Некоторое время он смотрел куда-то вдаль, но потом мы встретились взглядом и через секунду он перевёл тему. – Почему ты не в своей комнате?

– У меня нет своей комнаты, – отозвалась я. – Я её делю с двумя раздражителями.

Уилл усмехнулся несколько печально.

– Понимаю…

– Вы же интроверт? – Уилл изумлённо и вопросительно вздёрнул бровями. – Я читала Ваше дело, – пояснила я.

– Зачем? – с подозрением сощурился он.

И тут я поняла, что спалилась, и надо срочно выдумывать правдоподобную причину моего интереса к нему.

– Просто так. Перед поступлением в Центр я собирала информацию на всех работников.

Уилл мыкнул с таким видом, будто не поверил мне.

– А Элисон – кто?

– Экстраверт, – чисто интуитивно ответила я.

– А по темпераменту?

Я замолчала, внутренне съёжившись. Я не знала ответа и даже предположить не могла! Тогда-то и стало ясно, что он абсолютно всё знает. Но он не стал комментировать, только лишь усмехнувшись. Я неловко откашлялась.

– Вы слышали об исследованиях, которые доказывают, что интроверт может стать экстравертом?

Полковник скептически скривился.

– Это чушь. Интроверт питает энергию в одиночестве – это неизменно, перевоспитаться нельзя. Ты не можешь вдруг научиться питать энергию от людей, если они её у тебя забирают.

– Тогда почему исследования доказывают, что…

– Ничего они не доказывают. Учёные тоже хороши! – фыркнул он пренебрежительно. – Сначала говорят, что нервные клетки не восстанавливаются, потом утверждают обратное. То говорят нам питаться «этим», а потом выясняется, что от «этого» умирают. Ты не можешь стать экстравертом, но ты можешь за него сойти.

– Притвориться.

– Для начала придётся притворяться.

– Из-за людей? Потому что они не любят интровертов?

– Не из-за людей, а исключительно для себя. В принципе, всё, что ты делаешь в жизни должно быть только для тебя. Несмотря на то, что тебе нравится одиночество, иногда тебе будет хотеться общения. Порой всем, и экстравертам и интровертам, необходим противоположный вариант. Вот для поиска этого общения и надо будет притворяться, чтобы влиться в общество. Найдутся люди, с которыми ты духовно сблизишься – они станут твоими друзьями. И в общении с ними ты даже сама не будешь чувствовать себя интровертом.

– Всё равно – первопричина не звучит так, будто это для меня. Потому что выходит, что я должна притворяться той, кем не являюсь. А это сложно – притворяться.

– Поэтому интроверт и тратит энергию в обществе.

– Но, зачем тогда? Если тяжело.

Уилл устало вздохнул. По всему видно, со мной сложно! Но он не сдавался…

– Если ты прямо кайфуешь от одиночества и ни разу не хотела общения ни с кем, то, конечно, не нужно себя насиловать. Но не бывает так, чтобы совсем без общения. Или ты всю жизнь будешь сидеть в закрытой комнате с книжкой?

Я вздохнула, пожав плечами.

– Вы постоянно на людях, – сказала я. – Не напрягает?

– Нет. Работа такая. И я не зря говорил о том, что нужно притворяться, чтобы влиться в общество. Я влился и обрёл друзей. Мне с ними комфортно, поэтому я в принципе иногда и забываю, что я – интроверт. Но иногда что-то щёлкает, и я понимаю, что… эм, теряю энергию. И я не всё время на людях. Когда-нибудь ты поймёшь, что тебе нужно не так уж и много времени в одиночестве, чтобы зарядиться.

Я задумчиво покачала головой. Не сразу спросила:

– Как наладить отношения с экстравертом?

Уилл пригляделся ко мне, откуда-то зная мои помыслы.

– Ты про свои раздражители?

– Да, – фыркнула я. – Я сижу за шторой, пока рокерша со шлюхой собачатся!

Уилл затрясся от беззвучно смеха.

– У меня тоже была штора, когда я учился.

– Серьёзно?

– Да. Угловая кровать, штора – всё по уставу интроверта. Я жил с экстравертом и неформалом.

– Это что… – я свела брови, – незыблемые правила академии?

