Текст книги "Инквизиторы"

– Мэтт...

– Помолчи. Скоро явятся настоящие стаи стервятников. А когда последнюю косточку обглодают, не установишь, кто в кого палил. Да и навряд ли у повстанцев имеются судебно-медицинские эксперты. А правительственных сюда не вышлют, не сомневайся. Поэтому, будь молчаливой, скромной, ошарашенной героиней – и помалкивай. Прочие не знают ничего! Я сплел им легенду, которую сейчас изложил тебе. Держись моей сказки, не пытайся ее расцветить или приукрасить – и все обойдется.

– Мэтт! Мэтт, но ведь я... пыталась тебя... убить! Долго, очень долго я смотрел на Франческу в упор.

– Да, ты действительно пыталась меня убить. Признаю: это было весьма неприятным сюрпризом. Но я успел чуток поостыть и призадуматься... Не люблю нерешительных особ, делающих ставку, а потом поспешно берущих ее назад. По счастью, Диллман, ты не из таких. Надлежало сделать выбор. Между мной и твоим окаянным Арчи. Ты не колеблясь предпочла мужа. И сделала для него мыслимое и немыслимое – с женской точки зрения. Как же, черт побери, могу я ненавидеть женщину, причинять ей страдания, втаптывать в грязь лишь за то, что она сделала для другого все? Да я счастлив был бы, сделай ты что-либо подобное ради меня!

Воцарилось молчание. Затем Франческа перегнулась и мягко накрыла мои пальцы теплой, ласковой ладонью. Открыла рот, хотела заговорить, осеклась.

Несколько минут мы провели неподвижно.

– А сейчас давай-ка, подымайся, да шевелись! Я слышу работающий двигатель, – сообщил я.

Глава 20

К десяти часам утра я уже прикрывал арьергард неуклюжего, растянувшегося по лесной тропе, медленно волочившегося меж увитыми лианами деревьев сафари. Когда извилистый путь немного выпрямлялся, было видно всю редкую, устало волочившуюся впереди колонну, за вычетом Джима Патнэма и Поля Олкотта, которые оторвались от прочих и служили передовым, далеко ушедшим дозором.

Генерал Остин Гендерсон мастерски правил трофейным джипом, отнятым у покойного полковника Санчеса. Машину доверху набили оружием и продовольствием. Поклажу иного рода пришлось бросить: всех чемоданов, принадлежавших бравому сборищу, не вместил бы и железнодорожный вагон.

Впереди автомобиля бок о бок двигались Франческа (в красной блузке) и Глория-Джин (в черной). За машиной ковыляла чета Уайлдеров, тоже держась рядышком. И Гарденшварцы шли по пятам, и хорошенькая светловолосая миссис Олкотт, временно покинутая мужем, и Эмили Гендерсон, казавшаяся куда корпулентное и внушительнее сейчас, в измызганном и напрочь измятом синем костюме, странно обтянувшем увесистые телеса.

– Спасибо, – сказала она, когда я прибавил прыти и нагнал отставших.

– За что?

– За то, что попросили Остина вести машину – сердце у старика не в порядке.

– Возможно, – хмыкнул я. – На меткости, однако, не отражается. Снял часового с восьмидесяти ярдов. Любой здоровый позавидует!

– Правда? – просияла Эмили. – Видите ли, Сэм, я, сколь ни смешно, впервые в жизни видела собственного мужа при... деле. Да, и раньше случалось наблюдать, но только на полигонах, понарошку. А если предстояло настоящее... он попросту пропадал. На месяц, на два, на год... Иногда на много лет подряд. Потом возвращался, на ногах не держась от усталости, сплошь и рядом израненный. Получал очередную награду и наотрез не соглашался ни словечком обмолвиться о пережитом. Все, что знаю об Остине, вычитала в газетах... – Эмили помедлила.

– Зовите меня бессердечной, только я очень рада случившемуся. У старого боевого коня состоялся последний выезд.

– Отчего же последний?

– Следующего почти наверняка не будет. Мы и так считали, что в последний раз отправляемся путешествовать вместе.

