Текст книги "Расследования комиссара Вернье"

Дождь

Дождь лил весь день, нагоняя меланхолию и тоску. Но комиссара это нисколько не заботило. Напротив, в такие пасмурные и унылые дни он становился намного активнее и деятельнее. Серый день, промозглый дождь, казалось, только прибавляли Вернье и без того с избытком неуемной энергии. К тому же в такие дни комиссар был на редкость учтив и внимателен к окружающим.

Дождь лил и совершенно не собирался утихать. Жиль, чтобы хоть как-то убить еле ползущее время, уныло смотрел в окно и сонно зевал.

– Жиль, – поинтересовался Вернье, – что вы там высматриваете?

– Жду, когда закончится дождь, – вяло произнес помощник и снова зевнул.

– О! – усмехнулся комиссар. – Этого придется ждать долго. Думаю, что дождь не кончится и к вечеру. Видите, как обложило небо. Точно, до вечера дождь не прекратится. Я подозреваю, что он будет лить и всю ночь.

Жиль безрадостно вздохнул.

– Скучно, – помощник комиссара отвернулся от окна и уставился на сырое пятно на потолке, очертаниями напоминающего большого серого паука, если только у паука бывает шесть ног.

– Если вам скучно, – Вернье швырнул Жилю пухлую папку, – займитесь бумагами. Давно пора их разобрать.

Жиль в очередной раз сонно зевнул и нехотя раскрыл папку. Прикинув количество листов, которые ему придется изучить и пробежав глазами пару страниц, он захлопнул папку и вернул ее комиссару.

– Это, кажется, по вашей части.

Вернье недовольно нахмурился.

– Что еще?

– Дело некоего Гастона Буатьера. Он обвиняется в преднамеренном убийстве своего отца. А я, как вы знаете, не уполномочен…

– Сам знаю, – пробубнил Вернье, принимая папку обратно. – Вас никто и не заставляет заниматься этим делом. Я просто попросил разобрать бумаги. Проверить, все ли в порядке.

– Все в порядке, – произнес Жиль, радуясь что комиссару все-таки не удалось сбросить на него неугодное дело.

– Свидетели есть? – Вернье совершенно не хотелось заниматься этим Буатьером. Но раз папка оказалась на его столе, как бы он ни противился, переложить на Жиля это дело ему не удастся. К тому же Жиль всего-навсего его помощник и секретарь. И он вообще не имеет права заниматься какими-либо расследованиями. Особенно убийств.

– Ну так есть свидетели? – Вернье не хотелось читать безграмотно составленные и наспех оформленные протоколы допросов.

– Нет, свидетелей нет. Да и зачем нужны свидетели, когда Буатьер сам признался в убийстве. Он преднамеренно превысил дозу прописанного лекарственного средства.

– Жиль! – Вернье терпеть не мог, когда его помощник выражался протокольными терминами. – Вы не можете говорить нормальным языком?

– Хорошо, – согласился Жиль. – Гастон Буатьер просто дал своему папаше конскую дозу снотворного. Так лучше?

– Гораздо, – комиссар довольно улыбнулся. – Ну и что вы думаете по этому делу?

– Ничего, – Жиль растерянно пожал плечами. – Думаю, что Гастону Буатьеру светит лет десять, а может и больше.

– А вам это дело не показалось немного странным?

– Странным? – Жиль не понял, на что намекает комиссар.

– Да, странным.

– Нет, ничего странного в этом деле я не вижу.

– И все же, – настаивал Вернье. – Поразмыслите немного. Дайте волю своему воображению. Хотя какое у вас воображение. У вас в голове творится то же, что и на улице. Сплошная сырость и грязь. И ни капли просвета.

Жиль пропустил мимо ушей едкое замечание комиссара. От своего шефа ему доводилось выслушивать реплики и похлеще.

– И все равно, я не вижу тут ничего необычного.

– Как! – Вернье подскочил на месте. – Буатьер укокошил своего папашу, а потом добровольно сдался в руки полиции! И вам это не кажется странным?

– Нет, – Жиль недоумевал, что такого особенного нашел комиссар в заурядном убийстве. – Наверное, его просто замучила совесть.

– Совесть! – вскричал Вернье. – Человек сознательно убивает другого человека, а вы твердите о какой-то там совести! Откуда у убийцы совесть?

– А если это запоздалое раскаяние? А если он действовал неосознанно?

