Текст книги "Балканский тигр"

Глава 13. КТО ЕЗДИТ НА «ПЕЖО», А КТО – НАОБОРОТ…

Тот же небогато обставленный кабинет, тот же серый сейф с длинной царапиной на дверце, стол, заваленный желтоватыми папками уголовных дел, пишущая машинка с западающей буквой "ц".

И те же персонажи.

Вознесенский, украшенный желтоватыми синяками на лице, и следователь в измятом пыльно-коричневом брючном костюме. За две недели расследование с мертвой точки не сдвинулось.

– Ну что мне с вами делать? – устало протянула следователь, перебирая ворох протоколов. Потерпевший перестал ее интересовать в тот момент, когда ей объяснили всю тонкость общения с американскими консульскими работниками и сложности, которые те способны ей устроить. – Говорила я с начальницей ихней службы безопасности. Она ничего не знает, охрана драки не видела, так что помочь ничем не может.

– Это не было дракой, – поправил Иван. – Я ни с кем не дрался. Меня избили, и вам это хорошо известно.

– Ну и что? Свидетелей нет. Вот и думайте.

– А что думать? У меня нет следственных возможностей, чтобы вызвать моих обидчиков на допрос. В конце концов, я плачу налоги, и именно из этих денег складывается расходная часть бюджета на Министерство внутренних дел. Так что я свою долю вношу… И вы не совсем правы, когда говорите, что свидетелей нет. Я нашел двоих, которые видели, как меня тащили в подворотню, и назвал вам их фамилии. И еще там были омоновцы.

– Сотрудники милиции ничего не знают, – вяло отмахнулась следователь. – После драки они вас задержали и доставили в больницу.

– Сначала в отделение, – уточнил Вознесенский.

– Хорошо, сначала в отделение, – раздраженно согласилась следователь.

– Но по существу дела они ничего сказать не могут.

– А мои свидетели?

– Я с ними еще не работала.

– Почему?

– Молодой человек, у меня в производстве сорок дел. Я не успеваю всех опросить. В течение месяца я к этому вопросу вернусь.

Иван мрачно посмотрел в окно, за которым моросил противный питерский дождик.

Худшие перспективы, обрисованные ему подкованным в вопросах права Димоном, полностью оправдывались. Неповоротливая следственная машина с места не двигалась. И даже не прогревала двигатель. Следователя нужно было отлавливать, ее вечно не было на месте, а по телефону она говорить не желала. В папочку с заведенным делом легли только справки из травматологического отделения больницы Скорой Помощи, где отлеживался Иван, и отписка из уголовного розыска. В трех фразах утверждалось, что причастных к инциденту обнаружить не удалось. Равно как и идентифицировать их личности.

Отписка эта появилась вчера – в результате совместной пьянки трех оперативников из местного околотка. В консульство они не ходили и свою агентуру не поднимали. Да и кто пустит их на суверенную американскую территорию. Вежливо пошлют через интерком на входной двери, и все дела.

Димон порекомендовал Ивану побывать в городской прокуратуре и оставить там свой аргументированный вопль о помощи. Вознесенский убил полдня, натер зад о жесткую скамейку и был вознагражден сорокасекундной аудиенцией у полусумасшедшего дядьки, представившегося первым помощником прокурора города. Заявление он не прочитал, лишь занес входящий номер в амбарную книгу и посоветовал посетителю обождать письменного ответа.

Изучивший закон на практике приятель предупреждал, что первый визит в прокуратуру именно этим и закончится. Заявление прочтет какой-нибудь клерк, отправит в район и пришлет Ивану бестолковую бумаженцию со словами о «постановке на контроль» и несколькими грамматическими ошибками. И сие станет первым шагом Вознесенского на длинном пути житейских неурядиц, связанных с работой правоохранительной системы. Спустя год-другой уголовное дело либо потеряют, либо прекратят по надуманной причине. В общем – или ишак сдохнет, или султан.

– А списка сотрудников охраны вам так и не дали? – не столько вопросительно, сколько утвердительно произнес Иван.

