Текст книги "Ретт Батлер"

Скарлетт подпрыгивала от нетерпения.

– Вы его видите? Мелани, Эшли видишь?

– Вам нельзя падать в обморок, тетя. Скарлетт, не пойму, кто в повозке. Пожалуйста, Скарлетт, посмотри, ты выше меня!

Но даже приподнявшись на цыпочки, Скарлетт ничего не могла разглядеть сквозь лес цилиндров.

– Мы не попадем на прием, – сетовала тетушка Питтипэт. – Не увидим Эшли, а Питер забудет забрать нас, и домой придется идти пешком. А туфли от капитана Батлера мне жмут!

– Если бы вы указали капитану Батлеру верный размер, то туфли были бы впору, – огрызнулась Скарлетт.

– Дорогая! Всем известно, что у меня самая маленькая ножка в семье!

Скарлетт прикусила язычок. Потом сказала:

– Мелли, нет ли черного входа? Может, попадем внутрь через него?

– Дорогая, – запротестовала Питтипэт, – это вход для слуг.

– Держитесь за меня, тетя Питти, – сказала Мелани. – Джентльмены, пожалуйста, пропустите дам! Спасибо, сэр. Благодарю вас, сэр, вы очень любезны.

У них не было приглашений, но Долли Мерриуэзер не могла принимать своих подруг, Мелани и Питтипэт, пока не уедет Скарлетт.

– О Скарлетт, – натянуто улыбнулась миссис Мерриуэзер. – Очень рада, что вы приехали чествовать полковника.

Скарлетт присела в реверансе.

– Дорогая миссис Мерриуэзер, вы знаете, как я восхищаюсь нашими бравыми ребятами.

Миссис Мерриуэзер захлопала глазами, как сова.

– Мы надеялись, что с полковником Раванелем будет и Эшли. Вы не видели его, Долли? – спросила Мелани.

– Дорогая, я не смогла пробраться к полковнику. Пол-Атланты съехалось на праздник. Какой толк в приглашениях, когда с ними никто не считается?

Скарлетт бросилась сквозь толпу. Какой-то белобрысый офицер, длинный, как жердь, наклонился к доктору Миду, бородатому лекарю, выслушивая восторженные хвалы в свой адрес. С поклоном Эндрю Раванель обернулся к Скарлетт.

– Если бы я знал, что в Атланте живут такие красавицы, я бы не преминул посетить этот город раньше.

В поисках Эшли Скарлетт блуждающим взглядом поглядела мимо главного гостя.

– Как раз хорошо, что вы не приезжаете часто, полковник Раванель. Наш город из-за вас превратился в бедлам.

– Что же в этом ужасного? – улыбнулся он невинной мальчишеской улыбкой. – Доктор Мид, вы нас не представите?

Эшли нигде не было видно.

– Полковник Раванель, миссис Чарльз Гамильтон. Супруг миссис Гамильтон отдал жизнь за дело Конфедерации.

Подошла Мелани.

– Сколько жертв… – Полковник наклонился поцеловать руку Скарлетт. – А эта очаровательная леди…

– Миссис Эшли Уилкс, полковник. Мой муж, майор Уилкс, в вашем штабе.

Улыбка застыла у полковника на губах.

– Майор Уилкс вернулся в свой полк.

Мелани нахмурилась.

– Но он только в сентябре к вам поступил.

– Правда, так недавно? Уилкс попросил перевода обратно в полк Джорджии, и я выполнил его просьбу.

– Я ничего не знала… Почта так ненадежна! Пожалуйста, скажите, как там Эшли? В добром здравии? Бодр духом? Одет тепло?

Доктор Мид спас полковника от дальнейших неловких расспросов.

– Пока наши солдаты терпят тяжкие невзгоды, спекулянты наживаются на войне. Я сочинил резкое письмо в «Гейт-сити гардиан», разоблачающее тех, кто получает барыши от дефицита товаров. – Доктор Мид сделал паузу для пущего эффекта. – Полковник Раванель, вы, кажется, родились в Чарльстоне? Вы наверняка знаете Ретта Батлера.

