Текст книги "Солнечный зайчик"

– Ну как? – с порога спросил он.

– Отвезла, – обречённо ответила Вера. – Ты родителей-то предупредил?

– Ещё нет, – ответил Денис, разуваясь. – Сейчас позвоню.

Он прошёл в комнату и снял телефонную трубку. Вера не слушала его разговор, она молча смотрела в экран телевизора, совершенно не воспринимая, что там показывают.

– Позвонил, – Денис положил ей руку на плечо.

– Чего сказали? – равнодушно спросила Вера.

– Я с мамой говорил. Она сказала – наверное, так будет лучше – ответил Денис.

– А отец как? – спросила Вера, чтобы поддержать разговор.

– Не знаю. Думаю, мама ему всё объяснит, – пожал плечами Денис.

– Ну, иди ужинай, – Вера кивнула в сторону кухни. – А я не хочу.

В дверь настойчиво позвонили. Денис пошёл открывать. В коридоре раздался гневный голос Николая Петровича:

– Как вы могли так поступить?! Сдали ребёнка в больницу! Это вам не котёнок, чтобы от него так просто избавиться!

– Никто от него не избавлялся, – попытался возразить Денис. – Через два месяца его выпишут, и он вернётся домой.

– Как такое могло только в голову придти?! – казалось, Николай Петрович ничего не услышал. – Это вы сами придумали или подсказал кто?

– Это посоветовали на приёме в больнице, – Денис пытался говорить спокойно.

– Посоветовали! – спокойный тон Дениса разозлил Николая Петровича ещё больше. – А у вас своя голова на плечах есть? Если не соображаете ни хрена, с нами бы посоветовались!

– Ну хорошо, – повысил голос Денис. – Вот я сейчас с тобой советуюсь. Что надо делать? Что!?

– Не смей так с отцом говорить! – крикнул Николай Петрович и с силой хлопнул дверью.

– Ну вот, с отцом теперь поругался, – равнодушно сказала Вера.

– А чего он меня жизни учит? – продолжал кричать Денис, хотя отец уже ушёл. – Что он может нам посоветовать?

Вера пожала плечами. Она растерянно оглядела комнату, как будто пытаясь найти ответ. Взгляд её наткнулся на слесарный набор – молоточек, пассатижи, стамеска, который Денис специально покупал для Мишки. Она вспомнила, как долго Денис выбирал в магазине этот набор. Внезапно её накрыла волна отчаяния – всё это теперь не нужно, все эти книжки, тетрадки, развивающие игры. Но почему-то ей особенно жалко этот слесарный набор. Сотрясаясь он нахлынувших рыданий, она показала Денису на этот набор и сказала сквозь слёзы:

– Убери это!

– Что убрать? – не понял Денис, пытаясь понять, на что она показывает.

Вера подскочила к столу и ткнула пальцем в деревянную коробку слесарного набора:

– Это! Убери это скорее!

Денис понял, что сейчас не самое удачное время искать логику в её словах, молча взял коробку и отнёс в кладовку. Когда он вернулся в комнату, Вера бросилась ему на грудь. Прижимаясь к Денису, она думала, что он единственный на всём свете человек, на которого она может положиться, больше ни на кого. Сквозь слёзы она спросила:

– Денис, мы правильно поступаем?

– Не знаю, – ответил Денис, гладя её по волосам.

Через несколько дней Вера собралась в больницу проведать Мишку. Она собрала небольшой пакет с традиционными апельсинами, потом подумала и положила туда пару простеньких игрушек. Часы посещения отделения, где лежал Мишка, она переписала ещё тогда, когда оставляла его в больнице. Волнуясь, она поднималась на второй этаж больничного корпуса. Коридор второго этажа был перекрыт металлической дверью, окрашенной в белый цвет. Над дверью висела вывеска «Детское отделение», за дверью были слышны детские голоса. Вера нерешительно постучала по холодному металлу двери, потом заметила слева кнопку звонка и коротко нажала её. За дверью послышались шаги, потом лязгнул засов, дверь приоткрылась, и из-за двери на Веру вопросительно смотрела пожилая санитарка.