– Жиль! – Вернье немного утихомирился. – Откуда вы набрались таких слов? Все эти литературные термины не уместны в уголовной полиции. Да, есть такие мастаки, способные изобразить искреннее раскаяние, как вы выражаетесь, получше самых именитых артистов. Есть мастера на суде выжать из присяжных слезы и тем самым скостить себе срок. Но, поверьте моему опыту, это всего лишь игра. Блестящая игра. Убийца по своей сути тот же актер. Только актер говорит заранее выученный и отрепетированный текст. А убийце приходится импровизировать исходя из обстоятельств.

– Вы хотите сказать, что Буатьер превосходный актер?

– Скорее он психически ненормальный, – Вернье вытащил из папки несколько листков. – Бьюсь об заклад, что он совершенно не виновен в смерти своего отца.

– Вот как? – глаза Жиля округлились.

– Да, мой мальчик, бывают и такие случаи. Приходят люди в участок, заявляют о совершенном преступлении. А потом оказывается, что они к нему не имеют ни малейшего отношения.

– Но какой смысл Буатьеру наговаривать на самого себя?

– Не знаю, – Вернье закурил вонючую сигарету и погрузился в изучение бумаг. – Возможно он испугался. Или его запугали. Это нам и предстоит выяснить.

Вернье пододвинул телефон и стал кому-то названивать. Жиль снова уныло уставился в окно. Дождь не прекращался. Он еще больше усиливался, навевая на Жиля еще большую тоску.

– Жаннетта, – голос комиссара заглушал капли дождя, барабанившие по подоконнику, – как поживаешь? Что значит кто это? Ты меня уже не узнаешь? А помнится раньше ты меня узнавала даже по шагам. Ну да, конечно! Да уж! Богатым мне никогда не быть. Да, я знаю. Но уже что-то поздно менять. Да. Привык. Нравится? Разве эта работа может нравиться? Ты и сама знаешь, что мне нравится. Но хватит обо мне. Как у тебя дела? Как Бернар? Лили? Что? Когда? Два месяца назад? И ты мне ничего не сказала? Это надо же, как летит время! Малышка Лили уже вышла замуж. Передавай ей привет. И Бернару привет передавай. И Жан-Полю тоже. Что? Надо же! А я и не знал! А ведь мы с ним одногодки. Вот видишь, Жаннетта, какие мы с тобой уже старые. Шучу. Ты всегда останешься для меня миленькой молоденькой Жаннеттой. Нет, я не заигрываю Я уже не в том возрасте, чтобы заигрывать. Хотя… Если немного сбросить вес, то… Что? Ты обижена? На меня? За что? Брось. Ты же знаешь, что мне сложно вырваться. Столько дел, столько забот. Ты даже не представляешь себе. Голова кругом идет. Не успеешь разделаться с одним, как наваливается другое. И так бес конца. Да. Я помню. Ты меня предупреждала. Но уже что-либо поздно менять. Ну что ты! Я прекрасно помню. Нет, я не забыл. Я же сказал, что я помню. Конечно загляну. Как-нибудь. Непременно загляну. Обещаю. В ближайшие выходные. Да. Да. Нет. Да. Нет. Послушай, Жаннетта, я вот зачем тебе звоню. Ты не помнишь, как называлось то снотворное, которое принимала тетушка Полли? Как? Да. Да. Ну и как? Неужели? Что ты говоришь. А тетушка? А врач что сказал? Не может быть! Ну ладно, Жаннетта, тут ко мне пришли. Я не могу больше разговаривать. Я тебе потом перезвоню. Попозже. Как освобожусь. Да. Да. Обязательно загляну. В ближайшие… Непременно. Всего хорошего.

Вернье положил трубку и шумно вздохнул. Затем небрежно засунул вынутые из папки листки обратно и, развалившись на стуле, закурил.

– Жиль, – комиссар кивнул на папку. – Можете отнести это дело в архив.

– Как в архив? – удивленно воскликнул Жиль. – Дело ведь еще не закрыто!

– Уже закрыто, – Вернье выпустил сизый клуб дыма. – Буатьер невиновен.

