Текст книги "Не очень драматические пьесы. Повести и рассказы"

Света: – Вас всех послушаешь, так старикам лучше выходить в открытый космос, чем на пенсию.

Демонстративно встаёт, уходит. Появляется Алла с аккордеоном в руках.

Алла: – Здравствуйте, жильцы! Как было сказано в одном хорошем кино – человек поёт тогда, когда ему хорошо. Сима! Уверяю вас – с пропажей вашей Найды жизнь не останавливается! Умейте радоваться жизни, чтобы ни случилось. Для того, кто не умеет радоваться жизни, время пребывания на земле проходит быстрее! И еще: никогда ничего не откладывайте на потом! Нам всем, жильцам этого нескучного социального жилья, уже много лет. Нам столько лет, что откладывать уже некуда. Да и вообще – кто откладывает свою жизнь на потом, сам ворует у себя. Живите и радуйтесь сегодня! Пусть даже кто-то посмеётся над вашей способностью просто радоваться дереву эвкалипту, синим волнам на море, дождю, солнцу, улыбке ребёнка!

Лёня (перебивая): – Точно замечено! Я бы предпочёл, чтобы надо мной смеялись, чем плакали надо мной!

Алла: — Завтра у нас будет радость! Завтра в Теплом доме встреча с Дмитрием Аркадиным! Кто его не знает, объясняю: он пишет! Прозаик! Вход бесплатный!

Виктор: – Пишет про заек?! О! У меня начинается мигрень! (Хватается за голову) Среди нас таких нет, кто в детство впал! Одна радость – вход бесплатный! Я бы себе этого не простил – сказки про заек слушать за деньги!

Алла: – Виктор! Не сказки про заек, а человек писатель – про-за-ик! Жанр литературный такой. Очень интересный писатель! Его книга в России даже была выдвинута на соискание Ленинской премии, которая присуждалась всегда ко дню рождения Ленина. Но автору не повезло. Пока раскручивали его имя, дни рождения Владимира Ильича перестали отмечать, Ленина не зауважали, а вместе с ним и автора. Он обиделся – укатил в Израиль. И правильно сделал! В Израиле сегодня эта книга – бестселлер! В общем, завтра у нас радость – встреча с писателем!

Алла играет что-то очень знакомое публике, песню ретро 60-х.

ЗАНАВЕС

Юрий сидит на балконе, в своём кресле. Задрав ногу, неумело перебинтовывает её несвежим бинтом. Даётся ему это тяжело, когда отдыхает, подносит к уху телефон, сосредоточенно ждёт звонка. За спиной хлопает дверь, входит Тимур.

Тимур (удивленно, с тревогой в голосе, складывая в угол пакеты с продуктами): – Папа, что случилось? Что с ногой?

Юрий (виновато улыбаясь): – Ничего страшного. Могло быть и хуже. Не обращай внимания, уже всё прошло.

Тимур: – А что было? Папа, скажи, что произошло?

Юрий: – Да понимаешь, вдруг приспичило на свежий воздух. В массы, к людям, что сидят у входа внизу. Да забыл, что съезда для моего двухколесного танка нет. Так грохнулся с высокого бордюра! Перевернулся аккурат на левую ногу. Кажется, сухожилие потянул, да гематома образовалась. Ерунда, одним словом! Только побаливает немного.

Тимур: – Как ты мог забыть про опасный спуск! Почему поехал без мамы? Ну, я этой вашей Александре устрою весёлую жизнь! Хватит! Верить больше их обещаниям не буду!

Юрий: – Я тебя прошу, не вмешивайся! Сами разберёмся. Лучше расскажи, как ты, как дети? Асма дома, на работе, как она?

Тимур: – Дома всё в порядке. Про Асму, я тебя прошу, ни слова. Всё у неё замечательно. Лучше скажи, компресс ноге тугой сделал, смазал ушиб чем-нибудь? Может, врач нужен?

Юра: – Ничего не надо! Уже лучше. Успокойся, присядь. Я хочу с тобой обстоятельно поговорить. Почему про Асму ни слова? Что происходит у вас?

Тимур: – Папа, помнишь: «Важней всего погода в доме. А остальное ерунда». Погоды в доме нет. У Асмы своя жизнь, у меня своя. Единственное, что радует – дети накормлены. Мама же занята своей карьерой и подругами.

