Текст книги "Один из ста двадцати пяти. 2000-е"

Глава 26
ГТЦ

И смех и грех.

Расхожее выражение

Быковский на утреннем оперативном совещании с бодуна, впрочем, как обычно, четко и спокойно выговаривая слова, при всех дал указание Королеву:

– Бери с собой ревизора, молодых оперов и дуй в Городской торговый центр с проверкой. С сегодняшнего дня операция по арендаторам. Вот и отметишься.

– Слушаюсь! – коротко ответил Сергей.

А сам призадумался: «Еще одного сейфа мне точно не надо, с тем натерпелся. Буду тянуть время».

На следующий день начальник поинтересовался:

– Были на ГТЦ?

– Никак нет.

– Почему?

– Ревизор занята была написанием акта, – приврал Чиша.

– Ладно. Сегодня езжайте.

– Есть.

Следующим утром история повторилась:

– Королев?

– Я!

– Были на ГТЦ?

– Нет.

– Как нет? Что на сей раз?

– Так я дежурил. Отдел не на кого было оставить.

– Понятно. Сегодня чтобы точно поехали, – уже с раздражением процедил Быковский.

– Конечно!

Так повторилось еще пару раз. Чиша выдумывал отмазки, постепенно навлекая на себя гнев начальника. Гнев, конечно, нехорошо, но еще один сейф душа Королева точно не вынесет.

Параллельно начала развиваться другая тема. Волков, давнишний знакомый руководителя того самого ГТЦ, постоянно околачивался там. Продуктов набрать, шашлыка, вина, да еще много чего. Дружил он с ним, одним словом. Так вот, Дмитрий Владимирович не выдумал ничего умнее, чем предупредить предпринимателя о грядущей проверке. Что поделаешь? Такая у них была работа в УНН. Деньги, по ходу, не пахнут. Без обид. Явился к нему и начал: «К вам едет Королев с ревизором. Надо все подчистить». Тот, конечно, с благодарностью принял к сведению, все привел в порядок и сел ждать.

Но Чиша косил и косил. Никак ехать не хотел, постоянно перенося день выезда. Волков каждый раз после совещания мчался к приятелю со словами: «Вот сегодня точно будут». А Королев все не появлялся.

Ситуация повторилась снова и снова: «Ждите, все, едут», – повторял как мантру Волков. Сомнения начали вкрадываться в голову бизнесмена: «Может, сам Дима чего-то мутит? Где долгожданная проверка? Почему не едут? Может, придумал он все?»

Короче, руководитель ГТЦ вконец запутался и не придумал ничего умнее, как самому явиться в отдел на прием к Большому с вопросом: «Что же все-таки происходит?»

Большой как раз сидел у себя в кабинете и занимался очень важным делом. Он очищал свой черный свитер марки Polo от рыжей кошачьей шерсти, густо налипшей с огромного полосатого кота, его любимца. Опытный в таких делах Борисыч сразу смекнул, в чем дело, и вместе с терпилой, не теряя времени, зашел к Быковскому. Там предприниматель, не особо долго думая, полностью сдал приятеля.

Начальник, бывший контрразведчик, рассердился и решил проучить болтуна. Он выдал бизнесмену кассетный диктофон Olimpus для записи разговора с Димкой. Руководитель торгового центра без колебаний взял его и при следующей встрече чисто и четко зафиксировал словоохотливого доброхота Волкова.

Крышка мышеловки захлопнулась. Владимирович вляпался по самые уши. Хорошо, что записали свои. Упаси, Боже, если это были бы особисты. Тогда полный пи-ц!

Волков сначала упирался и не признавался, но после прослушивания своей серенады на диктофоне сник, потух и начал каяться. Его, конечно, простили, но объявили совершенно законный штраф, который тот полностью честно отработал.

Чиша абсолютно на приятеля не обиделся, только в очередной раз подумал, что УНН – не работа, а стиль жизни. А Большой практически на каждом совещании при упоминании имени Димки тихо, шепотом шипел: «ГТЦ!» – чем вызывал постоянные усмешки оперов и усатого контрразведчика. Короче, так он веселил братву. Волков постепенно привык и не обижался. Тема исчерпала себя. Работа кипела дальше. Постепенно все забылось. А на ГТЦ Чиша так и не поехал, отмазался.

Глава 26. Продолжение
Быковский, ночной шухер и фильм «Некромантик»

На вкус и цвет товарищей нет.