– Как невиновен? – опешил Жиль. – А убийство отца? Он сам признался в отравлении. И пусть я снова выскажусь, как вы выражаетесь, литературными терминами, возможно, его замучила совесть. Возможно, он действовал неосознанно. Возможно, совершив преступление, он раскаялся и осознал…

– Жиль, – комиссар бросил в сторону помощника грозный взгляд, – если вы еще раз произнесете слово ВОЗМОЖНО, я вас поколочу.

– Хорошо, – Жиль сдался. – Но… Возможно…

– Жиль!

– Тогда объясните мне – с чего вы взяли, что Буатьер невиновен?

– Очень просто, – Вернье наслаждался своим триумфом. – Не было никакого отравления. Если вы внимательно изучили дело, то, возможно, – Вернье сделал ударение на слове ВОЗМОЖНО, – вы заметили, что Гастон Буатьер последние два года только и занимался тем, что ухаживал за своим неизлечимо больным отцом. Ему это, разумеется, порядком надоело, и он захотел ускорить кончину Буатьера старшего. И не для того, чтобы получить какое-то наследство. Буатьер отец был беден, как церковная мышь. И не для того, чтобы разрешить какие-то свои проблемы. Их у Буатьера младшего просто не было. Все было сделано только для того, чтобы лишить больного страданий. И Буатьер младший принял решение разрешить эту проблему с помощью снотворного. Только он оказался полным профаном в фармацевтике. Даже конская доза этого лекарства не способна убить человека. Единственное, что оно может вызвать – это понос. Буатьер старший доживал свои дни, находясь в бессознательном состоянии. Он уже ничего не чувствовал. Его смерть была лишь делом времени. Врач прописал ему самое слабое снотворное, какое только существует, чтобы он мог спать. Сын не знал этого.

– Значит, бедняга Гастон зря сидит в тюрьме? – рассказ комиссар вызвал у Жиля приступ сентиментальности.

– В тюрьме зря никто не сидит, мой дорогой Жиль, – Вернье сладко потянулся.

– Превосходно! – Жиль был в восторге. – Одна выкуренная сигарета, один телефонный звонок – и дело раскрыто. Мои поздравления, господин комиссар.

– Ну что вы! – Вернье слегка смутился. – Это просто дождь так благотворно влияет на мои мозговые процессы, что нельзя сказать о вас, мой дорогой Жиль.

– Согласен, – восторг Жиля мигом улетучился. – Дождь на меня навевает только сон и скуку.

– В таком случае, – Вернье сгреб со своего стола бумаги и бухнул их перед помощником. – Это чтобы вы не скучали. Надеюсь, к концу рабочего дня вы с ними управитесь?

Комиссар бросил беглый взгляд в окно и, лукаво подмигнув, добавил:

– К тому же дождь уже закончился.

Сокровища мадам Дюшон

Вернье энергично хлопал себя по карманам, проверяя, все ли на месте. До конца рабочего дня оставалось еще минут пятнадцать, но комиссар не собирался провести остаток времени, бесцельно созерцая в окно и, вопреки всем своим правилам и устоям, решил улизнуть с работы пораньше. Его помощник Жиль, глядя на циферблат, лишь тоскливо вздыхал. Кому-кому, а ему сегодня явно не удастся вернуться домой вовремя. Комиссар органически не переваривал различного рода бумаги и всю бумажную работу сваливал на своего нештатного секретаря. Вот и сейчас Жиль безрадостно смотрел на толстую кипу папок, которые Вернье любезно предложил ему разобрать и на их основе состряпать к завтрашнему утру квартальный отчет. Тянуть дальше было некуда и Жиль обреченно принялся выводить на чистом листе шаблонные фразы.

– Ну, – язвительно пробормотал комиссар, – не буду Вам мешать. Творите.

Вернье решительно направился к двери, и в этот момент в дверной проем просунулась старушечья голова.

– Извините, – проговорил тонкий писклявый голосок, – не здесь ли я могу увидеть комиссара Вернье?

– Да, – комиссар кивнул головой. – Если Вам угодно, то комиссар Вернье – это я.

– Какое счастье, что я Вас застала! – следом за головой в дверной проем протиснулось и тело. – А то мне сказали, что Вас уже нет на месте!

– Как видите, я на месте, – Вернье недовольно скривился. Общение с нежданным посетителем сегодня явно не входило в его планы. – У Вас ко мне какое-то дело?

– Разумеется, – старушка бесцеремонно прошла в кабинет и присела на краешек стула. – Иначе бы я к вам не пришла.

