Текст книги "Опасности городской жизни в СССР в период позднего сталинизма. Здоровье, гигиена и условия жизни 1943-1953"

Какими бы ни были жилье и санитария в крупных городах, в маленьких промышленных городах они были намного хуже. Только изучая условия проживания в этих городах, мы можем оценить, насколько плохо жили огромные группы рабочего класса в России после войны.

Неудивительно, что самая хорошая инфраструктура была, вероятно, в Московской области. Но даже там мы видим огромное неравенство между инфраструктурами области и Москвы. Московская область является также показательным примером, поскольку ее описание иллюстрирует многие из базовых структурных проблем, сдерживавших развитие канализационной системы и остальной санитарной инфраструктуры в стране в целом. Область была промышленно развитой, крупные машиностроительные заводы располагались в Коломне, Мытищах и Подольске, совсем рядом с Москвой; в Электростали находился металлургический завод с одноименным названием; крупные химические предприятия располагались в Сталиногорске, Воскресенске, Щелкове и Клину; старейшие текстильные фабрики – в Орехово-Зуеве, Серпухове, Егорьевске, Ногинске и Раменском; здесь же была часть одного из крупнейших в стране угольных месторождений.

В первые послевоенные годы происходил лихорадочный рост городского населения и в городах, и в рабочих поселениях при заводах, расположенных за пределами городов. Этот факт в сильной мере усугубил и без того глубокую проблему нехватки жилья, поскольку жилой фонд был сильно поврежден во время войны. В 1947 году примерно половина всех горожан области жила в частных домах, ни в одном из которых не было водопровода и, как следствие, канализации[67]67
  РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 329. Д. 4591. Л. 32.


[Закрыть]. У тех, кто жил в помещениях, принадлежавших заводам, ситуация была чуть лучше. Текстильные фабрики селили людей в производственных цехах, складских помещениях, подвалах и кухнях. Других размещали в наспех сколоченных «пигмейских» общежитиях, где были либо минимальные санитарные удобства, либо они отсутствовали вообще. Хуже всего приходилось, однако, рабочим, отправленным в «общежития», организованные в частных квартирах. Даже в 1949 году существовали общежития, принадлежавшие заводам, где в одной большой комнате жило до 120 человек, включая рабочих с семьями. Ситуация стала настолько серьезной, что в 1949 году ГСИ (безуспешно) попыталась остановить приток новых рабочих на предприятия в Орехово-Зуеве. Похожие условия сложились и в городах, где находились химический и металлургический заводы[68]68
  ГА РФ. Ф. A-482. Оп. 47. Д. 6347. Л. 106, 115-116; Оп. 49. Д. 103. Л. 68-69, 70-74.


[Закрыть]. Какими бы ужасными ни были условия проживания в фабрично-заводской промышленности, самые большие лишения испытывали шахтеры. В 1947 году у шахтеров с семьями было по 3,7 кв. м жилой площади на человека, у холостых шахтеров – всего по 2,7 кв. м. Многие жили в ветхих, едва отапливаемых бараках, в большинстве из которых отсутствовали кухни, комнаты для хранения личных вещей, прачечные и изоляторы для заболевших инфекционными заболеваниями[69]69
  Там же. Оп. 47. Д. 6347. Л. 113-115. Только лишь в 1949 году для жителей общежитий эти показатели стали приближаться к санитарному минимуму 4,5 кв. м. В самых стесненных условиях жили строители при горнодобывающих предприятиях, сами шахтеры жили немного лучше: Там же. Оп. 49. Д. 103. Л. 75. Самое жалкое зрелище представляла собой наемная рабочая сила, насильно направленная на работу в шахты сразу после войны. В основном это были граждане Советского Союза, репатриированные из Третьего рейха, где их использовали для рабского труда. Сталинский режим отправил их в шахты, совершенно не принимая во внимание наличие жилья для них, а жилья там не было. На некоторых наемных рабочих приходилось всего 0,85 кв. м; ни у одного из них не было более чем 2,5 кв. м жилой площади, они жили практически без санитарных удобств: отсутствовали ванная, душевая, прачечная или даже нормальное обеспечение питьевой водой, см: Там же. Ф. 9226. Оп. 1. Д. 691. Л. 73-74.


[Закрыть].

Что касается канализационной системы, в 80 % городов она была ограниченной, но практически ²/₃ рабочих поселений при заводах (73 из 117) канализационной системы не имели вовсе. Всего около 40 % жилых единиц Московской области были подключены к канализационной системе. Эти показатели практически не менялись с 1945 по 1949 год – последний год, по которому у нас есть информация[70]70
  Там же. Л. 123-124 (1945); Там же. Ф. A-482. Оп. 49. Д. 103. Л. 19-20 (1949).


