Текст книги "Я всемогущий"

Я поставил точку. Хватит с этим. Разберёмся. Тезисы я записал.

Что ещё? Демография. Рождение детей нужно всячески поощрять – если государство богато, то это достигается легко. Вплоть до бесплатных квартир каждой семье с детьми. Кроме того, многодетность должна быть почётна. Продумать PR-кампанию. И качество здравоохранения. Нужно свести к минимуму детскую смертность. Оборудовать по последнему слову все родильные дома, в кратчайшие сроки подготовить лучшие медицинские кадры.

Карандаш скрипел, терзая бумагу, грифель крошился. Образование. Культура. Идеология. Внешняя политика. Я прошёлся по всем больным темам. Пальцы, уже отвыкшие так много писать, побаливали, однако боль и усталость скрашивало чувство удовлетворения от созерцания исписанного листа, заполненного идеями.

Рука потянулась к телефону.

– Алло, кто это? – раздался в трубке заспанный голос.

Я кинул быстрый взгляд на часы. Похоже, я переборщил со временем звонка.

– Олег, привет, ты ещё не спишь?

Вопрос прозвучал немного глупо. Солодовников в трубке недовольно заворчал, потом проговорил уже более миролюбиво:

– Платон, что-то случилось?

– Помнишь, ты говорил, что мне нужно стать президентом? – Я дождался утвердительного «угу» с той стороны. – Так вот, я решился. Возглавишь мой предвыборный штаб?

Некоторое время Олег молчал, затем произнёс голосом, в котором не осталось и признаков сна:

– Платон, ты единственный человек, который может позвонить мне в три часа ночи и задать подобный вопрос.

Я мимолётно улыбнулся. Олег некоторое время размышлял, затем спросил:

– А как же корпорация? Я понимаю, что ты воспринимаешь её как наскучившую игрушку. Но для меня это дело жизни.

– Жизнь длинная, Олег, – я переложил трубку в другую руку, встал и открыл окно. – Может быть, дело твоей жизни – это совсем другое. А что до корпорации, то её можно поручить Ирине. Она справится.

Солодовников с сомнением хмыкнул.

– Ты пойми, – сказал я, пытаясь вложить в голос максимум убеждения, – у меня довольно много задумок. И мне понадобятся свои люди. Проверенные. На которых я смогу положиться. Мне надо выиграть эту президентскую гонку. В случае успеха будешь у меня премьер-министром. Как тебе такая идея?

– О’кей, – сказал Олег. – Кажется, я уже привыкаю к твоим идеям.

Я улыбнулся:

– Это хорошо. Мне и нужны такие люди, которые не станут шарахаться от идей. А в случае неудачи…

– Неудачи не будет, – прервал меня Солодовников. – Я тебя уже слишком хорошо знаю, мистер везунчик.

10

Ночью лил дождь. Я несколько раз просыпался оттого, что мне чудилось, будто в квартире шумит водопад. И успокаивался, лишь убедившись, что потоки воды бьются в стёкла снаружи.

С утра же тропический ливень превратился в обычную московскую морось. К ней, однако, присоединились порывы ветра, из-за чего пространство над городом закрыли для частных вертолётов. Увидев сообщение информатора, я скривился и стал прикидывать, не остаться ли сегодня дома. Провести полдня в столичных пробках крайне не хотелось. Я почти решил снова залезть в постель и подремать ещё часик, как раздался звонок Солодовникова.

– Привет, Платон, – бодро проговорил он в трубку, – ты как, скоро в штабе будешь?

Я посмотрел на часы, затем кинул мечтательный взгляд на кровать. Олег, не слыша ответа, тем не менее сразу угадал моё настроение.

– Даже не думай сегодня просаботировать, – произнёс он. – Народ тебя уже неделю не видел, а отсутствие генерала – это первое, что разлагает армию. Так что давай, руки в ноги – и дуй сюда.

Я сквозь зубы пообещал скоро быть. Олег жизнерадостным голосом сообщил, что позвонит через час и проверит. Мне в очередной раз хмуро подумалось, что тяжело иметь партнёра-«жаворонка», когда сам являешься «совой».