Вернье обреченно взглянул на часы.

– Валяйте! – сердито пробубнил он. – Только если можно, покороче.

– Как скажете, – старушка бережно извлекла из недр ридикюля кружевной платочек, утерла нос и также бережно спрятала платочек обратно.

– Дело в том, – старушка печально вздохнула, – что меня обокрали.

– Что-то ценное? – Вернье хотелось побыстрее избавиться от нежеланного клиента.

– Естественно! – недоуменно воскликнула старушка. – Украли все мои сокровища!

– Сокровища? – заинтриговано переспросил Вернье.

– Вас это удивляет? – в тон комиссару ответила старушка. – Или Вам никогда не приходилось заниматься подобного рода делами?

– Ну почему не приходилось…

– Так вот, – старушка не дала комиссару закончить фразу и защебетала своим пронзительным пискливым голоском. – Все это началось, когда мне пришлось уволить старую сиделку, хотя я ничего против нее не имела. Но Мартина стала стара и неповоротлива. Не было ни дня, чтобы она что-нибудь да не разбила. К тому же она страдала тугоухостью. Чтобы ее дозваться приходилось повышать голос, нервничать. А мой врач категорически запретил мне нервничать. Вот мне и пришлось расстаться с Мартиной. Ой, простите меня, господин комиссар, я не представилась. Моя фамилия Дюшон. Вы, наверное, слышали. Мой муж служил в мэрии. Возможно, Вы с ним встречались. Прекрасный был человек, – старушка смахнула внезапно набежавшую слезинку. – Но вернемся к Мартине. Уходя, она порекомендовала мне новую сиделку. И зачем только я ее послушалась? Эта Жаклин та еще штучка! Только и норовит, чтобы что-нибудь стащить. Вчера, к примеру, она стянула мой гребешок. А потом еще заявила, что она тут ни при чем. Что это я его потеряла. Но я ведь знаю…

– Мадам, – как можно тактичнее Вернье перебил старушечье щебетание, – Вы что-то сказали о сокровищах…

– Ах, да! Я и говорю, что за этой Жаклин нужен глаз да глаз. Я уверена на сто процентов, что это ее рук дело. Коробка еще утром стояла на месте, а теперь ее нет.

– Коробка? – удивленно воскликнул комиссар. – Какая еще коробка?

– Из-под обуви, – невозмутимо ответила мадам Дюшон. – В ней я хранила свои сокровища.

– Мадам, – у Вернье он изумления перехватило дыхание, – кто же хранит сокровища в коробке из-под обуви?

– Я храню, – без тени смущения ответила старушка. – Что в том такого? Это мои сокровища и я вольна хранить их, где мне заблагорассудится. Одни предпочитают хранить их в банке, а я – в коробке из-под обуви. Кстати о коробке. Сейчас таких не сыщешь. Мой муж – я Вам о нем уже говорила, служил в мэрии. И на первую годовщину свадьбы он преподнес мне поистине роскошный подарок – бальные туфли из шелка. Ручная работа. Сейчас таких уже не делают. Туфли давно износились, а вот коробка осталась. Превосходная коробка из розового картона, тисненая золотом с обивкой из белого атласа внутри…

– Мадам, – Вернье нетерпеливо посмотрел на часы, – я понимаю Ваше состояние, но, может быть, мы займемся этим делом завтра?

– Завтра? – на лице старушки отразилось явное недоумение.

– Да, завтра, – Вернье попытался изобразить жалкое подобие улыбки. – Завтра утром вы придете, и мы с Вами все обсудим…

– Но я не собираюсь ждать до завтра! – неожиданно вспылила мадам Дюшон. – Я не намерена ходить к Вам, когда это Вам будет удобно! Если не хотите заниматься моим делом, так и скажите. Я обращусь к кому-нибудь другому.

Старушка резко встала со стула и направилась к выходу.

– Хорошо, мадам, – Вернье скривил недовольную мину. – Прошу Вас, сядьте на место, выпейте воды, успокойтесь, и мы с Вами поговорим. Надеюсь, список пропавшего у Вас имеется?

– Естественно, – мадам Дюшон вернулась на место и протянула Вернье сложенный вчетверо листок.

Комиссар нервно развернул листок и пробежал глазами по бумаге.

– Черт возьми! – вырвалось у него! – И из-за этого Вы полчаса морочите мне голову? Что это? Я Вас спрашиваю что это? – Вернье тыкал пальцем в листок.

