Текст книги "Ретт Батлер"

Глава 15
Укромное местечко

Фруктовые деревья в саду тетушки Питтипэт отливали розовым, в их ветвях порхали голубые ирены. После весенней поры дороги подсохли, и федеральные войска неумолимо двигались на юг, чтобы сокрушить Конфедерацию, а майор Эшли Уилкс был в рядах обтрепанной армии, которой предстояло отразить удар.

Питтипэт, Мелани и Скарлетт, не сговариваясь, поодиночке молились за Эшли, первым делом после пробуждения и в последнюю очередь перед сном.

29 апреля 77 тысяч пехоты и 3 тысячи кавалерии федеральных войск под предводительством генерала Джозефа Хукера по прозвищу Драчливый Джо перебрались через реку Раппаханнок по пяти понтонным мостам.

Их встречала сорокатысячная армия генерала Ли, укрывшаяся в густом непролазном лесу близ Чанселорсвилля[29]29
  Место сражения 2–4 мая 1863 г., в котором успешные маневры южан обеспечили им победу.


[Закрыть].

Драчливый Джо хвалился:

– Я одолею Ли, где ни пожелаю!

Спустя шесть дней кровопролитных боев Авраам Линкольн с мертвенно-бледным лицом узнал о поражении армии Хукера.

– Боже, боже мой, – прошептал президент, – что скажет народ? Что?

В середине мая кто-то постучался в дверь дома тетушки Питти. Мелани в это время была на кухне, складывая очистки от яблок-кислиц в чашку, а дядюшка Питер пошел открывать.

Скарлетт сидела за столом, помешивая овсяную кашу, которая, по ее мнению, «и лошадям не по вкусу».

Дядюшка Питер, просунув голову в дверь, сообщил:

– Мистер Тарлтон в гостиной, мисс.

– Тарлтон? – ахнула Скарлетт. – Какой Тарлтон?

В гостиной сидел широко улыбающийся военный в офицерском мундире федеральных войск, перекрашенном в серый цвет и поставленном на службу в войска Конфедерации.

– А, Брент Тарлтон! – улыбнулась Скарлетт молодому человеку, одному из самых пылких ее бывших поклонников. – Господи, какая приятная встреча!

– Мисс Скарлетт! – Молодой человек порывисто опустился на колено. – Выходите за меня замуж!

Скарлетт, подхватив шутку, ответила в том же духе.

– Сэр, – воскликнула она театрально, – разве вы не помолвлены с моей дорогой сестрой Кэрин?

– К черту Кэрин! – Брент жестом отправил сестру Скарлетт в мусорную кучу. Его большие глаза светились счастьем. – Вы не вправе отказать мне еще раз, мисс Скарлетт!

Чересчур серьезное лицо молодого солдата дрогнуло, губы скривились, и он расхохотался. Скарлетт радостно подхватила смех.

Брент, отряхнув брюки, сказал:

– Милая Скарлетт! Неужели мы были когда-то столь молоды, столь безрассудны?

– Точно не помню. – Она с нежностью сжала его руки. – Брент, вы прелестный мальчик, я очень рада снова вас видеть. Как ваши братья?

– Ну, Бойд сейчас капитан, а мой нерадивый братец-близнец, Стюарт, был сержантом, пока наш лейтенант не задал ему взбучку. – Брент похлопал по нагрудному карману. – У меня письмо от рядового Стюарта Тарлтона мисс Индии Уилкс. Вот диковина – это первое письмо, которое Стюарт написал в своей жизни!.. Бойд сейчас в лазарете, а Том бездельничает в штабе генерала Юэлла. Мы нещадно его подкалываем.

– А Эшли? – нетерпеливо вставила Мелани.

– Ваш муж как огурчик, мэм. – Брент, запустив руку в карман, извлек пухлый пакет. – Майору Уилксу писать привычней, чем моему Стюарту.

Мелани, получив драгоценные письма, затрепетала, как от прикосновения мужа.

Бренту Тарлтону дали отпуск для весеннего посева.

– Может, и Эшли приедет? – вздохнула Мелани.

– Вряд ли, мэм. На мой взгляд, армия нуждается в майоре Уилксе больше, чем в Бренте Тарлтоне.

– Не позавтракаете с нами? – проглотив разочарование, предложила Мелани. – У нас только каша, но можно добавить кленовый сироп.

– Если не съедите, каша достанется лошади Питти, – сказала Скарлетт.