Над окнами тяжело нависали беременные тучи цвета сигаретного дыма. Пейзаж отсутствовал. Даже соседние высотки Москва-Сити виделись как будто в тумане.

Я пошёл в ванную, по пути кинув сообщение водителю с просьбой быть готовым к выезду через полчаса. Вообще, я люблю водить машину самостоятельно, однако болтаться по пробкам на сей раз было выше моих сил. Надеяться же, что погода даст возможность полететь на вертолёте, не приходилось.

Доехали мы быстро, почти нигде не задержавшись. Лишь почти у цели, на Таганской площади, машина попала в грандиозную пробку и оказалась беспомощной, как корабль, затёртый льдами.

Я сам нашёл этот дом на Таганке – ещё осенью, когда мы только начали формировать избирательный штаб. Мне понравилось здание «под старину», так напоминающее дома в центре Петербурга. Солодовников договорился с владельцами и снёс почти все внутренние стены, превратив помещение в обширное футбольное поле, разделённое кое-где временными перегородками. Олегу нравилась такая планировка – он имел возможность быть в курсе всего, что происходит в штабе. Я же иногда ворчал из-за того, что для решения конфиденциальных вопросов приходилось спускаться в кафе. Его хозяин, впрочем, специально для нас держал отдельный уютный зальчик.

Движение в пробке на площади окончательно застопорилось, и я, прикинув, что дойти пешком будет гораздо быстрее, вылез из машины. Дождя уже не было, однако порывы февральского ветра бесцеремонно забирались за шиворот. Я поднял воротник пальто и зашагал в сторону нашего здания, лавируя между автомобилями, покрытыми холодными каплями.

Едва я зашёл в штаб, как наткнулся на Илону. Она мгновенно сориентировалась и потащила меня к своему столу, не давая опомниться.

– Платон Сергеевич, не убегайте, пожалуйста! Мне нужно показать вам медиа-план по Московской области и переделанный плакат для Поволжья. Вы просмотрите быстро, это не займёт у вас много времени…

Илону в штаб я привёл сам. Когда встал вопрос о том, кто будет готовить к выборам рекламную кампанию, мы с Олегом долго не могли найти нужного человека. В конце концов, не надеясь особенно на успех, я набрал номер Илоны Гейдаровой, которую знал ещё по временам, предшествовавшим корпорации «Снег». Илона, рекламистка от бога, несколько лет назад заявила, что меняет рекламную карьеру на поприще домохозяйки – и ушла из профессии. К моему удивлению, она с радостью приняла предложение вернуться к любимому делу. Потом она рассказывала, что рекламные кампании даже снились ей по ночам – так она скучала по работе. Наша тихая, скромная, гордая Илона так и не смогла стать идеальной женой-бездельницей при состоятельном муже. Придя в штаб, она начала работать с упоением и была готова, казалось, трудиться даже без оплаты.

– Платон Сергеевич, – щебетала она, подсовывая мне один документ за другим, – мы вас так ждали сегодня! Есть проблемы на Дальнем Востоке и в Ростове, вы в курсе?

– Что случилось? – Я отложил очередной график.

– Я вам отправила письмо утром по электронке, не смотрели ещё? В Приморье нас отказываются печатать. Но одна типография не берёт. Там местный губернатор поддерживает Сидорова, поэтому пригрозил санкциями тем, кто будет с нами работать. Неформально, конечно, но люди боятся, – Илона всплеснула руками, – не берут наши материалы.

– А чем объясняют отказ?

– Находят формальные причины. В основном, загруженность производства. Кто-то говорит, что бумага кончилась, у кого-то вдруг ремонт в цеху затеялся. Я вас ждала, хотела, чтобы вы помогли.

– Вот ведь как получается, – усмехнулся я. – Административный ресурс нынче работает не на кандидата, которого поддерживает действующий президент, а против него.

– Ну а чего вы ожидали, Платон Сергеевич? Вы же сами говорили, что всё будет по-честному. И запретили использовать ресурс Шевелёва. Может быть, через Центризбирком на них надавить, пожаловаться?

