Текст книги "Мы здесь, чтобы победить: семь историй о лидерстве в бизнесе и спорте"

Из челноков в банковский бизнес меня затащил мой друг Антон Большаков. Это человек с такой трудовой книжкой, каких, наверное, в России теперь уже долго не будет. Вот ее краткое содержание всего за шесть лет с 1989 по 1995 годы: слесарь-сборщик третьего разряда, шофер-водитель в «Интуристе», кассир-операционист в «Альфа-банке», старший дилер отдела финансовых операций, зампред правления банка «Зенит».

Сегодня Антон – крупный предприниматель и контролирующий акционер банка «Веста». А когда он уходил из шоферов в банковские служащие, его коллеги по гаражу над ним смеялись: «Вот дурак! Куда ты идешь? Здесь-то ты всегда на хлеб с маслом заработаешь. А там банк какой-то, голая зарплата. Эх, молодежь!»

Когда мы пришли к своим солнцевским «кровельщикам» и заявили, что уходим из бизнеса, нам пришлось выслушивать похожие речи: «Да вы что, да вы куда? Да там вы будете на дядю работать, а здесь сами себе хозяева. Хотите, магазин вам купим? Хотите, целый рынок в управление дадим? Только работайте! Нет, не хотите? Ну, хорошо, тогда с вас мзда за полгода вперед и счастливого жизненного пути. Решите вернуться – всегда пожалуйста».

Когда мы с моими друзьями делили челночный капитал, у каждого на руках оказалось по восемьдесят тысяч долларов. Огромные по тем временам деньги, но нам уже было понятно, что это потолок, а новые времена открывают новые возможности. Тот же Антон Большаков тогда уже работал в «Альфа-банке» младшим трейдером и получил свой первый честно заработанный бонус в сто тысяч долларов. На меня это произвело впечатление, я решил, что пора получать серьезное экономическое образование и подал документы в Московский институт международного бизнеса. Сам Антон меня отговаривал: все равно никто в наших вузах ничего про экономику не понимает, только время потеряешь. В каком-то смысле он был прав. Будущими банкирами впоследствии стали те, кто понятия не имел, что такое учетная запись и депозитный сертификат – дерзость и напор были важнее. Тем не менее все очень быстро учились на практике, а кто имел хоть какое-то экономическое образование – учились быстрее других.

На стажировку я пришел в «Альфу» в отдел ценных бумаг. Это был совершенно новый мир, в котором мне было интересно всё. Что такое ГКО и вообще ценная бумага? Как происходит торговля – ты просто на кнопки нажимаешь или прямо как в кино кричишь и руками машешь? В чем романтика профессии? Мы были первопроходцами, мы быстро напитывались знаниями и амбициями. Поэтому ничего удивительного, что вскоре несколько сотрудников «Альфы» решили отпочковаться и под конкретного клиента – «Татнефть» – создать собственный бизнес.

Так появился банк «Зенит», в котором я оказался в числе первых шести сотрудников. Заниматься приходилось всем, вплоть до мелких хозяйственных вопросов, работали круглосуточно, без выходных. Нормальных ресторанов тогда еще не было, обедать ездили к какой-то бабушке на «Юго-Западную», оттуда устраивали гонки на машинах – кто быстрее вернется в офис. Моя карьера развивалась стремительно, вскоре я уже был членом правления, ответственным за весь инвестиционный блок. Вот только на уровне доходов это почти никак не отражалось.

В любом банке основной кусок пирога делится наверху. Если ты не входишь в число избранных, ты всегда аутсайдер. Почему я не попал в этот круг? Наверное, посчитали слишком молодым. Все эти семь лет я честно, по-пионерски работал за сравнительно небольшие деньги, набирался опыта. У меня нет претензий к этим людям, они аккуратно выполняли по отношению ко мне наши договорные обязательства. Но и естественный ход вещей было не остановить.

Однажды мы проводили большую сделку, и я познакомился с Владимиром Рашевским, вторым человеком в МДМ-банке. Он сказал: «Мне нужен сотрудник, который возглавит работу с инвестициями». Так я оказался в МДМе. За первые же три месяца я там заработал столько же, сколько за семь лет работы в «Зените».