– Я к Мише Макееву, – быстро сказала Вера.

– Это которого в конце той недели положили? – добродушно отозвалась санитарка. – Вы сюда пройдите, вот здесь его на скамеечке подождите, сейчас его приведут.

Санитарка открыла дверь пошире, и Вера вошла в отделение. Коридор шёл вдоль всего больничного корпуса, в глубине отделения из открытых дверей палат слышались детские голоса. Сразу у двери вдоль стены стояло несколько больничных скамеек, накрытых клеёнкой. Санитарка показала Вере на скамейку и позвала:

– Маша!

Из двери одной из палат выглянула коротко стриженая девочка лет четырнадцати в застиранном спортивном костюмчике.

– Маша, приведи сюда Мишу из четвёртой палаты. Ну которого недавно положили, – попросила её санитарка. Девочка скрылась за одной из дверей и вскоре показалась, ведя за руку Мишку. Вера с трудом сдерживала слёзы. По дороге в больницу она много раз представляла себе встречу с сыном. То ей казалось, что Мишка радостно бросится к ней, то она представляла, что он будет плакать и проситься домой. Но всё оказалось прозаичнее. Девочка подвела Мишку к Вере и доверчиво спросила:

– Вы Мишина мама?

Вера молча кивнула. Санитарка засобиралась по своим делам:

– Вы здесь поговорите, а мы пойдём.

Санитарка с девочкой ушли, и Вера осталась наедине с Мишкой. Она обняла его; Мишка слабо ответил. Движения его были заторможены и неуверенны, а от волос и одежды исходил стойкий казённый запах, как обычно пахнет больничное бельё. Вера стала расспрашивать Мишку:

– Как ты тут? Тебя тут не обижают?

Мишка отвечал вяло и односложно:

– Я тут. Не обижают.

Вера открыла сумку и достала апельсин:

– Я тебе тут разного вкусного привезла.

Мишка нерешительно взял апельсин, повертел его в руках и протянул назад Вере. Немного растерявшись, Вера положила апельсин назад в сумку и достала маленькую игрушечную машинку:

– А машинку хочешь?

Мишка молча взял машинку и стал меланхолично катать её по клеёнке. Вера подумала, что причина такой его вялости в лекарствах, которые ему тут дают. Тогда она села на скамейку, посадила Мишку к себе на колени и молча обняла его. Мишка прижался к ней и продолжал возить машинку по клеёнке. Минут через 10 или 15 в глубине отделения детские голоса зашумели громче и послышался шум посуды. Подошла санитарка:

– У нас сейчас обед, пусть Миша сходит покушает.

– Да, хорошо. А я, наверное, поеду. – Вера поцеловала Мишку в макушку, пахнущую больницей. Мишка несмело встал с её колен. Вера протянула пакет с апельсинами санитарке:

– Это я Мише привезла.

– Давайте я возьму. Я помогу ему почистить, – санитарка взяла пакет. – Только у него сейчас аппетит плохой, если он не будет, можно я другим детям отдам, чтобы не пропали?

– Да, конечно, – согласилась Вера и почему-то подумала о стриженой девочке.

– Если хотите, можете поговорить с заведующей отделением, – сказала ей санитарка. – Она сейчас у себя. Как выйдете из отделения, слева дверь будет. Миша, а мы пойдём обедать.

Санитарка взяла Мишку за руку и повела его по коридору. Вера вышла за металлическую дверь отделения. Напротив лестничной площадки была деревянная дверь с табличкой. Вера постучалась и, дождавшись ответа, вошла в кабинет. За столом сидела худощавая женщина в возрасте.

– Мне сказали, что я могу поговорить с заведующей отделением.

– Вы мама Миши Макеева? Проходите, – женщина показала на стул перед столом, и, дождавшись, когда Вера сядет, начала сама: – Вы уже были у сына?

– Да. – Вера немного смутилась. – Мне показалось, он какой-то вялый.

– Так и есть, – ответила заведующая. – Не волнуйтесь, это нормально. Мы даём ему успокоительные препараты. Это не какое-то специальное лечение, просто чтобы он привык к новой обстановке и не нервничал. Ведь это для него стресс – оказаться в больнице.

