Текст книги "Отпущение грехов"

Мотаться вокруг четырех подозрительных кварталов Ружин тоже не собирался. Все-таки аналитическая работа его многому научила, и он по собственному опыту знал, что быстрее добьется своего, сидя на одном месте, чем колеся по кругу, одновременно всматриваясь в лица прохожих и тех, кто едет во встречных машинах. Эдак не только трудно будет опознать объект – появится прекрасная возможность разбить авто. Оно, конечно, одолжено у администратора, и в случае чего Ружин разбил бы его не задумываясь (контора рассчитается), но ему не хотелось светиться. А где дорожно-транспортное происшествие, там и милиция, и ненужные вопросы.

Поэтому он остановился на одном из углов заштрихованного прямоугольника и приготовился ждать. Все восемнадцать фотографий были при нем, в любой момент готовые рассеять сомнения, если таковые появятся. Впрочем, Ружин был уверен, что сомнений не будет – каждого из лидеров секты он хорошо запомнил. Достаточно для того, чтобы узнать при встрече, во всяком случае. Ему даже не нужно было напрягаться и искать кого-либо из шестерых; после разделения полномочий на его совести остались только трое, так что, пройди сейчас мимо Цеховой, Засульский или Сотников, Ружин и глазом бы не моргнул. А вот если кто из его троицы…

Он вытащил из ящика для перчаток пригоршню жучков и поковырялся в ней пальцем. Ему требовались мощные аппараты, которые можно было бы прицепить к одежде. Отобрав парочку, Ружин высыпал остальные обратно и захлопнул бардачок.

Теперь оставалось только ждать. Слегка откинув спинку сиденья, он принял полулежачее положение и, скрестив на груди руки, начал исподволь разглядывать прохожих.

Ожидание – дело нудное. Поговорка о том, что хуже нет, чем ждать и догонять, никакой основы под собой не имеет. Догонять – это, по крайней мере, захватывает. Если, конечно, хочешь догнать. А если не хочешь, то нечего вид делать. Азартные люди отдаются погоне с головой. Даже если им самим гнаться не за кем, они едут в Монте-Карло, Рио или Детройт, чтобы увидеть, как Мики Шумахер в очередной раз обгоняет Фернандо Алонсо. Или идут на стадион в собственном городе, где родная футбольная команда опять без надежды на успех гонится за лидером, мечтая попасть в высший дивизион, но, конечно, впустую. Зато восхитительно азартно. Нет, что ни говорите, а в погоне можно найти немало приятных моментов. Даже если ты темной дождливой ночью пытаешься догнать уходящий поезд, у тебя впереди маячит перспектива тусклого вагонного света и чистой сухой постели.

Ничего подобного нет в ожидании. Занятие пустое, к тому же кошмарно тоскливое. Можно, конечно, взять учебник и попытаться выучить за это время санскрит, но сосредоточиться на процессе все равно не получится. Какой санскрит, когда мысли все время возвращаются к объекту ожидания?! Более того, если в погоне время летит так быстро, что его не замечаешь, – или, во всяком случае, не обращаешь на него внимания, – то, когда ждешь, мысли только и делают, что крутятся вокруг минутной стрелки, причем в обратном направлении, ровно в шестьдесят раз замедляя ее ход; от этого минута превращается в час, секунда – в минуту, и нервные окончания буквально заходятся в истерике, пытаясь понять такую метаморфозу и не имея возможности постичь ее. В общем, более нудного занятия трудно вообразить.

Ружин прекрасно знал это. Но состояние ожидания было для него привычным. Человек привыкает ко всему, и за последние пару лет Ружин привык сидеть в засаде, как тигр, подстерегающий добычу. Только, в отличие от тигра, он охотился за информацией. В каком-то смысле Ружин был желтым писакой; мог часами торчать под чьими-то окнами с фотоаппаратом, ожидая сенсацию. Делал это, правда, нечасто – только когда сенсация действительно ожидалась; но ведь делал. Ребра ему за это так ни разу и не сломали, хотя грозились и даже пытались. Один раз удалось отмахаться фотоаппаратом, безнадежно испортив при этом и сенсационный снимок, и самое камеру. Раза четыре его выручали длинные ноги. Но главное – он достигал желаемого, умея дождаться; а это великое искусство.