– Пока нет, – важно ответила следователь. – У них там свои правила насчет персонала. Я не вникала.

– Но ведь они российские граждане и должны подчиняться нашим законам.

Сотрудница милиции посмотрела на Вознесенского так, будто он предложил ей совокупиться на столе прямо в кабинете. Да еще и при открытой двери.

– Это на бумаге красиво. В жизни не так.

– Что значит не так? Я тут почитал Уголовный Кодекс, там ясно написано. Наши граждане подлежат ответственности именно по нашим законам.

– А вот в отношении сотрудников иностранных представительств есть свои инструкции! – Слишком начитанный «терпила» начал злить следователя.

– Позвольте на них взглянуть.

– У меня их нет. И вообще, это служебная информация, кому попало мы ее не демонстрируем, – от раздражения она перестала обращать внимание на правильность построения фраз. – Все инструкции читаются только личным составом…

Предусмотрительный Димон заранее подготовил Ивана к такому повороту событий и разъяснил, что стражи порядка обязательно сошлются на мифические внутренние директивы. Конечно же, подобных инструкций в природе не существует, это классическая «отмазка», применяемая по всей территории необъятной страны, когда ее граждане почему-то не идут на поводу у служителей закона.

– В Конституции предусмотрены равные права для всех граждан России, – вежливо возразил Вознесенский, прерывая словесный поток следователя. – И если такая инструкция есть, то, во-первых, она противозаконна, а во-вторых, вы обязаны мне ее показать.

– Ничего я не обязана! – вспыхнула следователь. – Не мешайте работать! Из-за вас я ничего не успею. О теории права можете дискутировать с женой на кухне, а тут официальное учреждение. Попрошу вас освободить кабинет и ждать повестки. Вам ясно?

– Яснее ясного. – Иван поднялся со стула и аккуратно прикрыл за собой входную дверь. Не стал хлопать изо всех сил, как ни хотелось. Еще не хватало, чтоб его обвинили в порче казенного имущества.

Следователь с перекошенным от злобы лицом яростно зачиркала спичкой, чтобы прикурить тонкую сигарету.

Всю правду она потерпевшему не сказала, хотя действительно переговорила с заместителем начальника службы безопасности консульства и узнала от него, что Вознесенский во время демонстрации якобы «прошел все стадии алкогольного опьянения», кинул камень в какого-то мирного американца и сцепился с таким же не менее пьяным субъектом. Драку остановила милиция, от души накостыляв обоим, после чего Ивана загрузили в воронок и увезли. История эта была шита белыми нитками и при первой же проверке расползлась бы на маленькие лживые кусочки. Было ясно, что американцы покрывают своих, причем не очень умело, уповая на свои авторитет и безнаказанность. Но от этого легче не становилось.

С американцами в России вообще опасно связываться. Взять хотя бы тот случай, когда бухой «в мясо» пресс-атташе консульства во Владивостоке впилился на своем «шевроле» в чужой автомобиль и сделал инвалидом его водителя. Через месяц уголовное дело чудесным образом было переквалифицировано уже против пострадавшего, а американцы к тому же начали требовать извинений и материальную компенсацию за разбитый консульский «шевроле».

Связываться с заокеанскими «друзьями» простому следователю не хотелось. Один неверный шаг, и придется искать новое место работы.

А вот если взять за основу версию американцев и грамотно отбрить зануду потерпевшего, то можно рассчитывать на взаимопонимание. В виде оплаченной двухнедельной поездки «на стажировку», блока хороших сигарет – вроде тех, что ей сунули на выходе из консульства, – приглашения на какой нибудь праздник с богатым фуршетом в американском культурном центре и хороших слов о ней в телефонном звонке ее начальству.

Следователь затушила окурок и взглянула на мир благожелательнее. Перспективы есть, и только дурак их упускает.

Плевать на этого идеалиста Вознесенского, к тридцати годам так и не понявшего, что с сильными надо дружить. А не пытаться с помощью авторучки остановить бульдозер под звездно-полосатым флагом.

