Текст книги "Абьюзивная личность. Насилие и контроль в близких отношениях"

Литература

1. Bandura A., Ross D., Ross S. Imitation of flm-mediated aggressive models. Journal of Abnormal Psychology 1963; 66: 3–11.

2. Bandura A. The social learning perspective: Mechanisms of aggression. In: Psychology of crime and criminal justice, Toch A (ed). Holt, Rinehart & Winston: New York, 1979; 298–336.

3. Patterson G.R. Families of antisocial children: An interactional approach. Catalia: Eugene, OR, 1981.

4. Rajecki P., Lamb M., Obmascher P. Toward a general theory of infantile attachment: A comparative review of aspects of the social bond. Behavioral and Brain Sciences 1978; 3: 417–464.

5. Dutton D.G., Painter S.L. The battered woman syndrome: Efects of severity and intermittency of abuse. American Journal of Orthopsychiatry 1993; 63: 614–622.

6. Dutton D.G., Painter S.L. Emotional attachments in abusive relationships: A test of traumatic bonding theory. Violence and Victims 1993; 8: 105–120.

7. Dutton D.G., Painter S.L. Traumatic bonding: The development of emotional bonds in relationships of intermittent abuse. Victimology: An International Journal 1981; 6 (1–4): 139–155.

8. Eron L.D., Huesmann L.R., Lefowitz M.M. et al. Does television cause aggression? American Psychologist 1972; 27: 253–263.

9. Huesmann L.R. An information processing model for the development of aggression. Aggressive Behavior 1988; 14 (1): 13–24.

10. Straus M.A., Gelles R.J., Steinmetz S. Behind closed doors: Violence in the American family. Anchor Press/Doubleday: Garden City, NY, 1980.

11. Kalmuss D.S. The intergenerational transmission of marital aggression. Journal of Marriage and the Family 1984; 46: 11–19.

12. Widom C.S. Does violence beget violence? A critical examination of the literature. Psychological Bulletin 1989; 106: 13–28.

13. Tremblay R.E., Nagin D.S. The developmental origins of physical aggression in humans. In: Developmental origins of aggression, Tremblay R.E., Hartup W.W., Archer J. (eds). Guilford Press: New York, 2005; 83–106.

14. Patterson G.R., Littman R.A., Brickner W. Assertive behavior in children: A step toward a theory of aggression. Monographs of the Society for Research in Child Development 1967; 32 (5): serial no. 133.

15. Pepler D., Craig W., Yuile A. et al. Girls who bully: A developmental and relational perspective. In: Aggression, antisocial behavior, and violence among girls, Putallaz M., Bierman K.L. (eds). Guilford Press: New York, 2004; 90–109.

16. Capaldi D.M., Kim H.K., nd Shortt J.W. Women’s involvement in aggression in young adult romantic relationships: A developmental systems model. In: Aggression, antisocial behavior, and violence among girls, Putallaz M., Bierman K.L. (eds). Guilford Press: New York, 2004; 223–241.

17. Serbin L.A., Stack D.M., De Genna N. et al. When aggressive girls become mothers: Problems in parenting, health, and development across two generations. In: Aggression, antisocial behavior, and violence among girls, Putallaz M.B., Bierman K.L. (eds). Guilford Press: New York, 2004; 262–286.

18. Archer J. Sex diferences in physically aggressive acts between heterosexual partners: A meta-analytic review. Aggression and Violent Behavior 2002; 7 (4): 313–351.

19. Dutton D.G., Hart S.D. Evidence for long-term specifc efects of childhood abuse and neglect on criminal behavior in men. International Journal of Ofender Therapy and Comparative Criminology 1992; 36 (2): 129–137.

20. Sroufe L.A., Egeland B., Carlson E.A. et al. The development of the person: The Minnesota study of risk and adaptation from birth to adulthood. Guilford Press: New York, 2005.

21. Novaco R. Anger control: The development and evaluation of an experimental treatment. Lexington Books: Lexington, MA, 1975.

22. Novaco R. The functions and regulation of the arousal of anger. American Journal of Psychiatry 1976; 133: 1124–1128.

23. Fromm E. The anatomy of human destructiveness. Fawcett: New York, 1973.

24. van der Kolk B.A., McFarlane A.C., Weisaeth L. Traumatic stress: The efects of overwhelming experience on mind, body, and society. Guilford Press: New York, 1996.