Вот и сейчас Ружин отдался этому искусству без остатка. Мыслей не было – они отвлекают, а отвлекаться было никак нельзя. Он таращился на прохожих, переводя взгляд с прилегающего тротуара на противоположный и обратно. Он ждал.

Один раз Ружин встрепенулся, увидев в толпе азиатское лицо с жиденькой бороденкой, но то оказался не Иванов. Сверившись на всякий случай по снимку, Ружин окончательно убедился в этом и, успокоившись, принял прежнюю позу. Минуты опять потекли медленно.

Метрах в ста пятидесяти от него маялся от безделья паренек лет двадцати. Он казался родным братом того хиппаря, что провожал их в родном аэропорту – имея такие же длинные, собранные сзади в конский хвост, волосы. Да и одежда, тертый джинсовый костюм, говорила о родстве душ. Поначалу Ружин не обратил на него внимания – мало ли таких самовыражающихся слоняется по городу без дела? Но когда прошло полтора часа, а парень продолжал околачиваться на прежнем месте, Олег насторожился и припомнил, что волосатость – признак не только детей рок-н-ролла, димедрола и Вудстока. Священники – они тоже не под «ноль» стрижены, особенно православные. А сектанты свое учение относили именно к православию. Никого при этом не спросясь, но это уже другой вопрос.

Сообразив это, нетрудно было додумать и остальное – откуда этот парень, кто он и заради чего, собственно, слоняется без дела по самому пеклу. Схватив один из облюбованных жучков, Ружин выскочил из машины, перебежал через дорогу и быстро двинулся в направлении хиппаря. Скорее всего, это был обычный фанатик, шестерка, которого выставили на «шухер» – смотреть, вдруг появится что подозрительное. О, да! они сейчас, когда до начала «Пирл Харбора» осталось всего ничего, должны быть особенно осторожны. Но ведь в досье написано, что кое-кто из этих шестерок надзирает за порядком и безопасностью во время сходок лидеров. Кто сказал, что этот парень не входит в число гвардейцев? Ружин попытался вспомнить, какой вид имеет приемник, который он не удосужился вытащить из бардачка, и не смог. Способен ли жучок сработать в режиме маячка, а приемник – отследить его перемещения? Ружин очень надеялся, что да. Глупо подсовывать ему допотопные подслушивающего устройства – момент не тот. Госбезопасность была крайне заинтересована, чтобы миссия Ружина-Чубчика завершилась успешно, так что вставлять палки в колеса, вроде, резона не имела. Однако наверняка Олег поручиться все-таки не мог.

Волосатый ничего не подозревал. Расстояние было великовато. Ружин и сам-то вычислил его не сразу, хотя был, пожалуй, на порядок опытнее в таких делах. К тому же все это время он проторчал в машине. Заметить с дистанции в сто пятьдесят метров, есть кто-нибудь в салоне или нет, – тем более, когда этот кто-то почти не виден, потому что полулежит, а лобовое стекло постоянно бликует на солнце, – практически невозможно.

Это тоже было известно Ружину. Ему была известна масса маленьких хитростей, применяемых во время слежки. Поэтому он шел вперед без опаски. Народу вокруг сновало много, большинство шло одним курсом с Ружиным, меньшинство, как ему и полагается – против течения. Волосатый стоял на отшибе, на крылечке магазина, чтобы его не толкали, но через некоторое время спустился поразмять ноги и поменять диспозицию. Ружин припомнил, что он и раньше делал так – мозолить глаза, постоянно топчась на одном месте, видимо, опасался.