* * *

«Ровно в десять утра второго мая тысяча девятьсот девяносто девятого года с севера в город Жур вошел молодой человек в изрядно помятом темно-зеленом охотничьем костюме. На шее у него болтался автомат Калашникова, который он всем демонстрировал взамен утерянного паспорта. Мозгов у молодого человека не было…» – мрачно продекламировал Рокотов и залез поглубже в густой куст дикой розы.

Соваться в дом к хорвату Анте средь бела дня было полнейшим безумием. Вокруг толпами бродили вооруженные косовары, пили ракию прямо из горлышек оплетенных бутылей, размахивали албанскими флагами и палили в воздух. С оставшейся в полиэтиленовом пакете анашой и полным незнанием языка вооруженный до зубов Влад был чужим на этом празднике жизни.

На противоположной окраине города полыхал сильный пожар, оттуда доносились одиночные выстрелы. По всей видимости, там добивали случайно обнаруженных сербов или цыган.

Особняк Анте, как и утверждал оставшийся висеть над чаном с водой боснийский бандит, удалось обнаружить без труда. Два красных кирпичных дома с вычурными башенками, отделанные сияющими на солнце стальными листами. Хорват явно не был стеснен в средствах – его участок занимал гектара два, возле пруда возвышалась резная беседка, на поверхности воды изящно изгибали шеи черные лебеди, а кованые ворота могли смело украсить резиденцию российского президента; плюс огромные панорамные окна жилых домов, пристроенная оранжерея, зимний сад на вынесенной на южную сторону террасе, мощные решетки на первом этаже, гараж на пяток автомобилей. Короче, Анте не бедствовал.

Участок был обнесен стеной, сложенной из туфовых блоков. Очень кстати. По такой стене легко взобраться, чтобы перемахнуть в небольшой парк. Но Рокотова беспокоила система охраны.

Стражей, собак или видеокамеру обнаружить не удавалось, сколько он ни вглядывался. По гребню внешней стены не тянулась колючая проволока, не стояли объемные датчики и не поблескивали петли индукционных катушек.

Ровным счетом ничего.

А вот бойцы УЧК близко к стене не подходили, бродили на почтительном расстоянии, словно зона вокруг дома была запретной. Около полудня, когда Влад потерял всякую надежду на то, что Анте находится в городе, двери гаража распахнулись и оттуда выкатилась вишневая машина. Миновав ворота, она по извилистой дорожке направилась в сторону города. Автомобиль бибикнул на повороте; несколько албанцев приветливо помахали водителю и вернулись к своим делам.

«Так, – Рокотов отложил бинокль и потер уставшие глаза. – Этот хорват ведет себя как местный помещик. Вероятно, так оно и есть. Встает поздно, садится в самую дорогую в этих местах машину и едет завтракать в город… Вот почему нет охраны. Он настолько влиятелен, что никому в голову не придет залезть в дом в отсутствие хозяина. Местечковый крестный отец. Это мне на руку. Его самомнение – мой самый верный помощник. Что ж, пока мне везет. Ягодки начнутся тогда, когда я войду под землю. Там уж точно не будет самовлюбленных придурков и дилетантов вроде малолеток с пристани… Эта сволочь, которую я сегодня ночью подвешу за одно место, должна была посещать базу. Если нет, то мой крестовый поход может закончиться зело печально. Итак, времени нынче полпервого, пора баиньки. Покемарю до темноты, а там поглядим, как в домик пробраться. Надеюсь, что этот уродец не устроит званый ужин на сотню персон…»

Владислав отполз за песчаную гряду, забрался в заранее облюбованную им щель между откосом и кучей валунов, прикрылся широким обломком доски и несколькими резкими движениями завалил себя щебнем, оставив для дыхания небольшой проем. Теперь рядом с ним могли ходить хоть десятки вооруженных албанцев. Обнаружить его убежище было нереально, если не знаешь точно, что под щебенкой прячется человек.

Биолог блаженно расслабился, поудобнее улегся на свежих ветках орешника, нарубленных в дальней рощице, и через две минуты уже сладко спал. Без сновидений. Несмотря на излишне активный образ жизни в последнее время, нервы у Рокотова были в полном порядке. Он умел абстрагироваться от происходящего, не прогонял через свое сознание бесконечную череду виденных им ужасов и преступлений и воспринимал происходящее просто как данность, которую следует использовать с максимальной для себя выгодой, а не рвать волосы с криком: «О Боже! Как я дошел до жизни такой?!»