Я потянулся было к подбородку, чтобы задумчиво его помять, однако вовремя спохватился – слишком уж вульгарным был, по мнению моего имиджмейкера Марины, этот жест. «Президент – это не человек, – говорила она, – а образ в головах избирателей».

– Нет, – ответил я наконец, – Избирком нам не поможет. Разбирательство затянется, формальных причин наказать губернатора нет, пока что-то докажем – время уйдёт. А тебе когда надо напечатать, уже на следующей неделе?

Девушка закивала головой.

– Вот именно. – Я нахмурился, напрягая память. – В Хабаровске у нас как сейчас, всё нормально? Там, кажется, местная власть вполне к нам лояльна. Хорошие типографии и агентства там у нас есть?

Илона моментально выудила из пухлой папки нужный листок, быстро пробежала его глазами.

– Да, есть и типография хорошая, и агентство.

– Отдай приморский заказ в Хабаровск, пускай срочно печатают там и везут во Владик. Будут трудности с распространением – тоже привлекай людей из Хабаровска. Командировки для них, если понадобится, проживание – за наш счёт.

Илона посветлела лицом, быстро сделала пометки в блокноте.

– Что там ещё? – спросил я. – Что-то про Ростов ты говорила.

– Да, – девушка выдвинула ящик стола, достала несколько фотографий. – Вот посмотрите. Можно сказать, что против нас в Ростове используют чёрный PR. Пишут краской на стенах домов лозунги якобы в нашу поддержку, причём с орфографическими ошибками. А люди потом звонят в возмущении, что мы портим стены своей агитацией.

Я проглядел снимки: «Голасуйте за Колпина!», «Колпин – друг евреев Ростова!», «Поддержим Колпина, поддержим однаполый сэкс!».

– Так. Понятно. – Я говорил медленно, параллельно обдумывая, какой шаг будет наилучшим ответом. – Делаем следующее. Разворачиваем в Ростове масштабную – именно масштабную – кампанию по обновлению фасадов городских зданий. Даём косметику по всем домам, требующим покраски, в том числе и по этим, загаженным, – я кивнул на фотографии. – Громко заявляем, что я забочусь, как выглядит город, на это делаем основной акцент, а уже после – говорим, что надписи – дело рук моих конкурентов. Информацию нужно довести до всех жителей города, особенно тщательно – до тех, кто живёт рядом с домами, на которых появились надписи. Посоветуйся с Мариной Знеровой на тему, как это лучше всего организовать. Средства – из моего личного фонда.

Илона кивала, записывая.

– Сейчас я Марине сам скажу, – я поискал глазами рабочее место Знеровой.

Медная шевелюра моей главной специалистки по имиджу и PR едва выглядывала из-за монитора на другом конце зала. Я направился к ней.

Марина не заметила, как я подошёл. На экране её компьютера сверху светилась кроваво-красная надпись «Мафия», а ниже располагалось окошко, в которое Знерова вводила длинное сообщение, посвящённое разоблачению некоего адвоката.

– Ну как, всех мафиози поймала? – спросил я негромко.

Марина ойкнула, быстро закрыла онлайн-игру и лишь потом повернулась ко мне. На лице её блуждала шкодливая улыбка. Маленькая, плотно сбитая девушка отличалась готовностью в любой обстановке иронизировать и над окружающими, и над собой.

– Мариночка, что же ты, в рабочее время – и в игры режешься? – Я пожурил её почти ласково. Сердиться или обижаться на эту смешливую рыжеволоску было сложно.

– Так работы совсем мало, Платон Сергеевич, – в тон мне ответила Марина. – Имидж у нас на высшем уровне, пиар-кампании вовсю идут – это я постаралась. Кандидатская программа ваша – супер, в самую точку, избиратели воспринимают на ура. Всё хорошо.

– Так, может, мне тебя уволить, раз заниматься нечем? – спросил я шутливо.

Марина комично замахала руками:

– Ну что вы, Платон Сергеевич! Не надо меня увольнять! Хотите – я вам имидж ещё раз поменяю? Теперь уже радикально? Представьте себе, – она театрально закатила глаза и ощупала в воздухе руками нечто округлое, – представьте себе – абсолютно лысая голова – и густые чёрные усы. А? Как вам? Я так и вижу этот плакат: «Платон Колпин думает о вас!» – блестящая лысина со вздувшимися от напряжения извилинами, просвечивающими сквозь череп!