Спустившись с крыльца, джинсовый угодил в водоворот людского потока и беспомощно забарахтался в нем. Он хотел плыть поперек течения, но большинство было против. Лжехиппарь засуетился, взмахнул руками и совершил попытку выбраться на берег, то бишь в такое место, где люди не сновали бы туда-сюда. Время близилось к обеду, и людской поток набрал наибольшую силу. Волосатому пришлось нелегко. Стоило ему подобраться к вожделенному тихому омуту, как какой-нибудь особо бесцеремонный тип или такая же тетка отбрасывали его обратно на быстрину. Ружин прибавил скорости и тоже смолотил под наглого, отпихнув парня плечом и одновременно сунув ему сзади под ремень жучок. И Олег оказался последним, кому удалось прервать порыв волосатика. После этого тот, став лицом совершенный утопающий, кинулся наперерез пешеходам, толкаясь и наглея точно как они. И выбрался-таки на тихий участок, где часто, но прерывисто задышал, словно и в самом деле все это время боролся с бурной водной стихией.

Однако Ружину на этот его успех было уже плевать. Он свое дело сделал, жучок пристроил, причем в самом надежном месте. Теперь волосатый не расстанется с ним до самой ночи. Разве что решит поменять джинсы, но это вряд ли. А заметить ничего не заметит, потому что снимет брюки не раньше, чем отправится спать. Да и тогда, скорее всего, не будет вытягивать из них ремень. В принципе, он может даже в туалет сходить по-большому, Ружин не возражал. От того, что ремень будет расстегнут, беды не случится – жучок был с тыла, к тому же крепко держался за ткань лапками-шипами. Надежная вещь в надежном месте.

Чтобы не вызывать лишних подозрений, Ружин, ловко прошмыгнув между спешащими по обеденным делам людьми, подошел к киоску и купил газету потолще. Мол, читательский зуд заел, и ничего кроме. Хотя читать ее вовсе не собирался – разве что вечером, в номере, на сон грядущий. А сейчас было не до того.

Разрезав людской поток в обратном направлении, он снова пересек дорогу, что было совсем нетрудно сделать – по перегруженной магистрали машины еле ползли. А по ту сторону и пешеходы спешили туда, куда нужно, поэтому толкаться не пришлось.

Быстро добравшись до своей – всего на четыре дня, но тем не менее – машины, Ружин нырнул в салон и первым делом посмотрел, как там парень.

Волосатый стоял на спокойном пятачке между двумя цветочными тумбами и жадно, по-рыбьи, ловил ртом воздух. Жить будет, решил Ружин и, бросив газету на заднее сиденье, полез в бардачок. Сейчас его мысли полностью оккупировал приемник. Пришло время наконец выяснить, сможет ли жучок по совместительству работать маячком, или нет. Это было не менее важно, чем презерватив во время случайного секса.

Вынув аппарат, Ружин уставился на него. Новая модель. Во всяком случае, более навороченная, чем те, с которыми его в свое время знакомили. А ведь казалось бы, всего ничего прошло – лет пять. Но нынешние технологи шагают вперед семимильными шагами, пойди, поспей за ними.

В принципе, за применение такой аппаратуры могли изрядно вздрючить, потому что это было прямым нарушением закона. Но стоит ли об этом задумываться? Кто будет докладывать по инстанциям, что при проведении операции используется запрещенная аппаратура? Никто. Все будет сохранено в строжайшем секрете. В конце концов, сама проблема была нестандартной – и требовала нестандартных мер для своего решения. К которым в данный момент и прибег Ружин.

Но раньше пользовались все-таки другой техникой. Более простой, хотя тонкостей различия Ружин объяснить не мог, да и не стал бы этого делать – образования не хватало. По большому счету, они были незначительны, как незначительна разница между новой моделью компьютера и предыдущей. Чуть больше мощность, чуть выше скорость – дилетанту это все равно ни о чем не скажет. Но Ружину мощность была не важна, его интересовал итоговый результат: сможет приемник пеленговать подложенный жучок или нет.