Маленький вьетнамец Лю был бы доволен. Его ученик хорошо усвоил преподанные уроки.

* * *

В пятнадцать тридцать по Гринвичу два стратегических бомбардировщика В-2 «Спирит» поднялись в воздух. За семь минут они набрали высоту сорок одна тысяча футов и на скорости тысяча пятьдесят километров в час легли на курс «ноль-семь-ноль».

Спустя шесть часов над Атлантическим океаном они встретились с самолетом заправщиком КС-10А «Икс-тендер», снизились до тридцати тысяч футов и приняли по воздушным шлангам двадцать две тысячи галлонов топлива. Вес каждого бомбардировщика снова увеличился до ста шестидесяти восьми тонн.

Над Азорскими островами к «Спиритам» – присоединились четыре истребителя морского базирования F-14 «Томкэт», вооруженных ракетами АIМ-7 «Спэрроук». Истребители прикрывали В-2 от радиолокационного обнаружения с земли, хаотично перемещаясь в воздушном коридоре, и не подпускали к маршруту следования «стратегов» посторонние самолеты.

На подлете к бухте Дуррес бомбардировщики вновь набрали максимальную высоту шестнадцать тысяч ярдов, по диагонали пролетели над территорией Косова и ровно и час пятнадцать по Белграду раскрыли створки бомболюков.

В углу экрана главного командного пункта ПВО Югославии появились две малюсенькие точки. Дежурный офицер положил руку на клавиатуру компьютера, но через три секунды точки исчезли.

На высоте пять миль восемь ракет класса «воздух-поверхность» – включили свои маршевые двигатели. До этого момента они падали по пологой дуге, заданной им угловой скоростью «Спиритов». Пять ракет ушли в направлении нефтехранилища в Новом Саде, а три, опустившись еще на семь тысяч футов, понеслись над Дунаем.

Пилоты В-2 не отслеживали маршруты реактивных снарядов. В их задачу входил только сброс. Бомбардировщики синхронно опустили правые крылья, поменяли курс на «два-семь-ноль» и направились в сторону Турции, где их ждал заправщик британских ВВС.

Стратегические самолеты нового поколения получили первое боевое крещение. Дома летчиков ждали поздравления от Президента, очередные воинские звания и денежные призы.

Спустя сутки после того, как В-2 поднялись с аэродрома в штате Флорида, на стол главкома Военно-Воздушным Флотом России лег подробный отчет о маршруте и целях бомбардировщиков, подкрепленный прекрасными фотографиями с разведывательного спутника, а также распечаткой локационной обстановки со специального исследовательского судна, изучающего флору шельфа Средиземного моря.

Маршал авиации внимательно прочитал отчет и отметил, что технологии «стелс» так и остались тупиковой ветвью авиастроения. Даже не очень мощная аппаратура корабля «Мариуполь» пеленговала пресловутые «невидимки», а уж с новейших «МиГов» и «Сушек» самолеты были видны как на ладони.

Главком ВВС раздавил в стакане дольку лимона, отхлебнул обжигающий чай и вернулся к делу, от которого минуту назад его отвлек нарочный с отчетом из разведотдела. Маршал выдвинул верхний ящик стола, извлек доску с разложенными на ней пластмассовыми детальками модели биплана «Фарман» времен Первой мировой войны и, высунув кончик языка, принялся прилаживать к уже склеенному корпусу ажурные крылья.

* * *

– Пет! – Доктор Фишборн приоткрыл дверь в кабинет Брукхеймера и мотнул головой. Мол, выходи, нужно поговорить.

Профессор отложил бумаги и, воровато оглянувшись, выскользнул в коридор. После приснопамятного разговора в столовой он перелопатил всю документацию, касающуюся поставок в США альфа-фета-протеина, и обнаружил массу странностей. Отправителями всякий раз значились разные фирмы, биологическое сырье поступало нерегулярно, использовались длинные и путаные маршруты пересылки. Такое впечатление, что реальный поставщик изо всех сил заметал следы. Но делал это грубовато.