[Закрыть]. До войны Московская область приступила к реализации масштабного проекта по установке канализационных систем там, где их никогда не было, а также по подключению и централизации многочисленных малых и разрозненных местных канализационных систем. Конечно, война остановила всю работу. Некоторые системы остались построенными наполовину; другие не прошли этапа проектировки. Когда война закончилась, уже было невозможно возобновить остановленные работы, так как многие ранее наполовину построенные объекты были разрушены. Более того, как и во всей стране, работающие системы были заброшены. В зданиях, в которых канализация была до войны, теперь, конечно же, отсутствовала, потому что системы пришли в негодность, во многих случаях настолько, что их даже невозможно было восстановить. Иногда было невозможно даже установить уборные во дворах. В некоторых городах осталось меньше половины довоенного количества туалетов или даже выгребных ям. Масштабной задачей теперь была также очистка водотоков от всех отходов, которые в них поступали в этот период[71]71
  Там же. Ф. 9226. Оп. 1. Д. 691. Л. 124-126, 155.


[Закрыть].

В послевоенные годы канализационные системы в Московской области имели три основные проблемы. Первая (унаследована с предвоенного периода) заключалась в том, что прокладка канализационных трубопроводов существенно опережала строительство очистных сооружений. В 1947 году, по оценке ГСИ, лишь 10 % бытовых и промышленных отходов проходили какую-либо обработку, и в большинстве случаев этого было недостаточно, лишь незначительное число областных городов могли провести полный цикл обработки своих отходов, к тому же в 1949 году в большинстве городов очистных сооружений не было вообще. Это означает, что бо́льшая часть нечистот без обработки попадала напрямую в реки, вода из которых стала непригодна и для бытового, и для промышленного использования[72]72
  Там же. Ф. A-482. Оп. 47. Д. 6347. Л. 69-70 (1947); Оп. 49. Д. 103. Л. 20, 27 (1949).


[Закрыть].

Вторая проблема состоит в абсолютном отсутствии прогресса даже там, где предприятия планировали инвестировать средства в новые канализационные системы и/или очистные сооружения, но центральные органы власти отказывались финансировать их строительство. И третья – к концу 1940-х годов оказалось невозможно достичь взаимодействия и согласованности между разными промышленными министерствами и местными Советами в городах, где располагались их заводы. Это была специфическая советская проблема, которая была распространена в стране повсеместно вплоть до распада СССР. Как уже было отмечено, многие заводы не были напрямую подключены к муниципальным канализационным системам, они имели свои сети для собственного пользования и, вероятно, для их рабочих поселений. Для того чтобы создать централизованную общегородскую систему, было необходимо наладить сотрудничество между всеми заинтересованными министерствами и заводами в каждом городе, а также между ними и городскими властями и не в последнюю очередь достичь договоренностей по вопросу того, кто будет финансировать и выполнять работы по строительству. За координацию этого процесса отвечала ГСИ, но фактически эта работа находилась вне ее полномочий и возможностей[73]73
  ГА РФ. Ф. A-482. Оп. 47. Д. 4937. Л. 36-7; Оп. 49. Д. 103. Л. 28-30.


[Закрыть].

Несмотря на огромную разницу с Москвой, ситуация в Московской области, вероятно, являлась нетипичной по сравнению с другими тыловыми регионами. Чтобы осознать это, необходимо рассмотреть два различных типа районов: Горьковскую область и Урал. Горьковская область была в основном сельскохозяйственной. Но, как мы уже видели, в ней находились город Дзержинск – крупный промышленный центр – и ряд маленьких промышленных городов, прежде всего Балахна – родина крупного бумажного комбината, чей вклад в загрязнение Волги я рассматриваю в главе 2. И жилой фонд, и инфраструктура области серьезно пострадали во время войны. Частичным исключением был Дзержинск, в котором находился новый «социалистический город» с его кирпичными, многоэтажными жилыми домами, стоящими вдоль старых районов. В остальных местах жилой фонд был изначально деревянным или из «смешанных материалов», и более 90 % домов состояли всего из одного или двух этажей. Даже жилье, принадлежавшее заводам, вписывалось в эту модель. Совокупность возраста и запустения в военный период означала, что бо́льшая часть жилого фонда нуждалась в масштабном ремонте. И все же темпы строительных работ в 1947 году были столь медленными, что просто привести жилой фонд в довоенное состояние заняло бы, по крайней мере, шесть или семь лет; а сроки для строительства новых домов едва можно было измерить. То же самое касалось и санитарной инфраструктуры. Ни в одном городе, в том числе и Дзержинске, не было нормальной канализационной системы. Были «элементы» систем в Дзержинске, Павлове, Богородске, Выксе и Кулебаках, но больше нигде[74]74
  Там же. Д. 6335. Л. 102-4.


[Закрыть]. Кулебаки был, вероятно, типичен тем, что до войны нечистоты в городе направлялись к местам выброса по закрытым сточным канавам, но к концу войны канавы разрушились настолько, что превратились в овраги, а отходы, в том числе и необработанные нечистоты из местной больницы и поликлиники, вытекали на землю, превращая местность в грязное болото. ГСИ понимала это буквально: бо́льшая часть города была построена на болотистой местности, а протечки из канав и отходы главного завода способствовали дальнейшей деградации земельных ресурсов и ландшафтов. Еще сильнее портил жизнь жителям города тот факт, что в городе отсутствовали асфальтированные тротуары. Чтобы куда-то пройти, нужно было пробираться по грязи. Примечательно, что эта ситуация мало менялась с 1944 и до конца 1948 года, когда нечистоты все еще текли по открытым канавам, хотя в 1948-м местные власти все же приступили к плану по мелиорации земель, чтобы попытаться высушить болота[75]75
  Там же. Д. 2338. Л. 132-132об., 133, 135-135об. (1944); Д. 7656. Л. 61 (1948).