Осмотрев аппарат, Олег огорченно вздохнул: экрана нет. А раз нет экрана, нет и пеленга. Приемник, хоть и был достаточно большой, в той же мере оказался бесполезным. Разве что в информационном плане. Включив его, Ружин повертел ручку настройки. Посторонние шумы были, но совсем слабые. Акустические фильтры работали просто потрясающе. Однако даже этот факт не воодушевил расстроенного Ружина.

Долго настраивать не пришлось. После четвертого оборота хрипы и стоны свободных волн эфира исчезли полностью и пошел чистый звук. Хотя чистым его можно было назвать лишь с большой натяжкой: топот десятков ног звучал, как канонада. Ей вторил рев двигателей, словно здесь проходили соревнования «Формулы-1». Пару секунд спустя Ружин услышал тяжелый вздох и насторожился: неужели волосатый обнаружил жучок? Поднял глаза, нашарил ими объект. Ничего ненужного тот не делал. Просто стоял, засунув руки в карманы, лицом к тротуару, спиной к дороге – вот почему рев двигателей был таким сильным.

Приемник издал еще один тяжелый вздох. Волосатый оставался неподвижным. Ружин хлопнул себя по лбу и разразился бурным идиотским смехом. Куда веселее: клиент пернул прямо в микрофон! Хорошо, что передается только звук, а то без противогаза пришлось бы совсем худо.

Но смех – смехом, а что-то Ружину все равно не понравилось. Что-то со звуком. Что – он точно сказать не мог, но присутствовало нечто неправильное. Внимательно осмотрев приемник, он сообразил: звук шел совсем не оттуда, откуда ему полагалось идти. Ружин поднес аппарат к уху и понял, что не ошибся. Большой динамик, расположенный аккурат над ручками настройки, при внимательном рассмотрении оказался бутафорией. Звук передавали два других, маленьких, расположенных по бокам.

Ружин нахмурился. Он доподлинно знал, что в такой технике за красотой гонятся в последнюю очередь, главное – удобство и функциональность. Никаких декораций здесь и близко быть не должно, это такой же нонсенс, как беременный мужик. Динамик, хоть и не рабочий, был приделан не зря. Этому была причина, и Ружин, мысленно закатав рукава, принялся доискиваться ее.

И нашел. Маленькая кнопочка сбоку, которую он принял сначала за переключатель диапазонов, открыла крышку-динамик, и взору Олега наконец предстал экран. Махонький, – шесть на восемь, – но достаточный для того, чтобы удовлетворить его запросы.

Ружин откинулся на спинку сиденья и довольно усмехнулся. Пока все шло гладко.

10

У киллеров не принято знакомиться друг с другом и уж тем более создавать клубы по интересам. Наемные убийцы вообще стараются не распространяться о своей деятельности. Заказы поступают анонимно, оплата происходит так же. Никто из моих заказчиков не видел меня в лицо, и даже диспетчер вряд ли рискнул бы проявить ко мне больший интерес, чем того требовало исполнение заказа. А оно не требовало вообще ничего – так что и для диспетчера я оставался анонимом. Одним из – сколько у него там было исполнителей? Не знаю; меня личность диспетчера тоже слабо интересовала. Дебил Ромео, наверное, ничего этого не знал, а потому порол откровенную чушь, вызывая в своих малолетних почитателях приступы неконтролируемого восхищения, а во мне – столь же неконтролируемого смеха.

Ну, да хрен с ним, с Ромео – однажды он договорится до заточки в сердце или чего-нибудь похожего. Речь обо мне. А я, не будучи знаком за руку ни с кем из своих коллег, тем не менее, был неплохо осведомлен о методах их работы – земля слухами полнится. Я прекрасно знал, что большинство предпочитает работать на выезде. И в этом мы с ними разнились. В выгодную сторону или нет – судить не берусь, однако, предпочитая работать в знакомой обстановке, я всегда вежливо, но твердо отклонял выездные предложения. Заработал сомнительную славу домоседа, зато был твердо уверен, что, действуя в своем городе, сумею рассчитать оптимальный вариант. А вот на чужой земле едва ли смогу сделать то же. Поэтому и предпочитал не рисковать. Поэтому и не выезжал никуда.