– Весьма признателен, мэм, но мне нужно добраться домой. Все думаю о мисс Кэрин.

У парадных ворот Брент пообещал, что отвезет ответные письма Мелани по возвращении в армию.

– Наши уверены, что вот-вот начнется наступление на север. Мы уже обратили федералов в бегство, а значит, скоро пойдем на их территории.

Помедлив, он добавил:

– Все говорят, что мы сможем разбить их.

– А если не сможете? – тихо спросила Мелани.

Брент Тарлтон снял шляпу и поскреб голову. Его улыбка вспыхнула, как у мальчишки, каким он и остался: пылким поклонником, бесшабашным наездником, парнем, который ничего не боится.

– Если не сможем, федералы не забудут, что мы пытались.

Как и предсказывал Брент Тарлтон, генерал Ли в июне переправился через Потомак в Пенсильванию. Одна из газет Атланты тут же разнесла весть: «Лиса проникла в курятник!»

В казино гостиницы «Нэшнл» Ретт Батлер во всеуслышание заявил:

– Вряд ли генерал Ли второй раз победит при Чанселорс-вилле.

В те дни капитана Батлера не пускали в Атланте ни в один порядочный дом; подруги Питтипэт бранили ее за то, что она принимает «этого непатриотичного перекупщика».

Когда решимость тетушки начала ослабевать, Мелани напомнила ей:

– Тетя Питти, разве капитан Батлер не был всегда добр к нам?

– Почему же, был, но…

– Тогда наш христианский долг – отвечать на доброту тем же. Милая тетя, если бы люди послушали капитана Батлера, война и не началась бы, и наш дорогой Чарльз был бы жив.

Мелани не знала, куда пропала сабля брата. После его смерти командующий частью Чарльза со словами соболезнования вернул саблю и дневник. В дневнике было только две записи: «Прибыл в гарнизон Фостер. Представлен Уэйду Хэмптону. Он просто титан!», и спустя два месяца: «Немного хвораю из-за непогоды. Надеюсь, что долго в лазарете не пробуду». Все это лежало в одной связке с дагерротипом, сделанным в день отъезда брата на войну. Мелани думала, что отдала вещи Скарлетт, но та сказала, что нет, Мелли ошибается. Тогда Мелли написала в Двенадцать Дубов; Джон Уилкс ответил, что вещи Чарльза у Питтипэт. Мелани, Скарлетт и малыш Уэйд отправились к Уилксам, и Скарлетт сказала Джону, что тот, должно быть, ошибся. Она точно помнит, что видела саблю Чарльза в Двенадцати Дубах.

В хорошо организованной жизни достаточно простого случая, чтобы одна нелепость, соединяясь с другой, выросла в большую беду.

Вот как получилось, что здравомыслящая Мелани Уилкс, случайно оказавшись в чулане, подслушала один разговор, о чем горько пожалела.

Как-то днем она во внезапном порыве открыла чулан под лестницей, где в детстве играла с Чарльзом, предположив (как потом выяснилось, верно), что вещи Чарльза могут оказаться там.

Чулан был узенький, с резко скошенным потолком и глубокий, на ширину лестницы. Поначалу здесь хранились дополнительные столешницы для больших приемов, ламповые стекла, зимние шторы, постельное и столовое белье, но тетушка Питтипэт не стала возражать, когда Мелани с Чарльзом превратили чуланчик в игровую комнатку. Жалюзи на двери пропускали внутрь слабый свет, и в этом укромном местечке дети больше всего любили укрываться, когда играли в прятки. По единодушному согласию соседских детей тот, кто сумел там спрятаться, становился невидимкой.

С мудростью, которую никто не ожидал, Питтипэт приняла этот магический принцип, и многие детские трагедии – незаслуженный упрек, пренебрежение лучшего друга, мучительный позор – переживались именно в этой комнатушке. Сколько детских слез было пролито здесь, сколько планов ужасной мести обдумано, сколько рыданий приняли эти стены!

И всегда тетушка Питти с дядей Питером поражались, когда ребенок выскакивал оттуда со следами слез на лице, но уже смеясь, вновь в хорошем настроении.

Как и все детское, чуланчик постепенно был предан забвению и многие годы пустовал, пока кто-то – Питтипэт, Питер или кухарка – не додумался хранить там вещи Чарльза, а его выросшая сестра как-то днем зашла и нагнулась за свертком, в котором легко угадывались очертания сабли в ножнах.