– Да, конечно. Его отец, Лэнгстон, в законодательном собрании Каролины. А Ретт, боюсь, белая ворона.

– Капитан Батлер – мой друг, – промолвила Мелани Уилкс.

Мид нехотя поклонился.

– Миссис Уилкс, я не обсуждаю обаяние Батлера. Скажите, полковник, знаете ли вы, в какой армии Батлер – капитан?

Скарлетт с трудом выслушивала эти банальности. Она была ужасно разочарована. Так надеялась увидеть Эшли!.. Минуточку, минуточку. О чем сейчас говорит доктор Мид?

– Вы, без сомнения, обрадуетесь, когда вернется капитан Батлер, и сможете высказать свои патриотические взгляды ему в лицо. – Скарлетт умышленно улыбнулась неискренне. – Пойдем, Мелани, мы должны уступить полковника и другим.

– Нет, дорогая миссис Гамильтон, не удаляйтесь, – возразил Раванель. – Если вы уйдете, свет тут померкнет.

– Полковник, сейчас зима, и темнеет рано. Если вам нужен свет, купите фонарик.

Мелани не сводила обеспокоенного взгляда с Эндрю.

– Когда я буду писать письмо мужу, можно передать от вас привет, полковник Раванель?

– Не беспокойтесь, мадам. Капитан Уилкс достаточно осведомлен о моем расположении.

По дороге домой тетушка Питтипэт без умолку болтала о красоте полковника.

– Что он говорил вам? Мелли? Скарлетт? Каждое слово!.. О, Мелли, дорогая, что я вижу? У тебя слезы?

В этот вечер Мелани так переволновалась за Эшли, что приняла сонную настойку. Пока тетушка на кухне парила натертые ноги, Скарлетт пила чай с сассафрасом[27]27
  Ароматическое дерево семейства лавровых.


[Закрыть] в гостиной. На каминной полке, заслоняя друг друга, теснились дагерротипы, рядом с раскрашенными миниатюрами, силуэтами и невыразительными акварелями висели иллюстрации из «Дамской книги Годи»[28]28
  Популярнейший в США в XIX в. ежемесячный журнал для женщин.


[Закрыть]. Каждая вещь хранила какое-нибудь воспоминание: «Вот этот сервант принадлежал матери Мелли – на чердаке он бы чувствовал себя таким ненужным».

Скарлетт сдвинула ракушки (собранные на морском побережье возле Саванны двадцать лет назад), освобождая место для чашки, и опустилась в мягкое кресло. Не то чтобы ей так хотелось чаю, просто она ценила минуты уединения.

Закрыв глаза, Скарлетт вознесла хвалу Господу за то, что Эшли ушел из бригады Раванеля. «Легендарный конфедерат», превозносимый газетами, слишком уж безрассудно обращался с жизнями подчиненных. А что, если она потеряет Эшли?

Чтобы Эшли убили? И как такое только могло прийти в голову!.. Скарлетт поспешила попросить у Бога прощения. Она не то имела в виду!

На парадном крыльце тетушки Питти поднялся ужасный шум, и высокий голос запел:

 
Хочешь время провести, хочешь время провести,
В кавалерию вступай скорей!
 

Когда растерянный дядюшка Питер отворил дверь, полковник Раванель сдернул шляпу, чуть не подметая ею пол.

– Добрый вечер, миссис Гамильтон. Я пришел предложить невинное развлечение самой очаровательной женщине в Атланте!

Негр позади полковника многозначительно тронул струны своего банджо и с серьезным лицом начал играть известную серенаду «Лорена».

Полковник запел:

 
Годы медленно тянутся, Лорена.
Снег опять укрыл траву…
 

– Сэр, – запротестовал дядя Питер.

– Идите спать, дядюшка. Старикам вроде вас нужен покой.

– Можете идти, дядя Питер. – Скарлетт поднялась с кресла. – Сэр, не припомню, что приглашала вас.

 
Солнце опускается, Лорена.
И снег сверкает там, где были цветы…
 

– Память подводит вас, полковник. Я не Лорена.

