Текст книги "Шампанское. История праздничного напитка"

Это возмущение часто проявлялось в кафе, где писатели и другие представители интеллигенции, философы собирались, чтобы обсудить такие темы, как человеческий разум и права человека. Но им приходилось быть осторожными. Одно необдуманно сказанное слово могло повлечь за собой ссылку или тюремное заключение. Даже такие личности, как Вольтер, Руссо и Дидро, описывая фривольные нравы и сексуальные эскапады королевского двора, замаскировывали свои выпады с помощью вымысла и аллегорий.

Как отличалось это от «бесед» – свободно льющихся дискуссий, происходивших в элегантных салонах, которые помнил де Труа. Ему рассказывали, что даже его любимое шампанское уже перестало быть таким популярным. Цены на него взлетели, и теперь стоимость одной бутылки была равна среднему заработку за четыре дня.

Еще более беспокоило де Труа то, что менялись и художественные вкусы. Легкие, элегантные светские сценки, которые писал де Труа, уже были не в моде. На смену барокко пришел классицизм. Людей привлекали работы, сделанные в более строгой манере, как, например, огромные полотна Жака Луи Давида.

В 1752 году де Труа сообщили, что ему присылают замену и он должен возвращаться на родину. Это стало для него сокрушительным ударом. Де Труа понимал, что, вернувшись, он не сможет приспособиться к новой обстановке, что он будет восприниматься как вышедший из моды художник. Это было самое худшее, что могло произойти с человеком, который всегда гордился тем, что был в моде. Поэтому де Труа пошел на хитрость, под разными предлогами оттягивая свое возвращение.

Однажды вечером, когда де Труа был со своей любовницей в опере, на пороге ложи появился посыльный. Он прошептал де Труа на ухо, что прибыла его замена. И тогда художник понял, что больше предлогов он уже не найдет.

После окончания оперы он проводил свою спутницу до дома; сразу после этого с ним случился сердечный приступ. Через несколько часов семидесятитрехлетний художник скончался.

* * *

Перемен, о которых был так наслышан де Труа, становилось все больше и больше. В 1757 году, пять лет спустя после смерти де Труа, безработный слуга, вооруженный ножом, прорвался сквозь охрану и ранил Людовика XV. Покушавшийся объяснил, что на этот поступок его подвигли «страдания людей».

Страдания были вызваны массой самых разнообразных причин: гибельной Семилетней войной с Англией, в результате которой Франция лишилась большинства своих колоний; все возрастающими налогами; несколькими неурожайными годами, в результате чего поднялись цены на продукты; растущей безработицей и преступностью; коровьей чумой, сгубившей тысячи стад.

Со смертью Людовика XV, скончавшегося от оспы, и восшествием на престол юного Людовика XVI монархия, по мнению многих, приобрела еще более деспотичный характер, все больше отрываясь от реальности. Когда нового короля спросили, не противоречит ли один из его указов конституции, он ответил коротко: «Это законно, потому что я так хочу»[45]45
  Colin Jones, France (Cambridge: Cambridge University Press, 1994), 175.


[Закрыть].

В Шампани, где до тех пор все шло от хорошего к лучшему, обстановка в один миг омрачилась. В 1776 году, во время Войны за независимость будущих Соединенных Штатов, англичане перекрыли морские пути, чтобы изолировать свою мятежную колонию; это привело к стремительному падению продаж шампанского. В тот же год из-за очень жаркой погоды количество взорвавшихся бутылок достигло небывалого уровня – потери составили более девяноста процентов. Затем последовал целый ряд неурожаев, вызванных засухой. В один год урожай составил всего лишь одну двенадцатую часть от обычного. В когда-то процветавшей деревне Оже, по словам местного жителя, «виноградарь больше не имеет ничего своего и теперь он не более чем крепостной».

Но последней каплей, вернее, крошкой, стал хлеб – основной продукт питания французов. В Шампани, как и в других регионах Франции, начались протесты крестьян, вызванные нехваткой зерна. Летом 1789 года цены на хлеб подскочили до рекордной отметки. Когда люди стали жаловаться, королева Мария-Антуанетта произнесла свою известную реплику: «Пусть едят пирожные».

