Текст книги "Шампанское. История праздничного напитка"

Глава 1
Монарх и монах

Они родились и умерли в один и тот же год – и при этом они были совершенно разными людьми. Один жил в абсолютной роскоши, другой – в абсолютной нищете. Один гордился своими длинными вьющимися волосами, другой брил голову. Один носил высокие красные каблуки, другой ходил в простых сандалиях. Один наряжался в шелк и бархат, на другом были одежды из сурового льна.

Но было между Людовиком XIV и Домом Периньоном одно сходство: они оба любили шампанское, или, точнее, то, чему еще только предстояло стать шампанским. Не– смотря на их различия, именно эти люди сделали все, чтобы шампанское завоевало славу и успех.

Когда-то то, что мы называем шампанским, не существовало. Шампань была не вином; это была местность, славящаяся преимущественно производимой здесь высококачественной шерстью. Если у крестьян был излишек земли, они иногда выращивали на нем виноград и делали из него вино – либо для собственного стола, либо на продажу, как источник дополнительного заработка. Это вино было настолько невыразительное, что даже не имело собственного названия. Оно входило в общую группу вин, известных как vins de l’lle de France (вина Иль-де-Франс) или иногда просто vins Francais (французские вина). Иногда эти вина называли по имени городка или области, из которых они происходили, например vins de d’Ay (вино из Аи), vins de la montagne (горное вино) или vins de la riviere (вино с реки). Но «шампанским» его никогда не называли.

Оно было красного цвета, но не темно-красного, а скорее бледного, цвета луковой шелухи, разнообразных оттенков розовато-коричневого – цвет, который называли oeil de perdix, или «глаз куропатки».

Еще важнее то, что в нем не было пузырьков, во всяком случае, намеренно внесенных. Пузырьки считались дефектом, который мог погубить вино и которого следовало избегать.

Хотя римляне начали выращивать виноград и делать вино в Шампани примерно в 57 году н. э., до XI века оно не пользовалось известностью за пределами области. А затем сын виноградаря из Шатильон-сюр-Марн был избран папой и принял имя Урбан II. Новый папа многое сделал, чтобы вина его родной земли стали известными. В частности, он дал понять, что «предпочитает их всем остальным»[9]9
  Patrick Forbes, Champagne: The Wine, the Land and the People (London: Victor Gollancz, 1985), 90.


[Закрыть]. (Все в Риме знали этот секрет: ищущий аудиенции у его святейшества должен прибыть к нему с вином из Шампани.)

Но папа сделал и еще кое-что, что также помогло продвижению вина с его родины: он начал Крестовые походы.

Шампань в те времена напоминала лоскутное одеяло, состоявшее из воюющих между собой феодальных поместий. В провинции царил постоянный хаос. Центральная власть отсутствовала; одни были верны королю, другие были вассалами герцога Бургундского, а третьи были лояльны императору Германии. Некоторым землевладельцам, чьи земли были разбросаны в разных местах провинции, приходилось платить подати пяти или шести сюзеренам.

Путаница в вассальной зависимости вела к таким потрясениям и разрушениям, что в конце концов церкви пришлось призвать к «перемирию Божьему», которое запрещало враждебные действия во время церковных праздников, святых дней и по воскресеньям. Именно тогда и появилось понятие «выходные дни».

Однако «выходные дни» едва ли способствовали прекращению вражды. И вместо того чтобы попытаться положить ей конец, церковь решила использовать ее в своих целях.

В 1095 году папа Урбан выступил с таким призывом: «Пусть те, кто до сих пор боролся только со своими собратьями-христианами, обратят свое оружие на неверных». Этот призыв положил начало Первому крестовому походу. Призыв папы к священной войне нашел особый отклик в душах его соотечественников-шампанцев. Феодалы забыли о своих разногласиях и отправились в Иерусалим, сопровождаемые своими войсками и свитой.

И впервые за долгое время в регионе воцарилось спокойствие. Теперь избавленная от междоусобиц Шампань стала «островком мира»[10]10
  Henry McNulty. Champagne (London: William Collins Sons & Co., Ltd., 1987), 30.