[Закрыть].

Эта информация дает нам представление о том, что означало отсутствие канализации в жизни людей в этих городах. Другой проблемой, конечно, было то, что нигде, даже в Дзержинске, не было очистных сооружений. При условии, что основное производство в Дзержинске относилось к химической промышленности, это вызывало серьезные экологические проблемы. Все отходы без обработки попадали в местные водоемы. В Дзержинске имелась маленькая и неэффективная установка для хлорирования, но она мало что могла сделать, чтобы снизить уровень бактериального заражения вод, текущих в Оку. Попытки исправить ситуацию в одном районе или заводском поселении шли за счет ухудшения санитарных условий на всей территории в целом. В 1947 году завод имени Свердлова начал работы по подключению маленькой местной канализационной системы своего жилого поселения к городской системе; на самом деле это бы улучшило быт людей, которые жили вокруг завода, но, поскольку в Дзержинске не было очистных сооружений и их строительство не планировалось, дополнительные сточные воды просто увеличили объем загрязнений, поступающих в Оку, и далее вниз по течению в Горький. Другие заводы в Дзержинске фактически начали работы по строительству предприятия по обработке отходов. Но строительство было приостановлено в 1947 году, а затем законсервировано[76]76
  Там же. Д. 6335. Л. 62-3; Д. 7656. Л. 60.


[Закрыть]. В следующем, 1948 году, областные города, в том числе и Дзержинск, снова столкнулись с уже известным препятствием. Обещания выделить средства ряду заводов (целлюлозно-бумажному комбинату в Балахне, металлургическому заводу в Выксе) – крупных источников загрязнения окружающей среды, данные в 1947 году, ни к чему не привели, поскольку головные министерства отказались финансировать строительство[77]77
  Там же. Д. 7656. Л. 64-5.


[Закрыть]. С этого момента и до 1954 года удалось добиться лишь незначительного прогресса. К тому времени несколько крупных заводов были, по крайней мере, уже на этапе проектирования строительства очистных сооружений, но примечательно то, что ни один из них фактически не начал строительство. Вероятно, более наглядным примером будет описание состояния областных больниц. Из 67 городских больниц только в 16 была канализация, и ни одна больница или медицинское учреждение нигде в области, включая и те, где лечили туберкулезных больных, не проводили обработку или хлорирование отходов перед их сбрасыванием[78]78
  ГА РФ. Ф. A-482. Оп. 49. Д. 8835. Л. 6-8, 20-21.


[Закрыть].

Еще более удручающая ситуация наблюдалась на Урале. Даже в больших городах условия были очень плохие. В Нижнем Тагиле, крупнейшем городе Свердловской области, начали строительство городской канализационной системы в 1937 году, но во время войны строительство приостановили. По окончании войны в городе был ряд маленьких, локальных неполноценных систем, которые обслуживали очень маленькую часть населения. И лишь в 1953 году в городе появилась общегородская канализационная система, но из-за того, что ее очень долго строили, ко времени ее открытия она уже устарела, ее мощность была недостаточной, и она не могла справляться со всем объемом отходов города. Возможно, более важным является тот факт, что в течение всего последующего периода у населения города практически не было доступа к санитарным услугам, в то время как канализационная система сама по себе стала крупным источником загрязнения реки Тагил[79]79
  Там же. Ф. 9226. Оп. 1. Д. 693. Л. 60-61; Д. 763. Л. 68-70; Д. 1429. Л. 46.


[Закрыть]. В Магнитогорске, крупнейшем городе Челябинской области, вырисовывалась еще более мрачная картина. Канализационная система города принадлежала металлургическому комбинату. Ее строительство в 1930-х годах было сопряжено с огромными трудностями, но к началу Второй мировой войны ее охват увеличился и около 25 % населения имело доступ к канализации. С 1942 по начало 1951 года (последний год, по которому у меня есть информация) практически ничего не изменилось. Бо́льшая часть города оставалась без обеспечения элементарными санитарными условиями – даже проекты городской системы не были одобрены. В некоторых районах были местные системы, но они лишь направляли сточные воды с нечистотами в открытые овраги, по которым они затем без обработки стекали в местную реку Урал[80]80
  Kotkin S. Magnetic Mountain: Stalinism as a Civilization. Berkeley: University of California Press, 1995. Р. 136-139; ГА РФ. Ф. A-482. Оп. 49. Д. 1628. Л. 67-68.


[Закрыть].

Однако настоящий кошмар творился в маленьких городах, в большинстве которых вообще отсутствовали какие-либо санитарные

условия. В Свердловской области только в шести городах, помимо Нижнего Тагила, была хоть какая-то канализация, и из них только Каменск-Уральский мог похвастаться более-менее нормальным уровнем охвата населения города – около 50 %. Даже там, где канализация была, в ней не проводилось практически никакой обработки, и в этом отношении канализационные системы в том виде, в котором они существовали, стали вносить свою большую долю в загрязнение уральских рек. Некоторые города, такие как Ревда, в конце концов смогли установить системы к 1953 году, но в большинстве случаев планы по строительству канализационных сооружений не дошли до стадии строительства[81]81
  Там же. Ф. 9226. Оп. 1. Д. 693. Л. 59-63; Д. 763. Л. 64-72; Д. 1429. Л. 45-53.