Он глубоко вздохнул.

– Какая грустная песня. Мы, одинокие солдаты, поем ее, сидя вокруг костра, мечтая о родном доме и наших возлюбленных, которых оставили.

Печальные глаза взывали к самому чуткому пониманию.

– Долг, дорогая миссис Гамильтон, – можно, я буду называть вас Скарлетт? – долг – суровый надзиратель.

– Сэр, вы пьяны?

В гостиную приковыляла тетушка Питтипэт.

– В чем дело, полковник Раванель?..

– Возвращайтесь на кухню, тетя Питти. Полковник Раванель сейчас уходит.

– Но, Скарлетт…

– Прошу вас!

Покачав головой, Питти удалилась.

Музыкант был так бесподобен, что даже смягчил гнев Скарлетт. Нежными звуками он подыгрывал разочарованию хозяина. Струны безмолвно рыдали. Порывшись в памяти, Кассиус сменил тему и заиграл жизнерадостную песню лучших времен: «Эх, всадники из Дикси».

Полковник Раванель с гордостью признался:

– Репертуар Кассиуса неисчерпаем.

– Без сомнения, так же обширен и ваш репертуар, что наверняка подтвердит миссис Раванель. Ваша жена, Шарлотта, приятная женщина, хотя и более терпима к глупцам, чем я. Спокойной ночи, полковник. И забирайте свой оркестр.

Его веселый взгляд застыл.

– Я не привык к насмешкам.

– А я не привыкла к музыкальным импровизациям в собственной гостиной.

– Кассиус!

Быстрые пальцы негра остановились, и финальные аккорды повисли в воздухе. Второй раз за вечер Эндрю Раванель махнул своей шляпой с плюмажем так низко, что перья коснулись пола.

– Мадам, я восхищаюсь благородной дамой-патриоткой.

– Патриоткой? О боже! – Скарлетт прикрыла рот в притворном изумлении. – Не думала, что это именуется патриотизмом. Уверена, что ваши намерения называются куда гаже, хотя ни одна благовоспитанная дама в Джорджии не призналась бы, что ей известны подобные слова.

Глава 14
Супруги

Розмари Хейнз старалась пересилить веление собственного сердца. Возможно, если играть роль с большой убедительностью, ложь могла бы стать правдой и она бы полюбила мужа. Розмари подавляла зевоту, когда Джон читал по вечерам, и даже предлагала книгу-другую. Бывало, муж обращался к ней в спальне:

– Я делаю тебе больно?

Кулаки у нее сжимались, и все же она выдавливала улыбку.

– Не беспокойся, Джон, дорогой, наслаждайся сам.

Но хоть их общение как супругов и сводилось на нет, кренясь, точно повозка с просевшим колесом, их родительским разговорам не было конца.

Розмари не переставала восхищаться на удивление не похожей на нее дочкой. Мэг никогда не лукавила. Радостная, как солнечный лучик, в следующий миг девочка могла расплакаться: она не умела сдерживаться.

Однажды вечером, когда родители спустились послушать молитву ребенка, Джон спросил:

– Почему она молится за лошадей? И просит позаботиться о каждой лошади?

– Сегодня Клео с Мэг ходили в Уайт-Пойнт и натолкнулись на извозчика, который бил лошадь. Клео рассказала мне, что лошадь была старенькой – слишком старой, чтобы везти повозку. Некоторые взрослые пытались урезонить его, но все без толку, а Мэг просто подбежала к извозчику и принялась колотить его по ногам. – Розмари с нежностью улыбнулась. – Похоже, нападение Мэг заставило зрителей устыдиться, потому что какой-то офицер купил бедное животное прямо на месте.

– Наша дочка не выносит жестокости. А эта лошадь?..

– Да, – кивнула Розмари. – Скорее всего, наш добрый самаритянин вскоре после этого пристрелил ее, однако Мэг воображает, что она в добром здравии пасется на зеленом лугу. У меня в детстве был пони по имени Джек. Может, и ей…

Джон побледнел.