Я покатился от смеха, отмахиваясь от медноволосой сотрудницы:

– Мариночка, ты меня когда-нибудь доконаешь! С меня достаточно того, что ты поменяла мне причёску и заставляешь носить эти идиотские деловые костюмы!

– Ну, галстук вы всё-таки отвоевали, – обиженным голосом напомнила она. – А вам бы так пошло. Может, всё-таки будете надевать, а?

Я сделал испуганное лицо и изобразил удушение. Марина закашлялась от смеха. К нам подошёл Солодовников.

– Платон, привет! Слышу, что ты уже пришёл, а ко мне всё не заглядываешь. Пойдём, я тебя последними сводками порадую.

Он увлёк меня в свой угол и открыл ноутбук.

– Вот, смотри. Это свежие данные, пришли сегодня утром. Твой рейтинг – тридцать один и семь, за неделю подрос почти на полпроцента. У Сидорова – двадцать два и четыре, рост тоже есть, но всего на одну десятую. Остальные топчутся на месте, никто так за пять процентов и не перевалил.

– По второму туру они на сей раз сделали опрос?

Олег таинственно улыбнулся:

– Вот, в этом вся соль. Данные есть. – Он сделал несколько кликов мышкой и вывел на экран другую таблицу. – Если бы второй тур состоялся на этой неделе, то за тебя проголосовало бы сорок два процента, за Сидорова – тридцать пять. Ты понимаешь, что это значит?

– Понимаю, – кивнул я. – Мы понемногу стали оттягивать на себя симпатии тех, кто раньше сомневался.

– Именно! – воскликнул Олег. – Правые уже склоняются в нашу сторону, представляешь? Белов осознал, что ему на этих выборах ничего не светит, и высказывается о тебе благожелательно. «Альтернативная Россия» неоднородна, в неё входит много мелких партий. И сейчас, когда ветер дует в твою сторону, некоторые из них уже заранее пытаются переориентироваться и попытаться в будущем урвать себе хоть что-то. Несмотря на то, что сейчас стоят под чужими знамёнами.

– Ну, это понятно, держат нос по ветру, – я спокойно кивнул.

– Ну да. Ты сравни, что было месяц назад – и что сейчас. Политологи вообще по второму туру давали оценки пятьдесят на пятьдесят. Сейчас же все прочат победу тебе. Переломили мы тренд, Платон!

Месяц назад всё было непредсказуемо – маятник мог качнуться в любую сторону. Однако сложнее всего было в самом начале, осенью, когда я только-только объявил, что буду баллотироваться в президенты.

Тогда, помню, меня никто не воспринял всерьёз. Как бизнесмен я был хорошо известен, но в политику никогда не лез. В новостях дикторы, иронически улыбаясь, упомянули о моём выдвижении. Аналитические программы не сказали ни слова. Лишь 5-й канал, пользуясь темой, сделал сюжет обо всех бизнесменах, выдвигавшихся в президенты. Припомнили Росса Перо в США, прошлись по нашим Брынцалову, Стерлигову, Фёдорову. Никто из них не взял и пяти процентов голосов. Первый опрос избирателей, в который меня включили, дал ноль целых и пятнадцать сотых популярности.

Объявление президента Шевелёва о поддержке моей кандидатуры произвело эффект разорвавшейся бомбы. К тому времени мы с Олегом уже укомплектовали команду, переехали в здание на Таганке и встретили напор журналистов во всеоружии. Я немедленно, с интервалом в несколько дней, провёл две пресс-конференции, на которых беспрерывно отвечал на вопрос «Who is Mr. Kolpin?». Тем не менее корреспонденты от меня не отстали и постоянно осаждали, придумывая всё новые темы. Марина Знерова в те дни работала круглосуточно, валясь с ног от усталости – писала и редактировала всевозможные статьи и речи, организовывала интервью и успевала следить за тем, чтобы я выглядел идеально.

