Текст книги "Расследования комиссара Вернье"

Бессонница

Вернье не спалось. Ворочался с боку на бок. Вставал. Курил. Снова ложился и всё равно ничего не помогало. Сна не было ни в одном глазу. Комиссара мучил запор и странное дело Раньи. Если с запором все было ясно – сказались последствия черничного пирога, то в деле Раньи было столько белых пятен, что даже чистый лист бумаги в сравнении с ним был более красноречивым.

Вернье кряхтел и морщился.

– Чёрт бы побрал Жиля с его чаепитием! – возмущался Вернье. – И его жену с её черничным пирогом! Знает же, что я не могу отказать себе в удовольствии побаловаться сладеньким! Знает и всё равно предлагает! А я? Я ведь мог просто отказаться. Так нет… Один кусочек… Из вежливости… А где один, там и другой. И к чему привела теперь эта вежливость? Ума не приложу, кому из них двоих пришло в голову испечь пирог с черникой? И откуда у них в феврале взялась свежая черника? Наверное, ещё с лета остались запасы – вот и решили их использовать, пока не испортились. Слава богу, что не отравили…

Вернье встал с кровати, прошёл в кухню, закурил.

– А этот Раньи! Тоже мне гусь! Заявился в участок и, как ни в чём не бывало, заявил – арестуйте меня, я отравил своего отца. Отравитель нашёлся! Спасибо ему, конечно, за то, что сам явился, что сам признался, что упростил нам расследование… Упростил! Чёрта с два! Только всё запутал. Какое там к чёрту отравление! Обычный сердечный приступ. И никаких следов отравения. Никаких! Три раза делали анализ и ничего. А что Раньи? Иди себе домой, радуйся! Так нет. Долдонит, как попугай – отравил и всё!

Вернье смял погасшую сигарету о край пепельницы и вернулся в спальню.

– И чем он там его отравил? – комиссар взял с тумбочки дело Раньи, перелистал. – Сульфат магния… Что-то я никогда не слышал, чтобы им травили людей. Барбитураты – понятно, цианиды – ясно. На крайний случай сойдёт и уксус. Но сульфат магния! Где-то я уже слышал это название. Но где? Нет. Не помню. И где только Раньи достал этот сульфат? Хотя, чего я ломаю голову? Он ведь химик по образованию. Вполне возможно, у него сохранились старые связи. Вот и украл этот сульфат в какой-нибудь лаборатории или выпросил для каких-то опытов… Опытов… Выходят боком мне его опыты! Надо будет завтра уточнить, что это за сульфат магния и с чем его едят…

Вернье вновь поморщился. Давал о себе знать черничный пирог.

– Чёрт бы побрал Жиля с его пирогом! – Вернье лёг и вновь попытался заснуть. Не получилось. Пирог, Раньи витали перед его глазами. Сплетались в единое целое, потом разлетались в разные стороны и вновь сплетались воедино. Проворочавшись с полчаса, комиссар опять отправился в кухню. Запор досаждал ему больше, чем этот несчастный юноша.

– Аспирин, йод, арбидол, – Вернье высыпал на стол содержимое коробки из-под обуви, – парацетамол, трамадол… Это ещё что за дрянь?

Комиссар достал инструкцию и начал читать:

– Трамадол. Психотропный анальгетик. Обладает сильной анальгезирующей активностью, даёт быстрый и длительный эффект… Психотропный? Анальгетик? Забавно, как он сюда попал? Неужели я когда-то его покупал? Быстрый и длительный эффект… Знать бы наверняка, что за эффект. А ну его!

Вернье швырнул упаковку с таблетками в мусорное ведро.

– Всякой дряни полно, а того, что мне нужно нет! А это что?

Вернье поднял с пола упавший пакетик с каким-то порошком.

– Магнезия… Слабительное… Вот, наконец, то, что мне нужно!

Комиссар сгрёб оставшиеся лекарства обратно в коробку.

– Магнезия, магнезия… – напевая, Вернье подошёл к крану, снял с полки наиболее чистый, по его мнению, стакан и наполнил его водой. – Вот и решение моих мучений…

Комиссар всыпал в стакан половину порошка, размешал пальцем. Затем, немного подумав, высыпал остатки.

– Так вернее…

Залпом выпил. Задумался.

