Автор книги: Дональд Даттон
Жанр: Психотерапия и консультирование, Книги по психологии
Возрастные ограничения: +18
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 3 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Примечания
* Свое исследование я посвятил абьюзивным мужчинам, из чего не следует делать вывод, что абьюзерами бывают только мужчины. Далее я приведу обзор имеющейся литературы по теме женского абьюза.
† I use the term “abuse perpetrators” because we do not know that all abuse perpetrators are “batterers” – to batter means to strike repeatedly.
На родине автора это термины, закрепленные на юридическом уровне, поэтому он уточняет. У нас домашнее насилие в принципе не фигурирует как отдельная статья. Тут либо убирать это примечание, либо писать обширный комментарий, что, наверное, излишне.
Литература
1. Baron R., Byrne D. Social psychology: Understanding human interaction. Allyn & Bacon: Boston, 1977.
2. Zimbardo P. The human choice: Individuation, reason, and order versus de-individuation, impulse, and chaos. University of Nebraska Press: Lincoln, 1969.
3. Leary T.F. Interpersonal diagnosis of personality: A functional theory and methodology for personality evaluation. International Universities Press: New York, 1957.
4. Dutton D.G. Rethinking domestic violence. UBC Press: Vancouver, 2006.
5. Snell J.E., Rosenwald P.J., Robey A. The wifebeater’s wife. Archives of General Psychiatry 1964; 2: 107–113.
6. Hilberman E. Overview: The “wife beater’s wife” reconsidered. American Journal of Psychiatry 1980; 137 (11): 1336–1347.
7. Faulk M. Men who assault their wives. Medicine, Science and the Law 1974; 14: 180–183.
8. Dutton D.G. Personality profle of intimate terrorists. Journal of Interpersonal Violence, in press.
9. Bland R.C., Orn H. Family violence and psychological disorder. Canadian Journal of Psychiatry 1986; 31 (12): 129–137.
10. Rounsaville B. Theories in marital violence: Evidence from a study of battered women. Victimology: An International Journal 1978; 3 (1–2): 11–31.
11. Russo F. The faces of Hedda Nussbaum. New York Times 1997; March 10: 12–24.
12. Pence E., Paymar M. Power and control: Tactics of men who batter. Minnesota Program Development: Duluth, 1986.
13. Sonkin D.J., Martin D., Walker L. The male batterer: A treatment approach. Springer: New York, 1985.
14. Walker L.E. The battered woman. Harper & Row: New York, 1979.
15. Dutton D.G. Profling wife assaulters: Some evidence for a trimodal analysis. Violence and Victims 1988; 3 (1): 5–30.
16. Stets J., Straus M.A. The marriage license as a hitting license: Physical violence in American Families. Transaction Publishers: New Brunswick, NJ, 1992.
17. Simon T.R., Anderson M., Thompson MP et al. Attitudinal acceptance of intimate partner violence among U.S. adults. Violence and Victims 2001; 16 (2): 115–126.
18. Hamberger L.K., Hastings J.E. Personality correlates of men who abuse their partners: A cross-validation study. Journal of Family Violence 1986; 1 (4): 323–341.
19. Hamberger L.K., Hastings J.E. Personality characteristics of spouse abusers: A controlled comparison. Violence and Victims 1988; 3: 5–30.
20. Millon T. The MCMI–II manual (2nd edn). National Computer Systems: Minneapolis, 1987.
21. Saunders D.G. A typology of men who batter: Three types derived from cluster analysis. American Journal of Orthopsychiatry 1992; 62 (2): 264–275.
22. Hamberger K., Hastings J.E. Personality correlates of men who batter and non-violent men: Some continuities and discontinuities. Journal of Family Violence 1991; 6 (2): 131–147.
23. Dutton D.G, Starzomski A. Psychological diferences between court-referred and self-referred wife assaulters. Criminal Justice and Behavior: An International Journal 1994; 21: 203–222.
24. Hart S.D., Dutton D.G., Newlove T. The prevalence of personality disorder among wife assaulters. Journal of Personality Disorder 1993; 7 (4): 329–341.
25. Kernberg O. The structural diagnosis of Borderline Personality Organization. In: Borderline personality disorders: The concept, the syndrome, the patient, Hartocollis P (ed). International Universities Press: New York, 1977; 87–121.
