Текст книги "На пороге"

– Вы уверены насчёт этого? – Эллен испытывала некое природное недоверие к химии как науке, считая её переоценённым и зазнавшимся отростком физики.

Раг Дар пожал плечами:

– Онг Дар сказал, что на самом деле для приличного резонанса нужен сплав, но у нас нет ни материалов, ни оборудования. Это, по его словам, сносная замена. Достаточной плотности и вязкости для того, чтобы возбудить в ней колебания нужной частоты. Смесь, правда, немного токсичная. Моё тело – фикция, и потому мне яды не страшны. А вот вам… Как только на тело попадёт первая капля, заставьте себя не дышать. Насколько я понимаю, отравление всё равно было бы смертельным, но вас здесь уже не будет для того, чтобы заботиться о последствиях…

Эллен мысленно похвалила его остроумие и повернулась к Дюэлю:

– Фабрис, когда мы выльем на себя эту мерзость, сразу же активируйте генератор. И удачи…

– Вам удачи, доктор…

Без видимых усилий Раг Дар втащил канистру в центр «храма» и отвинтил крышку. Эллен отшатнулась. Едкий запах заставил её фыркнуть. Не мешкая, Раг Дар поднял канистру над её головой. Обволакивающий прозрачный гель обжигал кожу холодом. Попадая на «тело» Раг Дара, гель тут же начинал мерцать фиолетовым оттенком.

Под толстым слоем вязкой субстанции Дюэль не мог разобрать выражения глаз доктора Джефферсон, но ему показалось, что она просит не медлить, и он коснулся пальцем экрана.

Генератор загудел, раскручиваясь. Через несколько секунд он достиг пиковой мощности, и блестящие гелевой глазурью человеческие фигуры в центре храма вдруг пошли цветной рябью. Почему-то теперь Дюэль увидел глаза Эллен. Обычно серые, они показались ему ярко-синими. И в них застыло выражение чего-то такого… Дюэль искал определение и не мог его подобрать. В них словно выразила себя её человеческая душа. То, чего знавшие доктора Джефферсон никогда не имели привилегии видеть. И ещё – нечеловеческое мужество.

Фигуры объяло ярко-жёлтое пламя. Взмыло вверх столбом и погасло. Запахло озоном. Дюэль тремя прыжками оказался в центре «храма». Ничего. Оба существа исчезли без следа. Дюэль почувствовал, как что-то мешает ему моргать. Он осторожно провёл рукой по глазам и, поглядев на свои пальцы, с удивлением увидел блестящую каплю влаги…

– Мир бесконечен, – почему-то подумала Эллен, решив, что это будет её последней мыслью. Сомнение овладело ею в последнюю секунду. Она поняла, что вся их попытка была лишь изощрённым способом самоубийства. Вспышка охватила её тело, и она приготовилась раствориться в небытие.

Но мысль не уходила. «Мир бесконечен». Неожиданно Эллен поняла, что способна физически ощущать его бесконечность. Ибо она сама стала бесконечной. Как её тело и её мысли.

– Вы имеете в виду этот мир? – Вопрос был задан безмолвно, но Эллен тут же поняла, что его задал Раг Дар, ибо почувствовала его присутствие.

– Где мы? – спросила она.

– Позвольте себе увидеть сами, – предложил он.

Эллен почувствовала лёгкий прилив раздражения, но потом ей подумалось, что у него больше опыта во встрече с неведомым и непостижимым. На мгновение она представила, что может видеть, и пустота вокруг вдруг взорвалась безумным калейдоскопом красок. Пространство было заполнено гигантскими переливающимися разноцветными пузырями.

– Что это? – невольно задала она вопрос.

– Насколько я могу судить, это варианты, доктор.

– Пространство состояний, – заключила она.

– Именно.

– Но в каком из них находимся мы?

– Во всех. Вы ведь сразу заметили, что «мир бесконечен». Вы не ошиблись. Вы и я пребываем во всей безграничности разнообразных вариантов.