– А не переборщил ли я с магнезией? Как-никак лекарство… Надо было вначале почитать инструкцию. Вечно так! Сначала делаем, потом думаем!

Вернье взял пакетик из-под порошка.

– Магнезия, – прочитал он на упаковке, – оказывает желчегонное и слабительное действие… Другое название магнезии – сульфат магния… Сульфат магния! Чёрт!

Комиссар хлопнул себя по лбу.

– Сульфат магния! И как я раньше об этом не додумался! Ну, Раньи, теперь ты от меня не уйдешь! Посмотрим, как ты мне завтра будешь снова петь про отравление!

В животе у комиссара заурчало. Магнезия начала действовать. Вернье ликовал. Пакетик порошка решил сразу две его проблемы – с запором и с Раньи.

Живот вновь подал сигнал. Вернье спешно направился в туалет. Просидев там с полчаса, облегчённый и удовлетворённый, комиссар наконец-то улёгся спать. Уснул сразу. Спал без снов. Проснулся поздно. И, наскоро умывшись и побрившись, даже не позавтракав и не выпив кофе, захватив дело Раньи об отравлении, помчался в участок.

– Раньи ко мне! Живо! – прогромыхал комиссар, едва переступив порог кабинета.

– Посмотрим, что он запоёт на этот раз, – Вернье самодовольно потирал руки.

Привели Раньи. Вернье кивком головы предложил юноше сесть. Тот безвольно опустился на стул.

– Итак, – комиссар закурил, – вы по-прежнему утверждаете, что отравили своего отца?

– Отравил, – Раньи тупо пялился в пол.

– И с какой, позвольте узнать, целью?

Раньи непонятливо посмотрел на комиссара, затем вновь опустил глаза.

– Он был невыносим. Он всю жизнь был невыносим. Кроме его самого в этом мире его не волновало ничего и никто. Он постоянно изводил меня своими придирками. Ему не нравилось всё, чтобы я ни делал. Абсолютно всё. А когда он заболел и слёг он стал просто несносен…

– И за это вы решили его отравить?

– А что мне оставалось делать?

– И для этой цели вы использовали… – Вернье задумался.

– Сульфат магния, – подсказал юноша.

– Да-да. Сульфат магния. Всё сходится…

– Комиссар, – Раньи устало посмотрел на Вернье. – К чему эти вопросы? Я же во всем сознался. Я виновен и готов понести за это наказание.

– Виновен, – задумчиво протянул комиссар. – Молодой человек, если вы в чём-то и виновны, так это в том, что дали отцу слабительное…

– Слабительное? – юноша встрепенулся. – Какое слабительное?

– Самое обыкновенное, – Вернье выплюнул сигарету. – Сульфат магния или магнезия – обычное слабительное. Применяется при самых банальных запорах. Так что если вы действительно хотели отравить отца, то своими действиями могли вызвать у него только понос…

– Но ведь это попытка убийства, – возразил Раньи.

– Неудачная и бесполезная, – добавил Вернье.

– За это ведь тоже сажают!

– Юноша! – комиссар начал терять терпение. – Если бы у нас сажали за глупость, то в стране не осталось бы ни одного свободного человека. Всё. Дело закрыто. Вы свободны…

– Как свободен? – недоумевал Раньи. – А покушение на убийство?

– Вы свободны! – твёрдо произнес комиссар.

– Вы не имеете права… – сбивчиво заверещал юноша. – Я этого так не оставлю… Я добьюсь пересмотра дела… Пусть мне дадут более опытного, более сведущего человека…

И тут Вернье взорвался.

– Пошёл вон! – рявкнул комиссар.

– Что?

– Пошёл вон!

Раньи сник, молча поднялся со стула и потерянно покинул кабинет.

– А всё-таки, – проговорил комиссар, немного успокоившись, – пирог был очень даже ничего. Даже не смотря на последствия. Надо будет сегодня зайти в аптеку и купить ещё магнезии. Так, на всякий случай.

Стажёр

Комиссар нервничал. Вернее он был просто взбешён. И было из-за чего. Во-первых, на место вышедшего в отставку генерала Айзенка был назначен полковник Ришар Лезире. Никто о нём никогда не слышал, поэтому ничего плохого, как ничего хорошего о полковнике сказать не могли.