– Вообще-то да, – открыл завесу тайны Уилл. – Устоявшаяся система, которая учит налаживать отношения. Если в комнате живут двое, то это обязательно будут экстраверт и интроверт. Если трое, то один будет спокойнее других и наиболее дипломатичным. Из вашей троицы ты – дипломат.

Вот оно что! А я думала, что преподаватели задницей думали, когда засовывали нас в одну клетку.

– Ты правильно мыслишь, – одобрил полковник. – Сначала надо брать в оборот экстраверта. С ними легко дружить – они открыты для общения и в принципе за любой кипиш. Чтобы подружиться с экстравертом, тебе достаточно лишь показать ему, что с тобой тоже может быть весело.

– Вы так и сделали, когда учились?

– Да, – задумчиво буркнул он. – Когда мы с экстравертом подружились, то оградились за шторой от неформала.

– И чем вы занимались за шторой?

– Эм… – полковник немного смутился. – Мы там… косяки курили.

Я изумлённо наморщила лоб, отчего Уилл засмеялся.

– Но я не пропагандирую наркотики! – пригрозил он мне пальцем. – Это вообще – бяка, мозг разжижает.

Я саркастично угукнула, вызвав снисходительную усмешку Руссо.

– Ну, а как наладить отношения с интровертом-неформалом? – продолжила я.

– Это сложнее, – скривился полковник. – Но самое сложное будет для тебя – подружить экстраверта с интровертом-неформалом.

– Короче миссия невыполнима.

– Нет ничего невозможного. Устрой вечеринку, – выдал он. – С тяжёлой музыкой, где и Амелии будет нормально и Сабине.

– Ну, разумеется… – я саркастично покачала головой. – Вечеринка в стенах академии. И дедовщина в армии, изнасилования. Алкоголь и наркотики, секс несовершеннолетних. Вы какой-то странный преподаватель.

Уилл прыснул, заржав. Потом откашлялся, замахал руками.

– Да, ты права. Забудь всё, что я тут сказал!

Нас прервала подошедшая мама. Она внимательно и искоса приглядывалась к Руссо, явно подозревая его в чём-то нехорошем, но, не говоря об этом вслух. Завидев её, Уилл стал интуитивно дистанцироваться от меня.

– Что тут у вас? – поинтересовалась мама.

– Вредные советы от полковника Руссо! – брякнула я.

– Он-то научит, – закивала мама.

– Ой, знаешь что? – парировал Руссо. – Половине гадостей меня твой муж научил!

– Это, да… – согласилась она, усмехнувшись. – Он и меня научил всему плохому, что я знаю. – Мы с Уиллом засмеялись. – Научил Селин по деревьям лазить, выедать крем из тортов, оставлять маленький кусочек еды на тарелке, чтобы не мыть её. В общем, он без конца учил её ненужной ерунде!

Полковник хмыкнул:

– Зачем ты только ему дала… повод для внимания?

Мама усмехнулась, оценив воспитание Руссо.

– Дура была, – прыснула она. – Поумнела – развелась.

– Оу! Так вот в чём дело…

Мама угукнула, продолжая оценивать нас взглядом. Полковник буркнул «ясно» и стал потихоньку отступать в сторону, пытаясь свалить без лишнего шума.

– Уже уходишь? – с подозрением и немного даже грубостью во взгляде уточнила мать.

– Надо сваливать, – бросил Руссо, нарочито вытаращив глаза. – Пока снова народ не слетелся.