Эллен попыталась представить себе то, о чём он говорит, но вместо этого почувствовала. Цвета засверкали ярче, почти нестерпимо. Пузыри выросли в объёме, их стены раздвинулись, пропуская бесконечное число Эллен внутрь себя.

– Подождите, я с вами! – попросил Раг Дар.

Своды струились светом. Разноцветные струйки текли в разных направлениях, перекрещиваясь, вытекая из пустоты и уходя в никуда. Траектории струек прорисовывали необычные архитектурные формы – со множеством выступов вовнутрь, сглаженных углов, волн, розеток и завихрений.

– Это прекрасно… – неосознанно отметила Эллен.

– Нам нужно найти объект, ответственный за симуляцию вашего мира, – напомнил Раг Дар.

Внезапно участок пространства, в котором они находились, с неуловимой быстротой отъехал в сторону. Эллен и Раг Дар словно мчались по расцветающему фейерверками струй бесконечно длинному коридору. Рисунок струй изменился, но не потерял в изяществе. В центре пустого пространства под громадами радужных сводов мерцала странная геометрическая фигура. Прозрачная, с неисчислимым множеством углов и сторон, она была наполнена прозрачными же фигурами меньшего размера, в каждой из которых кипели и бурлили мириады матовых цветных пузырьков. Некоторые лопались сразу ярким радужным взрывом, порождая множество новых пузырей. Другие жили дольше, росли или уменьшались в размерах, меняли цвет и положение относительно соседних. Смена цветов прокатывалась по группам пузырей частыми волнами, отзываясь в каждом из них своим неповторимым оттенком.

– Вот он, – подтвердил очевидную догадку Раг Дар. – Но хотелось бы знать, как им управлять.

– Обратите внимание сюда, – предложила Эллен.

Две полусферы прямо под сводами, обозначенными переплетением быстрых цветастых струек, пульсировали мягким светом, идущим из сердцевины. Эллен и Раг Дар приблизились к ним по мере усиления собственного интереса.

– Это подвешенное состояние начинает несколько раздражать, – заметил Раг Дар и в то же мгновение перевернулся в пустоте, ощутив притяжение, исходящее от того, что они считали сводами помещения.

– У вас появились ноги. И вообще тело, – прокомментировала Эллен.

– Очень удобно. Попробуйте, – ответил тот полушутя.

Эллен последовала его примеру:

– Неплохо. Тяготение появляется по желанию.

– Мне кажется, что все объекты, с которыми мы сталкиваемся здесь, разумны, – поделился Раг Дар шальной мыслью. – Они понимают нас и реагируют на наши мысли и желания.

– Попробуем. – Эллен придвинулась к полусферам, и свет, излучаемый ими, стал ярче. На выпуклой стороне обоих предметов появились выемки – по восемь на каждой.

– Похоже, вам нужно прийти в соприкосновение с ними во всех указанных точках, – предположил Раг Дар.

– Но у меня нет стольких пальцев, – возразила Эллен.

– Вы забываете, что здесь мы, по сути, ограничены только нашим воображением.

Эллен не стала спорить. Она представила себе, как выглядели бы её руки с восемью пальцами, и в то же мгновение почувствовала каждый из них.

– Если добавить ещё пару рук, то в домашнем хозяйстве вы были бы незаменимы, – выразил своё восхищение Раг Дар.

Прикосновение к выемкам заставило полусферы разгореться ещё ярче. Свечение каждой расширилось, сливаясь вместе и образуя огромный шар света. Свет поглотил Эллен, Раг Дара и всё вокруг. Внутреннюю поверхность шара заполнили замысловатые образы. Некоторые напоминали многослойные символы, другие – геометрические фигуры, третьи – схематичные рисунки неизвестных объектов.

Эллен убрала руки от полусфер и, приблизившись, потянулась к одному из символов. Он тут же ожил, приподнялся над плоскостью и приобрёл объём. Эллен замерла, не решаясь коснуться медленно вращающегося вокруг своей оси символа.

– Будет немного посложнее алфавита, – заметил Раг Дар.

– Если следовать вашей гипотезе, то каждый символ способен сам себя объяснить, – ответила Эллен и решительно схватила крутящийся объект.