26. Dutton D.G. Personality profle of intimate terrorists. Unpublished manuscript, University of British Columbia, 2006.
27. Ehrensaf M.K., Moftt T.E., Caspi A. Clinically abusive relationships in an unselected birth cohort: Men’s and women’s participation and developmental antecedents. Journal of Abnormal Psychology 2004; 113 (2): 258–270.
28. Moftt T.E., Caspi A., Rutter M. et al. Sex diferences in antisocial behavior. Cambridge University Press: Cambridge, UK, 2001.
29. Holtzworth-Munroe A., Stuart G.L. Typologies of male batterers: Three subtypes and the diferences among them. Psychological Bulletin 1994; 116 (3): 476–497.
30. Holtzworth-Munroe A., Meehan J., Herron K. et al. Testing the Holtzworth-Munroe and Stuart typology. Journal of Consulting and Clinical Psychology 2000; 68: 1000–1019.
31. Lohr J.M., Hamberger L.K., Bonge D. The nature of irrational beliefs in different personality clusters of spouse abusers. Journal of Rational Emotive and Cognitive Behavior Therapy 1988; 6: 273–285.
32. Dutton D.G. Treatment of Assaultiveness. In: Intimate violence: Contemporary treatment approaches, Dutton DG, Sonkin DL (eds). Haworth Press: New York, 2003.
33. Dutton D.G. MCMI results for batterers: A response to Gondolf. Journal of Family Violence 2003; 18 (4): 253–255.
34. Buzawa E.S., Buzawa C.G. Domestic violence: The criminal justice response (2nd edn). Sage: Thousand Oaks, CA, 1996.
35. Dutton D.G., Nicholls T.L. The gender paradigm in domestic violence research and theory: Part 1. The confict of theory and data. Aggression and Violent Behavior 2005; 10 (6): 680–714.
36. Dutton D.G., Kerry G. Modus operandi and personality disorder in incarcerated killers. International Journal of Law and Psychiatry 1999; 22 (3–4): 287–300.
37. Jacobson N.S., Gottman J.M., Waltz J. et al. Afect, verbal content, and psychophysiology in the arguments of couples with a violent husband. Journal of Consulting and Clinical Psychology 1994; 62 (5): 982–988.
38. Jacobson N.S., Gottman J. When men batter women: New insights into ending abusive relationships. Simon & Schuster: New York, 1998.
39. Hare R.D., Forth A.E., Strachan K. Psychopathy and crime across the lifespan. In: Aggression and violence throughout the lifespan, Peters RD, MacMahon RJ, Quinsey VL (eds). Sage: Newbury Park, CA, 1992; 285–300.
40. Hare R.D. Psychopathy: A clinical construct whose time has come. Criminal Justice and Behavior 1996; 23 (1): 25–54.
41. Hare R.D. Without conscience: The disturbing words of the psychopaths among us. Pocket Books: New York, 1993.
42. Porter S. Without conscience or without active conscience? The etiology of psychopathy revisited. Aggression and Violent Behavior 1996; 1 (2): 179–189.
43. Herve H.F.M. The masks of sanity and psychopathy: A cluster analytical investigation of subtypes of criminal psychopathy. Doctoral dissertation, Department of Psychology, University of British Columbia, 2002.
44. Hare R.D. The Hare Psychopathy Checklist – Revised. Multi-Health Systems: Toronto, 1991.
45. Tweed R., Dutton D.G. A comparison of impulsive and instrumental sub– groups of batterers. Violence and Victims 1998; 13 (3): 217–230.
46. Oldham J., Clarkin J., Appelbaum A. et al. A self-report instrument for Borderline Personality Organization. In: The borderline: Current empirical research, McGlashan TH (ed). American Psychiatric Press: Washington, DC, 1985; 1–18.
47. Bartholomew K., Horowitz L.W. Attachment styles among young adults: A test of a four-category model. Journal of Personality and Social Psychology 1991; 61: 226–244.
48. Edwards D.W., Scott C.L., Yarvis RM. et al. Impulsiveness, impulsive aggression, personality disorder and spousal violence. Violence and Victims 2003; 18 (1): 3–14.
49. Morey L.C. The Personality Assessment Inventory: Professional manual. Psychological Assessment Resources: Odessa, FL, 1991.
50. Coccaro E.F. Neurotransmitter correlates of impulsive aggression in humans. Annals of the New York Academy of Sciences 1996; 794: 82–99.
