Текст книги "Отпущение грехов"

Подойдя к своей двери, он увидел сложенный вчетверо листок бумаги, валявшийся на ковре. Очевидно, тот был воткнут в дверную щель, но, выходя, Олег его просто не заметил. Подняв послание, экс-журналист вошел к себе и развернул листок.

Как и следовало ожидать, это была записка Чубчика. Но ее содержание не совсем соответствовало ружинскому представлению о сегодняшней деятельности напарника.

«Иван Иванович! В деле наметились некоторые несуразицы. Один клиент категорически отказался вести переговоры. Серьезно это или нет, обсудим позже. У налоговой появились неожиданные претензии. Николаев».

– Конспиратор хренов, – хмыкнул Ружин. – Даже имена вспомнил. С клиентом – понятно. Цеховой, земля ему пухом. А что за налоговая? Сектанты, что ли?

Искать ответ на ощупь было ни к чему. Все равно часа через полтора беседа состоится. Тогда станет ясно, что там у Чубчика за налоговая завелась.

Набрав номер дежурного, Ружин заказал еду в номер. Как обычно, заказ получился более чем обильным.

16

В половине восьмого я вышел из номера и, подойдя к двери Ружина, сунул в щель записку. Стучаться на предмет проверить, пришел или нет, даже не подумал. Если и пришел, то, скорее всего, занят своими делами. Может, бабу привел, может, подбивает сальдо первого рабочего дня. Но, скорее всего, его еще не было, поэтому я ограничился запиской.

Она была написана по всем правилам конспиративного искусства, с тщательным подбором слов и выражений. Чтобы было понятно ему и непонятно какому-нибудь любопытному, приди тому в голову посмотреть, что написано на бумажке, засунутой в чужую дверь. Я даже употребил имена, под которыми мы значились в журнале посетителей гостиницы. Правда, при этом долго не мог вспомнить, кто из нас Иванов, а кто – Николаев, но, в конце концов, решил, что это не суть важно, а искать фальшивый паспорт времени не оставалось. Коль не удосужился подумать об этом прежде, попросту обозвал Ружина Ивановым, а себя – Николаевым и, не ломая больше голову, отправился на свидание.

Бриться наголо, чтобы сбить с толку милицию, я все-таки не стал. Посчитал, что хватит и перемены одежды. Правда, на носу красовались черные очки, скрывающие глазки, суетливо бегающие по сторонам в поисках опасности. Это еще более усиливало маскировку. Возможно, великий конспиратор дедушка Ленин высмеял бы меня с ног до головы, но я на него, по хорошему, не обиделся. Мы с Ильичом I разминулись эпохами, и радикальные меры, к которым он прибегал в начале века, в конце оного были не востребованы. Мною, по крайней мере.

Выйдя на улицу, я поймал тачку и назвал шоферу адрес. На этот раз водитель оказался не такой общительный, как Ежи Лозецки, поэтому у меня появилась небольшая кучка свободного времени – ровно столько, сколько длилась поездка от «Сибири» до «Ангары».

Все это время я, само собой, посвятил думкам об Анжеле. Дамочке, к которой ехал и с которой намеревался провести вечер, а если повезет, то и ночь. В конце концов, она обещала сказать мужу, что останется подменить именно ночную дежурную, и он окажется очень удивлен, если супруга вместо восьми утра заявится домой в полночь, к тому же выпивши. Объяснить подобное будет трудно. Разве додумается сказать благоверному, что сменщица скоропостижно выздоровела. Но я сильно сомневался, что тот поведется на такую байку. Подобных дураков не бывает.

С другой стороны, он проявил недюжинную умственную неспособность отличать розы от шипов, когда связывал себя узами брака со своей дражайшей половиной. В жены ему досталась первостатейная шлюха – уж в этом-то я ни капли не сомневался. Да и глупо было сомневаться, когда на первой же встрече она почти открытым текстом дала понять, что согласна переспать со мной. При этом лично остановив, когда я, было дело, совсем смазал лыжи, смирившись с поражением.