[Закрыть], получив возможность использовать преимущества, которые давало ей положение на пересечении двух крупнейших торговых путей Европы. Один шел с востока на запад, между королевствами франков и германцев, другой – от Северного моря к Средиземному. Благодаря такому местоположению Шампань стала естественным центром торговли. Здесь стали проводиться крупные ежегодные ярмарки. Длившиеся неделями, они привлекали купцов со всего континента. Сюда везли кружево из Голландии, одеяла из Бельгии, меха из России, кожу и золото из Италии, острейшие стальные клинки из Испании, масла из Средиземноморья, шерсть и лен из Франции.

Но не вино. Вина Шампани производились только для местного потребления и в таких незначительных количествах, что их не всегда хватало даже местным жителям. Не могло быть и речи о том, чтобы предлагать вино на обмен или на продажу на ярмарках.

Однако к 1200-м годам ситуация стала меняться. Производители шерсти из Шампани, которые также немного занимались виноделием, решили привлечь посетителей ярмарки к своей продукции, предлагая им в дополнение к шерсти бесплатное вино.

Результаты этого рекламного хода превзошли все ожидания. Они не только стали продавать больше шерсти, но и начали получать заказы на вино. И за короткое время вино потеснило шерсть, став основным продуктом региона. И хотя большинство покупателей считало необходимым перед употреблением «окрестить» вино, разбавляя его водой, поскольку оно было довольно терпким, они тем не менее находили его вполне приемлемым. И кроме того, оно было дешевле вин из Бургундии.

Однако Крестовые походы не только обеспечили мирную передышку, во время которой Шампани удалось воспользоваться преимуществами своего положения на пересечении крупнейших торговых путей. Они также привели к расширению виноградников Шампани. Поскольку участие в Крестовом походе было делом довольно дорогим, рыцари, знать и прочие землевладельцы стали разрешать своим крестьянам выращивать больше винограда и делать из него вино, чтобы помочь финансировать участие в походах. Кроме того, они составляли завещания. Надеясь заслужить спасение, благочестивые воины оговаривали в своих завещаниях, что, если они не вернутся из Святой земли, часть их собственности, включая виноградники, должна быть передана церкви. Многие не возвращались – и соответственно земельные владения церкви значительно увеличились.

Стало улучшаться и качество вин Шампани, поскольку в те времена монахи были лучшими энологами. Они были воистину преданы своим виноградникам и знали о виноградарстве больше, чем кто-либо другой. Без вина невозможно было служить мессу, излечить страждущих и радушно принять пилигримов и других странников. Еще важнее было то, что для монастырей вино являлось финансовой опорой. Зачастую церковная десятина выплачивалась виноградом и вином, которое потом продавалось или обменивалось на другие товары. Иными словами, трудно себе представить, как существовали бы монастыри без виноградников.

Аббатство Овилье, располагавшееся высоко в реймсских горах Montagne de Reims, не было исключением. Основанное в VII веке, оно пользовалось известностью как место, окруженное мистической завесой, затерянное во времени. Окутанное голубоватым туманом, поднимавшимся с горных склонов, Овилье было «центром притяжения для истинно верующих. Юноши стекались туда, чтобы стать монахами; старики приходили умирать»[11]11
  Forbes, Champagne, 98.


[Закрыть].

Появилась там и женщина. Причем уже после своей смерти.

Ее звали святая Елена. Она была матерью Константина, первого христианского императора Константинополя. Она была похоронена в Риме в IV веке. Ее почитали за то, что она спасла Иерусалим от язычников и нашла «Святой крест».

В 841 году монах из Овилье, по имени Тетжиз, посетил Вечный город. Страдавший недугом в течение многих лет, он взывал о помощи ко многим святым, но все было безрезультатно. Однако после молитвы в усыпальнице святой Елены он, по собственному заявлению, чудесным образом исцелился. По остающимся неясными причинам он выкрал мумифицированное тело Елены из мавзолея и тайно привез его в Шампань в надежде, что эти священные останки будут перезахоронены в Овилье.