Мама иронично покачала головой, провожая его взглядом. Дождалась, когда он достаточно удалится и села возле меня на скамейку. Тогда-то и началось…. Мама сразу же всё пронюхала и завелась с пол-оборота. Оказалось, что она считала меня асексуальной, но тут такие дела. Ещё оказалось, что она вовсе не слепая и всё видит. Мол, как я расцветаю в присутствии Руссо. И что он тут слоняется постоянно, хоть и не должен вовсе это делать, ведь академия – не его подследственная зона. И учитывая инцидент в мой первый день здесь, он позволяет мне такое поведение, которое ни одной женщине прежде не позволял. Каким образом мама вот так быстро всё разузнала, я – без понятия! В смысле, я не знаю, как она самостоятельно выстроила логическую цепочку. В чистом осадке вышло так, что она мне сразу в лоб сказала, что я несовершеннолетняя, Уилл мне в отцы годится и вообще он – педофил! Да, я немного утрировала, но суть передала верно. Она упоминала-таки о том, что я всегда была очень умной и самостоятельной девочкой, развитой не по годам. И само собой разумеющееся, если я опережаю своих сверстников в развитии, то мне они не нравятся. Да, она вроде бы понимала ситуацию, но мириться с ней не могла. Не зря ведь есть законы и не зря это называется совращением несовершеннолетних. У подростков неокрепшая психика, которую можно изрядно покалечить. В общем, в этой ситуации – ясно, кто для мамы оказался использованным презервативом. И потом она завела старую песню о том, что всем мужикам от женщин только одно нужно. «Мужики вечно только пялятся на тебя, оценивают, и друг с другом обсуждают, как они тебя там вертеть будут!» – заверяла маман. – «А Руссо, так вообще! От него лучше держаться подальше. Человек он – хороший, но только если держать дистанцию. Он отзывчивый, понимающий, не бросает слабого в беде. Но в близких отношениях он… гавнюк! Если с ним просто общаться – он весёлый и интересный. На поле битвы он – Мужчина с большой буквы. Но на гражданке, так сказать, страшный повеса и самый настоящий гад. Он такой весь милый и обаятельный только пока не переспит с тобой. А потом – поминай, как звали!».

Я поглядела на маму. Она умолкла, часто дыша. Вся взбудоражилась, разнервничалась за меня.

– Всё? – спросила я. Мама фыркнула, смолчав. – Во-первых, как ты и сама сказала, я – девочка взрослая и самостоятельная. Так что я сама могу решать. Хоть и по закону не могу, но ты прекрасно знаешь, что если будешь пытаться бравировать этим законом, я сделаю всё тебе назло. Во-вторых, ты меня предупредила и я вооружена. Ну, а в-третьих… мы можем контролировать своё поведение, сдерживать сексуальные инстинкты, ведь мы – люди. Но то, что я чувствую – контролю не поддаётся. Я просто с ним общаюсь! И без тебя знаю, что наши отношения – противозаконны!

– Милая, ты пойми: тебе хватает просто общения, а ему – нет. Мужчинам всегда этого мало. Он может и не домогаться откровенно, но всё равно хочет тебя! Если мужчина с женщиной общается, то он точно, хотя бы предполагает тот факт, что когда-нибудь переспит с тобой!

И ЧТО?! – не сказала я. Будто женщины этого не предполагают! Будто, когда к ней на остановке подходит парень и спрашивает «можно ли с ней познакомиться», она вовсе не оценивает его. Разве она в тот самый момент не решает – может ли у них быть секс? Хоть когда-нибудь, в перспективе, но всё же. Иначе она бы с ним и не знакомилась.

– Всё, мам, – я раздражённо вздохнула. – Спасибо, что приехала, привезла мне вещи и промыла мозги. Мне как раз этого не хватало, честное слово!

С недовольной физиономией мама цокнула языком, чувствуя себя немного неудобно, но в то же время не находя нужным извиняться. Я забрала свою сумку и ушла. Вот такие странные у нас отношения. Мы говорим на взрослые темы совершенно спокойно уже около двух лет. Я на неё не злюсь – никакой матери не понравится, если сорокалетний (или около того) мужик клинья подбивает к её пятнадцатилетней дочери. Но всё же не хотелось с ней общаться сейчас…

***

Мама приезжала в пятницу, а в понедельник утром заявился отец. Тогда мне сразу стало ясно, что мама ему рассказала всё, что знает сама, и начался кипиш! Потому что иначе он не приехал бы. Уже уезжая в Центр, я знала, что мама приедет через две-четыре недели, а папа, скорее всего, ко дню рождения – в конце октября. Поймите меня правильно, отец он хороший. Он всегда был ко мне добр, но не слишком. Ему нельзя было сесть на шею и вертеть им, как хочешь, но и поощрять любые мои начинания и победы он не забывал. Он занимался со мной с раннего детства, разговаривал, учил и воспитывал, баловал и помогал советами. Даже после развода с мамой он частенько звонил, приходил, периодически дарил подарки и приглашал в кафе или в кино. В общем, он не из тех отцов, кто забивает на своих детей. И не из тех, кто после развода перестаёт с ними общаться, будто они вдруг перестали быть его детьми. Как отец он идеален! Разве что, у него не всегда было время, но он всё равно старался его выкроить для меня. Я точно знаю, что если у меня будут серьёзные проблемы, то он пригонит с другого конца света, даже если там война и без него все помрут! Но просто так гонять каждый месяц сюда он не стал бы – достаточно и звонков. Он не из тех, кто будет навязывать свою заботу. Это материнская участь – ведь это мама всегда и еду тебе на работу приготовит и вещи постирает, зашьёт дырки в одежде, даже если ты здоровый сорокалетний лось!