Я покосился.

– Настолько скверно?

– Да, – кивнула Эмили. – Пять лет назад врачи давали ему от силы месяцев шесть. Однако Остин обманул медицину и поныне жив. Но, кажется, сердце начинает возмущаться по-настоящему... Не знаю, как буду жить, когда мужа не станет... Женщины живут чересчур долго...

Она вытащила из объемистой наплечной сумки носовой платок и осторожно высморкалась.

– Плюньте на сентиментальную старуху, не отвлекайтесь попусту. Я постоянно жалуюсь, впадая в уныние...

Чуток погодя приблизилась Патриция Толсон.

– Считаете себя героем? – осведомилась она. – Перебили сонных и радуетесь?

– Избавьте, пожалуйста, от своего присутствия, мисс Толсон, – смиренно попросил я. – Очень трудно разговаривать с паршивцами, которые на тебя донесли, чуть не отправили на тот свет. Пошла вон, убогая! Накати на кого-нибудь еще, полегчает...

Чуть позже объявился Говард Гарденшварц, облачившийся в полинялые армейские брюки и белую, тоже поношенную рубаху. Можно было подумать, что спокойный, добропорядочный обыватель вознамерился выйти в сад, прививать груши к дельфиниумам (если к дельфиниумам вообще прививают хоть что-нибудь; кажется, я путаю безобиднейший цветок с некой древесной породой).

Минут пять он молча двигался рядом. Потом заговорил: спокойно и почти покаянно.

– Если можно, – произнес Гарденшварц, – поясните. Спрашиваю из чисто академического любопытства. Когда-то служил в армии, хотя в боях не участвовал; учился держать винтовку, худо-бедно умею стрелять... Когда вы... подбирали ударную группу... отчего не обратились ко мне?

В голосе Гарденшварца звенела тщательно скрываемая обида. Ее следовало уважить, посему я ответил вежливо и подробно.

– ПОО, – сказал я.

– Что? Ах, да...

– При подготовке к заданию, – пояснил я, – довелось бегло познакомиться с каждым из вас. А досье Говарда В. Гарденшварца сообщало: состоит секретарем организации, называющей себя "Противники Огнестрельного Оружия". Также числится членом нескольких иных организаций подобного толка. Не буду спорить касательно ваших воззрений, доктор Гарденшварц, ибо начнем бесцельную перепалку и разойдемся, оставшись при первоначальных мнениях. Скажу лишь следующее. Коль скоро доведется удалять воспалившийся аппендикс, я не лягу на стол к хирургу, люто ненавидящему все, способное колоть и резать, включая ланцеты и скальпели. Надлежало устранить нескольких мерзавцев. И я не обратился к человеку, ненавидящему револьверы, пистолеты и винтовки. Понимаете?

Немного помолчав, Гарденшварц ответил – к вящей чести своей, спокойно:

– Понимаю. Разумное решение. Он откашлялся.

– Впрочем, теория одно, а практика доказывает иное. Как это, бишь, у Гете? "Сера теория, мой друг..."

– "...А древо жизни вечно зеленеет", – ухмыльнулся я.

– Ого! – вскинул брови Гарденшварц. – То есть, хочу сказать: если вам надобен лишний боец, я могу временно пожертвовать убеждениями и взять в руки ружьецо. Хотя бы для того, чтоб вызволить из этой переделки жену.

– Ого! – засмеялся я. – Принимаю! Выберите себе винтовку по вкусу и пару магазинов. Только вернитесь, покажу, как работает М-16. Она изрядно отличается от М-1, принятой на вооружение в ваше время.

Ближе к полудню я снова поотстал и взобрался на кстати подвернувшийся холмик, насыпанный несчетные века назад руками индейцев. Что под ним таилось – не представляю. Мы вступали в пределы какого-то забытого поселка или города, потому что вдали, по словам Франчески, высилась еще одна пирамида. Я не обратил на нее внимания одиннадцать дней назад, будучи полностью поглощен размышлениями насущными и безотлагательными.