Юра: – А ты хотел, чтобы она занималась мужиками?

Тимур: – Да ради бога! Это убедительная причина для развода. Но у меня к ней свои счёты.

Юра: – Всё-таки о разводе думаешь! Да, сынок, я предупреждал тебя, чуяло моё сердце. Мало русских девочек было вокруг? Но ты и слышать ничего не хотел! Не слушал ни меня, ни маму!

Тимур (нервно): – Папа, или мы меняем тему, или я ухожу! Я сам во всём разберусь!

Юра молчит, потирает ногу, деланно морщится, постанывает. Жалостливо смотрит на сына. Тимур обращается к отцу, доставая и складывая на столике продукты.

Тимур: – Я тут недавно, батя, вспомнил, как я ещё школьником был, и ты взял меня на рыбалку.

Юра: – Это когда мы ходили на Крутую Балку? С тобой мне всегда везло! Четырёх лещей я тогда подсёк. Настоящий улов тогда был!

Тимур: – Я сейчас не про улов, батя. Я про то, как заигрался и свалился с этой балки. Помнишь, упал, распорол острой ракушкой пятку? Кровищи было! Ты страшно напугался, но не запаниковал, оторвал от рубашки рукав, мастерски перевязал, туго перехватил ногу выше лодыжки и остановил кровь.

Юра: – Двенадцать километров нес тебя на загривке к сельскому доктору. Последними словами клял себя, за то, что не увидел, что ты взбираешься на утёс.

Тимур: – Глубокий шрам на пятке до сих пор остаётся для меня приятным воспоминанием, свидетельством твоей отцовской теплоты и нежности. Как давно это было! Как всё переменилось! И теплота, и страна, и мы другие.

Юра: – Нет, всё возвращается, сынок! Это у меня сейчас колото-резаная пятка, и ты меня тащишь с той же рыбалки. Страна может быть другая, но вот ты заскочил к старику, и твой приход для меня лучше всякого лекарства. И Израиль роднее.

Тимур: – Честно скажи, болит тебе сильно? Может, надо ногу врачу показать, массаж, может, нужен?

Юра: – Не надо ничего, Тимурчик. У меня из головы не идут твои отношения с супругой. Про внуков думаю. Почему ты не приводишь их к нам?

Тимур: – Батя, о себе думай, о здоровье своём. О маме думай. С внуками всё в порядке. День у них начинается с «бокер тов», «аба, дай кесеф и бай». Школа, пацаны, компьютер – и ни слова по-русски. Дерьмовый я родитель. Времени на них у меня практически не хватает. Ни у меня, ни у неё. А у них нет времени на вас. Но вы с мамой их ждите, придут как-нибудь.

Юра: – Придут, конечно. Когда деда вперёд ногами потащат. Времени мало осталось. Прошу тебя – придите вместе. Бабушка сырники им сделает, пальчики оближешь! Не арабский фалафель – малафель! А я им русские книжки почитаю.

Тимур: – Приведу обязательно! Может на выходные, если у компьютера их отобью. (Подошёл сзади, обнял отца за плечи) Смотрю на тебя и думаю порой, что так было испокон веку – человек всегда страдал больше всего от тех, кого больше всего любил. Это точно о тебе! Прости, отец, меня и не обижайся!

Юра: – Времени на обиды уже нет. Согласия бы достичь хоть немного. Что же мы живём как на вахте: сдал, принял, пришёл, ушёл. Семья наша осталась только на черно-белых фотографиях.

Тимур: – Да, батя, самое ужасное, что с этим надо согласиться. Помнишь, ты мне читал, когда я в третьем классе ангиной болел.

 
«Я – маленький, горло в ангине.
За окнами падает снег.
И папа поёт мне: «Как ныне
Сбирается вещий Олег…»
 

Юра (заморгав глазами): – Ты помнишь? Помнишь эти строчки? Сынок, это Самойлов. У тебя температура тогда была, а я наугад открыл книжку и не читал, а пел, как колыбельную, чтобы ты уснул. (Закрыл глаза рукой, читает):

 
Я слушаю песню и пла́чу,
рыданье в подушке душу́,
и слёзы постыдные прячу,
и дальше, и дальше прошу.
 

