Текст книги "У смерти твои глаза"

Через пять лет все те, кто приезжал к нему в этот день, были обвинены в шпионаже и казнены. Сталин не простил им своей слабости. Четыре года шла война. Четыре долгих года. Десятки миллионов людей убитых. Миллионы пропавших без вести. Два года блокады Ленинграда (так опозорили город Санкт‑Петрополис коммунисты). Закончилось все падением режима Гитлера. Красноармейцы вошли в Берлин и оставили автографы на стенах Рейхстага. Началось восстановление страны. И для этой работы использовались пленные немцы. Страна медленно поднималась из руин. А Сталин вернулся к прежним удовольствиям. Вновь потекли реки крови. Те, кто оказался в годы войны в нацистском плену и, к несчастью своему, вернулся на родину, тут же по пересечении границы были объявлены предателями и отправлены в лагеря сроком на десять лет. Сталин умер в пятьдесят третьем году. Дело выставили как отравление, несмотря на то что диктатор прожил на свете семьдесят пять лет и вел отнюдь не здоровый образ жизни. Раздули «дело врачей». Огромное количество медиков было казнено. Личные врачи Сталина были расстреляны.

Смутное время. В власть вцепились три хищника. Некто Маленков, Хрущев и Берия. Все из окружения Сталина. Фамилии мне были незнакомы. Если они и засветились в реальной истории, то настолько мелко плавали, что я не обратил на них внимания в ворохе прочих событий. Битву за власть выиграл Хрущев. Первым сошел с дистанции Берия. Ногами вперед. Получил обвинение в шпионаже для Англии и Югославии и был расстрелян. Маленков благодаря хитрой комбинации Хрущева был снят с постов и отправлен на незначительную должность. В дальнейшем о его судьбе автор не упоминал. Страну возглавил Хрущев, который первым делом разоблачил «культ личности Сталина», а потом поссорился с Америкой, благодаря чему развязалась так называемая «холодная война». Коммунисты разместили ракеты с ядерными боеголовками на Кубе, а американцы свои – в Турции. Так началось долгое противостояние между двумя сверхдержавами. А мир оказался на грани ядерной войны.

Так. Ситуация перерастала в грандиозную утопию. Далее будет обмен ядерными бомбами, а затем всеобщий хаос и запустение. Сделал я прогноз, но он оказался ошибочным.

Автор оставил двум государствам право на жизнь. Ситуация была урегулирована благодаря дипломатии, а Хрущев пал в результате подковерного заговора. Слово «подковерный» не указывало на место расположения заговора, а говорило о его тайности и характере участников.

Власть получил некто Брежнев. Фамилия мне также была незнакома. Впоследствии, как указал автор, время его власти было названо «застойным». Ничего не происходило. Экономика медленно разваливалась. Чиновники воровали в огромных количествах. Дочь Брежнева на личном самолете каждые выходные дни летала в Париж прикупить парфюмерии. Время владычества коммунистов катилось к закату. Смерть Брежнева привела на вершину власти Андропова, бывшего главу госбезопасности. Не успел Андропов почувствовать вкус полновластия, как умер. Внезапно. Новый глава государства Черненко побил рекорд Андропова. Он умер еще раньше. На целых полгода, передав эстафету Горбачеву, в народе прозванному «пятнистый». За огромное родимое пятно на лысине. Новый генеральный секретарь, так назывался глава государства у коммунистов, первым делом ввел сухой закон, чем повысил уровень потребления алкоголя в стране. Вторым делом замутил перестройку, которая закончилась падением коммунистического строя и развалом Союза Советских Социалистических Республик. В России была провозглашена демократия, а первым президентом стал Борис Ельцин.

Последний рассказ назывался «Саксофон, рюмка водки и океан зелени». Он описывал мир разгульного бандитизма в эпоху «расцвета демократии». Рассказ был грустным и пессимистичным. И заканчивался беспросветно.