Её сознание вспыхнуло образами, сменявшими друг друга с быстротой мысли: взрыв сменился россыпью искр, мелких, как золотая пыль. Пыль заклубилась, ускоряясь в вихреобразном движении, уплотняясь в одних точках и разрежаясь в других. В следующее мгновение точки набрали объём и тяжёлыми сферами понеслись по сложным траекториям куда-то в темноту, иногда сталкиваясь и рассыпаясь новыми вспышками.

– Вы это видите, Раг Дар? – спросила Эллен.

– Да. Похоже, что это что-то вроде настройки базовых параметров материи вашей вселенной.

Эллен отпустила символ, заставив образы в своём сознании погаснуть.

– Попробуйте этот, – предложил Раг Дар, имея в виду другой символ, напоминающий колесо с вписанной в середину каплей. – В моей вселенной нечто похожее можно найти на стенах древних храмов, предположительно посвящённых духам эфира.

Эллен послушалась, и новые образы заполонили её разум: из вспышек молний выплыл гигантский смерч, врезавшийся в стену пара, за которой показалось мутное красноватое свечение, перешедшее в нестерпимое сияние.

– Несколько похоже на климатические настройки. Как вы думаете? – Раг Дар не был уверен.

Эллен сжала руку, «державшую» символ, и образы разлетелись по сторонам, заняв каждый определённое место на образовавшейся вокруг них новой сфере, вложенной в первую.

Эллен протянула руку к участку сферы, где клубы пара соседствовали с летящими каплями дождя. Прикосновением она заставила живое изображение падающих капель сжаться, позволяя пару занять освободившееся место.

– Неплохо бы посмотреть на результат, – угадал её мысли Раг Дар.

Словно услышав его, внутрення поверхность сферы вздрогнула. По ней пробежала волна, заставившая управляющие образы смениться новым изображением. Блёклая полупрозрачная поверхность сферы была усеяна мириадами крошечных капель. Каждая капля обладала своим цветом и яркостью. Присмотревшись, Эллен разобрала за раздвигающимися слоями атмосферных фронтов знакомые очертания континентов. Она сосредоточила внимание на интересующем её участке. Оказалось, что каждая капля служит своего рода увеличительной линзой, преломляющий эффект которой зависит от воли Эллен.

Ещё одно усилие – и она рассмотрела знакомый комплекс зданий, погружённый в обволакивающий, но неплотный туман. Солнечный свет, пробиваясь сквозь него, приобретал нежный золотистый оттенок.

Эллен не успела увидеть больше, ибо в это мгновение стенки внешней сферы лопнули одна за одной, и они с Раг Даром опять очутились в пространстве, границы которого прорисовывали юркие разноцветные струйки.

Контрольные полусферы сами собой отплыли в сторону, а на их месте возникла пылающая красноватым пламенем фигура. Неясные очертания в центре и шесть плоскостей по сторонам заставили Эллен вспомнить библейские мифы о серафимах.

– Уходите, Эллен! – Раг Дар среагировал мгновенно. – Выходите из этого пузыря-состояния!

– Я не брошу свой мир. – Эллен почувствовала удивительное спокойствие, которое возникает, когда человек кристально ясно осознаёт, что ему надлежит делать.

– Он существует в других состояниях тоже! – настаивал Раг Дар.

– Так же, как и это существо, и ему подобные.

– Кана права. – Огненные крылья распахнулись и улеглись вновь.

– Кто такая Кана? – не поняла Эллен, совершенно не удивляясь тому, что огненная фигура вступила в разговор.

– Ты, – был ответ. – Контуры сознания разумных существ в той симуляции, откуда ты пришла, рециркулируются. Это естественный побочный эффект квантового процесса. Некоторые сознания обладают большей плотностью состояния. Его компоненты обладают большей связанностью и после разрушения стремятся восстановить квантовую сцепку. Когда их захватывает алгоритм генерации новых существ, они в значительной мере оказываются сцепленными. Новое существо сохраняет контур старого. Кана – имя твоего изначального воплощения. И, соответственно, твоё единственное истинное имя.