Пословица

Рабочий день давно закончился. Солнце закатилось за горизонт, и отдел УНН опустел. В нем осталось только двое. Дежурный, постепенно укладывающийся на кушетке поудобнее, предвкушающий вечерний просмотр какого-то боевика и, конечно, начальник Быковский. Целый день он давал разные указания, заслушивал сотрудников по результатам деятельности и копался в плане работы, стараясь как мог произвести впечатление его полного выполнения, если уж в действительности этого не выходило. Рисовал цифры, названия и суммы, взысканных операми налогов. Он устал. Стрелка настенных часов приближалась к двадцати двум, и надо было собираться домой. Стало отчего-то грустно. Он закурил. За окном стояла поздняя весна, и погода прошептала ему: «Выпей, займи, но выпей!» Выпивать шеф любил. Нет, конечно, его точно нельзя было назвать пьющим. Он просто любил выпить и, как все бывшие и действующие особисты, пил много и почти не пьянел. По нему никогда нельзя было сказать, что он пьяный в дугу. Его выдавал лишь запах и немного более приветливая речь.

Занимать ему необходимости не было. Во-первых, деньги были, а во-вторых, был коньяк. Непочатая бутылка. Быковский любил коньяк. В принципе все равно какой, лишь бы хороший.

Опрокинул первую рюмку, втянул носом воздух и не закусывая, как настоящий полковник, закурил сигарету. Вечер уже не казался таким грустным. Спокойно, не торопясь, погруженный в свои думки, он убрал бутылку коньяка. Стрелки показывали полночь. За руль уже не сядешь, придется вызывать такси, поэтому можно немного отполировать пивком. Наверное, он тогда так подумал. Вышел на свежий воздух, стараясь не разбудить спящего дежурного, и направился к ближайшему ночному магазину…

В два часа ночи Чише на сотовый позвонил дежурный по отделу и проинформировал, что начальник объявил тревогу. Всем необходимо прибыть на службу в течение сорока минут. В три ночи на работе собрались все, даже Эльмурзаев, одетый, как всегда, с иголочки и без сна в глазу.

Сердитый Большой, весь в рыжем кошачьем пуху, внимательно рассматривал каждого оперативника, желая привязаться к чему-нибудь. Он приехал быстро, вылез из машины и, не глядя под ноги, заторопился в отдел. Метрах в семи от входа наперерез Андрею медленно шел крупный кот персикового цвета. Большой, широко шагая, споткнулся о подвернувшееся некстати животное. Кот подпрыгнул и дунул от него, как молния, а Борисыч, не удержав равновесия, растянулся тут же, около двери. Немного испачкав брюки, он все же попал на службу, но пребывал из-за падения в ужасном настроении. Ему очень не понравилась тревога. Под руку попался Королев. Сергей спал у подружки и перед сном, соблюдая чистоту и гигиену, постирал носки. Высохнуть они не успели, поэтому он приехал в туфлях на босую ногу. Это заметил Большой и начал методично подшучивать над ним.

В актовом зале собрались все. Не было только инициатора тревоги.

Минут через пять появился Быковский, невысокого роста, щупленький, он не производил впечатление человека, служившего на такой сложной и проблемной должности. Но опера уважали его всецело. Он умудрился создать в отделе такую атмосферу, что на работу шли буквально как на праздник. Еще одним важнейшим положительным качеством было то, что он никогда не повышал голос.

Войдя в зал, начальник сразу прошел к столу. За ним тянулся стойкий шлейф всевозможных запахов, доминирующим в котором являлся, конечно, крепкий алкоголь. Опера облегченно вздохнули. «Пьяная» тревога не беспокоила никого.

Официальным голосом, стараясь придать ему важности, шеф произнес:

– Сейчас расходитесь по кабинетам, приводите все в порядок, далее по очереди докладывайте мне. Я буду проверять каждого. Вопросы есть?

Волков, немного заикаясь, спросил:

– А что проверять?

Большой сразу тихо прошипел:

– ГТЦ…

А начальник довольно серьезно ответил:

– Все: сейфы, столы, незарегистрированные документы, режим секретности и так далее.

Опера разошлись. Чиша сразу направился к Большому узнать основание ночного шухера. Походу, Большой сам не знал, хотя и указал на очевидный факт, что Быковский сильно пьян, хоть и держится.