Дверь, качнувшись, захлопнулась, и Мелани медленно села на пол. Присутствие Чарльза ощущалось здесь столь сильно, что она чуть ли не слышала его голос снаружи, из гостиной, где Чарльз когда-то играл с сестрой в прятки. «Наша Мелли за диванчиком? Нет. Под столом? Нет. За занавесками? И не здесь. Куда же ушла сестренка Мелани?»

Но ушел именно Чарльз, а миссис Эшли Уилкс держит его вещи на коленях, поглаживая рукой, думая, как мало, как ничтожно мало остается от нас, когда мы уходим… Так она безутешно рыдала, пока не забылась сном.

Внезапно она очнулась, услышав, как Скарлетт зовет ее из гостиной.

Господи боже мой! Ну на что это похоже – заснуть под дверью чулана с саблей брата на коленях!

– Мелли! Питтипэт сегодня ужинает с миссис Мид. Ты дома, Мелли?

Сознание Мелани заметалось. Лучше дождаться, пока Скарлетт покинет комнату! Тогда можно будет выйти и привести себя в порядок.

– А, Скарлетт, вижу, вы дома.

Знакомый низкий голос. О господи, и капитан Батлер здесь!

Мелани понимала, что ведет себя глупо. Хватит! Сейчас она поднимется на ноги – какой же узкий чулан! – выйдет с саблей брата и скажет… О боже, что она скажет? Мелани Уилкс не могла поставить себя в такое нелепое, унизительное положение. Сейчас те двое уйдут. В хорошую погоду Ретт и Скарлетт всегда встречались на крыльце.

Снаружи доносились глухие удары и скрип передвигаемой тяжелой мебели.

– Что вы делаете, черт побери? – спросил Батлер.

– Ничего.

– За диванчиком на четвереньках? Ничего не делаете?

– Может, подсобите мне, Ретт Батлер, вместо того чтобы торчать тут как пень! Если хотите знать, я ищу саблю Чарльза. Куда-то ее сунула, а теперь Мелани она понадобилась, а я сказала, что у меня ее нет.

– А если найдете, скажете, что она просто «объявилась»? Скарлетт, я когда-нибудь укорял вас в честности?

– Ретт, помогите мне! Это всего лишь глупая сабля.

– Скарлетт, почему бы вам не сбросить траур и не убежать со мной в Новый Орлеан? Все равно Чарльза вы никогда не любили.

– Не будьте смешным.

– Голубушка, я единственный человек в мире, который вас понимает – и восхищается, когда вы злитесь.

– Вы забываете, что Новый Орлеан в руках федералов.

– Скарлетт, Скарлетт, деньги могут провести повсюду.

Мелани в своем убежище прижала руку ко рту. Не любила Чарльза? Как же так? Симпатичнее его во всем мире не было. Когда он смеялся, то лучился смехом. Пел пусть фальшиво, зато от всего сердца. А до речки несся так быстро, что Мелли на своих маленьких ножках едва поспевала. «Подожди, Чарльз! Подожди меня!»

– Новый Орлеан – самый космополитичный город в Америке. Вам там понравится.

– Капитан, вы мне льстите. Я не космополит.

Он расхохотался.

– Вы такая юная, дорогуша, но, бьюсь об заклад, космополитка бы из вас вышла замечательная. А если сабля Чарльза такая неприметная, почему бы не купить другую?

– Конечно неприметная. У Чарльза все было неприметное. Но сабля принадлежала его деду!

По щеке Мелани скатилась слеза. Зашуршало платье – это Ретт обнял Скарлетт, пробормотав:

– Надеюсь, вы никогда не будете отзываться столь жестоко обо мне.

– Зачем мне вообще о вас отзываться? Вы разве не военный перекупщик? Назвать семьи Атланты, где вас принимают, приличные семьи, которые «дома», когда вы наносите визит?

Он фыркнул.

– Может, плюнуть на сплетников?

– Не стоит, капитан Батлер. Вы выше мирской суеты. Только у нас, смертных, могут быть друзья, и большинство из нас зависит от мнения приличного общества. Уверена, что многим из нас даже рады в родительском доме!

Вновь зашуршало платье.

– О, спасибо, что выпустили, – сказала Скарлетт. – А то я начала опасаться за свое целомудрие.

– Миссис Гамильтон, вы опять себе льстите.