– Значит, в других состояниях сейчас происходит нечто, подобное событиям этого состояния? – осмелел Раг Дар достаточно, чтобы задать вопрос.

– В бесконечном большинстве, но не во всех. В конечном счёте подобие всё равно рассыпается в разнообразие. Вы можете это почувствовать. Вы также находитесь во всех из состояний.

– Но ведь мы сейчас здесь? – спросила Эллен.

– Это абсурдный вопрос. Всё зависит от выбора. Это настоящий мир, а не твой симулируемый, Кана. Здесь никто не может находиться только в одном состоянии. Сингулярный коллапс проявления вызвал бы коллапс всего мира. Таковы объективные законы реальности.

– А у тебя есть имя? – задал следующий вопрос Раг Дар.

– В вашем понимании – нет. Имя любого обитателя Бесконечности определяется его предпочитаемой координатой пространства-времени-состояния. Это предпочтение – нечто вроде образа мышления.

– Каковы намерения обитателей Бесконечности относительно нашего мира и нас? – задала Эллен главный вопрос.

– Твой мир – один из многих симулируемых, Кана. Так мы создаём и познаём дополнительную вложенную бесконечность разнообразия вариантов. Ценность твоего мира сильно снижена твоим открытием. Инициировав Второй Всемирный Потоп, мы попытались занять твою расу вопросом выживания, но ваш выход за пределы твоего мира – дополнительный аргумент в пользу того, что этот мир следует уничтожить. Вас самих ждёт та же участь. Порождение двойной симуляции будет первым. Я захвачу его разум и разберу до последней квантовой сцепки, чтобы проанализировать до конца.

Раг Дар метнулся в сторону, увлекая Эллен за собой.

– Уходите! – воскликнул он.

– Так же, как и вы, я не могу этого сделать! – ответила Эллен.

Огненные крылья преследовали обоих по пятам. Прыжок от свода к своду. Представить себе притяжение. Отбросить притяжение. Снова.

– Бесполезно, – последовало бесстрастное замечание огненнокрылого.

Эллен вспомнила, что нечто похожее происходило сейчас и в других состояниях. Неужели у них не было шансов ни в одном из них? Она вдруг почувствовала себя во всей этой бесконечной цепочке состояний, четвёртом измерении. И это ощущение разом сделало её сильнее. Она попыталась собрать всю свою силу, всю себя в одном месте – здесь. Неимоверное усилие ничего не дало. Тогда она попробовала сделать то же самое шаг за шагом. Одно состояние за другим. И с радостью почувствовала, как где-то будто обрываются невидимые нити.

Именно в это мгновение огненные крылья сомкнулись на Раг Даре и обволокли его целиком. Его мысленный крик был полон отчаяния и страха – не за себя, а за свой мир.

Эллен заставила себя не обратить внимания. Она обрывала нить за нитью, всё яснее проявляясь здесь и сейчас.

– Прекрати, – потребовал огненнокрылый властно и уверенно.

Эллен не послушалась. Она продолжила бешеные прыжки и кувыркание под радужными сводами, одновременно все быстрее обрывая нити.

– Остановись! Собравшись в одно состояние, ты уничтожишь всё! И твой мир всё равно погибнет! – Требование стало грозным, но в то же время огненные крылья перестали носиться за ней, замерев на одном месте.

– Мне нечего терять, – ответила она бесстрашно.

– Подумай. Ты не сможешь вернуться. Ты проведёшь бесконечность здесь вне своего мира. Не лучше ли тебе погибнуть и избавить себя от страданий?

– Меня не пугает бесконечность.

– Ты хочешь видеть смерть своего мира?

– Если вы уничтожите его, я продолжу концентрироваться в этом состоянии и превращу всю Бесконечность в конечность.

– Он всё равно будет уничтожен в тех состояниях, в которых тебя больше нет.

– Но он останется в остальных. И только посмейте сделать хоть что-нибудь, что может ему угрожать.