– Профессор! – преувеличенно бодро провозгласил Фишборн. – Я хочу показать вам удивительный экземпляр трансгенной пшеницы. Не изволите ли имеете со мной посетить оранжерею?

– Пожалуй, – громко согласился Брукхеймер. Однако его нарочито звучный ответ пропал втуне – занятые проверкой оборудования лаборанты, для которых предназначались эти слова, даже не повернули головы. Им не было никакого дела до того, куда вдруг намылились двое маститых ученых.

– Мы не переигрываем? – тихо спросил Брукхеймер, когда они подошли к ведущей в испытательный корпус лестнице.

– Ничуть, – Фишборн сморщил нос. – Пусть думают, что хотят. Что у нас с головами не совсем в порядке или что мы с вами – два престарелых влюбленных педераста. Главное, чтоб никто не догадался, чем мы занимаемся на самом деле. Иначе за нашу безопасность я не дам и десяти центов.

– Все настолько серьезно?

– Более чем.

Биологи спустились на нижний этаж, миновали широкий коридор, заставленный садовым инструментом, и очутились в застекленном ангаре площадью несколько тысяч квадратных футов.

Фишборн подвел приятеля к узкому деревянному ящику, в котором колосились светло зеленые побеги пшеницы мутанта.

– Здесь мы сможем говорить без помех.

– Вы подозреваете, что в помещениях стоит аппаратура? – негромко поинтересовался Брукхеймер, дотрагиваясь до колючего соцветия.

– Я никогда ничего не подозреваю, – Фишборн усадил профессора на полированную скамейку и примостился рядом. – Вчера я обследовал свой кабинет… У меня есть приятель, который торгует вот такими штучками на нью-йоркском рынке, – Лоуренс вытащил из кармана и повертел в пальцах металлический цилиндр. – «Антиклоп» называется. Обнаруживает активные и пассивные микрофоны. Я его позаимствовал денька на два. И пожалуйста – в моем кабинете три закладки, дома – еще две. В телефонном аппарате и в гостиной.

– Но зачем?

– Друг мой, мы занимаемся правительственными проектами. И кое на какой информации по нашим программам стоит гриф. Вот нас и контролируют.

– Однако условия контракта…

– Забудьте. Как забудьте и о поправках к Конституции. Здесь не мы устанавливаем правила. Надеюсь, вы ни с кем не обсуждали наше маленькое дельце?

– Я не псих, – мрачно буркнул Брукхеймер.

– Я тоже. Так что пока мы в относительной безопасности.

– Вы что то обнаружили?

– И немало. Во-первых, этот протеин не из Китая. Нет ни малейших следов гадолиния, характеристики продукта не соответствуют стандартам желтой расы. Если судить по совокупным признакам, реагент пришел к нам из Европы.

– Нонсенс! Для получения такого количества необходимо арендовать крупнейшие научные центры целиком. И ассоциация гематологов тут же засечет подобный эксперимент.

– Согласен, – Фишборн закинул ногу на ногу. – Но приборы не врут. Генетические коды на семьдесят процентов совпадают с кодами жителей Южной Европы…

Брукхеймер закусил верхнюю губу. В научном мире соответствие больше чем на пятьдесят процентов считается неоспоримым доказательством правильности теории. А несовпадения обычно объясняются в процессе дальнейших исследований.

– Все равно слишком большое количество вещества…

– Это верно. Но я наткнулся на один интересный фактик – несколько лет назад, когда мы стали испытывать острую нехватку сложных протеинов, к поставкам подключили некую фирму «Медитрон Иншуренс» с юридическим адресом в штате Вирджиния. И те каким-то образом ситуацию стабилизировали.

– Ну и что?

– Я послал запрос в Бюро Регистрации относительно этой фирмы и узнал, что она является филиалом «Майте Корпорэйшн». А та, в свою очередь, входит на правах соучредителя в «Бигхорн Траст Дивижн», со штаб квартирой в Мэриленде.