Я закрыл книгу, отложил ее на край стола и допил пиво. Посмотрел под стол. И насчитал бутылок восемь. Сколько же прошло времени? Я посмотрел на часы и ужаснулся. Близился вечер. Уже половина пятого. А я даже не обедал. Не говоря уже о том деле, которое кололо меня как шило в заднице. Я не предпринял в этот день ни шага. Я сумел забыться. Отвлекся от реальности. Ушел в альтернативу. Что ж, тем лучше. Но об обеде забывать все‑таки преждевременно.

Я поднялся из‑за стола. Меня слегка покачивало. Добрался до двери, отомкнул запор и направился на кухню, чтобы тщательно подкрепиться.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Разделавшись с жареной телятиной, приправленной пряностями и укропом, я осушил бокал пива и перешел в гостиную, где думал застать Гонзу, но никого не обнаружил. Обойдя дом, я понял, что остался один. Где Кубинец, куда запропастились Сфинкс и Химера? Сие мне было неведомо, как, впрочем, и кто убил Джона Леннона и почему коммунисты Америки скрывают от мирового сообщества инопланетный корабль, потерпевший катастрофу в районе городка Розвилл. Я опустился в кресло и задумался. Требовалось понять, как мне действовать в дальнейшем. Какие шаги предпринять. Мне были известны два непосредственных участника похищения и убийства Романа Романова. Эти люди также планировали нечто ужасное. Что осталось выяснить? Что именно задумали Пятиримов и Мертвый? Как мне это узнать? Как проникнуть в их заговор, а самому остаться незамеченным?

И тут снизошло озарение.

Толя Овечкин по кличке Керосин. Вот кто мог мне помочь. Он состоял в свите Ульяна Мертвого. И был далеко не шестеркой в иерархии криминалитета. Когда‑то наши пути пересеклись. Помнится, Керосин сотрудничал с органами, тихонько постукивая на своих соратников и друзей. Я в ту пору еще состоял на службе в ФСБ и неоднократно видел его фамилию в отчетах. Дважды нам приходилось встречаться. Оба раза при весьма неприятных обстоятельствах. Первый раз, когда брали крупную партию наркоты. Керосин сдал ее. Но по условиям соглашения сам участвовал при продаже партии. Всех повязали. В операции участвовали представители ФСБ. Я оказался на месте действия совершенно случайно и, не будучи знакомым с Керосином лично, даже фотографии его не видел, повязал его при попытке к бегству, прострелив обе ноги. Вторая встреча состоялась уже тогда, когда я добровольно сложил с себя погоны. Мне требовалась информация по одному примечательному субчику, которого я подозревал в убийстве. Я связался с Керосином, и тот назначил мне встречу. Сам же пришел только тогда, когда я уложил в баре пятерых братков, внезапно заинтересовавшихся моей персоной. Керосин должок вернул.

Я подумал, что не мешало бы найти Керосина и завербовать его на новую операцию. Хотя стоило помнить, что клиента у меня нет и не предвидится. Гошу Кочевея брать в расчет не стоило. Я у него деньги брать был не намерен по идейным соображениям.

До Керосина я дотянулся быстро. Сразу же позвонил на сотовый. И Анатолий Степанович Овечкин мне ответил. Я скромно представился:

– Узнаешь, ссученный?

– Ах, это ты, фээсбэшник беспогонный, – радостно закудахтал Керосин.

– Чего такой радостный, словно миллион баксов заглотил, теперь ждешь жидкого стула? – хмуро сказал я.

– Тебя, волк позорный, всегда слышать рад, – отозвался Анатолий Степанович.

– За базар ответишь, – пообещал я.

– Жалко я тебя кончить не подрядил кого‑нибудь, – смеясь, заявил Керосин.

Из телефонной трубки голос Керосина доносился, пробиваясь сквозь уличные шумы. Я слышал плеск волн, и рев десятка моторов.