Во-вторых, Лезире с первого дня занялся наведением новых порядков, что свелось к извлечению из архивных недр заведомо безнадежных и давно похороненных из-за их нераскрываемости дел. И папка с делом Марии Рокко двадцатилетней давности украсила стол комиссара.

В-третьих… А вот это в-третьих раздражало комиссара больше всего. Это третье появилось в кабинете комиссара в виде юноши с ослепительно белоснежной улыбкой. Едва переступив порог, молодой человек без смущения протянул руку Вернье.

– Добрый день. Меня зовут Анри Фора.

От неожиданности Вернье на какой-то миг лишился дара речи. Придя в себя, он заносчиво протянул:

– Ну и…

– Я назначен к вам стажёром, – пояснил юноша.

– Кем? – не понял комиссар.

– Стажёром, – Фора все ещё держал на весу руку для приветствия.

– Ну и… – Вернье придирчиво осматривал юношу. Слишком чистый, слишком выглаженный, слишком хорошо пахнущий дорогим одеколоном и что больше всего нервировало комиссара – слишком учтивый и самонадеянный.

– Вот я и пришёл, – приветливая улыбка не сходила с лица Фора. – Познакомиться… И чтобы вы ввели меня в курс дела…

– Какого дела?

– Ну, я не знаю… – протянул юноша, – Над тем, над которым вы сейчас работаете.

– Ну и до свиданья! – пробурчал Вернье, встал и направился к выходу. Фора убрал руку. Улыбка сползла с его лица.

«Занятный типаж, – подумал Фора, глядя на исчезающую за дверью спину комиссара. – С таким придётся нелегко…»

– Я чего-то не понял, – из коридора доносился громовой бас комиссара. – Что это за тип у меня в кабинете?

– А разве он не представился? – голос дежурного звучал виновато и взволновано.

– Ну и что из того? Как будто мне есть дело до того, что его зовут Анри Фора и что он какой-то там стажёр! Что это ещё за стажёр? Кто его прислал? И какого чёрта вообще он мне нужен?

– Лезире, – оправдывался дежурный. – Его прислал Лезире. Из академии… Обучать, так сказать, молодые кадры…

– Но почему ко мне? – гремел Вернье. – У нас что, в участке нет людей, чтобы возиться с сопляками? Возьмите, к примеру, Курто…

– У Курто итак двое… У Леблера тоже… А этого направили к вам…

– Ну, – Вернье убавил тон, – и зачем он мне сдался?

– Кто-то же должен обучить его тонкостям профессии. К тому же ваш помощник Жиль сейчас в отпуске… А вам, возможно, не помешала бы помощь…

– Помощь! – Вернье язвительно хмыкнул. – Во-первых, я никому и ничего не должен. Во-вторых, я всегда обхожусь без помощников. Впрочем, на этом можно и остановиться. Переводите этого мальчишку к кому угодно, куда угодно, но чтобы через десять минут его в моём кабинете не было!

– Но это невозможно…

– Это почему это?

– Приказ Лезире…

– Приказ? Сейчас разберёмся. Лезире у себя?

– Я бы не стал по таким пустякам беспокоить полковника, – дежурный, как мог, сдерживал комиссара от необдуманных шагов. – К тому же его нет на месте…

– Ладно, – Вернье сдался. – Стажёр, так стажёр. Но учтите, я не буду ходить за ним следом, вытирать ему нос и вообще – пусть держится от меня на расстоянии!

Громыхнула дверь. Вернье вернулся в кабинет. Фора, слышавший весь разговор, быстро переключился на изучение, развешанных на стенах, дипломов и грамот.

– Это всё ваше? – улыбка снова засияла на лице юноши.

– Мое, – сердито буркнул Вернье.

– Так много!

– Так мало, – Вернье отшвырнул дело Марии Рокко в сторону. Сегодня ему было не до разгадок покрытых пылью и плесенью дел.

– С чего начнём? – Фора предвкушал момент, когда он с головой окунётся в работу. – Можете без стеснения меня эксплуатировать. Я готов выполнять любые ваши поручения…

– Любые? – Вернье презрительно хмыкнул. – Тогда займись разбором бумаг…

Комиссар кивнул на сваленные в одну беспорядочную кучу папки с делами, приказы, стенограммы опросов свидетелей и конфетные фантики. Как ни странно, это нисколько не мешало комиссару в нужный момент из бумажного хаоса нужный документ.