Жалею ли я о потерянном времени? Я не считаю его потерянным. Как сказал Конфуций, учитель приходит, когда созрел ученик. Есть люди, у которых этот момент не наступает никогда. Я знаю вечных челночников, вечных трейдеров – им там удобно, они не готовы проверять себя на прочность, не хотят выходить из зоны комфорта. Ведь это огромный стресс. В МДМ-банке мне пришлось общаться с топовыми клиентами, крупнейшими предпринимателями и политиками нашей страны. Разговор с умным человеком, с гроссмейстером, который гораздо лучше тебя понимает происходящее, – это не просто «здрасьте», это то, в чем надо как-то выживать. Твой собеседник залезает тебе в мозг. А когда тебе залезают в мозг, это больно. И если ты остановишься, эта боль тебя добьет, а если продолжишь движение – сделает сильнее.

История МДМ-банка началась еще в 1991 году, когда его будущий основатель Андрей Мельниченко, студент физфака МГУ, открыл на Октябрьской площади самый большой в столице обменник. Вскоре обменников у него стало несколько – в Москве, Питере, Новосибирске. А в 1993 году вышел закон, запрещающий заниматься валютно-денежными операциями без банковской лицензии. Пришлось ее оформлять. Так появился банк «Московский деловой мир».

До конца девяностых МДМ скромно просидел во втором эшелоне: приватизационные схемы, залоговые аукционы, государственные финансовые потоки – список упущенных возможностей мог бы расти и дальше. Звездный час этой организации наступил после кризиса 1998-го. В этот момент стали рушиться гиганты типа Инком-банка, СБС-Агро, банка «Империал». Мельниченко вовремя сориентировался, перехватил ряд крупнейших клиентов и вырвался в лидеры. А пока фондовый рынок пребывал в коматозном состоянии, новая финансовая группа успела сколотить промышленную – купила пакеты акций Трубной металлургической компании, Еврохима, СУЭКа. Это был уже бизнес нового поколения и успех нового типа. Абсолютно рыночными методами компания добилась того, что еще совсем недавно можно было сделать лишь методом большого хапка.

Первые два года работы в МДМе – это было лучшее время в моей жизни. В этой компании действовала гениальная модель управления, основанная на полном доверии и предпринимательской культуре. Зачем ставить человека в рамки постоянного контроля? В этих рамках он перестает быть эффективным. Надо просто делегировать ему достаточные полномочия, договориться о разделении прибыли – и никогда этих договоренностей не рушить. Зарплата? Какая зарплата? Зарплата – это издержка. Вместе заработаем денег – поделимся. В результате ты работаешь внутри чужого бизнеса фактически как предприниматель. Неудивительно, что МДМ стал кузницей кадров, из него впоследствии вышло много успешных бизнесменов, инвесторов, менеджеров.

В довольно скучном банковском деле инвестиционный блок – это, пожалуй, самый интересный участок работы. Он состоит из нескольких направлений. Самое простое – это трейдинг, покупка-продажа всего, что блестит: акций, валют, облигаций. Более интересная вещь – корпоративные финансы, вывод компаний на финансовые рынки. Клиент получает средства на развитие, банк – процент от сделки, и все довольны.

Но по мере того как мы работали с перспективными компаниями и наблюдали за их дальнейшим стремительным ростом, мы стали понимать, что результат наших усилий гораздо ценнее той комиссии, которую мы за это получаем. Что такое 0,5–2,0 процента от сделки при грядущем росте капитализации компании в два-три раза? Нам стало интересно хотя бы часть комиссии получать в виде акций. Но это уже не банковская деятельность. Это уже фондовая деятельность.

Так у нас органично возникла идея собственного бизнеса – создать фонд прямых инвестиций, где МДМ-банку принадлежал бы контрольный пакет акций, а нам как менеджерам – блокирующий пакет. Мы получили согласие руководства и стали активно работать в этом направлении. Но когда уже почти все было готово, ключевые акционеры МДМа решили разделить активы. Андрей Мельниченко вышел из бизнеса, взяв себе пакеты акций принадлежащих банку промышленных предприятий, а его партнер Сергей Попов, наоборот, решил сосредоточиться на финансах. Банку наше рискованное начинание оказалось попросту не нужным. И тогда мы решили, что оно нужно лично нам. Так появился фонд NRG – New Russia Growth.