Нет, шлюха – так шлюха, тут никаких споров быть не может. Я, конечно, слышал о том, что встречаются мужики, которым бабы если и могут сказать «Нет», то лишь переступив через что-то для себя очень важное. Этакая аура секс-гиганта. Я, однако, всегда считал такие разговоры – глупостью, ауру – вымыслом, и себя, соответственно, таковой не наделял даже в самых ярких эротических фантазиях. Были, конечно, любители поковыряться в женских юбках, – Казанова, Дон Жуан, другие бабники, – но все россказни о них, на мой взгляд, оставались не больше, чем легендой. Ну, флиртовали – и с успехом флиртовали. Более успешно, чем другие, но это – все. И мне жаль тех наивных, кто, вытаращив глаза, болтает о секс-гигантизме, при этом отчаянно веря в свою болтовню.

Чушь все это! – говорю я. Конкретно в моем случае – Анжела просто увидела мужика, который ей приглянулся, то есть меня. Иными словами, она не обнаружила в отдельно взятом самце черт, которые отталкивали бы лично ее, вот и все. Обладай я парой-тройкой таких, которые ей неприятны, например, брюхом или лысиной, или будь у нее немного больше порядочности в отношении своего мужа, я бы ушел не солоно хлебавши. Но, как сказал Ржевский, когда его спросили, любит ли он фаршированных поросят: «Чего не было, того не было». Я оказался ей вполне симпатичен, и она не смогла противостоять искушению. И ведь о деньгах даже речи не было – все произошло полюбовно. Хотя раскошелиться, конечно, все равно придется, чтобы худо-бедно пустить даме пыль в глаза.

Кто-то скажет: «А чего это, собственно, мужика понесло поливать грязью женщину, согласившуюся удовлетворить его низменные потребности?! По большому счету, он ей должен быть благодарен!».

А я и благодарен, правда. У меня в жизни была куча женщин, которых я хотел, но которые мне не дали. Анжела в какой-то степени стала компенсацией за все прошлые поражения. Но ведь все равно мои рассуждения о ней – правда. А правда не может быть грязной. Она может быть приятной и неприятной, не более. И это уже тема для другой оперы.

Шофер все-таки попробовал завязать беседу. Правда, на какую-то странную тему. Уж не знаю, что его натолкнуло на такой разговор – или то, что я, полностью уйдя в свои мысли, заимел вид только что свалившегося с Луны, или атмосферные явления, которых мне, по причине задумчивости, приметить не удалось, но он задал такой вопрос:

– А как ты к НЛО относишься?

– Чего?! – я в изумлении вытаращил глаза, медленно выходя из транса.

Он повторил. И я ответил. Не подумав, зато предельно честно:

– А я к ним не отношусь. Я даже летать не умею. Я к человекам разумным отношусь.

Наверное, шофер обиделся. А может, и нет. Не знаю. Гадать не буду. Факт тот, что он за всю поездку больше не проронил ни слова. Зато я на него здорово рассердился. Чувак сбил стройное течение моих мыслей, и я не мог больше настроиться на прежний лад. Мне нужно было как-то убить время – не тупо же таращиться в окно, да? – но я не мог этого сделать даже за разговором, потому что весь дальнейший путь водитель промолчал, как, простите, рыба об лед.

Слава богу, страдать пришлось недолго – мы уже подъезжали к «Ангаре», так что молчание не затянулось.

Расплатившись, я выбрался на тротуар и стал раскидывать мозгами на предмет: входить внутрь или не входить. Если войду, то могу скомпрометировать любвеобильную справочницу. Но если постесняюсь – мой приезд рискует остаться незамеченным. Я посмотрел на часы. Те показывали восемь. Я решил, что подожду еще пять минут до условленного времени, а потом сориентируюсь по обстановке.

Пока я рассуждал таким образом, стеклянная дверь отеля распахнулась и выпустила Анжелу. Та была веселая и вообще очень весенняя. Я даже позавидовал.

Однако с завистью в душе проснулось нечто, напоминающее гордость. Скорее всего, она так быстро оказалась на крыльце, потому что увидела меня сквозь стеклянные двери-окна фасада. Значит, ждала. Значит, и меня можно ждать с нетерпением. Солидно, правда? Хотя, убей бог, не пойму, как она умудрилась узнать меня в этих дурацких черных окулярах, к тому же полностью переодетого. Еще одно очко в пользу версии о нетерпеливом ожидании?