В хмурый удушливый день 14 июля в Париже разгневанная толпа атаковала таможенный пост, находившийся у ворот города. Люди обвиняли таможенных чиновников в том, что те не разрешают ввоз зерна в город. Подогреваемые выступлением радикальных ораторов, таких, как Камиль Демулен, призывавших «Aux armes» – «К оружию», – группы людей растеклись по улицам в поисках оружия и пороха. В это время в другой части города толпа ворвалась в ненавистную тюрьму Бастилию и освободила содержавшихся там заключенных.

«Так что же, это бунт?» – спросил Людовик XVI, когда ему рассказали об этих событиях. «Нет, сир, – ответили ему, – это революция»[46]46
  Там же, 181–182.


[Закрыть].

* * *

Знакомые картины: замки разрушены, церкви сожжены, знать покидает страну; по улицам, заполненным ликующей толпой, передвигаются повозки, везущие аристократов, священников, министров двора и обычных людей на гильотину.

Но были и другие картины, не так широко известные: например, Революционный трибунал, потягивая шампанское, приговаривает людей к смерти[47]47
  Glatre, Chronique, 115.


[Закрыть]. Революционный оратор Марат был убит в ванне, когда он ожидал доставки шампанского, которое, как потом выяснилось, было выпито таможенниками. Два наиболее радикальных революционера, Жорж Жак Дантон и Камиль Демулен, за несколько минут до того, как их повезли на гильотину, вместе распили бутылку шампанского из деревни Aý (Аи), напевая при этом «Vive l'Aý et la liberté». Людовик XVI и Мария-Антуанетта свою последнюю трапезу – перед тем, как быть обезглавленными, – тоже запивали шампанским.

* * *

Короля и королеву совершенно случайно арестовали, когда они пытались покинуть страну. Обстоятельства, приведшие к их аресту, в полной мере оценил бы Вольтер – ведь это он когда-то сказал: «Историю может повернуть случай».

Такой «случай» и произошел в Шампани, когда королевская чета, пытаясь спастись бегством, направлялась к границе с Германией. Неподалеку от Шалон-сюр-Марн они подъехали к развилке. Одна дорога, хотя и более короткая, была ухабистой и холмистой, проходя вдоль берега реки Марны, а затем через горы Реймса. Людовик решил выбрать более длинную дорогу, рассчитывая, что они быстрее доберутся по ней, поскольку она более ровная и проходит по равнинной местности.[48]48
  Forbes, Champagne, 141; and Glatre, Chronique, 110–111.


[Закрыть]

Дорога пролегала через Сент-Мену – место рождения Дома Периньона, и именно там удача им изменила. Жан-Батист Друе, бывший драгун, сын местного почтмейстера, случайно взглянул на проезжавшую мимо карету. Профиль одного из пассажиров показался ему знакомым. Друе вытащил из кармана пятидесятиливровую монету с профилем короля, отчеканенную в 1791 году и имевшую хождение во время революции и до 1803 года. Одного взгляда на монету было достаточно, чтобы подтвердить подозрения Друе: профиль на ней совпадал с профилем человека в карете.

Он последовал за каретой до Варена и там поднял тревогу. Через несколько минут король, королева и их дети были задержаны. На следующий день они уже ехали обратно, в Париж.

* * *

Гибель старого режима и сменившая его Республика ввергли Францию в десятилетие политического, социального и религиозного хаоса. Франция не только воевала сама с собой, она находилась в состоянии войны почти со всеми государствами Европы, претерпевая ряд удручающих поражений от тех, кто стремился воспользоваться ее ослаблением.