– Полный перечень пропавшего, – не обращая никакого внимания на негодование комиссара, проговорила старушка. – Вы же сами просили.

– Мадам, Вы издеваетесь? Какие это к черту сокровища? Это же самый обыкновенный хлам!

– Выбирайте выражения, господин комиссар! – старушка бросила в сторону Вернье строгий взгляд. – Может быть, для вас это и хлам, а для меня настоящие сокровища. Вы просто не представляете, как мне дороги эти вещи. Ни одни бриллианты и изумруды не сравнятся по ценности с ними.

– Грош цена всем этим сокровищам, – пробурчал Вернье.

– Можете язвить, сколько хотите, но Вам все же придется заняться моим делом.

– Вы мне угрожаете? – ухмыльнулся Вернье.

– Просто предупреждаю.

– Простите, мадам, – Вернье постарался взять себя в руки, – но мне некогда заниматься вашим… – он хотел сказать хламом, но вовремя сориентировался и произнес делом.

– Как знаете! – мадам Дюшон подскочила на месте. – Но я этого так не оставлю! Я сейчас же пойду к вашему начальству и расскажу, как Вы обходитесь с посетителями.

– Боюсь, что вы его уже не застанете, – Вернье снова бросил взгляд на часы. На этот раз их торопливый ход его даже обрадовал.

– Ничего! Я приду завтра!

– Думаю, что и завтра у Вас ничего не получится, – злорадствовал Вернье. – Полиция не станет заниматься такими пустяками.

– Господин комиссар, – мадам Дюшон еле сдерживалась, – Вы – это не вся полиция. И не Вам решать, чем должна заниматься полиция. Но если вам ваша работа в тягость, так и скажите. Думаю, что генерал Айзенк не одобрит вашего поведения.

– Генерал? – при упоминании генерала Вернье сник. – Вы знакомы с генералом?

– Более чем! – старушка выхватила листок из рук комиссара и направилась к выходу.

– Постойте! Я займусь Вашим делом!

– Я больше не намерена терпеть Ваше хамство! – не оборачиваясь, выпалила мадам Дюшон.

– Да постойте, я Вам говорю! – Вернье понял, что немного перегнул палку. С одной стороны ему было плевать, что эта дамочка наговорит генералу. Доводилось выслушивать и не такое. А с другой стороны он представил себе, как завтра его недоброжелатели будут шептаться по углам – смотрите, вот комиссар Вернье, который не смог разобраться в таком пустяшном деле. А это было тяжким ударом по его самолюбию.

– Прошу Вас, мадам, успокойтесь, присядьте и мы с все обсудим.

– Это Вам нужно успокоиться, – недовольно пробурчала мадам Дюшон, но вняв словам комиссара, вернулась на место.

– Итак, – Вернье шумно вздохнул, пытаясь привести себя в норму, – начнем сначала. Вы утверждаете, что у Вас пропала коробка с Вашим…

Комиссар еле сдержался, чтобы не сказать с Вашим хламом, но мадам Дюшон резко перебила его.

– Не пропала, а ее украли!

– Хорошо. Украли.

– Ничего хорошего я тут не вижу. Посмотрела бы я на Вас, когда бы Вы оказались на моем месте. Столько лет я собирала мои сокровища. По капельке, по крупиночке. И что? Все кануло в одно мгновенье.

И мадам Дюшон издала стон, достойный лучших театральных актеров.

– У вас есть подозрения?

– Нет, – старушка отрицательно покачала головой, – подозрений у меня нет. Но у меня есть полная уверенность, что это сделала Жаклин.

– Я бы не был так категоричен. Чтобы обвинить человека, нужны веские доказательства.

– Поверьте мне, я знаю, что говорю! Если кто и стащил мои сокровища, так только она. А доказательств у меня более чем предостаточно. Во-первых, коробка пропала, когда Жаклин поступила ко мне на работу. Во-вторых, она терпеть меня не может, но это взаимно. Я тоже не питаю к ней особых чувств. Я бы давно ее вышвырнула вон, но хорошую сиделку теперь так трудно найти. Тем более что она обходится мне гораздо дешевле, чем предыдущая. А в-третьих… – мадам Дюшон на миг умолкла. – Впрочем, и двух первый вполне достаточно. Вот список, господин комиссар. Работайте. Завтра утром я зайду к Вам справиться, как идут дела. Думаю, что к этому времени Вы все уладите.