Когда архиепископ Реймса и настоятель Овилье узнали о том, что он сделал, они пришли в ужас. Опасаясь гнева папы и не воспринимая серьезно утверждений Тетжиза о якобы чудодейственной силе останков, они отказались принять тело. Местные жители восприняли произошедшее как шарлатанство. В то время они были озабочены более важными делами. Вот уже несколько месяцев, как не было дождей, и виноградники погибали от засухи. «Не волнуйтесь, – сказал им Тетжиз. – Если вы три дня выдержите пост и будете молиться святой Елене, пойдут дожди и засуха прекратится». Крестьянам нечего было терять, и они согласились.

Через три дня пошли дожди. За этим последовали и другие чудеса, и тогда архиепископ и настоятель изменили свое мнение, отправив своих посланников в Рим. Папа, желая избежать скандала и сохранить лицо, заявил, что святая Елена, похоже, неплохо себя чувствует на французской земле и вряд ли ее стоит беспокоить. Виноградари, занятые уборкой обильного урожая, возликовали и поклялись, что будут почитать святую Елену как их главную покровительницу.

Но даже присутствие знаменитой святой не смогло спасти аббатство Овилье от бед, пришедших после окончания Крестовых походов. Когда их участники стали возвращаться домой, земля Шампани снова погрузилась в насилие. На протяжении XIV и XV веков безземельные рыцари и жадные до новых приобретений землевладельцы непрерывно боролись за сферы влияния, в то время как по городам и деревням разгуливали банды разбойников, сжигая и разграбляя все на своем пути. Жители покидали города и деревни. «Не осталось и следа, – говорит современник. – Не осталось деревень, не осталось людей – только разбойники».

Аббатство Овилье, где жил и работал Дом Периньон

(КОЛЛЕКЦИЯ «МОЭ И ШАНДОН» /© MICHAEL KENNA)

Аббатство Овилье было разграблено и сожжено до основания по меньшей мере четыре раза. Даже французские войска, присланные на его защиту, поучаствовали в разграблении. «Они выпили 600 бочонков вина, – свидетельствовал живший поблизости крестьянин. – Они вырубили деревья в лесу и сожгли двери аббатства. Это не собаки, посланные королем охранять его стадо, это волки».

К концу XVI века почти все монахи Овилье разбежались. «Почти никого не осталось, – вспоминал один из них. – Горстка оставшихся не в состоянии заботиться о монастыре»[12]12
  Слова жителей деревни приводятся из документов, хранящихся в архивах CIVC, 60–63.


[Закрыть].

* * *

В 1634 году настоятель Овилье признал поражение и передал монастырь на попечение братии Святого Ванна – St. Vanne, в Вердене. В течение последующих тридцати лет монахи без устали пытались восстановить монастырь. Необходимо было расчистить груды булыжника, восстановить здания, снова засеять поля и посадить лозу. Работа продвигалась мучительно медленно.

К началу 1660-х стало ясно, что Овилье, аббатство, давшее пристанище святым останкам, творившим чудеса, само нуждается в чуде. И это чудо явилось в 1668 году в обличье молодого монаха по имени Дом Периньон[13]13
  В качестве основных источников информации о Доме Периньоне использовались издания François Bonal, Dom Pérignon: vérité et légende (Langres: Editions Dominique Guéniot, 1995) и René Gandilhon, Naissance du champagne (Paris: Hachette, 1968).


[Закрыть].

Дому Пьеру Периньону не было необходимости идти в монахи. Он мог вести вполне комфортный образ жизни, пойди он по стопам отца, чиновника в местном суде. Как старший сын, он унаследовал бы право распоряжаться семейным имуществом, которое включало несколько виноградников, расположенных в его родном Сент-Мену – Sainte-Menehould, живописном местечке в Восточной Шампани.