Однако нынче я все-таки выбрался из своей конуры и, сравнивая с прежним образом жизни, отправился к черту на кулички. Не так ли? Истинно. И это было не случайно. Побег от корешков Корнийца – всего лишь предлог, очень второстепенная причина, я наконец осознал сей факт. Вряд ли они смогли бы вычислить меня – куда более серьезных людей в свое время приходилось обводить вокруг пальца. Сорить деньгами я не привык, хотя жил, особо себя не стесняя, так что полученный за последний заказ гонорар на моем образе жизни сказаться не мог. У тех, кто захотел бы отомстить за депутата-директора, просто не было зацепок.

Нет, причина заключалась в том, что меня купили слова Ружина об отпущении грехов. Вот это действительно заманчивое предложение – особенно его часть, касающаяся перемены имени-фамилии и пластической операции. Когда я говорил, что не хочу ни того, ни другого, я не кривил душой. У меня действительно отсутствовало такое желание. Но дело в том, что, как говорится, наши желания с нашими возможностями не всегда совпадают по диаметру.

По сути, Ружин предложил мне спокойную старость – когда меня не будут тревожить ни различные представители различных государственных органов, ни кто-нибудь другой, желающий вспомнить мою бурно проведенную молодость. Разве что сны по ночам, но я не был к ним настолько чувствителен, чтобы просыпаться в холодном поту с вытаращенными глазами.

Предложение Ружина давало возможность уйти на покой; многие ли из наемных убийц могут похвастаться тем, что умерли естественной смертью – от окончательного одряхления организма? Если такие существуют, то один на тысячу. Это традиция: киллер переживает свою первую жертву максимум на два десятка лет. Чаще – на десять. Но большинство сходят с тропы в течение первых трех. Отсев. Я его прошел, я сумел перешагнуть – правда, всего полгода назад – десятилетний рубеж, но это совсем не значило, что везение продлится до бесконечности. Поэтому отвергать предложение Ружина в моем положении было совсем неумно. Хорошие деньги, спокойная старость – что еще нужно человеку? Я еще достаточно молод, чтобы жениться и постараться обзавестись детьми. Спасибо тебе, Олег Ружин, за шанс. Постараюсь им воспользоваться.

Администратор не обратил на меня никакого внимания. Человек с дипломатом. Ну и что? Сзади за пояс, прикрытый ветровкой, у человека засунут пистолет. В дипломате лежит трехлинейка в разобранном виде. Так что такого? Мало ли нынче придурков шатается по городу? И он отвернулся. Я отплатил ему той же монетой и гордо прошел мимо.

Агентство по прокату автомобилей находилось в отеле «Ангара». Впрочем, все три таких агентства находились в каких-нибудь отелях. Традиция. Я ничего не имел против. Поймав такси, сунул шоферу две сотни и с ветерком прокатился до этого самого отеля.

Девица-справочник, восседавшая за тумбочкой в углу огромного холла, мне понравилась. Мне вообще внешнее и внутреннее убранство «Ангары» понравилось куда больше аналогичного в «Сибири». Все было сделано для того, чтобы пустить клиенту пыль в глаза и под этим соусом выкачать из него по возможности большую сумму. Что ни говорите, а это приятное ощущение – когда размер твоих карманов сопоставляют с размерами сейфов Сберегательного банка. Хотя, конечно, что греха таить, возможности у них разные. Совершенно.

Я подошел к девице и мило и вежливо улыбнулся ей – не как назойливый приставала, а как почтительный клиент.

– Добрый день, – она сработала под манекен, и на губах, накрашенных темно-вишневой помадой, расцвела улыбка – фальшивая, как сад камней. – Чем могу вам помочь?

– Словом, – я тоже оскалился. – Всего одним только словом. Скажите, где у вас находится прокат автомобилей?