Послышались удаляющиеся шаги Ретта, сопровождаемые победным мурлыканьем Скарлетт. Когда Скарлетт наконец вышла из гостиной, Мелани Уилкс дала волю отчаянным рыданиям.

Глава 16
Сожженный район

Когда федеральный флот первый раз атаковал форт Самтер, жители Чарльстона наслаждались живописной победой южан. Разрывы снарядов из орудий патриотов вздымали мощные водяные фонтаны, которые топили федеральных броненосцев, как водяных жуков. Когда рядом с островом Моррис затонул «Кеокук», далгренские[30]30
  Далгрен Джон Э. (1809–1870) – конструктор пушек для вооружения американских ВМС. Первая 9-дюймовая пушка была разработана им в 1850 г. В следующем году появилась ее 11-дюймовая версия. Эти гладкоствольные орудия были сконструированы для обстрела снарядами деревянных судов, но оказались достаточно мощными, чтобы вести огонь массивными 170-фунтовыми цельными ядрами, наиболее эффективными против новых бронированных судов времен Гражданской войны. В 1862 г. Далгрен сконструировал 15– и 20-дюймовые пушки, которые были установлены на многих федеральных судах. Конфедераты захватывали много далгренских пушек и использовали их при обороне.


[Закрыть] пушки были спасены от уничтожения, а чарльстонцы радовались, что оружие врага можно обратить против него самого. В «Меркурии» писали, что город занял неприступную оборону: «Батарея Вагнера контролирует западное побережье, форт Моултри – восточное; а в устье залива форт Самтер отражает все попытки обстрела со стороны федеральных захватчиков!»

Военный комендант Чарльстона, генерал Пьер Борегар[31]31
  Борегар Пьер Густав Ту тан (1818–1893) – один из бригадных генералов Конфедерации.


[Закрыть], был настроен менее оптимистично и настаивал на эвакуации жителей. Несколько богачей, заколотив свои особняки, перебрались в глубь страны. Батлеры ничего не стали предпринимать, но Уорды удрали в Джорджию, где недалеко от Мэкона у кузена Фредерика была плантация.

Родня Хейнзов из Хэнгинг-Рок в Северной Каролине приглашала чарльстонских Хейнзов к себе, переждать, «пока не кончатся все эти неприятности».

– Я останусь здесь, – сказала Розмари Джону.

До сих пор все атаки федералов успешно отражались. В порту от верфи Эджерадо Правительственной стояло множество изящных «бегунов» – «Летучая мышь», «Кондор», «Венера», «Эдванс», «Вперед», «Энни», «Банши».

Но все изменилось в один момент. Третьего июля гордо поднятые головы южан начали клониться.

В жаркий дождливый полдень томящиеся горожане собрались в здании телеграфа на Кинг-стрит, где были вывешены списки убитых в бою под неведомым городком в Пенсильвании. Новости из Геттисберга были хуже некуда: потери составили семнадцать генералов и двадцать восемь тысяч солдат убитыми и ранеными.

Это было еще не все. Буквально на следующий день Чарльстон узнал, что осажденный гарнизон Виксбурга[32]32
  * * Виксбург – город на реке Миссисипи, расположенный между Мемфисом и Новым Орлеаном. В период Гражданской войны имел важное стратегическое значение. Осада хорошо укрепленного города войсками северян под командованием генерала Гранта началась 18 мая 1863 г., и 4 июля гарнизон конфедератов численностью 37 ООО солдат был вынужден капитулировать.


[Закрыть] сдался. Миссисипи попала в руки федералов, и Конфедерация оказалась разрезана на две части. В этот день жители города молились даже на улицах, не помещаясь в переполненных церквях Чарльстона.

10 июля на острове Моррис высадилась федеральная дивизия, и к ночи северяне оттеснили защитников Конфедерации к самой батарее Вагнера.

Грохали пушки, федеральные суда ходили вдоль береговой линии острова. Маленькая Мэг прижимала ладошки к ушам, сидя у себя в комнатке дома 46 по Чёрч-стрит.

Когда вечером вернулся отец, Мэг, посмотрев ему в лицо, разрыдалась.

– Сегодня убили сына Уильяма Стока Би, – сказал Джон Розмари. – Когда Уильям зашел ко мне в контору, старик едва мог вымолвить слово.

– Его единственный сын… Бедный, бедный старик.