Анжела подбежала ко мне, взяла под руку и сразу перешла на «ты»:

– А ты раньше, чем говорил.

– Ты тоже, – я многообещающе сжал ее ладошку. В красном жакете, на который девушка сменила строгую униформу, она выглядела просто изумительно. Я почувствовал, что у меня вот-вот встанет и одернул себя – не время и не место. А в сердце что-то защемило. Пожалуй, впервые в жизни пожалел, что у меня нет постоянной женщины, которая, как Анжела, в любой момент могла бы вот так подбежать и, доверчиво прижавшись бочком, прощебетать какую-нибудь глупость. Именно глупость, потому что начни она рожать мне в ухо решение теоремы Ферма, я почувствовал бы себя не очень уютно.

– А почему ты не на машине? – весело осведомилась Анжела. – Или тебе наша машина не понравилась?

– Блюдешь честь фирмы, а? – я подмигнул ей. Возможно, несколько более развязно, чем требовалось, но это осталось незамеченным.

– Блюду, – кивнула она. – Фирма мне деньги платит.

– А я – фирме. Я твой кормилец, получается, – заявил я. – Просто дело в том, что я пропустил пару стаканчиков за обедом. Деловая встреча, отказываться было неудобно. Но это не страшно. Можно частника поймать. Как там муж поживает?

– А что муж? – она как-то очень уж безразлично пожала плечами. – Муж – не стенка, подвинется.

– Да уж, – кивнул я, слегка озадаченный таким ее отношением к собственному браку. Возможно, все совсем не так, как виделось мне в машине по пути сюда. – Ну, куда пойдем?

– Знаю я тут неподалеку одно чудесное место, – промурлыкала она, еще теснее прижавшись ко мне. – Ты же не местный? Вот я тебя и проведу, с городом познакомлю. Начнем с ресторана «Москва».

Неподалеку, как же! Черта с два. Десять минут на машине добираться, если без пробок. Да будь он даже и за углом, я бы туда ни за какие бабки не сунулся. Ни в этот вечер, ни в любой из последующих. Вообще никогда. К тому же у меня были серьезные сомнения относительно работоспособности ресторана «Москва» нынешним вечером. Но объяснять это Анжелике было долго, нудно и небезопасно. Проще выдумать что-нибудь правдоподобное или похожее на правду. Это, конечно, не одно и то же, но моим интересам оба варианта отвечали вполне.

– Ну да, – важно кивнул я. – Я не местный. Но «Москву» уже видел. Вокруг нее такая куча людей в полицейской форме крутилась, что случайностью это не назовешь. Подозреваю, там что-то случилось и вряд ли они будут открыты сегодня вечером.

– Да? – с печалью в голосе спросила она. – Жалко. – И вдруг махнула рукой и рассмеялась. – Ну и ладно. Вообще-то я тебя обманула. Он находится довольно далеко. Но раз ты знаешь, то объяснять не стоит. Просто хотелось прогуляться. Вечер-то какой чудесный.

– А если знакомые увидят? – спросил я.

– Ну и что? Пускай завидуют.

Я усмехнулся. Хорошая философия. С далеко ведущими последствиями.

– Тогда у меня встречное предложение. Прогуляемся к моей гостинице. Расстояние почти такое же, зато там можно закатить пир на весь мир, не боясь заблудиться пьяными по дороге из ресторана в кровать.

Она привычно покраснела, но согласно кивнула головой. И мы тронулись в путь.

Вечер действительно выдался славный. Я вдыхал теплый воздух, постепенно забывая о неприятностях дня. Даже черные очки снял, за что удостоился похвальных слов от спутницы. Оказывается, моя физиономия, украшенная солнцезащитной оптикой, ей не вполне нравилась. Она, видите ли, напоминала девушке морду наемного убийцы. Я усмехнулся, но возражать не стал.

Полиции я не боялся. Вряд ли они узнают меня в теперешнем положении даже без очков. Помимо прочего, я променял автомобиль на даму, которая вцепилась в мою руку так, словно наше знакомство продолжается уже, как минимум, лет двести. От заезжего фраера, каким я выглядел днем, они вряд ли могли ожидать такой прыти.