– А вон, – она изящно вытянула свой пальчик, указывая на провал в стене, над которым красовалась надпись «Автопрокат». Мне бы и самому заметить, но что поделаешь – глаза первым делом отыскали эту красотку. – Прямо по коридору, а там направо. Не заблудитесь, на стенах везде указатели.

– А во сколько вы заканчиваете работу? – я улыбнулся так ослепительно, как только мог. Вдруг клюнет? Мир без песен неинтересен, без женщин – того более. Купим вина, выпьем, споем. Двойной кайф, словом.

– А зачем вам? – она сделала вид, что хитрая бестия, но я ее раскусил. Я таких хитрых по десятку на каждую дюжину обманывал. Проще, чем бумажка о трех рублях. Правда, бумажки давно не выпускают, а вот девицы-красавицы, хоть и как атавизм, еще сохранились.

– А я вас пригласить хочу. На глоток шампанского или еще какой дряни.

– Меня муж после работы встречать будет, – ее улыбка стала гораздо менее механической. Девице-красавице явно нравилось, когда мужики обращали на нее внимание. Что, думаю, происходило довольно часто. Возможно, даже чаще, чем нужно бы. Но обручального кольца у нее на пальце я не приметил, так что я не виноват. Его, кстати, там и не было. Возможно, именно для того, чтобы мужики чаще кадрить пытались.

– Тогда прошу прощения, – я откланялся. Не получилось. Ну что ж. Бывает. Причем, довольно часто. Главное – не обращать на это внимания и пробовать снова и снова. Если долго долбиться о кирпичную стену лбом, то в конце концов не выдержит именно стена. Потому что лоб может стать тверже, а она – нет.

Я развернулся было, чтобы идти в этот долбанный прокат, но тихий голос за спиной остановил меня и даже заставил обернуться.

– Подождите. Ну что же вы так. Даже не попытались настоять на своем, – с укоризной проговорила она.

– А мне на своем стоять неудобно и больно, – возразил я. Немного пошлости – в разумных пределах – не повредит. Пусть покраснеет, пусть сделает вид, что смутилась. Это и будет первым шагом, потому что пошлость – это уже что-то интимное. Почему – не знаю. – На чужом – еще куда ни шло.

Она так и сделала. Покраснела и смущенно улыбнулась.

– Я совсем не это имела в виду…

Под эту фразу можно было сказать еще пару пошлостей, но я решил, что на сегодня хватит экспериментов. Вернее, на данный момент. Кто ее знает, еще обидится и в себе замкнется. Я этого не хотел, потому что девица – темная шатенка, кстати, хотя, похоже, крашеная – явно собиралась продолжить флирт.

– Я знаю, что вы совсем не это имели в виду, – сказал я. – Просто не сдержался. Уж простите старому пошляку эту его маленькую слабость.

– Так уж и старому? – с большим смыслом спросила она.

– Ну, скажем так: с большим стажем, – поправился я. – Так что там с вашим мужем сегодня вечером случится?

– Он не будет меня встречать, – она сделала такое лицо, словно открыла мне важную государственную тайну. Например, что двигатель ракеты-носителя «Протон» работает в режиме кочегарки – на дровах и на угле. Впрочем, для нее это могло быть равнозначным. – Я позвоню вечером домой и скажу, что подруга попросила подменить ее в ночную смену. У нас такое бывало, он поверит.

– Хороший план, – одобрил я, соображая, каким местом этот рогоносец думал, выбирая себе жену. – Так я могу надеяться, что проведу эту ночь с вами?

– Вечер, – поправила она, улыбнувшись улыбкой девственницы.

– Ну да, вечер, – согласился я. Как же, а ночью ты будешь спать под дверью моего номера, как маленькая собачка такса. Ищи дурака, чтобы он поверил в эту сказку. – Так во сколько вы заканчиваете работу?

– Меня, кстати, Анжела зовут, – она жеманно повела плечиками. – А смена моя заканчивается в восемь.