Когда Пьеру исполнилось тринадцать, семья послала его на обучение в школу иезуитов в окрестностях Шалон-сюр-Марн. Там он и обрел свое призвание. После пяти лет обучения он объявил, что хочет стать монахом, и пошел в монастырь Св. Ванна – St. Vanne, славившийся не только строгостью монашеской жизни, но и высокими требованиями к умственному труду, в распорядке дня были молитвы и послушание. Определенные часы были отведены еде, работе, молитвам, сну и молчанию, и все это требовало неимоверной личной дисциплины и строгого следования заповеди святого Бенедикта: «Поскольку праздность – это враг души, братья должны постоянно находиться в работе. Предпочтителен физический труд, поскольку именно тогда дух вдохновляется на наиболее плодотворные мысли»[14]14
  Bonal, Dom Pérignon, 34.


[Закрыть].

Монахи жили в крошечных кельях, узких и не более девяти футов в длину. «Было бы удивительно, если бы Дом Периньон не чувствовал себя птицей в клетке или ступней в тесном ботинке»[15]15
  René Gandilhon, Naissance du champagne, 30.


[Закрыть], – пишет историк. И тем не менее он преуспевал, отличаясь своей твердой верой и трудолюбием.

Дому Периньону было тридцать лет, когда настоятель монастыря назначил его procureur, или, выражаясь современным языком, управляющим делами Овилье. Состояние монастыря значительно отличалось от того, что было описано одним монахом многими годами ранее: «Он восхищает всякого, удовлетворяет любые желания и очаровывает каждую душу». Все было в состоянии упадка. Церковь, больница, склады развалились; жилые помещения лежали в руинах. С виноградниками дело обстояло еще хуже. Дом Периньон, в обязанности которого входило и управление винным погребом монастыря, сразу же понял, что восстановление Овилье зависит в первую очередь от возвращения к жизни его когда-то знаменитых виноградников.

Эти виноградники давали вино, которое упоминалось еще в песне XIII века. Говорят, что король Филипп-Август специально заказывал les vins d’Auviler для своего королевского стола. Веком позже это вино подавалось на коронации Чарльза IV и Филиппа VI.

Восстановление виноградников потребовало тяжелейших трудов. Необходимо было очистить участки от сорняков и камней, вырубить заросли ежевики. Надо было насыпать новую почву из долины внизу. По указанию Дома Периньона лозу заменили на более качественную. «Уничтожьте ту лозу, которая дает обычное вино, – говорил он. – Добивайтесь качества, которое принесет славу и доход».

Именно Дому Периньону часто ставится в заслугу изобретение шампанского. На самом деле шампанское никто не изобретал; оно само себя изобрело. Все вина начинают пузыриться уже в тот момент, когда давится виноград. Дрожжевой грибок на кожице ягоды вступает в контакт с сахаром, содержащимся в виноградном соке, превращая его в алкоголь и углекислый газ, – этот процесс называется ферментацией. В более прохладных местах, а именно к таким относится Шампань, дрожжевой грибок в зимнее время засыпает еще до того, как весь сахар был переработан. Весной грибок просыпается и с новыми силами нападает на остающийся сахар, таким образом производя дополнительный алкоголь и углекислый газ, поднимающийся на поверхность в виде пузырьков.

Во времена Дома Периньона не знали о дрожжевом грибке; он оставался тайной еще в течение двух столетий, до тех пор пока его не обнаружил Луи Пастер. Пузырьки считались изъяном, капризом природы, и Дом Периньон усердно работал над тем, чтобы избавиться от них. Шипучее вино было неприемлемо не только для мессы; оно было неприемлемо и для большинства людей, привыкших к негазированным винам. И все-таки из-за климата Шампани ферментация постоянно оставалась проблемой. Виноторговцы предупреждали покупателей: «Выпейте его до Пасхи, потому что весной становится тепло и вино снова начинает играть».

За все 47 лет управления винными погребами Овилье Дому Периньону так и не удалось полностью избавить свои вина от пузырьков. Но он сделал значительно более важное. Он установил так называемые «золотые правила виноделия» – указания, которым виноделы следуют до сих пор. Сюда входит, в частности, следующее: используйте только лучшие ягоды, отбрасывайте поврежденные; ранней весной обрезайте лозу, чтобы родила не обильно; собирайте урожай в прохладные утренние часы; давите виноград мягко; не сливайте вместе соки каждого отжима».