Тимур (подхватывает, читают вместе):

 
Осеннею мухой квартира,
дремо́тно жужжит за стеной.
И плачу над бренностью мира,
я – маленький, глупый, больной.
 

Прочли, замолчали.

Тимур (взял отца за руки): – Мне пора, батя, поставь галочку – четверг, сын явился. Жаль, мамы не дождался. Поцелуй её за меня. Продукты сложи в холодильник.

Юра: – Ты же знаешь, где её носит! Подрабатывает она – старушку выгуливает по четвергам. Выровняй по ранжиру свои отношения с Асмой, как старый солдат тебя прошу! Сделай погоду в доме! Мужик разводится – это белый флаг! Позорное отступление, проявление слабого характера и мальчишество!

Тимур: – Правильно, батя! На войне как на войне. Тут важно, кто её объявил. Она! И на своём убогом марокканском языке! Но только всё у нас будет, как говорят по-русски, «аколь беседер, отец!» Береги ногу, Сеня! Помнишь советское кино? Хорошо посидели.

Обнимает отца, выходит. Юрий сидит в глубокой задумчивости. Долго сидит. Потом с отвращением резкими движениями руки разматывает ногу, бинт швыряет на пол, шепчет ругательные слова.

Юра: – Кончен бал, погасли свечи. Давайте занавес! Старость это когда с протянутой ногой сидишь в ожидании запоздалой милостыни. Ты получил её. Греми алюминиевой кружкой и вон со сцены!

Тимур выходит из дома после напряженного разговора с отцом, садится на лавочку, закуривает. Появляется Лена.

Лена: – Так часто встречаемся под крышей этого дома, но никогда не видела вас курящим.

Тимур молчит, курит, сосредоточенно о чём-то думает.

Лена: – Я вам не мешаю? О чем вы думаете?

Тимур курит, молчит, долго смотрит на Лену, не сводит с неё глаз.

Лена (в сторону): – Прямо Сократ какой-то. Господи, как одиноко! Говорят, кризис возраста. У меня тяжелей. У меня кризис с матерью. (Задумавшись) Мы молоды, пока наши мамы живы. Боже мой, что её ждёт? Что ждёт нас всех?

Тимур (неожиданно): – Рабат. Капабланка и тажина на берегу моря! Как вам это нравится?

Лена: – Пружина? Какая пружина? Вы о чём?

Тимур: – Не пружина, а тажина. Это курица по-мароккански с грушами и черносливом. Вы спросили, о чём я думаю. Я вам отвечаю. Про тажину думаю, будь она неладна! Гори в огне её марокканская кухня! (Ловит ленин недоумевающий взгляд). Ничего, собственно, против её кухни не имею, но на этой кухне дети мои, например, «Двух капитанов» никогда не прочтут! А я в их возрасте как Кавериным зачитывался! Или рассказами Гайдара, или повестями Александра Грина!

Лена: – Ничего не понимаю! Чья кухня! Почему будь она неладна? И при чём здесь Каверин?

Тимур: – Кухня Асмы. Асма – это жена моя, родом из Марокко. Детей наших лепит по своему образу и подобию. Дома русский язык табу! Запрещает им говорить со мной по—русски. Рассказы Толстого, мой подарок старшему ко дню рождения, сожгла. (Медленно, зло, по слогам) Не-на-ви-жу!

Лена (в изумлении): – Это вы так о жене? Банальный вопрос: где ж вы раньше были? Куда смотрели?

Тимур: – На её гладкую смуглую кожу смотрел, в глаза чёрные, волосы густые шикарные. Одалиска из восточных сказок. Но сказка быстро закончилась. Сказка с отвратительным концом получается! «Ата руси не состоявшийся, мамзер несчастный!».

Лена: – О, Господи, какие эпитеты! Но бывает. От любви до ненависти – только шаг. Любовь же ваша, наверное, не мороженое! Любовь не растаяла, сохранилась?

Тимур: – От эскимо осталась одна красивая обёртка. Липкая, как лента для мух. Вот я и влип. Но сил и воли достаточно! Освобожусь! Не такие были штормы, а мы плыли на спине! Переживём! Марокканская грелка растопила мою любовь.