Первый шквал внимания к моей персоне понемногу утих. Чуда не произошло. Да, я стал кандидатом номер два после Евгения Сидорова, лидера огромной оппозиционной партии «Альтернативная Россия». Рейтинг мой, однако, едва-едва дотягивал до десяти процентов, в то время как у Сидорова поддержка была в два раза выше. В то же время наличие большого числа неопределившихся избирателей говорило о том, что народ не спешит делать выводы и присматривается. Поддержав меня и сразу уйдя в тень, действующий президент дал мне неплохой старт, однако не обеспечил автоматическую любовь в стране. Дальнейшую популярность мне нужно было набирать самому.

И я стал действовать. Первым делом я опубликовал тезисы своей президентской программы – вылизанные до блеска, отточенные формулировки, выраженные в простых понятных словах – мы с Мариной провели не одну бессонную ночь в спорах по каждой запятой. В этих тезисах я бил по ключевым точкам, обозначал самые болезненные проблемы и предлагал решения. Западная пресса встретила программу настороженно и, после долгого пережёвывания, продолжила ратовать за Сидорова, констатируя, что предлагаемые мной методы не вполне соответствуют их понятиям о демократии. Российские же СМИ разделились на два лагеря – оппозиционные журналисты жёстко меня критиковали, остальные, по инерции восприняв меня ставленником партии власти, рассыпались в похвалах. В общей сложности это дало ещё два с половиной процента популярности при неизменности позиций моего главного соперника.

Я же, чувствуя непоколебимую уверенность в своих силах, продолжил наступление. Марина на-гора выдавала адаптированные статьи с объяснением моей программы. Сам я постоянно мелькал в телевизионном эфире, становясь всё более узнаваемым. Аналитические передачи, дискуссионные клубы, ток-шоу – я появлялся повсюду, повторяя, как заведённый, свои тезисы. Рейтинг медленно, но неуклонно рос, в то время как поддержка Сидорова оставалась всё на том же уровне. От прямого участия в дебатах соперник отказывался, несмотря на мои настойчивые предложения – и это лишь добавляло мне очков в глазах избирателей.

К Новому году наши с Сидоровым рейтинги сравнялись, и мы с командой шумно отпраздновали это событие. В январе же Илона получила, наконец, отмашку от меня – и в эфир пошли ролики. Мы с Олегом гордились этой рекламной кампанией, в каком-то смысле она была профессиональной вершиной нас как рекламистов. Результаты не заставили себя долго ждать – через пять недель рейтинг пробил отметку в тридцать процентов, в то время как мой соперник, завесивший страну щитами со своей физиономией, едва достиг двадцати двух.

Примерно в этот же период я наведался в центральный офис корпорации «Снег», чтобы проверить, как идут дела у Ирины, оставленной «на хозяйстве». В жёстких, хотя и прекрасных, ручках нового генерального директора компания процветала, чего нельзя было сказать о самой Ирине. Когда мы разговаривали в моём бывшем кабинете, я глубоко заглянул ей в глаза – и был поражён. Глаза пылали. Казалось, что там, в глубине души этой хрупкой с виду женщины бушевало пламя пожарче, чем в жерле вулкана. Это была любовь, сжигающая всё внутри, любовь, которую невозможно было унять, отвлечь, убавить. Снаружи Ирина была ледяной бизнес-леди, спокойной, профессиональной, цепкой и разумной. И лишь глаза выдавали её.

– Ты счастлива? – спрашивал я, уже садясь в машину и прощаясь.

Она молчала.

– Ты же хотела всего этого, Ира, – говорил я, показывая на башню корпорации «Снег».

Она молчала.

Она так ничего и не сказала о чувствах. И на мелкие кудряшки её чёрных волос падал, падал февральский питерский снег.

– В общем, смотри, картина такая, – говорил Солодовников. – Сидоров сейчас едет по Сибири, встречается с коллективами предприятий. В пятницу он был в Иркутске на авиазаводе, в понедельник – в Братске на алюминиевом, сегодня у него пресс-конференция в Москве, дальше – Красноярск по плану, Кузбасс. В его выступлениях добавилась критика твоих планов по развитию энергетики – называет их невыполнимыми прожектами, а тебя – питерским мечтателем.