– А что с ним, вы уже выяснили? – Вера с надеждой смотрела на заведующую.

– Первоначальный диагноз подтвердился – ранний детский аутизм, – сказала заведующая. – Вам, наверное, об этом уже говорили на первом приёме? – Вера кивнула. – И вам говорили про отказное письмо, – продолжила заведующая. – Что вы решили?

– Я не буду писать никакое отказное письмо, – сдавленным голосом ответила Вера.

– Вы твёрдо это решили? С мужем посоветовались? – настойчиво спросила заведующая.

– Да! – почти крикнула Вера.

– Учтите, это очень серьёзный вопрос, – спокойным голосом продолжила заведующая. – Это решаете только вы с мужем. Никакие тёти и дяди, бабушки и дедушки, воспитательницы детского сада, соседки по дому – никто, кроме вас двоих, не имеет права это решать. И если вы с мужем это твёрдо решили – никто не может это изменить. Учтите это и никого не слушайте, что бы вам ни говорили. С юридической точки зрения имеет значение только мнение вас и мужа.

Вера молча её слушала. Заведующая продолжила:

– По моему мнению, Миша – перспективный ребёнок. Аутизм считается серьёзным заболеванием, но во всём мире ведётся много исследований на эту тему. В нашей стране тоже есть специалисты по аутизму. На следующей неделе к нам в отделение приедет профессор, занимающейся этой тематикой, я обязательно Мишу ему покажу. Ещё раз повторю – я считаю Мишу очень перспективным, у него чистый аутизм, без других патологий. При использовании соответствующих методик можно добиться очень многого. Я дам вам координаты центра, где занимаются с такими детьми. Но это потребует от вас времени и определённых усилий.

– Скажите, а почему он заболел аутизмом? – спросила Вера.

– Видите ли, – заведующая развела руками, – природа возникновения аутизма ещё не до конца понятна. Бывают случаи, когда аутичные черты развиваются на фоне других заболеваний. Но в случае с вашим сыном наблюдается аутизм в чистом виде, поэтому можно говорить о врождённом заболевании, которое со временем проявилось. По статистике, чаще всего диагноз «аутизм» ставят в 3–6 лет, как и в вашем случае. Можно, конечно, предположить наследственную природу. В вашем роду были психиатрические больные?

– Насколько я знаю – нет, – ответила Вера.

– А у мужа?

– Нет, я спрашивала – он ничего об этом не слышал, – подтвердила Вера.

– Ну это тоже не о чём не говорит, – сказала заведующая. – В некоторых исследованиях аутизм называют «болезнью образованных», намекая на то, что аутисты чаще рождаются у образованных родителей. Существует даже точка зрения, что лёгкая форма аутизма – так называемый Аспергер-синдром – вообще чуть ли не признак гениальности.

– Скажите, а может это из-за того, что я что-то не так сделала? Напугала его или ещё чего? – спросила Вера.

– Нет, это не может быть причиной, – твёрдо ответила заведующая. – Сопутствующий аутизм может быть в результате серьёзных соматических заболеваний, на уровне клинической смерти. Как я понимаю, это не ваш случай. Но даже серьёзная психологическая травма не может привести к таким последствиям. Вообще по статистике, на 1000 детей рождается 1–2 аутиста. Так что успокойтесь – никакой вашей вины в этом нет, просто вам не повезло. У кого-то родился аутист, у кого-то – с врождённым пороком сердца. Конечно, всё плохо, но ещё неизвестно – что хуже. А в вашем случае есть серьёзные шансы, что ваш сын скорректируется, поэтому не теряйте надежды.

– Скажите… – Вера решилась задать вопрос, который не давал ей покоя. – А вот в отделении лежит девочка Маша. А что с ней?

– А, Маша! – заведующая улыбнулась. – Хорошая девочка. А с ней ничего, она здорова. У неё умерла мама, отца нет. Сейчас оформляется опека на бабушку, а чтобы не помещать её в детский дом и лишний раз её не травмировать, соцзащита направила её к нам. В течение месяца вопрос с опекой решится, и она переедет к бабушке. А пока у нас живёт, санитаркам помогает. Если у вас больше нет вопросов, то я прощаюсь с вами. Часы посещений написаны рядом с дверью в отделение. Если у вас будут какие-то вопросы – подходите ко мне.