– Сын Фредерика У орда тоже убит. Как я понимаю, Вилли Уорд пал смертью храбрых. «Храбрых!» – Джон поперхнулся на этом слове. – Если не считать батареи Вагнера, остров Моррис в руках федералов, и атака неизбежна. Тебе с Мэг я купил билеты в Хэнгинг-Рок.

– Я не поеду.

– Жена!

– Первый раз с января ты назвал меня этим почетным именем.

– Господи, Розмари!

Супруги беспомощно смотрели друг на друга. Ни один из них не сделал шаг навстречу, и момент был упущен.

Когда Джону Хейнзу передали, что Розмари провела несколько часов в их собственном доме с грязным соблазнителем Эндрю Раванелем, он совсем упал духом. Но он ни разу не осудил Розмари. Не считал себя вправе.

Розмари, со своей стороны, знала, что не скомпрометировала честь мужа. Тем не менее она соблазнилась, и это терзало почти так же сильно, как измена.

Невинная, но пристыженная, Розмари Хейнз отвечала на молчаливое осуждение мужа молчанием. С января они ни разу не заговорили легко и открыто.

Через неделю после высадки федералы открыли сильнейший огонь: даже в доме на Чёрч-стрит, 46, стоявшем далеко от моря, поднявшийся от разрывов ветер то и дело вздымал занавески. На исходе дня Розмари, несмотря на неотступную головную боль, вышла прогуляться по парку.

Над островом Моррис при каждом попадании снаряда серебристо-серым шлейфом взлетал песок. Форт Самтер был окутан дымом.

Стемнело. Светляками вспыхивали выстрелы из пушек. Туда-сюда шныряли канонерки конфедератов с ранеными и пополнением.

Горожане в Уайт-Пойнте молились, болтали или пили. После полуночи пушки перестали сверкать, и Самтер застыл черной молчаливой громадой. Половинка луны проступила сквозь желтые тучи дыма.

Одна из канонерок выпустила пар, и какой-то матрос пронзительно закричал:

– Мы их разбили. Наши ребята задали им жару. Федералы… некоторые… ниггеры.

Атака на батарею Вагнера закончилась неудачей. Утром, когда в город привели пленных федералов, сообщение того матроса подтвердилось. Солдаты, штурмовавшие батарею, оказались неграми из 54-го Массачусетского полка цветных.

Розмари все ждала, что Клео или Джошуа проговорятся о наверняка им известном: солдаты-негры атаковали белых южан и чуть не одолели их. Клео вела себя так, будто ничего плохого не случилось. Джошуа радовался, что федералам дали отпор.

– Не хочу, чтобы янки пришли в Чарльстон.

– Правда, Джошуа?

– Вы же знаете. Я при массе Хейнзе камердинером с малолетства.

Пленных негров держали в городской тюрьме, пока политики спорили, что с ними сделать. Некоторые законодатели, в том числе и Лэнгстон Батлер, хотели «вернуть негров в рабство, для которого они больше всего приспособлены». Генерал же Борегар предлагал обращаться с ними как с обычными военнопленными.

Федеральные броненосцы и береговые батареи продолжали обстреливать укрепления конфедератов.

На Чёрч-стрит муж и жена обменивались лишь самыми необходимыми репликами. Мэг притворялась, что все в порядке, и щебетала без умолку, хотя ее родители передвигались по дому молча. В один особенно мрачный вечер Мэг, расхрабрившись, предложила всем троим поиграть в игру. Когда эта идея умерла в зародыше, она сказала:

– Ну если нельзя поиграть, то давайте вместе споем!

Нервно хихикнув, девочка запела «Красивый синий флаг»[33]33
  «Красивый синий флаг» (другое название «Мы – отряд братьев») – песня-марш Конфедерации, написанная в 1861 г. Гарри Маккарти (текст) на музыку песни «Ирландская повозка».


[Закрыть], маршируя по комнате. Розмари подхватила ее на руки, и та ударилась в слезы.

В этот вечер ребенка укладывала Клео, утешая:

– Все хорошо, милая. Все хорошо. Все из-за этой проклятой войны.

Внизу Розмари говорила:

– Джон, не знаю, хватит ли у меня сил так дальше жить.

17 августа в 5 часов утра федералы открыли огонь по форту Самтер. Их артиллеристы работали посменно, по восемь часов. С каждым залпом на кирпичные стены Самтера обрушивалось полторы тонны железа. Вдобавок постреливали и федеральные броненосцы, дефилируя перед фортом. Одну за одной пушки форта срывало с опор, и к полудню Самтер превратился в груду обломков.

