Текст книги "Не очень драматические пьесы. Повести и рассказы"

Летели комарики на воздушном шарике
Комедия в пяти действиях

Действующие лица :

Мира, женщина лет 60.

Ее муж Павлик, мужчина 65—70 лет.

Соседка в самолете, женщина приблизительно того же

возраста.

Сосед в самолете, 40 – 45 лет.

Стюардесса, молодая симпатичная девушка.

Первый террорист в черной повязке до самых глаз.

Второй террорист в малиновом пиджаке.

Молодая мама с девочкой.

Четверо бородатых мужчин в кипах.

Сотрудники Нью – Йоркского аэропорта.

Репортеры, фотожурналисты.

Капитан службы безопасности.

Действие первое

Cцена представляет собой салон самолета. Ровно гудят

моторы. Пассажиры в креслах заняты каждый своим делом: кто спит, кто смотрит телевизор, кто листает журнал.

Голос стюардессы. Фонограмма:

– Уважаемые пассажиры! Вас приветствует экипаж самолета авиакомпании «Сибирь» Ту-154М, совершающий рейс номер S7—557/558 по маршруту Москва-Тель-Авив. Самолет летит на высоте 11 110 метров, скорость 850 км в час. Время в пути 5 часов 30 минут. Командир корабля и экипаж желают вам счастливого полета!

В одном из рядов – не очень молодая пара.

Он (радостно):

– Мира, мы летим! Летим! Оторвались от земли!

Она:

– Мы, Павлик, не от земли оторвались! Мы оторвались от своего родного дачного участка! От кустов крыжовника, малины и ежевики. Мы оторвались от грядок с капусточкой, огурчиками, морковью! Мы оторвались от нашего гнездышка в Марьиной роще! От цветущей герани на балконе! От всего того, что доставляло в жизни радость измученному сердцу.

Он (запальчиво):

– Марьина роща! Великое дело! Не вспоминай ее, как страшный сон! Ты забыла, как в этой Марьиной роще тебя окружили какие-то насильники! Поставили условия – петь или отдаться!

Она:

– Таки лучше было отдаться! (После паузы): Чем лететь сей-

час неизвестно ради чего в чужую страну! И потом – это еще вопрос, что хуже! Быть окруженной подвыпившими мужчинами или жить в Израиле, окруженном арабами!

Он:

– Боже мой! Люди добрые! Что я слышу! Что она несет!

Она:

– Несла я, между прочим, настоящий чайный куст. Подарок Зои Александровны. Она говорила, что произрастает он только в Индокитае. Пела я плохо, волновалась. Поэтому куст мужики забрали.

Он:

– Не переживай! В Израиле тоже такой чай растет. Мне рассказывал Исаак Наумович, что пакетики он срывал прямо с куста.

Она:

– Вот, вот. Будешь в Хайфе работать сборщиком чая. Будешь Исааку Наумовичу помогать обрывать пакетики с кустов. Даже с деревьев!

Он:

– Ты мне не веришь? Или почему?! Исаак Наумович клялся, что растут они круглый год! Дискриминации на профессию я там не допущу! Чтобы мастер высшей квалификации, специалист шестого разряда по холодильным установкам работал сборщиком чая! Это нонсенс! С учетом их жаркого климата – моя специальность будет там нарасхват! Я же классный холодильщик!

Она:

– Да. Ты был самоотверженный специалист по холодильным установкам. Настолько фанат своего дела, что не заметил, как в их холодных камерах придатки застудил. Тебе уже не пора?

Он:

– Кстати, да. Надо бы сбегать. Еще Исаак Наумович говорил, что в Израиле это излечивается на раз!

Она:

– Запросто! Проще, чем чай с куста! Раз! – и ты его пьешь цистернами, не заботясь о ближайшем туалете. Только не забудь, что за все надо платить. В Израиле все безумно дорого! Особенно медицинское обслуживание. (Вдруг спохватывается): Может быть, ты из-за своей хронической протечки летишь туда? Боже мой! Конечно же! Как я раньше об этом не догадалась! Какой он к черту сионист! Он летит туда лечиться!

Он:

– Неправда! Я лечу по зову сердца! И прошу тебя – не будем уточнять, у кого что протекает! Ты тоже емкость далеко не цельная!