– Я вижу, как вас зовут, – сказал я, подняв указательный палец. – У вас об этом прямо на левой груди написано, – она снова залилась краской и, скосив глаза, посмотрела на свою грудь. Там действительно висел бэйдж, на которым черным по белому было написано ее имя. Однако! Для особы, которая согласилась провести ночь с мужиком, которого видит в первый раз, Анжела на удивление легко краснела. Или это тоже часть имиджа и способствует повышенному спросу у мужчин? – Меня зовут Вадим. Значит, в пять минут девятого я жду вас у отеля?

– Да, – она кивнула. – Только с другой стороны, у служебного входа.

Можно и так. Я особой разницы не видел. Послал ей напоследок воздушный поцелуй и пошел в направлении провала, ведущего к бюро проката.

Восемь часов, начало девятого. То есть, чтобы успеть на свидание к красотке, необходимо будет использовать первые два варианта, а не доводить дело до третьего. Иначе, боюсь, она меня неправильно поймет, если ближе к одиннадцати я брошу ее одну, сказав: «Прости, дорогая, мне жутко нужно отлучиться на пару минут, чтобы загнать пару иголок под ногти одному типу. Но ты не беспокойся, развлекись здесь без меня, как сможешь, а я вернусь. Главное – жди». Во-первых, за такое можно и по морде схлопотать, а во-вторых, был неоправданный риск прослыть в глазах симпатичной дамы импотентом.

Найти бюро автопроката, как и предсказала Анжела, оказалось легко – путь к нему действительно указывали частые стрелки. Я решил взять машину – новую, но не слишком, чтобы не бросаться в глаза, – и в сопровождении клерка пошел в гараж.

Хорошее помещение. При желании здесь можно было провести два футбольных матча одновременно, кабы колонны не мешали. Зато места для зрителей осталось бы хоть отбавляй. Клерк был одет цивильно и даже слишком – в черные с ужасно острой стрелкой брюки, белую, почти призрачную, рубашку, дополненную галстуком-бабочкой. И он напрочь удивил меня, засунув два пальца в рот и издав громкий, пронзительный свист. Даже заори он матерными словами, я бы не так удивился. Честно.

Но он свистнул. На свист из глубины гаража выскочил длинный и тощий малый, вытиравший руки и физиономию черной тряпкой. Возможно, когда-то она была иного цвета, но воздействие технической грязи сделало свое дело. Та же участь – промелькнула у меня ехидная мысль – в скором времени постигнет и его желтую (пока еще можно было различить) в черную клеточку ковбойку, и сравнительно чистый, а значит, относительно новый, комбинезон.

– Гера, клиент, – сказал сопровождающий меня клерк и протянул гаражному рабочему ключ от машины. – Брежневскую «Волгу».

Я не совсем понял, почему машину, которую я выбрал, обозвали брежневской, но, судя по тому, с какой скоростью Гера умчался выполнять свои обязанности, название это было в ходу. Во всяком случае, среди работников фирмы.

Оставив меня в гордом одиночестве, клерк вышел из гаража. Но долго скучать не пришлось. Через несколько минут послышался звук запускаемого мотора, а потом прямо к моим ногам подкатил Гера в черной, как смоль, машине.

Глушить мотор замасленный парень не стал, выбрался из-за баранки и, улыбнувшись, указал мне на водительское место. Улыбка у него была просто замечательная: открытая, честная. Может быть, такой эффект достигался за счет ослепительного блеска зубов на фоне общей чумазости морды лица, не знаю. Но я вдруг почувствовал неодолимую тягу дать ему на чай. Чего раньше вообще никогда не практиковал. И, засунув руку в карман, вытащил полтинник и протянул его Гере.

– Спасибо! – тот улыбнулся еще ослепительней. – Счастливого пути!

Хороший парень. Провожаемый его долгим взглядом, я решил, что путь, скорее всего, действительно будет счастливым. А как иначе, если красотка Анжела ни с того ни с сего вдруг решила подарить мне ночь любви, а гаражный паренек Гера пожелал удачи? Нет, что ни говорите, а это к счастью.