Отец шампанского, Дом Периньон

(КОЛЛЕКЦИЯ «МОЭ И ШАНДОН»/ © XAVIER LAVICTOIRE)

В те времена это были революционные идеи, шедшие вразрез с обычной практикой. Большинство виноградарей стремились вырастить как можно больше винограда – это означало для них больше вина и, соответственно, больше денег. До Дома Периньона весьма немногие понимали, что, уменьшая урожай, они тем самым способствуют появлению более густой грозди, а ягоды, собранные в прохладные утренние часы, обращаются в более утонченное и изысканное вино.

Однако по-настоящему гений Периньона проявился в смешивании. Его отличала необычайная способность ощущать вкус. Он был одарен чувствительным нёбом и исключительной памятью на вина. Рассказывали, что, когда работники приносили ему виноград с различных виноградников из разных деревень, он мог «с пугающей точностью»[16]16
  По нескольким источникам, включая Bonal, Dom Pérignon, 59–60.


[Закрыть] определить происхождение каждой грозди. Однако настоящим испытанием было правильно сочетать этот виноград – определить, какие сорта использовать, и затем соединить их, чтобы создать вина абсолютной гармонии и равновесия. И в этом Дом Периньон не имел равных.

Его таланты были настолько необычны, что о нем стали ходить легенды: якобы у него был секретный рецепт производства шампанского; что он был слеп; что, попробовав в первый раз игристое шампанское, он воскликнул: «Я пью звезды!»

Все это вымыслы. И все-таки благодаря своей мудрости, умению наблюдать, безупречному вкусу и неустанному труду Дом Периньон создал вино лучшее из всех тогда существовавших. Он первый в Шампани стал использовать кору пробкового дерева для закупоривания бутылок. Она значительно превосходила деревянные затычки, обернутые в промасленную пеньку, которыми тогда пользовалось большинство виноделов. Кроме того, он всегда старался делать вина естественным путем, без добавления посторонних веществ. Его вина были, по словам современника, «совершенством, обрученным с простотой».

Многие записи были утеряны, когда аббатство Овилье было разграблено во время Великой французской революции, но, если верить оставшимся документам, большинство вин, произведенных Домом Периньоном, были красными, не белыми и уж точно не игристыми. В 1713 году, за два года до смерти управляющего винными погребами, в Овилье была произведена опись вин. В ней упоминаются несколько сотен баррелей красного вина, меньше баррелей белого и абсолютно ничего не говорится об игристом вине.

Согласно документам аббатства, на большей части принадлежащих ему виноградников выращивался красный виноград. Кроме того, достоверно известно, что в те времена большинство людей предпочитали красное вино. Дом Периньон был слишком хорошим управляющим, чтобы рисковать ограниченными средствами аббатства, пытаясь произвести значительные количества белого вина или игристое вино. Что он действительно сделал, так это проложил путь, по которому предстояло прийти в винодельческую культуру шампанским винам. Он призывал к мягкому отжиму, потому что при такой обработке цвет кожицы ягоды не переходил в сок, и таким образом вино получалось уже не мутное, а прозрачное.

Сохранились всего два письма, написанные рукой Дома Периньона. Одно из них прилагалось к партии вина, отосланного управляющему городом Эперней. В нем говорится: «Монсеньор, я посылаю вам 26 бутылок лучшего вина в мире».

И это не было хвастовством. Это было просто констатацией факта.

* * *

Людовик XIV появился на свет 5 сентября 1638 года, примерно тремя месяцами раньше, чем Дом Периньон. Его рождение было встречено бурным ликованием и значительным удивлением: ведь его родители, Людовик XIII и Анна Австрийская, состояли в бесплодном браке уже двадцать три года, проводя большую часть времени порознь[17]17
  Как основные источники информации о жизни и здоровье Луи XIV использовались отчеты докторов, опубликованные в Journal de santé de Louis XIV, Stanis Perez, ed. (Grenoble: Editions JérЩme Millon, 2oo4), биография Prince Michael: Louis XIV The Other Side of the Sun (London: Orbis Publishing, 1983), и книга Nancy Mitford The Sun King: Louis XIV at Versailles (London: Sphere Books Limited, 1966).