Она:

– Перестань. Хотела бы я знать – с каких это пор в твоем русском сердце поселился неудержимый сионистский зов. Я тебе не сохнутовский комиссар, который заманивает евреев на обетованную. Можешь передо мной не рисоваться. Не пытайся меня обмануть! По зову недержания ты летишь.

Он:

– Допустим! Но мое недержание обойдется нам в сущие копейки! Надо только стать членом какой-нибудь поликлиники.

Она:

– А про то, что туда не каждый член записывают, а только обрезанный, – про это Исаак Наумович тебе забыл сказать? Так что ты пролетаешь! Придется тебе, неостриженному, стричь все-таки чай. А тем, кто нанимает новых репатриантов обрезать чай, глубоко по барабану – обрезанные они сами или нет. Чай от этого хуже не станет.

Он:

– Мира, ну зачем ты такая безжалостная?! Откуда в тебе этот жестокий скептицизм? Или почему? Что я тебе сделал? Не забывай – в этой чужой, как ты говоришь, стране, живет твоя внучка!

Она:

– Он еще спрашивает!? Не хочу я в Из-ра-иль! Не хочу, хоть ты меня стреляй! Зачем ты меня туда тащишь? Я в Америку хочу! Со временем и Лилечка туда бы перебралась! Но даже Америка никогда не заменит мой родной балкончик с видом на Абрикосовую улицу. (Вдруг расплакалась): Милые мои соседи – Зоя Александровна, Сергей Степанович! Как мне будет вас не хватать в Израиловке! Как будет не хватать мне нашего уютного дворика с беседкой, с вязаньем, с нашей общей дворовой собачкой Девочкой. (Плачет).

Он:

– Мира, дорогая, прошу тебя, успокойся. Уверяю тебя – в Израиле нам будет хорошо! Вот увидишь, как нам там будет хорошо! Считай, что мы уже там! Вон стюардесса сникерсы предлагает. Будешь сникерсы? Сладкие такие, такие вкусные!

Она (сквозь слезы):

– Сам ешь свой шоколад в климаксе! Ты куда-то собирался.

Иди в уборную!

Он встает и пятится в туалет.

К Мире наклоняется Соседка, сидящая сзади:

– Что вы действительно так убиваетесь, дорогая моя! У вас же там внучка! Я слышала – образование, полученное в Израиле, ценится во всем мире. А по «Русскому Радио» передавали недавно: главная проблема в Америке – это проблема образования детей!

Мира, промокая платком глаза:

– Надо же, такая культурная страна, а до сих пор не знает, как дети образуются!

Соседка:

– Нет, кроме шуток! У вас нет никаких оснований расстраиваться! В конце концов, мы летим в страну, в которой дочь простого плотника из Киева стала легендой нашего века! Знаете, о ком это я? Ее звали Голда Меир.

Мира:

– Честь ей и хвала, конечно, но меня это не утешает. Там еще живет поэт Губерман. Так вот он очень точно написал:

 
Отечества менять местами —
всегда несоответствий ком.
Одним коньяк пахнет клопами,
другим – клопы под коньяком.
 

Возвращается муж Миры. Жует сникерс. Садится в крес-

ло.

Муж Миры:

– Оказывается, когда там нажимаешь на педаль, открываются такие дали, такая голубизна! Глаз не оторвать!

Мира:

– С ума сошел! Какая педаль! Какие дали! Это самолет «Сибирь», а не поезд «Красная стрела» из семидесятых! Где ты там видел педаль?

Муж Миры:

– Уж и помечтать нельзя! Интересно, что за земля сейчас под крылом самолета? Чья страна?

Соседка:

– Мне кажется, мы пролетаем над морем. Вон на экране ползущая точка. Это наш самолет. Внизу – Средиземное море.

Мира:

– Ты, Павлик, помочился в Средиземное море. И не заходя в его воды, вышел сухим, как истинный еврей. Еще до того, как в свой обожаемый Израиль прилетел.

Муж Миры:

– Мира, я тебя очень прошу – угомонись! Или почему! Ну, должно же быть у тебя хоть какое-нибудь чувство патриотизма к еврейскому государству! Не опошляй Израиль! Ведь по истории все Израилевы колена вышли из Палестины.