Вера думала, что у Маши какое-то психиатрическое заболевание, и в больнице её вылечили, а значит, вылечат и Мишку. Но всё, оказывается, объяснялось по-другому. Но эта история Веру почему-то успокоила. Она подумала – раз тут в отделении работают такие отзывчивые люди, то за Мишку можно не волноваться.

После больницы от Мишки исходил странный химический запах, поэтому первым делом Вера сменила ему всю одежду и помыла его с головой. Мишка на удивление спокойно перенёс эту процедуру, хотя раньше не обошлось бы без истерики. Вера подумала, что хоть в чём-то больница пошла ему на пользу. Когда волосы у Мишки высохли, Вера ощутила, что больничный запах не исчез. Вероятно, это был не запах дезинфицирующего вещества, как она подумала сначала, а влияние таблеток, которые Мишке давали в больнице. Таблетки предстояло давать и дальше – при выписке заведующая отделением дала два рецепта. По телефону, который ей дала заведующая, Вера позвонила только через несколько дней. Ответил приятный женский голос. Вера объяснила, что телефон ей дали в детский психиатрической больнице, где лежал её сын.

– Вашему сыну ставят аутизм? – Вере показалось, что женщина оживилась. – Конечно, приезжайте. Да, сразу вместе с сыном. Записывайте адрес…

На следующий день Вера с Мишкой отправились по указанному адресу. Ехать пришлось довольно долго – дорога в один конец заняла чуть больше часа. От метро пришлось ещё пройти минут пятнадцать, правда, если бы они шли напрямую дворами, получилось бы почти вдвое быстрее, но это Вера поняла позднее. Они оказались перед двухэтажным зданием, которое, видимо, когда-то было обычным детским садом. Вокруг стояли кирпичные девятиэтажки. Вера с Мишкой вошли в калитку в невысоком заборе и по дорожке подошли к входной двери. Никаких вывесок рядом с дверью не было, но игрушки за оконными стёклами выдавали детское заведение. Вера решительно потянула дверную ручку. За дверью оказался полутёмный холл, вдоль одной стены стояли мягкие диваны, рядом стоял большой подсвеченный аквариум с рыбками. На диванах сидело несколько женщин. Вера решительно направилась к ним:

– Я вчера звонила по телефону по поводу своего сына-аутиста. С кем мне поговорить?

Одна из сидевших на диване женщин приветливо ответила:

– Тут у нас у всех дети-аутисты. А вам, наверное, нужна Надежда Петровна. Вы вон в ту дверь пройдите.

Вера потянула Мишку, который было заинтересовался рыбками в аквариуме, за собой по коридору. В кабинете, куда они попали, за столом сидела женщина средних лет.

– Здравствуйте, – казалось, женщина совсем не удивилась появлению посетителей.

– Здравствуйте, – сказала Вера, затащив слегка упирающегося Мишку в кабинет. – Я вчера звонила по поводу…

– Да-да, я помню, – перебила её женщина, – это вы со мной разговаривали. Давайте сделаем так – пусть ваш мальчик пока поиграет, а мы с вами поговорим. Хорошо?

Вера кивнула. Надежда Петровна выглянула в коридор:

– Катя! Отведи, пожалуйста, мальчика в игровую, – и наклонилась к Мишке, – Ты когда-нибудь играл в сухом бассейне? Нет? Тогда иди, Катя тебе покажет, а мы с твоей мамой пока поговорим.

Она указала Вере на кресло, а сама вернулась за стол:

– Итак, ваш сын лежал в детской психиатрической больнице, и ему поставили диагноз «ранний детский аутизм»?