Папа младше мамы на два года и старше Уилла на четыре. Не качок, но подтянутый, высокий и красивый мужчина. Даже смазливый. Короткие тёмно-русые волосы. Он из тех людей, кто может сойти как за тридцатилетнего, так и за сорокалетнего мужчину. Если видеть его со спины, то можно решить, что ему тридцать лет. Но на лице и в глазах-хамелеонах читался возраст. У него нет каких-то, не знаю, как сказать… старческих замашек. То есть он – энергичный, весёлый и молодой душою, и, думаю, он останется таковым ещё многие годы. В повседневной жизни носит джинсы и кожаные куртки. Так и сегодня, он был в джинсах, кожаной куртке и кроссовках. Ещё до начала занятий я получила от папы смс с просьбой подойти в центральный сквер. Когда я прошла через врата, то увидела его с Уиллом неподалёку. Они что-то оживлённо и весело обсуждали.

Я подошла к отцу со спины: Уилл замолчал первым, кивнув на меня. Папа меня приобнял, поцеловав в висок.

– Ты чего приехал? – спросила я не грубо, как могло бы показаться.

– Ну, – отец пожал плечами. – А что я не могу навестить дочку?

– Нет. Ты приезжаешь, только если что-то случилось.

– Не только, – слегка оскорбился он.

– Ещё если я тебя попросила. И по праздникам. У меня день рождения только в конце месяца… – Я придирчиво пригляделась к отцу. – Ты перепутал день? Или меня спутал… со своей внебрачной дочерью.

Поводив языком по щеке, отец саркастично чавкнул.

– Смешно, – сказал он с каменной физиономией. Я уставилась в небо, беззвучно смеясь. – Это мамины шуточки, – фыркнул папа, разъясняя ситуацию полковнику. – Из серии – у тебя по одному ребёнку на каждый месяц.

– Коллекционер, – хохотнул полковник. Отец саркастично закивал. – Вы поэтому… разошлись?

– Отчасти, – причмокнул отец, кивая. – Для развода, как правило, нужно несколько причин. Так вот я частенько чувствовал себя чужаком в своём доме. Поскольку моя жена редко звала меня по имени…

– А как, интересно, она тебя звала?

– Ну, типа… «Эй, сосед? На тебя ужин готовить?» – Уилл прыснул, смеясь про себя. – Ещё она звала меня «попутчиком», «гостем»… в общем, своими кличками Шен пыталась намекнуть мне на то, что я – нечто непостоянное в её жизни. А ещё… – заговорчески прошептал отец, поддавшись немного на Уилла. – Мне кажется, что она меня одурманила и украла моё семя.

Уилл надулся от беззвучного смеха, в то время как я иронично покачала головой, косясь на папу.

– А что? Мы ведь с ней оба были под временной стерилизацией! – настоял папа. Данной процедуре поддаются все агенты Укуса при поступлении в Центр. Это что-то вроде прививки, защищающей от незапланированной беременности и некоторых венерических заболеваний. Её надо периодически обновлять, но агент всегда может отказаться от ревакцинации или же попросить снятия стерилизации, чтобы завести ребёнка.

– Если ты был стерилизован, то начерта ей твоё семя красть? – не понял Уилл. – Она могла снять свою стерилизацию и забеременеть от кого угодно.

– Вот! – радостно тыкнула в Уилла пальцем отец, отчего тот даже вздрогнул. – Видишь? – обратился ко мне папа. – Я ведь говорил, что так любой человек подумает, не только я!

Я устало закатила глаза, качая головой:

– Сколько можно уже? Ты говоришь об этом заговоре последние десять лет! Ты так часто говоришь об этом, что я провела тест ДНК два года назад!

– Параноик! – выдал Руссо, заржав.

– Твоя стерилизация была недействительна на момент зачатия! – доказывала я.

– Да, но я до сих пор не понимаю – почему! – завёлся отец. – Я ведь рассказывал тебе о том, как прошло твоё зачатие?