[Закрыть].

Королевский отпрыск сразу стал предметом всеобщего внимания. За шесть месяцев он довел до изнеможения семь кормилиц своим неуемным аппетитом. Еще больше неприятностей причиняли им его рано прорезавшиеся зубы. Придворный доктор обвинил их в том, что они дают недостаточно молока и тем самым превращают инфанта в «вампира»[18]18
  Prince Michael of Greece, Louis XIV, 9.


[Закрыть]. Короче говоря, по словам шведского посланника при королевском дворе, все это было дурным предзнаменованием. «Соседи Франции должны опасаться прожорливости, проявившейся в столь юном возрасте»[19]19
  Там же, 141.


[Закрыть].

Людовика увлекали спорт, садоводство и искусство. Он любил танцевать в балете – это давало ему возможность продемонстрировать свои прекрасно сложенные ноги. Он приобрел вкус к женскому обществу, но считал женщин «вероломными, упрямыми и нескромными – предметом пользования». Он получал удовольствие от посещения инкогнито ярмарок и других публичных мероприятий. Он ненавидел табак, явно восхищался отменными едоками и, несмотря на то что был приверженцем этикета, получал удовольствие, бросаясь шариками из хлебного мякиша в женщин.

Он любил и еще кое-что, а именно шампанское. Первый раз он попробовал его на собственной коронации в Реймсе, когда ему было шестнадцать лет. Церемония происходила в огромном соборе Реймса, где обычно короновались правители Франции. Во время торжества, последовавшего за коронацией, он впервые познакомился с винами Шампани. «Сир, – сказал один из вассалов, – мы предлагаем вам наши вина, наши груши, наши имбирные пряники, наши бисквиты и наши сердца». – «Господа, – ответил король-подросток, – мне нравятся подобные речи»[20]20
  Forbes, Champagne, 94.


[Закрыть].

И в течение последующих пятидесяти лет Людовик ХIV редко пил что-нибудь, кроме шампанского. Весь королевский двор последовал его примеру.

Начало периода процветания для виноделов Шампани было отмечено покровительством «короля-солнца». Дороги и каналы были расширены, таким образом производители получили доступ к новым рынкам. Увеличилась торговля с другими странами, в частности, благодаря усердию министра финансов Людовика ХIV, чей девиз был: «Экспортируй или умри».

Даже королевский дворец в Версале стал средством пропаганды шампанского. С его зеркальным залом, изысканным садом и постоянно повторяющимся мотивом солнца, дворец являл собой неотразимый соблазн. Другие правители пытались повторить его; каждый знатный дворянин Франции добивался права пожить в нем. Дворец был воплощением мечты «короля-солнца»: великолепное здание, олицетворявшее собой величие Франции и отражавшее его собственную славу.

Королю подражали во всем, что он делал, и особенно в еде и питье. Его обеды являли собой представление: придворные стоя наблюдали, как король в одиночестве вкушает яства. Если королю нравилось какое-то блюдо или напиток, об этом немедленно узнавал весь Версаль, и это блюдо и напиток сразу же появлялись на столе богатых и титулованных особ. Так было и с шампанским. Любимое вино короля, оно очень скоро стало любимым вином всех остальных.

Еда и питье отнюдь не являлись чем-то второстепенным во Франции XVII века, тем более если это касалось королевского вкуса. Каждому хотелось угодить королю и сделать так, что, куда бы он ни ехал, везде бы ему подавали то, что он любил. Однажды это стало вопросом жизни и смерти.

Летом 1669 года «король-солнце» и его свита прибыли с неожиданным визитом к принцу Конде в его замок в Шантильи, к северу от Парижа. У принца был лучший повар Франции, некий месье Ватель. Репутация Вателя позволяла предположить, что его не застанет врасплох никакая неожиданность, даже если внезапно нагрянет две тысячи гостей. Из винных погребов принца приносили в несметном количестве шампанское, а Ватель метался в поисках достаточного количества продуктов. Ему сообщили, что имеется много свежей рыбы, и Ватель решил, что это станет его pièce de résistance (основное блюдо).