– Далеко не худшее определение, кстати, – встряла Марина. – Может даже в плюс нам сыграть. Русский народ всегда любил мечтателей.

Я кивнул и задумчиво потёр подбородок, ловя неодобрительный взгляд Знеровой.

– Остальные что-то интересное делают?

Олег скорчил скептическую гримаску.

– Все что-то делают. Ездят, выступают, устраивают встречи с избирателями. Только ты сидишь в Москве, прохлаждаешься. – Он умолк, затем продолжил медленнее, как будто тщательно подбирая слова: – Надо быть ближе, что ли, к людям.

Я нахмурился:

– Олег, это не первый наш разговор на данную тему. Могу лишь повторить всё то, что я тебе уже сказал. Никакого толку не вижу от таких поездок.

– Наши конкуренты ездят, Платон… – начал Солодовников.

– И флаг им в руки, – прервал его я. – Молодцы, пускай ездят. Пусть собирают трудовые коллективы на встречи с кандидатами. Я же видел эти собрания – нагонят работников почти силком, те сидят, зевают и мечтают, чтобы говорун на трибуне скорее умолк и дал им домой уже пойти.

– Вопрос в том, как говорить и что говорить, – опять встряла Марина. – Можно сделать не скучное мероприятие, а конфетку.

– Можно, – согласился я, непроизвольно повышая голос. – Можно вложиться, напрячься, прилететь в какой-нибудь Усть-Илимск, провести мероприятие на двести человек, сто из которых и так за меня проголосуют, а ещё десять, ну хорошо, двадцать, мы убедим в итоге меня поддержать. И что? До выборов меньше месяца, если больше ничем другим не заниматься, то можно посетить городов пятнадцать. В каждом – по два собрания максимум. Итого в сухом остатке мы имеем, – я перемножил в уме числа, – аж шестьсот человек, которых мы убедили проголосовать за меня. Ну, пусть будет тысяча, две – но не больше. А сколько у нас всего избирателей?

Вопрос повис в воздухе. Олег спокойно щёлкал клавишами ноутбука, даже не глядя на меня. Он уже понял, что и на этот раз убедить меня съездить в агиттур не получится. Марина молчала, мысленно подыскивая контраргументы.

К нам подошёл Эдик Зеленский.

Эдик занимался сбором информации всех сортов, от открыто публикующихся рейтингов и новостей до конфиденциальных сведений о других кандидатах, так или иначе попавших в Интернет. Или пока не попавших. С компьютерами он обращался даже не на «ты», а как с дворняжками, покорно служащими своему хозяину и подающими по его просьбе лапки. Высокий, крупный, кудрявый и голубоглазый, Зеленский быстро получил от острой на язык Марины определение «Есенин на стероидах».

На сей раз Эдик имел встревоженный вид, что не слишком вязалось с его обычной флегматичной индифферентностью. Не говоря ни слова, он передал Солодовникову принтерную распечатку. Тот пробежал глазами текст и сразу же потемнел лицом. Марина вырвала лист у него из рук, прочла и присела на стул с растерянным видом.

– Мне-то дайте прочесть! Что там? – сказал я, устав наблюдать эту пантомиму.

Знерова протянула распечатку мне.

– Катастрофа, Платон, – выдохнул Солодовников.

Удар, судя по всему, готовился долго и тщательно. Атака пошла массированно, сразу по нескольким направлениям. Одновременно во все доступные СМИ вбросили компромат на меня как на виновника гибели злополучного самолёта Петербург – Самара. Новостные сайты наперебой обсасывали подробности моих якобы доказанных связей с чеченскими боевиками и даже вечно живым Бен Ладеном. Газеты, ссылаясь на анонимных «доброжелателей», печатали истории о моём тюремном заключении. Они утверждали, что из «Крестов» я сумел выбраться лишь благодаря огромным взяткам и коррумпированности нынешнего генерального прокурора.

Чудесным образом совпавшая по времени пресс-конференция Сидорова, первоначально посвящённая чему-то другому, собрала рекордное количество журналистов и крутилась лишь вокруг этого компромата. Мой оппонент, не скрывая торжества, вещал о том, что я вступил в президентскую гонку лишь для того, чтобы, получив иммунитет, скрыться от ока правосудия и заодно отблагодарить своих «чеченских спонсоров», передав им территории Закавказья.