Мы шли по вечернему городу, иногда делились какими-то ни к чему не обязывающими фразами, но больше молчали. Нам, как ни странно, и без разговоров было хорошо. Мне, во всяком случае. Судя по тому, что в минуты тишины Анжела все теснее, едва не до интимного, прижималась ко мне, ей тоже было неплохо.

Я был даже разочарован, когда мы наконец добрались до «Сибири». Я вдруг начал понимать, как чувствуют себя влюбленные, часами болтающиеся по улицам в полном молчании. Мне этого не довелось испытать даже в школьные годы чудесные, а сейчас вроде поздновато было наверстывать. И, тем не менее, кое-какое представление об этом я получил. Хотя, конечно, смешно говорить, что киллер с десятилетним стажем, на счету которого около восьмидесяти трупов, в том числе штуки три, если не четыре – сегодня, человек с черствым, как недельной давности хлеб, сердцем, с первого, почитай, взгляда, влюбился в первую, почитай, встречную служащую гостиницы. Ну, пусть не гостиницы, пусть отеля. Суть не в этом. Конечно, никакой влюбленности пока в помине не было. Но я чувствовал, что после совместно проведенной ночи все может измениться. Откровенно говоря, это пугало. Влюбляться в такой момент – глупее не придумаешь, правда? Но меня каким-то магнитом тянуло к Анжеле, заставляя довести начатое до конца.

В холле я, на минутку даму оставив в одиночестве, нырнул к окошку администратора и протянул сидевшему там человеку пару сотен. Можно было обойтись и одной, но я решил перестраховаться.

– Ты эту девушку не видел, хорошо?

– Путана? – его тон был безразличным, но жест, которым он выхватил деньги – хищным, так что я его спокойствию ни на грош не поверил. – Мог бы намекнуть. Мы б тебе своих послали.

– Ваши мне нахрен не нужны. А эту ты не видел.

Он кивнул и протянул ключ.

– Быстрее.

– Ясно, – кивнул я, и мы с Анжелой буквально растворились в воздухе. Дурацкий анахронизм, не дающий провести человеку ночь в гостинице с кем хочется. При этом сосульки, повязанные с администрацией, могут названивать ночь напролет. Прогресс, конечно, но не очень радующий. Не знаю, как Ружин, а я на время сна решил отключать телефон в своем номере.

В комнате Анжела огляделась и удивленно заметила:

– А здесь неплохо.

– Ага, – усмехнулся я. – Можешь располагаться, как дома. Мне тоже «Сибирь» сначала ночлежкой показалась, но напарник настоял. Сказал, что я сужу по одежке, а надо в душу заглянуть.

– У тебя напарник есть? – удивилась она.

– Есть, – подтвердил я, набирая номер дежурного. – Умный, как прыщ на заднице, извини за выражение. При нем даже сидеть неудобно, – она улыбнулась, но мое внимание переключилось, потому что в трубке раздался нужный голос. – Алло? Это из четыреста двенадцатого беспокоят. Заказ примите.

Продиктовав все, что хотел заказать, – причем список вышел весьма внушительным, – я повернулся к гостье.

– Ты действительно пир на весь мир устроить хочешь? – полюбопытствовала она.

– Почему нет? – я пожал плечами. – В кои-то веки встречаю девушку, к которой меня что-то притягивает, что ж теперь – это событие и отпраздновать нельзя? Фиг вы, пардон за мой французский, угадали.

Она засмеялась, покраснела и потупилась одновременно. Охренительная смесь! У меня пониже живота что-то зашевелилось, и мне не нужно было бежать в туалет и сдергивать штаны, чтобы понять, что там такое. Просто я хотел ее – прямо сейчас, до того, как мальчик (или коридорный? или служка?) доставит заказ. Но опять-таки взял себя в руки, не желая, чтобы нам во время этого действа помешали. Иначе окажется нарушен не просто акт физиологического удовлетворения двух человек, но нечто большее. Что именно – не могу сказать, только факт остается фактом – я уже ждал от этой ночи многого.