– Встретиться бы надо. Мыслишки поднакопились. Да и дело к тебе есть. Может, пивка попьем, шарики погоняем? – предложил я.

Минуту только вода и моторы катеров отвечали мне.

– Договорились. Как и раньше, – сказал Керосин и отключился.

Как и раньше – это означало согласие на место встречи. Я предложил покатать шары, а Керосин согласился. Бильярдный клуб «Треугольник». Время то же, что и в прошлый раз. Восемь вечера. В этот час в клубе как раз затишье перед нашествием поклонников. Вот и поиграть успеем, да и дело обсудить в спокойствии.

Я собрался было накинуть плащ и уйти, но вдруг вспомнил, что мне вернули лицензию. А стало быть, я имею право на ношение оружия. Тут же я ухватился за это. И достал из сейфа сразу три ствола: свой старенький, но верный «питон». Его я тут же убрал в плечевую кобуру. Прихватил еще дамский пистолетик двадцать второго калибра. Я его спрятал в кобуру, которая обжала щиколотку правой ноги. А мощный пистолет системы «Мендельсон» уложил в кобуру на брючном ремне. Почувствовав себя полностью экипированным, я поднял трубку и вызвал такси. Объем пива, выпитого мной за день, не позволял самостоятельно становиться к штурвалу.

Таксист появился на моем крыльце спустя двенадцать минут. Что ж, неплохой результат. Он позвонил в дверь. Я выключил свет, вышел в холл, где накинул на плечи плащ. Я в недоумении осмотрелся по сторонам, пытаясь все‑таки понять, куда подевался Гонза и мои охранники, но так и не понял. Я шагнул к двери (звонок продолжал голосить), когда вдруг точно из‑под земли возле двери выросла Химера.

– Так и сердечный приступ получить недолго, – испуганно заметил я.

Химера загадочно улыбнулась.

– Если я скончаюсь от сердечного приступа, то вы в дальнейшем потеряете потенциального работодателя, – пригрозил я.

Химера равнодушно хмыкнула.

Я почувствовал себя обиженным.

– Куда исчез Гонза?

Химера помотала головой, то ли отказываясь отвечать, то ли показывая, что не знает.

– Как хочешь, – сказал я и вышел за дверь.

Мальчишка‑таксист стоял на пороге и давил на кнопку звонка.

Я скептически окинул его взглядом и поинтересовался:

– Ты прилип?

Таксист испуганно помотал головой.

– Тогда пошли.

Я окинул взглядом вечерний городской пейзаж. Хмурое серое небо выдавливало из себя слезы. Волны наплескивали на гранит набережной, приподнимая катер с шашечками такси.

Мальчишка‑водитель первым бросился к судну и, взлетев на борт, исчез в каюте. Я последовал за ним, подняв воротник плаща, чтобы укрыть шею, но холодные капли лупили по голове, точно учитель гимназии нерадивого ученика по голому заднему месту.

Оказавшись в каюте, я сбросил плащ и удобно растянулся на диване.

– Куда едем, шеф? – подал голос таксист из‑за штурвала.

– Загородный канал. К острову ТЮЗ.

– Понял. Мигом домчим.

Зарычал мотор, и катер рванулся вперед. Я закрыл глаза. Через полминуты я уже был в объятиях дремоты. Разобрало же. Я погрузился в черную нежную вату, точно пропитанную сажей. Я дышал, а вместо воздуха в легкие лезла вата. Я зажмурился от неприятной рези в глазах. И проснулся.

– Приехали, шеф, – сообщил таксист.

Я сунул кредитку в приемное отверстие, произвел оплату и выбрался на набережную клуба под усилившийся дождь. Капли вытанцовывали на гранитной мостовой. Я взбежал на крыльцо клуба, дернул ручку двери и услышал звонок.

Встречать меня никто не вышел. Это было не в обычае «Треугольника». Клуб был рассчитан в первую очередь на представителей среднего достатка, которые уже не ездят на общественном транспорте, но и не накопили денег на элитные катера.