– Она еще слишком мала для пони.

Джона Хейнза попросили приехать в законодательное собрание, чтобы обсудить стратегии прорыва блокады.

В ожидании поезда в Колумбию Джон, набравшись смелости, сказал:

– Так больно уезжать от Мэг.

И быстро добавил:

– Буду скучать, по тебе, любимая.

Он помедлил в поисках лучших слов, которые волшебным образом могли бы изменить их отношения, и глухо повторил:

– Да, буду скучать.

Несмотря на непреходящую головную боль, Розмари напутствовала:

– Джон, пожалуйста, одевайся потеплее. Ты же знаешь, как легко простужаешься. И не забывай завтракать.

– Да, – ответил он. – Ну…

Они холодно обнялись. Розмари погладила его по руке.

– До свидания, милая, – попрощался Хейнз.

Розмари улыбнулась и помахала вслед отъезжающему поезду, но как только вагон мужа скрылся из виду, опустилась на ближайшую скамейку. В висках стучало. Женщина закрыла глаза и принялась глубоко дышать, чтобы успокоиться.

Слышался шум отходящего поезда: звон колокола, свист вырывающегося пара, гремели пустые тележки носильщиков и доносились последние прощания пассажиров. Поблизости раздались уверенные шаги, замершие рядом с ней, и Розмари, открыв глаза, увидела улыбающегося Эндрю Раванеля.

Голова тут же прошла. Розмари стало легче – настолько легче, что она почувствовала себя пушинкой – вот-вот улетит.

– О, здравствуй, Розмари. Странное местечко ты выбрала для сна.

– Господи, Эндрю! Не знала, что ты должен приехать. Где же группа встречающих?

Полковник засмеялся.

– Генерал Брэгг утверждает, что южанам полезно время от времени меня видеть. – Эндрю театрально прижал руку к груди. – Дорогая Розмари, я словно дешевая плошка, что-то вроде формы для отливки пуль или походного котелка, которые отправят на свалку, только когда они протрутся до Дыр.

Розмари просияла:

– Все твои доблести – притворство?

– Конечно же! Только сохрани это в тайне. Война – большая игра!

Подошел негр с саквояжем Раванеля и банджо через плечо.

– Кассиус, найди извозчика. Я проскользну в Чарльстон, как вор в ночи. Пойдем, Розмари, отвезу тебя домой.

Пока кеб неспешно катился по Митинг-стрит, Эндрю описывал, как его принимали в Атланте.

– Когда я сел в экипаж, люди выпрягли лошадей. Думаешь, я попал к конокрадам? Нет! Горожанам взбрело в голову, что они должны сами тащить мою карету. Они взялись за оглобли и так резво пошли, что оставалось только удивляться, почему такие крепкие ребята не в армии.

А потом я выбрался из экипажа, и меня, под оглушительные возгласы, понесли на плечах. В гостинице люди, не позволяя мне спуститься, так стремительно взбежали по лестнице, что я чуть не врезался головой в потолок. Наконец слез – приятно было вновь оказаться на собственных подпорках. Мне сразу встретились два самых больших в мире ворчуна. Добрейший доктор Мид принялся обличать твоего брата Ретта и просто прожужжал все уши, покуда я не сказал, что если бы Ретт был здесь, тот бы не осмелился отзываться о нем в таком тоне.

Эндрю взял руку Розмари в свою.

– Второй брюзгой была миссис Мерриуэзер, такая грозная, что ее следовало бы обшить броней и пустить в чарльстонскую бухту. Изрыгая банальности по правому и левому борту, она внесла бы в ряды федеральных судов настоящее смятение. А другие дамы Атланты…

– Падали в обморок к твоим ногам?

– Печальное зрелище. Одна бедняжка была женой самого бестолкового офицера, который когда-либо находился под моим началом. Я бессовестно ей врал. В конце концов я так воспел заслуги майора Уилкса, что он стал просто моим лучшим подчиненным.

Эндрю погладил нежную ладонь Розмари: изысканный жест причинил ей удовольствие и боль.