Заказ доставили через десять минут. И был это не служка, не коридорный и уж тем более не мальчик, но тетка необъятных габаритов. Совковый стиль. «Сибирь» придерживалась его даже в этом. Вы соскучились по застойному антуражу? «Сибирь» приютит вас! У нас вы почувствуете себя, как дома. В «Сибири» вам самое место.

Крупногабаритная тетка хотела вкатить сервировочный столик прямо в номер, но я преградил ей дорогу. Мазнув по мне неодобрительным взглядом, она передернула борцовскими плечами и, оставив дальнейшие заботы о заказе на заказчика, отправилась в обратный путь, до ужаса напоминая при этом выброшенный на берег шальным цунами живой айсберг. Такая же большая и такая же неуклюжая.

Только когда я вкатил столик внутрь, Анжела действительно решилась почувствовать себя как дома. Сняла жакет и, засучив рукава, принялась сноровисто хлопотать над сервировкой. Надо сказать, у нее это получалось превосходно. Дайте мне сто лет тренировки – все равно так не смогу. Врожденное чувство композиции, присущее настоящим дизайнерам, архитекторам и художникам, у меня начисто отсутствовало.

Через десять минут мы уже сидели за столом и я разливал по бокалам вино. Разливать, как, впрочем, и открывать бутылку, Анжела поручила мне, туманно пояснив при этом: «Мужская работа». Пришлось подчиниться.

А, впрочем, я был не в обиде. В роли разливающего мог контролировать процесс поглощения спиртного, поэтому для начала с небольшим промежутком дважды наполнил бокалы. Анжела слегка опьянела, зато я своего добился: язык у девушки развязался и почувствовала она себя более свободно. Это было здорово, потому что мы сделали решающий шаг к постели. Оставалось только не переборщить, чтобы в самый ответственный момент дама не оказалась пьянее, чем нужно.

Такой вариант был вполне возможен – я вдруг заметил, что она несколько увлеклась разговорным процессом, совершенно забыв о необходимости закусывать.

– Ты кушай, кушай, – я указал подбородком на блюда с вкуснятиной, прерывая ее излияния. Потом подумал и добавил: – А то исхудаешь, никто любить не будет.

– Любовь от толщины не зависит! – авторитетно заявила она.

– Да?! – поразился я. – Ты полагаешь, все дело в длине?

Она состроила забавную гримаску задумчивости, потом расхохоталась и привычно залилась краской. И стала закусывать.

Вот так мило мы с ней и сидели. А у стены в полной боевой готовности раскорячилась кровать.

17

Анжела сопротивлялась недолго. После полутора бутылок мы уже сидели более чем рядом (я – в кресле, она – у меня на коленях) и целовались взасос. Моя рука самым нахальным образом шарила под ее коротенькой юбкой. Правда, добраться до трусиков с целью снять их Анжела пока не позволяла – каждый раз, хихикая и краснея, отбрасывала наглую конечность. Дескать, щупать – щупай, а дальше – не смей.

Но я был настроен весьма решительно. Мои брюки уже рвались по швам в определенном месте, так что отступать было поздно. Да и некуда.

Решив, что поцелуев хватит, – губы тоже не казенные, в самом деле, а они натурально болели, в порыве страсти продавленные зубами, – я споил нам еще бутылку вина и, подняв Анжелу на руки, отнес на кровать.

На этот раз она даже не думала сопротивляться. Все ее речи, произнесенные днем в фойе «Ангары», как я и ожидал, оказались просто болтовней. Она знала, на что шла. И я тоже знал. Поэтому, поудобнее устроив девушку на кровати, я принялся за самое увлекательное занятие на свете – для настоящего мужика, разумеется, – а именно: стал раздевать женщину.

Захватывающий процесс – сперва помочь снять водолазку, белую, как снег, и открыть плоский живот и высокие груди, прикрытые белым лифчиком. Потом – юбку. Потом… Ну, в общем, и так далее, до полного неглиже. Я откровенно наслаждался, как почитатель импрессионизма, обнаруживший в сундуке своей бабушки запыленный подлинник Гогена. Думаю, Анжела тоже получала удовольствие от процесса, потому как тяжело и возбужденно дышала, прикрыв глаза.

