Текст книги "Защита общественных интересов в гражданском судопроизводстве"

Позволю и я себе комментарий как по вышеописанному делу, так и в отношении отдельных суждений А.Н. Латыева. Согласно закону и устоявшейся доктринальной позиции в основе процессуального правопреемства лежит правопреемство в спорных или установленных судом материальных правоотношениях. Указанный подход в целом следует считать абсолютно правильным. В соответствии с превалирующим взглядом на арендные отношения между собственником вещи и арендатором при заключении договора аренды и передачи вещи материального правопреемства не происходит (собственник сохраняет за собой право собственности, а у арендатора появляется право владения и пользования имуществом), соответственно не возникает оно и при прекращении договора аренды и возвращении вещи собственнику. Исходя из этого получается, что и процессуальное правопреемство в описанной ранее ситуации невозможно. Действительно, если бы дело по иску арендатора рассматривалось в суде первой, апелляционной и других инстанций, или если бы истец отказался от иска, то в случае прекращения арендных отношений о процессуальном правопреемстве говорить бы не приходилось. Кроме отсутствия правопреемства в материальном праве между арендатором и собственником доводом против процессуального правопреемства (без допущения предъявления собственником нового иска) в таком случае служило бы еще и то обстоятельство, что интерес арендатора в известном смысле слабее, чем интерес собственника. Право собственности, в отличие от правомочий, возникающих в связи с арендой, – это право, обеспечивающее наиболее полное господство над вещью, а следовательно, если бы арендатор проиграл процесс, совершил необратимые процессуальные действия, то распространение исключительности судебного акта по проигранному им или оконченному по его инициативе делу (или силы совершенных им процессуальных действий) на собственника имущества привело бы к существенным, или даже можно сказать, радикальным ограничениям права на судебную защиту последнего, а также, следовательно, и его права собственности, которое соответственно уже было бы «усечено» судебным решением вне какой-либо возможности его дальнейшей защиты.

Однако применительно к рассматриваемому случаю, как представляется, процессуальное правопреемство все-таки можно было бы допустить и даже при отсутствии правопреемства в материальном праве. В основе такого подхода лежит правовая целесообразность, о которой говорилось выше. Дело в том, что в описанной ситуации вопрос о правопреемстве в процессе возник исключительно в рамках исполнительного производства, т. е. тогда, когда нарушение права пользования арендатора уже было подтверждено судом. Несмотря на то что у собственника и арендатора права (правомочия) пользования абсолютно самостоятельные, право арендатора не может быть шире того правомочия пользования, которое входит в право собственности; права арендатора производны от права собственности, т. е. можно сказать, что эти права, возникая одно из другого (при наличии юридического факта договора аренды и передачи вещи), юридически сходны, однонаправленны, а следовательно, если было установлено нарушение и необходимость защиты права аренды арендатора, то точно в такой же защите нуждается и само право собственности (при воле собственника на это). Поскольку же вопрос о нарушении права арендатора уже был решен судом (факты, с которыми связано нарушение, судом установлены), то несмотря на то, что право собственности носит самостоятельный характер, ему в таком случае нужна точно такая же защита от тех же самых нарушений (в связи с теми же самыми фактами). В связи с этим допущение правопреемства в таких случаях можно считать целесообразным (если на это есть воля собственника и в силу каких-либо причин он не считает нужным оставить решение без исполнения или предъявлять новый иск), так как если бы в действительности собственником был в конечном итоге предъявлен новый иск и основание этого иска было бы точно таким же, что и у иска арендатора, а кроме того, совпадали бы и предметы доказывания по делу, то по логике вещей исход дела по иску собственника очевидно должен был быть точно таким же, как и в деле по иску арендатора. Следовательно, в повторном процессе в действительности, при желании на то собственника, нет никакой необходимости, а допущение процессуального правопреемства в такой ситуации приводит как к ускорению в защите самостоятельных прав собственника, которая основана на тех же самых фактах, что и защита прав арендатора, так и к ограничению в необходимости рассмотрения дел, чей исход очевидно предрешен. Вряд ли абсолютно основателен довод А.Н. Латыева, что процессуальное правопреемство в данном случае невозможно также потому, что ответчик по изначальному делу может иметь самостоятельные возражения против собственника, которые не имели юридического значения в деле по иску арендатора (сразу заметим, что такая ситуация вряд ли типична). Дело в том, что если собственник изберет путь нового иска, а не процессуального правопреемства, то такие возражения, конечно же, могут быть заявлены ответчиком в этом новом деле, однако если собственник пойдет по пути процессуального правопреемства, то при наличии неких юридических фактов, которые имеют значение исключительно для правовых отношений между собственником и тем лицом, которое по иску арендатора было признано нарушителем, такое лицо вполне может предъявить свой самостоятельный иск к собственнику, в котором на соответствующие факты оно и будет ссылаться в качестве его основания и тем самым подтверждать свои права в отношении соответствующего имущества.

Один из примеров целесообразности, ведущей к оптимизации, уже нашел закрепление в законодательстве, но тем не менее всё еще остается предметом научной дискуссии. Речь идет вот о чем. Классический подход, который очень долгое время находил отражение в законодательстве и поддерживался абсолютным большинством ученых, заключался в том, что право на заключение мирового соглашения имеют исключительно стороны, а также третьи лица, заявляющие самостоятельные требования, которые по сути своей являются самостоятельными истцами. В качестве научного андеграунда, не получившего в советской литературе широкой поддержки, выступала позиция, согласно которой в заключении мирового соглашения также могут принимать участие и третьи лица, не заявляющие самостоятельные требования. Такую позицию достаточно аккуратно высказывал А.Ф. Клейнман. М.С. Шакарян, не поддерживая указанную позицию, писала, что такого рода соглашения выходят за пределы данного процесса и не могут влечь прекращения дела без согласия сторон[381]381
  См.: Шакарян М.С. Субъекты советского гражданского процессуального права. М., 1970; Она же. Избранные труды. СПб., 2014. С. 409.


[Закрыть]. Однако видно, что М.С. Шакарян писала не о том, что такие соглашения в принципе невозможны, а лишь о том, что они недопустимы без согласия на них тяжущихся. Наиболее развернутое обоснование допущения мировых соглашений с участием третьих лиц было дано в работах Р.Е. Гукасяна. Однако указанный ученый пошел еще дальше, чем А.Ф. Клейнман, и предположил, что такие соглашения допустимы также и с участием лиц, которые не участвуют в процессе, но заинтересованы в заключении мировых соглашений[382]382
  См.: Гукасян Р.Е. Проблема интереса в советском гражданском процессуальном праве: Автореф. дисс… докт. юрид. наук. 1972. URL: http://www.law.edu.ru/book/book.asp?bookID=69903.