25. Cushman P. Why the self is empty: Toward a historically situated psychology. American Psychologist 1990; 45 (5): 599–611.

26. Pollack S., Gilligan C. Images of violence in thematic apperception test stories. Journal of Personality and Social Psychology 1982; 42: 159–167.

27. Dutton D.G., Browning J.J. Power struggles and intimacy anxieties as causative factors of violence in intimate relationships. In: Violence in intimate relationships, Russell G. (ed). PMA Publishing: Great Neck, NY, 1988.

28. Dutton D.G., Browning J.J. Concern for power, fear of intimacy, and aversive stimuli for wife assault. In: Family abuse and its consequences: New directions in research, Hotaling G.J., Finkelhor D., Kirkpatrick J.T., Straus M.A. (eds). Sage: Newbury Park, CA, 1988; 163–175.

29. Fagan J. Cessation of family violence: Deterrence and dissuasion. In: Family violence, Ohlin L., Tonry M. (eds). University of Chicago Press: Chicago, 1989.

30. Wallace R., Nosko A. Shame in male spouse abusers and its treatment in group therapy. In: Intimate violence: Contemporary treatment innovations, Dutton D.G., Sonkin D.J. (eds). Haworth Press: New York, 2003; 47–74.

31. Arendt H. Eichmann in Jerusalem: A report on the banality of evil. Viking Press: New York, 1964.

32. Stets J., Straus M.A. The marriage license as a hitting license. Physical violence in American families. Transaction Publishers: New Brunswick, NJ, 1992.

33. Neidig P.H. Family advocacy prevention/survey project update. U.S. Army, 1993.

34. Jack L.A., Dutton D.G., Webb A.N. et al. Efects of early abuse on adult afective reactions to exposure to dyadic confict. Canadian Journal of Behavioural Science 1995; 27 (4): 484–500.

35. Strachan C.E., Dutton D.G. The role of power and jealousy in anger responses to sexual jealousy. Journal of Applied Social Psychology 1992; 22 (22): 1721–1740.

36. Thomas L., Dutton D.G. The Propensity for Abusiveness Scale (PAS) as a predictor of afective priming to anticipated intimate conflict. Journal of Applied Social Psychology 2004; 34 (1): 1–14.

37. Dutton D.G., Nicholls T.L. The gender paradigm in domestic violence research and theory: Part 1. The confict of theory and data. Aggression and Violent Behavior 2005; 10 (6): 680–714.

38. Brown G.A. Gender as a factor in the response of the lawenforcement system to violence against partners. Sexuality and Culture 2004; 8 (3–4): 1–139.

39. Beck A.T. Cognitive therapy and the emotional disorders. International University Press: New York, 1976.

40. Murphy C.M., Eckhardt C.I. Treating the abusive partner. Guilford Press: New York, 2005.

41. Ellis A., Dryden W. The practice of rational – emotive therapy. Springer: New York, 1987.

42. Dutton D.G., Saunders K., Starzomski A. et al. Intimacy anger and insecure attachment as precursors of abuse in intimate relationships. Journal of Applied Social Psychology 1994; 24 (15): 1367–1386.

43. Dutton D.G. The abusive personality: Violence and control in intimate relationships. Guilford Press: New York, 1998.

44. Dutton D.G., van Ginkel C., Landolt M.A. Jealousy, intrusiveness and intimate abusiveness. Journal of Family Violence 1996; 11 (4): 411–423.

45. Carmen E.H., Reiker P.P., Mills T. Victims of violence and psychiatric illness. American Journal of Psychiatry 1984; 141: 378–383.

46. Clarke J.W. Without fear or shame: Lynching, capital punishment and the subculture of violence in the American south. British Journal of Political Science 1998; 28: 269–289.

47. Herzog D.B., Keller M.B., Lavori P.W. et al. The prevalence of personality disorders in 210 women with eating disorders. Journal of Clinical Psychiatry 1992; 53 (5): 147–152.

48. Hatzfeld J. Machete season: The killers in Rwanda speak. Farrar, Straus & Giroux: New York, 2005.

49. Kadri S. The trial: A history from Socrates to O. J. Simpson. Random House: New York, 2005.

50. Stuart R.B. Violent behavior: Social learning approaches to prediction, management and treatment. Brunner/Mazel: New York, 1981.