Присев на давно обтесанный и недавно промытый дождями кусок известняка, я обозрел тропу, ведшую к Лабалю. Ни единого признака жизни. Ветер утих, в джунглях воцарилась полная, почти звенящая тишина.

Я размышлял о сгинувшем почти бесследно, ушедшем в небытие народе, населявшем встарь эти места. О смене цивилизаций. О судьбах, прихотливо правящих историей... Странные размышления для человека, промышляющего истреблением ближних... Я думал об Элеоноре. Предвкушал красочное возмездие, уготованное убийцам. Я насмешливо представлял, как приторно сойдутся Франческа и отвоеванный у Люпэ де Монтано Арчи; трусливый, на все готовый ради спасения драгоценной своей шкурки Арчи... Я сам не заметил, что начинаю дремать...

И внезапно вскинулся.

Непротертые глаза поймали в зеленой чаще легкую вспышку, мелькнувшую и тот же час погасшую. Потом еще одну. Третьей не последовало.

Солнечный луч, пробившийся сквозь густой лиственный полог и отразившийся от полированной стали. Клинка. Тяжелого мачете, расчищавшего кому-то путь в непролазных дебрях.

Я подождал еще немного. Но лес точно вымер.

Повезло. Посчастливилось углядеть именно этот беглый отблеск. Или ветви сходились не слишком густо, или увесистое лезвие прорубило чересчур большую брешь – не знаю.

Скатившись по невысокому откосу, я припустил во всю прыть и двадцать минут спустя нагнал остальных. Группа располагалась перекусить. Патнэм успел возвратиться и не успел исчезнуть сызнова. Опять повезло.

– Что случилось? – отрывисто спросил он, завидев меня.

– Попутчики у нас объявились. Позади следуют, милях в двух отсюда, но двигаются, по всему судя, весьма резво, учитывая, что прорубают себе дорогу в зарослях, а на тропу не суются. Правильно делают, между прочим.

– Сколько? Я пожал плечами.

– Понятия не имею. Видел мимолетный блеск стали. Возможно, это просто одинокий индейский охотник. Но лучше готовиться к неприятностям.

– Не спорю... Маршалл!

– Да, шэр! Шлушаю, шэр!

– Сэм перекусит, а вы тем временем вернитесь по тропе назад, затаитесь и наблюдайте в оба. Слушайте внимательно. Заподозрите неладное – ноги в руки и сюда. Бегом.

Ни малейших теплых чувств у Маршалла Уайлдера я так и не вызвал. Голодает Сэм Фельтон или с жиру бесится, его не касалось. Но приказ оставался приказом, и достойный обыватель удалился трусцой, держа винтовку наперевес. Я недоуменно воззрился на Джеймса.

Тот широко ухмыльнулся.

– Бедняга не выдержал, увидав Говарда Гарденшварца с М-16 на плече. Позавидовал. Духа ратного исполнился. От души надеюсь, что буду стоять в стороне, когда кому-либо из этих межеумков придет в голову испробовать курок... У миссис Гендерсон – браунинг, и ей можно доверять куда как больше. И супруга Олкотта вооружилась. Говорит, что умеет стрелять. Пускай. По крайности, Поль подтвердил: умеет.

Патнэм болтал рассеянно, думая о своем.

– Если за нами погоня, удастся избежать стычки, а, Сэм?

– Не думаю, – сказал я, глотая наскоро сооруженный сэндвич. – Даже засунув самых немощных в джип и велев шевелиться поживее, много не выиграешь. Нельзя опередить банду закаленных лесных бойцов, которые, по меньшей мере, вдвое младше почти любого из наших...

Приблизившийся генерал Гендерсон сунул мне в руки откупоренную бутылку пива.

– Благодарю, сэр.

– Оставь-ка в покое обращение "сэр", сынок, – благодушно улыбнулся Гендерсон. – Я служу рядовым шофером под командой капитана Патнэма. Кажется, предстоит перепалка, Джеймс? Патнэм скривился:

– Фельтон, к несчастью, слишком пристально поглядел назад и обеспечил меня дополнительной заботой. Погоня, Остин. Или нечто похожее. Не знаю.