[Закрыть].

Федеральным законом от 26 июля 2019 г. № 197-ФЗ в ГПК РФ была добавлена ст. 153.8 «Заключение мирового соглашения», в соответствии с которой мировое соглашение может быть заключено сторонами на любой стадии гражданского процесса и при исполнении судебного акта. Третьи лица, заявляющие самостоятельные требования относительно предмета спора, вправе участвовать в заключении мирового соглашения в качестве стороны. Третьи лица, не заявляющие самостоятельных требований относительно предмета спора, вправе выступать участниками мирового соглашения в случаях, если они приобретают права, либо на них возлагаются обязанности по условиям данного соглашения. Получается, что в настоящее время третьи лица, не заявляющие самостоятельные требования, могут быть участниками такого соглашения, но, по логике законодателя, такое соглашение без сторон невозможно, и оно в любом случае должно вести к окончанию спора между ними. Подобный подход хоть и не бесспорен, но дает эффект оптимизации, поскольку в рамках одного дела позволяет решить и даже устранить вопрос о будущем возможном споре между стороной процесса и третьим лицом, не заявляющим самостоятельные требования.

Мешает оптимизации и сложившееся и противоречащая доктрине судебная практика, согласно которой при предъявлении встречного иска необходимо соблюдение досудебного порядка[383]383
  См., напр.: Постановление Тринадцатого апелляционного арбитражного суда по делу № А56-48867/2017 6 декабря 2017 г. и многие другие судебные акты.
  От этой практики сделано определенное отступление в Обзоре практики применения арбитражными судами положений процессуального законодательства об обязательном досудебном порядке урегулирования спора Президиумом Верховного Суда Российской Федерации 22 июля 2020 г.


[Закрыть]. Дело в том, что встречный иск – это самостоятельный способ защиты интересов ответчика от иска соответственно при наличии установленных в законе условий его рассмотрение совместно с первоначальным иском бывает либо необходимо, либо целесообразно. Обязывание соблюдения досудебного порядка в таких случаях не способствует предотвращению судебного спора, поскольку таковой уже рассматривается судом, но в нередких случаях затягивает рассмотрение изначального иска (если суд откладывает рассмотрение дела до соблюдения досудебного порядка по встречному иску) либо может приводить к формированию двух дел вместо одного (в той ситуации, если суд начинает рассмотрение изначального иска, а встречный иск по причине несоблюдения досудебного порядка им не принимается к рассмотрению). Также замечу, что если в качестве встречного предъявляется иск, который до этого уже был предъявлен в другой суд, но еще не был им рассмотрен, то несмотря на закрепленное в процессуальных кодексах правило, согласно которому суд возвращает исковое заявление или оставляет исковое заявление без рассмотрения, если в производстве этого или другого суда имеется возбужденное ранее дело по спору между теми же сторонами, о том же предмете и по тем же основаниям, – считаю, что такой встречный иск (при наличии тесной связи с изначальным иском) надо принимать и рассматривать, поскольку их совместное рассмотрение позволяет разрешить два спора в одном деле и зачастую способствует более правильному решению правового вопроса. Оставлять без рассмотрения в таких случаях следует то исковое заявление, которое было подано в другой суд, даже несмотря на то, что это произошло по времени раньше, нежели предъявление встречного иска[384]384
  Однако судебная практика исходит из буквального толкования правил процессуальных кодексов и идет по пути отмены судебных актов лишь по той причине, что суд рассмотрел изначальный и встречный иск, в то время как тождественный встречному иск до его предъявления уже был принят к рассмотрению другим судом. См., напр., определение СК по экономическим спорам Верховного Суда РФ от 29 января 2019 г. № 305-ЭС18-18384.


[Закрыть]. Однако еще в большей мере способствовало бы как оптимизации, так и совместному рассмотрению связанных друг с другом правовых вопросов правило, позволявшее бы решать вопрос об объединении в одно производство дел, рассматриваемых разными судами. Напомню, что в настоящее время такое возможно, только если дела рассматриваются в одном суде (ч. 4. ст. 151 ГПК РФ).

В литературе предлагалось множество мер, с одной стороны, направленных на уменьшение судебной нагрузки, а с другой – обеспечивающих восстановление нарушенных прав и интересов или даже способствующих минимизации правонарушений. Так, заслуживает внимания предложение о наделении свойством исполнимости соглашений, достигнутых в рамках переговоров. Думается, что это возможно в случае их нотариального удостоверения[385]385
  Такое правило о медиативных соглашениях появилось в ФЗ от 27 марта 2010 г. № 193-ФЗ «Об альтернативной процедуре урегулирования споров с участием посредника (медиации)» в 2019 г. О необходимости наделения свойством исполнимости указанных соглашений неоднократно писала Е.Г. Стрельцова. См., напр.: Стрельцова Е.Г. Право на судебную защиту. Под условием // Законы России: опыт, анализ, практика. 2019. № 10. С. 21–26.


[Закрыть]. В литературе также отмечалось, что определенным образом стимулировать снижение судебной нагрузки могло бы расширение случаев, когда нарушитель, отказавшийся от восстановления права во внесудебном порядке, испытывал бы дополнительные неблагоприятные последствия. В частности, за основу в таких случаях предлагается брать положения ст. 13 Закона РФ «О защите прав потребителей» 1992 г., в соответствии с которыми за отказ от удовлетворения требований потребителя в добровольном порядке суд взыскивает с изготовителя (исполнителя, продавца, уполномоченной организации или уполномоченного индивидуального предпринимателя, импортера) штраф в размере 50 % от суммы, присужденной судом в пользу потребителя[386]386
  Е.Г. Стрельцова указывает, что, если лицо избирает прямой судебный порядок, противоположная сторона, исполнившая до рассмотрения дела требование истца, должна иметь возможность требовать возложения на последнего государственной пошлины и всех понесенных судебных издержек. Одновременно у суда должно быть право наложить весомый штраф (предположим, 1/2 от суммы иска или прямо установленную законом сумму) на каждого ответчика, отказавшегося урегулировать спор в досудебном порядке, в случае удовлетворения иска. Стрельцова Е.Г. Право на судебную защиту. С. 21–26.


[Закрыть].

Вероятно, введение дополнительных неблагоприятных последствий могло бы стимулировать лиц к восстановлению нарушенных ими прав и интересов во внесудебном порядке, однако при расширении подобных мер надо действовать предельно аккуратно, ведь применение их к лицам, добросовестно заблуждающимся в вопросе о наличии или отсутствии нарушения, было бы вряд ли оправдано и справедливо, при этом определить, действительно ли лицо заблуждалось в этом отношении, или нет, не всегда просто. В других же случаях у обязанных лиц отсутствуют реальные возможности по немедленному исполнению этой обязанности, что может стать основанием для отсрочки или рассрочки исполнения решения. В связи с этим допущение подобных мер (дополнительных штрафов) возможно не в качестве общего правила и применительно не к любому лицу, а в виде исключения по усмотрению суда в том случае, если из установленных по делу обстоятельств со всей очевидностью следует, что то или иное лицо не могло не знать и не понимать, что является нарушителем, и очевидно могло исполнить свою обязанность. В то же время вполне допустимо в случае нарушения прав и интересов слабой стороны в рамках публичных правоотношений и (или) отказа от восстановления прав таких лиц во внесудебном порядке в ситуации, когда основания для восстановления были, взыскание в пользу потерпевшего заранее установленных законом или определяемых судом денежных сумм из бюджета[387]387
  Такое решение вопроса в целом соответствует социальной справедливости, поскольку если с лица, например, нарушившего налоговое законодательство, кроме недоимки может быть взыскан также и штраф, постольку также справедливо, что в случае нарушений прав и интересов частного лица публичным субъектом в пользу потерпевшего будут взыскиваться некие дополнительные денежные суммы.


[Закрыть]. Думается, что аналогичное решение вопроса могло бы подойти и к тем отношениям, которые не являются административными, но тем не менее одна из сторон которых очевидно слабее другой, а нарушителем является тот, кто сильнее (речь, например, о трудовых отношениях), однако в таком случае взыскание денежных сумм должно будет производиться за счет нарушителя.

Из всего сказанного видно, что тот путь оптимизации правосудия, которого в настоящее время придерживается законодатель, а также ВС РФ, в действительности ведет к выхолащиванию процессуальных гарантий (процессуальной формы), без которых правосудие невозможно[388]388
  По указанному вопросу интересна позиция В.М. Жуйкова. См.: Румак В. «Так называемая оптимизация – это путь в никуда» [Интервью с В.М. Жуйковым] // Закон. 2018. № 1. С. 6–17.


[Закрыть].

Оптимизация судебной нагрузки вполне возможна и без дальнейшего упрощения судебного порядка, если следовать теми путями, которые были предложены в правовой доктрине, а в некоторых случаях и в судебной практике.

Такой орган, как суд, а также осуществляемая им деятельность очень важны для общества, поскольку способны вызывать полезные для него эффекты, тогда как отсутствие суда неминуемо наносит обществу ощутимый вред. Об отсутствии или дефиците суда можно говорить тогда, когда порядок рассмотрения дел не обеспечивает достижение целей судопроизводства, существуют весомые препятствия в доступе к суду. В свою очередь, дефицит защиты права, прежде всего судебной, может привести ко многим неблагоприятным последствиям, например, к оживлению такого явления, как саморасправа.

В заключение напомним: американский юрист, член Верховного суда США Оливер Холмс в последней четверти XIX в. обращал внимание на то, что зачастую привычная и естественная идея предполагается существующей вечно. Тем не менее «многое, что мы считаем общепризнанным, должно было с большим трудом быть придумываемо и с большим трудом осуществляемо ранее»[389]389
  Holmes O.W. The common law 1881. London: Macmillan. P. 2. URL: https://archive.org/details/commonlaw00holmuoft/page/2/mode/2up.


[Закрыть].

Эта мысль актуальна и сегодня. Многие правовые явления возникли в результате сложнейших социальных процессов, правовых открытий и даже завоеваний, путем которых устранялись существующие в обществе проблемы, обеспечивалась реализация различного рода интересов. Большинство из таких явлений в настоящее время представляют собой великую ценность.

Отсутствие понимания этого приводит к тому, что зачастую с неимоверной легкостью правотворцы и даже представители доктрины допускают отказ от правовых ценностей, что весьма опасно для общества, не соответствует общественным интересам и делает более чем вероятным возвращение тех проблем, которые когда-то уже были решены человечеством.

Глава 3. Понятие общественного интереса как объекта защиты. Возможности суда по его защите

3.1. Общественный интерес как объект судебной защиты

3.1.1. В предшествующих разделах этой работы нами ставился (и еще будет затронут) вопрос о понимании общественного интереса, можно сказать, в социолого-правовом контексте. Поднималась также проблематика общественного интереса в правосудии, целей судебного процесса, судебного решения и его значения для общества в целом, а не только для отдельного лица. В этом разделе сконцентрируемся на общественном интересе как объекте судебной защиты, хотя нужно учитывать, что все поднятые ранее и, вероятно, уже решенные (в большей или меньшей степени) вопросы важны для правильного понимания такого объекта.

Следует учитывать, что проблематика интереса в том числе как объекта правовой охраны и судебной защиты становилась предметом изучения действительно значительного числа ученых – представителей теории права, а также практически всех отраслевых наук. В связи с этим приходится остановиться лишь на тех их воззрениях, которые мы считаем существенными применительно к магистральной теме этого исследования.

Начнем с некоторых положений – вводных для данной главы, которые тем не менее основываются на выводах, в том или ином контексте сделанных в предыдущих главах.

Известно, что интересы были объектом судебной защиты с самого начала формирования судебных органов (и их прообразов). Однако пристальное внимание к ним возникло приблизительно в XIX в.

Один из классиков права Р.Ф. Иеринг полагал, что субъективное право и есть законный интерес[390]390
  См.: Иеринг Р. фон. Цель в праве / [Соч.] Рудольфа фон-Иеринга, орд. проф. прав Геттинг. ун-та, чл. – кор. академий: Вен., Рим. и Амстердам., почет. чл. ун-тов: Петерб., Моск. и Казан. Т. 1. СПб., 1881.


[Закрыть].

Позиция ученого вызвала критику со стороны коллег, и именно это можно считать отправной точкой многолетней дискуссии о соотношении таких явлений, как субъективное право и правовой интерес.

Следует заметить, что более поздние исследователи не отождествляли такие явления, как право, свобода и правовые интересы (в контексте их правовой охраны и защиты), однако признавали, что любое субъективное право, а также свобода обусловлены интересами.

Предметом обсуждения стал, в частности, вопрос о том, входит ли интерес в содержание субъективного права, или является лишь его предпосылкой, или, наоборот, целью[391]391
  См. об этом, в частности: Иоффе О. С. Правоотношение по советскому гражданскому праву. Л., 1949 (тип. им. Евг. Соколовой); Братусь С.Н. Субъекты гражданского права. М., 1950; Грибанов В.П. Интерес в гражданском праве // Советское государство и право. М., 1967, № 1. С. 49–56; Толстой Ю.К. К теории правоотношения. Л., 1959; Гукасян Р.Е. Проблема интереса в советском гражданском процессуальном праве / Отв. ред. М.А. Викут. Саратов, 1970.


[Закрыть]. В частности, Д.М. Чечот писал, что интерес служит целью существования субъективного права, так же как для целей передвижения служат транспортные средства[392]392
  См.: Чечот Д.М. Субъективное право и формы его защиты // Избранные труды по гражданскому процессу / Сост. Е.Ю. Новиков; сост., авт. предисл. и коммент. А.А. Ференс-Сороцкий. СПб., 2005. С. 37–56. Указанный автор обоснованно вслед за другими учеными также отмечал, что интересы влияют на объективное право, на его развитие и изменение.


[Закрыть]. Н.С. Малеин указывал, что осознанным интересом определяются цель и мотив поведения. Заключение сделки есть правомерное средство удовлетворения интересов, которые имеют материальный или духовный характер. Правовой результат сделки – передача имущества в собственность или временное пользование – служит удовлетворению этих интересов[393]393
  См.: Малеин Н.С. Гражданский закон и права личности в СССР. М., 1981.


[Закрыть].

Получила распространение позиция, согласно которой отдельное субъективное право может служить удовлетворению сразу нескольких интересов[394]394
  См.: Иоффе О.С. Правоотношение по советскому гражданскому праву; Братусь С.Н. Указ. соч.; Грибанов В.П. Интерес в гражданском праве; Толстой Ю.К. К теории правоотношения; Гукасян Р.Е. Проблема интереса в советском гражданском процессуальном праве.


[Закрыть]. При этом не исключалось, что интересы могут охраняться и защищаться и не посредством субъективного права. Например, В.П. Грибанов обращал внимание на социальное значение каждого субъективного права как средства, через которое обеспечивается соблюдение коренных интересов общества в целом, а также индивидуальных и коллективных интересов участников регулируемых правом отношений. Кроме того, он указывал также, что право, каким бы совершенным оно ни было, не может обеспечить удовлетворения всех без исключения индивидуальных интересов ввиду их значительного разнообразия, а также постоянного возникновения в жизни новых потребностей и соответствующих им интересов. Поэтому законодательство всегда предусматривает лишь такие субъективные права, которые направлены на удовлетворение основных, общих для всех членов общества, типичных интересов. «На случай же появления таких интересов, но не обеспеченных субъективным правом, закон предусматривает возможность их непосредственной правовой защиты…»[395]395
  Грибанов В.П. Указ. соч.


[Закрыть]

Думаем, что приведенная позиция в целом верна. В свою очередь, заметим следующее. Ранее мы уже обращали внимание на то, что регулирование правом общественных отношений в основном направлено на обеспечение общественных интересов. Субъективное право, появляющееся в результате воздействия права в объективном смысле на общественные отношения, является мерой возможного поведения его обладателя, и в первую очередь через такое право реализуются его интересы. Оно же выступает и ограничителем (пределом) реализации интересов, как минимум затрудняющим такое поведение его обладателя в «своих» интересах, которое могло бы в ином случае стать произволом, попирающим интересы любых других их носителей. В связи с этим, конечно же, любое субъективное право призвано служить как интересам его обладателя, так и общественной пользе. Хотя вместе с тем понятно, что указанная общественная польза права в объективном и субъективном смысле существует, только когда с помощью (или через) него в действительности, а не мнимо, обеспечивается баланс различного рода интересов при достаточном многообразии их носителей, на что, впрочем, мы также уже указывали в других разделах этой работы.

В данном случае обратим внимание вот еще на какое, на наш взгляд, важное обстоятельство. Объективное право, основано на, так сказать, презумпции определенного рода интересов, иначе говоря, на нашедших в таком праве, а следовательно, и в субъективных правах, предположениях – в чем заключается тот или иной интерес различных лиц[396]396
  Презумпции могут быть не только доказательственными. Они заложены во всем правовом регулировании. Сказанное можно выразить очень просто: «принято считать, что лучше так, а не иначе» или «лучше такое регулирование, а не иное».


[Закрыть]. Например, считается, что такой интерес состоит в большей мере в принадлежности имущества определенному лицу, чем в отсутствии имущества; в возмездности сделки он очевиднее, чем в ее безвозмездности; в сохранении правового положения он проявляется отчетливее, нежели в его изменении или признании отсутствующим. По общему правилу, полностью правосубъектное лицо своей волей, конечно же, может преодолеть подобную модель иерархии интересов.

Очень хорошо презумпцию интересов можно видеть в отношении недееспособных и малолетних лиц, поскольку их воле либо вообще не придается юридического значения, либо придается, но в ограниченном объеме. Соответственно, следует полагаться на то, как интересы указанных лиц определены в нормах права.

Так, интерес несовершеннолетних (вне зависимости от их позиции, если она есть) заключается в том, что их родители обязаны их содержать; несовершеннолетних и недееспособных – в приумножении, а не в сокращении их имущества и т. д. Подобное положение вещей, очевидно, имеет древние корни и выражает сложившееся представление о том, что человеку полезно.

В целом все сказанное применимо и в отношении общественных интересов. Однако в их случае надо учитывать следующее: общество, как мы отмечали, не является абсолютно безмолвным носителем интересов. В тех случаях, когда речь идет о правовом регулировании, совершенно недопустимо, чтобы творцы позитивного права через него заключали всех и каждого «в клетку» исключительно собственного понимания пользы, не учитывая, что те все, из кого состоит общество, – разнообразны, при этом либо не замечая интересов подчас значительных частей общества, а то и напрямую запрещая их реализацию.

В связи с этим не будет лишним напомнить, что в науке дискутируется вопрос: носит интерес субъективный или объективный характер. Мы согласны со сторонниками подхода, предусматривающего сочетание субъективного и объективного в интересе. Имеется в виду, что на то, как появляются определенного рода интересы, влияет множество факторов. В первую очередь характер этого процесса предопределяет сама природа человека как вида существ, населяющих планету, а также множество иных факторов, влияющих на отдельную социальную группу и индивида: от биологических до социальных. Соответственно, интересы у людей существуют объективно, но сами они и их характер зависят от субъекта, на формирование которого повлияли всевозможные факторы.

Далее заметим, что, вопреки позиции В.П. Грибанова, существование интересов, охраняемых и защищаемых вне субъективных прав и свобод, вызвано далеко не только тем, что объективное право не успевает учитывать вновь возникающие интересы в обществе, но и многими другими причинами.

Остановимся на этом вопросе более подробно. В ГПК РФ, кроме субъективных прав и свобод, в числе объектов защиты перечислены также и законные интересы[397]397
  Положения ГПК РФ (ст. 2) о «законных интересах» как объектах защиты порой становятся объектом нападок со стороны отдельных ученых. Например, Е.А. Крашенинников писал, что в «статьях ГПК РФ, разработчики которых оказались не способны уяснить себе суть дела, речь должна идти о защите не законных, а охраняемых законом интересов». «Некоторые интересы, как, например, интерес собственника во владении, пользовании и распоряжении своей вещью, интерес покупателя в передаче ему купленной вещи и т. д., признаются законом посредством наделения заинтересованного лица соответствующим субъективным гражданским правом. Интерес, получивший признание со стороны закона путем предоставления его носителю субъективного гражданского права как средства удовлетворения этого интереса, я называю законным интересом. Вместе с тем существуют и такие интересы, признание которых не сопровождается наделением заинтересованных лиц как носителей этих интересов субъективными гражданскими правами. К ним, в частности, относятся интересы, упомянутые в п. 2 ст. 39 Семейного кодекса Российской Федерации… но эти интересы также не являются и интересами, лишенными юридического значения, поскольку они могут повлиять на содержание выносимого судом решения. Предоставляя в случае спора каждому из супругов в целях удовлетворения интереса в преобразовании его имущественно-правового положения право требовать раздела общесупружеского имущества, закон управомочивает суд, осуществляющий раздел имущества, отступить от начала равенства долей супругов в их общем имуществе исходя из интересов несовершеннолетних детей и (или) заслуживающего внимания интереса одного из супругов. В отличие от интереса супруга в преобразовании его имущественно-правового положения интересы, о которых говорится в п. 2 ст. 39 СК РФ, не связаны с какими-либо субъективными гражданскими правами как средством их удовлетворения и, следовательно, не являются законными интересами (в ранее разъясненном смысле); но эти интересы также не являются и интересами, лишенными юридического значения, поскольку они могут повлиять на содержание выносимого судом решения. Интерес, признанный законом в качестве обстоятельства, которое может или должно учитываться правоприменительным органом при разрешении соответствующего дела, я называю юридически значимым интересом. Охраняемый законом интерес есть законный интерес. Однако не всякий законный интерес является охраняемым законом интересом. Для того чтобы интерес в результате его признания со стороны закона мог приобрести статус охраняемого законом интереса, должны быть выполнены условия двоякого рода. Гражданско-правовое признание интереса, выражающееся в предоставлении субъективного права, происходит посредством наделения заинтересованного лица либо регулятивным, либо охранительным субъективным гражданским правом. Регулятивное субъективное гражданское право призвано опосредствовать нормальное развертывание упорядочиваемого им общественного отношения, при котором соответствующий интерес осуществляется беспрепятственно. В связи с этим он не нуждается в правовой защите и не может выступать ее предметом. Отсюда с полной ясностью видно, что ни один из интересов, удовлетворяемых при посредстве регулятивных субъективных гражданских прав, не способен конституироваться в качестве охраняемого законом интереса. Такой способностью могут обладать только интересы, обеспеченные охранительными субъективными гражданскими правами. Итак, первым условием превращения интереса в охраняемый законом интерес является предоставление его носителю охранительного субъективного гражданского права. Второе существенное условие, необходимое для того, чтобы интерес мог приобрести статус охраняемого законом интереса, состоит в том, что обеспечивающее его удовлетворение охранительное субъективное гражданское право должно быть направлено на защиту этого интереса. В противном случае удовлетворяемый при посредстве охранительного субъективного гражданского права интерес не будет противостоять этому праву в качестве охраняемого законом интереса. Например, интерес собственника в выдаче ему вещи незаконным владельцем, или, что одно и то же, интерес собственника в защите права собственности от посягательства, связанного с лишением владения, хотя он и смыкается с охранительным субъективным гражданским правом (правом на виндикацию вещи), не приобретает качества охраняемого законом интереса, так как право на виндикацию вещи есть средство защиты права собственности, а не интереса в его защите. Напротив, это качество присуще интересу соответствующей стороны оспоримой обязательственной сделки в восстановлении своего правового положения путем прекращения порожденных сделкой субъективных гражданских прав и обязанностей именно благодаря тому, что обеспечивающее удовлетворение этого интереса право на оспаривание сделки вместе с тем является и средством его защиты. Таким образом, для приобретения интересом статуса охраняемого законом интереса необходимо, во-первых, чтобы он получил признание со стороны закона путем наделения заинтересованного лица охранительным субъективным гражданским правом и, во-вторых, чтобы это право было направлено на защиту данного интереса. Сообразно с этим охраняемый законом интерес определяется как интерес, получивший признание со стороны закона путем предоставления его носителю охранительного субъективного гражданского права как средства защиты этого интереса. Выявление правовой природы охраняемого законом интереса свидетельствует о научной необоснованности ст. 2, ч. 1 ст. 3, ч. 1 и 2 ст. 4 и некоторых других статей Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации (далее – ГПК РФ) в той их части, где говорится о защите „законных интересов“. Как явствует из предыдущего изложения, понятием „законные интересы“ охватываются три группы интересов: 1) интересы, признанные законом путем предоставления заинтересованным лицам регулятивных субъективных гражданских прав; 2) интересы, получившие признание со стороны закона посредством наделения их носителей охранительными субъективными гражданскими правами, которые не направлены на защиту этих интересов; 3) охраняемые законом интересы. При этом интересы, входящие в первую группу (например, интерес собственника во владении, пользовании и распоряжении своей вещью), и интересы, составляющие вторую группу (например, интерес собственника в защите права собственности от посягательства, связанного с лишением владения), не могут подлежать правовой, в том числе судебной, защите. Из всех законных интересов предметом такой защиты могут выступать только охраняемые законом интересы». Крашенинников Е.А. Правовая природа охраняемого законом интереса // Вестник ВАС РФ. 2010. № 5. С. 72–80.
  К сожалению, мы не можем позволить себе подробный разбор обозначенной выше позиции ученого, однако не хотим и вовсе ее игнорировать. Упрекая разработчиков ГПК РФ в «неспособности уяснить суть дела» Е.А. Крашенинников сам, по-видимому, не до конца разобрался в его сути. Им, в частности, искусственно разделяются интерес в рамках «нормального развертывания» правоотношения и тот, который имеется в случае правонарушения. В действительности тот самый интерес, который беспрепятственно реализовывался до нарушения, остается самим собой и вследствие нарушения и, конечно же, защищается за счет «расчистки» судом пути его реализации.
  Указанный ученый безмерно обедняет понятие защиты интересов в частности тем, что без каких-либо научных оснований иссекает из нее тот эффект, который возникает в результате применения судом п. 2 ст. 39 СК. Хотя, думается, даже из самой формулировки п. 2 ст. 39 СК РФ следует, что закон охраняет, а суд защищает – путем отступления от начала равенства долей супругов в общем имуществе – интересы абсолютно конкретных лиц.
  Наконец, Е.А. Крашенинников безапелляционно утверждает, что в случае любого правонарушения возникает «охранительное гражданское право». С его помощью охраняются регулятивные субъективные права, а в случае их отсутствия – охраняемые законом интересы. Такие субъективные охранительные гражданские права возникают, по его мысли, даже при недействительных сделках – ими являются «права на оспаривание сделки».
  Однако в действительности искусственность такого охранительного права и, соответственно, ненужность его выделения очевидны. Если следовать предложенной Е.А. Крашенинниковым логике, то получается, что охранительное правоотношение между сторонами сделки имеется, не только когда речь идет об оспоримой, но также и о ничтожной сделке. Соответственно получается, что в силу отсутствия возникающего из ничтожной сделки правоотношения автоматически возникает охранительное правоотношение по признанию такой сделки недействительной. Видимо, точно такой же алгоритм подразумевается и в случае незаключенного договора, при котором по такой логике должно возникать охранительное правоотношение по признанию его незаключенным. Однако каким практическим целям служит подобная конструкция правоотношений, из рассуждений Е.А. Крашенинникова так и не становится ясно.
  Тем не менее никаких охранительных правоотношений не существует. В случае ничтожности сделки или незаключенности договора у несостоявшейся стороны правоотношения может иметься правовой интерес в том, чтобы считаться им не связанной, который вследствие этого и защищается судом при удовлетворении соответствующего иска.
  Заметим также, что конструкция «охранительного правоотношения», содержанием которого является право «стороны» несостоявшейся сделки признать ее недействительной и, по-видимому, обязанность другой ее «стороны» такую сделку оспорить, ущербна еще и потому, что сделку недействительной признают не ее стороны, а суд. Понуждать к этому сторону сделки очевидно бессмысленно. Однако, конечно же, суд нельзя признать стороной охранительного (напомним, материального) правоотношения как минимум потому, что в таком случае он не сможет рассматривать спор из правоотношения, стороной которого он сам является.
  Подробную критику «охранительных правоотношений» см.: Сергун А.К. Некоторые итоги развития теории охранительных правоотношений // Проблемы защиты субъективных прав граждан и организаций в свете решений XXVII Съезда КПСС: Сб. научных трудов / ВЮЗИ. М., 1988. С. 58–67; Она же. Некоторые итоги развития теории охранительных правоотношений // Вестник Университета имени О.Е. Кутафина (МГЮА). 2021. № 12. С. 231–240.
  Наконец, замечу, что разработчики ГПК РФ, разумеется, не играли в термины и под «законным интересом», по сути, подразумевали любой интерес как опосредованный субъективным правом, так и не опосредованный им, однако способный быть предметом судебной защиты.
  Недостаток формулировки «законные интересы» заключается лишь в том, что под такими интересами, скорее всего, подразумевают лишь такие, которые соответствуют закону, хотя, по нашему мнению, объектами судебной защиты также должны выступать и правовые интересы, не соответствующие и даже порой нарушаемые позитивным правом (законом).


[Закрыть].

Нам хорошо известно о существующей дискуссии о соотношении таких понятий, как «законные», «охраняемые законом», «юридические», «правовые интересы»[398]398
  Р.Е. Гукасян считал, что в широком смысле понятие «охраняемый законом интерес» охватывает как интересы, опосредованные субъективным правом, так и не опосредованные. В узком же смысле под такими интересами понимаются «социальные потребности, взятые законом под свою охрану не путем наделения носителя интереса материальным субъективным правом, а путем предоставления ему (или же другим лицам) права прибегнуть к судебной или иным правовым формам защиты». При этом профессор Гукасян обращал внимание на то, что в научной литературе и практике охраняемые законом и правовые интересы зачастую отождествляют, тогда как, по его мнению, такие интересы нетождественны. Охраняемые законом интересы могут быть и не правовыми, а духовными, экономическими, политическими, а правовые могут и не охраняться законом, если они являются результатом противоправных действий. «Так, интерес лица в нотариальном удостоверении договора купли-продажи жилого дома, приобретенного в обход закона, является правовым, но не охраняемым законом…» Соответственно, согласно такому подходу правовой интерес – это интерес в совершении юридически значимых действий, в возникновении правовых последствий. Гукасян Р.Е. Охраняемый законом интерес как предмет судебной защиты // Ученые труды Саратовского юридического института. Саратов, 1969, Вып. 3. С. 166–179; Он же. Проблема интереса в советском гражданском процессуальном праве: Автореф. дисс… д-ра юрид. наук. М., 1971. URL: https://www.prlib.ru/item/360946.


[Закрыть].

Тем не менее принимавшие участие в дискуссии ученые свои позиции по указанному вопросу выстраивали, в первую очередь руководствуясь позитивистским подходом к праву. Не отрицая того, что и в рамках даже такого узкого подхода интерес может пониматься по-разному, в рамках нашего исследования под правовым интересом будет пониматься такой интерес, который может быть и не учтен позитивным правом или даже запрещен им, но соответствует праву в широком его смысле. Однако и ему суд (исходя из его роли в обществе, о которой мы писали ранее) должен давать защиту путем его выявления, признания его значения и правовой силы и обеспечения реализации[399]399
  Следует обратить внимание, что наличие и допущение защиты интересов, не опосредованных субъективными правами, в современной доктрине практически общеризнано. Тем не менее отдельные авторы полагают, что использование в отечественном законодательстве категории «законный интерес» противоречит принципам «реального права». Е.А. Михайлова пишет, что наличие такого интерса у субъектов российского права носит исключительно декларативный характер, поскольку нигде не определено его понятие, не выделены конкретные интересы организаций и граждан, не определены процессуальные средства их защиты. Положение ГПК РФ, относящееся к объектам защиты «законных интересов», противоречит ч. 1 ст. 46 Конституции, в которой говорится лишь о гарантированности судебной защиты прав и свобод. См.: Михайлова Е.А. Процессуальные формы защиты субъективных гражданских прав, свобод и законных интересов в Российской Федерации: судебные и несудебные: Дисс… д-ра юрид. наук. М., 2013.
  Конечно, с указанным автором согласиться невозможно. Обратим внимание лишь на отдельные положения. В законе отсутствует не только определение понятия «законный интерес», но также и таких понятий, как «субъективное право» и «свобода», существование которых никем не ставится под сомнение, в том числе и самой Е.А. Михайловой. В действительности бывает немало случаев, когда речь идет не о правах, а об интересах. И, конечно, исключать такие интересы из числа объектов судебной защиты недопустимо.
  Вызывает недоумение утверждение Е.А. Михайловой, что положение ГПК РФ, перечислившее среди объектов защиты также и законные интересы, противоречит Конституции РФ.
  Во-первых, если вести речь о букве Основного закона, то положение, содержащееся в его ст. 46 (о котором пишет указанный автор), отнюдь не запрещает защиту законных интересов наряду с субъективными правами и свободами, а лишь определяет, что судебная защита прав и свобод – гарантируется. Соответственно, положения отраслевого законодательства, включающие в число объектов защиты также и законные интересы, попросту дополняют конституционные положения, а не нарушают их. Думается, то обстоятельство, что в тексте Конституции говорится о правах и свободах, связано в первую очередь с попыткой ее разработчиков акцентировать внимание на необходимости их реальной, а не мнимой защиты. Предпосылкой этого являлось то обстоятельство, что, как известно, в советский период многие права, а также свободы человека декларировались, но в реальности никак не обеспечивались и, соответственно, при их нарушении не защищались.
  Во-вторых, даже если бы положения отраслевого законодательства не перечисляли бы «законные интересы» среди объектов судебной защиты, то основываясь на том, что государство обязано ее обеспечивать, такие интересы, конечно же, все равно должны были быть включены в число ее объектов.
  Более того, считаем, что, поскольку права человека являются обязательным компонентом права и на этом согласно гл. 2 основывается также и действующая Конституция РФ, а как уже неоднакратно обращалось внимание в настоящей работе – через такие права обеспечивается реализации многих интересов, включая общественные, которые могут и не быть учтены конкретными положениями позитивного права или даже нарушаться ими, то, соответственно, и защита таких неучтенных интересов, по сути, гарантируется Конституцией РФ.


[Закрыть].

В отношении «охраняемых законом интересов» нужно понимать следующее. Определенные интересы, которым придается правовое значение, не нуждаются или даже не могут олицетворяться через субъективные права. В чем конкретно заключается законный интерес, зачастую несложно понять из положений закона, регулирующих общественные отношения определенным образом и делающих возможным инициирование судебного процесса лицами, не являющимися субъектами какого-то правоотношения, в защиту своих, а не чьих-то чужих интересов. Именно такой интерес становится объектом защиты в случае судебного признания недействительности сделок, которое в ряде ситуаций возможно и не по иску их сторон[400]400
  Отчетливо это видно при удовлетворении исков кредиторов должника о признании недействительными совершенных им в преддверии банкротства сделок. Защищаемым в таких случаях является интерес кредиторов в возвращении имущества должника с целью включения его в конкурсную массу последнего, за счет которой кредиторы смогут удовлетворить свои права требования к нему.
  Аналогичным образом защищаются и интересы участников юридического лица в сохранении их имущества в случае удовлетворения их исков об оспаривании сделок организации и возмещении ей убытков, поскольку несмотря на то, что имущество юридического лица и его участников обособленно, стоимость активов юридического лица напрямую влияет на стоимость имущества (имущественного права) участника – акций, долей в уставном капитале. Верно рассуждает Д.Ю. Ионова, которая пишет, что «предъявляя иск о возмещении убытков, причиненных корпорации в результате действий органа управления, участник преследует интерес возместить причиненный ему ущерб за счет снижения величины чистых активов и размера прибыли, которую он может получить от участия в корпорации». См.: Ионова Д.Ю. К вопросу о необходимости косвенных исков как способа защиты прав участников российских корпораций // Актуальные проблемы современных форм защиты прав и свобод человека и гражданина: Сб. научн. ст. и тезисов по мат-лам Международн. научно-практ. конф., Великий Новгород, 23–24 марта 2017 г. В. Новгород, 2017. С. 205–206. Подробное обоснование этой позиции см.: Казиханова С.С. Проблема верного определения процессуального положения корпорации и ее участников, их процессуальных прав и обязанностей по косвенным искам // Законы России: опыт, анализ, практика. 2021. № 9. С. 42–57. Сверх того заметим, что в связи со сказанным вряд ли уместно называть подобного рода охраняемые и защищаемые судом интересы и предъявляемые с этой целью иски косвенными, поскольку очевидно, что, обращаясь в суд, истец пытается напрямую, а не как-либо опосредованно защитить свой интерес, хотя одновременно с этим чаще всего непосредственным объектом защиты оказывается также и интерес самого юридического лица.


[Закрыть], незаключенности договора и во многих других.

Далее заметим, что в ходе развития права возникновение таких явлений, как правоспособность и субъективные права, имело очевидный практический смысл. Потребность в них есть тогда, когда наиболее полноценная реализация интереса происходит посредством конструкции правоотношения, субъекты которого, как правило, определены, и более того, понятно, кто и в какой мере может (субъективное право) и (или) должен (субъективная обязанность) действовать. Исключение составляют абсолютные правоотношения, в которых конкретно определяемой является лишь одна из сторон[401]401
  В определенной мере можно сказать, что именно потребность в конкретике послужила причиной появления искусственных юридических личностей (создаваемых людьми или другими искусственными личностями), так как аккумулирование определенного рода интересов множества лиц, считая каждого из их носителей правообладателем (или обязанным лицом) в отношениях с контрагентами, было очевидно практически неудобно как для самих таких лиц, так и любых других акторов общественных отношений. Соответственно, для реализации (как правило) множества совокупных интересов (например, в получении дохода), в частности, стали создаваться организации, которые должны были служить интересам (удовлетворять интересы) их создателей, признаваемые при этом самостоятельными юридическими личностями, также способными иметь свои юридические интересы и вступать в правоотношения. При этом такие интересы организаций, конечно же, не заменяли собой интересы их создателей, поскольку реализация интересов искусственной личности в разных конкретных правоотношениях в конечном итоге вела и к удовлетворению интересов учредителей.


[Закрыть].

Однако в ряде случаев учитываемые правом интересы могут реализоваться и вне участия их носителей в конкретных правоотношениях. А иной раз вообще нет никакой практической целесообразности в признании за носителями интересов правоспособности. Ведь даже если ее за ними признать, а следовательно, допустить их участие в правоотношении, то в реальности они будут абсолютно неспособны ни осуществлять права, ни исполнять обязанности. Реализация их интереса в таких случаях происходит не через вступление в правоотношение и, соответственно, конструкцию субъективного права, а при условии невоспрепятствования ей. В свою очередь, объективное право может дозволять такую реализацию и воспрещать любым субъектам ей препятствовать[402]402
  Вряд ли стоит считать продуктивной идею Е.С. Смагиной о необходимости выделения наряду с «правоспособностью» так называемой интересоспособности. Смагина Е.С. Участие государства в современном цивилистическом процессе: моногр. М., 2021. С. 268; Она же. Теоретико-практические проблемы участия государства в современном цивилистическом процессе: Дисс… д-ра юрид. наук. Саратов, 2022.
  Интерес у различных акторов либо имеется, либо отсутствует, способность к обладанию им предопределена природой носителя, а также его положением в системе общества. Право может лишь признавать значение интересов или же считать их юридически незначимыми или даже противоправными, но определить способность к обладанию ими оно не в состоянии.


[Закрыть].

Носителем подобного рода интересов может быть, в частности, общество. Понятно, что в признании за ним самостоятельной правоспособности в нашем понимании нет никакой необходимости. Удовлетворение же его интересов по большей мере происходит и вне конструкции правоотношения. Однако по той причине, что в ряде случаев для реализации его интересов без конструкции конкретных правоотношений все же не обойтись, а оно само весьма аморфно (во всяком случае, для его конкретизации в качестве наделенного правом или обязанного лица), создаются самостоятельные юридические личности, которые и вступают в конкретные правоотношения с целью обеспечения общественных интересов, например, заключают договоры для удовлетворения государственных и муниципальных нужд. В некоторых случаях при защите интереса исполнение решения происходит не буквально в пользу носителя интереса, а в пользу другого – конкретного правоспособного лица, которое тем не менее в дальнейшем обязано потратить полученное на обеспечение (восстановление) изначально попранного интереса. Так, например, при удовлетворении иска о взыскании компенсации за причинение вреда окружающей среде платежи зачисляются в бюджет соответствующего публичного образования, однако последнее обязано совершать действия по восстановлению среды.

Безусловно, разнообразные интересы реализуются и через правовые свободы. Однако происходит это вне достаточно жестких рамок субъективных прав. Субъективное право – это всегда мера возможного поведения, т. е. заранее определенный объективным правом объем допустимой реализации и удовлетворения интересов, в то время как свобода – это зона действия, в которой практически нет никаких ограничений. Это пространство «без» государства и его права, и именно в его рамках реализуются соответствующие интересы отдельных лиц и общества. Границы же свободы (которые так или иначе существуют) определяются лишь основополагающими общественными интересами и свободами других лиц.

Из всего сказанного можно сделать простой вывод: такие правовые явления, как субъективные права и свободы, служат реализации интересов, следовательно, при их защите ее получают и соответствующие интересы[403]403
  О том, что при защите любого субъективного права также защищается и интерес, писали многие авторы. См., напр.: Кожукарь А.Н. Право на судебную защиту в исковом производстве. Кишинев, 1989. С. 24.


[Закрыть]. Однако сказанное не исключает, что правовые и законные (охраняемые законом интересы) могут выступать в качестве самостоятельных объектов защиты.

3.1.2. Интерес – сложное явление. Даже в правовой сфере существует множество подходов к его сущности[404]404
  Сложившиеся в юридической доктрине подходы основаны на положениях психологии, социологии экономической теории и даже биологии. Соответственно, оперируя категорией «интерес», я так или иначе буду касаться и подходов к нему, предложенных не только правовой, но и другими науками.


[Закрыть].

Разные ученые под интересами понимали потребности[405]405
  См.: Гукасян Р.Е. Проблемы интереса в советском гражданском процессуальном праве.


[Закрыть], выгоды[406]406
  См.: Гурвич М.А. Гражданские процессуальные правоотношения и процессуальные действия // Избранные труды. Т. 1.


[Закрыть], блага[407]407
  См.: Брауде И.Л. К вопросу об объекте правоотношения по советскому гражданскому праву // Советское государство и право. 1951. № 3; Морозова Л.А. Теория государства и права: Учеб. 6-е изд., перераб. и доп. М., 2019.


[Закрыть], стремление ими пользоваться[408]408
  См., напр.: Субочев В.В. Теория законных интересов: Автореф. дисс… докт. юрид. наук. Тамбов, 2009. С. 12.


[Закрыть], возможности[409]409
  См.: Витрук Н.В. Общая теория правового положения личности. М., 2008; Субочев В.В. Законные интересы // Проблемы теории государства и права: Учебник / Под ред. А.В. Малько. М., 2012. С. 362–380.


[Закрыть], дозволенности[410]410
  См., напр.: Малько А.В. Субъективное право и законный интерес // Правоведение. 1998. № 4. С. 58–70. Обзор позиций по вопросу о понимании интереса см., напр.: Малько А.В., Субочев В.В. Законные интересы как правовая категория. СПб., 2004; Субочев В.В. Законные интересы. М., 2008. Довольно подробное освещение подходов к пониманию интересов в праве, их анализ проделала Т.В. Сойфер. См., в частности: Сойфер Т.В. Гражданско-правовые основы формирования и развития некоммерческих организаций: Моногр. М., 2012; Долинская В.В. Интересы в гражданском обороте, их оформление и обеспечение их баланса // Законы России: опыт, анализ, практика. 2021. № 2; Смагина Е.С. Интерес как предмет судебной защиты в гражданском судопроизводстве // Вестник гражданского процесса. 2019. № 6. С. 45–75.


[Закрыть]. Сразу заметим, что известная сложность в выборе наиболее точного подхода к интересу заключается в том, что многие из перечисленных понятий сами по себе неоднозначны. Кроме того, собственно интерес нередко проявляется очень по-разному, что предопределяет те или иные трудности в изучении его сущности. Полагаем, что наиболее близок к реальности подход к интересу как к определенного рода потребности. Отсюда правовыми и законными можно считать интересы, которым нужна правовая охрана, поскольку без нее их реализация может быть затруднена или даже невозможна. Этот подход можно считать универсальным для всевозможных случаев взаимодействия интересов и права, поскольку он вполне адекватен как проблематике насущного и должного правового регулирования (мере учета интересов позитивным правом, его соответствия существующим интересам), так и рассмотрению интереса как объекта правовой охраны и защиты.

Очевидно, что объектом охраны в прямом смысле слова не может выступать само благо, которое служит лишь способом реализации и удовлетворения интересов. Например, ребенок имеет различного рода потребности, для удовлетворения которых нужны определенные материальные затраты. Закон формализует и охраняет такие интересы в виде права несовершеннолетнего на получение содержания от родителей. В свою очередь, само содержание в таком случае является благом, которым удовлетворяются интересы. Защита же выраженному в субъективном праве интересу предоставляется путем понуждения родителей к исполнению обязанности по содержанию ребенка, т. е. к предоставлению блага.