Вера снова молча кивнула. Надежда Петровна кивнула в ответ:

– Да, это мы просили заведующую отделением сообщать наши координаты родителям детей, которым ставят аутизм. Их зав. отделением – адекватная женщина, но, к сожалению, не все работники официальной медицины, да и педагоги, такие. В нашей стране диагноз «аутизм» стали ставить лет 20 назад, а до этого аутичные проявления рассматривались как тяжёлая форма шизофрении. В каком-то советском учебнике по психиатрии 50-х годов написали, что аутисты практически необучаемы, и с тех пор специалисты, которые по этому учебнику учились, это бездумно повторяют. А это не так. Последние зарубежные исследования показывают, что при соответствующих методиках обучения 40 % детей с аутизмом корректриуются полностью, ещё у 40 % состояние значительно улучшается, ещё у 15 % наблюдается прогресс, и только 5 % – очень тяжёлые. Но большинство отечественных специалистов, воспитанных на замшелых советских учебниках, сразу ставят крест на детях-аутистах. По их мнению, место таким детям в психоневрологических интернатах закрытого типа, где многие дети даже не доживают до совершеннолетия из-за бесчеловечных условий и отсутствия необходимого ухода. Вам ведь тоже предлагали сдать сына в интернат?

Вера кивнула в ответ, и Надежда Петровна продолжила:

– Наверное, рассказывали, что он никогда не будет вас узнавать, не скажет вам «мама», что в интернате ему будет лучше? Это враньё! У нас есть съёмки в детском интернате скрытой камерой – там дети лежат голые на покрытых клеёнкой кроватях, санитары моют их из шланга, как зверей в зоопарке, и у большинства детей истощение – практически скелеты, как в фашистском концлагере.

– А почему так? – ужаснулась Вера.

– Всё очень просто, – голос Надежды Петровны был ровным, как будто она читала лекцию. – Там же с детьми никто не занимается – не учат ходить в туалет, пользоваться ложкой. В результате дети ходят под себя, и чтобы не возиться с переодеванием, их держат голыми. И из шланга моют, потому что так санитарам удобнее. А так как дети ложкой пользоваться не умеют, то они постоянно недоедают. Если каждого ребёнка с ложечки кормить, то санитаров не хватит.

– Зачем же они говорят, что в интернате детям будет хорошо? – возмутилась Вера.

– На это есть несколько причин, – по складным формулировкам Вера поняла, что Надежда Петровна объясняет это не первый раз.

– Во-первых, так проще: нет ребёнка – нет проблемы. А то пришлось бы создавать новые школы, разрабатывать методики, готовить специалистов. А во-вторых, на содержание интернатов выделяются огромные деньги, по некоторым оценкам – до тысячи долларов на ребёнка в месяц. А в интернатах огромные штаты – технический персонал, медики, педагоги. Правда, они не лечат и не учат – дети же официально необучаемые – но зарплаты получают о-го-го! Плюс ещё надбавки за вредность. Это система, в которой участвует много людей. И самое страшное – специалисты, которые хотят помочь больным детям, в этой системе не нужны. Я сама когда-то работала в интернате, и многие наши преподаватели вышли из этой системы. Потому что не смогли смириться с тем, что там творится. Больше десяти лет назад мы организовали наш центр, мы негосударственное учреждение и от государства помощи почти не получаем, но зато мы можем работать с детьми не по инструкциям. Теперь о наших принципах работы с детьми. Мы стараемся работать с дошколятами, чтобы подготовить их к обычной школе, чтобы потом они могли учиться, как все. Должно же государство по отношению к ним выполнять свои обязанности, которые, между прочим, прописаны в Конституции и в законе об образовании! Почти все наши выпускники потом идут учиться в школу, кто-то во вспомогательную, но многие и в обычную. Мы не заменяем собой начальные классы, скорее мы пытаемся вытянуть детей на уровень требований обычной школы. В основном мы проводим развивающие занятия по нашим методикам. Сейчас занятия кончатся, и вы можете походить, осмотреться, поговорить с педагогами. Если вас всё устроит, то вы сможете водить сына к нам на занятия.

– Сколько это будет стоить? – напряжённо спросила Вера, вспомнив мягкую мебель и аквариум с рыбками в холле.