– Что ж, оторваться не сможем заведомо. С вашего дозволения, капитан, пойду, загоню джип в укромный уголок. Надобно к обороне готовиться.

– Разрешаю, – невесело пошутил Джеймс. Огляделся.

– Честь и хвала древним, – сказал он мгновение спустя. – Понастроили, милые...

Лишь теперь я обратил внимание на пирамиду, не столь внушительную, сколь оставшаяся далеко позади Цитадель, но все же высившуюся футов на сто над землей и расположенную примерно в пятидесяти ярдах от лесной тропы, среди естественной прогалины.

– Там, – сказал Патнэм, – пожалуй, можно устоять против чего угодно, за вычетом артиллерийского обстрела... О, Господи! Свежие новости?

Эльспет Олкотт, составившая мужу компанию в головном дозоре, бежала к нам, запыхавшись и отчаянно размахивая винтовкой.

– Моторы! – выдохнула она. – Автомобили приближаются!..

Выслушав сбивчивый доклад полностью, Джеймс поглядел на меня в упор.

– Поль навряд ли ошибся, – подытожил капитан. – Следовательно, берут в клещи. Ни вперед, ни назад не удерешь. Остается карабкаться наверх. И поживее... Говард, беги со всех ног, вели Олкотту возвращаться. Все до единого, марш на пирамиду! Склонившись ко мне, Патнэм шепнул:

– Учитывая опыт и умение войск, лучше дать им возможность палить по всему, что движется, и не думать, кого из своих же людей можем зацепить...

– Верно, – согласился я.

– Помоги Остину, Сэм.

Джип отогнали в чащу, наскоро прикрыли отломанными ветвями, по возможности затоптали следы колес. Бесполезных дам препроводили на верхнюю площадку теокалли, а полезным, более-менее умевшим отличить приклад от ствола, преподали краткий, тридцатисекундный курс обращения со штурмовой винтовкой.

Рокот автомобильных двигателей сделался явственно различим. Вскоре показался головной джип, набитый вооруженными людьми.

– Банда Монтано, – уверенно сказал Джеймс, глядя в трофейный бинокль. – Да, они самые. Узнаю машину: передний бампер вмят. На ней мы ехали в Лабаль, помнишь?

Патнэм осклабился:

– Излагайте блистательные предложения, господин империалистический наемник!

– А что предлагать? Выбор невелик. Либо драться и погибнуть, либо сдаться и погибнуть.

– Верно. Думаю, Монтано весьма не понравится побоище, устроенное кое-кем в заброшенном городе. На милость рассчитывать нечего, казнит со вкусом... Драться надобно, Сэм, и рассчитывать на удачу.

– Закон моего агентства, – произнес я, – недвусмысленно гласит: если выхода нет, постарайся укокошить ровно столько мерзавцев, сколько успеешь. Дабы другим было неповадно... Эй, погоди минутку! Дай бинокль!

Передний вездеход уже миновал пирамиду, и спрятанного джипа никто не приметил. Теперь, на внушительном расстоянии, показался второй автомобиль, на который и направил я цейссовские линзы.

Поле зрения закрывали случайные стволы и ветви, но все же я ухитрился различить блестящую, непонятную штуковину, привязанную на багажнике. В машине обреталось только трое, джип явно был командирским.

Правил смуглый маленький человечек. На заднем сиденье обосновался несомненный англосакс – Господи помилуй! Личность, восседавшую рядом с водителем, я распознать не смог, ибо джип скрылся за столетним деревом и временно пропал из виду, но особо вглядываться уже и не требовалось.

Маленькую колонну замыкал старый, заслуженный броневик, уже виденный мною раньше на стоянке в гостинице "Копальке". Открытый кузов приютил доброе отделение автоматчиков.

– Не стрелять! – прошипел я Джеймсу Патнэму. – Что бы ни случилось, как бы ни повернулось в ближайшие четверть часа, не стрелять! Хоть убей любого, кто попытается курок спустить, но чтоб ни единого заряда не выпустили!