Лена: – Как вы так можете о своей жене? Уважайте её хотя бы немного! Она мать ваших детей! Вашу неприязнь вы должны переболеть. Поговорите с ней обстоятельно, приласкайте, объясните, что дети могут расти в атмосфере уважения к двум разным культурам. Не настаивайте на всём русском. В конце концов, они – израильтяне.

Тимур: – Вы тоже Асма. Один к одному Асма.

Лена (с негодованием и удивлением): – Я? Я астма? Какая я вам астма? Сами вы холера! Чем это я заслужила такие слова от вас? Просите прощения! Вы слышите? Немедленно извинитесь!

Тимур (встаёт, подходит вплотную к Лене): – Простите меня, Леночка! Простите сто раз! Но я сказал не «астма», а «Асма». Вы не расслышали. «Асма» в переводе с арабского – «высокая». Вы высокая. Только этим вы похожи на мою жену, и ничем больше. В остальном вы с ней – как эскимо на палочке. Вы эскимо на палочке, а Асма на палочке, но не эскимо.

Лена: – Тимур, и вы меня извините. Наговорила вам страшных болезней сгоряча! Но думаю, какой же плохой должна быть супруга, чтобы заслужить такое сравнение!

Тимур: – Я сейчас совсем не о ней. Она не стоит большого внимания. Я о вас. Вы другая! Как вам объяснить? Может, это прозвучит высокопарно, но я смотрю на вас, как художник, стоящий перед красавицей. Он боится её рисовать. Что бы ни вышло из-под его кисти, он не будет доволен портретом. Знаете, почему?

Лена: – Почему?

Тимур: – Потому что его переполняет страх никогда не дотянуться до её чистоты. Страх несовпадений. Рядом с ней он чувствует себя… как бы это сказать… короче, не стоящим её.

Лена (перебивая): – Вы меня переоцениваете. Не такая уж я пушистая. Я далека от того, чтобы быть кому-нибудь примером. Плохая дочь, для своей же Юли – вечно занятая мама.

Тимур: – Это, поверьте мне, не самое великое зло. Можно, я договорю? Лена, я не художник. Меня хватит только на признание. Давно хотел вам сказать – вы мне симпатичны. Очень симпатичны. Сказку можно изменить – выходите за меня замуж.

Лена: – Что? Вы точно заболели! Как вы себе это представляете? Как я могу так скоропалительно влюбиться в вас?

Тимур: – Не плывите, Леночка, как все по течению. Когда все плывут по течению, трудно узнать, кто же плывет по собственному желанию.

Лена: – Всё время думаю о маме. Сколько ей осталось? А ей кружит голову воображаемый успех на сцене театра! Ей не важно, Костромской это театр, или театр на Бродвее. Если бы она только знала, как она далека от всего этого, от того, что составляло большую часть её жизни, пока она была молода и здорова.

Тимур: – Я всё знаю про вашу маму, вижу её всегда в образе Анны Карениной с мобильным аппаратом возле уха. Так альпинист, не знающий, что угасает, боится проспать сигнал ракеты перед восхождением на Эверест. Как бы мне хотелось помочь вам.

Лена: – Мамина ракета уже погасла. Охваченная фобией актрисы нарасхват, она навсегда осталась у подножия гор.

Тимур: – Моя мать тоже вся во власти прикованного к инвалидной коляске отца. А тут ещё я со своими семейными заморочками. И тогда для неё нет ничего важнее, как накормить всегда голодного в кавычках сыночка борщом со сметанкой! Это, по её уразумению, ключ к его сердцу!

Лена: – Какой вы привередливый! Вам не угодить. То вам курица по-мароккански плоха, то борщ со сметаной.

Тимур: – Пусть лучше будет, что не с кем поесть, чем ежедневно кушать тажину! Я ещё могу понять, когда два человека не слышат друг друга, потому что говорят на двух разных языках – один на русском, другая про тажину из курицы, но чтобы мать не понимала своего сына! Это угнетает больше всего.

Лена: – Я как-то видела вас с вашим старшим мальчиком, когда вы забежали к родителям, навьюченный, как верблюд, сетками. Никогда бы не подумала, что его мама марокканка. Он напомнил мне мальчика Кая. Вдруг всплыли в голове картины из детства. Я, когда была в его возрасте, плакала безутешно. Даже родители перепугались. Так мне было жалко Кая!

Тимур (простодушно): – Кая? Какого Кая?