51. Coccaro E.F., Kavoussi R.J. Neurotransmitter correlates of impulsive aggression. In: Aggression and violence, Stof DM, Cairns RB (eds). Erlbaum: Mahwah, NJ, 1996; 64–76.
52. Meloy J.R. Violent attachments. Jason Aronson: Northvale, NJ, 1992.
53. Zanarini M.C., Parachini E.A., Frankenburg F.R. et al. Sexual relationship difculties among borderline patients and Axis II comparison subjects. Journal of Nervous and Mental Disease 2003; 191 (7): 479–482.
54. Dutton D.G. The abusive personality: Violence and control in intimate relationships. Guilford Press: New York, 1998.
55. Yang Y., Raine A.D., Lencz T. et al. Prefrontal white matter in pathological liars. British Journal of Psychiatry 2005; 187: 328–335.
56. American Psychiatric Association. Diagnostic and statistical manual of mental disorders (4th edn, text rev). American Psychiatric Association: Washington, DC, 2000.
57. Lyman D.R. Early identifcation of chronic ofenders: Who is the fedgling psychopath? Psychological Bulletin 1996; 120 (2): 209–234.
58. Gottman J.M., Jacobson N.S., Rushe R.H. et al. The relationship between heart rate activity, emotionally aggressive behavior and general violence in batterers. Journal of Family Psychology, 1995; 9: 1–41.
59. Hard R.D., Forth A.E., Strachan K. Psychopathy and crime across the lifespan. In: Aggression and violence throughout the lifespan, Peters RD, McMahon RJ, Quinsey VL (eds). Sage: Newbury Park, CA, 1992: 285–300.
Глава 2. Ранние объяснения
Органические синдромы мозга и реакция ярости
В академических исследованиях конца 1970-х годов было принято подразделять агрессию на две категории: «нормальную», направленную на постороннего человека или врага, и «насилие в близких отношениях», которое обозначалось «ненормальным», характерным для сумасшедших. Медицина считала таких людей подобными ужасному монстру, созданному доктором Франкенштейном и получившему из рук ассистента мозг преступника, и утверждала, что они совершают акты насилия из-за неврологических отклонений. В 1977 году я участвовал в международной конференции психиатров и специалистов по уголовному праву и увидел в программе несколько докладов по теме супружеского насилия. К моему глубокому разочарованию, доклады оказались посвящены исключительно неврологическим «причинам» нападения мужей на жен. Это сложное действие, наполненное символизмом и множеством смыслов, приписываемых женщине (любовница/спасительница/мать/предательница), связанное с обсессиями, презрением, ревностью, гневом и яростью, свели к пертурбациям в так называемой лимбической системе – той части мозга, которая предположительно управляет эмоциями. Следовательно, эти психиатры утверждали, что нарушения функционирования головного мозга, в частности височных долей, и являются причиной того, что мужья избивают своих жен.
Относительно недавно Дэниел Гоулман в книге «Эмоциональный интеллект» высказал мнение, что реакции страха и ярости («бей-беги») запускаются сенсорными сигналами, которые сначала попадают в лимбическую систему (таламус и амигдалу), и лишь после этого начинается их обработка неокортексом. Более поздняя, «рассудочная» реакция возникает слишком поздно и не может остановить изначальную импульсивную ярость (или стремление убежать). Однако Гоулман не рассматривает лимбические реакции исключительно как естественную функцию, запрограммированную «природой». Ссылаясь на блестящую работу Алана Шора по ранним переживаниям и созреванию мозга, Гоулман говорит, что на развитие амигдалы1 оказывают влияние ранние эмоциональные послания от родителей. В революционной работе Шор показал связь между взаимодействием матери с младенцем и развитием структур головного мозга, в том числе лимбических, контролирующих эмоции.2, 3 Его исследования доказывают, что развитие правого полушария происходит раньше, чем развитие левого полушария, как правило, в первые 18 месяцев, до развития речи. Более того, нейрологическое развитие напрямую зависит от привязанности – от своевременности и синхронности сонастроенного взаимодействия между матерями и младенцами. Термин «привязанность» был введен Боулби4-6 в качестве социобиологической альтернативы концепции «вытеснения сексуальных желаний» Фрейда, которая лежала в основе понимания интимных взаимоотношений.* После проведенного Шором анализа этот термин стал неоспорим: истоки эмоциональной близости формируются в процессе ранней привязанности (дополнительное обсуждение этой темы приводится в главе 8). Меня всегда поражало, что социологические исследования НБО уделяют так мало внимания феномену привязанности. Полагаю, что такое искажение возникло из-за большого интереса к гендерным объяснениям НБО (которое в прошлом рассматривалось в первую очередь как мужская проблема).