Лет эдак на пятнадцать назад, теплым осенним днем два молодых парня прогуливались недалеко от метро. Цель прогулки особенно не обсуждалась, но обоим было понятно, что они пытаются снять девчонок. Если повезет, даже хороших. Если нет, то погулять будет не лишним. Тем более что дальнейшая программа также устраивала обоих. Предполагалось перекусить шашлычком с водочкой в небольшой, но приличной закусочной с тривиальным названием «Боржоми». Этими двумя были Чиша и Кукуруза, его лучший друг.

Приличных девчонок не было, а если и попадались, то всегда по одной. Они при случае могли снять и одну, чтобы потом раскрутить ее на групповуху. Но тогда именно этого совсем не хотелось. Короче, так просто гуляли, без особой цели.

Поглядывая по сторонам, они заметили чувака, внешностью походившего на американского фермера. В голубых грязноватых джинсах, в клетчатой рубашке и дурацкой панаме, он дымил сигаретами без фильтра «Прима» и продавал два предмета. Каждый уже отличал его от других людей, проходящих мимо и спешащих по своим надобностям.

Это было небольшое чучело зайца в отличном состоянии и лазерный CD-диск в пластиковой коробке со вкладышем, на котором было название кинофильма. Весьма редкого, но достаточно известного в узких кругах и даже в свое время номинированного на специальный приз Каннского фестиваля. Шедевр носил название «Некромантик». Смысл кинокартины был донельзя прост и состоял из драматической любовной истории молодого человека и девушки, больной некрофилией, то есть пагубной сексуальной страстью к мертвым. Надо заметить, что фильм не был обычным второсортным ужастиком. Интересный с художественной стороны, с немалым бюджетом, полноформатный, с рецензиями критиков, отзывами зрителей и размером титров не меньше, чем у «Звездных войн».

Сергей с Кукурузой решили в складчину купить оба предмета. Заяц стоил дороже киношедевра, но мог неплохо смотреться в съемной Чишиной квартире. Ну а Малееву просто понравился фильм. Решили бросить жребий, кому что достанется. Королев выиграл зайца, а Кукуруза, соответственно, «Некромантика», который, посмотрев сам, дал глянуть и Королеву. Тот начал и, не досмотрев до конца, забросил подальше и в итоге о нем забыл.

Впоследствии разбирая старые, покрытые пылью CD-диски, Чиша случайно наткнулся на него, вздохнул, вспомнив уже погибшего к тому времени Малеева и, недолго думая, притащил фильм в отдел. Так, от нечего делать, чтобы повеселить народ.

Народ от фильма не веселился. Исключение составил продвинутый Волков, изъявивший желание глянуть диск. Сергей тут же его отдал. Было это аккурат накануне ночного шухера.

Начальник проверил каждый кабинет, но уже без первоначального энтузиазма. Наверное, устал и захотел спать. Но все же кое-что он нашел и собрал оперов снова в актовый зал.

По документам разобрались быстро, и начальник перешел к найденным вещам. На столе лежали предметы, вызвавшие справедливые вопросы у руководителя к их владельцам:

– Дороненко, поясните, что это? – Быковский взял в руки и поднял над столом две большие черные кожаные папки для бумаг с фотографиями полностью обнаженных мужчин на обложках. Фото их задниц, ляжек, икр, бицепсов были черно-белые и отличного качества.

– Папки.

– Я вижу, что папки. Что посетители подумают? Смените.

– Есть.

– А это что? – он вновь обратился к начавшему медленно краснеть Максу. Теперь в руках у шефа оказались два красных пластмассовых сердца с проводками.

– Сушилки для обуви. Внутрь вставляешь и включаешь вилку в розетку.

– Понятно, – после ответа начальника в зале начался смех.

Дороненко попал.

– Ладно, а тюбики зачем? – Быковский выставил на столе шесть приблизительно одинаковых по размеру флаконов, тоже принадлежавших Максиму.

– Э-э-э, крем для губ, чтобы не обветривались.

– Шесть штук?

– Так они почти все пустые? Отчего не выбросили использованные? – смех оперов начал усиливаться.

– Выброшу.

– Ну, а это? – шеф поднял прибор с ручкой на одном конце и сходящимся отверстием на другом. Механизм отдаленно напоминал паровую сноповязалку девятнадцатого века.

– Точилка для карандашей. Прикрепляешь к столу, в отверстие суешь карандаш, крутишь ручку, и он затачивается.