Лена: – Сейчас смешно вспоминать! Мальчик Кай из «Снежной королевы». За что она заперла его среди ледяных стен и заставила сложить изо льда слово «вечность». Я так ревела! Вам не передать.

Тимур: – Мне порой кажется – и особенно сегодня – что в этом приюте бывает холодней, чем во дворце королевы. Обитатели его складывают слово, ужаснее слова «вечность». Слово «забвение».

Лена (продолжает): – Но самое поразительное, что Юлька, так же, как и её мамочка когда-то, плачет сегодня, читая ту же сказку!

Тимур: – Действительно, Леночка, полюбить меня скоропалительно тебе будет нелегко. А потому отпускаю тебе семь вечеров.

Лена (улыбаясь): – О! Как много! Пропасть времени! Но почему только именно семь?

Тимур: – Потому что я сказал ей вчера, что буду подавать на развод и рассчитываю через неделю поменять адрес жительства.

Лена: – Переедете сюда, к родителям?

Тимур: – Нет, не к родителям. К родителям мы будем ежедневно приходить в гости с цветами. Какие цветы любит твоя мама?

Лена: – Мама любит розы. Ей её поклонники всегда дарили розы.

Тимур (глядя на Лену, обнимая её за плечи): – Скажи, Леночка, а какие цветы любишь ты? Я устелю ими тротуар, по которому мы с тобой пойдем, как жених и невеста.

Лена: – Я люблю хризантемы. Растут ли в Израиле хризантемы? Я не знаю. По-моему, они мне тут не встречались ни разу. Вам они не попадались?

Тимур целует Лену. Долгий поцелуй. Неожиданно появляется Александра. В руке соломенная мужская шляпа, палка и знакомый транзистор. Кладёт вещи на край скамейки.

Тимур: – Чьи это вещи, простите?

Александра: – У нас в нашем доме не принято расспрашивать ни о чём и ни о ком. Не спрашивайте ничего.

Лена (горько улыбаясь, печалью смотрит на шляпу, едва гладит её ладонью. Шепчет): – Не плачь, потому что это закончилось. Улыбнись, потому что это было. (Объясняет Тимуру) В этом доме до недавнего времени жил дедушка Яков Израилевич. Через программу «Жди меня» его нашли пятеро детей, шестеро внуков и четыре правнука. Все они живут в разных странах. Так дедушка бросил в эту шляпу четыре бумажки с названиями стран, вытащил Канаду и теперь гостит у младшего внука. А нам на память оставил шляпу и палочку.

Тимур: – Эх, счастливый старик! Благодаря внукам, сколько стран ещё увидит.

Лена: – А Семён Ефимович оставил нам на память транзистор.

С улицы появляются Неля с дипломатом в руках и Оксана.

Неля: – Здравствуйте, господа. Я не прозевала питы? Виктора ещё не было? Ладно, сейчас не об этом. Я бы хотела в который раз обратиться к Александре. Уважаемый домком! По-моему, от моих записок вот-вот развалится наша деревянная стена плача, то есть ящик заявок и просьб. Но потолок мой от этого не перестаёт течь! С каким страхом, с каким ужасом я жду первого дождя! Сейчас, пока только капает, я обхожусь двумя тазами и одним ведром. Какие будут потоки воды, когда начнётся сезон дождей?! У меня столько посуды нет!

Александра (невозмутимо): – У вас нет посуды? Что же вы молчите? Ничего страшного. Мы вам поможем. У меня есть пятилитровая бадья – я подарю её вам. Какие проблемы?

Неля: – Не надо мне вашей бадьи! Пришлите рабочих исправить текущий потолок! С него беспрестанно капает!

Александра: – Прислать пока некого. Слесарь Григорий в настоящее время занят покраской фасада нашего дома. Фасад – это визитная карточка жилья. Тем более, что я добилась регистрации, и дом наш включается в борьбу за дом высокого обслуживания. Вот победим, и появятся средства и на ремонт, и на дорожку для инвалидных колясок, и на дополнительные кондиционеры, и на то, чтобы ни у кого из кранов ничего не капало.

Татьяна: – Весь этот дом высокого образца вместе с его атаманшей надо закатать в нашу местную стену плача.