Огненные крылья распахнулись, дрогнули и свернулись опять…

Вода схлынула месяц назад. Лёгкая туманная дымка, повисшая в воздухе с того самого момента, как прекратился дождь, приятно ласкала тело, не позволяя солнцу обжигать кожу. «Как во времена Адама и Евы, земля орошается паром», – говорили люди. Климатологи и синоптики вещали похожую погоду во всех умеренных и тропических широтах. Течения и движения воздушных масс полностью поменяли траектории.

Дюэль ехал на работу – в лабораторию. Визитёры из Симуленной прекратили захваты новых объектов и освободили почти все захваченные. Под их контролем оставался только комплекс зданий, включавший в себя лабораторию, и снабжавшая её энергией электростанция.

Новостей от Эллен и Раг Дара не было. Математическое изложение их теории до сих пор вызывало горячие споры в учёном мире. Эксперимент по выводу в Над2, проведённый в лаборатории, пока оставался для человечества тайной, надёжно охраняемой визитёрами из Симуленной.

Дюэль прошёл двойной кордон на входе: сначала парней в униформе, присланных правительством, затем – зеркальных собратьев Онг Дара.

Сам Онг Дар встретил Дюэля в лаборатории. Они неплохо наладили общение с помощью интерфейса терминала или электронного планшета и теперь работали вдвоём над новым важным проектом, сутью которого был обмен идеями и технологиями меж двух миров. В силу заложенной разницы в времени Симуленная начинала перегонять Надмир, и некоторые из её технологий выглядели многообещающе. Задача Дюэля заключалась в их адаптации к физической реальности Надмира.

Онг Дар на секунду отошёл в сторону, чтобы обменяться электрическим разрядом с одним из своих собратьев, и поэтому Дюэль первый обратил внимание на происходящее на экране. Изображённая на нём схема перспективного двигателя на ионной тяге вдруг сменилась чистым голубым фоном, по которому побежали строчки:

«Переступая за порог, никогда не забывай и не жалей о том, что оставлено позади.

Место: Бесконечность. Время: Вне потока. Ипостась: Эллен».

Дюэль издал неопределённый звук и, не в силах облечь в слова свои переживания, принялся энергично тыкать пальцем в направлении экрана. Никто не обращал внимания на его пантомиму. И когда Дюэль поднял взгляд, то сразу понял почему. Те же строчки двигались по всем без исключения экранам. Воздух в центре помещения сгустился, заструился змеёй, что, извиваясь, вывела те же слова, отчётливо видные в преломлённых лучах света.

Конец.

Без названия

Я бегу по снегу, задыхаясь, слюна стекает по подбородку – мне некогда её вытирать. Останавливаюсь под деревом. Меня бьёт дрожь – от холода и от волнения. Да – и от страха.

Дышу, стараясь делать это не очень громко.

Странная и естественная смесь страха и ярости.

Я уже не помню, что это – игра.

…

Она возникла настолько же естественно, насколько неестественным является само её существование.

Я был одинок. Я был настолько обычным, что необычной была только чрезвычайная степень моей посредственности. Не богат и не нищий, не гениален и не глуп, не уродлив, но не красавец. Законопослушно труслив, в меру независим, чтобы поддерживать своё существование, но не способен принять на себя ответственность. Я в жизни не имел собственных взглядов. Я в жизни не ударил человека. Я в жизни не завоевал женщину.

Обычная работа в банке – на кого-то. Богобоязненное отношение к начальству.

Обычный. Самое страшное слово. В тот день – помню чётко, что это был понедельник – я задумался над этим. Я сидел и слушал объяснения своего босса.

Это даже была не мысль, это было ощущение – физическое. Вдруг посередине того монолога Элизабет я ощутил бессмысленность. Всего.

Это как будто у вас кто-то разом вынул душу. И осталось лишь тело. Без смысла и назначения.

Я с трудом подавил желание встать и выйти из комнаты, из здания.

Вдох-выдох.

– Понятно? – Она смотрела на меня, она ждала ответа.

– Да. Нет проблем. – Я вернулся в реальность.

Зазвонил телефон, в Outlook уже было десятка два непрочитанных сообщений. Я вдохнул поглубже и заставил себя нырнуть в этот сортир.