Глава 4. Психология цикла насилия

Просматривая заметки, сделанные во время интервью с партнершами наших клиентов, я обращаю внимание на следующие фразы: «В нем живет два разных человека», «Он как Джекил и Хайд», «Иногда он сам на себя не похож», «Его друзья никогда не видят его с другой стороны – они думают, что он отличный парень, такой же, как они», «Я никогда не знаю, кого увижу, открыв вечером дверь». У меня хранится около двухсот файлов с подобными утверждениями в ответ на просьбу описать мужа как человека. И дело даже не в самих фразах, а в том, что все женщины описывают своих партнеров как угрюмых, подверженных перепадам настроения, раздражительных и ревнивых. Как сказала одна из женщин: «Жизнь с ним похожа на американские горки».

В 1979 году психолог Ленор Уокер провела важнейшую работу, описав опыт женщин, пострадавших от домашнего насилия. Созданная на основе интервью 120 женщин из Денвера (штат Колорадо) книга «Избитая женщина» стала одним из первых и очень важных сочетаний живого рассказа и количественного анализа жертв домашнего насилия.¹ Описания абьюза, собранные на основе интервью с жертвами, стали базой, оттолкнувшись от которой Уокер впоследствии предложила ввести понятие «синдром избитой женщины», которое затем использовалось в качестве аргумента на судебных процессах. Синдром избитой женщины представляет собой набор реакций, характерных для людей, подвергающихся хроническому насилию в близких отношениях. Нас же в контексте данной работы интересует другой аспект предложенных женщинами описаний. Все они говорят о цикличности нарастания напряжения и сброса напряжения через абьюз как типичной черте поведения своих партнеров. Уокер называет этот паттерн «циклом избиения».

Описаны три фазы этого цикла – они могут различаться по продолжительности и интенсивности как у одной пары, так и у разных пар: 1) фаза нарастания напряжения, 2) взрыв с внезапным избиением и 3) «передышка, островок любви и спокойствия». Во время фазы нарастания напряжения мужчина начинает усиливать применяемую им форму абьюза: собственническое отношение и ограничение свободы, вербальное унижение, «газлайтинг» (внушение женщине сомнений в реальности происходящего) или физическая жестокость. Женщина обычно переходит в режим выживания и исполняет все прихоти мужчины, отчаянно пытаясь избежать неизбежного. Она глубоко прячет свой собственный гнев. Он становится гипербдительным и отслеживает признаки неповиновения. Поскольку он проецирует большую часть своего гнева на других, то может ошибочно приписать его другому человеку, который гнев не выражает. Нарастание напряжения продолжается до момента избиения. Иногда, чувствуя, что насилия все равно не избежать, она отказывается повиноваться ему: чтобы поскорее завершить эту мучительную фазу.

По словам жертв, только сам насильник может остановить насилие, если оно уже началось. Социальный психолог Филлип Зимбардо называет это «деиндивидуализированным насилием», при котором насильник реагирует исключительно на внутренние стимулы.² Иными словами, он остается невосприимчив к стимулам жертвы. В ситуации высокого физиологического возбуждения и анонимности происходит изменение сознания, и вознаграждение переживается через внутреннюю проприоцептивную стимуляцию (то есть на уровне тела насильника). Этот процесс «возбуждение – вознаграждение – возбуждение» приводит к повышению уровня ярости. Процесс подпитывает сам себя, потому что каждый акт агрессии, каждый пинок или удар дает вознаграждение. Источником вознаграждения служит обратная связь от действий тела (удары, пинки, шлепки) и сброс напряжения. Следовательно, во время фазы избиения насильник продолжает наносить жертве удары, пока не выдохнется. Выброс энергии снижает уровень напряжения, и насильник становится зависимым от подобной разрядки. Это единственный известный ему способ избавиться от накопившихся внутри тяжелых чувств, так называемого аверсивного возбуждения.