Казалось, все шло прекрасно, принц и король пребывали в прекрасном расположении духа, как вдруг Вателю сообщили, что рыбу не доставили. Это убило его; он обезумел: его репутация величайшего повара должна была вот-вот развеяться как дым. Ватель покинул кухню, пришел в свои покои и там бросился на меч.

Его смерть была воспринята как национальная трагедия, особенно после того, как стало известно, что рыба все-таки была доставлена и все случившееся было ошибкой[21]21
  История Вателя – по книге Frederick S. Wildman, A Wine Tour of France (New York: Vintage Books, 1976), 34.


[Закрыть].

* * *

Второй страстью Людовика ХIV, помимо шампанского, была война. Весь семидесятилетний период его правления был отмечен всего лишь семью мирными годами. «Мир был мучителен для него, – говорил один историк о Людовике. – И поэтому он искал войны»[22]22
  Prince Michael of Greece, Louis XIV, 214.


[Закрыть]. Особенно ему нравились осады. Он начал войны против Англии, Австрии, Испании и Нидерландов. В одной из битв его любовь к шампанскому сыграла решающую роль.

Это произошло в 1676 году, когда две армии, одна – ведомая «королем-солнцем», другая – Вильгельмом Оранским, сошлись на поле битвы. Обе армии уже несколько месяцев участвовали в ряде столкновений, имевших целью очертить границы между Францией и Нидерландами. Перевес был явно на стороне французов. Они были лучше вооружены и численно превосходили противника в соотношении сорок восемь тысяч к тридцати пяти. Им сдавались целые города, куда бы они ни приходили.

Неудивительно, что Вильгельм Оранский находился в глубокой депрессии. Деньги у него кончились, на помощь союзников надеяться не приходилось. И сейчас его втягивали в битву, которой он не хотел и которая наверняка будет им проиграна. Пушки французов открыли огонь. Вильгельм не ответил на их огонь, надеясь оттянуть неизбежный конец.

Портрет «короля-солнца», Людовика XIV, работа Гиацинта Риго; Париж, Лувр

(СОБРАНИЕ НАЦИОНАЛЬНЫХ МУЗЕЕВ/© HARVÉ LEWANDOWSKI)

Внезапно пушки замолчали, и в палатку принца вошел герольд из лагеря французов. «У его величества «короля-солнца» кончилось вино, – объяснил герольд. – Он просит вас разрешить мне безопасный проход через ваши позиции, чтобы я смог пополнить запасы шампанского для королевского стола»[23]23
  Там же, 184.


[Закрыть]. Вильгельм согласился, но выдвинул условие: герольд должен рассказать ему, что происходит во вражеском лагере. Герольд объяснил, что пушки стреляли в ознаменование победы, только что одержанной братом короля в каком-то другом месте.

А затем последовал сюрприз. Герольд простодушно рассказал, что военный совет убедил Людовика не вступать в битву и что «король-солнце» согласился с его доводами. У Вильгельма, который уже собирался сдаваться, от радости буквально закружилась голова, и он разрешил герольду проход через свои позиции.

Когда герольд шел обратно, Вильгельм остановил его и сказал: «Передайте королю вместе с шампанским и мое благословение. И кроме того, передайте следующее. Скажите, что, если бы он решил вступить в битву, он наверняка одержал бы победу».

Всю оставшуюся жизнь «король-солнце» сожалел о своем решении. Наверное, единственным утешением ему было шампанское, доставленное герольдом.

Но этого утешения хватило ненадолго.

В Версале шла своя война между официальным придворным доктором и его амбициозным конкурентом, которого звали Гай-Кресент Фагон. Королевский врач, Антуан д’Аквин, был ярым защитником шампанского, утверждая, что оно полезно для здоровья «короля-солнца» и что тот должен выпивать его с каждым приемом пищи. Фагон, домогавшийся места д’Аквина, отдавал предпочтение винам Бургундии. С помощью фаворитки короля он переиграл д’Аквина и добился назначения на должность придворного врача.