До вечера я не думал, я работал, как машина. В наше время, когда ты работаешь в банке или чёрт знает где ещё, где тебя классифицируют как служащего, твой мозг – это просто ещё один рабочий аппарат в офисе наравне с принтером-факсом-ксероксом. Твой мозг тебе не принадлежит, в течение дня им пользуется нанимающий тебя организм – он распоряжается твоей памятью, он управляет твоим мыслительным процессом, он контролирует твои нейроны. Ты не думаешь, просто твой мозг выполняет работу, функционирует на благо организации.

Но эта мысль, захватившая моё сознание на пять минут тем утром, не ушла.

И вечером я был наедине с ней. Бессмысленно. Я знал это давно и говорил об этом. Просто я вдруг это почувствовал. Знать и чувствовать – как смотреть на карту и проделать путь. Разные вещи.

Ощущение было пугающим, и поэтому, несмотря на усталость, я решил позвонить приятелю. У меня не было друзей. У меня были приятели, люди, которых я знал и которые в данном временном промежутке не полностью игнорировали моё существование.

Мы встретились около восьми. Странное дело, закон гарантирует 8-часовой рабочий день, но попробуй найди компанию, которая согласится держать сотрудника, всегда уходящего с работы в положенное время. Все эти лицемерные речи – о корпоративной культуре, об удовольствии от работы, о необходимости бросать вызов трудностям и преодолевать препятствия, о самосовершенствовании в труде – они призваны выполнять всего лишь одну функцию: скрыть от тебя, что ты всего лишь раб. Они выжимают из тебя 120 и 200 процентов, просто чтобы не платить ещё одну зарплату, и ожидают, что ты со счастливым лицом будешь ложиться костьми на работе, чтобы они могли заработать побольше денег. Ибо яхты и десятки содержанок стоят дорого.

Алекс был взвинчен. В последнее время нервы у него были ни к чёрту. Так бы сказали его коллеги. Я же видел, что он просто больше не считает нужным сдерживать раздражение. Он просто позволял себе теперь говорить людям то, что он о них думает. Он работал финансистом торговой компании, и он работал в разных местах, но в том же качестве уже на протяжении доброго десятка лет.

Он, как всегда, опоздал и торопливо вошёл в ресторанчик, где я сидел уже добрых двадцать минут, кивнул в мою сторону на вопрос официанта и, улыбаясь кривоватой улыбкой, подошёл к столу:

– Привет, как дела?

– ОК.

Сев, он взъерошил свои чёрные космы, от чего сразу стал напоминать героя японских манга, и издал низкий ревуще-воющий звук, по которому я сразу понял, что у него выдался нескучный день.

К его несчастью, он был неглуп и не отличался ни терпением, ни снисходительностью по отношению к самовлюблённым и недалёким, составляющим 90 процентов среднего класса современного общества.

Я спросил его о причине его настроения и, слушая ответ о тупости коллег, вдруг понял, что поддерживало наши приятельские отношения – мы жаловались друг другу. У нас было много общего, общих несчастий. Нам было не с кем их обсудить. Он – для меня, а я – для него был единственным человеком, готовым выслушать, не переключаясь на проблемы потребления. Мне всегда было чертовски сложно поддерживать разговор с людьми, для которых важными и единственными темами для общения служило обсуждение достоинств и недостатков новых машин, мобильных телефонов, гордость по поводу удачно купленных часов (со скидкой!); в лучшем случае пространное описание вкуса красного вина из различных доменов или ресторанов и ночных клубов города.

Мы жаловались, ибо имели несчастье родиться с достаточным объёмом мозга, чтобы осознавать всю беспросветность собственного положения, чтобы знать, что жестокие и сильные люди, стоящие выше нас, никогда не позволят ситуации измениться. И никакие шмотки не могли затмить этого сознания. Не страшно быть рабом, страшно знать, что ты раб.

– Жизнь – дерьмо, а потом – ты умираешь, – ответил я Алексу цитатой.