Я миновал холл, скинул плащ в руки гардеробщику. Тот раскланялся и получил монету на чай. Поправив прическу перед зеркалом, я прошел в темное помещение, заставленное бильярдными столами, подсвеченными лампами. Возле двери на диване растянулся администратор зала и, судя по храпу, предавался обаянию Морфея. В этот час клуб не страдал от избытка посетителей. Я не стал будить администратора, примостился в углу в кресле, распахнул свежий номер «Санкт‑Петропольских ведомостей», лежащий рядом на столике, но почитать его мне не удалось. Только я всмотрелся в центральную фотографию первой полосы, как в клуб ворвался Толя Керосин. Он был настолько шумен, что администратор в испуге опал с дивана, как желтый кленовый лист.

– Столик. Два кия. Шары. И по бокалу пива, – приказал Керосин.

Администратор засуетился, как заботливая медсестра около умирающего миллионера.

Толя Керосин выглядел как преуспевающий бизнесмен, а вовсе не как заштатный бандит. Дорогой двубортный костюм, жилет, золотые часы на цепочке. Все говорило о довольстве и достатке. А очень дорогой аромат, который на несколько метров распространялся вокруг Керосина, очаровывал всех попадавших в сферу его влияния.

Администратор подал нам кии, выложил треугольник из шаров на столе, поклонился и удалился. Шепот, донесшийся до моего слуха из служебной комнаты, говорил о том, что косточки у меня сегодня будут сверкать от чистоты.

Я натер кий мелом, приладился брюхом на стол и начал партию.

– Зачем звал меня? – живо поинтересовался Керосин.

– Дело есть важное, – сообщил я, забивая шар в лузу.

Керосин крякнул от досады.

– Так говори, а не тяни, как сельский поп заупокойную службу. – Толя нервничал. Он не любил проигрывать.

– Ты же работаешь на Ульяна?

– Я пашу только на себя. Ульяну же отстегиваю от прибылей.

Я промахнулся. Шар срикошетировал от бортов и остановился перед Керосином. Он радостно потер руки и взялся за кий. Из служебного помещения клуба появилась официантка с подносом, на котором возвышались две литровые кружки.

– Ты не замечал ничего интересного в последнее время?

– Что имеешь в виду?

– Что‑то не такое, как всегда.

– Поразительный намек.

Толя Керосин пожал плечами и закатил мой шар в лузу. Партия уравнялась.

– Чем последнее время занимается Мертвый? – подошел я с другой стороны.

– Да все как обычно. Бизнес есть бизнес. Толя хотел, чтобы я напрямую спросил его, а не ходил вкруг да около.

– Ульян не занимается сейчас чем‑либо особенным?

– Что ты вкладываешь в понятие особенный? – лукаво спросил Керосин и промахнулся.

– Слушай, не прикидывайся идиотом, – вспылил я. – Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. И что я хочу от тебя услышать.

– Ладно, – согласился Толя, внимательно наблюдая, как я медленно, но уверенно раскатывал партию. – Есть одна тема, в которую Мертвый впрягся. Только я ничего не знаю. Он меня забыл посвятить в суть.

– Кто знает подробности?

– Решетка. Он правая рука Ульяна. Думаю, что он в курсе, – задумчиво ответил Керосин.

– Как до Решетки добраться?

– Тебе никак. Да и не думаю, что он на вопросы отвечать будет.

– А если я вежливо задам?

– Хоть трижды вежливо. Решетка даже под пытками не расколется. Своих закладывать не станет, – заявил Толя.

– Что предложишь? – поинтересовался я.

– Зачем тебе Ульян‑то? Откуда такая тяга к мертвечине? – ехидно осведомился Керосин.

– Потянуло чего‑то, – уклонился я от ответа и забил последний шар противника.

– Партия, – объявил я.

– Реванш, – потребовал Керосин. И я склонился над столом, выкладывая треугольник.