Короля одолевали разнообразные недуги, включая мигрень, подагру и желудочные расстройства. Его болезни требовали всеобщего внимания. Все данные, касающиеся его здоровья, включая цвет его мочи и число ежедневных испражнений, скрупулезно заносились в журнал. В одном из разделов этого журнала даже зарегистрировано обнаружение живого шестидюймового глиста в королевском стуле.

Анальный свищ породил страницы комментариев, а его вскрытие хирургом и тремя докторами держало весь двор в состоянии бодрствования несколько ночей – все ожидали известий о состоянии здоровья «короля-солнца». Король часто подвергался желудочным промываниям и пусканию крови; на него воздействовали «горячим железом», чтобы сделать нечувствительной челюсть во время удаления зубов.

Фагон объяснил недомогания короля воздействием шампанского. «И в результате, – заявил он, – я решил, что с этого момента на королевский стол будет подаваться только бургундское». Людовику пришлось принять совет доктора, хотя это и ввергло его в депрессию.

Понятно, что решение Фагона потрясло Шампань. Шампанцы почувствовали себя оскорбленными и заявили, что под вопрос поставлена их честь.

Эти события также привели к обострению распри, тянувшейся между Шампанью и Бургундией с 1652 года. Оба региона производили красное вино, и оба считали, что их вино не только лучшее, но и самое полезное. Они даже взяли на себя труд доказать это: производители вина и виноторговцы оплачивали студентам медицины написание трудов в защиту точки зрения каждой из сторон.

Факультет медицины в Реймсе решил доказать несостоятельность заявления Фагона о том, что бургундское вино лучше. В качестве доказательства доктора приводили в пример некоего Пьетона, виноградаря из Овилье. Виноградарь женился в возрасте ста десяти лет и умер, когда ему было сто восемнадцать. Они не сообщали, было ли произведено потомство в этом браке, но подчеркивали, что данный пример, без всякого сомнения, доказывает, что вино Шампани полезно для здоровья и способствует долголетию.

Бургундские виноделы не замедлили с ответом. Они призвали врача по имени Жан-Батист де Сален, декана школы медицины в Боне, одного из наиболее уважаемых врачей Франции. Они надеялись, что ему раз и навсегда удастся доказать превосходство бургундского.

Действие происходило в аудитории Парижского факультета медицины. К моменту появления Салена она была до отказа забита врачами, журналистами, бургундцами и настороженными шампанцами. Сален взошел на кафедру, и в зале воцарилась мертвая тишина.

Для начала Сален сообщил, что королевские дворы Англии, Германии, Дании и Италии пьют только бургундские вина. Он признал, что вина Шампани пользуются популярностью, но, по его словам, только потому, что два королевских министра имеют в тех местах виноградники и продвигают местную продукцию в целях личной наживы. «В этих винах нет силы, нет той энергии, которую называют поистине щедрой, – заявил он. – Они слабые, неинтересные и водянистые; их цвет неустойчив и склонен к изменениям; они не выдерживают транспортировки»[24]24
  Цитаты Jean-Baptiste de Salins и Pierre Le Pescheur приводятся по Journal de santé de Louis XII, 430–434.


[Закрыть].

Бургундские же вина, сказал он, сильные, имеют густо-красный цвет – цвет крови. Он рассказал, что бургундское подавалось на празднике в Венеции и на торжествах по поводу коронации в Польше. «Вина пришлось перевозить на большие расстояния, – сказал он. – И в обоих случаях после транспортировки они сохранили свои превосходные качества».

Заключая свое выступление, Сален, оторвавшись от своих бумаг, окинул взглядом аудиторию. «Вина Бургундии, – заключил он, – не имеют себе равных и хороши в любое время года».

Из публики послышались как возгласы одобрения, так и недовольные выкрики. В одной части аудитории завязалась драка между жителями противоборствующих регионов; пришлось призвать охрану, чтобы разнять дерущихся.