Александра: – Вам, Неля, не угодишь! Предлагаешь вам посуду – вам не надо. Говорю вам – пришлите письмо по э-мейл – вы не слышите. Может, в ящике заявки есть, но я их не видела. Давайте так – начнутся дожди, проставьте число, когда он пошёл, сфотографируйте места, из которых течёт. Предоставите мне фото, я покажу, кому надо, и будем принимать меры. А пока дожди не начались, почему бы вам не обратиться в электорат вашей партии? Они обязаны помочь вам – активному члену! Хоть будете знать, за что платите членские взносы!

Оксана (неожиданно торжественно):

 
– Средь русских членов не одна ты!
Нам важен новых сил приток!
Пусть будут в Кнессете мандаты!
А вы тут нам про потолок!
 

Неля непонимающе смотрит.

Неля: – Это кто – «мандаты?» Это вы мне? Это что такое вообще?

Оксана: – Вам, а кому же еще! Пою романсы вашему потолку.

Неля (с возмущением): – Ну, знаете что?! Я об этом вас не просила!

Тимур: – А вы, простите, кто? Что-то я вас не знаю. На мои компьютерные курсы вы не ходите.

Неля: – Мне некогда заниматься подобными глупостями. Позвольте представиться – зовут меня Неля. Я представитель избиркома партии «Твой дом». Мы боремся за получение недорогого социального жилья людям предпенсионного и пенсионного возраста. Мы боремся за как можно большее число русских мандатов в Кнессете, мы боремся за увеличение корзины абсорбции новым репатриантам и за многое, многое другое. Этого достаточно о себе?

Тимур: – Вполне. Только не слишком ли много мандатов? За мандатами часто не видно человеческих лиц.

Неля (увлечённо, запальчиво): – Учитесь замечать! Знаете ли вы, что наша партия совместно с министерством абсорбции и совместно с муниципалитетом города Ришон добивается от министерства социального жилища разрешения на строительства 200 единиц жилья в нашем городе! Практически, мы пробили этот стеклянный потолок!

Оксана: – Да! Да! Чувствую, что пока мои дети дождутся своего жилья, пока они съедут со своих дорогущих съемных квартир, увижу я этот стеклянный потолок, когда буду лежать там, где всегда спокойненько.

Неля: – Не говорите глупостей! Уже подписан соответствующий документ, и к началу будущего года начнётся строительство двух домов. И это всё благодаря Алексу иш какому и членам его партии. Так что не забудьте проголосовать за него на предстоящих скоро выборах. (У неё неожиданно звонит мобильный, она хватает его, кричит: «Зам. избиркома партии „Твой дом“ на проводе!». Убегает).

Оксана (декламирует):

 
Вот кот, который пугает и ловит синицу,
которая ловко ворует пшеницу,
которую мнёт своей попой Емеля,
в доме, который построит нам Неля.
 

Татьяна: – А шо вы думаете? Вдруг всё так и случится, как обещает Неля. Вдруг мы ещё застанем новоселья наших детей в собственных квартирах! Я пессимистка, которая по утрам считает, шо все депутаты воры, а к вечеру уже оптимистка, шо так оно и есть!

Оксана (негромко): – Нет! Одесса это не только жемчужина у моря. Это ещё и Татьяна с Привоза!

Появляется Люда. Несмотря на лето, она в высоких красных сапогах, в красной маечке, из под которой кокетливо выглядывают острые, загоревшие плечики. Из-под коротенькой юбки – стройные ножки.

Люда: – Товарищи дорогие! Хочу сделать объявление, пока мы здесь вместе! Завтра в большом зале я провожу лекцию на тему: «Что мы знаем о паразитах?» По данным Всемирной Организации Здравоохранения, из 50 миллионов человек, ежегодно умирающих в мире, более чем у 16 миллионов причиной смерти являются паразитарные и инфекционные заболевания.

Тимур: – Да ладно вам, уважаемый доктор. Не страшнее арабов ваши паразиты. Мы хамасовцев травим, как клопов, а уж с паразитами тем более справимся.

Лена: – И правда! Хаваль аль а-зман! Лучше бы вы разобрались там у себя со своими сотрудниками больничной кассы. В аптеке сплошное хамство!

Люда: – В чём дело? Что вы имеете в виду?