Мадам Дюшон в очередной раз направилась к двери. Вернье засеменил за нею следом, рассыпаясь в любезностях.

– Ну что Вы, мадам, стоит ли так беспокоиться? Я лично буду докладывать Вам о ходе дела. Если Вас это устроит.

– Вполне устроит! – буркнула старушка, выходя за дверь.

– Передавайте привет генералу, – обходительно бросил вслед комиссар.

– Непременно! – эхом отозвалось из глубин коридора.

Пара минут и все стихло. И только часы на стене неумолимо продолжали отстукивать время.

– Что это было? – тиканье стрелок заглушил нерешительный голос Жиля. Все это время он только изумленно наблюдал за происходящим, не осмеливаясь даже вставить слово.

– Лучше бы этого вообще не было! – мрачно произнес Вернье, закуривая сигарету. – Это чуть не был конец моей карьеры.

– Разве история с пропавшими сокровищами Вас не заинтересовала? – недоуменно поинтересовался Жиль.

– Сокровищами? – Вернье язвительно хмыкнул. – Это Вы называете сокровищами?

И он швырнул помощнику листок, оставленный мадам Дюшон.

Жиль пробежался глазами по бумаге и потрясенно перевел взгляд на комиссара.

– Да, мой дорогой Жиль. Пинетки, засохшая роза, кружевной платочек, фарфоровая лошадка… Это все сокровища этой полоумной мадам Дюшон. Из-за этой старой рухляди весь этот сыр-бор. И мне, комиссару с более чем двадцатилетним стажем, распутавшим не одно запутанное преступление, раскрывшему не одно самое тяжкое убийство приходится заниматься поиском старых никому не нужных безделушек.

– Но Вы могли бы и отказаться, – сочувственно проговорил Жиль.

– Отказаться? – Вернье выплюнул окурок на пол, затушил его ногой и закурил новую сигарету. – Увы, мой друг. Это не тот случай. Хотя Вы натолкнули меня на одну мысль.

– Какую мысль?

– Если я не могу отказаться от этого дела, то этим делом займетесь Вы.

– Я?

– Да, мой дорогой Жиль, именно Вы и займетесь этим делом.

– Вы хотите сказать, – Жиль никак не мог взять в толк, шутит ли сейчас комиссар или говорит серьезно. – Вы хотите сказать, чтобы я отыскал коробку со старыми безделушками?

– Ну не я же! – Вернье важно бухнулся в кресло.

– Нет, – Жиль чувствовал, что здесь есть какой-то подвох. – Я не могу. Я никогда не занимался подобными делами. Спасибо за доверие, господин комиссар, но я действительно не могу. К тому же мне еще нужно составить отчет…

– К черту Ваши отчеты! – недовольно вскричал комиссар. – Отправляйтесь к этой старушенции и выясните на месте, что там произошло на самом деле. Возможно, эта бестия сама засунула свою коробку неизвестно куда, а сваливает на прислугу. Ну? Чего вы ждете? Давайте, давайте, Жиль! Я не собираюсь торчать здесь до утра.

– Сейчас отправляться? – Жиль уныло посмотрел на часы.

– А когда еще?

– А отчет?

– Я сам разберусь!

Не в силах возражать Жиль покорно вышел из кабинета.

Удовлетворенный, что ему удалось спихнуть это несущественное и несимпатичное дело на своего помощника, Вернье закурил. Он наслаждался терпким дымом крепких сигарет и своим превосходством, изредка посматривая на часы. Стрелки, которые еще недавно летели вперед, издевательски стояли на месте.

Не торопясь комиссар докурил сигарету. Встал, описал несколько кругов вокруг стола и снова бросил взгляд на часы. Стрелки все также были неподвижны.

– Черт возьми! – сердито выругался комиссар. – Видно и впрямь придется заняться этим отчетом, чтобы хоть как-то убить время.

Он проследовал к столу Жиля, присел на стул, покачался на нем немного словно испытывая его на прочность, и начал просматривать начатое Жилем.

Первые две страницы его вполне удовлетворили. Остальным он остался недоволен. Схватив ручку, он старательно стал вычеркивать лишние и замудрено написанные, как ему казалось, строчки.