«Похоже, – подумал Фора, глядя на беспорядок на столе, – комиссару неизвестно не только понятие вежливости, но и слово порядок. Что ж, с этим я вполне справлюсь».

– Надеюсь, – язвительно проговорил Вернье, направляясь к выходу, – к вечеру ты управишься…

– А вы куда? – поинтересовался юноша.

– Куда надо! – бросил Вернье и вышел за дверь.

Фора озабоченно вздохнул. Стажировка ему представлялась совершенно иначе. Он думал, что ему предоставят раскрытие какого-нибудь запутанного дела и он, применив все знания и навыки, полученные в академии, а также собственные дедуктивные способности, блестяще справится с поручением. О нём будут, говорить. Им будут восхищаться. Имя Фора будет у всех на устах. И что вместо этого? Заваленный бумагами стол. Пренебрежительное отношение комиссара. Разве за этим сюда он пришёл? Хотя, стоит только сходить к Лезире с просьбой перевести его к кому-нибудь более адекватному, чем этот напыщенный комиссар Вернье, как мечты могут стать вполне реальными. Но Фора по своей натуре был амбициозен и тщеславен не меньше пресловутого комиссара.

Фора ещё раз озабоченно вздохнул и уселся за стол Вернье.

– Итак, – закинув ноги на стол, произнес юноша, вслух обращаясь к самому себе, – господин комиссар, чем мы сегодня займемся? Бумагами? Почему бы и нет?

Фора убрал ноги со стола и принялся за сортировку бумаг, бегло просматривал содержимое и раскладывал в разные аккуратные стопки. Это заняло у него чуть больше часа. Не зная, как дальше убить время, Фора отправился исследовать участок и заводить, как ему казалось, новые и нужные знакомства.

За этим занятием его и застал Вернье. Анри мило болтал в коридоре с мадмуазель Кати из машинописного бюро. Склонившись к самому уху девушки, Фора что-то ей нашептывал, отчего та невольно хихикала.

– Это ещё что? – рявкнул Вернье, возмущённый такой наглостью стажёра, – Вместо того чтобы амуры крутить, лучше бы занялся делом!

Девушка, смутившись, убежала. Фора даже не дёрнулся.

– Уже, – невозмутимо ответил юноша.

– Что значит уже? – не понял Вернье, толкнул дверь в кабинет и замер у порога. На столе аккуратными стопками высились дела.

– Ты что наделал? – комиссар в ужасе рванулся к столу.

– Как вы и велели, – не обращая внимания на негодование комиссара, спокойно ответил Анри, – разобрал бумаги. В этой стопке – завершенные дела. В этой – те, что еще в работе. Я взял на себя смелость рассортировать их по отдельным папкам. Вот здесь не хватает показаний. В этой…

– Ну и как мне теперь понять, – рычал комиссар, – где что?

– Очень просто, – Фора, словно экскурсовод в музее, разъяснял комиссару назначение той или иной стопки. – Я наклеил на каждую папку ярлык с названием дела и перечнем имеющихся документов. Теперь отыскать нужную бумагу станет намного удобнее и проще…

– Проще! – Вернье снова сгрёб папки в общую груду. – Черта с два!

– Мог бы и спасибо сказать, – ничуть не обидевшись на такое отношение к его труду, тихо пробормотал Фора.

– Это ты мне скажи спасибо, – ревел Вернье, – что я сразу не вышвырнул тебя за дверь…

Фора промолчал. Он, конечно, был предупрежден о своенравном и вспыльчивом характере комиссара, но чтобы испытать его на себе в первый день, это не входило в его планы.

– Хорошее начало, – пробубнил себе под нос юноша, уже сожалея о том, что не пошёл к Лезире с просьбой о переводе. – Что же будет дальше?

– Что ты там бормочешь? – Вернье достал из кармана пачку сигарет.

– Так, ничего…

– Ладно, – Вернье плюхнулся в кресло, закурил. – Раз уж тебя ко мне приставили, то ты должен уяснить кое-какие правила…

Фора напряг слух.

– Во-первых, – Вернье выпустил в потолок клуб едкого дыма, – никогда не бубни себе под нос. Во-вторых, никогда не суй нос в мои дела. В-третьих, никогда не трогай мои бумаги…

– Но вы же сами велели… – попытался возразить юноша.

– И никогда не перечь мне! Уяснил?