– Я знаю, чувак. – Он выпустил струю дыма и отвернулся. Мне начинало казаться, что он боится продолжать думать в этом направлении. Отказывается, чтобы существование не стало невыносимым.

Я откинулся на спинку стула и оглянулся – ресторан был почти полон. На лицах большинства людей читалась удовлетворённость собой и миром. Что есть у них, чего у нас нет? Они поняли нечто, что нам недоступно? Любовь?

– Иллюзия.

– Что? – Кажется, свой предыдущий вопрос я произнёс вслух и получил неожиданный ответ от Алекса.

– У них у всех есть иллюзия. Посмотри на них, они не богаты, они такие же никто, как ты или я. Но у кого-то из них есть иллюзия любви. У кого-то – благополучия. У кого-то иллюзия существования бога, бессмертия. Если хочешь быть счастливым – заведи себе иллюзию.

Я сидел, не в силах сказать ни слова, настолько сказанное резонировало с тем, что я почувствовал утром.

Чертя в голове маршрут домой, я выбрал дорогу, шедшую по краю набережной. Зябко. Туман висел в воздухе плотной серой тканью, которая растворяла звуки, залезала в ноздри и горло, делала дыхание глухим и тяжёлым. Ты словно плывёшь под водой или идёшь по дну. Синие огни моста вонзались в тело тумана, но он был сильнее. Весь город походил на космическую базу из фантастического фильма про пришельцев. Поддавшись чарам, я остановился и, глядя на мост, ощущая под пальцами ледяной холод стальной изгороди, задумался.

Мы несчастны, потому мы мужчины, которым больше не нужно охотиться на большого зверя и защищать свою семью от саблезубой кошки. У нашего существования нет смысла. Мы не выполняем программу, заложенную природой. Кто-то из нас спасён, на время или на всю жизнь, веря в иллюзию, созданную самим собой или кем-то. Кто-то лишён дара веры в иллюзии.

Неделя прошла. Работа приносила усталость, но не избавление, как я наивно надеялся.

Пятница вечер – это время веселья и разгульного праздника. Люди стирают из памяти неприятные события недели при помощи друзей, бессмысленной болтовни, алкоголя и прочей химии. Работа становится чем-то вроде параллельной вселенной – о ней знают, но она не существует здесь и сейчас. Люди ищут спасительного отдыха, и прежде всего отдыха разума, они выключают мозг, работавший всю неделю на корпорацию богатых и сильных. Они ищут любви и секса и готовы на всё, чтобы… забыть… закрыть глаза на реальность. Они хотят видеть перед внутренним взором только иллюзию, они хотят назвать её «счастье».

Шаркая ногами по лестнице, словно мне было под 90, я поднялся на свой этаж, подошёл к двери и, вместо того чтобы вставить ключ, уткнулся лицом в угол, упираясь лбом в дверной косяк. Не знаю, сколько времени я провёл в таком положении. Ответственность и долг словно упали с моих плеч до понедельника, как сброшенный тяжёлый рюкзак, но я не чувствовал радости и прилива сил. Усталость. У меня осталось только одно чувство, одно ощущение.

– Всё в порядке? – Женский голос за спиной выдернул мой мозг из оцепенения – соседка-португалка смотрела на меня с волнением и некоторым подозрением.

– Всё ОК, тяжёлый день. – Я нарисовал улыбку, этому искусству учишься быстро. Без него – никак.

– А, ОК, – в её голосе слышалось облегчение.

– Приятного вечера, мадам, – пожелал я скомкано и, вставив ключ, втолкнул себя вместе с дверью в квартиру.

Дверь захлопнулась за спиной, я зажёг свет, опёрся о стену и, сам не знаю почему, поднял руки, приблизил ладони к лицу и стал разглядывать их узор.

Я был ещё подростком, когда мать наполовину в шутку, наполовину всерьёз рассказала мне, как читать по руке. Я никогда не верил в хиромантию, она тоже не придавала ей особого значения.

У меня не очень хороший рисунок ладоней. Взять хотя бы линию жизни – тонкая, невыразительная, недлинная, а на левой руке образует чрезвычайно странный рисунок в виде огромного треугольника; на конце – широкая вилка – кто-то говорит, что это признак эмиграции, кто-то – психической болезни.