[Закрыть]. В Молотовской области наблюдалась аналогичная картина. Единственным городом с нормальной канализационной системой являлись Березники. В ряде других городов (в особенности в Краснокамске, Лысьве и Чусовом) были ограниченные системы, находившиеся на балансе предприятий, но практически везде в остальных городах канализации не было вообще. Такие ограниченные системы больше создавали населению проблемы, чем их решали. В таких местах, как Ревда, или в шахтерских городах Молотовской области системы были построены беспорядочно, и непонятно почему, но чаще всего трубы забивались и неочищенные сточные воды с фекалиями выливались на улицы. Следует помнить, что в этих шахтерских городах, даже в таком городе, как Кизел с населением в 80 тыс. человек, отсутствовал асфальт на улицах и тротуарах. Люди вынуждены были пробираться по грязи, которая часто была смешана с человеческими экскрементами[82]82
  Там же. Ф. A-482. Оп. 47. Д. 6345. Л. 310-312; Там же. Ф. 9226. Оп. 1. Д. 899. Л. 153, 284-285. Информацию о Ревде можно найти в: Там же. Д. 693. Л. 61-62; см. также: Лейбович О. В городе М. С. 25.


[Закрыть].

Вывоз мусора и нечистот

Поскольку в городах доступ к канализации был лишь у малой части населения, вывоз мусора и экскрементов городам приходилось осуществлять по мере сил самим. Обычно это означало сбор мусора из дворовых мусорных контейнеров, открытых ям или выгребных ям и транспортировку на свалки и/или на поля орошения. Это не было ни в коем случае простой задачей. У многих зданий не было даже надворных уборных или выгребных ям; люди просто-напросто выбрасывали свой мусор и нечистоты на землю около дома или несли на близлежащую – зачастую неофициальную – свалку. Основная проблема заключалась в простой нехватке ресурсов: у муниципальных властей и промышленных предприятий не хватало транспортных средств, в том числе лошадей, или не было бензина, чтобы поддерживать города или рабочие поселения в чистоте. До начала 1950-х годов регулярный вывоз мусора и нечистот отсутствовал повсеместно, да и потом это было редкостью. Вместо этого власти городов полагались на массовые кампании по уборке, которые проводились два раза в год, весной и осенью. Но даже там, где эти кампании проходили успешно и жителям удавалось очистить город от накопившегося мусора, чистота держалась недолго. Через несколько месяцев города выглядели и пахли примерно так же, как и до уборки. На улицах было грязно, и там легко распространялись инфекции.

Можно с полным основанием сказать о том, что война породила крупный кризис в области вывоза мусора и нечистот, который страна преодолевала долгие годы. Я уже акцентировал внимание на его причинах, по крайней мере, в тыловых районах. Городское население росло, быстро увеличивался объем мусора и нечистот, подлежащих вывозу, но в городах постоянно не хватало ресурсов для этого.

Казань, город на Волге, является особенно хорошо документированным примером. Исторически в городе всегда были плохие санитарные условия: доктора в конце XIX века описывали груды мусора высотой полтора метра, в 1889 и 1890 годах коэффициент смертности на 1000 человек фактически превысил коэффициент рождаемости. Какого бы успеха ни достигли власти в период после революции 1917 года, он был быстро нивелирован войной. В 1943 и 1944 годах городу удалось вывезти не более 10 % общего объема мусора и человеческих экскрементов. Для небольшого количества ассенизационных машин не было бензина, для лошадей – корма; отсутствовали квалифицированные кадры для обслуживания парка транспортных средств. Единственным способом было закапывать мусор, хотя ГСИ и пыталась, в основном неудачно, продвигать другие методы, например сжигать мусор и превращать экскременты в жидкую массу. Через три года просто не осталось места для закапывания мусора. Он скапливался во дворах зданий, а экскременты вытекали на улицы. Город организовывал массовые кампании по уборке, но ситуация едва ли изменилась. К 1944 году в городе находился примерно 1 млн куб. м неубранных отходов, из них 70 % экскрементов. Город своими силами вывез примерно 100 тыс. куб. м, весенняя кампания по уборке силами мобилизированных жителей осилила еще 100 тыс. куб. м, то есть едва 20 % общего объема. Таким образом, неубранными осталось ужасающе огромное количество – 800 тыс. куб. м (примерно 800 тыс. т), наводнявшие каждую часть города. Риски, которые возникали при этом для общественного здоровья, были очевидны. Особое беспокойство вызывали городские провольственные рынки. Поскольку отсутствовал автотранспорт для вывоза нечистот, было невозможно содержать туалеты на рынках, а, следовательно, и руки торговцев в чистоте. Это была бомба замедленного действия[83]83
  ГА РФ. Ф. A-482. Оп. 47. Д. 1418. Л. 8 об., 9, 19 об.; Д. 2328. Л. 108-109, 111-113.