На горизонте сразу же появился мой давний знакомый Кропотов, ведший когда-то дело о гибели самолёта и упёкший меня в тюрьму. Чувствуя за спиной поддержку, он дал скандальное интервью, в котором прямо подтвердил материалы о моих связях с террористами. Увидев на телеэкране его шакалье лицо, я в ярости сжал кулаки.

Свежие рейтинги, естественно, ещё не успели составить, однако экспресс-опросы показали, что моя поддержка упала как минимум вдвое, а Сидоров приобрёл новых избирателей. И если первый тур я ещё проходил, то во втором должен был проиграть однозначно и с треском.

Вечером я собрал свою команду в уединённом зале кафе.

– Есть идеи? – задал я сакраментальный вопрос.

Все молчали. На понурых лицах читались растерянность и сомнения.

– Кажется, нас переиграли, – тихо произнесла Марина, прерывая затянувшуюся паузу.

Я посмотрел на Солодовникова:

– Олег, ты что скажешь?

Он поёжился, хотя в кафе было тепло. Посмотрел мне прямо в глаза и ответил:

– Мы в заднице, Платон. И ты это понимаешь лучше всех. Остаётся надеяться лишь на твоё везение.

У меня зазвонил мобильный телефон. Я прочитал на экране имя главного редактора «Коммерсанта», слегка поколебался и отключил аппарат.

– Везение? – спросил я. – А без везения мы что, уже ничего не умеем? И это – моя лучшая команда?

Я обвёл взглядом всех поочерёдно, встречая виноватые, как у побитых собак, взгляды. Меня начала брать злость. Я громко хлопнул в ладоши:

– Так. Не раскисаем! Все собрались! Эдик! Сегодня у тебя будет тяжёлая ночь. Мне нужна информация по направлениям: крушение самолёта, следующего 159-м рейсом из Петербурга в Самару; моё дело по этому крушению; результаты расследования; Кропотов; Беслан Мураев; нынешний и прошлый генеральные прокуроры. Обобщи всё, что есть по этим темам. Особенно интересует закрытая информация. Всё понял?

Эдик кивнул, глаза у него повеселели. Делать конкретную и понятную работу он всегда любил больше пустопорожних разговоров и мозговых штурмов.

– Илона! Понимаю, что сложно, но надо сделать. Завтра вечером, максимум послезавтра, в прямой эфир нужно пустить ток-шоу с моим участием. Моим и Сидорова. Он сейчас чувствует себя победителем, считает, что ему выгодно раздувать этот скандал. Поэтому должен согласиться. Как только организуешь эфир, сразу же – как можно больше рекламы этого шоу. Используй все запасные фонды. Обещай сенсации. Мне нужна максимальная аудитория.

Илона быстро и часто кивала, строча в блокнотике. Удостоверившись, что ей всё понятно, я перешёл к Знеровой.

– Марина, ты хотела поменять мой имидж? – Я позволил себе немного улыбнуться. – Кардинально не надо, но к началу эфира я должен выглядеть как воплощение справедливости, разящая Немезида и благородный рыцарь на белом коне в одном флаконе. Сможешь?

– Да не вопрос, – Марина пожала плечами.

– Остальные… – Я оглядел всех. На лице Олега не осталось и следа растерянности – он вновь верил в меня на все сто. Глаза других членов команды тоже понемногу зажигались. – Остальные – работаем в прежнем режиме. На сегодня всё. Приступаем.

– Эдик, ты же у нас компьютерный кудесник! Ты же гений по добыче информации! Ну неужели это всё, что ты смог добыть? – Я разочарованно глядел на ворох распечаток.

– Не взять информацию, Платон Сергеевич, – басил Зеленский. – Всё закрыто. Крепко закрыто.

– А она существует, эта информация? Вообще? В природе?

– Есть она. Нутром чую, что есть, но не взять. Дело ушло в архивы ФСБ, а к ним не подкопаться. – Эдик расстроенно терзал мышку.