– Тебе к Решетке не подобраться. Ты чужой. Он насторожится. И ни слова не скажет. А вот если подкоп произведу я, то шансы есть, и при этом недурные.

Керосин ехидно ухмыльнулся.

– Что я должен сделать, чтобы ты вошел в тему? – спросил я, уступая место Толе за столом.

– Проиграй мне! – предложил Керосин.

– Ну, этого ты от меня не дождешься, – пообещал я, наблюдая, как Керосин промахивается по шару.

– Что я должен узнать?

– Только чем последнее время занят Мертвый.

– Ты намерен пригласить его на свидание, но боишься, что он не найдет для тебя времени? – с серьезной миной поинтересовался Толя.

– Просто узнай. И все, – сказал я.

– Такса обычная. Ты в курсе, – выставил условие Керосин.

– Сколько тебе нужно времени для работы?

– Дня три.

– У тебя они есть, – пробормотал я, закатывая один за другим четыре шара.

Но затем удача изменила мне, и Керосин взял партию. А потом еще три партии подряд. Вошедший в раж, Толя предложил сделать ставку и играть на деньги. Я согласился. Поставил двадцать рублей на кон. Проиграл. Предложил поднять ставку и выиграл три сотни рублей. Керосин никак не мог остановиться. Но после проигрыша трех сотен его азарт испарился и наступило похмелье. Четвертую партию играть он отказался и быстро покинул клуб.

Я попросил администратора вызвать мне такси и вышел на крыльцо клуба.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Крючок заброшен в воду. Поплавок держится на поверхности. Осталось только ждать поклевок. Но не сидеть же сложа руки в ожидании того, когда Решетка клюнет на нехитрую приманку Керосина. Стоило самому вооружиться и побродить по злачным притонам, выслушивая и вынюхивая. Вдруг кто‑то забудется да сболтнет что‑нибудь полезное для дела по пьяной лавочке.

Но если серьезно, то идея была. И весьма неплохая.

В то время как Керосин будет убалтывать Решетку и действовать в тылах Ульяна Мертвого, мне стоило поиграть в диверсанта и пробраться в лагерь Пятиримова. Возможно ли это? Вот вопрос, на который стоило найти ответ.

Вернувшись домой, я поздоровался в холле со Сфинкс, которая несла вахту по охране дверей. Выяснил, дома ли Гонза Кубинец. Получил отрицательный ответ. Задумался, проходя в кухню, куда мог подеваться мой компаньон. Ужина, как и следовало ожидать, нигде не наблюдалось. Куда я только не заглядывал. В который раз пообещав себе найти повара с отличными рекомендациями, чтобы больше не болела голова над блюдами, я забрался в холодильник и выставил на стол все съедобное, что удалось обнаружить. Насытившись, я поднялся в кабинет на втором этаже, достал сотовый телефон, презентованный Гошей Кочевеем, и вытянул из памяти номер Вани Дубай.

Дубай ответил сразу же, точно только и ждал моего звонка.

– Слушаю тебя, Туровский.

– У меня появилась идея. Требуется твоя помощь.

– Слушаю тебя внимательно. – Спокойный рассудительный голос Дубай способен был убаюкать.

– Мне нужна работа… – начал было я, но невозмутимый и терпеливый Дубай вдруг отпустил колкость:

– Обратись на биржу труда.

– Мне нужно попасть в администрацию к Пятиримову, – озвучил я требование.

– Так. Притормаживай на поворотах. Дай подумать.

Молчание. В это время я пытался посчитать трещинки на бледном потолке, но все время сбивался.

– Есть у нас человечек свой в администрации. Только личность вы слишком известная. Если засветитесь, то этого человека мы можем потерять.

– Это ваш риск. В конце концов вы можете потерять не только человека, но и бизнес.

– Завтра утром. В десять я приеду к вам вместе с чиновником. Будьте готовы. Только хочу вас предупредить, что наш человек не в курсе ситуации и добраться до этой информации он не смог. Мы уже пытались.