Искромсав несколько страниц, Вернье напрягся. Что-то во всей этой писанине его не страивало. Но вот что, он пока понять не мог. Придвинув к себе кучу папок, комиссар стал терпеливо перебирать разношерстные листы бумаги, выписывая из них бессмысленные цифры и бессвязные фразы, пытаясь придать им законченный и вполне логический вид.

Терпения у Вернье хватило ровно на пять минут. Ничего не значащие цифры и скомканные фразы выводили его из себя больше чем постоянно досаждающие посетители.

– Черт бы их побрал с их отчетами! – Вернье в сердцах отшвырнул ручку в сторону. – Крысы канцелярские! Кому это все нужно? Будто бы мне больше нечем заниматься, как сочинять бредовые отчеты? Я не для того нанимался в полицию, чтобы сочинять эти бредовые отчеты! Пусть этим занимается кто-нибудь другой. А меня увольте!

Комиссар нервно закурил. Писать отчеты не его конек. Вот вылавливать убийц, распутывать загадочные преступления – это то, ради чего он готов пожертвовать всем. Или почти всем.

– Ну и где, скажите, его носит? – Вернье все свое негодование переключил на Жиля. – Уже давно пора вернуться. Неужели так сложно….

Но договорить комиссар не успел.

В дверях появился взмыленный Жиль.

– Наконец-то! – прогремел комиссар. – Выкладывайте, что Вы там раскопали?

– Мадам Дюшон оказалась права, – переводя дух, выдавил из себя Жиль. – Жаклин оказалась целиком и полностью причастна к этому делу.

– Целиком и полностью, – передразнил Вернье помощника. – Говорите проще. Это она сперла коробку?

– И да и нет, – ответил Жиль.

– Это еще как?

– Дело в том… – Жиль никак не мог отдышаться. Видно всю обратную дорогу ему пришлось бежать бегом, чтобы в очередной раз не нарваться на гнев комиссара.

– Что вы там лепечете? Говорите ясней.

– Дело в том, что Жаклин не крала коробку. Она просто ее выбросила.

– Как это выбросила? – удивился комиссар.

– Очень просто. Она, как и Вы, господин комиссар, посчитала все эти безделушки ненужным хламом и выбросила их прямо с коробкой в мусор.

– Молодец! – Вернье ликующе хлопнул в ладоши. – Надеюсь, старуха удовлетворена?

– Увы, – Жиль растерянно развел руками. – Она требует, чтобы коробку вернули. В целости и сохранности.

– Вот еще! – возмутился комиссар. – Я не собираюсь ползать по помойкам, потакая прихотям какой-то полоумной.

– Но… – Жиль пытался добавить еще что-то, но комиссар его не слушал. Обрадованный, что ему так удачно удалось избавиться от нежеланного дела, он направился к двери.

– Всего доброго, Жиль. Увидимся завтра.

– Завтра? – рассеянно переспросил Жиль.

– Ну да. Рабочий день уже давно кончился. Пора по домам.

– Да-да, пора по домам, – пробормотал Жиль, устремляясь вслед за комиссаром.

– А Вас, мой дорогой Жиль, – Вернье загородил собой выход, – еще ждет отчет. Или Вы о нем забыли?

Жиль обреченно вздохнул и безропотно направился на свое рабочее место.

Новый день не принес ничего нового. Жиль в своем углу клевал носом. Выспаться ему так и не удалось. Провозившись полночи с отчетом, он уснул прямо за рабочим столом. В результате отчет, который нужно было сдать этим утром, существовал только на черновиках и в таком виде, что проще было написать новый, чем привести в порядок эти сумбурные записи.

Жиль уже предвещал бурю, которая разразится, едва комиссар узнает, что отчет не готов. К тому же Вернье запаздывал. А это тоже не предвещало ничего хорошего. Вообще-то он опаздывал крайне редко. Это были случаи, когда комиссар был болен или с самого утра его вызывали по неотложному делу.

И Жиль не ошибся.

Едва дверь распахнулась, вернее сказать, чуть не слетела с петель, кабинет наполнился смрадным дымом и разъяренными возгласами комиссара.

– Нет, вы только посмотрите на нее! Что она о себе возомнила? Кто она такая? Подумаешь, она знакома с генералом! Я тоже с ним знаком! Ну и что? Это не повод для того, чтобы я – комиссар полиции копался на свалках!