– Не понимаю, – озадаченно сказал Джим.

– Поймешь! Некогда! На слово поверь!

Я скатился с пирамиды чуть ли не кубарем, рискуя свернуть себе шею, и лишь чудом не сломав оной. Ринулся к лесной дороге, затаился, пригнувшись, так, чтобы между мною и просекой оказался внушительный валун.

Выждал.

Потом поднялся во весь рост и заорал:

– Эй! Дик Андерсон! Э-эй! Рикардо Хименес! И тотчас предусмотрительно распластался на земле. Бронеавтомобиль, как и следовало ждать, уподобился потревоженному осиному гнезду. Солдаты буквально посыпались на тропу, стреляя прямо в прыжке, еще прежде, чем подметки успевали соприкоснуться с почвой. Старый добрый любительский синдром: если-оно-движется-или-разговаривает-стреляй-не-рассуждая.

Стоило хоть одному олуху выпалить с вершины теокалли – завязался бы яростный бой, остановить которого не сумел бы никто, невзирая на чины и заслуги. Но Джим принял мое предупреждение всерьез, и пирамида безмолвствовала.

Огонь понемногу стих. Раздались отрывистые, резкие распоряжения. Я дерзнул выставить над каменной глыбой кончик носа.

– Вели ребятам угомониться, amigo, иначе больше не буду возить тебя в этом симпатичном кресле! Спустя мгновение послышался голос Рикардо:

– Выходи спокойно, Мэтт!

Я глубоко вздохнул, не без опаски распрямился, удостоверился, что приглашение сделано искренне. Двинулся на просеку, возник во всей несравненной красе, подошел к джипу.

Славные солдаты коста-вердианской революции казались пристыженными. Немудрено: подобный переполох всегда свидетельствует об одном – о бойцовской неопытности. А уж убедиться, что причиной тревоги стал один-единственный субъект – высоченный, худой и безоружный...

Рикардо уже выбрался из машины и стоял с нею рядом, тяжело опираясь на дверцу: изувеченные ноги повиновались плохо. Шофер хлопотал, отвязывая от багажника хромированное колесное кресло, блеснувшее издали и спасшее нас от неминуемой беды. На Хименесе была скромная и опрятная форма цвета хаки, у бедра висел сорокапятикалиберный кольт, безусловно уступающий автоматическому браунингу числом зарядов, но бьющий куда как лучше.

Хименес улыбнулся.

– Не сердись, Мэтт. Парни понятия не имели, в чем дело, а ждали наихудшего.

– Ежели под наихудшим разумеют полковника Санчеса, – ответил я, – вели парням успокоиться полностью.

Несколько мгновений Рикардо глядел на меня изучающе.

– Понимаю... Конечно, ты же освободился... Выходит, Санчес оплошал? Нам ничего не сообщили.

– Некому было сообщить, – уведомил я. – Уж об этом я позаботился особо. Если проехать еще мили четыре, непременно увидишь кружащих zopilotes... А здесь, похоже, приключилась полная смена командования? Давненько пора бы. Рикардо лишь кивнул в ответ.

– Но, голубчик, вы сущий ленивец, – продолжил я. – Целых десять суток собирались! Уже не чаял дождаться... Думал, el bandido сообразил, откуда ветер дует и опередил...

– Нет, – сказал Рикардо. – Хотя, признаюсь, не мог я закатывать скандала, когда узнал, что Люпэ хватает заложников. Именно благодаря ему сеньора Диллман помогла мне вернуться в Коста-Верде. О побеге из Ла-Форталесы уж и речи нет. Не хотелось казаться неблагодарным... Но увидев на столе у Монтано твои фотоаппараты и побрякушки Патнэма... Я убедился: Люпэ использует революцию исключительно ради наживы. Так и сказал. А потом выяснилось, что с вас потребовали миллионный выкуп... Началась отвратительная ссора...

– Которая окончилась пальбой.