Мира:

– Вот только о патриотизме не надо. Тем более, применительно к евреям. Наш патриотизм рассеян по всему миру так же, как и сами евреи. Где наша родина, не знает никто! (После паузы): И потом! Брось ты эту свою дебильную присказку «или почему!». Что это за жлобство такое! От кого оно?

Муж Миры:

– Нет, не думай! Не от Исаака Наумовича!

В разговор вмешивается Соседка:

– Моисей вывел нас из рабства, указал путь к земле Израилевой миллионы лет тому назад. Испокон века иудеи жили в Израиле. Но вышли мы все из Египта!

Мира нервно запевает:

– «Вышли мы все из народа дети семьи трудовой….»…

Соседка:

– Кто-то из великих заметил: «Патриотизм – это пристанище подлецов». Жить надо в таком государстве, которое уважает человека, не ограничивает его в свободе высказываний и передвижений! Ни в чем не ущемляет его права.

Муж Миры (вздыхает):

– С приходом Путина у нас отняли даже эту иллюзию. А она была! Ведь была вначале атмосфера подлинной демократии и плюрализма! Но увы. Недолго музыка играла в городском саду. Коррупция, олигархи, дефолт, неуверенность в завтрашнем дне. Собственно, поэтому мы и летим. Вернее, от этого!

Мира:

– Нет, вы посмотрите на этого квасного патриота! Что он несет! Успокойся, стахановец! На Красной площади тебя все равно не похоронили бы!

Соседка:

– Ой! Что вы такое говорите? Разве можно так при живом муже?

Мира:

– Не переживайте. Он еще нас с вами переживет. (После паузы): А вот если человек рождается в самолете, так он по праву может считать себя человеком мира! Испытывать любовь к авиации, к небу, а не к отдельно взятой стране. Боже мой! Как я мечтала жить в Сан-Франциско!

Соседка:

– Не расстраивайтесь. В конце концов, о Сан-Франциско можно и в Хайфе мечтать! А в Америке у вас обязательно должны быть родственники, готовые взять на себя материальную ответственность по обеспечению вас вэлфером. Иначе бы вы не прожили там ни дня.

Муж Миры:

– В Израиле это называется гаранты. Кстати, гарантом на жилье у нас будет Исаак Наумович.

Мира:

– Подпишет нам всякие финансовые бумаги и в Америку сбежит первым. А тебя за неуплату какой-то там машканты посадят в тюрьму. В лучшем случае выгонят на улицу. Будешь жить в своих чайных кустах.

Муж Миры:

– Как же ты, Мира, любишь доверять всяким непроверенным слухам, антисемитским наветам и бульварным газетным сплетням. В Израиле на улицах живут лишь отъявленные бездельники и симулянты.

Мира:

– Ладно. Не будем сейчас о грустном. О том, что нам предстоит.

Соседка:

– Ничего страшного вам не предстоит. Мы народ неистребимый. Всем врагам назло наше присутствие не только на обетованной земле, но и на любой другой есть доказательство и железное подтверждение нашей жизнестойкости и уникального еврейского ума. Подумаешь, репатриация!

Мира:

– Но я предпочла бы эмиграцию. Улавливаете разницу? Эмиграцию.

Соседка:

– Улавливаю. Давайте я расскажу вам очень давнишний, печальный эпизод из жизни одного святого-мученика. Может, он успокоит вас. Когда ему отсекли голову, он взял ее в руки и пронес более двадцати метров! Городская толпа была в шоке. Но на одного старого еврея-парикмахера, наблюдавшего за казнью из окна своей цирюльни, это не произвело сильного впечатления. Он только пожал плечами: «Подумаешь, – сказал парикмахер, – азохен вей! В таких случаях трудным бывает только первый шаг».

Мира:

– А сам, наверное, скоренько сбежал за границу! Чтобы следующая башка была не его! (Глубоко задумавшись): Да, Павлик! Такую глупость, которую совершаем мы сейчас, могут отчебучить только люди, начинающие сильно стареть. (Снова начинает всхлипывать).

Муж Миры (прижавшись к жене, поглаживая ее волосы):

– Что поделаешь, дорогая! Для нас это единственный способ долго жить. Между прочим, Израиль занимает одно из первых мест в мире по продолжительности жизни евреев.

Мира всхлипывая:

– А я все равно хочу в Америку! Хочу в Америку! Хочу в Сан-Франциско!

Затемнение, музыка. Конец первого действия.