А вот этого ответвления на линии жизни я раньше не видел – странно! Значит, правда, что узоры могут меняться в течение жизни. Я покопался в памяти – никогда не видел такой стрелки раньше.

Чёрт с ним – мне нужно было встать не поздно на следующий день: я договорился с Алексом, наконец-то убедил его сходить со мной в тир.

Утро было солнечное, и, как часто бывает зимой, это означало ещё и ветреное. Сухой воздух, свет солнца очень яркий, почти бесцветный. Всё видится таким чётким. Пустые улицы, с которых всего несколько часов назад ушёл нетрезвый дым веселья.

В тире было пусто, даже запах кордита ещё не чувствовался на входе. Я поздоровался со знакомым охранником, который был заодно и кассиром и выдавал-принимал оружие. Взяв в руки «Глок», я сразу почувствовал себя лучше. С пистолетом в руке и взглядом, направленным на мишень, я обычно легко избавлялся от навязчивых мыслей, забывал неприятности. Оставались только сильные и реальные ощущения – удар пистолета в руку, когда он внезапно оживает при выстреле, взрывной грохот и радость, когда пуля попадает точно туда, куда ты хотел её отправить.

Когда я и Алекс записывали свои данные в журнал регистрации, внутрь этого тира-подвала вошёл паренёк, точнее, мне так сначала показалось, на самом деле мужчине было слегка за тридцать. Теперь я понимаю, откуда у меня возникло впечатление, что он был моложе, – он вошёл несколько замедленно, странновато оглядываясь, и, помявшись на входе, нерешительным шагом направился к стойке – прямо подросток, не знающий, как себя вести и что ему делать. Он подошёл ближе, наши взгляды случайно пересеклись. В его глазах светился вопрос, и я решил ему помочь.

– Да? – спросил я. На мгновение мне почудилось, что тоска мелькнула в его взгляде, но он отвёл глаза.

– Нет, нет. Спасибо. – Голос его был обычным, пожалуй, слегка глуховатым, словно что-то во рту мешало ему говорить.

Из внутреннего помещения вернулся охранник, он вынес «Глок» мне и «Сиг» – Алексу. Занявшись распределением пистолета, обойм и наушников по рукам и карманам, я отвлёкся и тут же забыл про этого парня.

Я подождал, пока Алекс справится с той же логистической задачей, и мы вместе вошли в холодный и пахнущий сыростью зал.

БУМ! – огрызнулся «Глок»; первый выстрел – я забылся и был весь увлечён процессом. Алекс тоже ушёл в стрельбу, и у него всё шло отлично. Мы не разговаривали, даже не перекидывались словами. Дым заполнял кабину, и иногда приходилось ждать, пока он рассеется – вентиляция в том месте была, очевидно, не в порядке.

Мы почти не заметили, как третий стрелок вошёл в зал, я помню только слабый стук двери за спиной. Чуть позже мы как раз ждали, пока рассосётся дым, и я услышал, как незнакомец начал стрельбу: 1, 2, 3, 4, 5 – я ещё подумал, что он либо очень хорош, либо просто не целится. Шестой выстрел. Одновременно я вдруг заметил краем глаза, как густая тёмная жидкость брызнула на стены в том месте, где стоял третий стрелок. Дым в моей кабине разошёлся, и я уже поднимал пистолет и отворачивался, когда увиденное достигло моего сознания, и я резко повернул голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как расслабленное тело падает на пол и окровавленная голова, ударившись о стену, съезжает по ней вниз.

Мгновение прошло как долгий час. Я узнал по одежде нерешительного мужчину и враз понял причину его недавних колебаний. Он больше не колебался, всё было решено, и суд в лице одного человека привёл приговор самому себе в исполнение. Немедленно.

Я осторожно тронул целящегося Алекса за плечо, молча указал ему взглядом на причину беспокойства и услышав от него: «Бл…!» – и ещё кучу чего-то несвязного, подобрал его пистолет с пола и вышел вместе с ним из зала.