Несмотря на то, что Зимбардо фокусировался на социальных характеристиках, повышавших вероятность деиндивидуализированного насилия, у некоторых мужчин наблюдался и параллельный процесс, при котором слом индивидуальности происходил внутри их психики. Возрастание возбуждения и следующее за этим смещение фокуса с жертвы приводит к потере способности представить себе страх или боль, которые испытывает жертва, а также возможные жуткие последствия абьюза. Люди, которых мы называем психопатами, полностью утратили эту человеческую способность. Другие же теряют способность к эмпатии циклично или периодически. Они переходят к насилию, вызванному сочетанием ситуативных факторов (например, анонимностью за закрытыми дверями и возбуждением из-за угрозы близости) и личных психологических факторов (например, неспособностью к самоуспокоению, торможению и снижению возбуждения). В следующих главах я говорю о том, что абьюзивной личности как таковой присущ двойной дефицит – склонности к росту возбуждения и неспособности к самоуспокоению.

Психолог Рой Баумайстер рассказывает об измененном состоянии, похожем на «туннельное зрение», которое возникает прямо перед тем, как человек совершает самоубийство, и называет его «деконструкцией мышления» (см. рисунок 4.1).³ При таком типе мышления человек фокусируется на конкретных действиях и не может прогнозировать будущее. Баумайстер тщательно проанализировал предсмертные записки самоубийц, чтобы понять мышление этих людей, проявленное в лингвистическом аспекте текстов. Мне показалось, что такого рода «туннельное» мышление предшествует и вспышке насилия у абьюзеров.⁴ В профиле убийц-самоубийц, к примеру, всегда говорится о том, что произошедшему предшествовали длительные близкие отношения, в которых присутствовал абьюз, расставания и воссоединения. Убийцы, впоследствии совершающие самоубийство, часто имеют в анамнезе химические зависимости и депрессию. Основной клинический признак личности автора насилия в данном случае – наличие «нездоровой ревности», своего рода постоянных руминаций, также известных под названием «супружеская паранойя». Их депрессия усугубляется при приближении окончательного расставания с партнером, и этот перцептивный триггер подталкивает их к убийству-самоубийству^{5, 6}

Рисунок 4.1. Деконструкция мышления. Данные по Баумайстеру.³ Copyright 1990 by the American Psychological Association. Адаптировано с разрешения правообладателя.

Усугубление депрессии и тревоги подпитывается обсессивной руминацией по поводу «проблем» другого человека, желание разрушить этого человека становится непреодолимым. Эти мысли и все более мрачное настроение подпитывают друг друга, развитие идет вниз по спирали. Руминация может принимать разные формы («Пусть только попробует уйти от меня, я ей дам!», «Так не доставайся же ты никому!»). В какой-то момент эта «тактика выжженной земли», направленная на разрушение того, что когда-то было самым любимым, распространяется и на детей. Однажды я выступал в качестве приглашенного эксперта в следующем деле: мужчина, которой раньше с заботой и любовью каждый день стирал и гладил детскую одежду и был выбран «родителем года» в их школе, убил обоих детей. Он утопил их в ванной во время телефонного разговора с женой, когда она сообщила, что собирается уйти. Ранее к уголовной ответственности он не привлекался, приводов в полицию не было. Его поступок поразил и убил наповал всех, кто его знал. (Разумеется, сведения об этих мужчинах получены как по реконструкции их жизни до убийства-самоубийства, так и по интервью мужчин, которые совершили убийство, а попытка самоубийства у них не удалась. Мы вернемся к этой теме в разделе «Кататимный кризис»).

Как правило, друзья и коллеги не замечают признаков растущего напряжения, которое всегда предшествует вспышке абьюза. Абьюзивных людей снисходительно описывают как «немного мрачноватых». Именно разрыв между поведением в социуме и в близких отношениях привел к тому, что абьюз стали считать спланированным и намеренным. Со стороны кажется, что насильник способен отслеживать и в случае необходимости контролировать свои действия. Однако во многих случаях «утечка» раздражения в близких отношениях в социум все-таки происходит. Такие утечки во время фазы нарастания напряжения можно заметить на сессиях групповой терапии (см. рисунок 4.2). Поначалу кажется, что мужчины более серьезны, озабоченны, напряжены, всегда отстранены, как будто находятся в другом месте. Они больше обычного жалуются на представителей той социальной группы, которая выбрана на этой неделе в качестве «эмоциональной мишени». Мелочи становятся крайне значимыми и важными. Несмотря на такой повторяющийся паттерн, тревожные признаки и спорадическую потерю контроля, многие протоколы лечения, получающие государственное финансирование, продолжают настаивать на том, что импульсивность не является неотъемлемой чертой абьюза и что с проблемой контроля импульсивности работать не нужно.