20 сентября 1772 года жителям Парижа стало известно, что войска Пруссии и Австрии вторглись в Шампань, намереваясь захватить город. Подталкиваемые вновь обретенным патриотизмом и ненавистью к захватчикам, тысячи граждан, забыв о своих политических разногласиях, устремились в Вальми, небольшую деревню в шести милях от Сент-Мену, где соединились с французской революционной армией, чтобы противостоять общему врагу. По сравнению с другими битвами эта не была особенно жестокой: было убито около пятисот человек. Не была она и затяжной: за несколько часов разношерстная армия французов вынудила к отступлению объединенные войска двух сильнейших армий Европы.

Немецкий писатель Иоганн Вольфганг фон Гете, присутствовавший при сражении, впоследствии заявил своим прусским товарищам: «Это начало новой эпохи в истории, и вы стали ее свидетелями».[49]49
  Jones, France, 187.


[Закрыть]

Это был толчок к поднятию морального состояния французов поистине эпохального значения. Сражение при Вальми не только восстановило уверенность Франции в себе как государства, но и придало ей чувство национального самосознания. Уже на следующий день после битвы конституционный конвент в Париже провозгласил Первую республику, официально прекратив власть династии Бурбонов. Лозунг «Vive le roi» – «Да здравствует король!» сменился лозунгом «Vive la nation!» – «Да здравствует нация!».

Но этой нации суждено было рождаться в крови. Длинные руки террора выхватывали любого, кто мог показаться врагом Республики. Франция содрогалась от волн страха и подозрительности, которые угрожали разорвать страну на части. Всего за восемнадцать лет шестьдесят тысяч человек были гильотинированы.

Эти зрелища, от которых мурашки шли по коже, иногда казались за гранью реальности. Одну за другой жертв возводили на возвышение, заставляли опускаться на колени, вытянув шею на плахе, после чего на нее с грохотом падал утяжеленный нож. Каждая отрубленная голова вызывала в толпе, наблюдавшей за спектаклем, приветственные вопли.

Но те, кто стоял ближе к эшафоту, слышали и другой шум, доносившийся из толпы, тех, кто ожидал своей очереди подняться по ступенькам к гильотине. Как сообщает маркиз де Креки, богатый аристократ, избежавший гильотины, «банкиры, аристократы и прочие умоляли своих стражей принести им шампанского».[50]50
  Glatre, Chronique, 112.


[Закрыть]

В Шампани производителям приходилось соблюдать крайнюю осторожность, потому что их клиентами были те самые люди, за которыми охотились. Ночами напролет они изменяли имена на счетах, уничтожали титулы в своих книгах учета и вставляли слово citoyen, то есть «гражданин» – предпочтительная форма обращения в период революции.[51]51
  Johnson, Story of Wine, 334.


[Закрыть]

Объемы экспорта уменьшились до слабой струйки. В Англию, например, попадало так мало шампанского, что его «продавали крошечными порциями, как капли крови».

Единственной хорошей новостью для производителей шампанского была отмена хитрой системы налогообложения, существовавшей при монархии. Шампанское облагалось налогом на каждой точке своего пути – во-первых, еще до того, как оно выходило за пределы погребов, затем во время транспортировки и еще раз уже перед тем, как попасть непосредственно к потребителю. К этому моменту более половины выручки от продаж уходило в налоги.

Однако монастыри налогами не облагались. Эта привилегия вызывала растущее недовольство крестьян-виноградарей. Им приходилось не только платить налоги правительству, они обязаны были отдавать часть своего урожая церкви. Кроме того, простым людям было запрещено продавать виноград до того, как монахи и знать не продадут свой. Эта система, изначально придуманная, чтобы помочь беднякам, часто приводила к противоположному результату, разоряя небольших виноградарей. В результате монахи и вообще духовенство стали объектами нападения революционных толп.

Первая республика отменила церковную десятину, а также жестокую налоговую систему. Церковная собственность была национализирована и продана. Это не только помогло молодой Республике избежать банкротства, но и изменило лицо страны.

Церковь владела по меньшей мере десятью процентами сельскохозяйственных угодий Франции, половина которых была занята виноградниками. Лучшие виноградники Шампани принадлежали церкви. Эту землю разделили на маленькие участки и продали виноградарям.