– И о чем это говорит?

– Неискушенному человеку – ни о чем. – Фишборн хитро улыбнулся и закурил тонкую сигару. Вообще то курить в оранжерее было строжайше запрещено, но никто бы не осмелился сделать замечание доктору, двадцать лет проработавшему в институте и создавшему его практически на пустом месте. – Однако не мне. В начале девяностых я имел кое-какие контакты с представителями «Бигхорна» и прекрасно знаю, что эта корпорация на сто процентов финансируется ЦРУ. Выполняет разные деликатные поручения, когда умники из Лэнгли не хотят, чтобы кто-нибудь нащупал связь между ними и какими нибудь грязными делишками.

– Вы хотите сказать, что ЦРУ организовало в Европе линию по производству и очистке альфа-фета-протеина?

– Не напрямую, конечно. Но не забывайте, как они наладили торговлю героином во время вьетнамской кампании. Создали фонд финансирования спецопераций и перегоняли наркотики в Штаты на самолетах с гробами. Тут, мне кажется, мы имеем дело с чем-то аналогичным.

– Да они совсем свихнулись! – Брукхеймер раскраснелся. – А если все раскроется? Нам же потом в научном мире никто руки не подаст. Я не говорю уж о расследовании… Как вы думаете, коллега, Криг в курсе дела?

– Обязательно, – Лоуренс выпустил красивое колечко дыма. – Партнерские отношения курирует именно он. И договор с «Медитроном» подписывал тоже он. Эта старая сволочь отлично, знает, откуда протеин и как его вырабатывают.

Директора института Фишборн не любил, считал его выскочкой, назначенным по указке из Вашингтона, и своего отношения не скрывал, отказываясь посещать все официальные торжества. Кригмайер платил ему той же монетой, но не мог ни за что ни про что уволить ученого с мировым именем. Тем более что Лоуренс был на дружеской ноге с половиной конгрессменов и проводил отпуска в компании важных шишек из Министерства финансов. А именно Минфину, как известно, подчиняется Секретная Служба, охраняющая Президента.

– Я вам больше скажу, коллега. Помимо «Медитронз» в этой истории замешана и наша Госсекретарь. Я поднял журнал поступлений за последний год. Якобы не мог найти адрес одного своего контрагента… Так вот, за месяц до первой посылочки с грузом протеина наш дорогой директор получил личное письмо от мадам.

– Возможно совпадение…

– Возможно, – легко согласился Фишборн. – Но вряд ли. Никаких других подозрительных поступлений я не обнаружил. Мы хорошо знаем всех поставщиков, работаем с ними не один год. А тут на тебе! Письмецо от Госсекретаря – и в институт начинает поступать подозрительный протеин из-за границы. Причем контракт с «Медитроном» подписывается как раз во время, прошедшее со дня послания Олбрайт до первой партии. Месяц.

– Негодяи! – Брукхеймера переполняла злоба. На идиота директора, на злобную жабу из Госдепа, на себя самого, не понявшего криминального характера посылок.

– Но и это еще не все, коллега. – Лоуренс был немного позером. Однако при его бешеной работоспособности и поистине энциклопедических познаниях сей маленький грех был простителен. – Настораживает наличие в продукте следов успокоительных препаратов. Я трижды перепроверил образец, и каждый раз компьютер выдавал мне фиксирующую цепочку. Сомнений быть не может – протеин вырабатывался на живом биологическом объекте.

– Кто обладает подобными технологиями?

– Мы, русские, китайцы, израильтяне. Возможно, швейцарцы и немцы. Но! – Фишборн поднял сигару. – На практике этот метод ни разу не применялся. Чисто теоретические разработки. Введение катализатора в кровеносную систему подопытного скорее всего приведет к смерти через две-три недели.

– Однако кто-то же ввел, – потерянно выдохнул Брукхеймер.

– Именно, – подтвердил доктор. – Если мои выкладки правильны, то мы столкнулись с результатом деятельности подпольной лаборатории, где в качестве контейнеров используются младенцы в возрасте до полугода. Мне продолжать логическую цепочку?