[Закрыть].

Такую картину можно было наблюдать практически в каждом городе. В Куйбышеве также не осталось территорий для закапывания мусора; из города все-таки удавалось вывозить мусор, но только примерно около 11 % процентов объема нечистот, не в последнюю очередь из-за того, что лошади и транспортные средства, предназначенные для вывозы мусора, были реквизированы для более важных задач, например, перевозки топлива в больницы, школы и бани[84]84
  Там же. Д. 1415. Л. 46 об., 47.


[Закрыть]. В Челябинске один только тракторный завод имени Кирова генерировал 100 т мусора в день, из которых завод мог удалять только половину. По данным ГСИ, «с каждым месяцем скопления грязи в поселении увеличиваются, почва в поселении завода имени Кирова пропитана экскрементами, и в конце года, зимой, в поселении образованы наледи из помоев и фекалий»[85]85
  Там же. Д. 2313. Л. 154.


[Закрыть]. Даже в Свердловске и Москве, которые справлялись с задачей удаления мусора и нечистот намного лучше, чем перечисленные города, ситуация напоминала историю о собаке, которая гонялась за своим хвостом. В Свердловске все усилия вплоть до 1944 года были направлены на сбор мусора вокруг общественных зданий, но даже здесь основная работа проводилась во время весенних массовых мобилизаций. После их окончания мусор скапливался снова. Более того, нехватка ресурсов означала, что до 1944 года сбора мусора в частных домах не проводилось совсем: жители просто оставляли отходы и мусор на улицах[86]86
  Там же. Д. 2326. Л. 11-13.


[Закрыть]. Москва также не избежала последствий нехватки бензина, транспортных средств, в том числе лошадей, хотя по сравнению с другими городами она была относительно «чистым» городом. Летом 1943 года, после лишь отчасти успешной весенней уборки, «всего» 25 % московских дворов были заполнены экскрементами; и хотя во время следующей уборки в октябре бо́льшую часть из них убрали, зимой 1943/44 годов ситуация ухудшилась снова[87]87
  Там же. Д. 1420. Л. 8, 8 об., 9, 16 об.


[Закрыть].

Трудности с уборкой, вызванные войной, возникли не только из-за нехватки транспортных средств. Туалеты и выгребные ямы в уборных, которыми приходилось пользоваться большинству людей, постепенно ветшали. Им требовалась не только регулярная очистка, но и постоянный ремонт, что было невозможно. Многие из них просто разрушались, а местное население растаскивало доски на растопку. В городах Московской области, которая ни в коем случае не была с точки зрения санитарных условий худшей в стране, после войны сохранилось менее половины туалетов и выгребных ям по сравнению с 1941 годом[88]88
  ГА РФ. Ф. 9226. Оп. 1. Д. 691. Л. 155.


[Закрыть].

Нехватка транспорта и примитивность устройства туалетов сохранялись и в послевоенный период, фактически до смерти Сталина. Эти два фактора в совокупности создавали невыносимые для жизни условия. И все же информация о том, что бо́льшая часть населения использовала уборные во дворах и выгребные ямы, не дает полной картины того, как это выглядело. Во-первых, не во всех зданиях, даже многоэтажных домах, были дворовые уборные. В Горьком, как я уже отмечал, меньше чем в половине городских дворов были уборные, и менее чем в одном из восьми дворов – выгребная яма. Лишь примерно в одной трети дворов был мусорный контейнер[89]89
  Там же. Д. 798. Л. 35 об. Именно в отчете ГСИ от 1947 года сообщается о том, что 11 600 уборных обслуживали 25 800 дворов. В отчете от 1948 года указано, что произошло улучшение: 100 уборных на 19 860 дворов. Я не могу объяснить это расхождение, но даже если взять меньшее количество, то доля дворов с каким бы то ни было санитарно-гигиеническим сооружением была меньше 60 %, см.: Там же. Ф. 9226. Оп. 1. Д. 895. Л. 96.


[Закрыть]. Уже в 1954 году в центре Молотова все еще были улицы, где было лишь две выгребные ямы на каждые три жилых здания, одним мусорным контейнером пользовались жители от семи до тридцати зданий. Почти треть всех жилых зданий в Молотове все еще находились в частном владении, и в них не было даже туалетов, не говоря уж о выгребных ямах[90]90
  Там же. Ф. A-482. Оп. 49. Д. 8862. Л. 42.


[Закрыть]. И все же город Молотов был роскошным местом проживания по сравнению с некоторыми шахтерскими городами вокруг него. В городе Половинка, находящемся на территории Кизельского угольного месторождения, проживало более 31 тыс. человек, и там нигде не было ни одной выгребной ямы; люди испражнялись в выдвижные ящики и выбрасывали содержимое где придется – тема, к которой я еще вернусь позже[91]91
  Там же. Ф. 9226. Оп. 1. Д. 900. Л. 116.


[Закрыть].