Потом она раздела меня, и мы оказались в постели, переплетенные, как клубок змей. Как это все происходило, я почти не понимал – страсть и вино стерли черты реального, мы словно потонули в каком-то дурмане. Наверное, нечто подобное испытывают наркоманы, наширявшиеся своего зелья. Я не знаю, я не пробовал. Но подозреваю, что наши ощущения были сходными – экстаз, эйфория, назовите, как хотите, суть от этого не изменится.

Я облизывал ее упругие груди, прикусывал соски, она в ответ стонала и с силой сжимала меня ногами. Когда же пальцы добрались до ее затвердевшего клитора, стоны перешли в поскуливание, а моя спина познала радость общения с ее острыми ногтями. Я решил, что хватит ласк, пора переходить к более близкому – или глубокому – знакомству, и вошел в нее, подбадриваемый голосом и волнообразными движениями таза. Я хотел ее, она хотела меня, настал момент, когда оба добились желаемого. Что может быть лучше?

Да ничего. А вот хуже – может. Это когда в дверь раздается стук и голос Ружина неуверенно спрашивает:

– Чубчик, ты уже здесь?

В лучших традициях многосерийных фильмов. На самом интересном месте следует заставка «Конец очередной серии».

Я застонал в бессильной злобе. Понятное дело, ни о каком сексе теперь речи быть не могло. По крайней мере, на ближайшие пару часов. Говорят, что заниматься сексом, ежесекундно рискуя засветиться за этим занятием – невероятно возбуждающе. А вот я почувствовал себя бревно бревном, лежа на Анжеле, которая тоже прекратила работать тазом и теперь вытянулась подо мной, закрыв глаза и вцепившись руками в простыню. Верхние зубки впились в нижнюю губу, и я вдруг подумал, что этак ее, пожалуй, недолго и прокусить. Поэтому наклонился и легко поцеловал девушку в уголок рта. Она слегка расслабилась.

Но хуже всего было то, что от неожиданности мышцы влагалища сжались, и я не мог скатиться с Анжелы, подойти к двери и набить табло суперорлу Олегу Ружину, который не смог найти для визита более подходящего момента и теперь бормотал из коридора:

– Эй, Чубчик, ты там?

– Да, – сказал я, стараясь, чтобы голос звучал как можно спокойнее. Кажется, из этой затеи ничего не получилось, но Ружин, услышав ответ, невероятно возбудился. Почти как я получасом раньше.

– Ну, наконец-то! А я думал – куда ты делся? Мне нужно с тобой поговорить.

– Мне тоже нужно с тобой поговорить, – я заскрипел зубами. – Только попозже, хорошо? Я сам к тебе зайду. Нужно еще кое-какие дела уладить.

– Хорошо, – легко согласился он. – Я у себя подожду.

Мы услышали, как удаляются его шаги по коридору. Мы бы услышали и их приближение, не будь сверх меры заняты в тот момент.

Анжела вдруг весело засмеялась, приглушив смех ладошкой. Я с тревогой посмотрел на нее, но истерикой, кажется, не пахло, и я осведомился:

– Ты чего?

– О, господи! – простонала она, захлебываясь. – Так напугать бедную девушку! А ты молодец – «Кое-какие дела уладить»!

Я тоже несмело хохотнул. Но она меня все-таки заразила, и через секунду мы уже хохотали вовсю.

– Ох! Хорошо, что дверь была закрыта! – причитала она. – Представляю его физиономию, когда бы он вошел и увидел, что мы…

Я тоже представил себе это и мне стало еще веселее. Человек может застать себе подобного сидящим на унитазе и будет смущен куда меньше, чем став свидетелем чужого полового акта. При том, что и то, и другое – лишь отправление естественных природных потребностей, в последнем случае его лицо сразу делается глупым и он принимает вид, что ничего особенного не происходит – просто двое делают гимнастику. Тогда как в первом случае лишь с легким сарказмом осведомится: «Обосрался? Ну-ну!». И инцидент будет исчерпан. Почему такая разница – непонятно, но что есть, то есть. Это закон природы, а законы не обсуждают, их исполняют.