Когда эти маленькие участки были проданы, правительство объявило о своем решении оставить один виноградник как единое целое. Это был виноградник монастыря в Овилье, где когда-то работал Дом Периньон. Его купил производитель шампанского из Реймса.

* * *

Веселая галантность и элегантная светская жизнь Франции во времена правления последних Бурбонов немало способствовали тому, чтобы направить прожектор всеобщего внимания на шампанское. Но по-настоящему мировые подмостки оно завоевало совсем в других декорациях. Эти декорации – войны, яростные сражения, длительные военные походы и захват новых территорий. Режиссером же всего этого был молодой корсиканский офицер по имени Наполеон Бонапарт.

Ни в коей мере не было случайностью то, что Наполеон стал активным защитником шампанского. Он был рожден в семье виноделов – его отец унаследовал виноградник от своих родителей. Приданое его матери тоже способствовало увеличению семейной собственности. Дядя Наполеона часто хвастался, что Бонапартам никогда не приходилось покупать вино, оливковое масло и хлеб, потому что у них было достаточно земли, чтобы выращивать все необходимое. Вино, которое они делали, называлось Витуло – красное итальянское вино, весьма неплохое.

Детство Наполеона – это простая жизнь, наполненная непритязательными радостями, например, поездки на муле от дома по крутому склону холма к семейному винограднику, где они с братьями и сестрами работали и играли. Это был живой, озорной ребенок, «драчливый сорванец», как сказал он сам о себе много лет спустя. Отец называл его «Ураган».

Но детство Наполеона было коротким. Когда ему исполнилось девять, родители послали его учиться в престижную Королевскую военную академию в Бриенне в Шампани. Поначалу Наполеон возненавидел ее.

Там все было другое: природа, люди, манера говорить. Ученики издевались над ним за его акцент, и он умолял родителей забрать его. Он жаловался и на погоду. Зимы были мучительно холодными, ему не хватало тепла и солнца Средиземноморья.

Но было и сходство: там были виноградники. Они окружали школу, представляя собой прекрасное место для длительных уединенных прогулок. Иногда, в хорошую погоду, он, сидя под деревом, читал книги – такие, как «Иерусалим освобожденный». Но в конце концов Наполеон успокоился и привязался к своему новому дому. Позже он называл Бриенн своей «родной землей».

Но Наполеон был не самый покладистый ученик. Учителя находили его «молчаливым, капризным, заносчивым и в высшей степени расположенным к эгоизму». Однако одновременно они считали его «прилежным, успевающим в математике и географии, активно отвечающим на вопросы и полным неограниченных стремлений»[52]52
  Детство и студенческие годы Наполеона описаны в: Gilbert Martineau, Madame Mère (Paris: France-Empire, 1980); и Felix Markham, Napoleon (New York: New American Library, 1963).


[Закрыть].

Видимо, это и привлекло внимание молодого виноторговца, прибывшего в один прекрасный день в Бриенн в надежде убедить академию закупить у него вино. Жан Реми Моэ был внуком Клода Моэ, того самого, который сделал шампанское фаворитом Версаля. Всего двадцати четырех лет от роду он уже активно путешествовал по делам семейной фирмы. Они познакомились с Наполеоном совершенно случайно, и Моэ был впечатлен энергией и любознательностью юноши.

Во многих отношениях они были совершенно противоположными людьми. Наполеон был подростком. Одноклассники считали его деревенщиной. Моэ был на одиннадцать лет его старше, умудренный опытом, знавший все о производстве шампанского. И тем не менее эти различия не стали для них преградой; возможно, оба почувствовали, что их объединяет большее: амбиции, решимость и талант к управлению.

После отъезда Моэ из Бриенна они продолжали поддерживать отношения. Жан Реми пригласил мальчика приехать к нему в Эперней. Это стало началом дружбы, которой суждено было продолжаться всю их жизнь.

В 1792 году отец Жана Реми неожиданно умер, оставив сына единственным управляющим Домом Моэ[53]53
  История о том, как Жан Реми стал главой Моэ, описана в: Stevenson, Champagne, 235.