– Впрочем, к чему вести беседы о скучных людишках с самой очаровательной женщиной во всем Чарльстоне!

Розмари, выпрямившись, вырвала руку.

– Ты забываешь, Эндрю, что я жена и мать.

– Да, верно. Так и должно быть. Счастливая мать, довольная жена.

Когда они проезжали по сожженному району с разрушенными домами и церквями, Эндрю вновь завладел ее рукой.

– Вспомни чувство, когда пускаешь лошадь вскачь, то мгновение, когда ты полностью вверяешь себя ей, даешь ей волю, и она несется так, словно мчит тебя в небо, и в следующий миг ты понимаешь, что бессмертен… Ты помнишь, Розмари, как это – быть бессмертным?

Розмари сказала как можно нежнее:

– Нет…

– Мы, солдаты, или куда-то бежим, или чего-то ждем, натираем седлами мозоли в любую погоду и едим непонятно что; порой, если бы не банджо Кассиуса, ей-богу, впору перебежать к врагу. Но однажды во всем своем грозном величии… Розмари, это твой дом? Можно войти?

– Да, – ответила Розмари.

Слугам известно все. Они меняют смятые простыни, стирают нижнее белье, слышат исступленные крики из-за закрытых дверей.

На следующее утро Клео сказала кухарке:

– Этот полковник пошел в гостиную, а дальше никак, а когда по всему стало видно, что вот-вот сорвется, мисс Розмари попросила меня привести Мэг, чтобы полковник ею повосторгался. А Мэг он не понравился, это точно. Не нравится, и все тут. Ребенок начинает скандалить и топать ногами, и мисс Розмари уводит ее, полковник сидит и ждет, чуть не час ждет, а Розмари все не возвращается.

– У них так ничего и не было? – разочарованно протянула кухарка.

– Ну, уж полковник, конечно, хотел кое-чего. Он прям как жеребец вокруг кобылы, гарцует, шумно дышит и зубы показывает, а мисс Розмари тоже, наверное, хочет, но Бог говорит ей: «Не смей! Храни себя для мужа!» Хорошо, что полковник на меня не посмотрел, как на мисс Розмари, потому что, клянусь, никогда не видела мужчину красивше.

Кухарка покачала головой.

– Ничего не было?

И тут же просияла:

– Бьюсь об заклад, белые люди будут думать, что было.

Эндрю быстро шагал вниз по Бэттери, не обращая никакого внимания на тех, кто узнавал его. Кассиус едва поспевал рядом.

Раванель постучался дверным молотком в особняк Фишеров, и его жена, Шарлотта, подошла к двери.

– Эндрю! – ахнула она. – Ты дома! Я только что молилась…

Раванель пронесся мимо, жестом пригласил Кассиуса внутрь и хлопнул дверью что есть силы.

– Где этот чертов привратник? Вечно я должен стучать!

Губы Шарлотты дрогнули в улыбке.

– Никак не думала, что ты приедешь… О боже, как я рада… – Бросившись к нему в объятия, она жадно прильнула к его губам. Потом чуть отстранилась, чтобы полюбоваться. – Ты дома, любимый? Ты правда вернулся?

В холле царил полумрак, столы и стулья стояли в чехлах. Подвески незажженной люстры над головой поблескивали, словно сосульки.

– Мы с Джулиет не топим больше переднюю, – объяснила Шарлотта. – Живем в общей комнате.

– Но слуги…

– Что ты, Эндрю, все ушли. Джолли, Бен и Марта сбежали. Как только негры доходят до рубежей янки, те их освобождают.

Она посмотрела на Кассиуса.

– А ты не будешь убегать, правда?

– Нет-нет, мисса. Я хороший ниггер.

Эндрю отослал его.

– Джулиет будет рада тебя видеть, – сказала Шарлотта. – Она ушла на рынок. Еда еще есть, хотя все ужасно дорого.

Окна в общей комнате выходили в зимний сад. Раньше здесь дети делали уроки, а женщины могли, распустив корсет, выпить чашечку чая.