– Будьте так любезны, хотя у меня уже голова кругом идет.

– Где проще всего отыскать бесхозных детей? Правильно – на войне. А где у нас в Европе война? На Балканах… Вот мы и подобрались к самому главному. Наш Госсекретарь поддерживает косовских албанцев, она же пишет письмо нашему директору, и она же очень интересуется проблемами геронтологии. Даже выписывает два специальных журнала, я проверил. Ну так как?

– Идиотизм! Неужели они не понимают?.. – не договорив, Брукхеймер шумно вдохнул воздух и стукнул кулаком по скамейке.

– Тише, коллега, сюда могут зайти. А насчет вашего вопроса… Думаю, они не понимают. Те, кто заварил всю эту кашу, считают себя неприкосновенными. Живыми богами на земле. Им позволено все, а остальные должны молчать.

– Но мы обязаны как-то повлиять…

– Об этом я тоже подумал. И вот что решил, коллега, – Фишборн заговорщицки наклонился к профессору. – В ФБР или Администрацию обращаться бессмысленно. Мы с вами погибнем в автокатастрофе по дороге из Вашингтона. Газеты тоже не поверят, у нас нет твердых доказательств… Остается наш с вами профессионализм. Я предлагаю следующее. Это, – он поднял вверх миниатюрную пробирку с белой пылью, – осадок с химической посуды. Тут огромное число элементов, разрушающих протеиновые цепочки. Я специально подбирал состав, чтобы все было естественно. Якобы нарушение технологии очистки… Вы добавляете порошок в партию и устраиваете скандал. Мол, продукт никуда не годен по вине исполнителя. Руководство вынуждено будет начать разбирательство. Образец мне в лабораторию отправят. Я, со своей стороны, «потеряю» портфель с документами. Как раз через неделю мне надо ехать в Вашингтон, у одного моего друга юбилей, там то эта неприятность я произойдет. Некто, обнаруживший мой портфель, отправит часть документов одному очень скандальному журналисту. Тот, естественно, мимо сенсации пройти не может…

– А у вас не будет неприятностей?

– О чем вы? Результаты анализов не являются секретом, я их провожу по сотне в месяц и таскаю распечатки где угодно. Это не запрещено. Ну вот, слушайте дальше. Единственным отличием от стандартных анализов будет приписка внизу листа – так, мол, и так, данное вещество, похоже, вырабатывалось с нарушением гуманитарных норм. Журналисты тут же подключат экспертов, те перепроверят результаты анализа и установят, что он подлинный. Обратятся ко мне, а я их отошлю к Кригмайеру. Вот тут старой сволочи конец и настанет… Как вам мой план?

– Хороший план, – Брукхеймер повертел в руках пробирку. – Сегодня же я все сделаю. И да поможет нам Бог!

* * *

В доме не было даже прислуги.

За пять минут Владислав обошел оба строения, заглянул во все шкафы и под все кровати, проверил три туалета и две ванные, внимательно прислушиваясь к звукам снаружи.

Тишина. Никого. А ведь перелезая через стену, а потом забираясь в дом сквозь открытое на первом этаже окно, он был готов встретиться с тремя-четырьмя охранниками, парочкой слуг и толпой домочадцев.

Нижний этаж был залит светом, электричество поступало от дизельного генератора, но Анте солярку не экономил – оставил включенными с десяток люстр и укатил по своим делам.

Рокотов обследовал и гараж.

Хозяин дома питал страсть к французским автомобилям. В до блеска выметенном помещении стояли «ситроен ХМ», «рено сафран» и новенькое купе «пежо 406». На стенах висели фотографии, где владелец автопарка был запечатлен возле своих железных друзей. Снимки оказались биологу весьма полезными – он узнал, как выглядит Анте, и понял, что в город тот убыл на вишневом «пежо 605».

Хорват, без сомнения, страдал нарциссизмом. На всех фотографиях он не просто облокачивался на свой автомобиль, а намеренно позировал, замирая в героико-монументальных позах.