Действие второе

В салонах самолета пассажиры ужинают. Мира, пристально разглядывая на вилке нечто:

– Что это такое? Фрикаделька? Тефтель? Как это можно кушать вообще?

Муж Миры:

– Вообще по идее должны быть знаменитые сибирские пельмени. Но они кончились. Так мне сказали перед посадкой. А это, дорогая моя, фалафель! Национальное блюдо израильтян! Правда, для объективности надо добавить, что позаимствовали они эту еду у арабов. Фалафель остался с утреннего рейса израильского самолета «Эль-Аль». Дабы арабы не обижались, и чтобы избежать международного конфликта, решили фалафель не выбрасывать, а перебросить на «Сибирь». Последняя установка Путина! Это тоже мне сказали перед посадкой.

Мира нехотя жует:

– Фуфло это какое-то, а не то, что ты назвал арабской едой. По-моему, это уже один раз кто-то ел!

Муж Миры:

– Не нравится – не ешь! Это, конечно, не твои крупнокалиберные котлеты, но в этих фалафелях есть своя экзотика.

Мира:

– Ты как хочешь – можешь питаться в Израиле экзотикой! Я же бросила в баул большую мясорубку! Буду крутить мясо! Вместо экзотики я предпочитаю свиные котлеты.

Муж Миры:

– Тихо ты! Про свинину ни слова! Свинья в Израиле – как корова в Индии. Священное животное! А где ты видела, чтобы священное животное жрали? Его можно только любить или ненавидеть. В Индии корову любят, а в Израиле свинью ненавидят! Не кашрут, одним словом. Понятно тебе? Или почему!

Мира:

– Вот ради только одного этого стоит Америку предпочесть Израилю. Потому что американцы с одинаковым удовольствием уплетаю и говядину, и свинину, без оглядки на их святость.

Муж Миры:

– Так. Закрыли эту некошерную тему! Съешь еще один шарик и доешь салатик.

Мира:

– Да провались эти шарики! Я хочу нормальную киевскую котлету!

Муж Миры делает страшные глаза, шепчет на ухо:

– Ну, потерпи немного! Прилетим, буду помогать тебе их крутить! А что ты еще положила в баул?

Мира:

– Все, что не облагается в аэропорту налогом. Мясорубки две. Три циркониевых браслета, четыре хозяйственных сумки на колесиках. В Израиле это дефицит. Вот, пожалуй, и все. Да, чуть не забыла. Пару больших ножниц.

Муж Миры:

– А ножницы для чего?

Мира:

– Как для чего. Как для чего!? Чтоб у тебя был свой инструмент в чайных кустах.

Муж Миры:

– Это тебе Исаак Наумович подсказал? Или почему?

Мира:

– Нет. На этот раз обойдемся без Исаака Наумовича. Это я сама догадалась.

Неожиданно к ним обращается какой-то мужчина. Он сидит через проход от них в одном ряду.

Мужчина:

– Вы, я вижу, летите в Израиль впервые. Должен вас обрадовать. Свинина в Израиле, во многих городах вышла уже из подполья. Она почти легализовалась. Свиную котлету теперь можно даже заказать в ресторане.

Мира:

– Что вы говорите! То есть не такая она уж и святая! Ну, слава тебе господи!

Муж Миры:

– А вы, я догадываюсь, там живете. Ну и как там, пообвыклись? Как вам там живется?

Мужчина:

– В общем, ничего. Вам же мне хочется сказать следующее: совершая алию, вы переходите из разряда унизительной российской нищеты в разряд опрятной и благополучной бедности.

Мира:

– Ничего себе прогноз! Это почему же? Мы не собираемся сидеть на пенсии. Муж у меня прекрасный специалист по холодильным установкам. Он, надеюсь, не будет окучивать чайные кусты. Я – преподаватель английского языка. И если не светит мне Сан-Франциско, то место преподавателя в хайфской школе я, думаю, получу. Мы были далеко не богатыми в России, но элементарные материальные блага имели. Надеюсь иметь их и в Израиле.

Мужчина (иронично улыбаясь):

– Я давно живу в Израиле, но никогда не буду в состоянии понять своим еврейским умом таинственного принципа, по которому распределяются у нас эти, мягко говоря, материальные блага.

Муж Миры заинтересованно:

– Что вы имеете в виду?