Ребята в зале смеялись уже не переставая. У начальника с Борисычем тоже явно повысилось настроение. Лицо у Дороненко из красного превратилось в бледно-белое, но всем остальным диалог доставил удовольствие, сгладив негатив от ночной побудки.

– Так.

Быковский сделал снова строгое лицо:

– Дмитрий Владимирович? – на сей раз он обратился к Волкову.

– Слушаю, – опер поднялся с места.

– Что за гадость? – в руке шеф держал злосчастный диск «Некромантика» с отвратительной обложкой с нарисованным на ней половым актом девушки и мертвым, в стадии разложения, телом.

– М-м-м… – начал заикаться Димка.

– Что, что? Не понимаю. Что за фильм?

– М-м-м… – не выходило ответить у смутившегося парня.

– Да говорите уже! – немного, совсем чуть-чуть, повысил голос начальник.

В зале повисла тягучая тишина. Голос он повышал крайне редко. Волков опустил глаза, как девочка на первом свиданье. Быковский с каменным лицом, не отражающим эмоций, то ли в шутку, то ли всерьез повторил уже своим обычным тоном:

– Дмитрий Владимирович, прошу вас, поясните.

Опер молчал как рыба.

В этот момент негромко, но отчетливо Сергей Королев произнес фразу, нарушившую тишину актового зала и потом ставшую мемом: «Мальчик любит девочку, а девочка любит трупы».

Глава 27
Помощник прокурора и одиночество

Десять женщин бросил я,

Девять бросили меня…

Припев старой и забытой песенки

Заехав по делам службы в прокуратуру округа, Сергей увидел новую сотрудницу. Симпатичная брюнетка с карими глазками напомнила ему кого-то. Чиша напряг память и узнал ее. Давно, еще во времена бурной молодости они с Кукурузой практиковали групповой секс, разводя на него молодых девчонок. Одной из них была она. Звали развратницу Юлей Пряжкиной. Сейчас девушка повзрослела, окончила юридический институт и прямиком направилась работать помощником прокурора. Юлька тоже узнала Королева. Поболтав с ней и вспомнив мельком дела минувших дней, Чиша решил рабочие вопросы и уехал.

Уже в отделе, сидя за рабочим столом, он еще раз оживил в памяти воспоминания и понял, что хочет с ней увидеться еще раз. На следующий день под надуманным предлогом снова заявился в прокуратуру. Помощник была на месте. Радостно поздоровавшись, как старые добрые друзья, они вновь разговорились и условились, что Сергей встретит ее после работы.

Около шести вечера Сергей забрал Юлю, и они отправились в один из ресторанов отпраздновать встречу. Засидевшись до позднего вечера и прилично выпив, Чиша с девчонкой решили прокатиться на машине за город, погулять по ночному парку. Алкоголь затуманил им головы, и Королев, выпив лишнего и не отдавая себе в том отчета, сел за руль. В подобном состоянии он не водил машину, конечно, понимая, что пьяным вести нельзя ни в коем случае. Но синька и приглянувшаяся старая новая подружка сделали свое черное дело.

Проблема прилетела быстро. Под грохот музыки, раздававшейся в машине Сергея из мощных колонок Blaupunkt на посту ГИБДД их тормознули гаишники. В салоне стоял стойкий запах коктейлей и виски, выпитых помощником прокурора и опером УНН. Менты сразу учуяли проделки Бахуса, божества всех любителей принять на грудь. Забрав у Чиши водительское удостоверение, они потащили новоиспеченных любовников на пост, оформлять нарушение.

Служебное удостоверение УНН и прокурорская ксива не возымели на владельцев полосатых волшебных палочек никакого действия. Они тупо захотели денег. А вот как раз денег у Королева уже не было, все ушло на шикарный ужин. Уговоры не подействовали, и менты стали оформлять изъятие прав за пьянку. Такого развития событий допустить нельзя было никак, и Сергей начал звонить Большому, взывая к помощи.

Сонный Борисыч сначала долго не мог въехать в ситуацию. Он также, по ходу, бухнул с вечера и как законопослушный гражданин лег спать. Со сна и под воздействием выпитого Андрей долго не мог понять, что именно от него требуется и где конкретно поймали Чишу. Через пять минут, показавшихся Сергею бесконечно длинными, он, наконец, изрек: «Ок, ждите меня, я сейчас приеду». Всеми правдами и неправдами ребята уговорили гаишников подождать полчаса, мотивировав тем, что появится человек, который все решит.