Ученик снова созрел, и учитель снова пришел. Но созревание произошло не вдруг, оно формировалось все эти годы – медленно и неотвратимо. Первый серьезный звоночек прозвенел еще в 2005-м. На другом конце линии был мой старый приятель Олег Тиньков, который собирался привлекать еврооблигации для финансирования Tinkoff Credit Systems.

– Ну что, МДМ будет выпускать мои облигации или нет? – с места в карьер начал Олег.

Я в ответ вальяжно промурчал, что его проект пока еще рейтингом не вышел, поэтому если МДМ за это и возьмется, то за комиссию раза в три больше стандартной.

– Слышь, ты! – жестко оборвал Тиньков, в котором в этот момент проснулся обыкновенный кузбасский пацан. – Вот ты когда станешь предпринимателем, тогда и будешь так со мной разговаривать. А пока ты наемный работник, то есть вообще не в моей категории. За что я тебе должен платить? За то, что ты на «Феррари» ездишь?

Стыдно признаться, но я тогда и правда ездил на «Феррари». Я чувствовал себя неимоверно крутым инвестбанкиром, весь мир был у моих ног, крыша уже потихоньку шуршала шифером. Мой «Феррари» в 2003 году был одиннадцатый в Москве. Но скоро на меня пролился холодный душ – и очень вовремя.

Однажды позвонили журналисты из одного гламурного издания и предложили сделать статью про меня и мой крутой автомобиль. Причем совершенно бесплатно. Я согласился. Мы целый день ездили по Москве, они меня снимали в разных позах и ракурсах. Когда мой руководитель увидел публикацию, он сказал: «Ну ты козел!» Я был в шоке: «Как козел?! Это же пиар для нашей компании!» – «Слушай, как свои бабки потратить – твое личное дело, не путай эти хотелки с бизнесом. И вообще «Феррари» – не предмет для гордости. Скорее наоборот».

Это был хороший урок. Но сейчас я понимаю: чтобы выйти на новый уровень, мне надо было все это пережить. И «Феррари» пережить, и 150 подчиненных, и 35 секретарей, и полный кабинет подарков на день рождения. Я ведь тогда на Тинькова страшно обиделся, но потом постоянно вспоминал его слова, они меня прямо выжигали изнутри. Я вдруг понял, что мне было гораздо более драйвово во времена челночества, когда я имел непосредственный контакт с тем, что делаю. Настало время снова выходить из сил, иначе – деградация.

Это был 2006 год, лучшее время для старта инвестиционного бизнеса. Впереди были два самых благополучных года в новейшей истории России. Деньги у инвесторов лезли буквально из ушей, а знаний о том, как и во что их вкладывать, не хватало. Поэтому эти люди шли к нам.

Что такое инвестиционный бизнес? С известной долей упрощения можно сказать, что это турбизнес для инвестиций. Отправляясь в незнакомый регион мира, вы, конечно, можете сами купить авиабилеты, забронировать отель, понять, как работает общественный транспорт, изучить местный язык, культуру и список достопримечательностей, которые стоит посмотреть. Потратите уйму времени, и еще не факт, что таким образом сэкономите. Гораздо надежней обратиться к услугам туристической компании, которая предложит тур под ключ.

Инвестиционные фонды – это те же туроператоры, только клиентами тут являются крупные инвесторы, например, зарубежные. Они хотят вкладываться в Россию, но не обладают достаточным опытом и знаниями на местном рынке. Поэтому прибегают к услугам местных фондов с хорошей репутацией. Нашим крупнейшим партнером стал Европейский банк реконструкции и развития (ЕБРР). Когда такой системообразующий гигант мировой экономики доверяет тебе свои финансы, это хороший маркер – рядом готовы положить деньги десятки других крупных игроков. Если честно, я сам сегодня ни за что не доверил бы свой капитал таким людям, какими мы были тогда. Но на тот момент команда NRG была одной из немногих на рынке, кто умел генерировать избыточную денежную массу в интересные сделки. Нам верили, и мы старались это доверие оправдать.