«Чучело, – решил Влад. – Небось всю жизнь о такой жизни мечтал. Вот и дорвался, придурок. Накупил себе пепелацев, набил дом барахлом и жирует. На „пежо“ раскатывает, гаденыш, а тут солидный человек, вроде меня, на женственной сопе по Косову прыгает… Ну ничего, будет тебе и кофе, и какава с чаем…»

Помимо страсти к блестящим хромом машинам, Анте был неравнодушен и к оружию. Стены трех гостиных были увешаны коврами с десятками роскошных клинков и стволов, в шкафчике на кухне биолог обнаружил целую оружейную пирамиду – две М-16А, пистолет пулемет Томпсона, четыре снайперские винтовки и гору обойм к ним.

Но более ценная находка ждала его наверху, в кабинете. Два «Хеклер-Коха» модели МР5А6 со встроенными глушителями и солидный запас парабеллумовских патронов к ним.

"Вот это в тему! – обрадовался Рокотов. – Для войны под землей лучше не придумать. И тихо, и рикошета нет. С «калашом» по тоннелям особенно не побегаешь… Берем.

Владислав скинул сапоги и переобулся в найденную в шкафу пару черных кроссовок «Рибок». Спортивные тапки пришлись впору. Все равно обувь следовало сменить на более удобную и бесшумную. Шнурованные десантные ботинки хороши для дальнего перехода, а не для тайных операций. Ведь биолог уже вышел на финальный этап.

В стену кабинета был вмурован сейф.

Рокотов осмотрел цифровой замок, но не притронулся к нему даже пальцем, решив дождаться хозяина и поспрошать, что там внутри. План допроса родился, когда он первый раз обследовал комнату за комнатой.

Незваный гость самым внимательным образом обшарил кабинет и улыбнулся своим мыслям. Анте считал себя очень хитрым.

Влад прошел на кухню, впервые за почти две недели сварил себе огромную чашку кофе, взял коробку с печеньем и уселся за портьерой в кресле на темной веранде. Перекусив, он принялся захваченным в гараже напильником стачивать кончики патронов к пистолетам пулеметам, превращая обычные пули в экспансивные, разваливающиеся на куски при попадании в тело жертвы.

Отсюда подъездная дорога просматривалась отлично, над воротами болтался фонарь, и биолог не боялся пропустить хозяина.

Тот вернулся только к полуночи.

Рокотов давно закончил свои слесарно-оружейные дела и пил уже вторую бадью ароматной «арабики». Он заранее удостоверился, что хозяин курит, и не опасался, что Анте учует остаточный запах кофе.

Хорват неторопливо загнал «пежо» – в гараж и, потягиваясь, вошел в дом.

День у него сложился удачно. Как у любого рачительного хозяина, бизнес, налаженный от "А" до "Я", не требовал постоянного участия. Подчиненные справлялись сами, Анте лишь по часу в день контролировал наиболее важные вопросы. Травка шла в Европу морским путем, женщин продавали в Хорватию и Боснию небольшими партиями, оружие тащили через границу горными тропами, гуманитарную помощь распределяли согласно заранее оговоренным планам. Все работает как часы, каждый занят своим делом. Хозяину остается лишь приглядывать, чтобы служащие не наглели и не воровали больше, чем положено.

Анте вошел в дом, сбросил свой любимый темно синий пиджак в елочку, выложил на стол револьвер и решил выпить стаканчик виски «Джек Дэниелс». Из квадратной бутылки с черной этикеткой. Чтоб лучше спалось. К виски он пристрастился давно, еще во времена особого югославского социализма, когда федеративная республика была форпостом Востока на Западе. Или наоборот – Запада на Востоке. В тонкостях политэкономии хорват не разбирался. Он просто хотел пить виски. И пил его, получая раз в два месяца контрабандный ящик, ибо в магазинах это пойло стоило слишком дорого. А деньги он считать умел и не тратился по пустякам. Бедное детство приучило Анте к тому, что платить надо только тогда, когда сие неизбежно. Во всех остальных случаях он либо решал вопросы через криминалитет, либо сам отнимал понравившуюся вещь силой оружия.