Поплутав слегка по запутанным дорожкам вокруг отеля, я вырулил на улицу и поехал к «Москве». Это была точка рандеву из варианта номер один. Время встречи: тринадцать ноль-ноль. Главное, чтобы ничего не знающий об этом Цеховой не подвел.

Ждать снаружи я счел глупым. Во-первых, потому что время было уже обеденное, а во-вторых, не мешало разведать, что там, внутри. Может, оттуда действовать будет куда удобнее. Всякое случается, ничем не следует пренебрегать – тем более, когда имеешь дело с типами, у которых в каждом кармане по охраннику сидит.

Я выбрался из машины, закрыл дверь и вошел в ресторан. С пистолетом под ветровкой, но без дипломата. Его я оставил в салоне, решив, что в данном случае винтовка не понадобится – начинать операцию с того, чтобы сразу пристрелить объект, было глупо. Позже, если вынудит. Но все равно – позже.

Изнутри «Москва» выглядела неплохо. Не в той, конечно, степени, что отель «Ангара», но – весьма. Правда, я не совсем понял, почему владельцы решили оформить интерьер в темно-бордовых цветах – может, подсознательное воспоминание о теплой материнской утробе смущало их разум, но это, собственно, были их проблемы. Моя голова была занята несколько другим – я рассматривал внутреннюю планировку. А для меня она, говоря откровенно, оказалась не очень. Во-первых, ресторан был условно поделен на три части. В одной – куча столиков и бар, во второй – опять же куча столиков, танцплощадка и подмостки – то ли для оркестра, то ли для певца – неважно. В третьем отсеке тоже располагались столики, только бильярдные. И тоже имелась стойка бара. Работать в такой обстановке я находил невозможным. Не представляю, как можно исхитриться кого-нибудь отсюда похитить. А мне нужно было именно похитить. Умыкнуть, если хотите. Чтоб комар носа не подточил. Чтобы сопровождающие Цехового шестерки даже не попытались помешать. А они попытаются, факт. После внимательного осмотра ресторана я в этом не сомневался. И стал в тупик, не зная, насколько оправдан в данном случае риск и стоит ли вообще на него идти.

С другой стороны, выбор был небогатый. Либо я постараюсь оприходовать Цехового сейчас, либо в тот момент, когда он направится в кегельбан. Но второй вариант имел существенный недостаток – если осуществить его не удастся, клиента придется ликвидировать. А мне очень хотелось перетолковать с ним с глазу на глаз, пока он еще способен на это.

Поэтому я решил подождать. Заранее продуманный план – вещь, конечно, прекрасная, но никогда не следует сбрасывать со счетов фактор случайности. У него, у этого фактора, есть замечательная способность смешивать карты тех, кто считал, что их продуманный со всех сторон план защищен от всяких неприятностей. Как говорится, никогда не клянись Господом, ибо ты пробуждаешь в нем искушение заставить тебя нарушить клятву. Немного вычурно, но в целом верно.

Я уселся за столик и, подняв руку, помахал ладошкой. Рядом со мной материализовался официант и склонился в подобострастном поклоне. Выражения лица я не разглядел, – в зале царил полумрак, – но мне показалось, что у него из глаз так и прет ехидство. Однако поручиться я не мог, а потому решил не заострять на этом внимания и не требовать объяснений. Просто взял меню и быстро пробежал глазами. Шиковать желания не было, но перекусить не мешало. А когда удовольствие не во вред работе – это просто прекрасно. Такой симбиоз поднимает настроение и дает силы жить дальше и даже лучше прежнего.

В общем, я сделал заказ и, отослав официанта, посмотрел на часы. Без двадцати. Если Цеховой строго придерживается расписания, то ровно через двадцать минут он будет здесь. Если же не строго, то может появиться раньше, а может и немного припоздать, растянув мне удовольствие ожидания. А если вообще не придерживается, – нервный стал или, к примеру, именно в этот период решил поменять привычки, – то я вообще рисковал остаться круглым идиотом, потратив время и деньги, причем и то, и другое в немалых количествах.