Лена: – Бабушка из 118 квартиры жаловалась мне. Пришла она недавно к вам в аптеку, внучка попросила купить прокладки. Бабуля пока шла, забыла, как они называются. Она просит, чтобы ей продали то, что как продолжение тела. Она слушала рекламу и запомнила только это. А ей продавщица отвечает, мол, идите бабуля с миром! Какое вам продолжение! Вашему телу, говорит, без надобности даже уже туалетная бумага! Не морочьте голову! Идите домой! Зачем вам прокладки? А бабуля трясёт кулачком сухим, требует это с крылышками! Кончилось всё скандалом, который длился, пока внучка не прибежала.

Люда: – Вы правы, конечно. Имеет у нас ещё место невнимания и неуважения.

Оксана: – Тимур, Лена! Но мы сейчас не об этом. Если вам не интересно, можете на лекцию не приходить. А я точно знаю – в местах большого скопления людей всегда есть большая вероятность появления непрошенных гостей. Глистов, например.

Татьяна (к Люде): – Ой, про вашу лекцию не надо меня уговаривать! Я и так соглашусь! Люблю слушать про гнид и вообще про фауну.

Люда: – Спасибо, Татьяна, Оксана, за поддержку и понимание важного вопроса. Товарищи, среди заболеваний заражение кишечными гельминтозами занимает третье место в мире. (Людмила увлекается, начинает активно говорить). Глисты – один из старейших паразитов человека, и некоторые настолько адаптировались к жизни в человеческих кишках, что человек-хозяин может не чувствовать их присутствия.

Тимур (перебивая, насмешливо): – А это правда, доктор? Говорят, что когда врач сообщает глистам, где они живут, то те тут же покидают обжитое место.

Татьяна: – Не смешно, молодой человек! Товарищи, глистов лучше предупредить!

Тимур: – Предупредить? Глистов? Вот это действительно смешно?

Все смеются.

Татьяна: – Я оговорилась. Хотела сказать: «Предупредить проявление глистов». Так вот, первейшее условие избежать появления этих паразитирующих – тщательная стерильность, и контроль мест общественного пользования, где чаще всего…

Голос: – Минуточку! Нельзя ли помедленней! Я записываю!

Все оборачиваются на голос и замирают! Удивлению нет предела! Заботливо поддерживаемый за локоть супругой Элианой, из дверей выходит Юрий. В руках большой букет цветов, в чёрном костюме и белой рубахе очень напоминает жениха. Может, потому что жена его Элиана – вылитая невеста! Ослепительно белое платье, сияющие глаза, вместо фаты – волосы белые, как снег.

Юрий счастливо улыбаясь, поёт:

– Как молоды мы были, как искренне любили, как искренне любили, как верили в себя! Господа, в душе моей весна! Мне 20 лет! Всё у нас с Элианочкой только начинается! Сегодня у нас свадьба! Светлана, дорогая! Не вижу вас! Где вы?

Лена (с горечью, едва не плача): – Не зовите её! Она далеко! Вы не увидите её рядом. Мама играет на подмостках небес обетованных! Вчера она пришла ко мне во сне. Была счастлива!

Юрий (не придавая особенно значения услышанному): – Играет! На подмостках ли, на сцене! Но играет! Как немного надо человеку для счастья! Только бы знать, что ты нужен кому-то! Передайте Людмиле наши самые искренние поздравления. Чтобы у всех будущих её спектаклей были сплошные аншлаги!

Лена: – Передам непременно! Мама любила повторять: «Есть мужики, как пиво разливное, а есть, как дорогой коньяк!» Вы коньяк – десять звёздочек! Это же надо! Преодолеть свою болезнь, подняться и пойти! Браво вам!