Состояние выгребных ям также оставляло желать лучшего. Они были очень похожи на выгребные ямы времен ранней Викторианской эпохи, описанные в начале этой главы: выгребные ямы были необшитыми и протекали, существовала постоянная угроза проникновения жидкости через их стенки в почву. В Горьком, Челябинске и Молотове большинство выгребных ям были такими, по крайней мере, до начала – середины 1950-х годов. В Молотове многие выгребные ямы состояли из деревянного корпуса без дна; все, что попадало внутрь, впитывалось в почву. И если в Москве в начале 1950-х годов наконец-то были предприняты согласованные усилия для того, чтобы обезопасить уборные, заасфальтировав территорию вокруг них и установив перегородки, чтобы не допускать мух к испражнениям, то в Молотове провести «капитальный ремонт» означало положить несколько деревянных досок вокруг туалетов[92]92
  Там же. Ф. A-482. Оп. 49. Д. 8857. Л. 9-10 (Горький, 1954); Д. 3261. Л. 19-21 (Челябинск, 1951); Д. 3250. Л. 22 (Молотов, 1954); Д. 7373. Л. 141 об.-142 (Москва, 1953).


[Закрыть].

Регулярная очистка могла бы минимизировать неудобства и риски использования подобных туалетов. Но именно этого в городах не могли делать. И здесь необходимо понять, как сильно пострадала материальная база городов во время войны, к тому же она никогда не была в удовлетворительном состоянии даже до 1941 года. Наиболее полные данные есть о Москве, они представлены в табл. 1.4. Они отражают и масштаб кризиса, и то, насколько столица находилась в привилегированном положении по скорости ее восстановления.

Парк транспортных средств в Москве был меньше довоенного уровня до 1947 или 1948 годов. Более того, в отличие от других городов, заводы Москвы мало участвовали в общей уборке. Таким образом, ресурсы, показанные в табл. 1.4, – это все ресурсы, которые были в распоряжении города. Однако в 1947 году парк подвергся модернизации, город прекратил использование гужевых повозок и перешел на специально построенные моторизованные мусорные грузовики (мусоровозы). Этим Москва отличалась от любого другого тылового города, рассматриваемого в этом исследовании. Этот шаг был частью общей кампании по санитарной реформе, которая принесла ощутимые результаты: в Москве быстро упал показатель детской смертности[93]93
  См. главу 5 настоящей книги. Внедрение новой технологии не обошлось без проблем. В 1947 году во дворах города установили большие металлические контейнеры для мусора (мусорные контейнеры) для поддержания чистоты и более быстрого сбора мусора, поскольку эти контейнеры можно было поднять и опрокинуть в новые современные мусоровозы. Проблема заключалась в том, что мусор зимой примерзал к стенкам контейнера, его приходилось отбивать ломом, поэтому сбор мусора занимал больше времени, чем раньше. Из-за того, что контейнеры долбили ломами, они повреждались. К тому же в новых мусоровозах механизмы подъема часто были неисправны. Городу удалось справиться с этим, но даже к 1953 году примерзание мусора по-прежнему оставалось нерешенной проблемой. В то же время, это означало, что в незимние месяцы в тех частях города, где проживало большинство населения, мусорные контейнеры теперь вывозились регулярно: ГА РФ. Ф. A-482. Оп. 47. Д. 6351. Л. 95 об. -96; Оп. 49. Д. 3249. Л. 32, 35; Д. 7373. Л. 141, 141 об.


[Закрыть]. Но следует помнить, что был период в несколько лет, когда в Москве просто не хватало грузовкиов, повозок или тягловых животных, чтобы содержать город в чистоте.

Таблица 1.4

Ресурсы для вывоза мусора и нечистот. Москва, 1941-1949 годы

* Строки с подписью «в эксплуатации» относятся к показателю «среднее количество транспортных средств парка, которые город мог вывести на дороги». Хотя здесь не указано, но данные по военным годам тоже завышены, поскольку в действительности использовалось примерно 75 % транспортных средств, как и в послевоенный период.

Источники: ГА РФ. Ф. A-482. Оп. 47. Д. 1420. Л. 16 об. (1942-1944); Д. 4941. Л. 124 об., 126 (1941, 1945-1946); Д. 6351. Л. 90 (1947); Д. 7669. Л. 90 (1948); Оп. 49. Д. 111. Л. 50 об. (1949).

Подобная нехватка оборудования и животных была повсеместной. В девяти крупных городах Московской области, например в начале военного периода, было в целом 49 ассенизационных машин и 170 лошадей – не так уж и много, учитывая численность городского населения, но это было настоящим богатством по сравнению со всего лишь 19 автомобилями и 80 лошадьми, которые находились в распоряжении властей в 1945 году[94]94
  Там же. Ф. 9226. Оп. 1. Д. 691. Л. 154.


[Закрыть]. Дзержинску в Горьковской области в 1947 году требовались 348 лошадей для уборки улиц, дворов и очистки выгребных ям, но у них было всего 8 лошадей. В целом девяти городам этой области (в том числе и Дзержинску) требовались 802 лошади, но у них было всего 30. Примечателен тот факт, что к 1954 году городские районы все еще обходились всего 35 лошадьми (то есть с 1947 года их количество увеличилось на пять голов) и 13 ассенизационными машинами[95]95
  Там же. Ф. A-482. Оп. 47. Д. 6335. Л. 77-78. Я посчитал теоретическую потребность в лошадях по формуле ГСИ: одна лошадь на 1 тыс. человек населения. Я также откорректировал арифметическую ошибку в таблице ГСИ в строке «общая численность населения».