[Закрыть]. Вряд ли можно себе представить более трудный момент: только что начался период террора. Как и другие производители шампанского, Моэ всеми силами старался удержаться на плаву, продавая небольшие партии шампанского куда и когда было возможно. К тому времени он только что начал экспорт в Америку, и ему не хотелось терять этот рынок. Моэ уже приобрел нескольких важных клиентов, в их числе – Джорджа Вашингтона, первого президента Соединенных Штатов. Первая партия шампанского, отправленная Моэ в Штаты, подоспела как раз к торжественному ужину, данному Вашингтоном 4 марта 1790 года. Согласно бухгалтерским книгам Вашингтона, он заплатил шестьдесят шесть пенсов за шесть корзин шампанского, доставленных с корабля в его резиденцию. По словам одного из его гостей, сенатора Сэмюэля Джонса из Южной Каролины, «президент и госпожа Вашингтон подали к столу превосходное шампанское»[54]54
  Glatre, Chronique, 110.


[Закрыть].

Но за время Французской революции и последующих войн Жану Реми удалось послать еще только одну партию шампанского в Штаты; причиной этому послужила блокада Америки британскими военно-морскими силами. К этим бедствиям добавлялось и плохое состояние виноградников. После бегства монахов они оказались заброшенными и в ожидании новых хозяев не получали должного ухода. Часто покупателями оказывались люди, имевшие весьма поверхностные знания о виноградарстве и не представлявшие, как ухаживать за лозой. В результате производителям шампанского, и Жану Реми в том числе, бывало довольно трудно закупить необходимое количество винограда.

Хотя это время принесло тяжелейшие проблемы таким людям, как Моэ, для Наполеона оно открывало прекрасные возможности. Теперь он уже был младшим армейским офицером. Поскольку он был знаком с виноделием, ему поручили конфискацию знаменитых виноградников Кло-де-Вужо, которым владел монастырь Сито в Бургундии.

Его успех в Сито привлек к нему внимание командующего генерала в Париже, который поручил Наполеону подавить мятеж роялистов. Тот сделал это «горстью картечи», по выражению современника. Это принесло ему повышение в чин генерала – ему было всего двадцать четыре года. Ему поручили руководить кампанией в Северной Италии, где он успешно разбил австрийскую армию, после чего в 1798 году был направлен в Египет, чтобы остановить наступление англичан на Среднем Востоке. В отличие от итальянской, эта кампания не была успешной. Известна песенка, в которой его солдаты ставили под вопрос смысл своего присутствия в Египте: «Воды Нила – не шампанское! Так что же мы делаем в этой кампании?»[55]55
  Там же, 119.


[Закрыть]

Дела в Египте шли неважно, но еще хуже обстояли они во Франции. После революции страна шла ко дну: монархисты требовали реставрации, террор все еще вселял страх, а Директория, коррумпированный, слабый институт, управлявший страной, не была в состоянии решить, в какую сторону двигаться дальше. И они обратились к Наполеону, назначив его первым консулом, а по сути правителем Франции, в 1799 году. Пять лет спустя он объявил себя императором.

Восшествие Наполеона во власть стало для шампанского началом эры истинного процветания. Его назначение Жана Антуана Шапталя министром внутренних дел было мастерским ходом. Шапталь был превосходным химиком, написавшим «Трактат о виноградной лозе» – «Traite sur La Vigne» – большую книгу, которая вышла за пределы местных мифов и традиций виноделия, предложив научно обоснованные методы, применимые к любому винограднику. В своем труде Шапталь описал, как виноделы могут увеличить содержание алкоголя в вине, добавляя сахар, – процесс, названный его именем, – шаптализация. Это было особенно важным для Шампани, где вследствие более прохладного климата виноград часто не успевал дозреть, что приводило к пониженному содержанию алкоголя и кислому вкусу шампанского.

Но достать сахар было проблемой. Его приходилось возить с плантаций сахарного тростника на Карибах – роскошь, которую не каждый мог себе позволить. Теперь же ситуацию осложняло еще и то, что войны и блокады привели к полному прекращению поставок.

К счастью, Наполеон, питавший глубокий интерес к науке и сельскому хозяйству, вспомнил об ученом, который еще пятьюдесятью годами раньше заявил, что сахар можно получать из определенных сортов свеклы. Тогда большинство посчитало это чистым вымыслом. Фермеры отказывались даже думать об этом. Наполеон же был убежден, что это как раз то, что нужно Франции. Он был намерен сделать страну самостоятельной, не зависящей от внешних поставок, и приказал министру сельского хозяйства подготовить и начать программу поощрения выращивания сахарной свеклы.

Наполеон у своего старого друга Жана Реши Моэ

(КОЛЛЕКЦИЯ «МОЭ И ШАНДОН»)

Новые, более дешевые поставки сахара стали манной небесной для производителей шампанского. Их вино больше не было «зеленым и жестким, как собака», – как отзывался о нем один производитель несколькими годами ранее. Теперь оно было сладким, и его стремились покупать все больше людей.

Сам Наполеон был весьма воздержан. Он мало ел и еще меньше пил. Но кое в чем он все-таки нуждался. По словам его секретаря, «одного бокала шампанского было достаточно, чтобы восстановить его силы и привести в радостное расположение духа».

Перед каждой военной кампанией Наполеон всегда проезжал через Эперней и останавливался у своего друга, Жана Реми Моэ, чтобы взять с собой запас шампанского. «В случае победы вы его заслужили, в случае поражения – вы в нем нуждаетесь», – говорил он. Только однажды из-за спешки он не смог сделать свою обычную остановку. Он ехал в Ватерлоо.

В значительной степени благодаря покровительству Наполеона бизнес Жана Реми процветал. Наполеон и его жена, императрица Жозефина, были частыми гостями у Моэ. Стремясь обеспечить им соответствующий прием и сделать так, чтобы они чувствовали себя как дома, Жан Реми приказал построить на своей земле копию дворца Трианон и разбить вокруг него сады, такие же, как в Версале. Для руководства проектом он пригласил известного миниатюриста того времени Жана Исабея.

Неудивительно, что и другие члены семьи Бонапарт наведывались к Жану Реми, среди них брат Наполеона Жером. В 1811 году Жером, которого Наполеон сделал королем Вестфалии, приехал заказать шесть тысяч бутылок. Вечером за ужином Жером признался, что заказал бы в два раза больше, не опасайся он того, что его выпьют русские.

– Русские!.. Не понимаю вас, сир, – ответил Жан Реми.

– Хорошо, выдам вам государственную тайну. Только что в кабинете моего брата был решен вопрос о войне с Россией. Это ужасно, ужасно. Не вижу надежды на успех.

– Но, сир…

– Я знаю, что вы мне скажете: «Гений императора преодолеет все препятствия». Все это говорят… Надеюсь, что я ошибаюсь… Время покажет»[56]56
  Разговор за ужином между Жеромом Бонапартом и Жаном Реми Моэ позаимствован из: Forbes, Champagne, 418.


[Закрыть].

Жером не ошибался. Вторжение Наполеона в Россию в следующем году окончилось катастрофой. Потеряв полмиллиона убитыми, его Grande Armée – Великая армия – была наголову разбита.

К январю 1814 года армии России, Пруссии и Австрии вошли в Восточную Францию и направились к Шампани. Понимая стремление своего командующего как можно быстрее туда попасть, прусские солдаты сочинили в его честь стихи:

 
Стройте мосты через Рейн.
Я должен пить шампанское, оно там самое лучшее,
Прямо из своей колыбели,
Скоро оно все будет моим [57]57
  Там же, 144.


[Закрыть].
 

Историческая память еще хранила воспоминания об Аттиле-воине и вторжениях других армий. Деревни опустели: жители, прихватив с собой запасы провизии и все, что они могли унести, искали убежища в горах и лесах. Вражеские армии во всех направлениях пересекали Шампань, потребляя все на своем пути. «Пруссаки ненасытны, – воскликнул один из наполеоновских генералов. – Вы не поверите, сколько они выпивают шампанского».

На фирме Jacquesson & Fils в Шалон-сюр-Марн, погреба которой настолько впечатлили Наполеона в 1810 году, что он наградил ее золотой медалью, группа баварских солдат вломилась в погреба, однако бутылки им открыть не удалось. Адольф Жаксон, один из наиболее изобретательных пионеров Шампани, экспериментировал с металлической проволокой, которая удерживала пробку в бутылке, и большинство его бутылок было запечатано именно таким образом. Разочарованные баварцы просто отбили горлышки у бутылок и жадно выпили то, что смогли[58]58
  Рассказ о баварских солдатах: Robert Tomes, The Champagne Country (New York: Hurd and Houghton, 1867).


[Закрыть].

Сейчас Наполеон проводил свои наиболее блистательные сражения, но это были уже арьергардные бои, целью которых было уменьшить потери во время отступления армии.

17 марта 1814 года, когда армии противника уже дышали ему в затылок, Наполеон нанес последний визит в Эперней, проведя ночь в доме, построенном для него Жаном Реми. Глотая консоме, Наполеон несколько минут изучал карту, затем, повернувшись к другу, сказал: «Ну что ж, Франция пока еще не в руках России, но, если я потерплю поражение, уже через месяц я либо буду мертв, либо лишусь трона. Поэтому я хочу наградить тебя сейчас за твой выдающийся бизнес и за все, что ты сделал для наших вин за рубежом». С этими словами Наполеон снял со своей груди крест – орден Почетного легиона и приколол его Жану Реми[59]59
  Последняя встреча Наполеона с Моэ 17 марта описана в: Forbes. Champagne, 145.


[Закрыть].

На следующее утро император убыл в Париж и несколько дней спустя отрекся от престола. К тому времени Эперней и Реймс были уже оккупированы.

* * *

Огромные взыскания и реквизиции были наложены на Шампань как возмездие за те репрессии, которые ввел Наполеон в завоеванных им странах. По всей Шампани шло разграбление винных погребов. Самые тяжелые потери понес Моэ: русские солдаты, расквартированные у него в поместье, опустошили шестьсот тысяч бутылок шампанского.

Однако Моэ даже в это ужасное время не терял оптимизма, вспоминая старую французскую поговорку: «Qui a bu, boira» – «Единожды выпивший выпьет снова». Жан Реми говорил своим друзьям: «Все эти солдаты, разоряющие меня сегодня, завтра принесут мне состояние. Пусть они пьют все, что захотят. Они окажутся на крючке на всю оставшуюся жизнь и, когда вернутся на родину, станут моими лучшими продавцами».[60]60
  Там же, 146.


[Закрыть]

Он оказался прав. Во времена революции шампанское доказало, что оно не принимает ничью сторону; то же самое было сейчас. Правители тех самых стран, против которых еще недавно воевала Франция, очень скоро стали прочесывать погреба каждого производителя, пробуя шампанское и делая закупки. Среди них был российский царь Александр, император Австрии Франц II, король Пруссии Фридрих-Вильгельм III, принц Вильгельм Оранский и английский герцог Веллингтон.

Наибольшей известностью пользовались погреба Жана Реми. Если раньше его беспокоило, как повлияет на его дело отречение и последовавшая за ним ссылка Наполеона, то теперь он обнаружил, что стал «самым знаменитым виноделом мира» – его шампанское поставлялось во все дворы Европы.

Казалось, никто из победителей не спешил возвращаться домой. Как сказал один из производителей шампанского, «они вернулись в Шампань, потому что, по их словам, у них не было времени распробовать шампанское, так как они были заняты в сражениях. Это новое вино, которое играло, возбуждало их любопытство, и потому они возвратились»[61]61
  Georges Clause and Eric Glatre, Le champagne: Trois siècles d’histoire (Paris: Stock, 2002), 106.


[Закрыть].

И они были покорены.