Вернье так разошелся, что Жиль даже не осмелился поздороваться и поинтересоваться в чем собственно дело. Он знал, что волна негодования уляжется и комиссар сам все расскажет. Но на этот раз волна превращалась в настоящее цунами.

– Я, – продолжал распыляться Вернье, – должен посреди ночи тащиться черт знает куда! Рыться в мусоре! И все потому, что кому-то, видите ли, дороги ее воспоминания! Что Вы на меня так смотрите? Да, мой дорогой Жиль. Эта бестия разбудила меня посреди ночи. И откуда она только узнала мой телефон? Хотя, впрочем, это уже не важно. И мне пришлось ехать на помойку, разгребать завалы, разыскивая ее драгоценные сокровища. Черт бы побрал эту старуху!

– Так Вы нашли ее? – Жиль наконец-то сообразил, что произошло.

– Конечно! – торжествующе произнес Вернье. – Я бы был не я, если бы не смог отыскать какую-то там коробку, пусть даже спрятанную у черта в пекле!

И Вернье водрузил на стол помятую розовую коробку. Жиль заинтригованно приподнялся со своего места.

– Так. – Вернье перестал громыхать и уселся в кресло. – Посмотрим, что у нас там?

Он снял крышку, небрежно отбросил ее в угол. Затем выудил из недр стола сложенный листок и стал сравнивать содержимое коробки с написанным на бумаге.

– Пинетки вязаные. Есть. Кружевной платочек. Имеется. Забавно, неужели и я в старости буду собирать ненужные безделушки? Надеюсь, это не заразно? Что там дальше по описи? Флакон из-под духов. Есть такой. Это уж полный бред – хранить пустой флакон. Хотя, запах еще остался. А это что? Забавная вещичка. У меня, помнится, в детстве тоже была такая фарфоровая лошадка. Мы даже с братом иногда за нее дрались. Черт! Хвост отломался!

Вернье виновато осмотрелся по сторонам.

– Черт! Кто же знал, что эта штучка такая хрупкая, – Вернье не знал, куда деть отломанный хвост.

– Возможно, – предложил Жиль, – его можно приклеить?

– Приклеить? – растерянно переспросил комиссар. – Я думаю, проще его выбросить.

Вернье сгреб безделушки обратно в коробку, а покалеченную лошадку вышвырнул в мусорную корзину.

– Вот и все!

– Вы думаете, – Жиль недоуменно посмотрел на комиссара, – что мадам Дюшон не заметит? У нее хорошая память.

– И что вы предлагаете? – Вернье напрягся. – Хотя, я знаю, как мы поступим. Вот что, мой дорогой Жиль, Вы сейчас отправитесь на экскурсию по антикварным магазинам и лавкам. Возможно, и отыщете такую же или хотя бы похожую.

Жиль понимал, что возражать бесполезно, но это распоряжение комиссара его даже немного обрадовало. Заодно он сможет немного развеяться, прогулявшись по парку, и не спеша перекусить в каком-нибудь уютном кафе. А потом свою задержку спишет на поиски.

– Хорошо, господин комиссар, – непроизвольно улыбаясь, Жиль направился к двери и нос к носу столкнулся с мадам Дюшон. Улыбка тут же сползла с его лица. Визит этой дамы враз перечеркнул прогулку по парку и уютное кафе. Действовать нужно было быстро и четко.

Учтиво пропустив старушку в кабинет, Жиль пулей выскочил из участка.

– Как мое дело? – вместо приветствия проговорила мадам Дюшон, бесцеремонно усаживаясь напротив комиссара. – Вы отыскали мои сокровища?

– Разумеется, – Вернье принужденно заулыбался. – Все в целости и сохранности. Все по описи. Можете не беспокоиться.

– Вы мне будете говорить о беспокойстве? – хмыкнула старушка и открыла крышку.

– Все в целости и сохранности, – повторялся Вернье. – Все на своих местах. Как и…

– А где лошадка? – с ужасом вскричала мадам Дюшон. – Маленькая фарфоровая лошадка?

– Наверное, она затерялась среди других вещиц, – комиссар понимал, что он несет полный бред.

– Я не слепая! Ее здесь нет! Признавайтесь, что Вы с ней сделали? Куда Вы ее подевали? Я так и знала! Я так и знала, что Вам нельзя было поручать это дело! Надо было сразу обратиться к кому-нибудь другому!