Однажды я рассказывал одному человеку, далекому от экономики, о том, как совершаются сделки. Он слушал, слушал, а потом сказал: «Такое ощущение, что ты рассказываешь о том, как заключаются браки».

И он был не далек от истины.

Сделка должна быть красивая, гармоничная, интересная. В идеале от этой работы ты получаешь прежде всего эстетическое удовольствие. Гармония сделки – это когда все ее участники оказываются в выигрыше, никто не чувствует себя обделенным. Вот встретились два, три, четыре одиночества, у каждого есть какая-то потребность. Стороны сели, поговорили, друг другу помогли, и каждый на этом заработал, реализовал какой-то свой важный замысел.

Но это «сели, поговорили» чаще всего растягивается на месяцы, а то и годы. Каждая сделка – отдельная жизнь. Я уже знаю все этапы этого процесса. Сначала люди изучают друг друга. Ты учишься у него, он учится у тебя, вы мысленно проживаете свое совместное будущее умом и сердцем. Потом возникают болезненные явления, появляются нарывы, мы уже ждем, когда их прорвет, мы уже знаем, что этот этап тоже нужно пройти. Дальше идет откат назад, начинается сближение с другой стороны – и вот, наконец, сделка выкристаллизовывается, расцветает, получается красота.

Если сравнить экономику с процессом обмена веществ, то инвестиционный бизнес – это легкие, которые качают в организм кислород. В случае с сегодняшней Россией – эти легкие прокурены, хрипят, но все-таки дышат. Сейчас мы работаем против тренда: все хотят деньги из страны выводить, а мы пытаемся их возвращать. Задача непростая, но интересная. Недостаток ресурсов заставляет быть еще ближе к реальному сектору, и это хорошо, это правильно. Я уверен, что в двух-, трехлетней перспективе наша экономика вернет утраченные позиции, мы войдем в новый виток роста. И на этом кризисе выиграют оптимисты – те, кто мыслит глобально, но действует локально и верит в перспективы своей страны.

А в «Феррари» я очень скоро наигрался и продал его в том же году. Не очень удобная машина: посадочных мест всего два, бензина жрет много, а разогнаться как следует все равно негде. Дал объявление, через пять минут позвонил какой-то грузин: «Где моя ласточка?!» В тот же день приехал, купил, а на прощание сказал: «Ты сегодня смотри в окно, я буду весь день по набережной кататься, туда-сюда, туда-сюда». И ведь действительно катался. Удивительный человек.

В жизни каждого человека обязательно наступает момент, когда он на собственном опыте убеждается, что здоровье все-таки существует. Первые 10–15 лет мужской карьеры – это, как правило, горючая смесь неумеренного трудоголизма и умеренного алкоголизма. Если по истечении этого времени ничего в своей жизни не поменять, то в следующие 10–15 лет пропорции зеркально меняются – умеренный трудоголизм сожительствует с неумеренным алкоголизмом. Если и после этого ничего не изменить, то остается лишь походкой хромой утки доковылять до пенсии и торжественно встретить возраст дожития.

На протяжении всего челночества и семи лет в банке «Зенит» я совсем отдалился от спорта. Пил не то чтобы много, но вся жизнь так или иначе вращалась вокруг алкоголя. Даже если за вечер выпиваешь полбутылки вина, но делаешь это системно, – жизнь приобретает определенный цвет, запах и вкус. Постепенно этот вкус стал надоедать. Организм начал посылать недвусмысленные сигналы: «Мужик, ты чего?!»

Первое «ты чего?!» прозвучало в 2000 году. Тогда после долгого перерыва я вышел с друзьями на поле погонять мяч. Первый же рывок в атаке закончился плачевно: в глазах потемнело, пришлось сесть на траву и схватиться за голову: «Это что же такое? Я, лучший спортсмен в классе, всего за десять лет все растерял?!»

В том же году к нам в гости однажды нагрянули друзья, которых мы с Татьяной сто лет не видели. Хорошо посидели, выпили, а потом разведка донесла их впечатления: «У Лехи появился животик». Животик? У меня животик?! Посмотрел в зеркало – да, действительно, над трусами что-то такое висит.