Мужчина:

– Я имею в виду недавнее решение Кнессета, согласно которому депутаты, которые не были избраны вторично в Кнессет, должны получить, и не сомневайтесь – получат из государственной казны, – компенсацию в размере четырех заработных плат. То есть, другими словами, каждый из них, уходя из нашего еврейского парламента, получит по 120 тысяч шекелей!

Муж Миры:

– Да вы что! Неужели! Это поразительно! Чистая обираловка народа! Столько не имеют даже депутаты российской Госдумы!

Мира:

– Бог с тобой, Павлик! О чем ты говоришь! Они же получают в рублях. А в шекелях и Жириновскому не платят!

Мужчина:

– Представляете, сколько вашему супругу нужно установить холодильных установок, сколько посадить чайных кустов, чтобы заработать такие деньги?

В разговор включается Соседка:

– Это объясняется только одним. В Кнессете решающее слово всегда имеют члены религиозных партий. Ортодоксы! Это их рук дело! Знаете, недавно мой приятель рассказывал, как однажды в субботу на автомобиле проезжал через один шибко религиозный город. То ли Бней-Брак, то ли Брак-Бней. Не помню. Не важно. Важно, что буквально под колеса его машины неожиданно бросился какой-то рав. Поп, по-нашему. Мой знакомый, естественно, затормозил. Подумал по простоте душевной, что, может, машина срочно понадобилась, жена рожает, да мало ли что. А этот верующий буквально повис у него на руках, натурально стал рычать, брызгать на ветровое стекло слюной и кусать его, где ни попадя!

Муж Миры:

– Понятно. Приступ эпилепсии. Несчастный! Лечиться ему надо.

Соседка:

– Да никакого приступа эпилепсии! Хуже! Как выяснилось позже, вел он себя так из-за того, что нельзя в Израиле в субботу разъезжать на машине! Мой товарищ был сильно этим верующим искусан. Ему потом знакомый врач-ветеринар прививку сделал. Слава богу, все обошлось! Признаки бешенства у Иосифа не наблюдались.

Муж Миры:

– Ну, вы подумайте! Я слышал об этом, но не знал, что это настолько серьезно и так запущено! Скажите, а на велике в какие дни кататься можно? Мы с женой два велика складных везем.

Мира:

– По-моему, на велосипедах можно кататься всегда. Во всяком случае – хорошо, что они у нас, Павлик, складные.

Муж Миры:

– Почему хорошо?

Мира:

– Ну какой ты у меня недогадливый! Перед синагогой будем их быстро складывать напополам и тащить на себе.

Муж Миры:

– На себе?! Хорошенькое дельце! На себе!

Мужчина (не скрывая улыбки):

– А как вы хотели? Познание вековых иудейских традиций достаются российским евреям непросто. За все нужно платить. Только я вот что хочу вам сказать: чем пуще верующий в своем рвении желает заставить жить всех по его, ортодоксальным, порядкам, тем он сам все дальше и дальше от Бога. Вы не согласны со мной?

Пассажиры задумались. Повисла пауза.

Мира:

– Господи! Зачем я поддалась на уговоры этого несчастного холодильщика! Куда я лечу!? В Америке подлинная демократия! Там даже на водном велосипеде можно в любую синагогу заехать! И ни один раввин тебе не бросится под колеса! Зачем я уступила этому великому сионисту!

Муж Миры:

– Это я сионист? Я сионист? Ну, допустим, допустим, я сионист! Только в самом человечном, в самом русском, самом ленинском смысле этого слова! Я сионист с кристально чистой душой! Так что ты не отчаивайся, Мира, и не убивайся! Подтверждением моих слов может служить тот факт, что мы не сожгли окончательно за собой мосты! Не забывай, по чьей инициативе мы сохранили российское гражданство! Или почему?

Мира:

– Сохраняют беременность, да будет тебе известно! А от гражданства отказываются или наоборот, почемучкин несчастный! Подумаешь, не отказались от гражданства! В штатах оно нужно было бы мне, как прошлогодний снег! А так – гуд бай, Америка, гуд бай, как поется в одной очень правильной песне. Ой, не могу! Я сейчас разрыдаюсь!

Муж Миры:

– Давай без истерики, Америка! Не драматизируй, пожалуйста!