Теперь в комнате лежали тюфяки Шарлотты и Джулиет вплотную к плите с четырьмя конфорками, а у окна расположился стол, служа буфетом, – на нем стояли эмалированные жестянки для хранения продуктов, расставленные по величине от самой большой до самой маленькой, и пятигалонный бочонок рядом с портлендскими часами из кабинета бабушки Фишер.

Шарлотта подбросила поленьев в печку.

– Сейчас выпьем чайку, Эндрю. Если хочешь… если только хочешь, у нас много вина и бренди. Мы с Джулиет даже не притрагивались к запасам в винном погребе бабушки.

– Лучше чаю.

Шарлотта не сводила глаз с мужа, будто с какого-то недосягаемого сокровища. Она налила воду в чайник из бочонка, болтая без умолку:

– Мы каждое утро берем воду у водовоза, поэтому вода у нас есть всегда. По очереди с Джулиет носим. Ах, Эндрю, я так рада, что ты дома!

Над печной решеткой вился дымок.

– Шарлотта, милая Шарлотта… Я должен тебе кое-что сказать…

– Да, дорогой? – Шарлотта пролила воду на плиту. Вода зашипела, запузырилась, повалил дым. – О боже, что я наделала?

Эндрю быстро открыл заслонку.

– Боюсь, огонь потух.

Кашляя, Шарлотта распахнула окна, чтобы выпустить дым.

– Ах, Эндрю, прости, я ни на что не гожусь. Я самая неловкая хозяйка в мире. Ведь леди никогда не учили разводить огонь, готовить ужин, стелить постель. Прости, я такая беспомощная!

Эндрю, взяв чайник у нее из рук, поставил его на остывшую плиту.

– Сядь, Шарлотта. Посиди хоть минутку, прошу тебя. Не нужно сейчас ничего делать. Завтра я куплю новых слуг.

– Но, Эндрю… Стоит мне к ним привыкнуть, как они убегают.

Раванель сел на скамейку верхом.

– Поговорим о слугах позже. Я хочу кое в чем признаться.

Радость Шарлотты обратилась в тревогу. Она медленно села.

– Когда Джулиет сегодня вернется домой, она принесет новость о… о… новом скандале.

– Скандале? Эндрю, милый, ты ведь только что приехал. У тебя и времени не было его устроить!

– Мы с Розмари…

Губы Шарлотты сжались.

– Нет, Эндрю. Только не с Розмари. Ее брак – да, не то, что она хотела, но она не может причинить мне боль! Не… не… снова!

Эндрю прижал руку к сердцу.

– Я безумец, Шарлотта. Остался с Розмари наедине в ее доме. И меня совершенно не заботила ее – и твоя – репутация. Однако, клянусь Богом, между нами ничего не было.

Шарлотта обмякла. Облизнула пересохшие губы.

– Розмари всегда была симпатичней меня. Она всем нравилась, даже в детстве. Эндрю, я знаю, ты никогда не был со мной откровенен. Не лги мне сейчас. Прошу тебя…

Эндрю попытался взглядом заверить ее.

– Мне было бы особенно тяжело, если бы ты изменил мне с Розмари. Такую измену я не переживу.

Он взял податливую руку жены.

– Шарлотта, любимая. Честное слово, я не изменял.

Шарлотта с минуту вглядывалась в лицо мужа, прежде чем встать, и отодвинула чайник подальше.

– Ну, тогда другое дело.

– Розмари…

Она прижала пальцы к его губам.

– Тсс!.. Я верю тебе. Всегда верила. Знаешь, Эндрю, по-моему, я ношу под сердцем сына, твоего сына. Пожалуйста, спустись в чулан, откроем шампанское. У нас так давно не было повода для праздника.

Как Эндрю и предсказывал, Джулиет Раванель уже знала, что ее брат провел два часа наедине с Розмари Хейнз. Глаза сплетницы, донесшие эту новость, сверкали от злорадного удовольствия, когда она выпалила:

– Дорогая, да разве успели бы Эндрю с Розмари что-то сделать за такое короткое время?

Можно представить, что раздули из этого происшествия чарльстонские острословы.