– Ничего. Я попробую.

Я повесил трубку и отправился в спальню. Раздевшись, я устало рухнул на постель и погрузился в вязкий капризный сон. Я очутился на бесконечном поле с высокой, по пояс, травой и желтоголовыми подсолнухами. Поле дотягивалось до горизонта, затем поднималось и уходило в небо. Заполнив просторы небес, поле возвращалось с другой стороны к горизонту и простиралось ко мне. Я поднял глаза к небу и обнаружил, что поле находилось подо мной и надо мной. А также со всех сторон, точно я оказался внутри травяного мячика. Я вздохнул, набрал полную грудь свежего влажного воздуха и размеренно пошел вперед, размышляя над тем, что я делаю в этом изолированном пространстве. Одновременно с этими мыслями я поразился тому, что прекрасно понимаю реальную сущность окружающего меня пространства. Сон. Я находился во сне. Каком‑то странном фрейдистско‑мурукамиевском сне. Не заметив как, я миновал рубеж горизонта и взобрался на небо. Теперь я ступал по небу и то и дело задирал голову вверх, отмечая, что небо, в сущности, то же самое, что и земля, а земля мало чем отличается от неба. Наполнившись этим убеждением, я дернулся и вдруг оторвался от травяного в подсолнухах неба и стал падать к земле. Достигнув тверди, я проснулся.

Открыв глаза, я обнаружил, что уже наступило утро. Часы показывали половину восьмого утра. Я поднялся, прошел в ванную комнату и принял душ. Насухо вытершись, я оделся и спустился в столовую, где обнаружил Гонзу. Кубинец сидел за столом над вчерашним выпуском «Санкт‑Петропольских ведомостей» и потягивал из стакана молоко.

– Как прошло свидание? – поинтересовался я, открывая холодильник.

– Какое свидание? – отрываясь от газеты, спросил Кубинец.

– Я уж не знаю какое. Тебе виднее.

Я налил себе кружку молока. Достал четыре яйца, зеленый лук, кирпичик голландского сыра и отправился к плите. Я намеревался приготовить себе некое подобие омлета. С пивоварением у меня было отлично, а вот с повседневной кулинарией как‑то не очень клеилось.

– Я не ходил ни на какое свидание, – хмуро пробормотал Кубинец.

– Брось, тебе нечего от меня скрывать. Мы же почти что родственники или как братья, – возмутился я, разбивая яйца.

– Я ездил к хакерам, – признался Кубинец.

– Если твоя физиономия говорит о результате, то, надо понимать, полный провал, – высказал я предположение.

– Точно. Вскрыть файлы пока не удалось. Какая‑то бредятина. Но они божились, что в течение ближайших пяти дней получат информацию. Попробуют новый дешифратор.

Я мелко накромсал лук и обсыпал им взбитые с молоком яйца. Отрезал от кирпичика сыра кусочек, натер его на мелкой терке и, посыпав омлет сверху, накрыл сковороду крышкой.

– Включи ящик, – попросил я.

Кубинец подхватил пульт и исполнил мою просьбу. Маленький экран под потолком справа от меня вспыхнул белым огнем и проявил картинку.

– Найди новости.

Кубинец переключил на канал «Петрополь». Новости как раз начинались. Появилось лицо диктора – строгой женщины лет двадцати пяти, которой больше подошло бы веселиться в каком‑нибудь клубе, а не сидеть с кислой физиономией в студии и озвучивать сухие строчки сообщений.

– Внимание. Экстренный выпуск программы. С вами Елизавета Дворецкая. Только что поступила полицейская сводка. В районе Парнас были найдены три трупа. Одно тело удалось опознать. Им оказался известный в городе частный детектив и пивовар Даг Туровский.