Секс у нас все-таки получился. Не такой страстный, каким обещал стать до появления Ружина, но это, наверное, правильно. Трудно ожидать, чтобы мы снова накалились до той же степени. Нет, все произошло медленно и без лишней суеты, и, надо сказать, ни она, ни я результатом разочарованы не были. Когда я покидал Анжелу, та расслабленно вытянулась под одеялом, прикрывшись им до пояса, и смотрела на меня спокойным взглядом удовлетворенной во всех отношениях женщины.

– Ты надолго? – спросила она, когда я, натянув брюки и футболку, суматошно пытался всунуть ногу в тапочек. Это у меня, по какой-то причине, получалось плохо, но ответить не помешало.

– Да, наверное. Полчаса, как минимум. Дела.

– Понимаю, – сказала она и хихикнула. – Я тебя дождусь. И когда ты придешь, мы повторим все заново. Тогда я из тебя все соки выжму.

– Ужас какой, – сказал я. Тапочки мне, наконец, покорились, и я тоже был удовлетворен во всех отношениях. – Хотя я не против. Ты, главное, не засни.

– Не переживай, – успокоила она, и я вышел из номера, захлопнув за собой дверь.

Ружин восседал в кресле и читал газету. Увидев меня, отложил ее в сторону и как-то по особенному суетливо стал оправдываться, хотя от меня не успел услышать ни слова:

– А я вот сижу, читаю. Время как-то убить надо. Купил сегодня днем газету какую-то местную, думаю – зря, что ли? Хоть буквы знакомые поискать, – он явно чувствовал за собой вину, но в чем она заключалась, я пока даже предположить не мог. – Зашел к тебе в восемь – никого. Тогда я решил заходить каждый час. Я бы позвонил – так мы, вроде, пока договорились обходиться без этого.

Я взглянул на куранты. Они показывали половину одиннадцатого. Значит, неудачный визит Ружина пришелся на десять часов. Но ведь в записке я указал, что вернусь в половине десятого. Зайди он в это время, небольшого недоразумения удалось бы избежать.

– Ты что, не нашел мою записку?

– Нашел, – сказал он. – Но через час – это вернее. Кстати, что за налоговая? Я так и не догадался.

– Менты, – объяснил я. – Все расскажу, не переживай. Только лучше бы ты все-таки в половине десятого зашел.

– У тебя там баба, да? – усмехнулся Ружин. Усмешка вышла кривоватой, и я понял, откуда растет его чувство вины.

– Так ты знал? И все равно начал ломиться в дверь?

– Когда ломился, то еще не знал, – возразил он. – Но когда уходил, услышал смех. И я прекрасно знаю, как смеются женщины.

– Вон оно что, – сказал я. Готовность разозлиться рассосалась, и это было к лучшему. – Тогда понятно.

– Извини, если помешал, – добавил Ружин, стараясь окончательно загладить промах. – Только, по-моему, вы все равно свои дела доделали.

– Ну, – я кивнул. – Сам понимаешь, тут как на войне – либо все, либо ничего.

– Это верно, – согласился он. – Ну, перейдем к нашим баранам. Рассказывай, что у тебя там с полицией приключилось.

Мне жутко не хотелось травить душу, вороша дневные переживания, – ничего приятного в них не было, – но уходить от разговора показалось глупым. Я нуждался в его помощи, возможно, даже в совете. И, каким бы нашкодившим школяром при этом себя не чувствовал, рассказать все было необходимо.

Ружин внимательно выслушал рассказ, ни разу не перебив. При этом был до смешного похож на помешанного психиатра, но мне как-то не улыбалось. Я страшно переживал, что приходится рассказывать кому-то, как облажался.

– Ясно, – сказал он, дослушав исповедь. – А я, признаться, думал, что в тебе просто инстинкт убийцы взыграл. А это, оказывается, несчастный случай. Досадно, но не смертельно. А с гаишниками можно договориться. Я сегодня же позвоню в ФСБ, пусть связываются, улаживают, умасливают – в общем, что хотят, то и делают. Нам сейчас еще с автоинспекцией забот не хватало.

– И я о том же, – кивнул я. – Кстати, о птичках, ты заглядывал под матрац своей кровати?

– Ты о тайнике с оружием? – безразлично уточнил он. Я-то хотел его удивить, а он, оказывается, был в курсе.

– О нем. Ты знал?

– Конечно.