«Сплошные никогда», – подумал Анри, но вслух, пытаясь придать голосу виноватый тон, произнёс:

– Уяснил…

Честолюбие Вернье было удовлетворено. В считанные секунды он показал этому самовлюблённому мальчишке, кто здесь настоящий хозяин. Вернье блаженно затянулся, выпустив очередной клуб дыма.

– Можешь быть свободен, – комиссар повелительно указал юноше на дверь.

– Как это свободен? – не понял Фора.

– На сегодня, – Вернье пытался продемонстрировать стажёру свою снисходительность, в которой тот явно не нуждался, – достаточно… Приходи завтра в это же время…

– Разве у вас не будет больше никаких поручений? – Фора не собирался так скоро покинуть кабинет.

– Поручений? – Вернье задумался, его снисходительность вмиг испарилась. – Будет… Одно… Исчезни!

Фора без возражений вышел за дверь.

На следующее утро Вернье на работу не торопился. Зашёл в кафе, выпил чашку кофе, поговорил с официантом о погоде, выкурил сигарету. Нераскрытое дело Марии Рокко не давало ему покоя. Женщина исчезла двадцать лет назад, оставив мужа с двумя малолетними детьми. Опрос соседей и знакомых не дал никакого результата. Говорили много, разное. Но к единому мнению так и не пришли. Исчезла, растворилась, не оставив никаких следов. Было подозрение, что якобы её убил муж, но за неимением улик, оно было сразу отсеяно. Сошлись на версии, что, скорее всего, женщина сбежала со своим любовником. Но кто был этим любовником и где искать следы их любовной страсти так и не выяснили. И дело, за неимением состава преступления, закрыли. Закрыли, чтобы через двадцать лет снова начать расследование.

Но о каком расследовании могла идти речь? Муж Марии погиб в автомобильной аварии через пару месяцев после исчезновения жены. Детей приютила тётка – сестра Марии. Сейчас дети выросли, разъехались по разным городам. Свидетели, соседи? Их, наверное, и в живых то уже нет…

Вернье недовольно скрипел зубами.

– Какого черта угораздило Лезире копаться в давно заброшенных делах? Как будто ему мало нынешних? Как будто дело этой Марии Рокко – наиважнейшее дело жизни и смерти…

Вернье насторожился. Мысль о смерти Марии Рокко навела его на размышления. А что, если действительно, она была убита? Но кем? И где убийца спрятал тело? И с аварией тоже не всё чисто… Что, если любовник решил отомстить мужу и устроил эту аварию? Хотя зачем было ждать несколько месяцев? Почему он не сделал этого сразу?

Комиссар отмахнулся от назойливых мыслей.

«К чёрту Марию! – подумал комиссар, поднимаясь по ступенькам. – У меня ещё дело с ограблением галантерейного магазина не закончено. Это важнее…»

О вчерашнем стажёре комиссар даже и не вспомнил. Самодовольный мальчишка начисто стёрся из его памяти.

– О, господин комиссар! – у двери в участок Вернье столкнулся нос к носу с Лезире. – Я вижу, вы не торопитесь на службу…

– Да я, – начал оправдываться перед полковником комиссар, – по дороге решил кое-что уточнить по делу ограбления галантерейного магазина…

– Это не к спеху, – Лезире натягивал перчатки, расправляя каждую складку на тонкой лайке. – Лучше займитесь делом Рокко…

Вернье тягостно засопел.

– Я понимаю, – сочувственно произнёс полковник, – что нелегко разобраться в деле такой давности, но вы уж постарайтесь. С ваши опытом, с вашей смекалкой, с вашим умением отыскивать информацию там, где её казалось бы невозможно отыскать… В общем, я на вас надеюсь…

Вернье был польщён. Что-что, а когда его хвалили, когда ему пели дифирамбы, комиссар любил. Лесть не любил. Подлизывание не любил. А вот когда его ценили по заслугам и не только Вернье нравилось. Это было, наверное, единственной слабостью комиссара, за исключением курения и пива.

– Кстати, – Лезире задержался у поджидавшей его машины, – как там поживает мой ставленник?

– Какой ставленник? – не понял комиссар.

– Мой племянник… Анри Фора…

Вернье сник. Он совершенно забыл про мальчишку. А тот, как некстати оказался ещё племянником полковника.