– Для вас – нисколько, – успокоила её Надежда Петровна. – Мы – общественная организация, и основной источник нашего финансирования – гранты на благотворительную деятельность. И одним из условий получения грантов является бесплатность предоставляемых услуг. Поэтому мы не берём денег с родителей, чьи дети у нас занимаются. Если вы хотите, чтобы ваш сын у нас занимался, вам надо будет подписать договор на оказание услуг – это нужно нам для отчётности. Ну как?

– Да, конечно, я бы очень хотела, чтобы Мишка у вас занимался, – ответила ошарашенная Вера.

– Ну вот и замечательно! – Надежда Петровна достала из ящика стола бумаги и протянула их Вере. – Вы пока почитайте договор, а я пойду узнаю, как ваш сын. Думаю, Катя уже составила о нём своё мнение.

Она вышла из кабинета, а Вера погрузилась в чтение договора. Она с трудом пробиралась через сложные юридические формулировки, но главное она уже поняла – с Мишкой здесь будут заниматься! Они не считают её сына необучаемым! В это время в кабинет вошла улыбающаяся Надежда Петровна, следом за которой шла смеющаяся Катя.

– У нас проблемы с вашим сыном, – продолжала улыбаться Надежда Петровна.

– Какие? – испуганно спросила Вера. Они не захотели брать Мишку?

– Он не хочет уходить из сухого бассейна, – ещё шире улыбнулась Надежда Петровна. – Пойдёмте, может, вы сможете его уговорить.

Она повела Веру в игровую. В центре большой комнаты было сделано углубление, заполненное поролоновыми шариками – это и был сухой бассейн. В нём среди кусочков поролона, заливисто хохоча, барахтался Мишка. Наконец он выбрался на край бассейна и побежал вокруг него к небольшому трамплину на противоположной стороне. Вера давно не видела его таким счастливым. Она попыталась перехватить его, но Мишка ловко вывернулся из её рук и побежал дальше.

– Не останавливайте его, пусть играет, пока не надоест, – сказала Вере Надежда Петровна. – А хотите – вместе с ним попрыгайте, только разуйтесь.

– Как-нибудь в другой раз, – смутилась Вера, потому что она как раз подумала, что было бы забавно побарахтаться среди поролоновых шариков.

– Ну вы тогда оставайтесь, а у меня ещё дела. Жду вас завтра к десяти часам, – попрощалась Надежда Петровна.

Мишкиным педагогом стала невысокая черноволосая смешливая девушка по имени Маша. Она была едва ли не моложе самой Веры, а стиль её одежды – свободные джинсы и цветастая блузка – вообще делал её похожей на старшеклассницу. Вера не знала, как к ней обращаться. Ведь преподавателей принято называть по имени-отчеству, а Надежда Петровна представила её просто – Маша. Вера попыталась подслушать, как Машу называют другие педагоги, но те обращались к ней вообще панибратски – Машета. Проблема разрешилась через несколько дней, когда Вера приехала забирать Мишку с третьего по счёту занятия. Маша сама подошла к ней:

– Вы мама Миши? Миша, иди пока в сухом бассейне поиграй, а я с твоей мамой поговорю, – отослала она Мишку. – Я Мишин педагог, меня зовут Маша, а вас?

– А меня – Вера, – немного растерялась Вера.

– Вера, давайте сядем вот здесь в сторонке, я хочу с вами поговорить о Мише, – Маша показала на диван в углу холла рядом с аквариумами. Вера насторожённо присела на край дивана и приготовилась слушать претензии в адрес сына. Но Маша говорила совсем другое:

– У вас замечательный сын. У нас сегодня было только третье занятие, а он уже уверенно концентрирует внимание, правда, пока ненадолго. Но это ведь только начало. Мы будем заниматься два раза в неделю по два часа с перерывами – больше он пока просто не выдержит. А потом посмотрим, как он воспринимает нагрузку. Мы с ним будем заниматься чтением и математикой, а потом будем учиться писать и рисовать, только перед этим надо будет поработать над мелкой моторикой.