Посрамленное мужское самолюбие требовало срочной инъекции эндорфинов. Первое, что пришло в голову, – та самая хоккейная коробка на Донской улице, вокруг которой прошло все мое детство. Недолго думая, я создал при МДМ-банке хоккейную команду, и мы с коллегами стали 2–3 раза в неделю ездить в Лужники. Тренировал нас знаменитый советский хоккеист Сергей Бабинов. Когда команда достигла определенного уровня, мы стали делать выезды в Татарстан, Омск, Ригу – играли с предпринимателями, чиновниками, партнерами по бизнесу.

Импульсивные нагрузки, которые давал хоккей, помогали быть в тонусе, но лишний вес не исчезал. Третий удар по моему самолюбию был нанесен в 2003 году. После очередной презентации перед потенциальными клиентами ко мне подошел старый знакомый: «Слушай, я тебя не сразу узнал». – «Почему?» – «Ну… у тебя… это… лицо немного изменилось. Шире стало раза в полтора».

Я вдруг понял, что начинаю себя ненавидеть. Нет, я не был жирдяем, не страдал одышкой, мой вес превышал норму всего на десять килограммов. Но я по натуре перфекционист, поэтому мне и этого хватило. Последней каплей стала поездка в Кейптаун в 2004 году. Там с нами работал гид, который каждый год бегает «Марафон двух океанов» – пятьдесят три километра по горам. А я тогда и пяти не мог пробежать! В этот момент я решил: «Все! Хоккей убираем на второй план. Нужно заниматься спортом на выносливость. Где тут у вас можно кроссовки купить?»

Мои друзья шутят: если уж Панферов за что-то берется, то умри все живое. У меня и правда всегда была репутация зачинщика, который осваивает что-то новое, а потом увлекает за собой всех остальных. Впрочем, первой жертвой своего нового увлечения чуть не стал я сам. Я начал бегать с маниакальным упорством. Простая идея – воспользоваться услугами профессионального тренера и как-то систематизировать свои занятия – почему-то пришла мне в голову не сразу. Результат такой беспечности не заставил себя долго ждать.

Прихожу я однажды после тренировки в банк, сажусь за стол – и не смог понять, что со мной происходит. В сердце аритмия, в теле невесомость, я начинаю куда-то проваливаться, меня накрывает паническая атака, кажется, что прямо сейчас я умру. Слава богу, в этот момент в кабинет зашел мой друг Витя Жидков – он схватил меня под мышку и потащил в медицинский кабинет.

Там меня откачали, но я так и не понял, что это результат перетренированности, и продолжил заниматься в том же духе. Похожие состояния стали повторяться, меня увозили на «Скорой», делали капельницу, кровь из ноздрей хлестала фонтаном. Так продолжалось до тех пор, пока я не загнал себя окончательно.

Из этого состояния пришлось выходить несколько лет. Врачи диагностировали вегетососудистую дистонию на фоне срыва функционирования адаптивных процессов организма, прописали курс транквилизаторов. Хотели даже на пару недель в психоневрологическую клинику положить. Слава богу, нашлись специалисты, которые вытащили меня из этого состояния без применения жестких психотропных препаратов. Стало наконец очевидно, что пора найти хорошего наставника, который будет правильно распределять нагрузки. Так в моей жизни появился Дэвид Вордэн из Солт-Лейк-Сити, известный в Америке тренер по триатлону.

Как ни странно, своему успеху Дэвид во многом обязан стране, которая когда-то называлась СССР. Те методики, которые он мне предложил, были разработаны у нас еще в 70-е годы для советской олимпийской сборной. Это так называемая теория периодизации. Ее суть очень проста: нагрузки должны быть не линейными, а периодическими. В целом надо следовать возрастающему тренду, но по принципу «три шага вперед, один назад». Ты даешь организму мощнейшую нагрузку, он заходит в красную зону, где еще никогда не бывал, но потом надо немного отступить, чтобы он адаптировался. Правильное сочетание отдыха и усилий как раз и дает необходимый рост физической формы. Это, кстати, актуально и для умственной деятельности! Как мы в институте готовимся к сессии? Если зубришь до утра перед самым экзаменом, то приходишь – дурак дураком. А если вечером отложишь учебник и хорошенько выспишься, то наутро вдруг выяснится, что ты все знаешь. Неудивительно. Ведь мозг – та же мышца.