Уилл ошарашенно вытаращился на мужчину.

– Хоть и, это ненормально, – протянула я, – но да…

– Твоя мать напоила меня! – снова начал рассказывать отец. – Потом привязала к кровати и насиловала все выходные! Эти дни для меня прошли в тумане! Она там много чего делала и вполне могла снять мою стерилизацию в процессе…

– А ничего, что две недели надо ждать после снятия? – спросила я. Уилл хохотнул, прикрыв рот рукой и поглядывая на отца исподлобья. Тот недовольно скривился, почесав кончик носа.

– Ну, значит! – вскинул папа рукой, – она просто подгадала время! Уже через неделю она сказала, что беременна! Это вообще нормально? Разве плод не две недели формируется?!

– Это тест на беременность только через две недели показывает, – сказал Уилл. – Но женщины могут чувствовать это уже через сутки.

Отец недовольно чавкнул, косясь на Руссо. Я же уставилась на папу косо, ведя бровью. Глядя на нас поочерёдно, Уилл предположил:

– Я процитировал Шеннен, да?

Отец обречённо закивал.

– Ясно, – посмеиваясь про себя, резюмировал полковник. – Ладно, я вас оставлю одних…

Он быстро смылся, хоть и я ещё долго чувствовала, как он оглядывается. Как только он нас покинул, я отступила от папы и скрестила руки на груди:

– Мама тебе рассказала.

– Не просто рассказала, – брезгливо произнёс отец. Расправив грудь, он спрятал руки в карманы куртки. – Она мне звонила и что-то непонятное фырчала в трубку. Ты ведь прекрасно знаешь, что я всё ещё продолжаю разъезжать по заданиям, несмотря на руководящую должность. Так вот, она звонила, когда я был на задании. И меня чуть было не пристрелили! А потом она нашла меня лично – пришла ко мне домой, истерила, слюной плевалась… – отец подзавис с кривой физиономией прокручивая в голове те тяжелейшие воспоминания.

– Ну, она тебя хоть не изнасиловала? – брякнула я.

– Изнасиловала! … Морально. И очень качественно! Все выходные она тебя ждала, звонила мне каждый час и сообщала о своей стремительно прогрессирующей паранойе. Если честно… я в шоке. За всё время совместной жизни с ней, я её такой не видел. И вдруг понял, чего развёлся…

– Мама подала на развод, – напомнила я.

– Так поэтому!

– Потому что истеричка?

– Да.

Я фыркнула, папа издевательски заржал.

– Знаешь, вот мама про тебя ничего плохого не сказала, когда приезжала.

– Ну… – он пожал плечами, – на то она и мама. Женщины гораздо воспитаннее мужчин. Она дома сидит и куклу Вуду делает с моей фотографией, а на людях говорит, что я хороший.

Я беззвучно засмеялась, саркастично кивая.

– У мужчин – всё иначе. Мы говорим, что думаем, а наедине с собой стараемся не думать в принципе. Чтоб лишние мысли не улетели.

– Ясно, – причмокнув, закивала я. – Так чего ты приехал? Мама отымела тебя в мозг, и ты решил отыметь теперь в мозг и меня?

– Ну, да! – выдал папа, морща лоб.

– Но мама ведь и со мной это проделала! Выходит, что мне с двух сторон достаётся! А у меня даже нет кота, на котором я могла бы оторваться!

– Ну, эм… дорогая, чего же ты хотела? Ты ведь самая младшая в семье – тебе всегда будет больше всех доставаться.

Поведя бровью, я уставилась на отца. Он поджал губы, отведя взгляд в сторону. Постепенно его стало распирать изнутри, но он держался и не смеялся в голос.

– Зашибись! – фыркнула я. – Ладно, давай – начинай. Расскажи мне, что я несовершеннолетняя, а Уилл – твой ровесник. И не забудь сказать, что он – повеса. И то, что всем мужикам от меня только одно надо. И что я развита не по годам, выгляжу и думаю, опережая свой возраст, что делает меня в глазах мужчин женщиной, а не подростком.

Отец поводил языком по щеке, глядя на меня. Потом он окинул меня взглядом полностью.

– Знаешь, что? – произнёс он вдумчиво. – Я вижу, разговоры не имеют смысла. Я просто пойду к Элисон и попрошу перевести тебя в другой Центр подготовки. В Калифорнии не один Центр, в конце концов!