– Я думаю, – проворковал Лезире, усаживаясь в машину, – вы найдёте с ним общий язык. Мальчик он неплохой, но слегка взбалмошный и беспечный.

«Слегка!» – перед глазами Вернье всплыл стол с опрятно разложенными бумагами.

Лезире тронул за плечо водителя, машина, рванув с места, скрылась за поворотом, напоследок окатив комиссара выхлопными газами.

«Час от часу не легче!» – Вернье достал сигарету, помял её в пальцах, затем, передумав, засунул её обратно в пачку и толкнул ногой входную дверь.

В коридоре было пусто. Даже дежурного не было на месте.

«Новые порядки! – криво усмехнулся комиссар. – Что будет дальше? И стажёра моего не видно. Опаздывает, должно быть. Ну, это мне на руку. Нарушение есть нарушение. Даже дядя-полковник не сможет его защитить. При удобном случае отделаюсь от него, как от надоедливого прыща!»

Но удобный случай не представился. Фора, как ни в чём не бывало, восседал в кресле комиссара, делая какие-то пометки у себя в блокноте. Напротив него сидела старушка, о чём-то воодушевлённо рассказывая юноше.

– Это что тут происходит? – взревел Вернье, вваливаясь в кабинет. – По какому праву…

Договорить он не успел. Фора спрыгнул с кресла и подскочил к изумлённому комиссару.

– Доброе утро, господин комиссар, – Фора ринулся помочь Вернье снять плащ, но тот жестом охладил пыл юноши. – Вчера, разбирая бумаги, я обратил внимание, что в деле Рокко не хватает кое-каких свидетельских показаний. Вот я и взял на себя смелость вызвать мадам Качински. Она любезно согласилась ответить на некоторые вопросы. Теперь, мне кажется, все складывается…

– Кажется! – комиссар, усаживаясь на своё законное место, язвительно усмехнулся. – А вам не кажется, что ты кое-что не уяснил из нашего вчерашнего разговора? Или ещё раз напомнить?

Фора виновато опустил глаза. Его стремления и старания в очередной раз потерпели крах.

– Я, кажется, – не обращая внимания на старушку, Вернье отчитывал стажёра, – уже говорил, чтобы ты не совал свой нос в мои дела…

Мадам Качински, сообразив, что сейчас начнутся разборки между комиссаром и его подчинённым, решила удалиться.

– Я, наверное, пойду… – тихо проговорила старушка, направляясь к выходу.

– Да, мадам, – бросил ей вслед комиссар. – Ступайте. Мы больше не нуждаемся в ваших услугах. И простите моего неопытного помощника за то, что он причинил вам беспокойство…

– Ну что вы, – старушка бросила на юношу благосклонный взгляд. – Какое беспокойство? Я даже была рада, что меня…

– Спасибо, мадам, – выдавил из себя Вернье. – До свидания!

– Но ещё не обо всём рассказала… – мадам Качински наделась на продолжение разговора, но комиссар был неумолим. Он поднялся с кресла, легонько подхватил старушку под руку и бережно вытолкал за дверь.

– Значит, не хватает свидетельских показаний? – оставшись один на один со стажёром, насмешливо спросил комиссар. – И ты решил поиграть в Шерлока Холмса? Поставить точку в так сказать безнадежном деле? Похвально… Весьма похвально… Но есть одно маленькое но… Тебя никто на это не уполномочивал. Никто!

Последнее слово Вернье гаркнул так, что задрожали стекла.

Фора сжался.

– Ты здесь пока никто! – разорялся комиссар. – Никто и ничто! И давно было пора это уяснить!

– Я хотел помочь… – растеряно лепетал юноша.

– Твоя помощь заключается лишь в одном – не мешать! Не мешать! Я даже не посмотрю на родственные связи…

Анри удивлённо вскинул брови.

– Ты думаешь, – ревел комиссар, – я не в курсе, что ты племянник полковника? Ты хотел это скрыть, но, увы, не получилось! Если ты думаешь, что он станет за тебя заступаться, то ты ошибаешься… Если ты думаешь, что я буду угождать твоим прихотям и капризам, ты тоже ошибаешься… Мне плевать кто ты и чей ты родственник! Ещё раз сунешь нос в мои дела – пеняй на себя! Я понятно выразился?

– Вполне… – подавленно выдохнул юноша.

– А теперь, – Вернье шлепнулся в кресло, – уйди прочь с глаз моих!