[Закрыть]. То же верно и для Казани, где в 1954 году было всего 23 грузовика и гужевых транспортных средства и 35 лошадей[96]96
  Там же. Оп. 49. Д. 7324. Л. 137.


[Закрыть]. И все же эти районы находились в лучшем положении по сравнению с некоторыми районами Урала и Западной Сибири. В Кузбассе только в трех крупных городах – Сталинске, Прокопьевске и Кемерове – был хоть какой-то транспорт для ассенизации, практически весь гужевой (было только четыре грузовика, предназначенные для регулярной уборки всей области). В других городах не было постоянного парка машин. Они полностью полагались на периодические выдачи машин местными промышленными предприятиями[97]97
  Там же. Ф. 9226. Оп. 1. Д. 932. Л. 49.


[Закрыть]. В Златоусте Челябинской области, крупнейшем городе после Магнитогорска, в 1950 году было вполовину меньше лошадей, чем требовалось, и лишь одна треть грузовиков от потребности, а в более мелких городах, например Уфалее, средства уборки и вывоза вообще отсутствовали[98]98
  Там же. Ф. A-482. Оп. 49. Д. 1628. Л. 61, 64.


[Закрыть].

Ситуация в Молотовской области была еще тяжелее. В распоряжении местных советов в 14 городах с общей численностью населения примерно 750 тыс. человек находилось всего 36 лошадей для мусорных телег. Десять из этих городов могли прибегать к помощи местных предприятий, но дело в том, что и обеспечение предприятий находилось не на надлежащем уровне: вместе они могли мобилизовать только два грузовика и 50 лошадей[99]99
  Там же. Ф. 9226. Оп. 1. Д. 899. Л. 304.


[Закрыть]. Но даже эти данные о ресурсах завышены по сравнению с тем, что тресты очистки могли фактически использовать в своей деятельности, поскольку везде без исключения транспортные средства зачастую перенаправлялись для выполнения других работ. В Горьком городской трест очистки использовал грузовики для грузовых перевозок, а телеги, запряженные лошадьми, отправлял на принадлежавшую ему ферму, чтобы помогать во время посевных и сбора урожая. В Горьковской области ассенизационные машины использовались для перевозки топлива, для вспомогательных работ на местных агропромышленных предприятиях и даже для перевозки хлеба. В Москве, по крайней мере в первые послевоенные годы, ассенизационные телеги использовались для перевозки овощей[100]100
  ГА РФ. Ф. 9226. Оп. 1. Д. 798. Л. 34 об.-35; Д. 895. Л. 95-95 об. (Горький); Там же. Ф. A-482. Оп. 47. Д. 6335, 1. 78 (Горьковская область); Д. 4941. Л. 126 (Москва).


[Закрыть]. Оставляя в стороне последствия перевозки пищевых продуктов в мусоровозах и на ассенизационных транспортных средствах для здоровья населения, можно сделать вывод, что те исправные транспортные средства, которые не затронула нехватка топлива, нельзя было использовать все время для выполнения непосредственных задач.

Каковы последствия подобных обстоятельств? Некоторое представление можно получить из следующего сравнения. В Глазго в середине 1880-х годов было 175 лошадей и 600 железнодорожных вагонов для вывоза примерно 233 тыс. т мусора в год. В Куйбышеве в 1947 году требовалось вывезти 285 тыс. т фекалий и еще 110 тыс. мусора, для чего у властей в наличии было всего 45 лошадей, семь ассенизационных цистерн и 10 мусоровозов[101]101
  Wohl A. S. Endangered Lives. P. 100; ГА РФ. Ф. A-482. Оп. 52с. Д. 224. Л. 86-7.


[Закрыть]. Куйбышев производил примерно на 70 % больше отходов, чем Глазго в Викторианскую эпоху, но в городе было менее трети лошадей по сравнению с Глазго и крошечная часть транспортных средств. Поэтому неудивительно, что в советских городах постоянно было так грязно.

Ни один город не был способен очистить улицы от мусора и экскрементов, которые он производил в течение года. В Москве были лучшие показатели, но все же в городе не удавалось добиться полного контроля над ситуацией вплоть до 1950 или 1951 года. В 1946 и 1947 годах вывозилось лишь около 75 % мусора и менее половины нечистот из городских дворов и с улиц. К 1949 году вывозилось уже более 90 % нечистот, но ГСИ предостерегала, что это была, вероятно, весьма оптимистичная оценка, поскольку критерии – фактически собранный мусор в сравнении с предполагаемым объемом, производимым городским населением, – не учитывали, что в Москве огромная часть населения проживала нелегально и/или была не зарегистрирована[102]102
  Советское государство пыталось контролировать перемещения населения, требуя от всех жителей города иметь прописку и быть зарегистрированным по какому-либо адресу. Процесс регистрации позволял должностным лицам проверять, есть ли у человека действующий паспорт (у колхозников не было права на паспорт – это было-одной из мер по ограничению нерегулируемого оттока населения из сельских районов) и имел ли он какое-то право на проживание в данном городе. Если регистрация была одобрена, гражданин получал документ под названием прописка. Получить прописку в Москве было очень тяжело, но это не мешало людям приезжать в город и оставаться там и/или работать нелегально. Органы здравоохранения были особенно озабочены наличием «теневого населения», поскольку среди других возможных в связи с этим социальных проблем оно могло стать неконтролируемым – и, как следствие, трудноотслеживаемым – источником эпидемий.