Чарльстонцы, рискнувшие в этот день выйти из своих домов, двигались с опаской, перебежками.

Большая часть федеральных батарей к наступлению темноты перестала стрелять, только одна пушка каждые пять минут всю ночь палила.

Утром Розмари с покрасневшими глазами спустилась вниз.

– Джон…

– Умоляю, не говори ничего.

– Джон, я должна уехать. Хотя бы на время.

– Розмари, пожалуйста…

– Мы с Мэг переселимся в гостиницу Миллса на несколько дней.

Джон закрыл лицо руками.

Розмари глубоко вздохнула.

– Я не изменяла тебе с Эндрю Раванелем.

Муж, казалось, не слышал ее.

– Об Эндрю снова пишут газеты. Чем хуже дела, тем ожесточеннее он бьется.

– Ничего дурного…

– Розмари, я понимаю, как женщина может быть очарована Эндрю…

– Ненавижу проклятые пушки! – оставив попытки объясниться, вымолвила она.

В этот день Клео упаковала вещи, и они поехали через сожженный район на окраину в гостиницу Миллса.

Военные спекулянты в ресторане гостиницы щеголяли новообретенным богатством. Цепочки от часов, одна толще другой, ярко сверкали золотом.

– Мэм, – один из них, не снимавший цилиндра и во время трапезы, приподнял его, обращаясь к Розмари, – Генри Харрис. Рад познакомиться. Насчет вашего брата, мэм. Просто восхищен! Его не проведешь! – Перекупщик потер переносицу и подмигнул. – Он с его ниггером Бонно – серьезные люди! Мэм, должен быть откровенен. Честность – мое слабое место. Мне нужно десять ящиков французского шампанского, а капитан Батлер всегда привозит лучшее. Мэм, если увидите вашего брата раньше меня, передайте, что Харрис примет любое предложение в пределах десяти процентов. Так и скажите ему.

– Мама, он говорит о дяде Ретте?

– Боюсь, что да, дорогая.

– Дядя Ретт – мой друг! – заявила девочка.

– Да, милая, конечно, – ответила мать. – Сэр, вы должны простить нас.

В номере на третьем этаже Розмари задернула шторы. В этот вечер пушки северян не палили, и город погрузился в благодатный покой. Клео отвела Мэг в меньшую спальню, чтобы раздеть, а Розмари в это время размышляла, что же она тут делает. Что с ней не так? Почему она не может полюбить хорошего человека?

Мэг рядом с кроваткой молилась за дядю Ретта, за Джошуа, за Клео, за дедушку и бабушку Батлеров и за всех солдат на войне. Молилась, чтобы не повторялась пальба, потому что она пугает Текумсе.

Мэг молилась:

– Пожалуйста, милый Бог, пусть мама, и папа, и я снова будем счастливы. Аминь.

Немного позже в дверь постучал швейцар, затем под дверь скользнула записка.

Рукой Джона Хейнза было написано: «На любых условиях, Розмари. Ты мне нужна».

Как же так? Неужели любви одного Джона хватит на двоих? Конечно нет! Разве способно женское сердце перемениться от преданности мужа! Розмари зажмурилась так крепко, что в глазах замелькали вспышки.

– О Господи, прошу Тебя… – взмолилась она. И, собравшись с силами, быстро сказала: – Клео, мне нужно ехать домой.

– Да, мисс. Сейчас велю привести Текумсе.

– Нет, я не могу ждать. Смотри за Мэг, Клео… – Розмари сжала темное лицо служанки ладонями, показавшимися совсем бледными, и посмотрела ей в глаза. – Возможно, я не вернусь сегодня.

– Да, мисс, – ответила служанка, не отводя взгляда. – Надеюсь.

На Митинг-стрит из кеба выскочил какой-то напуганный джентльмен.

– Чёрч-стрит, сорок шесть! Прошу вас! – торопила Розмари извозчика. – Пожалуйста, быстрее!

Когда муж открыл дверь, Розмари вгляделась в его лицо, будто знакомые черты и морщинки могли поведать нечто новое.

Когда Джон начал: «Любимая…», Розмари прижала палец к его губам и повела мужа наверх в свою спальню. Слов им было уже не нужно.

Мэг после ухода матери плакала так жалобно, что Клео перенесла ее, завернутую в одеяло, на пустую кровать Розмари.