Через сорок минут ожидания, уже за полночь, на ментовской машине с работающей мигалкой примчался не протрезвевший еще заместитель начальника. Теперь в будке помимо сотрудников ГИБДД находилось уже трое пьяных. Дышать стало совсем невозможно. Третье служебное удостоверение перевесило желание связываться с бухой троицей, тем более что прибыл на место сам непосредственный руководитель виновника происшествия. Взять денег с водителя обламывалось наверняка. Наконец, ГАИшники сдались и отпустили Королева, ограничившись устным порицанием. Большой помог ему, впрочем, как и всегда.

Пряжкина правильно занималась любовью, стараясь доставить удовольствие партнеру. Но делала она это слишком уж профессионально, иногда заставляя Сергея задуматься, один ли он у нее и нет ли еще кого-то другого. Больно все происходило как по накатанному, автоматически. Нет, его не беспокоили подобные мысли. Он просто жил и по возможности получал свое удовольствие не заморачиваясь.

От секса с другими Юлю отличал некий знак, своя особая метка. Когда Пряжкина делала минет, то в конце, во время семяизвержения, она всегда останавливалась, переставала сосать, охватывала губами головку члена и удерживала его в таком положении, пока последняя капля спермы не проникала к ней в ротик. Это было интересно и необычно, но не более того.

Издалека у них начались разговоры о семейной жизни. Девчонка явно хотела замуж. Такое развитие событий никак не входило в планы Чиши, и он стал постепенно отдаляться от нее. Реже звонил, встречал, пока в итоге и вовсе не перестал с ней общаться. Не было никакого прощального разговора или последней встречи. Они тихо разошлись, каждый в свою сторону, словно ничего и не было.

После Алисы Королев сделался убежденным холостяком, предпочитая одиночество шумной, веселой компании или серьезным длительным отношениям. Ему нравилось быть, жить, спать одному. По вечерам после службы, сидя у себя дома в тишине, Сергей затягивался косячком с марихуаной и смотрел в окно, перебирая в уме события минувших лет или происшествия и ситуации на работе. Череда сменяющих друг друга лиц утомляла его, медленно, но верно делая отшельником. А может, он просто начинал стареть…

Кто-то из великих российских артистов тонко подметил: «Одиночество – это когда не звонит телефон». Совершенное определение. Все случается именно так. Сначала исчезают, словно перелетные птицы, личные звонки с вопросами: «Как дела? Чем занимаешься? Давай встретимся». Дальше – хуже. Перестают звонить знакомые, от нечего делать желающие посплетничать, обсудить кого-то или что-то. Третья стадия – остаются редкие разговоры по делу, по нужде, поздравлениями со всякой ерундой, вроде Восьмого марта, двадцать третьего февраля, Нового года или Первомая. Следующий удар испытываешь уже в ощущении, что ты стал никому не нужен; забывают поздравить с днем рождения. В целом, наступил конец. Но всегда может быть еще хуже – перестают общаться даже по интересующему вопросу, по делу. Телефон молчит, даже когда могут ошибиться номером или надиктовать рекламные объявления. Одиночество вступает в свои законные права.

Сначала нервничаешь, тоскуешь, стараешься найти любое занятие, хобби, объяснение всему, в конце концов. Это быстро проходит. Месяца через три полностью осознаешь: «Ты никому не интересен, до тебя никому нет дела». «Как жить дальше? Что делать?» – закономерные вопросы выстраиваются в ряд после утреннего чая. Берешь себя в руки и назло всем говоришь себе: «Я люблю одиночество! Мне никто не нужен. И вообще, мне надо ехать служить на маяк, чтобы холодной штормовой ночью уставшими глазами всматриваться в черную, бесконечную морскую даль, утешая себя надеждой заметить на горизонте бледный мигающий огонек».

Такая постановка вопроса работает и работает долго. Иногда очень долго. Все зависит от конкретного индивидуума и его отношения к действительности. Бывает, что так живут до старости. Но не всегда. Находится тот, кто, не испугавшись правды, скажет: «Я не люблю одиночества. Это оно любит меня». У него появляется небольшой шанс разорвать прутья клетки, и как задыхающемуся от нехватки воздуха ныряльщику за жемчугом выпрыгнуть, выскочить из воды, в последний момент глотнув живительного воздуха.

Только у них есть возможность начать жить заново, забыть, уничтожить в своем лексиконе, навсегда стереть из памяти одно слово – одиночество.