Вера удивлённо глядела на Машу – зачем она это говорит, ведь её сын ничего не умеет. Хочет утешить? Но Маша говорила совершенно искренне:

– У нас такое правило – родители не должны присутствовать на занятиях. Вас это не должно обижать. Это связано с тем, что у аутистов есть чёткое разделение: дома они играют, отдыхают, спят; а здесь они учатся. Дома они проводят время с мамой, а здесь – с преподавателем. Если они на занятиях увидят маму, то у них всё перепутается. На дом я ему ничего задавать не буду – дома надо отдыхать. Я даже так скажу – я запрещаю вам делать с Мишей домашнее задание! Играйте, гуляйте, отдыхайте. А то мне кажется, вы немного переборщили с домашними заданиями – у него может возникнуть отвращение к занятиям. Хорошо?

Ошарашенная Вера только кивнула в ответ.

– Ну тогда пойдём Мишу из бассейна вылавливать. И запомните – я запрещаю вам делать с сыном домашнее задание! – на прощание засмеялась Маша.

Пока Мишка был на занятиях, Вера гуляла по окрестным улицам, а когда была плохая погода – сидела в холле на диване рядом с аквариумом и читала книги. В Центре было много интересных книг по педагогике и психологии, но педагоги неохотно отдавали их родителям на дом, так как многие книги были в одном-двух экземплярах, и педагоги опасались, что их зачитают с концами. Ожидая Мишку, Вера познакомилась и с другими родителями. Ближе всех она сошлась с Тамарой и Светой. Тамара была жгучей брюнеткой с длинными волнистыми волосами, одевалась она дорого, но неброско, а лицо её почти всё время имело безмятежно-счастливое выражение. Веру всегда удивлял её оптимизм, ей казалось, что мать ребёнка-инвалида должна выглядеть по-другому. Как-то в разговоре она сказала об этом Тамаре. Та совершенно не обиделась и своим безмятежным тоном ответила:

– А чего мне горевать? Я знала, что у меня такой ребёнок будет, потому что у меня муж такой же. Мы с ним познакомились интересно. Я ездила на работу и в какой-то момент обратила внимание, что по утрам за мной какой-то мужчина идёт. Я иду по улице – он идёт за мной на небольшом расстоянии, я сажусь в автобус – он тоже садится. И так несколько дней подряд. А мужчина в целом симпатичный, интересный такой. В какой-то момент я не выдержала и попыталась с ним заговорить, но он ничего не ответил и ушёл. А на следующее утро снова за мной идёт. Так, наверное, больше месяца продолжалось. Я уже не пыталась с ним заговорить, ждала, когда он сам подойдёт. И он подошёл. Ну познакомились с ним. Оказалось, он математик, работает в филиале какой-то американской фирмы. Они там его очень ценят, у него очень хорошая зарплата. У него своя квартира, он живёт один, сам себе готовит. Пригласил меня к себе домой – у него там образцовый порядок. Потом со своими родителями меня познакомил. Очень милые люди, он у них единственный ребёнок. Они сначала ко мне насторожённо отнеслись, намекнули, что у них сын со странностями. Я сказала, что уже заметила. Мы уже несколько месяцев тогда были знакомы. Ну мы поженились, и я переехала к нему. А на следующий день он на работу пошёл – он же не может работу пропустить. Пока его не было, я ему праздничный обед приготовила – борщ сварила, салатов там всяких. Он вечером с работы приходит – я его с обедом встречаю. А он когда один жил, он сам себе готовил – каждый вечер себе суп из пакетика варил. И тут он на кухню заходит, а в той кастрюле, где он каждый вечер готовил, я ему борщ сварила, целый день старалась. Он увидел, что его кастрюля занята – так разозлился, жуть просто! Накричал на меня, борщ в унитаз вылил. Потом кастрюлю помыл, суп из пакетика сварил и успокоился. Как математики говорят – свёл задачу к первоначальной. Это такой анекдот про математиков есть – как сварить яйцо? Взять ковшик, налить воду, положить яйцо, поставить на газ и довести до кипения. А если в ковшике уже есть вода? Тогда воду вылить и свести задачу к первоначальной. Вот и он так поступил. У него машина была, так его родители упросили меня, практически заставили права получить. Потому что он ездит ужасно – ни на светофоры внимания не обращает, ни на другие машины. Так что я заранее знала, что у меня такой ребёнок будет. Я не волновалась – муж меня любит, зарабатывает прилично, родители мужа ко мне хорошо относятся. Когда я беременная ходила, я заранее адреса всех центров и школ, где с такими детьми занимаются, выяснила. И вот пригодилось.