– Да... Я предвидел подобный поворот событий. Люди позаботились о телохранителях, но самого Люпэ застрелил я. Собственными руками, не вставая с кресла. Недурно, а? Спрашиваю профессионального мнения, – улыбнулся Рикардо.

– Похвально. И все же. Generalissimo, вам надлежит чуток подучиться.

– То есть?

– Почему броневик замыкает, а не возглавляет колонну? Полный тактический просчет. И какого дьявола ты едешь в открытой машине, являя своей несравненной персоной великолепную и заманчивую мишень, а? Правда, армейские правила не по моей части, но уведомляю, что на верху вон того теокалли залегло полдюжины людей, вооруженных fusilitas automaticas[13]13
  Автоматическими винтовками (исп.).


[Закрыть] – или как называют по-испански М-16, – а командует бравым отрядом опытный боевой капитан. Ежели бы вас повстречали не мы, а солдаты Санчеса, от всей экспедиционной группы синь-пороху не осталось бы! Я сощурился.

– После гибели Монтано Санчес, разумеется, злобу затаил?

– Конечно. Прими искреннюю благодарность за уничтожение врага революции. Я рассмеялся.

– У Рамиро Санчеса, – невозмутимо продолжил Рикардо, – были непонятные и очень подозрительные связи за океаном... Да и в рядах наших немало субъектов, падких на марксистскую доктрину. А другие предпочли бы видеть на моем месте закаленного офицера – того же Санчеса, например... Полковник был положительно опасен.

Состроив гримасу, Рикардо поднял взгляд.

– Говоришь, на вершине? Да, имели бы мы вид... Признаю, надобно учиться. С такой позиции даже кучка вооруженных туристов натворила бы немалых дел... Пускай спускаются. Что проку принимать солнечные ванны, если все прояснилось, и свой своего признал?

Я поколебался.

– Как насчет шайки, следующей по нашим пятам? Не хотелось бы внезапно увидеть отряд головорезов, успевших спустить предохранители и готовых на курки нажать. Коль скоро они перенервничают, вроде твоих парней... В чем дело, Рикардо?

– Вас преследуют? Понятия об этом не имел! Мэтт, я никого никуда не высылал! Ты же уверяешь, будто перебил всех подручных Санчеса...

– Да, Санчеса, Барберу и десять рядовых. Гарантирую, что не уцелел ни единый... Вот что, Рикардо, высылай-ка дозор в сторону Лабаля. Разведаем, у кого любопытство играет... А, минутку! Недурная мысль. Скажите, Generalissimo, вы очень самолюбивы?

– Что? – не понял Рикардо.

– Полезный совет выслушаете? Доброе наставление от неплохого знакомого примете? Я небольшой специалист по войне в джунглях, а вот на теокалли остался настоящий эксперт. Патнэм. Известный тебе Джеймс Патнэм. Поручи временное командование профессионалу.

Рикардо кивнул без малейшего промедления.

– Эй, Джим! – заорал я во всю глотку: – Мы заключили нерушимый и вечный мир! Подымайте задницы, спускайтесь!

Обернувшись к неопознанному гринго, так и не потрудившемуся покинуть заднее сиденье джипа, я узрел довольно красивого человека, чье тонкое, умное лицо казалось еще умнее и тоньше благодаря внушительным очкам. Светлые волосы были чересчур уж длинны (по моему разумению), а дорогой охотничий костюм делал незнакомца почти карикатурно похожим на стрелка-спортсмена, решившего поразвлечься убийством носорогов. По крайности, все олухи, коим взбредает в голову побродить по африканским просторам с крупнокалиберной двустволкой, стремятся нацепить именно такую амуницию.

Пожалуй, я судил пристрастно. Тут уж ничего нельзя было поделать. Я никогда не смог бы проникнуться приязнью к этому субъекту.

Мочка левого уха отсутствовала, но рана заживала вполне успешно.

– Полагаю, – учтиво произнес я, – что имею честь познакомиться с мистером Арчибальдом Патнэмом? Здравствуйте, доктор.