Психиатр Бессел ван дер Колк вслед за Шором предположил, что сепарация и нарушение привязанности меняют количество и сензитивность опиоидных рецепторов головного мозга, а также вызывают хронические изменения в биохимии мозга. Более того, «определенные виды детского опыта приводят в тому, что человек становится склонен к расстройствам системы нейротрансмиттеров, которые могут активироваться в стрессовых ситуациях, особенно связанных с потерями близких связей».7 Важнейший вклад Шора и ван дер Колка в наше понимание агрессии в близких отношениях более подробно рассмотрен в других главах, пока же важно отметить следующее: ранее с точки зрения психиатрии этиология неврологических нарушений считалась вторичной, а главной причиной импульсивных вспышек ярости назывались неврологические штормы.
Примером такого подхода может служить статья, опубликованная в медицинском журнале The Practitioner в 1976 году. Ее автор Фрэнк Эллиотт работал психиатром в больнице штата Пенсильвания.8 В статье описывается так называемый синдром эпизодической потери контроля – этот термин предложен Карлом Меннингером, основателем клиники, в честь которого она впоследствии была названа. Изначально Меннингер описывал эпизоды временной потери контроля, когда человек внезапно и по необъяснимым причинам вдруг терял контроль, в буквальном смысле этого слова впадал в амок – так тело бессознательно реагировало на хронический стресс. Эти состояния не поддавались рациональному «эго-контролю» и обладали взрывной природой. В этом смысле они представляли собой иной уровень реакции на стресс по сравнению с такими типами стрессовой адаптации, как тревога, невротические симптомы и психоз. Эпизодическая потеря контроля упоминается в DSM – IV-TR как одно из расстройств контроля импульсов под названием «эпизодическое эксплозивное расстройство». Среди его черт (см. таблицу 2.1) можно назвать следующие: 1) несколько отдельных эпизодов потери контроля над агрессивными импульсами, следствием которых стали серьезные агрессивные действия или порча имущества; 2) степень агрессивности, выраженная «очень диспропорционально по отношению к любому предшествующему психологическому стрессору» (триггер); 3) отсутствие признаков генерализованной агрессивности между эпизодами; а также 4) отсутствие эпизодов, являющихся частью психотического расстройства или других расстройств (например, психопатии). Иными словами, человек не находится в состоянии психоза и между эпизодами в целом ведет себя неагрессивно, а потом у него вдруг случается приступ гнева, совершенно неадекватный тому, что ему предшествовало.
Эллиотт полагал, что эти эпизоды вызываются неврологическим разрядом в лимбической системе, «древней части мозга», расположенной в стволе головного мозга под полушариями. Лимбическую систему называют древней, поскольку считается, что она появилась на ранних этапах эволюции человечества, задолго до развития неокортекса. Она содержит в себе такие структуры, как амигдала (миндалевидное тело), гиппокамп и височная доля. Именно эти зоны считаются «владениями эмоций». Исследования животных показывают, что при стимуляции амигдалы с помощью имплантированных микроэлектродов у животных возникает ярость или удовольствие, в зависимости от точного расположения импланта.9 При стимуляции определенных зон обезьяны начинают все время нажимать на кнопку, чтобы стимуляция не прекращалась, и делают это до тех пор, пока не валятся с ног от переутомления. Стимуляция других зон приводит к тому, что обезьяны начинают скалиться, становятся агрессивными и набрасываются друг на друга.
Таблица 2.1. Черты эпизодического эксплозивного расстройства
1. Несколько отдельных эпизодов агрессии, приведших к серьезному агрессивному поведению и нападениям или порче имущества
2. Действия непропорциональны предшествующим событиям
3. Обычно действия происходит случайно (в любой ситуации) и не связаны с какими-то конкретными отношениями
Примечание. Эти характеристики никоим образом не заменяют диагностических критериев DSM – IV-TR.