Юрий: – Лена дорогая, это не мне браво. Это браво моей жене! (Берёт её за руку, выводит в центр. Обращается ко всем) Говорят, что если у тебя есть любовь, то тебе больше ничего и не нужно! Но если у тебя её нет, то не имеет значения, есть ли у тебя ноги! Моя жена – это моя любовь, которую я пронёс через всю жизнь, хоть и был без ног! Волею её преданной, негасимой любви драгоценная Элианочка заставила меня встать. Я встал и пошёл! Товарищи дорогие! Мне 84 года. Моя супруга младше меня на пять лет. Сегодня я приглашаю вас на нашу свадьбу. Она моё сокровище! Сокровище это я откопал 55 лет тому назад за сараем деревни Ромашино, что в средней полосе России. Она там картошку окучивала. И все 55 лет мы прожили, не расписываясь, потому что в то время я только вернулся из сталинского ГУЛАГа, куда попал по навету моих друзей в кавычках. Жить в больших городах не мог, как не мог и расписаться в ЗАГСе, чтобы ничем не обнаружить, не выдать себя НКВДешникам! Но и не такие были волны, а мы плыли на спине! Мы прожили жизнь, не обременяя себя формальной записью в паспорте. У нас три сына, две дочки и шесть внуков. Один сын и одна дочка живут в Израиле. С минуты на минуту мы ждём их с внуками к нам в гости. Другие дети живут за границей. Приглашаем вас на свадьбу! Мы с вами идём в рабанут, где ждёт нас уважаемый рав Ефим Кац, чтобы провести молодых через хупу.

Голоса: – Коль а-кавод! Беацлаха! Наливай! Мазаль тов!

Элиана: – Дорогие жильцы Тёплого дома, я счастлива! Счастлива, потому что мой муж Юрий встал на ноги! Мало того – встал, он ведёт меня под венец! В конце концов – что такое счастье? Счастье это когда не надо врать, что тебе хорошо. Вы не представляете, как мне сейчас хорошо!

Тимур, Татьяна, Лена, все кричат: – Горько! Горько!

Молодые целуются. «Горько» усиливается! Все ликуют! Неожиданно на сцене появляется рабочий в синем комбинезоне, он толкает строительную тачку. В ней ведро с цементом и лопата.

Рабочий: – Господа, извините, что встреваю в ваш праздник, но не подскажете ли, в какой квартире (смотрит в записку) живет полковник по имени Юрий… Тут фамилия не разборчиво… Короче, я к нему по обустройству быта, что-то зацементировать ему надо было.

Тимур: – В том-то и дело, что надо было! А сейчас уже ничего не надо цементировать. Отдыхайте!

Оксана: – Быт его с этого дня обустроен. Он человек с прямым позвоночником. Не сломался перед человеческими невзгодами – встал и пошёл! Это не каждому дано. Присоединяйтесь к нам.

Юрий: – Моя коляска, как списанная за ненадобностью трехствольная гаубица, до скончания века пусть пылится на балконе. Вперёд по жизни, товарищ рабочий! Пожелайте нам совет да любовь.

К рабочему тянутся с рукопожатиями, фужерами и бутылками шампанского. Недоумевающий рабочий с фужером в руке плюхается в свою тачку. На сцену выбегает пёс, мечется между народом. Появляется Сима.

Сима: – Найда! Это ж моя Найда! Найда, иди сюда моя умница! Прибежала ко мне, моя девочка? Соскучилась, маленькая. (Обнимает собаку). Как все—таки здорово жить, ни с кем не расставаясь! Жить всем в любви и согласии. Как не хватает здесь нам этого! На клочке горячей земли, где заключаются браки не совсем молодых влюблённых, и где любящие сердца наших еврейских детей стучат в унисон с влюбленными сердцами парней из Эфиопии или Марокко. Как это важно для нашей маленькой страны.

Раздаются первые аккорды вальса Мендельсона. Взявшись под руки, «молодые», сгорбленные, шаркающей походкой, старенькие, но не сломленные тяжёлым веком, который достался им, спускаются со сцены, увлекая всех за собой. Свадьба уходит. Вместо неё на сцене, на той же скамейке появляется Алла, начинает тихонько играть на аккордеоне и петь. Молодые целуются. «Горько» усиливается! Все ликуют!

Алла:

 
Маки красные с полей,
словно свечи. Их не тушим.
Станет ли когда теплей,
нашим двум продрогшим душам.
Вы правы, мой друг, сполна!
Пью пророчество до дна я!
«Одна ласточка, увы,
не весна еще, родная!
У соседа зеленей,
травка! Это нас не гложет!
Мы разляжемся на ней!
Мы без зависти – моложе!
Жизнь порою, как содом!
Но плохие дни – стирайте!
Приходите, гости, в дом,
пойте с нами и играйте!
 

СВЕТ, ЗАНАВЕС ОПУСКАЕТСЯ,

АКТЁРЫ ВЫХОДЯТ НА ПОКЛОН.