Я ошалело вытаращилась на него, отчего папа заметно повеселел, мол, ты думала – мне крыть нечем, а я вот какой сообразительный!

– Совести у тебя нет! – выдала я. – Ничего, что я уже привыкла к преподавателям и отморозкам этим – своим одноклассникам?!

– Ничего, знаешь ли. Мобильность – одно из обязательных качеств шпиона.

– Я не буду шпионом! – взбунтовалась я. – Вообще не пойду по вашим стопам! Я буду сидеть в центре разработок, мастерить оружие массового поражения! Как и полагает депрессивному интроверту! Все умрут, а я останусь!

Отец постарался сдержать смех и сначала прыснул, но потом всё же не выдержал и заржал. Я цокнула языком, решив ничего не говорить.

– Тебе нужно учиться, а не это самое… – отец зашевелил брезгливо пальцами руки перед собой. Я скривилась, поглядывая на его руку и на мужчину – непонятливо. Тогда папа психанул, вскинув руками и спрятав их в карманы. – Я вообще не знал, что тебя всё это интересует! Полагал, что если у тебя не было переходного возраста, то, видимо, и гормональный фон отсутствует.

– Такого не бывает!

– Раньше я полагал, что и таких как ты, девочек, не бывает. Но сюрприз!

Я выдохнула, промолчав. Отец тоже некоторое время ничего не говорил.

– Мама сказала, что ты в него влюблена.

– И что? – кисло отозвалась я. – Это, скорее всего, просто подростковое увлечение! Чего вы раздуваете из мухи слона?!

Отец изогнул брови. Его явно шокировала моя реакция. Хоть и он меня давно знает, можно сказать – с рождения, но никак не может привыкнуть к моей возможности мыслить слишком уж трезво. Я думала не эмоциями, как полагает подростку и женщине.

– Слушай, – вздохнул он. – Я доверяю и тебе и Уиллу. Я его знаю: он немного…. В общем, сложно объяснить. Просто в жизни случается всякое. Не всегда всё идёт по плану. И порой лучше перестраховаться. Поэтому я и предлагаю тебе перевестись в другой Центр – просто чтобы тебя ничто не отвлекало от учёбы.

– Нет, – категорично отозвалась я, на что отец раздражённо цыкнул. – У вас с мамой крыша протекла! И меня припадочной сделать хотите? Не выйдет! Хватит накручивать себя. Даже если я к нему что-то чувствую – во-первых, никто из вас и даже я сама над этим не властен. А во-вторых, это всё не значит, что у нас с ним что-то будет. Мы просто иногда разговариваем и всё!

– Мужчины, знаешь ли, редко думают верхней головой…

– Опять – двадцать пять! Мы люди или животные?! Вы с мамой выставляете мужиков такими, словно бы эволюция мимо них проходит! И вот здесь всех! Всех, а не только женщин! Учат контролировать свои эмоции. Но при этом даже лучшие агенты Укуса являются тупыми животными?! Что, мужчины не способны контролировать своих хорьков?!

– Способны! – отец распсиховался, как и я, и как-то само собой получилось так, что мы скандалили посреди сквера. Не сильно громко кричали, стараясь сдерживать громкость, но весьма взбаламучено спорили. – Но иногда всё выходит из-под контроля. Это сложно объяснить, но он, – указал отец на свой пах, – порой реально разговаривает! И срать он хотел – сестра перед нами, дочь друга, да хоть мать родная! И порой, когда он говорит, его невозможно заткнуть, и мозг отключается! Так вот и появляются все эти истории, мол, «Я не знаю, как это произошло». Женщины думают, что мы – козлы, а мы просто реально невменяемые! – замахал он нервно пальцами у виска. – И действительно не понимаем, как всё случилось!

Я изогнула брови, уставившись на папу. Он впервые так откровенно говорил мне о мужских заморочках. Наверно ему просто надо было высказаться, после всего того, что с ним мама сотворила. Поскольку после этого срыва, он стал заметно спокойнее.

– У меня занятия через пять минут, – оповестила я отца, поглядывая на часы, закреплённые на центральном здании. – А вы с мамой угомонитесь – всё под контролем. Ясно?

Отец уставился на меня, с лёгкой толикой возмущения.