– А взломать их можно, эти архивы? Ты же хвастался, что всё умеешь, Эдик!

– Нереально, Платон Сергеевич. – Он посмотрел на меня исподлобья, как умудрённый школьник, объясняющий легкомысленному отцу, почему не надо идти в школу. – Во-первых, очень сложно даже получить доступ к архиву. Во-вторых, если всё-таки я его отыщу, код мне не взять за такое время. Ну и вообще, идеальная защита – это просто не давать доступ к данным извне, из Интернета. Взять и отключить компьютер, на котором хранится информация, от всех сетей. Скорее всего, в ФСБ так и делают. Если компьютеры с архивами у них окажутся вдруг подключёнными к Сети, значит, нам сильно повезёт.

Я встрепенулся:

– Давай попробуем, Эдик. Нам повезёт.

Нам и впрямь повезло: компьютеры с нужными материалами оказались в Сети. Подобрать же код доступа к ним, как и предполагал Зеленский, оказалось непосильной задачей.

Мы сидели с Эдиком рядом. Он мучил клавиатуру, с упорством Сизифа раз за разом повторяя почти одинаковый набор действий. Я чиркал листок бумаги, готовясь к эфиру. На часах было без четверти два ночи.

В половине первого звонила Илона, отчитавшись, что окончательно договорилась по поводу эфира в завтрашний, точнее, уже сегодняшний, прайм-тайм на НТВ. Мы подвинули два сериала и вечерние новости, однако рейтинг у нашего ток-шоу ожидался сумасшедший, поэтому руководство канала с радостью ухватилось за предложение. Более того, уже после договорённостей с НТВ Илоне отзвонились с Первого канала и попросили провести дебаты у них, однако время давали лишь в субботу. Я отказался, рассудив, что к выходным инициатива будет уже безнадёжно потеряна. Сидоров принял вызов почти без колебаний. Не исключено, что в эти самые минуты он тоже готовился к предстоящей битве.

Полчаса спустя в штаб забежала Марина и долго пыталась уговорить меня идти домой отсыпаться, иначе завтра она не ручается за мой внешний вид. Я успокоил её, пообещав не задерживаться, и отправил восвояси.

В половине второго к нам с Эдиком подошёл Солодовников, постоял некоторое время, наблюдая за бесплодными попытками подобрать код, потом пожелал удачи и отбыл домой. Наш зал погрузился в темноту, лишь монитор заливал лицо Зеленского мертвенно-бледным светом, да моя настольная лампа освещала кусок стола.

В очередной раз выругавшись сквозь зубы, Эдик поставил компьютер на автоподбор и пошёл на кухню заваривать чай. Вернувшись с чашкой в руках, он спросил:

– Сколько у нас ещё есть времени?

Я мысленно прикинул, как быстро смогу разобраться в материалах, если мы их всё-таки добудем.

– Максимум – до пяти часов вечера. Но это самое позднее время. Лучше, конечно, успеть до утра.

Эдик глотнул из чашки и сказал, не глядя на меня:

– Вероятность подбора кодов до завтрашнего вечера – меньше одного процента. И это уже с программой, которую я написал. Слишком хорошая защита там стоит. Нужно месяца три-четыре, чтобы поломать.

Я отложил ручку, подошёл к компьютеру. На экране быстро, почти незаметно для глаза мелькали различные варианты кодов, которые автоматически пыталась подставить программа.

– Это твоя автоматика? – спросил я Эдика.

Он молча кивнул.

– Отключи её, пожалуйста, – попросил я.

Зеленский удивлённо посмотрел на меня, поставил чашку на стол и щелчком мыши прервал выполнение программы.

– Где здесь нужно ввести коды? – Я вглядывался в мешанину окон на экране.

– Вот здесь, – Эдик указал на несколько пустых полей. – Сначала сюда шестнадцать знаков, потом, если верно, сработает ещё проверочный механизм, нужно будет дополнительно ввести восемь символов переменного пароля.

Я смотрел на экран. Информация совсем рядом – нужно всего лишь правильно набрать некую последовательность знаков. Интересно, какова вероятность того, что я смогу подобрать эти коды прямо сейчас, с клавиатуры, с первого раза?