Мира:

– Тебе никуда не надо, Павлик? Сходи, полюбуйся через дырку в унитазе! Уж не любимая ли наша держава раскинулась внизу? В противном случае просто порадуешься голубым далям!

Соседка:

– Вот слушаешь вас, дорогие мои попутчики, и лишний раз убеждаешься, с особым проникновением осознаешь – какие умные и светлые еврейские головы! Мира, постарайтесь понять одну вещь. Наше присутствие на обетованной земле есть подтверждение нашей жизнестойкости и уникального еврейского ума! Всем врагам назло! А проживание евреев в любом другом конце света только ослабляет эту особенность, данную нам Богом. Ну, зачем вам, Мира, Америка? Далась она вам!

Муж Миры смотрит на часы, молча встает и пробирается в туалет.

Мира (глядя ему вслед):

– Если бы вы знали, что есть моя жизнь! Моя жизнь есть сплошное кладбище несбывшихся надежд! Вот и Сан-Франциско там улегся. (После паузы): А так хотелось загорать на море и трепаться по-английски!

Соседка:

– Как я завидую людям, владеющим хоть одним иностранным!

Мира:

– А вы, наверное, владеете ивритом?

Соседка:

– Нет. Мой иврит лежит там же, где ваш Сан-Франциско. Тем не менее, иврит, если живешь в Израиле – это праздник, который всегда с тобой.

Мира:

– Кстати, а какие в Израиле отмечают праздники? Я о них

практически ничего не знаю.

Мужчина:

– Мне нравится Пурим. Веселый праздник. Дети и взрослые наряжаются в костюмы, надевают смешные маски. Три дня люди празднуют свое спасение от персидского царя Ахашфероша и едят мучные уши его советника Омана. Пьют вино и поют веселые песни. Даже одну из репертуара Клавдии Ивановны Шульженко.

Мира:

– Из репертуара Шульженко? Очень интересно! Какую же?

Мужчина:

– А вот послушайте. Я только припев помню. (Поет):

 
Давай за Пурим пропустим по одной!
Давай за Пурим, товарищ мой!
 

Все улыбаются. Возвращается Мирин муж.

Мира:

– Ну, что там интересного, Павлик, видно в объективе туалета? Или почему?

Муж Миры:

– Перестань меня передразнивать. Тебе это не идет.

Мужчина:

– Не ссорьтесь, ребята! Ну, не достанется вам, Мира, американский вэлфер, зато в Израиле у вас будет корзина абсорбции.

Мира:

– Корзина абсорбции! А что в ней?

Мужчина:

– Корзина, полная абсорбции! Разве этого мало?

Мира:

– Какое счастье! Полная корзина абсорбции! Что мне с ней

делать?

Муж Миры:

– Будешь в нее белье складывать, Мира! По-моему, это удобно.

Мира:

– Только корзины с бельем для полного счастья не хватало мне в новой стране! Только корзины с бельем! О, горе мне! Квартиру сдали за гроши, дачку продали за те же деньги! Не забудет ли Зоя Александровна поливать цветочки на балконе? Ох, уж эти бесплатные кусочки сыра в мышеловке!

Неожиданно в салоне самолета раздается тоненький звоночек мобильника, и в проходе, перед кабиной пилота, тут же вырастает фигура Первого террориста. Он резким движением рук хватает стоящую к нему спиной стюардессу и приставляет к виску пистолет. Лицо до самых глаз закрыто черной повязкой. В полумраке блестит только лысина и пистолет в руке.

Первый Террорист:

– Внимание, господа! Всем оставаться на местах! Руки за головы! Никому не двигаться и сохранять спокойствие! Это захват самолета!

Люди в ужасе оцепенели. Воцарилась мертвая тишина. Другой голос с хвостового отделения самолета:

– Руки за головы! Вы что, не поняли?! Всем руки за головы! Не вставать! Никому не оборачиваться! Не оборачиваться, я сказал!

Пассажиры начали медленно поднимать руки. После шока стали раздаваться первые робкие голоса, всхлипы женщин и детей:

– А кто вы? Что вы? Что вы хотите? Как это все понять? От-

пустите стюардессу! Откуда вы? Что вам надо? Объяснитесь!

Человеческие голоса крепнут, растет недовольный людской гул, сквозь который слышны короткие реплики захвативших самолет. Вместе с молвой и ропотом возникает тревожная музыка.

Затемнение. Занавес.