– Почему тогда мне ничего не сказал? – раздражение все-таки начало разбирать меня. Недостоин доверия Ружина, надо же!

– Говорю же – мне почему-то все время кажется, что ты не справишься со своим инстинктом убийцы.

– У меня нет никакого инстинкта убийцы!

– Но ведь ты сам сказал, что в «Москве» он у тебя был, – мягко возразил он. Ну, ни дать – ни взять, настоящий психиатр, пытающийся успокоить буйного пациента. Стало противно, и я раскипятился еще больше:

– Ты ничего не понимаешь! И не поймешь. То, что было в «Москве» – это совсем другое. Меня загнали в угол, и во мне проснулся берсеркер. А когда я держу в руках оружие, моя крыша остается на месте. Так было всегда.

– Ну, все когда-нибудь случается в первый раз, – заметил Ружин, причем довольно резонно. Однако мне на эти резоны было плевать.

– Знаешь, что я тебе скажу, пижон? Я скажу, что это очень отдает недоверием. Ты мне не доверяешь. Возможно, даже думаешь, что я способен на двойную игру, так что лишний контроль за мной не помешает. Может быть, я и не прав, но у меня сложилось именно такое впечатление.

– Если оно у тебя такое сложилось, то я – пас, – Ружин развел руками. – Но ты действительно неправ. Так что давай успокоимся. У тебя был сегодня тяжелый день, понимаю. Но я тебе говорю, что тоже был не на курорте. И ссориться по этому поводу смысла не вижу.

– Да? – хмыкнул я, недоверчиво глядя на него. Весь такой чистенький и гладенький, что аж блевать тянет. Неужели и он умудрился где-то напортачить? Грех, конечно, но это было бы бальзамом на мою израненную душу. – Ну, рассказывай.

Он рассказал. И я, откровенно говоря, был им очарован. Ружин, конечно, пару раз поступил по-свински по отношению ко мне, но он же едва не завершил нашу операцию одним махом. Просто не повезло. Собственно, я не считал, что в этом была его вина – просто случай встал на сторону Козодоя и тот смог избавиться от слежки. Впрочем, зачем на удачу грешить – от Ружина она тоже не вполне отвернулась, раз он убежал от смерти.

– Ну, в общем, счет пока равный? – уточнил я, когда его повесть тоже закончилась.

– Черта с два, – буркнул Ружин. – Они теперь знают, что за ними ведется слежка. Так что мы в проигрыше. Сейчас к ним и близко не подойдешь. Поэтому я хотел тебя спросить – может, какие-то мысли по этому поводу появились?

– Зачем? – удивился я. – Твой план – лучшее, что можно придумать. И это не в качестве подхалимажа. Пусть они о нас знают. Только им вряд ли известно, что ты пометил путь, которым выбирался Козодой. У нас есть координаты штаба. У нас есть карта. Козодой ушел – и фиг с ним. Ты хотел прямо сегодня ночью наведаться туда – вот и наведаемся. Нечего время терять. Кстати, нам потребуется специалист-медвежатник?

– Наверное, – рассеянно сказал Ружин. У него был такой вид, словно он прикидывал, насколько я прав. Возможно, так оно и было. – А у тебя что, в этом городе есть связи с уголовниками?

– Зачем с уголовниками? – оскорбился я. – Я, к твоему сведению, к уголовному миру вообще только по касательной отношусь.

– Знаю-знаю, – усмехнулся он. – Наемные убийцы – обособленная каста, так?

– Вот именно, – кивнул я. – Просто сегодня паренька одного встретил…

Я рассказал ему о Ежи Лозецки, чьи мама и папа были поляками и который собственными руками собрал тачку, больше смахивающую на «Челленджер» сразу после катастрофы, чем собственно на тачку. И мы сошлись во мнении, что такой парень нам будет просто необходим. В документах ФСБ все больше упоминалось о компьютерах и компьютерной памяти, но это была непроверенная информация. Где гарантия, что сектанты не записывали свои сведения от руки и не хранили их в несгораемых шкафах? Да и, даже в случае полной их компьютеризованности, использование сейфов отнюдь не исключалось. Допустим, прятать съемные носители. Мало ли для чего вообще эти ящики могут понадобиться?