– И не смей даже промышлять о переводе! – пригрозила я ему. – Не то я уже назло соблазню там какого-нибудь преподавателя!

Отец вытаращился на меня, раскрыв рот, а я засмеялась. Приблизившись к нему, чмокнула в щёку.

– Всё, пока. Успокой маму, и не суетитесь!

Глава 3

19 октября 2002 года…

Я пробегаю по пустынным улицам академии – по городку с особой атмосферой. По ночам здесь тоже хорошо, но всё же существуют источники шума, совсем другое дело – раннее утро. Сейчас, в пять утра, на осенних улицах академии было просто прекрасно. Тихо и спокойно, не холодно и не жарко – идеально. Опадала листва с многочисленных деревьев, и всё чаще лил дождь – он прошёл буквально час назад, и улицы дышали прохладной влагой. Я пробежала меж корпусов и сквозь центральный сквер. Свернула направо и побежала вдоль ограждения по пояс, расположенного вдоль пустынной и широкой дороги. Через дорогу находился высокий забор из сетки Рабица, ограждающий базу подготовки. В пределах академии ещё никто толком и не проснулся, а если будильники преподавателей и прозвенели, то они не покидали свои комнаты. А вот на базе подготовки уже было некое подобие жизни. Общий подъём в академии в восемь утра, а на базе подготовки – в шесть. Начальство просыпается на час раньше в обоих «мирах». Чего уж греха таить, я стала бегать по утрам именно в это время конкретным курсом – вдоль дороги меж двумя «мирами», чтобы натолкнуться «ненароком» на полковника. Хотя бы даже просто увидеть его издалека, а если повезёт, то и поговорить. Судя по всему родители не угомонились, а может, в первую очередь, они говорили и не со мной, но то что полковник перестал ошиваться в пределах академии, после того как мама с папой меня навестили, – факт. Я вовсе не злюсь на родителей, да и не привыкла плеваться слюной в адрес «шнурков», мол, не суйтесь в мою жизнь. Сама бы на их месте, наверно, разнервничалась. Двадцать два года разницы. Ему начали продавать алкоголь, когда я праздновала свой первый день рождения. Когда я училась писать, Уилл подписал контракт с армией. Всё это… даже мерзко в какой-то степени. И в то же время весьма трогательно – будто я была рождена для него, я росла для него. Я всё понимаю…. Но что же тут поделаешь, если накрыло давно? Если тянется душа. Если это всё не просто так! Я не пропагандирую неравные отношения, но из любого правила есть исключения, в конце концов! Я подобна женщине, запертой в теле юной девушки, и это – не просто слова. Пусть Уиллу под сорок, но и он молод душой и не просто не выглядит старым – его таким не назовёшь во всех отношениях. Но люди успешно вешают ярлыки: извращенец, педофил, Лолита. И где-то там живут геи, лесбиянки, девственники. Одни ярлыки кругом, и люди с этими ярлыками обязаны поступать так, как велят им другие, воспитанные теми же ярлыками. Я понимаю абсолютно всё… и не понимаю ничего! Хотелось бы изменить этот мир, перевернуть его с ног на голову, подойти к каждому человеку и сорвать с него ярлык! И подойти к тем, кто навешал эти ярлыки, залезть им в голову и всё там перевернуть! Хотелось бы сделать всё это, но станет ли проще жить? Почему люди вешают ярлыки? Потому что если есть исключение из правил, то где же граница? Где граница между эротикой и порнографией? Между извращением и нормой? Люди вешают ярлыки, ведь им так проще жить. Ярлык понятен и логичен, мол, вот так нельзя и точка! И неважно, какие там обстоятельства. Вот только… каким бы правильным ты не пытался быть, тебя будет за что осудить. Гей ты или натурал, извращенец или сноб. Пока ты, гетеросексуал до мозга костей, осуждаешь отношения тридцатисемилетнего мужчины с пятнадцатилетним подростком, я осуждаю тебя за то, что ты слишком откровенно целуешь свою невалютную проститутку в торговом центре! Ведь в какой-то степени все женщины – проститутки, а мужчины – повесы. Она не берёт с тебя деньги за секс? Но ты покупаешь её всё равно – вниманием, словами, подарками. В этом мире нет совершенства и нет правил, по которым действительно стоит жить. В этом мире всё неправильно, все мы для кого-то плохими можем быть, что бы мы ни делали…