[Закрыть]. И все же есть другое свидетельство того, что санитарные условия в городе действительно стали намного лучше. В феврале 1948 года, когда в период зимы дворы и выгребные ямы было сложнее всего чистить, практически треть московских выгребных ям была переполнена. В феврале 1951 года количество переполненных выгребных ям и заполненных фекалиями дворов сократилось до 8 %, а потом в течение года снизилось до 4 %[103]103
  ГА РФ. Ф. A-482. Оп. 47. Д. 4941. Л. 124; Д. 6351. Л. 88; Д. 7669. Л. 89, 92, 94-5; Оп. 49. Д. 111. Л. 50; Д. 3249. Л. 33.


[Закрыть].

За пределами Москвы ситуация была менее терпимой. В Горьком в 1947 году общими усилиями городского треста очистки и промышленных предприятий было удалено только 70 % общего объема мусора и сточных вод, и эта цифра снизилась до 50 % в 1951 году[104]104
  Там же. Ф. 9226. Оп. 1. Д. 798. Л. 35; Там же. Ф. A-482. Оп. 49. Д. 3240. Л. 35-6. Возможно, что данные по Горькому очень оптимистичны. ГСИ предполагала, что каждый житель производил 0,5 куб. м мусора и 0,5 куб. м фекалий в год. В отчетах ГСИ по другим городам использовалась формула с 0,5 куб. м мусора и 1 куб. м фекалий. С другой стороны, при калькуляции необходимо вычесть из общего количества домов дома с канализацией – примерно треть в 1951 году, потому что для них не требовалась перевозка экскрементов, а также те фекальные стоки, которые можно было вывезти на близлежащие фермы в качестве удобрения.


[Закрыть]. Результаты в других крупных городах была еще меньше: наверное, около трети от общей потребности в Куйбышеве в 1951 году; не более одной четвертой – в Молотове (данные за 1951 и 1954 годы); в Иванове – от 20 до 25 % в 1946-1947 годах и чуть более 40 % в 19521954 годах[105]105
  Там же. Ф. A-482. Оп. 49. Д. 3243. Л. 18 (Куйбышев); Д. 3950. Л. 22; Д. 8862. Л. 40 (Молотов); Оп. 47. Д. 4925. Л. 192; Оп. 49. Д. 1610. Л. 15-16; Д. 8836. Л. 21 (Иваново). В отчетах по Куйбышеву написано, что город убирал только 20 процентов от накопленного мусора, но их собственные данные предполагают что-то около 40 %. Эти цифры основаны на совокупном количестве твердых отходов и фекальных стоков. Муниципальный трест очистки получал помощь от промышленных предприятий в плане удаления мусора, но не в плане перевозки сточных вод. Таким образом, меньше всего для вывоза собиралось экскрементов.


[Закрыть]. Данные для областных городов – загадка, поскольку лишь немногие отчеты ГСИ по областям содержали какие-либо количественные оценки. Одним исключением была Горьковская область, где показатель вывоза мусора в 1947 году составил не более 5 %[106]106
  В отчете 1947 года приведены данные по населению девяти крупных городов (включая Дзержинск), а также по объему удаленного мусора. Используя формулу, которая приведена в отчете о городе Горький, для расчета одного кубометра мусора и экскрементов, ежегодно производимых одним человеком, можно вычислить, что муниципальные тресты очистки вывозили менее 5 % общего объема мусора, см.: ГА РФ. Ф. A-482. Оп. 47. Д. 6335. Л. 77-78.


[Закрыть]. Фактически почти во всех перечисленных городах власти знали, что при отсутствии ресурсов у них нет возможностей убрать весь мусор из городов. Они сопоставляли результаты своей деятельности с планами, а не потребностями. И в большинстве случаев эти планы были маленькой частью фактических потребностей. План на 1947 год в Горьковской области, например, предусматривал, что местные тресты очистки вывезут лишь около 6 % мусора и экскрементов, но даже эта довольно скромная цель не была достигнута, как я только что отметил[107]107
  Там же. Л. 77-78.


[Закрыть]. Во многих отношениях даже эти цифры рисуют чересчур радужную картину. Они основывались на доле мусора, который накопился в данном календарном году и который вывезли тресты очистки (иногда с помощью промышленных предприятий). Они не включают остаток мусора, не убранного с прошлого года. Предположим, что в городе производилось 100 тыс. куб. м мусора и экскрементов в год, но убирать удавалось лишь 50 тыс.; 50 тыс. куб. м оставались в городе. Некоторая часть из них сгнивала, что-то смывалось дождем или исчезало с растаявшем снегом, но то, что оставалось лежать на улицах и дворах города, просто добавлялось к объему новых нечистот, которые этот город производил в следующем году.