Рисунок 4.2. Цикл насилия

Третья фаза цикла следует за разрядкой напряжения во время фазы острого насилия. Автор насилия находится в отчуждении от жены и теперь пытается «вернуть ее» в отношения. Он обещает, что все изменится, и переманивает на свою сторону других людей (например, ее мать, местного священника, общих друзей), пытаясь убедить жену вернуться. Обещает пойти к психологу, бросить пить, перестать ходить налево и готов ради нее на все. Дарит ей цветы, подарки, открытки и умоляет, чтобы она простила его. Он давит на чувство вины: она единственная, кто может его спасти, и он исправится, если она сможет разглядеть в нем человека, ведь нет силы превыше любви.

Может угрожать самоубийством, если уговоры и просьбы не действуют. Жена оказывается зависима от потребности спасать мужа и надеяться на то, что у этих отношений есть будущее. Он взывает к ее оптимизму и заботе. Она остро осознает его уязвимость, отчаяние, одиночество и отчуждение от любых значимых близких отношений. Такие открытия часто становятся дополнительными крючками, удерживающими женщину в отношениях, на их фоне развивается созависимость. Оба партнера пытаются убедить себя и друг друга, что они вдвоем со всем справятся. Религия, традиционная женская социализация и чувство вины удерживают ее в отношениях. Традиционная социализация учит женщину тому, что отношения входят в ее зону ответственности, что именно она должна сохранять семью. Многие религии, более того, считают, что страдание – это путь к спасению. Этот абьюзивный мужчина – ее крест. «Хорошая женщина» всегда будет «поддерживать мужа и не бросит его». Всего этого уже вполне достаточно, но мало того – начинается еще и процесс, который я называю «травматический бондинг»⁷ (традиционно «бондинг» (от английского bonding – «воссоединение», «воссоздание»)) – это тонкая, интуитивная связь младенца и матери. – Прим. науч. ред.; термин пришел из биологии для описания взаимоотношений детеныша и взрослой материнской особи. – Прим. пер.). Этот процесс состоит в формировании привязанности к абьюзеру под воздействием разницы локуса власти в сочетании с регулярным абьюзом. В результате формируется мощнейшая привязанность, которая начинает мешать жертве абьюза проводить время вдали от партнера. Негативных воспоминаний становится меньше, а вот позитивные воспоминания остаются нетронутыми. Привязанность все в большей степени начинает влиять на воспоминания о прошлом, так и степень оптимизма касательно будущего. На какое-то время ей и карты в руки, вся власть находится у нее – и кажется, что в отношениях все не так уж и плохо.

Описывая фазы нарастания напряжения и раскаяния, респондентки Уокер рисуют как будто двух разных людей. Настолько разных, что мы забываем, что они находятся в одном теле. Десятилетия исследований личностных черт привели нас к выводу, что изо дня в день человек сущностным образом не меняется. Такое представление – результат калейдоскопической методологии оценки личности – является заблуждением, когда речь идет о насилии в близких отношениях. У абьюзера на глубинном уровне присутствует расщепление между публичным и личным «Я», между абьюзивной и раскаивающейся личностями. Каждая «личность» строится вокруг какой-то фазовой потребности в снижении тревоги, в основе которой лежит невыносимая интрузия (во время фазы нарастания напряжения) или невыносимое предощущение одиночества (в фазе раскаяния).

Попытавшись чуть глубже понять устройство цикличной или фазовой личности, я сразу же зашел в тупик. Академическая психология больше интересуется нахождением точки на карте, где можно разместить доминирующую (публичную) личность, которая, по ее мнению, есть у всех. Как уже говорилось выше, эту карту назвали циклической структурой контуров (изначально разработаной Тимоти Лири, еще до возникновения у него интереса к измененным состояниям сознания), потому что считалось, что типы личности располагаются по кругу, как поделенная на секторы диаграмма, напоминающая пирог.⁸ В верхний левый сектор этой круговой карты поместили высокомерных, расчетливых людей, для которых в хорошем варианте характерна уверенность в себе, а в плохом – черствость и равнодушие. В этот сектор попадают антисоциальные личности, нарциссичные, занятые только собой люди, которые чувствуют себя «особенными» и смотрят на весь остальной мир свысока. В эту категорию попали бы большинство знаменитостей, применяющих насилие в близких отношениях, а также абьюзивные профессионалы и так называемые гуру. В правом верхнем секторе находятся яркие личности, в хорошем варианте – теплые и компанейские, в плохом – истерические. Под ними, в нижнем правом секторе, находится зависимый тип, теплый и бесконфликтный в хорошем варианте и цепляющийся – в плохом. И наконец, в нижнем левом секторе оказываются странноватые интроверты, которых часто называют шизоидами или относят к типу избегающей личности. Большинство склонных к гиперконтролю абьюзеров именно из этой категории. На самом деле они хотят быть в одиночестве и отвергают все попытки заставить их остаться, по крайней мере на социальном уровне, в повседневном мире, а ведь именно такое требование и предъявляется к партнеру в близких отношениях.

Эта циклическая структура представляет собой то, что на данный момент считается структурой личности: карту, согласно которой специалисты по теории личности относят людей к той или иной категории. Четыре сектора паттернов реакций постоянно возникают в математических анализах сотен тысяч опросников, заполняемых учащимися старших классов. Секторы представляют собой руководство по личности и указывают на хронический способ восприятия мира и поведения в нем. Исследователи проводят измерения личности в социальном контексте, субъекты отвечают на вопросы описанием своего социального «Я» в один момент времени. Такой «скриншот» в каком-то смысле напоминает автопортрет: субъекты, как правило, описывают свою оптимальную реакцию. На этом этапе жизни они могут просто-напросто не подозревать, что при вступлении в близкие отношения у них может проявиться абьюзивный аспект. Если же они об этом знают, то не говорят в описаниях себя, на основании которых ученые затем строят свои концепции. Для выявления абьюзивности необходимо оценивать другие параметры.

Очень важно понять, какой же тип мужчин склонен к поведению, которое описывают жертвы домашнего насилия, принявшие участие в исследовании Ленор Уокер. Ученые, занимавшиеся исследованиями личности, не очень интересовались этим вопросом и мало чем могли нам помочь. Мне нужен был подход, в рамках которого личность считалась не статичной категорией, а динамическим процессом, который может проходить через прогнозируемые изменения или фазы. Я обратился к клинической литературе, особенно к запискам психиатров, и открыл для себя книгу психиатра Джона Гандерсона «Пограничное расстройство личности».⁹ На страницах этой книги меня ждало поразительное открытие: по Гандерсону, «пограничная личность» – это тип личности, проходящий три радикально различающиеся фазы. Таким образом, оказалось, что человек не все время одинаков и статичен, как предполагали сторонники теории «скриншотов» (см. таблицу 4.1).

Гандерсон описал структуру психологических защит пограничной личности, выделив три уровня, которые порождали внезапные изменения в мировоззрении человека. Тревожность в близких отношениях, связанные с этим эмоции и поведение – все это менялось в зависимости от фазы, приводя к возникновению повторяющейся или цикличной формы личностной организации. Одной из сущностных черт такой цикличной личности оказалось то, что человек раз за разом испытывал неудовлетворенность фигурой привязанности. Вкратце можно сказать, что личность человека в таком случае предсказуемым образом меняется на протяжении времени.

Таблица 4.1. Трехфазовая структура защит пограничной личности, по Гандерсону

Примечание. По Гандерсону.⁹ Copyright 1984 by American Psychiatric Press. Воспроизводится с разрешения правообладателя.

Описание этих фаз очень напоминает мне фазы цикла насилия, представленные респондентками Ленор Уокер. Именно такой взгляд на устройство личности я и искал: концепцию, которая отслеживает прогнозируемые изменения, циклично сменяющие друг друга, а не просто точку на карте, фиксированную и неизменную. Более того, предложенное Гандерсоном описание личности имело значительное сходство с описаниями респонденток Уокер. Возникло предположение, что наложение этих двух карт может дать объяснение тому, что говорили респондентки Уокер. Фаза 1 у пограничных личностей представляла собой внутреннее нарастание напряжения, которое Гандерсон назвал «дисфоричной» патовой ситуацией, когда они чувствовали подавленность и раздражение, но не знали, как вербализовать психический дискомфорт. Находясь в отношениях, «пограничники» попадают в нисходящую спираль, воронку плохих чувств, у них возникает потребность в утешении и близости, но они не способны ни распознать эту потребность, ни выразить ее. Эти люди не знакомы с положениями «теории привязанности» (к которым мы обратимся чуть позже). Они просто понимают, что им плохо и каким-то образом в этом виноват их супруг или партнер.

Пребывание в дисфоричной патовой ситуации очень тяжело из-за наличия еще одного сущностно важного клинического признака людей с пограничным расстройством личности: близость выполняет функцию поддержания целостности себя. Если люди без пограничного расстройства могут сами поддерживать свою целостность, имеющим пограничное расстройство для устойчивости этого процесса необходим другой человек. Таким образом, потеря другого вызывает страх возможной потери себя. На повседневном языке люди часто описывают это так: «расклеиться» или «разойтись по швам». Такое состояние воспринимается как глубочайший ужас, не имеющий четкой причины. Пограничная личность трансформирует этот ужас в абьюз через: 1) веру в то, что интимный партнер должен быть способен избавить его от этих тяжелых чувств, и 2) конверсию ужаса в ярость. Отстранение нарастает, и люди с пограничным расстройством начинают действовать так, чтобы их «самоисполняющееся пророчество» действительно сбылось, чтобы их покинули или оставили в одиночестве. Они все больше отдаляются от партнера и прибегают к вербальной агрессии, чем провоцируют у партнера отстранение из соображений самозащиты («идти по тонкому льду»): обратное собственным желаниям, которые они не способны распознать и о которых не способны сказать. Под нарастающим гневом скрывается настойчивая требовательность, мольба о выживании. Джон Боулби считал, что первая функция гнева состоит в восстановлении связи с «объектом привязанности» (в большинстве случаев – матерью), а дисфункциональный гнев – проявление, которое лишь отталкивает другого еще сильнее.¹⁰ Для описания амбивалентных действий детей при воссоединении с матерью, с которой они были разлучены, он использует следующую фразу: «в гневе изгибается, отстраняется, но при этом стремится к контакту». Взрослые с пограничным расстройством личности воспроизводят этот конфликт в близких отношениях. Полагаю, что первая стадия – стадия нарастания напряжения, во время которой растет фрустрация. Респондентки Уокер просто описали ситуацию глазами находящихся в отношениях с партнером, для которого характерен именно такой тип конфликта.

Согласно Гандерсону, невыраженное раздражение копится до тех пор, пока у «пограничника» не происходит острый приступ гнева (Фаза 2). Если приступ гнева отталкивает значимого другого, «пограничник» начинает отчаянно пытаться «отогнать от себя чувство одиночества» (Фаза 3). Компульсивное переедание, наркотики и промискуитет – вот наиболее часто встречающиеся способы, и фаза примирения, судя по всему, тоже попадает в эту категорию. Абьюзер обещает сделать все, что угодно, лишь бы вернуть жену. Он продолжает вести себя подобным образом, пока женщина наконец с некоторой опаской не возвращается, с этого момента умиротворяющее поведение идет на убыль, и, поскольку на этот раз одиночества удалось избежать, цикл начинается заново.

Пограничная организация личности – это клиническая категория, с помощью которой в психиатрической литературе описывается тип клиентов, которые не являются ни психотиками, ни невротиками, а существуют на «границе» между ними и с которыми иногда случаются «временные психотические эпизоды». Согласно описанию пограничной личности, предложенному Гундерсоном (см. таблицу 4.2), основными определяющими критериями (по степени значимости) являются следующие: 1) склонность к интенсивным, нестабильным межличностным отношениям, которым свойственно регулярное обесценивание значимого другого, манипуляции и скрытая зависимость; 2) неустойчивое самоощущение, неспособность быть в одиночестве и страх оказаться покинутым; 3) сильный гнев, требовательность и импульсивность, обычно связанная со злоупотреблением химическими веществами или промискуитетом.

Таблица 4.2. Основные характеристики пограничной личности

1. Склонность к интенсивным, нестабильным межличностным отношениям, которым свойственно регулярное обесценивание значимого другого, манипуляции и скрытая зависимость.

2. Неустойчивое самоощущение, неспособность быть в одиночестве и страх оказаться покинутым.

3. Сильный гнев, требовательность и импульсивность, обычно связанная с злоупотреблением химическими веществами или промискуитетом.

Примечание. По Гундерсону.⁹ Copyright 1984 by American Psychiatric Press. Воспроизводится с разрешения правообладателя.