Я чуть не уронил сковороду себе на ногу. Резко обернулся, грохнул сковороду на стол и упал на стул, внимательно впиваясь в экран, но диктор более не вернулась к означенной теме. Она пообещала:

– Как только ситуация прояснится, мы сообщим вам новые подробности.

И перешла к грядущему юбилею города, до начала празднования которого осталась всего неделя.

– Чего‑то я не понял? – пробормотал Кубинец. – Если ты покойник, то у меня сейчас спиритический сеанс начался?

– Нет. Я просто воскрес, – предложил я весьма оригинальную версию.

– Это как раз та встреча, о которой ты рассказывал?

– Да, – задумчиво сказал я, пытаясь понять, что происходит.

– Похоже, твоим спасителям зачем‑то понадобилось тебя похоронить.

Я до этой мысли дошел и сам. Две минуты размышлений, и подсказка всплыла, как перископ подводной лодки.

Звонить Ване Дубай я не стал. Погрузился в гостиной в свое кресло и задремал. Но вынужден был проснуться через пятнадцать минут. Входная дверь разразилась звонком, грозя перебудить весь квартал. Звонок умолк. А через минуту в кабинет ворвалась шумная толпа – вся из людей в черном. Не обращая на меня внимания, они закружились по кабинету, что‑то измеряя и вынюхивая.

– Какого черта. Что здесь происходит? – возмутился я.

– Не беспокойтесь, Даг. Эти люди должны подготовить место действия к спектаклю, который мы сыграем на бис, – ответил мне входящий в кабинет Ваня Дубай.

– Что за спектакль?

– Похороны. Ваши похороны, Туровский. Послушаете заодно, что о вас люди говорят.

– Ага. Законспектирую. А затем буду шантажировать, – мрачно пошутил я.

– Это будет отвлекающий маневр. Пока вас будут хоронить, вы под вымышленным именем начнете работать в аппарате вице‑губернатора города.

– А мое лицо? – спросил я.

– Что ваше лицо? – не понял Дубай. – С ним, по‑моему, все в порядке.

– Благодаря вам я стал публичным человеком. Мое лицо зафиксировали телеканалы в памяти горожан. Да меня срисуют сразу же, стоит мне пересечь порог администрации.

– Не волнуйтесь об этом, Туровский. Мы сделаем вам легкую пластическую операцию, – с улыбкой людоеда пообещал Дубай.

– Что значит пластическую операцию? Я не подписывался ни на какую пластическую операцию. – От возмущения я аж вскочил из кресла.

– Не беспокойтесь. Я же говорю, все будет тихо, мирно, безболезненно. К тому же по окончании работы мы вернем вам ваше лицо.

– Замечательно. – Я развел руками и опустился в кресло.

– Кстати, познакомьтесь с Игорем Всеславовичем Рубахиным, вице‑губернатором города.

Ваня Дубай указал на хмурого мужчину в сером костюме, вошедшего в комнату. Лицо мужчины мне было знакомо благодаря телеэкрану.

– Мы поддерживаем Рубахина. А Рубахин поддерживает нас. Не секрет, что скоро Пятиримова сместят. Будут выборы. Мы профинансируем кандидатуру Рубахина.

Чувствовалось, что прямолинейность Дубай пришлась не по вкусу вице‑губернатору. Он сморщился, как перезрелый персик, и выражал нетерпение.

– Иван Михайлович, зачем вы привезли меня сюда? Это излишне. Молодой человек мог бы сам приехать в администрацию и все нюансы…

– Помолчи, Рубаха. Твое дело маленькое. Сидеть и молчать, – оборвал его Дубай.

Надо же какие нежности – Иван Михайлович, Рубаха.

– Туровский, специалисты по пластике уже приехали. Они готовы провести операцию прямо здесь. От вас требуется выделить помещение, лечь на операционный стол и молчать, как подопытный кролик, – обрадовал Дубай.

Я раскрыл рот, закрыл его, вновь открыл и вновь закрыл.

– Репетируете роль золотой рыбки? – поинтересовался Дубай.