Света была полная противоположность Тамары – свои светлые прямые волосы она собирала в небольшой хвостик, а лицо у неё было усталым и постаревшим, что никак не вязалось с её спортивной фигурой. Свою историю она рассказала коротко:

– Я рано замуж вышла. Первого ребёнка в двадцать родила. Ещё в роддоме диагноз поставили – Даун-синдром. Ну, врачи мне по ушам наездили, и я подписала отказное письмо, не стала из роддома забирать. Мы потом с мужем долго боялись детей заводить. Для себя жили, по миру путешествовали. В Европе были, в Египет, Тунис ездили. И были в Швеции, а там, оказывается, взрослым Даунам, ну людям с Даун-синдромом, даже водительские права выдают. Ну, короче, я мужа уговорила на второго ребёнка. А получился аутист. Как говорится – от судьбы не уйдёшь.

Наблюдая за родителями, приводящими в Центр детей, Вера подумала, что у них у всех есть общие черты. Она обратила внимание на то, что почти все женщины, приводящие детей в Центр, одеваются в спортивно-утилитарном стиле – брюки или джинсы, короткая куртка, обувь на низком каблуке. После некоторых раздумий Вера поделилась своими наблюдениями с Тамарой, но та не согласилась с её обобщениями:

– Ну и что? При чём тут дети-аутисты? Вот я, например, тоже хожу в брюках и без каблуков, но мне просто так удобнее водить машину. А ты попробуй с детьми в мини-юбке позаниматься! Или на шпильках! И вообще, ты человек с техническим образованием – собери статистику. Сядь у метро и считай женщин с детьми – сколько из них в брюках, а сколько в юбках.

Вера так и поступила – пока Мишка был на занятиях, она села на лавочке напротив метро и целый час наблюдала за женщинами с детьми. Она разделила лист бумаги пополам и в левую половину ставила чёрточку, если видела женщину в юбке или платье, а в правую половину – если женщина была в брюках или джинсах. Через час она подсчитала чёрточки – получилось примерно поровну. Результаты наблюдений за женщинами в Центре сильно отличались от статистики «в среднем по популяции», как выражалась одна женщина, работавшая в Центре.

От этих опытов по прикладной социологии Веру отвлекло другое событие. Ещё до больницы Мишка иногда по ночам мочился в постель. Вера надеялась, что после больницы это пройдёт, но стало чуть ли не чаще – два-три раза в месяц Мишка просыпался в мокрой постели. Вера обсудила это с Денисом, и они пришли к общему выводу, что из-за таблеток, которые прописали в больнице, Мишка спит слишком крепко и поэтому не встаёт по ночам в туалет. Они договорились, что кто ночью проснётся – тот будит Мишку и превентивно ведёт его в туалет. Однажды ночью Вера проснулась от глухого удара. Она приподнялась и увидела, что Мишка во сне упал с кровати на пол. Вера включила ночник и встала, чтобы переложить Мишку назад на кровать. Наклонившись над Мишкой, она поняла, что с сыном что-то не так – всё его тело было напряжено и сотрясалось от крупной дрожи, мышцы на руках и ногах были твёрдые как камень, глаза закатились, в уголках рта появилась пена. Похожую картину Вера видела однажды в Центре – когда у одной девочки случился приступ эпилепсии. Перепугавшись, Вера стала пытаться разбудить Мишку, но у неё ничего не получалось. Проснулся Денис и сел на кровати:

– Что случилось?

– Не знаю, – испуганная Вера продолжала тормошить Мишку, – похоже на эпилептический припадок.

Наконец Мишка очнулся – судороги прекратились, взгляд стал осмысленным. Вера уложила его на кровать и села рядом. Денис, сидя на кровати, спросил: