Текст книги "Властелин вероятности"

ГЛАВА
СЕДЬМАЯ

Старый пятак лежал посреди низкого столика в комнате – год тысяча девятьсот сорок первый. А рядом – черный, как антрацит, камень. Очень гладкий, его все время хотелось коснуться.

– Ты можешь многому не поверить. – Сергей присел на циновку рядом с Анечкой.

Его плечо под рубашкой было перетянуто бинтом, на котором даже через ткань виднелось пятно крови.

– Я теперь уже готова поверить всему, – усмехнулась она. – Расскажи, откуда ты обо всем знаешь?

Они помолчали, глядя на камень.

– Значит, правда есть кто-то, кому удается управлять случайностями? – негромко спросила Анечка. – То, что с нами произошло, – это ведь не было глюком. Да? И ветер. Он всегда там, где ты. Я заметила сразу.

– Да.

– И ты с самого начала обо всем знал?

– Предполагал. У меня нет доказательств, только это почти ничего не меняет. Даже если бы мне кто-то поверил, что с того?

Анечка задумалась.

– Все очень странно, – сказала она. – Сейчас мне кажется, будто это было с нами во сне или вообще ничего не было. Уютная комната, ты рядом. А всего час назад на нас падали трубы, доски и провода… Ты об этой войне говорил?

– Да.

– Значит, ты все-таки знаешь, кто враг?

– Нет.

Это прозвучало коротко, как выстрел.

– Я не могу до него добраться, не могу понять, кто он и что ему нужно. Единственное, что я вычислил, – это город.

– Какой город?

– Этот. Я не случайно здесь оказался, я его искал и вычислял по многим признакам. Теперь, особенно после сегодняшней ночи, я знаю – враг здесь. И он как-то связан с водой. Может быть, и Питер был выбран им из-за обилия воды.

Анечка поежилась. Если бы не память о происшедшем, она бы решила, что говорит с психом. Расскажи она о чем-то подобном командиру ячейки, тот бы ее поднял на смех и прочел лекцию о недопустимости поповских сказок в работе агента. Но теперь она уже не была уверена в правоте командира, скорее напротив – история с зеркалом в каморке Шпрота приобрела особый оттенок.

– Я знаю, что он тут, – повторил Сергей. – Потому что этот город особенный, это город-игрушка, он ненастоящий. Может быть, его вообще нет и он просто кажется нам. Эдакий сон человечества.

– Перестань! – В голосе Анечка проскочила истерическая нотка. – Ты опять меня пугаешь! Ты можешь говорить нормально?

Сергей устало опустил взгляд.

– Если бы ты знала, сколько сил я потратил на эти поиски! Случайности – вот что указывало мне путь. В этом городе за всеми стечениями обстоятельств отчетливо виден разум. Это похоже на цепочки условных рефлексов, на охоту паука. Простейшие действия, вроде напряжения мышц и выделения различных секретов, ведущие к одной цели – употребить насекомое в пищу.

– Ты говоришь очень страшно, – поежилась Анечка. – Ты же знаешь, я боюсь пауков. У меня нервы и так на пределе.

– Это самое точное сравнение. Город-паук. – Сергей вздохнул. – И окрашено оно правильно. Знаешь, когда мне было тринадцать лет, мою мать отправили в командировку в Японию и она взяла меня с собой. Мы прожили там три года, и я удивился, как старательно японцы не позволяют случаться случайностям. Я учился в японском додзе, моим учителем был Мацудайра-сан. В Японии нет ничего случайного. Почерк у них не случаен, в садах выверенное подобие беспорядка, а каждое занятие, от каллиграфии до боевых искусств, – сплошной ритуал, не позволяющий делать не то что лишних, но и вообще случайных движений. За счет этого у них стройное и внятное мышление. Настолько внятное, что одно и то же слово имеет до десятка значений, но это им нисколько не мешает общаться. У них даже лед и пламя обозначены одним словом. Чем ближе к Питеру, тем игра случайностей заметна все больше, тем отчетливее они принимают форму разумного действия. Здесь случайности почти не вписываются в теорию вероятностей. Ты не обращала внимания, какие шуточки Питер выделывает с цифрами? Например, в тринадцатом доме по тринадцатой линии Васильевского острова в квартире номер тринадцать живет мужик по фамилии Чертов. Я сверился с телефонным справочником.

– Ужас какой, – передернула плечами Анечка. – А я как-то поехала к дантисту и забыла дома талон. Звоню Светке, она называет мне номер талона, чтобы можно было восстановить очередь. Номер был 1748. Но, когда я дошла до регистратуры, я усомнилась, что запомнила номер правильно.

– Почему? – поднял брови Сергей.

– Потому что время, на которое мне было назначено, было 17:47. Я не поверила в такое совпадение, и пришлось звонить снова. Из-за этого я опоздала к дантисту.

Сергей взял в руку пятак.

– Я много ездил по разным местам и наблюдал за случайностями. Разумная цель, схема, в Питере прослеживается особенно сильно. Но главное даже не в этом. Этот город обладает странным свойством – он позволяет человеку воздействовать на случайности одним лишь желанием или настроением. Сильная эмоция почти сразу вызывает ответную реакцию, город словно играет с тобой. Сегодня, в начале прогулки, ты не могла этого не заметить.

– Я заметила, но как такое возможно?

– Не знаю. Но в этом городе все нестабильно – и ход событий, и время, и даже пространство. Эмоции людей зависят от того, в какую сторону дует ветер, а ветер иногда зависит от происходящего с людьми. Это кажется странным, но если пожить тут долго, начинаешь привыкать. Может, кто-то просто понял законы этого города? Иногда мне кажется, что я и сам близок к разгадке. Взять сегодняшний день. Поначалу город был с нами ласков, но едва я начал рассказывать о своих изысканиях, все изменилось. Нельзя было не ощутить агрессию. Но чем ближе мы были друг к другу, тем труднее Питеру было с нами играть. И он словно специально старался нас разлучить. Ты почувствовала?

– Да.

– Он то пугал тебя, то вызывал ко мне злость или обиду и тогда получал власть над нами. Но пока мы держались за руки, все было хорошо.

– Я помню, – шепнула девушка.

– Мы сами управляли им как хотели. Я еще никогда, ни с кем не чувствовал себя так. Во всем Питере есть только одно место, где город бессилен, но мы не дошли туда, ты испугалась и убежала. Это одна из могил на Смоленском кладбище, именно ее я и хотел тебе показать.

– В ней есть что-то особенное?

– Нет. Обычный крест, сваренный из железных труб. И надпись: «Инженер Ю. М. Семецкий, 1897–1939». Рядом с ней возникает ощущение, будто город пропал, что его нет вообще, только лес кругом, до самого края мира. Но, когда мы держались за руки, я ощущал почти то же самое – будто мы с городом в разных пространствах.

– В разных фильмах, – вспомнила Анечка.

– Да, наверное. На могиле инженера Семецкого я проделывал забавный фокус. Я пробовал сам управлять случайностями, не чувствуя давления города. И у меня получалось. Мне кажется, что получится и сейчас, когда мы с тобой просто сидим в одной комнате.

– А что за фокус? – опасливо спросила она.

– Вот если десять раз бросать монетку, сколько раз выпадет «орел»?

– Не знаю, – пожала плечами Анечка. – Наверное, поровну.

– Верно. По статистике так и должно быть.

Он подбросил монетку, поймал и звякнул о стол.

– «Орел».

Затем пять раз подряд он снова выбросил «орла», потом две «решки» и два «орла».

– Восемь раз. Почти как там. Но там у меня получалось и девять, и десять. Я даже понял, от чего зависит количество выпаданий. Если хоть на миг усомнишься в собственных возможностях, монетка падает, как попало. Но если не бояться, если верить, то получается. Может, люди смогли бы летать или проходить сквозь стены, если бы не считали, что это за пределами их возможностей.

– Бр-р-р-р! – качнула головой Анечка. – У меня ощущение, будто я под гипнозом. Как в цирке, когда работает очень умелый фокусник.

– Могу это ощущение еще усилить, – усмехнулся Сергей. – У меня есть несколько странных фоток.

– Ты не показывал.

– Ну так смотри.

Он достал из шкафа пластиковый альбомчик. Анечка раскрыла обложку и замерла от неожиданности.

– Вообще у меня на карте обозначены подозрительные места. Аномальные, – сказал Сергей. – Те, где получались странные снимки. Потом я на этих местах снимал снова, уже специально. Фотку, на которую ты смотришь, я сделал совершенно случайно. Кажется, ничего необычного?

Анечка с трудом пожала плечами, стараясь не выдать нахлынувшего на нее ошеломления. На снимке, во дворе возле клуба на Шестнадцатой линии, стояла красная «Нива», а в ней сидел Лесик с эфирным детектором на голове.

– Мне нужно было просто снимать виды белой ночи, – пояснил Сергей. – Я отыскал живописный дворик и не сразу заметил, что в машине кто-то есть. Только когда проявил пленку, обратил внимание, какая штуковина у водителя «Нивы» на голове.

– Может, это просто прибор ночного видения? – Анечка не придумала ничего лучшего, чем прикинуться дурочкой.

Ее порадовало лишь то, что Сергей не начал снимать чуть раньше, когда она сидела рядом с Лесиком в этой машине.

– Ты права, – кивнул Сергей. – Эта штуковина действительно похожа на инфракрасный прибор, с какими мне приходилось работать. Но это совершенно другое устройство. Я показал снимок кое-кому из спецов-электронщиков, и он заметил, что блестящие трубки на шлеме очень напоминают коаксильные кабели, применявшиеся в высокочастотной аппаратуре семидесятых годов. Для ночного зрения это не нужно, там совсем другой принцип.

– А для чего нужно? – Анечка решила выяснить, как далеко зашел Сергей в своих изысканиях.

– Ты слышала о кирлиан-фотографии?

– Нет.

– Это способ съемки в высокочастотном поле. На снимках, сделанных таким образом, можно запечатлеть ауру человека и странные объекты, напоминающие бесплотных существ.

– Каких? – севшим голосом спросила девушка.

– Бесплотных. Я могу предположить, что они состоят не из вещества, а из сложно организованных энергетических сгустков. Или сверхлегких частиц вроде лептонов.

– То есть, по-твоему, в этот прибор можно увидеть призраков?

– Совершенно верно, – без тени усмешки кивнул Сергей. – Или какие-то невидимые обычному глазу процессы. Скажу больше: место, в котором сделан этот снимок, находится совсем рядом со Смоленским кладбищем. Тебе это не кажется подозрительным? Думаю, что человек, сидящий в машине, как-то связан с нашим врагом.

– Откуда такой вывод? – напряглась Анечка.

– Если некто управляет случайностями, то есть невидимыми процессами, то у него должны быть приборы, позволяющие отслеживать изменения.

Выводы Сергея Анечку озадачили. Если вечером она собиралась рассказать ему об Институте и своей службе в нем, то сейчас это уже не казалось хорошей затеей. Поначалу ее останавливало отсутствие вещественных доказательств, в число которых флейта явно не входила, теперь же насторожила возможная реакция Сергея. Если рассказать ему об эфирном детекторе, не заподозрит ли он Анечку в связи с врагами? Доказательств обратного у нее тоже не было. Наверное, лучше будет ничего ему не говорить. Может, позже, когда все уляжется.

– Бред какой-то. Мы точно не спим? – Она потерла ладонью лоб. – Мне уже дурно от такого обилия впечатлений.

Сергей раскрыл альбом на другой странице.

– Подожди немного. Я еще не все показал. Дальше будет интереснее. К примеру, ты веришь, что человек может проходить сквозь стену?

У Анечки замерло сердце.

– Так, приехали. – Она положила ладони на стол. – Что я должна ответить?

– Ничего. Лучше посмотри сюда. Это здание ветеринарной клиники. Тоже случайный снимок. Я хотел запечатлеть для истории вывеску с грамматической ошибкой. Черная «Волга» у входа принадлежит директору клиники, это я уже потом выяснил. Его личный водитель копается в багажнике.

– Ну и что?

– Переверни страницу. Там я снял содержимое багажника крупным планом.

Анечка глянула на фотографию и прикусила губу. В багажнике было полно всяческих принадлежностей Института, включая расчехленный эфирный детектор и распылитель эктоплазменной кислоты. Это несомненно была база другой ячейки, расположение которой должно было оставаться тайной даже для Анечки – агента другой ячейки.

– И это еще не все! – довольный ее реакцией, продолжал Сергей. – Я немного понаблюдал за этим местом и выяснил, что время от времени работники клиники заходят под лестницу в подъезде и пропадают. Пришлось дождаться, когда они уедут, и установить скрытую камеру, делающую один снимок в три секунды.

На первой фотографии была видна девушка при плохом освещении, на втором снимке она подняла руку, чтобы активировать лептонный замок, а на третьем стена уже успела срастись. Выглядело это так, словно незнакомка действительно прошла сквозь стену, предварительно сделав магический пасс.

– Глазам не могу поверить, – совершенно честно сказала Анечка.

Она действительно не ожидала такого увидеть. Всю секретность Института пустил по ветру единственный фотограф! Интересно, скольких людей, кроме электронщика, он успел подвергнуть смертельной опасности, показав эти снимки?

– Вот-вот. – Сергей взял альбом, захлопнул и положил на стол. – В этом городе происходит масса странных и совершенно невозможных вещей, но никто этого не замечает.

– А ты многим это показывал?

– Нет. Тебе и троим электронщикам. Хотелось больше выяснить про этот прибор. А что?

– Нет, ничего. Хотелось узнать, как они на это отреагировали.

– Я не вдавался в подробности, где делал снимки и как. Двое ничего не смогли сказать, а Эдик, который обратил внимание на коаксилы, здорово призадумался.

– И что с ним теперь? – Анечка готова была услышать историю о странном самоубийстве или пропаже без вести.

– Почему ты решила, что с ним что-то случилось? – насторожился Сергей.

– Просто хотела узнать, что дальше.

– Ничего особенного. Он вроде устроился в хорошую коммерческую контору, деньги у него появились. Все-таки почему ты об этом спросила?

– Ну, если на нас сегодня все падало с крыш, – нашлась Анечка, – то, может, и ему прилетело, как случайному свидетелю.

Сергей завернул камень в бумагу и вместе с альбомом убрал в шкаф.

– Устала? – словно опомнившись, спросил он.

– Ужасно устала. Голова кругом идет.

– Завтра будет легче. Все уляжется в памяти, станет не очень реальным. К таким вещам требуется привычка.

Он спрятал пятак в карман, и комната вновь стала прежней. Светлой чистой комнатой в восточном стиле.

– Утро уже. – Он задернул шторы. – Ложись-ка спать, а то завтра целый день будешь вялая. А мне всегда хочется видеть тебя красивой.

– Я знаю, – смутилась Анечка. – Ты – добрый волшебник Ветер. Я еще в детстве знала, что когда-нибудь встречу тебя.

– Давай-ка ложись на диван! – сказал Сергей и сел рядом.

– И знаешь… – Анечка смутилась еще сильнее, когда ощутила его дыхание рядом. – Я бы могла остаться здесь навсегда, если ты не против, конечно.

Сергей замер.

– Я тоже хочу быть с тобой, – тихо сказал он. – Только это не просто так сразу высказать.

– Не надо ничего говорить. Иди ко мне, – Анечка села на диван и протянула руки к Сергею. – Не бойся, я не кусаюсь.

В распахнутую форточку тихонько дышало лето.

Этим утром они любили друг друга, они пили друг друга, как воду, они проникали друг в друга, будто потоки тугого ветра.

Анечка уснула легко, утомленная и счастливая.

Видения сна были насквозь пронизаны светом, мягким песком и полосатыми тенями от пальм.

ГЛАВА
ВОСЬМАЯ

Анечка подтянула простыню до глаз, поворочалась и проснулась окончательно. Сергей лежал рядом и счастливо смотрел в бесконечную даль собственных фантазий. Девушка придвинулась к нему и нежно поцеловала в шею.

– Мне такой сон дурацкий приснился, – шепнула она. – Будто ты меня отвел в оазис с озером и там сделал мне предложение. А потом, когда пришло время венчания в церкви, вместо тебя мне подсунули тощего лысого мужика. И была полная церковь шакалов.

Сергей улыбнулся.

– Знаешь, что такое счастье? – еще тише шепнула она. – После такого сна открыть глаза и увидеть тебя. И нет никакого кошмара. Знаешь, за что я люблю сны? Они никогда не сбываются. Точнее, сбываются, но все время наоборот. Мы ведь теперь всегда-всегда будем вместе?

– Всегда, – с улыбкой ответил он. – Ты чего больше хочешь – чаю или кофе?

– Кофе. Чтоб окончательно прогнать того лысого урода.

– Я тебя очень люблю, – неожиданно шепнул Сергей ей в самое ухо.

– Щекотно же, дурачок! – рассмеялась Анечка и отстранилась.

Сергей встал с дивана, и Анечка удивилась, как же она раньше мало обращала внимания на его красоту. Он был красивый, по-настоящему красивый, как дикий зверь на воле. И, точно как у дикого зверя, в его наготе не было ни единой постыдной черточки.

– Сколько на тебе шрамов, – почти испуганно сказала она, привстала и провела пальцами вдоль его позвоночника. – Это ведь не от шакалов, да?

Сергей надел домашние брюки и отшутился:

– От шакалов, от волков и даже от львов.

– Ты снова надо мной смеешься, – с упреком сказала Анечка.

– От разных двуногих зверей, – уточнил Сергей. – Они гораздо опаснее, чем четвероногие, да и зубы у них острее.

– Это пули, – догадалась девушка. – Да? Ты был на войне?

– Терпеть не могу об этом рассказывать. Давай я лучше тебе кофе сварю.

– Кто же ты такой, добрый волшебник Ветер?

Сергей не ответил, скрылся на кухне, зажег газ и зазвенел посудой. Анечка отбросила простыню, накинув на голое тело халат, прошла в ванную и пустила воду. В отражении водяной пленки ярким пятном трепетала лампа. Анечка улыбнулась, вспомнив вчерашние разговоры на крыше про теорию наблюдателя. Получается, если никто не видит какую-то вещь, то ее не существует. А что же выходит, если одну и ту же вещь можно увидеть, как лампу, и на потолке, и в отражении водной глади? Она что, становится вдвое реальней? Анечка глянула в зеркало. Или даже втрое, смотря сколько отражений. Забавно. Она вспомнила, что для получения голограммы нужны минимум два зеркала. Похоже, в теории Сергея действительно есть какой-то смысл.

Анечка сняла халат и опустила ноги в горячую воду. Та приятно согрела мышцы, развеяв остатки сна.

– Кофе готов! – позвал Сергей через пять минут.

– Иду! – отозвалась Анечка.

Порванное платье восстановлению не подлежало, и она снова накинула халат.

– Ты садись пей, а я наберу ванну. – Сергей протиснулся ей навстречу, чмокнув в плечо.

Анечка улыбнулась. Утро было самое обыденное, как будто они с Сергеем прожили так уже несколько лет. Но именно эта обыденность, теплая и уютная, и обрадовала ее. Все было иначе, чем с Вадиком. Видимо, это и есть любовь.

Кухня была заполнена утренним светом и ароматом кофе, часы на буфете показывали половину двенадцатого. Анечка распахнула форточку, и ворвавшийся ветер донес с улиц живой голос города, смешанный с щебетом птиц. Через окно было видно, как на город надвигаются тучи. Липы вдоль дороги пахли дождем.

«Мне уже давно не было так хорошо», – расслабленно подумала Анечка.

Но в этой мысли уже не чувствовалось той уверенности, какая была перед сном. Совершенно некстати вспомнился Деня, и теперь собственное счастье казалось постыдным, словно ворованным. Живо представилось, как агенты соседней ячейки, которых она видела на фотографии, стреляют в Дениса лептонными пулями.

«Ну уж нет. Не вернуться сейчас в ячейку будет предательством чистой воды».

Но и возвращение не сулило ничего хорошего. Солнечный свет вампиру все равно противопоказан, да и куда его девать? Не в эту же квартиру вести! И где брать кровь?

С другой стороны, если рассказать обо всем Сергею, он, может, что-нибудь и придумал бы.

«Вот только вряд ли он поймет причину моей привязанности к Денису. Может ведь и обидеться».

Анечка поняла, что любовь – очень странное чувство. С одной стороны, оно альтруистично, поскольку направлено на другого человека, а с другой – до предела эгоистично, так как превращает объект страсти в личную собственность. Анечка поймала себя на том, что не может полностью доверять Сергею хотя бы в силу кратковременности знакомства. Но главное было даже не в этом, а в том, что она не могла предсказать его реакцию на откровения об Институте.

Бабушка говорила, что в моменты душевных терзаний по левую руку от человека сидит черт, а по правую ангел. Сейчас Анечка была уверена в ее правоте, поскольку почти физически ощущала нашептывания в оба уха.

«Правда открывает только одни двери, – доносилось слева. – Это двери на улицу. В зиму и в холод. Ты уже знаешь об этом».

В то же время справа нашептывали:

«За ложь всегда приходится платить страшную цену. Вспомни, как ты лишилась дудочки, которую сделал для тебя дядя Миша».

Анечка готова была разрыдаться, не в силах принять окончательное решение. Она пригубила бодрящую горечь из чашки и бросила взгляд на телефонную трубку.

«Может, найти предлог и сбегать к Денису? – с некоторым облегчением пронеслось в голове. – С ним советоваться легче, я его дольше знаю. И он ни разу еще меня не подставил. А позже я найду способ, как рассказать Сергею всю правду».

Анечка сделала еще глоток, взяла трубку и набрала номер.

– День, ты на базе? – шепотом спросила она, едва услышала знакомый голос на другом конце провода.

– Ну? – хмуро ответил Денис. – Чего ты шепчешь?

– Так надо. Жди, я скоро приду.

– Ты хорошо подумала?

– Да. Я хочу так, чтобы всем было хорошо. К тому же я узнала много такого, от чего ты упадешь, когда услышишь.

– Например?

– Например, место расположения соседней ячейки. – Анечка украдкой глянула на дверь ванной.

– С ума сошла?

– Вовсе нет. Я своими глазами фотографию видела. Правда, не поняла, где это, но вместе мы разберемся, ты же местный. В общем, я скоро буду. И флейту с собой принесу.

Она успела положить трубку раньше, чем открылась дверь ванной.

Сергей вышел довольный, сияющий. Он только что побрился. На щеке осталась тоненькая полоска пены.

– Ты куда-то уходишь? – тревожно спросил он.

– С чего ты взял?

– Ты говорила по телефону.

– Ну и что?

– А сейчас у тебя вид виноватый.

Анечка подошла к нему и нежно обхватила за талию:

– Сережа, мне мама из Ишима звонила. Я сейчас говорила с подругой, с которой жила до встречи с тобой. Она говорит, что мама очень за меня волнуется.

Вранье слетало с языка с огромным трудом, и Анечке показалось, что она вот-вот покраснеет. Пришлось глянуть в зеркало и удостовериться в нормальном цвете щек. Кроме того, собственный взгляд в отражении придал ей сил, возникла уверенность, что она все делает верно. Ведь бывает же ложь во благо! Не может не быть.

– Я обязательно должна переговорить с мамой, – продолжила Анечка. – Дай мне какую-нибудь футболку. Ой, у тебя пена осталась.

Она вытерла его щеку ладонью и поцеловала.

– Возьми любую. Какие проблемы? Только зачем же уходить? – спросил он. – Вон телефон – звони на здоровье.

– У мамы нет телефона. Она с почты звонит, понимаешь? И знает только телефон Светки. Ты не обижайся, но я должна к ней бежать. Я только поговорю с мамой и сразу обратно. Честно-честно! Это же мама! Понимаешь?

– Хорошо, я пойду с тобой, – пожал он плечами и потянулся за рубашкой.

У Анечки екнуло сердце. С одной стороны, не хотелось оставлять Сергея одного, а с другой… Не может же она привести его на базу ячейки! Как он отреагирует на лептонную дверь? А как отреагирует Деня на присутствие постороннего?

Анечка вытащила голубую футболку с желтым солнышком.

– Сережа, – чуть запнувшись, сказала она, входя в комнату. – Я пойду одна. У Светки большие проблемы с родителями и бабкой. Будет очень плохо, если я приведу с собой парня. Там семья почти пуританская, и про нас будут говорить разные гадости. Мне бы этого очень не хотелось. Ну что тебе стоит подождать два часа? Даже если мы проживем вместе тысячу лет, нам ведь все равно иногда придется расставаться.

– Я за тебя очень беспокоюсь. Вчера с нами все было нормально, лишь пока мы были рядом. – Он вытащил из кармана пятак и подбросил его на ладони. – Кроме того, у меня создалось ощущение, что ты от меня что-то скрываешь.

«Как он может так просто говорить правду в глаза», – с завистью подумала Анечка.

– Сережа, – Анечка опустила глаза. – Мне очень, очень надо туда пойти. Обязательно надо! Ты понимаешь? Я буду очень осторожна при переходе улицы и не стану подходить к домам близко. Ну пожалуйста, отпусти.

– Я разве тебя держу? – пожал плечами Сергей. – Просто подумай, надо ли тебе это? Может быть, тебе кажется, что это надо. А на самом деле мы могли бы вместе решить возникшие проблемы.

– Нет, – нахмурилась Анечка, снова глянув на свое отражение. – Не кажется. Это же мама! Она мне не чужая! Пойми эту простую вещь! Это никаких теорий не требует. Просто это моя мама! Понимаешь?

Он поцеловал ее в щеку. Действительно, что он мог сделать? Бывают ситуации, когда видишь, что все идет вкривь и вкось, а сделать ничего не можешь. Как в дурном сне – крикнуть бы, да не получается.

– Спасибо тебе, – она тоже ответила поцелуем. – Ну все, я побежала. Я возьму очки?

– Конечно. Но может, мы все-таки сходим вместе?

– Ну перестань! – воскликнула она. – Я и сама не хочу уходить одна! Я сейчас заплачу, если ты не прекратишь! Что может случиться среди бела дня? Послушай, неужели ты такой же, как все? Ты тоже хочешь все решать за меня? Ты не представляешь, как я устала от этого. Я хочу хоть раз в жизни поступить так, как считаю нужным. – Она сама не понимала, почему начала злиться. – Отпусти меня сейчас же! Ой! У тебя там вода льется!

– Разве ты не чувствуешь… – начал он, но услышал, как на пол выплеснулась вода.

Когда он выскочил обратно, Анечка уже стояла на пороге открытой двери. Пасмурный свет мягко очерчивал ее фигуру.

– Я скоро! – крикнула Анечка и побежала вниз по гулким ступеням подъезда, сжимая в руке флейту.

Сергей вошел в ванную. Выключил воду и задумался. Вода покачалась и замерла.

Стало тихо, шаги на лестнице смолкли. В соседней квартире зазвонил телефон, словно из другого мира – тянул и тянул настойчивые трели. В конце концов звонок оборвался, будто лопнула в пространстве незримая нить.

Анечка нервничала. Трамвай ехал, как назло, медленнее обычного и слишком долго простаивал на остановках и перекрестках. А на такси не осталось денег. Хотя деньги как раз можно было бы одолжить у Сергея. Или неудобно пока?

Она уже и сама не была уверена, стоило ли ей ехать.

Нет. Она все решила. Она уже знала, что не может бросить Сергея. Но и с Денисом нужно было решиться на что-то серьезное, на подвиг, как в сказке. Победить врага или спасти друга. Странно, теперь эти слова казались двусмысленными. Можно ведь по-разному спасать. Можно спасти на пожаре, а можно не бросить, не уехать, и спасти его для себя. Иногда это тоже подвиг. Да и врага победить можно по-разному. Можно убить, а можно просто вычеркнуть из собственной жизни. А можно сделать так, что он накажет себя сам.

Трамвай плелся, как огромная, тяжелая черепаха, колеса бились о стыки, словно перепуганный сторож колотил в пожарную рынду. Тревога нарастала, Анечка с трудом могла усидеть на месте. Но теперь ее страх приобрел реальные черты – стало ясно, что оставлять Сергея одного все же не следовало. Господи! Если враг был агрессивен вчера, то с какой стати он оставит Сергея в покое сегодня? Надо скорее вернуться!

Она вскочила и побежала к дверям. Выйти на первой же остановке! Но Анечке вдруг показалось, что кто-то с улицы пристально смотрит на нее. Она резко повернулась, но по тротуарам, поглядывая на тучи, брели лишь безразличные прохожие. Наверное, будет дождь.

И все же кто-то всматривался в ее лицо, она даже уловила насмешку в этом взгляде, струящемся ниоткуда. Лишь глянув в отражение вагонного стекла, она поняла, что взгляд – ее собственный. Точнее, не ее – будто кто-то, как тогда, в ванной, пристально смотрел из-за ее глаз. И в этом взгляде сквозила столь ободряющая уверенность, что все прежние страхи показались необоснованными.

Стало немного спокойнее, и Анечка уговорила себя не поддаваться панике, спокойно съездить к Денису, отдать флейту и скорее вернуться. Надо вырабатывать в себе волю.

Трамвай неожиданно замер, немногочисленные пассажиры зароптали. С неба сорвались первые, очень мелкие капли дождя.

– Впереди дорожные работы! – сказал в микрофон вагоновожатый. – Кто спешит, лучше воспользоваться троллейбусом. Здесь простоим минут десять-пятнадцать.

Анечка выскочила на дорогу и тут же с ужасом замерла – чужой взгляд усмехался из всех отражений, из окон, из витрин и даже из стекол машин.

– Что со мной? – испуганно шепнула она, борясь с желанием запустить камнем в ближайшее стекло.

Из-за угла во двор въехала милицейская машина, неожиданно, как в каком-то ужасном сне. Анечка не совладала с собой и бросилась в ближайший переулок, побежала, почти не разбирая дороги, только стараясь выдерживать направление к дому Сергея. Разумнее было бежать к лептонной двери базы, но сейчас логика не руководила ее действиями. Просто Сергей казался ей сильнее всех сил Института вместе взятых. Это был ее собственный волшебник Ветер, и он всегда, всегда приходил на помощь.

Сзади взревел мотор, колеса с визгом рванули асфальт.

«Господи, помоги», – подумала Анечка и тут же вспомнила, как Сергей подбрасывал пятак.

Она сжала флейту в руке, изо всех сил представила, как врывается в узкую арку, через которую не проехать машине, и тут же увидела щель между домами.

Анечка проскользнула в нее и пронеслась через двор, неистово желая заскочить в подъехавший трамвай, но трамвая на улице не оказалось. Девушка бросилась через дорогу и ударилась обо что-то настолько твердое, что от удара из легких выбило воздух. В глазах потемнело. Она рухнула на дорогу и несколько раз перевернулась, с ужасом слушая истошный визг тормозов. Но флейту не выпустила.

В боку разлилась немыслимая боль, но Анечка стиснула зубы, вскочила и перебежала дорогу, скрывшись за углом ближайшего дома. Вслед ей лился поток отборной водительской ругани.

Потом она забежала в какой-то тупик, но не стала возвращаться, а полезла через забор, сунув флейту за пояс джинсов. Забор был старый, шершавый, она ободрала руки и оцарапала подбородок, пока перелезала через него. Зато по другую сторону ей подвернулся трамвай. Но он закрыл двери прямо перед ее носом.

– Гад! – погрозила она ему вслед кулаком, не обращая внимания на укоризненные взгляды прохожих.

Снова бежать.

Анечка чувствовала, что надо как можно скорее вернуться к Сергею, но не менее отчетливо чувствовала – что-то мешает. Словно действительно кто-то управлял случайностями, как ребенок управляет фигурками персонажей на экране компьютера.

Замелькали знакомые улицы.

Бежать уже не было сил. Анечка перешла на шаг, сердце колотилось в непроходящей тревоге. Еще чуть-чуть! Она прошла двор и потянула на себя дверь подъезда, туфли спешно застучали по лестнице.

Звонок. Тихо.

Сердце застучало еще сильнее.

Девушка машинально толкнула дверь – оказалось не заперто.

Не разуваясь, она бросилась в комнату. Пусто.