Фора, опустив голову, потерянно вышел из кабинета. Вернье выпустил пар. Наконец-то с этим мальчишкой покончено. Не сегодня-завтра он пойдет к дяде с просьбой перевести его в другое место. Ну что ж! Удачи ему на новом поприще! Комиссар невольно бросил взгляд на забытый юношей блокнот. На листке красовались стройные строчки, выведенные почти каллиграфическим почерком. Вопросы, ответы, выводы. Чёткие, вразумительные, заданные со знанием дела. Никакой воды, ничего лишнего. Всё только по существу.

Вернье непроизвольно усмехнулся, но тут же взял себя в руки, негодующее зашвырнул блокнот в самый нижний ящик стола.

– Я хотел помочь, – передразнил комиссар юношу. – Ну и что? Помог… Молодец… Восполнил пробелы… Нашёл недостающее звено… Даже умудрился откопать где-то эту, как её там, мадам Качински… И как только она дожила до этого дня? И всё равно… Спасибо ты от меня не дождешься. Не дорос еще…

Вернье задумался, затем достал блокнот, ещё раз пересмотрел записи и, чертыхнувшись, засунул блокнот во внутренний карман пиджака.

– Так надежнее.

Оставшийся день прошёл без волнений и происшествий, если не считать обнаружение строителями при ремонте дома трупа. Труп Вернье не заинтересовал.

«Пусть этим занимается Леблер или Курто, – решил комиссар, – а у меня и своих дел полно».

Утром следующего дня Вернье повстречался с Леблером. Тот поджидал его у двери кабинета.

– Каким ветром? – не здороваясь, спросил комиссар.

– Да так, – отмахнулся Леблер. – Шёл мимо, решил заглянуть. Расспросить как дела?

– С каких это пор ты интересуешься моими делами? – усмехнулся Вернье.

– С тех пор, как нас назначили няньками, – в тон комиссару ответил Леблер.

– Я не напрашивался…

– Я тоже. Но приказы начальства не обсуждаются…

Вернье презрительно ухмыльнулся.

– Тебе повезло, – сетовал Леблер, – тебе только одного дали. А у меня сразу двое…

– Хочешь поменяться?

– Да нет… Меня мои вполне устраивают. Правда, немного туповаты… Опыта никакого… Но вполне обучаемы… Кстати, а где твой? Что-то его редко видно? Не сбежал ли? Зная тебя…

– Что ты имеешь против меня? – Вернье недовольно покосился на Леблера.

– Ничего, – поспешил ретироваться Леблер. – Просто твои методы и приёмы не всем дано постигнуть…

– Их проблемы, – болтовня Леблера начала действовать комиссару на нервы. – Слушай, если тебе хочется почесать языком, иди к Курто. Он с удовольствием составит тебе кампанию. А мне некогда с тобой трепаться по пустякам…

Леблер умолк, протянул Вернье какую-то папку.

– Что это?

– Возможно, тебя это заинтересует… – Леблер сунул папку в руки комиссару и неторопливо зашагал вдоль по коридору.

Вернье вошёл в кабинет, оценил взглядом его пустоту.

«Мальчишка всё-таки сбежал! – усаживаясь за стол, удовлетворённо подумал комиссар. – Ну и чёрт с ним! Меньше возни. Я, конечно, зря на него вчера наехал. Кто знает что у этого сопляка на уме? Как бы он не нажаловался дяде… Хотя, если бы нажаловался, Леблер бы уже был в курсе. А он даже словом не обмолвился. Скрыл? Вряд ли… Леблер не из тех людей, которые скрывают свежие сплетни и слухи. Значит, не нажаловался. Просто сбежал. А жаль. Я стал к нему даже привыкать. Он даже чем-то напоминает меня… В молодости…»

Вернье вдруг вспомнил о папке Леблера.

– Что это он мне подсунул? – комиссар раскрыл папку. Это был отчёт о найденном вчера трупе. Вернье бегло пробежал глазами отчёт, отбросил папку в сторону. – Какое мне дело до этого трупа? Труп и труп… Женщина… Лет около тридцати… Причина смерти – ножевое ранение… Предполагаемое время смерти – около двадцати лет…

Вернье вскочил.