Практически все студенты психологических факультетов с замиранием сердца смотрели фильм испанского нейробиолога Хосе Дельгадо, где он, переодевшись в костюм матадора, сражался с быком, в лимбическую систему которого был вживлен имплант, которым Дельгадо дистанционно управлял. Когда Дельгадо нажимал кнопку на крошечном пульте, бык вдруг останавливался. Электрическая активность в определенной зоне мозга может оказывать сильное влияние на поведение, связанное с агрессией. Одним из видов намеренно генерируемой электрической активности в мозге является эпилептический припадок. Следовательно, с точки зрения неврологии потенциальной причиной неконтролируемых вспышек агрессии может быть эпилепсия.
Эллиотт считал височную эпилепсию наиболее распространенным «органическим» нарушением, связанным со вспышками ярости. Височная эпилепсия, в свою очередь, может вызываться любой ранней травмой, например «кислородным голоданием в младенчестве» (при проблемах с дыхательной системой) или «травматическими шрамами». Эллиотт никогда не писал о своих соображениях по поводу происхождения этих травматических шрамов и не размышлял над тем, может ли височная эпилепсия быть следствием насилия в детстве или нарушения привязанности. Последние исследования говорят в пользу наличия такой связи. Потрясающие межпоколенческие исследования Байрона Эгеланда и коллег10 показывают «процент передачи» плохого обращения с детьми от одного поколения к следующему, и он равен почти 40 % (40 % взрослых, плохо обращающихся со своими детьми, в детстве сами подвергались жестокому обращению). Психолог Алан Росенбаум11 обнаружил, что 61 % мужчин, прошедших диагностику для амбулаторного лечения из-за нападения на жену, имели в анамнезе черепно-мозговые травмы, из чего был сделан лежащий на поверхности вывод о том, что ранние физические травмы (например, удары головой) могут вызвать височную эпилепсию, которая, в свою очередь, и являлась причиной НБО. Неужели травма головы, приводящая к эпилепсии височных долей, служила источником вспышек гнева? В этой книге я исхожу из того, что физические травмы в детстве у склонных к насилию мужчин являются лишь «вершиной айсберга», лишь частью травматической виктимизации, которой те подверглись.
Должен добавить, что в моем клиническом опыте некоторые мужчины, приходящие на группы терапии, имеют очевидные «мягкие признаки» того или иного неврологического расстройства, в частности нистагм (подергивания или саккады) и дефицит внимания. Один из таких мужчин прошел терапию, а затем у него еще шесть раз случались рецидивы (что составило 1/6 от всех агрессивных нападений после терапии в группе из 156 мужчин!).
Нарушение обмена веществ тоже может вызывать вспышки гнева. Эллиотт описал случай матереубийства, триггером которому послужила гипогликемия у мужчины, получившего серьезную черепно-мозговую травму при рождении или в младенчестве. Эллиотт описал черты подобной потери контроля как эпизоды интенсивной ярости, «вызванные бытовым раздражением и сопровождающиеся вербальным или физическим насилием» (с. 104). Человека, как правило, описывают как «теплого и приятного», но у него в анамнезе «несколько дорожно-транспортных происшествий, вследствие агрессивного стиля вождения». Недавние психиатрические объяснения придерживаются этой же линии. Типичный пример – работа Фелтхауса и коллег12. Авторы выделили подгруппу из 15 человек (из изученных 443 мужчин, склонных к насилию), получивших диагноз: «насилие в близких отношениях». Типичной жертвой их гнева становились «супруга, любовница, молодой человек/девушка» (с. 72). В одном исследовании за другим НБО объяснялось с неврологической точки зрения, при этом совершенно не обращалось внимания на то, что насилие происходит в контексте близких отношений и, как правило, наедине. Эти контекстуальные признаки предполагают, что агрессию вызывают некие конкретные триггеры, о которых никто не говорит, потому что все внимание уделяется «неконтролируемости» агрессии.
Эллиотт приводит пример из художественной литературы и, сам того не желая, подчеркивает проблематичность концепции импульсивного расстройства. Эллиотт ссылается на творчество Эмиля Золя и рассказывает о Жаке, герое романа «Человек-зверь», описывая его следующим образом: «мужчина с симптомами височной эпилепсии, который не всегда может контролировать тягу убить привлекающую его женщину» (с. 104). Как же так получается, что при неврологическом расстройстве мужчина набрасывается только на привлекательных женщин? Или, другими словами, почему цикличные абьюзеры нападают только на своих жен и только оставаясь с ними наедине? Наверняка дело здесь не только в нейрональных разрядах в височной доле. Некоторые неврологические расстройства (например, синдром Туретта) больной может держать под контролем в конкретных ситуациях (см. Сакс,64 глава 1). Описывает ли эта модель и абьюзивных мужчин? Или же есть какой-то фактор, возникающий именно в близких отношениях и провоцирующий вспышки гнева? Разумеется, процессы психических ассоциаций высшего порядка – некоторые смысловые ассоциации с мишенью насильника и контекстом насилия – должны направлять и оказывать влияние на сам акт насилия. Что значит для мужчины его жена? Какие символические ассоциации такой мужчина имеет с раннего возраста, какой смысл они придают конкретной ситуации? Что особенного есть в близости, что меняет для такого мужчины смысл, который приписывается Другому?
Недостаточность теории об активации неврологических механизмов для объяснения молярного поведения показывает и другое классическое исследование Хосе Дельгадо. Доминирующей обезьяне мужского пола стимулировали зону височной доли, вызывая тем самым агрессивную реакцию, выражавшуюся в оскале и нападении на других особей. Стимуляция той же зоны у подчиненной обезьяны вызывала реакцию отстранения – обезьяна съеживалась и забивалась в угол клетки.13 На основании полученных Дельгадо результатов социопсихолог Альберт Бандура предположил, что прямая стимуляция систем мозга не может быть единственной причиной агрессии, а агрессия всегда имеет аспекты научения. Стимуляция мозга, таким образом, вызывает «доминантную» или наиболее частотную на момент стимуляции реакцию. Привычные реакции меняются в соответствии с обстоятельствами. Доминантная обезьяна научилась нападать – нападение заняло первое место в иерархии реакций, поэтому именно оно, вероятнее всего, задействовалось, когда тот или иной триггер привел в действие нейронные механизмы. Субмиссивные обезьяны научились тому, что любая попытка нападения с их стороны повлечет за собой суровое наказание. Иерархия реакций изменилась, и особи приспособились к ней. У доминантных и субмиссивных обезьян выработались противоположные реакции на стимуляцию одной и той же зоны мозга. Соответственно, у нейронных механизмов нет постоянно закрепленных функций, а решение напасть, свернуться клубочком или показать яремную вену (в знак подчинения), судя по всему, отчасти принимается на основе ожиданий, возникающих в этот момент от особи определенного социального статуса.
Годы спустя, изучая людей, я обнаружил, что их эмоциональные реакции во многом также определяются тем же иерархическим статусом.14, 15 Я измерял эмоциональные реакции людей, слушавших записи семейных ссор. Одним людям была отведена более низкая позиция в иерархии созданной для этого эксперимента группы, другие занимали высокие позиции – таким образом, я создал «временных» начальников и подчиненных. Люди этих двух позиций совершенно по-разному воспринимали семейные ссоры. Однако в исследованиях с людьми большая степень ярости ассоциировалась с низким статусом: все было не так, как у обезьян, хотя социальный статус и у тех, и у других являлся важным фактором. Оказалось, что невозможно провести прямую связь между нейронным событием и действиями широкого спектра, например яростью. Контекст, в котором отыгрывалась ярость, влиял не только на выбор действия, но и на само переживание эмоции. Короткий путь к амигдале, описанный Дэниелом Гоулманом, оказался применим только к «рефлекторным» реакциям, но не к устойчивой агрессии.
Подобные ранние неврологические «объяснения» так и не помогли ответить на вопрос, как же объясняется направленность ярости вовне лишь в конкретных обстоятельствах и на конкретные мишени (например, на привлекательных женщин у героя Золя), если проблему связывают с неврологическими нарушениями или диагностическим ярлыком вроде «эпизодического эксплозивного расстройства». Почему, к примеру, ярость не генерализуется на любые доступные мишени, а не только на того, кто подворачивается под руку? Почему авторы насилия Фелтхауса и Брайанта направляли свою ярость только на тех, с кем состояли в близких отношениях?
Эпизодическая потеря контроля означала бы, что приступы происходят спонтанно как на людях, так и в домашней обстановке. Обычно мужья нападают на жен в конкретных обстоятельствах (дома, находясь наедине) и в конкретное время (как правило, по приходе мужа домой или поздно ночью), и данные исследований НБО говорят о том, что это не случайно. Происходит нечто, что направляет ярость именно на интимного партнера. Потенциальная угроза потери серьезно усиливает гнев. Некоторые из ответов на эти вопросы начинают появляться в новых исследованиях мозга.2, 16 Дамасио,16, 17 к примеру, описал «диспозиционные репрезентации», хранящиеся в вентромедиальной коре головного мозга, которые «представляют собой знания о том, какие типы ситуаций обычно связаны с теми или иными эмоциональными реакциями в личном опыте человека»16 (с. 22). Эти воспоминания, или «репрезентации», содержат в себе определенные оценки стимулов (оценку текущей ситуации) и соматическую ценность, приобретенную в личном опыте. При активации они создают телесное состояние, регулирующее приближение или избегание по отношению к объекту. Таким образом, память «подготавливает» телесную реакцию на объект-стимул, находящийся за пределами сознания. Шор2 описывает связь между лимбическими структурами и орбитальной корой (которая созревает от правого полушария и до левого), ставящую примитивные, неотрегулированные эмоции в контекст отношений, тормозящую эти эмоции и дающую способность к эмпатии (способности ощущать эмоциональные состояния свои и других). Следовательно, когнитивная нейробиология выделила структуры, отвечающие за интерпретацию отношений и эмоциональные реакции, а не просто сброс эмоционального напряжения. Способность регулировать эмоциональное состояние свое и других, известная также как «регуляция аффекта», имеет нейрофизиологическую природу.
Используя двухфотонную эмиссионную томографию, Рейн и Мелой обнаружили, что убийцы, совершившие преступление под воздействием эмоций (но признанные невиновными по невменяемости) имели повышенную активность в лимбической зоне (аналог педали газа) и пониженную активность префронтальной коры (аналог плохих тормозов).18 Уже в двухлетнем возрасте у детей есть выраженные эмоциональные цепочки, которые при активации обуславливают оценку новой ситуации и паттерны взаимодействия еще до того, как информация по этой новой ситуации была обработана мозгом.2 Другими словами, эмоциональные цепочки формируются на очень раннем этапе жизни и содержат в себе реакции на часто повторяющиеся ситуации. Эти ситуации могут быть связаны с такой темой, как близость. Шор называет этот эволюционный процесс «биологически организованным ядром аффекта» (с. 52) и полагает, что его созревание обусловлено как биологическими факторами, так и «опытом». Под «опытом» понимается, что определенное взаимодействие с матерью позволяет процессу развития протекать благополучно, и тогда структуры мозга созревают в полной мере. Мы обнаружили, что студенты, подвергавшиеся плохому обращению в родительской семье, начинали испытывать гнев/тревогу в ожидании просмотра или прослушивания записи семейной ссоры.19 Таким образом, прайминг аффекта появлялся еще до контакта со стимулом. Возможно, именно прайминг является эмоциональной реакцией, обусловленной «репрезентациями», описанными Дамасио, или «аффективным ядром», рассмотренным Шором. В рамках данного исследования нам не удалось определить возраст, в котором субъекты подвергались жестокому обращению. Шор описывает взаимодействие с матерью в период до развития речи (обычно его называют «младенческим барьером амнезии», считается, что он продолжается до 18 месяцев), который ребенок не помнит. Парадоксально, что самые важные отношения в нашей жизни уже случились, а мы об этом даже не помним.
Различия этих аффективных ядер проявляются в том, что называется «стилями привязанности».20 Я разработал опросник «Шкала склонности к абьюзивности»,21 который, в частности, оценивает воспоминания о том, как с человеком обращались родители (разумеется, не в младенчестве), и хронические эмоциональные реакции, в том числе гнев. Постмладенческое взаимодействие с родителями может помочь нам оценить взаимодействие в младенчестве и дать некоторое представление о ситуации (например, устойчиво хороший или плохой климат в семье). Однако, учитывая микроскопические масштабы большинства современных исследований, можно надеяться в лучшем случае на выявление основных тенденций. В последнее время нейробиологи начали отслеживать активность зон мозга, отвечающих за отношенческий контекст эмоций и указывающих на их происхождение. Несмотря на ограниченную известность на данный момент, масштабной синтезирующей работе Шора суждено стать классикой.
Правообладателям!
Данное произведение размещено по согласованию с ООО "ЛитРес" (20% исходного текста). Если размещение книги нарушает чьи-либо права, то сообщите об этом.Читателям!
Оплатили, но не знаете что делать дальше?