– Все хорошо, дитятко. Твоя мамочка с твоим папой. А завтра они приедут за нами.

– Клео, мне страшно.

– Не бойся ничего. Пора спать.

Но маленькая Мэг никак не успокаивалась, и всякий раз, когда Клео почти клевала носом, девочка принималась что-то болтать или возиться. Наконец ребенок обвил ручонкой шею Клео, детское дыхание защекотало щеку служанки, и они вместе заснули.

Ужасный шум и всполохи заставили Клео резко подскочить.

– Все в порядке, милая, – сказала она по привычке.

Окна в комнате светились, словно раскаленные добела, и Клео прикрыла глаза. Мэг взвизгнула, зарыдала и вцепилась в служанку.

– Тише, тише. Ничего страшного.

Откинув одеяло, негритянка босиком, с девочкой на руках подбежала к окну. Дом напротив расплавленной лавой окутал огонь. Клео прижала руку ко рту.

Глухо простучали шаги мимо двери.

– Пожар! Пожар!

Люди сбегали в вестибюль.

– Проклятые янки обстреливают город!

Мэг закричала:

– Клео, мне здесь не нравится!

– Мне тоже, – отозвалась Клео. – Поедем домой. Мне нужна твоя помощь, дорогая. Отпусти мою шею и вставай на ножки, сейчас мы тебя оденем.

За дверью раздавался оглушительный топот, будто стадо животных обратилось в паническое бегство. Клео накинула на ребенка, вытянувшего вверх руки, платьице, ощупью нашла туфли – один рядом с кроватью, другой под бюро.

– Пожалуйста… – прошептала Мэг.

Клео, завернувшись в одеяло поверх сорочки, посадила ребенка на бедро.

– Обхвати меня руками и держись крепче, детка!

Потом побежала вниз по лестнице. В вестибюле гостиницы толпа полуодетых людей была охвачена паникой. Одни мчались в столовую, другие – в вестибюль. От недалеко пролетевшего снаряда здание задрожало, и перекупщики кинулись на пол, усеянный окурками и опрокинутыми плевательницами.

– Мама!.. – плакала Мэг.

– Милочка, я отвезу тебя к маме.

Они выбрались на улицу через кухню.

Конюхи разбежались, испуганные лошади в стойлах вставали на дыбы, ржали и брыкались. Глаза Текумсе вращались от ужаса, сверкая белками. Клео, набросив уздечку, взнуздала коня и вывела дрожащее животное на дорожку. Подсадив Мэг к нему на шею, вскарабкалась сама позади нее.

– Схватись за гриву Текумсе, деточка.

– Клео, я боюсь.

– Не бойся, дорогая! Мне нужно, чтобы ты не боялась!

Тонкий месяц скользил меж облаков над сожженным районом. Остовы зданий едва напоминали жилые дома и церкви, словно в насмешку над человеческими надеждами.

Руины протягивали длинные пальцы теней через улицу, пытаясь схватить женщину и ребенка.

Прямо над головой разорвался снаряд, и пламя устремилось к земле. Мэг завизжала, а Текумсе, закусив удила, бросился вперед.

– Тпру! Текумсе, стой сейчас же!

Клео со всей силой натянула поводья.

Плачущая девочка выпустила из рук гриву и соскользнула с шеи коня.

– Текумсе! – заорала Клео.

Она отпустила поводья, чтобы схватить Мэг. Текумсе шарахнулся в сторону, и ездоки полетели на брусчатку.

Не переводя дух, служанка принялась неистово похлопывать неподвижное тельце ребенка. С трудом приподнявшись на одно колено, Клео сглотнула горячую, густую кровь – она прокусила себе язык.

– Ты в порядке, милая? Ушиблась?

– Клео, мы когда-нибудь попадем домой? – захныкала Мэг.

– Скоро, как только стрелять перестанут. А, мы уже близко…

Среди разрушенных шпилей и стен Клео отыскала что-то знакомое.

– Смотри, детка. Вот старое церковное кладбище. А вот кладбище при Круглой церкви. Давай спрячемся пока там.

Джон и Розмари нашли их среди разбитых могильных плит. Тело Мэг было скрыто под телом Клео, которая до последнего вздоха старалась защитить ребенка от обстрела.

– О господи, – разрыдалась Розмари Хейнз. – Мне нельзя было оставлять ее!

Джон Хейнз прижал к сердцу свое единственное дитя.