– Около двадцати лет? Занятно! А нет ли какой либо связи между этим трупом и исчезновением Марии Рокко? Так… Какой там адрес? Улица Революции, 25… Где-то я уже встречал этот адрес…

Вернье рассеянно хлопал себя па карманам в поисках сигарет. Вместо сигарет рука нащупала во внутреннем кармане пиджака блокнот Фора.

Комиссар достал блокнот, просмотрел записи.

– Точно! Улица Революции, дом 23… Это же рядом с домом, где нашли труп… Это же адрес той старушки… Я всё время забываю её фамилию… А, вот – мадам Качински… А от мальчишки есть толк! Напрасно я его выгнал. Ладно, жалеть будем потом, а пока не мешало бы наведаться к этой мадам Качински. Заодно ещё раз расспросить строителей… Может в отчёте пропустили что-нибудь важное… – и Вернье направился по адресам.

Опрос строителей не дал ничего нового. Перестраивали дом, в подвале нашли тело. Сразу сообщили в полицию. Да её приезда ничего не трогали. Как обычно никто ничего не видел, никто ничего слышал…

Мадам Качински вначале тоже не хотела разговаривать. Она таила обиду за то, как комиссар с ней обошёлся. Но, всплывшее спустя двадцать лет имя Марии Рокко, найденное в соседнем доме тело женщины, да и просто возможность поговорить, заставили старушку смилостивиться и пропустить комиссара в дом.

Вернье даже не пришлось ни о чём спрашивать. Старушка с порога принялась изливать свои домыслы и заключения по поводу произошедшего.

– Боже мой! – восклицала мадам Качински, предлагая комиссару присесть и угощая чаем с только что, по словам самой мадам Качински, вынутыми из духовки сдобными булочками. – Как это ужасно! Труп в доме, где жила Мария!

– Мария? – переспросил комиссар. – Что за Мария?

– Мария Рокко…

Комиссар чуть не поперхнулся.

– Мария Рокко была вашей соседкой?

– Была, – старушка грустно вздохнула. – Чудесная женщина. Добрая, заботливая, отзывчивая. Я так переживала, когда узнала, что Мария исчезла… Ещё чаю? Я ни на секунду не поверила в россказни, что она сбежала с каким-то там вымышленным любовником. Мария для этого была слишком порядочной. Булочку? Возьмите эту – с корицей… К тому же оставить двоих детей… Нет, я на сто процентов уверена, что в её исчезновении повинен Альбер… Кто такой Альбер? Её муж. Неприятный тип… Даже вспоминать о нём не хочу… О, не беспокойтесь о крошках. Я потом всё уберу. Но меня никто не захотел слушать… Полиции было удобнее признать Марию сбежавшей с любовником. Странно, как это спустя столько лет вас заинтересовало это дело? Или Вилли и Милли решили докопаться до истины? Кто такие Вилли и Милли? Это дети Марии. Бедные детки! Если бы не сестра Марии Тереза сироток отдали бы в приют. А вы же прекрасно знаете, какие там нравы… Что? Больше не надо чаю? Как хотите… Ну и Альбер поплатился за своё злодеяние. Вы же в курсе, что он погиб в автомобильной аварии… Не справился с управлением! И это в погожий день, при исправной машине, при отсутствии алкоголя в крови! Нет, я думаю, что его всё-таки замучила совесть, и он покончил с собой. Что? Откуда я всё это знаю? Господин комиссар, вы меня удивляете! Достаточно сходить в ближайшее кафе, чтобы узнать самые последние и достоверные новости… Ещё чаю?

– Спасибо, мадам Качински, – Вернье тяжело поднялся с кресла. Всё и даже больше он узнал.

– Возьмите, – старушка протянула комиссару пакет.

– Что это?

– Булочки. С вашей работой вам и перекусить, наверное, некогда.

Вернье засопел. От сдобы его пучило, но отказать старушке он не посмел. Поблагодарив мадам Качински за чай и информацию, раскланялся и размеренным шагом направился в участок, на ходу сопоставляя факты и предположения.

В коридоре его снова поджидал Леблер.

– Какие результаты с места событий? – насмешливо поинтересовался он.

– Никаких, – Вернье был разочарован. Даже болтовня мадам Качински не прояснила ничего. Ему хотелось поскорее избавиться от назойливого коллеги, но Леблер преградил ему путь.

– А тебя, – загадочно подмигнул Леблер, – в кабинете ждёт сюрприз…